Ничего толком из Мишкиной затеи не вышло. Я, как дурак, приперся к нему в гости, пропустив ради этого «Кабачок «Тринадцать стульев», а попал на физико-философский диспут, который завели Николай Николаевич и отец Мишки. Они расположились на кухне, отчаянно курили, отгоняя сигаретный дым в открытую форточку, и пили чай с лимоном.
Мишкин отец втянул гостя в очередной спор, затевать которые он непревзойденный мастер и любитель. Он и с нами не гнушался поспорить, невзирая на возраст и образование. Хотя и называл нас «плетнями», мол, любим тень на плетень наводить. Интересный человек Мишкин отец – с бородкой, в очках и неизменном свитере крупной вязки, который таскал, не снимая ни зимой, ни летом. Занимался альпинизмом и обещал взять на Памир, когда станем студентами. На гитаре бренчал и постоянно ездил на слеты клубов самодеятельной песни.
– Основополагающая идея современной физики, – вещал Мишкин отец, поблескивая очками, – под которой мы подразумеваем квантовую механику, релятивистскую теорию, сводится к тому, что человек важен. Во времена Ньютона мир казался всего лишь идеально сделанными часами, которые созданы богом, им заведены и тикают, невзирая на то – есть человек в природе или его нет.
– Продолжайте-продолжайте, – кивнул Николай Николаевич.
– Так вот, если уж физика вопиет: проблема человека – краеугольная проблема науки, и неважно, как мы человека туда протаскиваем, – в виде наблюдателя или антропного принципа, то почему в политике должно быть иначе?
– Ну… насколько мне известно, Мюнхенский акт Лиги Наций наши руководители подписали. А одним из его положений предусмотрено…
– Ах, оставьте! Вы видели лица наших… наших… Да разве их сравнить с лицами западных руководителей? Один Чемберлен чего стоит, хоть и лорд! Нет, что ни говори, а демократия имеет много преимуществ. И неважно – капитализм, социализм.
– А время? – спросил Николай Николаевич. – Что вы думаете о времени? Оно требует наблюдателя?
Мишка ткнул меня в бок локтем – слушай, мол, внимательно.
– Время всего лишь физическая величина, – сказал Мишкин отец. – Субстанция загадочная и непостижимая. Строго говоря, как определил старик Эйнштейн, никакого времени нет, а есть единое пространство-время.
– А что вы думаете о возможности путешествий по времени?
– Малонаучная фантастика, – вынес вердикт Мишкин отец. – В противном случае можно было изменять прошлое, а это привело бы физическую картину мира ко множеству неустранимых парадоксов.
– Почему не представить, что и время каким-то образом зависит от человека?
– Что вы имеете в виду?
– Еще древние греки разделяли время на хронос и кайрос. Хронос – это то время, на фоне которого и происходят все физические события, природные процессы. Собственно, его учитывает современная физика в своих уравнениях. Кайрос… гм, его, скорее всего, можно назвать временем человека. Оно течет совершенно по иным законам, нежели хронос.
– А, вы про субъективное время! – махнул рукой Мишкин отец. – Вот только не надо протаскивать в физическую картину мира еще и субъективность, а то мы до многого дойдем.
В общем, в тот вечер мы с Мишкой больше ничего толком не разузнали. Спор Мишкиного отца и Николая Николаевича ушел в такие дебри физики и математики, куда нам хода не было.
– Что ты думаешь про этот самый кайрос? – спросил Мишка, но я, погруженный в печальные мысли, только пожал плечами.