Следующая ночь вновь застала нас у ворот завода, Кондрат, сидя на водительском месте и барабаня пальцами по рулю, детально рассказывал мне, как он ловко вчера вычислил наших преследователей. Я по ходу его рассказа ничего не спрашивал, не делал никаких замечаний, только повторял периодически: «Угу, угу», что вскоре выбило его из колеи повествования и Кондрат умолк, и я тоже молчал, досадуя на товарища, что всю прошлую ночь провел в какой-то канаве благодаря, конечно, в первую очередь тому мерзавцу, который за нами следил, а уже во вторую очередь несвоевременно вспыхнувшей похотливости Кондрата.

А следившим за нами мерзавцем, как выяснилось в ходе вчерашней ночной погони, на этот раз за самим преследователем, оказался опер уголовного розыска по кличке Банан, являвшийся до вчерашнего дня нашим общим приятелем. Впрочем, мы и раньше предполагали, что это именно Банан за нами следит – собирает на всякий случай компромат, собака ментовская, но чтобы так нагло, с преследованием на машине – такого прежде не было, или, во всяком случае, мы этого не замечали. А может, и это вернее всего, его кто-то попросил об этом – последить, а вот кто именно – теперь нам предстояло это выяснить. Одно лишь во всей этой истории согревало мою душу, вернее одна – Ольга, целовавшаяся со мной предыдущей ночью, и я уже не мог об этой ночи сожалеть, вспоминая ее мягкие, податливые, с горьковато-сладким привкусом губы…

Кондрат, который в конце своего повествования признался мне в том, что после того, как он увидел в кабине преследовавшего нас автомобиля мента Банана, счел свою миссию выполненной, свернул в одну из лесополос и там набросился на Милену, заставив девушку отдаваться ему всеми известными способами и во всех мыслимых позах, смотрел теперь на меня по-щенячьи вопросительно-преданно в надежде на прощение. И был, конечно, мною прощен, о чем я ему просигналил небрежным взмахом руки, – ну не мог же я, в самом деле, на своего друга из-за этой истории по-настоящему обижаться. Теперь я стал думать об этой самой Милене, об отношениях с которой Кондрат рассказывал все в мельчайших подробностях, и удивлялся. Конечно, бедная девочка осталась темной ночью наедине с этим монстром – что ей еще оставалось делать, как не исполнить все его желания и требования, уж я-то знаю его методы и подходы к женщинам, я и сам, надо признать, такой же, если не хуже.

– Послушай, – сказал я товарищу, прерывая его красочное повествование. – Если девчонки опять придут втроем, то на этот раз настанет твоя очередь развлекать двоих, а мне достаточно и одной.

– Я надеюсь, сегодня этой твоей девочки Олечки (в его тоне прозвучало эдакое снисходительное пренебрежение – сам Кондрат девственниц терпеть не мог) не будет, и мы отдохнем красиво, с полной самоотдачей, – самонадеянно заявил он.

– Ты хочешь сказать, что Милена после вчерашнего и сегодня придет? – откровенно удивился я.

– А куда она денется? – в свою очередь удивился Кондрат.

– И вообще, я думаю, что ей наше вчерашнее приключение понравилось.

На это его нахальное заявление у меня уж не было что, и сказать, однако, как это ни странно, Милена, как выяснилось впоследствии, действительно после всего между ними произошедшего вновь жаждала встречи с ним. (Мне было бы гораздо легче понять это, если бы целью этой новой встречи с Кондратом было ее острое желание отрезать ему яйца).