К отправлению автобуса я едва успел, однако, пока бежал, не чувствовал под собой дороги: мне казалось, что я вот-вот полечу – такая в организме была легкость. Зато, войдя в автобус и заняв свое место в заднем ряду между двух бабушек в платочках с многочисленными баулами в руках, я устроился в кресле поудобнее и сразу провалился в сон, проспав шесть часов кряду, то есть до самого прибытия в Затоку. И все это время мне снились прекрасные голые девушки с мотками колючей проволоки на лобках вместо волос, которые шли нестройной группой и несли на подносе мой сморщенный, с кровавыми полосками на нем «перчик», а я бежал вслед за ними и умолял вернуть его мне, хотя бы таким, какой есть. Я, было, уже почти уговорил их, когда в последний момент кто-то помешал мне, грубо оттолкнув от девушек ударом в плечо.

В полнейшем расстройстве я открыл глаза и увидел водителя, который тряс меня за плечо со словами: «Станция Затока, парень! Тебе здесь выходить».

Я выскочил из автобуса, полностью еще не отойдя ото сна и, сжимая в руках сумку, заторопился к туалету. Пока я писал, то вниз, на свое потрепанное «достоинство» старался не смотреть, – жалко, да и страшновато было.

Как ни странно, но товарищ мой, Серега, который должен был встретить меня в Затоке, и обычно путающий часы, когда мы должны встретиться, а порой даже дни, находился на этот раз на месте, у входа в автовокзал, причем он сразу разглядел меня в толпе и окликнул. Я подошел и обнял своего товарища, он был слегка перевозбужден и не в меру разговорчив, из чего я сделал вывод, что он был к этому моменту уже в приличном подпитии.

За полчаса мы с ним добрались до места, оставили вещи в комнате, затем вышли на улицу, и Сергей, показывая мне лагерь, где нам предстояло провести недели полторы, стал рассказывать, как хорошо в этих местах отдыхается и с какими замечательными и общительными людьми он здесь уже повстречался и познакомился. А еще примерно через полчаса наступило обеденное время и мы отправились в столовую нашего лагеря, где расположились за отдельным столиком и стали ожидать официантку.

Почему за отдельным столиком, спросите вы? И я вам отвечу.

Да потому что за два предыдущих дня Серега, оказывается, уже успел сдружиться на почве пьянки с заведующим столовой Иваном, оказавшимся нашим соседом по домику, живущим во второй его половине.

Время, повторяю, было обеденное: по огромному помещению столовой туда и сюда сновали не менее десяти молоденьких девушек в симпатичных белых с бахромой фартушках и с подносами в руках, – одна была симпатичнее другой; все они, как объяснил мне Серега, считались практикантками, так как только что закончили кишиневское торговое училище. Ваня подошел к нашему столику не один, он привел с собой официантку – юную девушку, блондиночку, немного пухленькую, но с лицом чистым и хорошеньким как у ангелочка.

– Эта девушка будет вас обслуживать персонально, – заявил он, после того как Серега меня с ним познакомил, – прошу ее любить и жаловать.

И он ушел, легко шлепнув девушку чуть пониже спины, от чего та вмиг зарделась румянцем.

– Не волнуйтесь, – сказал я девушке, с удовольствием оглядывая ее ладную фигурку, – мы будем и любить вас, и жаловать, а в конце, не сомневайтесь, вы получите зачет по практике. Вот только скажите нам прежде, как вас зовут?

– Меня зовут Таня, – ответила девушка, скромно прикрыв глаза красивыми длинными ресницами. Эти ее столь невинные слова отозвались в моем паху короткой, острой болью.