На следующий день после моего несостоявшегося увольнения, инициированного директором ресторана Александрой Семеновной, у меня, естественно, не было никакого желания работать, – сказалось напряжение вчерашнего дня, поэтому я повесил на обеих дверях бара таблички «санитарный день» и стал размышлять как это самое напряжение снять.

Сам ничего не решив, я позвонил Василию Ивановичу, у которого вчера одолжил пятьсот рублей, и объяснив свое состояние, пожаловался ему на жизнь, затем спросил как у старшего товарища совета, как следует выходить из подобного стресса. Василий находился на работе – он трудился в должности заместителя генерального директора в крупном сельхозобъединении, но вошел в мое положение, и сумев оторваться от всех своих важных дел, приехал в ресторан, чтобы вместе решить, как провести сегодняшний день, который, кстати, только начинался – было всего 10 утра.

Выпив по фужеру холодного шампанского и пораскинув мозгами, мы пришли к выводу, что для успокоения расшатавшихся нервов мне просто необходимо отправиться на речку, и посидеть там денек в спокойной обстановке, порыбачить, выпить и отдохнуть, причем Василий Иванович готов был пожертвовать для этой цели своим рабочим днем.(Не бросать же товарища в трудную минуту, сказал он). Ну а для того, чтобы нам не было скучно, решено было захватить с собой каких-нибудь дам. На том и порешили: Василий Иванович уладил свои дела, сделав несколько звонков по телефону и сообщив, кому следует о том, что он будет отсутствовать сегодня на работе, а, якобы, заниматься профсоюзными делами; у меня же никаких дел, подлежащих срочному решению, не было, поэтому, еле дождавшись, когда Василий Иванович освободится, я с воодушевлением (достойным, между нами говоря, лучшего применения) приступил к обсуждению деталей нашего проекта.

Река Прут, выбранная нами как самое подходящее место для отдыха, протекает в пяти километрах от нашего города, и служит, как известно, границей нашей Родины с дружеской Румынией.

Женский вопрос решился в считанные минуты: проделав по центральным улицам города скоростной пеший рейд, я почти сразу же набрел у одного из магазинов готовой женской одежды на двух бесцельно прогуливающихся там едва знакомых мне дамочек и, хотя прежде никаких отношений я с ними не имел, тут же пригласил их на пикник. Под моим нахальным напором им ничего другого не оставалось, как согласиться, и дамочки тут же отправились домой за купальниками, а я, испросив адрес, пообещал через полчаса их у дома подобрать. Одну из дамочек звали Надежда, она работала в центральной парикмахерской мужским мастером, и сегодня, к нашей радости, оказалась выходной. Это была довольно привлекательная черноволосая болгарочка 20 лет, давно уже, признаюсь, волновавшая меня своими откровенными обжигающими взглядами, бойким разговором и еле заметными усиками над верхней губой. Другая дамочка, подруга Надежды, Лилия, была не так привлекательна внешне, зато она слыла веселой и разбитной бабенкой, любительницей анекдотов, розыгрышей и недвусмысленных шуточек. Надежду, естественно, я определил в пассии себе; Лилию же планировал свести с Василием.

Василий тем временем «зарядил» багажник своего «жигуля» всем необходимым для пикника, и вскоре, подобрав девушек по указанному адресу, мы взяли курс на дорогу «Дружба».

Дорогой «Дружбы» у нас называется насыпная шоссейка, ведущая из города к пограничной заставе, далее она следует через мост, расположенный на нейтральной полосе, а затем – прямиком в Румынию. По обеим сторонам дороги растут тополя, посаженные здесь еще в конце пятидесятых, за эти годы уже хорошо набравшие в росте и кроне. Прежде эти земли из-за близости реки были сильно заболочены и назывались плавни, в них, кстати, водилось огромное множество рыбы и раков, хватавших для нужд всего города. Но несколько лет тому назад решением партийных органов плавни были высушены и приспособлены для овощеводства, и с тех пор почти каждый год, особенно после сильных дождей, природа пытается отвоевать свое, и эти места превращаются в непроходимые болота, из-за чего дорогу пришлось построить насыпной, метра на три выше уровня земли. Мне лично из-за такого громкого названия этой дороги – «Дружба», по наивности еще со школьных лет представлялось, что, как минимум, в какие-то праздничные дни, хотя бы, например, в день Победы, граница между дружескими странами открывается, с нашей стороны нарядные детки в пионерских галстуках встречают братских румынских товарищей хлебом-солью, ветераны при орденах и медалях приветствуют ветеранов братского социалистического государства, проводится совместный праздничный концерт, затем устраивается ярмарка со спортивным праздником, обе стороны с гордостью представляют и демонстрируют свои достижения и т. д. и т. п., но все это было, к сожалению, лишь плодом моей фантазии.

Прут, напомню – река пограничная, поэтому у заставы, главное здание которой расположено прямо у дороги, нашу машину встретили пограничники в зеленых фуражках и автоматами Калашникова в руках. Встретили, надо сказать, приветливо, отдали честь, при этом, завидев в машине молоденьких женщин, не по уставу заулыбались, но все же Василию для «нарушения» границы, хотя и с дружественной нам Румынией, пришлось связаться по телефону с дежурным по заставе для получения специального устного разрешения.

Местом отдыха «слуг народа» была ничейная полоса земли, расположенная между советской и румынской заставами, и начиналась непосредственно за КСП (контрольно-следовая полоса), поэтому доступ сюда обычным людям был попросту закрыт, – в этих местах отдыхала только строго регламентированная элита. Мы себя к элите не причисляли – не знаю как Василий Иванович, я-то уж точно нет, – но границу порой нарушали – ну очень хотелось иногда отдохнуть в этом веками не тронутом оазисе девственной природы, и, что не менее важно, здесь-то уж точно за тобой не мог уследить чей-нибудь посторонний недоброжелательный глаз.

Итак, дежурный по заставе дал добро на нарушение границы, и уже через несколько минут, проехав пару сотен метров вдоль речки, мы нашли подходящее место для отдыха, расположившись не у самой реки, а у одного из ее обводных каналов, где места отдыха были гораздо более удобные. В считанные минуты мы выгрузили припасы и вскоре у воды весело и уютно потрескивал костерок, который мы собирались использовать для приготовления ухи, и, если рыбалка окажется удачной, рыбных шашлыков. Девчонки поначалу стеснялись раздеться до купальников, то и дело замечая поблизости от себя наших замаскированных пограничников с одной стороны, и румынских – с другой, но, вскоре, после выпитой водочки – для сугрева – и затем парочки стаканов шампанского – для «полировки» – расслабились и разделись; ну а мы с Василием отдыхали в этих местах не в первый раз и поэтому никого не стеснялись.

Здешние каналы будто специально приспособлены для отдыха: глубина воды в них достигает 130–160 см, изредка – до двух метров, дно – очень удобное, ровное и мягкое, выстланное словно ковром мягкими водорослями, вода – достаточно чистая, а непуганая рыба, водившаяся здесь в изобилии – карп, сом, короп, щука то и дело в самой непосредственной близости от человека нахально шлепала по воде хвостом, пуская по поверхности круги.

Этим небольшим отрезком земли, где мы сейчас находились – примерно в сотню шагов протяженностью, – владел Василий. Владел, конечно, неофициально, ведь в нашей стране нет частной собственности на землю. Таких участков, относившихся к нашему городу и району, было всего пять – Шесть, не больше, и уже по одному лишь этому признаку можно было предположить, что Василий был в районе человеком достаточно уважаемым, из числа избранных.

Первым делом я для тонуса голышом искупался в одном из каналов (в этих местах река расходится на несколько каналов – естественных и искусственных), а потом, не вылезая из воды, принялся «рыбачить» – обходить вентиря, которые были стационарно поставлены в этих тихих заводях и крепились к торчащим из воды шестам.

В вентирях – удлиненных сетках типа садка, сужающихся к концу, периодически застревали бестолковые рыбы: войти внутрь ловушки им удавалось, а вот выбраться наружу задним ходом рыбы не умели или не догадывались. Я засунул руку в один из вентирей, нащупал сильное скользкое тело и несколькими секундами позже вытащил на свет божий сопротивляющуюся рыбину килограмма на полтора-два весом и длиной более полуметра, – ею оказалась щука. Лишившись родной стихии, рыбина перестала шевелиться, замерла в моей руке, подчиняясь своей участи. Я поднял ее над головой и закричал Василию и девчонкам с гордостью и восторгом в голосе:

– Смотрите, вы, че я тут поймал!

Все повернули головы в мою сторону, а в это самое время щука с неожиданной силой дернулась, вывернулась из моей руки и, шлепнувшись в воду у самого моего носа, ушла в глубину.

Василий и девушки весело рассмеялись, а я растерянно смотрел то на свою руку, то на то место, куда ушла рыба – казалось, я еще ощущаю в своей руке ее скользкую прохладу, лицо от удара по воде хвостом покрылось каплями брызг, а щуки уж и след простыл. После этого я стал «рыбачить» внимательнее и осторожнее и, обойдя десятка два ловушек, выбросил на берег поближе к огню с дюжину крупных рыбин, которыми сразу же стал заниматься Василий. Затем я позвал Надю с собой, и мы с ней, переплыв узкий канал, углубились в дремучие девственные заросли, где, казалось, еще не ступала нога человека – тут природа сохранялась нетронутой, так как считалась заповедной, и могла так же выглядеть, наверное, и пятьсот, и тысячу лет тому назад. Кстати, именно в этих местах так любил охотиться в бытность свою местным царем, то есть, извиняюсь, Первым секретарем ЦК Молдавии, наш любимый Л.И.Брежнев, истребляя из ружья кабанов, уток и всякую другую живность, которая и поныне в изобилии водится в этом чудесном оазисе природы.

Нам с Надюшей повезло: пока темпераментная болгарочка стонала и охала, распятая мною на крошечном пятачке суши, покрытом густой бирюзового цвета травой в окружении сухих кустарников, ни один кабан не приблизился к нам хотя бы даже из любопытства. (хотя, очень возможно, что подобные картины им уже попросту приелись). Василий тем временем, я был просто уверен в этом, оставшись наедине с Лилией, тоже зря времени не терял, а обучал ее правильно исполнять минет – он очень полюблял эту разновидность секса и считал себя в этом деле хорошим учителем.

Не знаю, когда только Василий все успевал – развлекаться с Лилией и готовить еду, но когда мы с Наденькой вернулись, нам было предложено накрывать на стол: уха, аппетитно булькающая на треноге, установленной над костром, была практически готова. Наденька нарезала помидоры с огурцами, делая салат, я разлил по стаканам водку, а Лилия уже подавала каждому алюминиевую миску с наваристой, исходящей дразнящим запахом ухой.

Солнышко медленно, словно нехотя перевалило за полдень и взяло курс на запад, в Румынию, когда мы, изрядно выпив и наевшись ухи, а напоследок еще и запеченной в фольге рыбы, развалились в счастливой неге на упругой травке. Казалось, ничто в этом райском уголке не могло потревожить покой – наш и границы – как вдруг откуда-то послышался звук сирены «скорой помощи», – не иначе, как кто-то из отдыхавших неподалеку от нас в ней нуждался. Стоит заметить, что мы расположились по правую сторону от заставы, а машина «скорой», приблизившись к заставе – теперь ее было видно с места нашего базирования, – свернула налево, и звук стал удаляться, а затем и вовсе пропал. Странно было слышать в этих заповедных безлюдных местах эти сугубо городские звуки, кому «скорая» могла здесь понадобиться: ведь кроме нас в этих местах и людей-то не было – не считать же за таковых солдат-пограничников.