Доходы и льготы

Вопрос о доходах и льготах депутатов более всего беспокоит граждан, которым важнее не эффективность работы их представителей, а повод, чтобы этих представителей заклеймить. Уверен, сколько бы ни получали депутаты, это совершенно не скажется на оценках их статуса. «Зажрались», — в любом случае скажет почти избиратель, если завести с ним разговор о депутатской зарплате. Собственно, при этом можно размер зарплаты даже не называть. Увидеть депутата в рубище и просящим подаяние — одна из сладостных фантазий простого народа, столь ярко отраженная в «Двенадцати стульях» Ильфом и Петровым. Киса Воробьянинов — истинный идеал депутата Государственной Думы в простонародном представлении. От этой карикатуры отойти возможно, только обойдя «скользкую тему» о зарплатах. Но я все же рискну ее не обходить, рискну вновь навлечь на себя множество поношений, которые однажды уже мне довелось прочесть при обсуждении данной темы в сети Интернет.

Итак, многие интересуются, не слишком ли дорого России обходятся депутаты, получающие зарплаты на уровне министров? Я утверждаю, что дорого обходятся коррумпированные чиновники, казнокрады и изменники. К размеру жалования и сумме всех выплат из казны на содержание депутата это не имеет отношения. Коррупция стократ дороже, чем расходы на депутата. Уверен, что за настоящего, без подделок народного представителя ответственные граждане вполне должны согласиться выплачивать из бюджета в сто раз больше, чем сейчас.

То же касается и чиновника. Но, вот странность, общественное внимание чиновника практически не замечает. Зато соблазн обвинить депутата, что он сидит на шее народа, велик. Депутатов много, они все время на виду. А чиновный люд как-то в телекамеру не лезет, хотя его больше в тысячи раз. Депутатов всех уровней на окладе несколько тысяч, а чиновников в РФ — полтора миллиона только тех, кто имеет звание госслужащего. Еще есть два миллиона правоохранителей, муниципальных чиновников и т. д. Кажется, что чиновники, вроде как, делом занимаются, а депутаты только болтают. Так кажется недалеким людям. Они забывают, что у нас страна, где чиновники уже могут выбирать власть без остального населения — настолько их много, настолько они богаты и настолько легко оперируют законом, превращая его в «административный ресурс». Фактически, гражданин может найти союзников только среди депутатов, которых он же избирает. Выходит же, что избирать гражданин предпочитает своих врагов — марионеток чиновного люда. А потому, совершенно по справедливости, начинает их ненавидеть. Большинству в голову не приходит мысль об абсурде такого выбора. Зачем же выбирать во власть своих заведомых врагов?

Посмотрим на доходы депутата, получаемые им из окошечка кассы. Это примерно 80-100 тыс. рублей в месяц (таковы были выплаты в 2004–2007 гг.) Ровным счетом это соответствует госдоходу, положенному федеральному министру. Много, кто спорит! Но все познается в сравнении. Дума и депутаты находятся в Москве. Среднемосковский доход времен Думы четвертого созыва — 30 тыс. рублей. Его получали около 3 млн. жителей столицы. Если депутат живет в семье, где есть дети и доход супруга невелик, то все его «богатство» нивелируется моментально. Представим себе семью с двумя детьми, депутат с зарплатой в 100 тыс. и еще 30 тыс. средней зарплаты от супруга. Итого на четверых 130 тыс. — по 32,5 тыс. на нос. Практически средний доход.

В тот же период 10 % москвичей получали средний доход в 130 тыс. рублей и выше. Они жили заметно лучше, чем семьи депутатов (тех депутатов, кто «жил на одну зарплату»)· Так что проблема депутатов не в том, что они «зажрались», а в том, что их доходы зачастую совершенно не связаны с их работой в качестве народных представителей, да и само представительство, по сути дела, ликвидировано. Самая большая проблема не в размерах дохода депутата, а в том, что это жалование дармовое — вне зависимости от результатов деятельности и уровня профессионализма.

По закону зарплата депутата равна зарплате министра. Но трудно представить себе министра, живущего на эту зарплату. Министры входят в имущественную элиту, а депутаты (если живут на зарплату) — нет.

Какая на самом деле зарплата у тех, кто держит в руках рычаги власти, можно понять по размерам ставок топ-менеджеров корпораций. Не важно, государственных или частных. Разницы при олигархическом режиме здесь нет никакой.

В Думе я попытался выяснить, не слишком ли дорого России обходится менеджмент РАО «ЕЭС» во главе с А.Чубайсом. Как ни странно, протокольное поручение на этот счет было принято Думой, и соответствующее письмо направлено в Минэкономиразвития, которое запросило корпорацию. Три с половиной месяца ходили письма по инстанциям, пока не пришел наглый ответ из РАО:

«Федеральный закон от 20 февраля 1995 г. N 24-ФЗ «Об информации, информатизации и защите информации» относит персональные данные о физическом лице к категории конфиденциальной информации и запрещает использование и распространение информации о частной жизни физического лица, а равно информации, нарушающей личную тайну физического лица, без его согласия, кроме как на основании судебного решения (п. 1 ст. 11).

Кроме того, п. З ст.11 этого Федерального закона указывает, что юридические и физические лица, в соответствии со своими полномочиями владеющие информацией о гражданах, получающие и использующие ее, несут ответственность в соответствии с законодательством Российской Федерации за нарушение режима защиты, обработки и порядка использования этой информации.

Трудовой кодекс Российской Федерации определяет обязанности работодателя по защите персональных данных о работнике и запрещает работодателю сообщать персональные данные работника третьей стороне без письменного согласия работника. При этом статья 88 предусматривает следующие исключения из данного требования Трудового кодекса: когда это необходимо в целях предупреждения угрозы жизни и здоровью работника, а также в случаях, установленных федеральным законом.

Действующие федеральные законы не предусматривают обязанности работодателя, кроме как в рамках исполнения обязанностей налогового агента и при взаимодействии с органами следствия и дознания, раскрывать какие-либо сведения о работнике.

Поскольку Комитет по энергетике, транспорту и связи Государственной Думы Федерального Собрания Российской Федерации не является налоговым органом и/или органом следствия и дознания, ОАО РАО «ЕЭС России» не вправе предоставить ему информацию о размере заработной платы членов Совета директоров и Правления ОАО РАО «ЕЭС России».

В упомянутом обращении выражена также просьба предоставить информацию о стоимости акций, передаваемых членам Совета директоров и Правления ОАО РАО «ЕЭС России» и руководству региональных энергетических предприятий, являющихся дочерними и зависимыми структурами.

По этому вопросу информирую, что передача каким-либо работникам акций каких-либо предприятий действующим законодательством Российской Федерации, другими нормативными правовыми актами, локальными правовыми актами и решениями органов управления не предусмотрена.

Член Правления

П.С. Смирнов 26.07.2005

Данный ответ мог бы стать отправной точкой для уголовного расследования. Поскольку расчеты показывали падение производительности труда (в сравнении с советским периодом) в электроэнергетике вдове. Примерно во столько же раз в системе РАО увеличились затраты на содержание управленческого аппарата. Последний раздел письма вообще замечателен. Законом не предусмотрено, но письмом не отрицается, что акции тем или иным путем могли использоваться в целях поощрения менеджмента.

Три года спустя были обнародованы данные о зарплатах в госкорпорациях. Глава госкорпорации получал базовую ставку в 400 тыс. рублей (на тот момент зарплата депутата ГД установлена в 150 тыс. рублей). Различные надбавки позволяли доводить зарплату почти до 2 млн. рублей ежемесячно. Но и это не предел. Как показывают декларации о доходах членов правительства (они публикуются ежегодно), доход в несколько сотен миллионов рублей в год для этой категории лиц не является уникальным. Мои осторожные предположения, что Чубайс получает никак не меньше миллиона рублей в месяц, были посрамлены. Публикация официальных доходов от занимаемой должности руководства «Газпрома» и Сбербанка показали цифры 7 млн долларов и 5 млн долларов соответственно. Не будет преувеличением сказать, что топ-менеджмент олигархии получает никак не меньше миллиона рублей в день. Депутаты парламента в качестве обслуживающего персонала олигархии получали официальный доход от своего депутатства многократно меньше. В 2008 году оказалось, что российский парламент — самый богатый в мире. В нем «партия власти» угнездила почти дюжину долларовых миллиардеров.

По моим прикидкам, около половины депутатов, с которыми вместе мне довелось заседать в Думе 2003–2007, имела побочные доходы, заметно превышающие депутатское жалование. Некоторые торговали своими полномочиями — брали деньги за депутатские запросы и выступления с протокольными поручениями. Все это действия противозаконные, коррупционные. Дополнительно они были подкреплены некоей «стипендией», о существовании которой в правящей фракции мне довелось слышать от ее же депутатов. (Об этом мне говорили со скрытой ненавистью к хозяевам, от которых никак не отделаться: «Они нас за проституток держат».) Эта «стипендия» удваивает доход депутата и привязывает его материально к своему думскому «начальству». Кто голосует «не так», рискует потерять «стипендию», а кто от «стипендии» отказывается, тот теряет доверие и подлежит изгнанию из фракции (чаще уходит сам). Мне известен только один депутат, отказавшийся получать «стипендию» — Борис Виноградов, который потом пришел в «Родину» и сыграл там достаточно весомую роль.

Мне довелось узнать «тариф» на коррупционные услуги. Справка, как мне было сказано, составлена в редакции одной из известных газет. Самые малые цифры — за запросы и протокольные поручения. Примерно 2–3 тыс. долларов за штуку. (Мои друзья, узнав о таких цифрах, шутили, что своими запросами я принес пользу обществу в миллионы долларов.) Стоимость принятого закона — в десятки раз больше, а особенно доходного для некоторых бизнесменов — в сотни раз. Промежуточные, менее масштабные варианты — рабочие группы, специальные лоббистские слушания и т. п. Все имеет свою цену. Правящая фракция, образовавшаяся за счет всего лишь трети голосов избирателей, а также за счет массированного применения «административного ресурса», превратила Думу в рассадник коррупции.

Перейдем к льготам для депутатов.

Для депутата предусмотрена льготная покупка путевки в летний санаторий или в санатории выходных дней. За смешные деньги. Скидка предусмотрена также для жены и детей до 14 лет. Без такой льготы за свою зарплату депутат вряд ли стал бы покупать столь дорогие путевки. Стоимость трехнедельного отдыха на одного человека за полную цену примерно равна месячному доходу.

Мне довелось за четыре года трижды отдохнуть по льготным путевкам: в Сочи, в Дагомысе, в Самаре. В первом случае условия были сносные, во втором случае мы жили скорее в сарае (такое напрашивается сравнение), в третьем случае условия были хорошие. Сравнивая эти условия с по-настоящему шикарными отелями (мне довелось побывать в таковых во время кратких конференций в Ялте, в Севастополе и в Сони), можно уверенно сказать, что льготы депутатов в сравнении с возможностями олигархии и даже руководителей малого бизнеса просто смехотворны. Старые, советского периода «цековские» заведения обветшали, персонал обнищал или разбежался. Именно поэтому во время своего отдыха я почти не встречал своих коллег в этих «льготных» заведениях. Поскольку большинство депутатов имело доходы, намного превосходящие депутатское жалование, они отдыхали где-то в других местах. Время отпусков очень сжато, путевки не блещут разнообразием. Казалось бы, депутаты должны друг другу на ноги наступать. Нет, этого не наблюдалось. Государственная льгота нужна только тем депутатам, чьи доходы минимальны. А потому она вполне оправдана. Никаких выдающихся условий для отдыха депутатам не создано. Завидовать тут совершенно нечему. Если бы не льгота, депутат за половину цены предложенной путевки провел бы тот же срок на средиземноморском курорте.

Есть депутатская льгота — заказ служебной машины по Москве и Московской области. Но, ежели у депутата собственная машина с водителем, зачем ему эта льгота? Этой льготой пользуются, опять же, те, кому невмочь содержать дорогую машину с водителем. Поскольку таковых оказывается немного, то Дума все время сокращала объемы этой «льготы» — до той степени, когда машину депутат может ждать очень долго или ему предложат перезвонить в диспетчерскую через какое-то время. Четвертый созыв Госдумы обслуживал «президентский гараж» — раздолбанные «Волги», на которых по столице рулили совершенно замечательные водители. Накануне завершения полномочий четвертой Думы руководство решило сменить «конюшню». Около Думы выстроились новенькие иномарки с водителями, которые в большинстве своем Москвы не знали, а иногда и за рулем машины сидели неуверенно (как на грех, руководство решило, что возить депутатов будут на автомобилях с автоматическими коробками передач). Зато частная фирма, связанная с большими чиновниками, получила выгодный заказ.

Думские машины как будто специально предназначены для грабежа госбюджета. Они заказывались Думой из Управления делами Президента РФ по расценкам 3000 рублей за час. При этом любая поездка депутата — это движение в бесконечных московских пробках. Водителю надо добраться до депутата, отвезти его, потом снова прибыть на исходную позицию. Бюджетные средства буквально вылетали в выхлопную трубу.

Думские водители в большинстве своем — философы за рулем. Они же — источники различной информации. Слово за слово рассказывают о депутатах всякое. Самое распространенное — о хамстве. Шпана Жириновского этим отмечена более всего. Отношение к водителю как к рабу — вплоть до погоняющих тычков в спину. Бесстыдная брань, пьяная болтовня, поездки «к девочкам» и т. д. Таков быт холуев олигархии. Даже не слишком интеллигентные шоферюги относились к нему с нескрываемым отвращением.

С некоторых пор на служебной машине почему-то стали позволять возить жен, детей, родственников депутатов. Ранее считалось, что думская машина может ехать, только когда в ней сидит депутат. Вероятно, в «партии власти» решили, что этого мало. Депутат сажал в машину свою родню, называл маршрут и расписывался за исполнение заказа. Или же по телефону объявлял, где эту родню надо забрать, и расписывался уже на конечной точке маршрута. Потом даже и встречать-провожать никого не надо было. Лишь бы в бумажке была проставлена какая-то закорючка. Мне было стыдно пользоваться подобными «услугами» за счет государства, и я не позволял себе такой роскоши. Но в «партии власти» этим не стеснялись.

Интересно, что в Думе четвертого созыва персональные машины были закреплены за думским руководством — спикеры, вице-спикера, председатели фракций («Мерседесы»), председатели комитетов («Ауди»), а также за депутатами-женщинами («Волги»), Очевидное неравенство не только по половому признаку. При декларации равенства депутатов в парламенте образуется начальство с особыми привилегиями, которые публично не оглашаются. Можно лишь сказать, что думское начальство обеспечено громадными кабинетами, а депутаты ютятся в кабинетах-клетушках, где не развернуться. Собственно, депутатам просто предлагается не работать, а «дежурить» — когда требует начальство, приходить в зал заседаний и нажимать кнопки для голосования — как скажут.

О думской столовой ходят легенды. Считается, что там-то как раз и реализуют чревоугодники львиную долю своих льгот. Между тем, это совершенно обычная столовая. Меню в советском духе. Цены льготные, но не символические.

Обед в 150–200 рублей по тем временам. Льгота скорее в том, что депутатам заказанные блюда привозят на тележке официантки. Простые смертные этажом выше таскают блюда от раздачи к столикам на подносах. Правда, помощники и гости депутатов без препятствий могут обедать в депутатской столовой. Никакой особой льготности. Тем более, что при напряженной работе пообедать удается разве что раз или два в неделю.

Думское начальство пыталось оживить поглощение пищи музыкальным сопровождением. В дни думских заседаний за роялем какая-то молодая дама наигрывала попурри из разных модных песенок. И почему-то соглашалась на заказ исполнять что-нибудь политическое. Например, мелодии коммунистических шлягеров 70-80-х годов. Это не способствовало пищеварению, но и скандалить было как-то не с руки. Но когда какой-то думский бесстыдник заказал сыграть блатную «Мурку», это уже было слишком. Мой протест по этому поводу бурно мусолили все массовые издания. С тех пор музыкальное сопровождение было вполне нейтральным. Пианистку (весьма, надо сказать, посредственного уровня) грозились уволить, но не уволили.

Депутату положена льгота привилегированного лечения — в президентской поликлинике (у Думы своей ПОЛИКЛИНИКИ нет, и вообще ничего своего нет). Замечательно большое помещение на улице Сивцев Вражек. В коридорах можно запутаться. В начале депутатского срока я решил исследовать это заведение — пройти диспансеризацию, посмотреть, с каким здоровьем я прихожу в парламент, чтобы сравнить с тем, что будет через четыре года. Милейшие врачи — вежливые и аккуратные. Хорошая техника. Все замечательно. И здоровье замечательное.

Подозрения, что не все в порядке, возникли у меня при проверке остроты зрения. Я знал, что на одном глазу у меня падение зрения сильнее. Это очевидно при чтении различных надписей на расстоянии. На большом и сложном аппарате мне намерили, что падение зрения больше на другом глазу. Я указал на несоответствие. Мне не поверили. При прохождении хирурга пожаловался на травму колена, которая долго не проходит. Сделали рентген. Травматолог покрутил колено во все стороны. В чем проблема? А Бог его знает! Как лечить? Ну, помазать чем-нибудь. Третий эпизод был на отдыхе в правительственном санатории, где мне намерили, что с кровью не все в порядке. Кровь «слишком красная» — один из параметров зашкаливал. Спрашиваю: отчего? Неизвестно. Может быть с рождения? Но у меня явно не с рождения. Перемерили — опять проблема. И чем это грозит? Не знают. Надо ли лечить и как? Никак. Не знают. Проблема рассосалась сама собой. В общем, с элитной медициной явно что-то не в порядке. В конце концов, уже после окончания думских полномочий, я обнаружил, что мне еще и зубы лечили неправильно — так, что все пломбы пришлось переделывать с большими потерями природного материала. Лучше бы избавить народных представителей от таких льгот.

Большое значение для некоторых депутатов имеет льгота бесплатных переездов по стране. Один уникум использовал эту льготу, чтобы каждые выходные навещать сочинские пляжи. Кто не работал в Думе повседневно, вполне мог совершать экскурсии по городам и весям. Мне было крайне хлопотно куда-то ездить, бросив дела, привязывающие к письменному столу, телефону, компьютеру, людям, которые потоком шли в мой кабинет. Даже краткая поездка приводила к тому, что рабочий стол переполнялся непрочитанной корреспонденцией.

Единственная дальняя поездка за государственный счет, которую я себе позволил — на родину, в Амурскую область, где я не бывал с детства. Мы вместе с депутатом Борисом Алексеевичем Виноградовым проехали по самой глухой глубинке, проведя множество встреч, посмотрев в глаза избирателям, которые готовы были рвать на части любого представителя власти. Нас спасло только то, что мы были от фракции «Родина». Эта поездка оправдалась нашими усилиями в помощь людям: из резервного фонда Президента РФ нам удалось выбить средства на ряд неотложных мероприятий, на которые у местной власти денег не было — ремонт крыши школы, выделение средств на нищую больницу. Также мы «напрягли» (хотя и не решили) вопросы по ряду недостроев медучреждений, по невыплатам зарплат, по нелепицам с энерготарифами, которые заставляли жителей платить втридорога, обслуживая при этом крупнейшие электростанции.

Одна из дурных думских традиций — застолья. Они всюду и по любым поводам. Казалось бы, день рождения — праздник семейный. Нет, любой думский начальник должен использовать служебные помещения, чтобы употчевать своих коллег и ближний аппарат. Большая часть этих пиршеств — неформальная. Но думские помещения очень часто отдаются под гулянки вполне официально. Думская столовая быстро трансформируется в банкетный зал. Там то и дело проводят фуршеты для иностранных дипломатов. (Мне особенно забавно было наблюдать, как мелкая думская шушера тщилась развлечь африканских послов.) Есть также банкетный зал «Гжель», где приемы с возлияниями шли беспрерывно. При всем моем нежелании в таковых участвовать, раза три-четыре в этом зале мне пришлось побывать. Странно, что работа парламента может сочетаться с работой банкетного зала. Получается, что в одних помещениях трудятся в поте лица, а в других развлекаются. В вечернее время в Думе можно повстречать очень пьяных людей.

В выходные и праздники в Думе царит гулкая пустота. Аппарат не работает, а депутаты имеют право пройти в свой кабинет. Мне порой очень хорошо работалось в пустой Думе — кромешная тишина. Кажется, что государство исчезло. Самое время для революций — выходные. Власть либо в мертвецки пьяном виде, либо на пляже, но точно не у руля.

Ну и еще одна льгота — право депутата после завершения своих полномочий вернуться на прежнее место работы или на равноценное. Эта льгота применяется, как выяснилось, только «для своих». Партия власти бережет для своих холопов тепленькие места, если вдруг не получится в очередной раз стать депутатом. Мне еще в 1993 году довелось это прочувствовать, когда решением Ельцина депутатов в одночасье вынесли из Моссовета. Штамп в трудовой книжке о расформировании органа власти — и все. Даже положенного выходного пособия мне получить не удалось. С окончанием полномочий депутата Госдумы в 2007 году я тоже не получил ничего, кроме записи в труовую. На госслужбе меня никто не ждал, прежнее место работы за четыре года исчезло. Закон? Закон не для меня. Дважды я направлял письма в Администрацию Президента с просьбой решить вопрос моего трудоустройства в соответствии с законом. Оба раза письмо пересылалось в московское правительство. В первый раз московские власти предложили мне в общем порядке обратиться на биржу труда. Второй раз мне ответили из юруправ-ления, что мне стоит обращаться с Госдуму. Этого я делать уже не стал. Понятно, что мой случай — вне принятых правил.

Переписка заняла у меня два года. Плюс три безуспешные попытки трудоустройства при поддержке Дмитрия Рогозина. В дополнение к этому — почти тотальная блокада в СМИ (за это время на ТВ-передачи меня приглашали 7–8 раз, и каждый раз что-то срывалось). Нетрудно догадаться о «черных списках» и «стоп-листах», заведенных как раз теми, от кого я требовал соблюдения закона. И даже на свободолюбивом радиоканале «Радио Свобода» журналисту, который то и дело приглашал меня в эфир, было строго-настрого сказано: «этого фашиста не пускать». Только в мае 2010 года я впервые за три года блокады попал на запись политического ток-шоу. Закон не для нас. При чужой власти он не может быть для нас.

Так что льготы и зарплаты — пустяки. Безнаказанно перечить антинародной власти еще никому не удавалось. И никакие льготы не покрывают последствий косвенных репрессий.

 

Лишь бы депутат не работал

Чем лично располагает депутат? Кабинет в Думе — это пенал три шага в ширину и семь в длину. Предполагается, что штатных помощников по Думе у депутата два. Но в кабинете лишь два рабочих места — депутата и одного помощника. Второй помощник должен либо все время быть на ногах и бегать по этажам, либо сидеть в коридоре на диванчике. Мне довелось быть заместителем председателя Комитета, что означало небольшую прибавку по площади — еще полкабинета. Вот там и удалось создать рабочее место для второго помощника, без которого наша работа была бы сильно затруднена.

Статус заместителя председателя комитета очень смешной. В некоторых комитетах, куда депутаты не рвутся, зампредов больше, чем рядовых депутатов. «Единая Россия» при распределении портфелей в IV Думе решила забрать себе все посты председателей Комитетов. Но этого показалось мало. Ввели пост первого заместителя председателя Комитета. Это был настоящий заместитель, который какими-то полномочиями обладал в отсутствие председателя. «Единая Россия» и эти посты забрала себе, выделив прочим фракциям квоту по две единицы первых зампредов. Чтобы оппозиция не скопилась в каких-то привлекательных для нее комитетах, ЕР предоставила другим фракциям квоту — по одному зампреду в каждом комитете. Но чтобы вдруг зампредов от оппозиции не оказалось больше, чем от ЕР, в каждом комитете для себя ЕР выделили не по одному зампредскому портфелю, а по два. Потом еще возникли всякие «подкомитеты», а также комиссии Думы по отдельным вопросам (по Беслану, например). А еще группы по межпарламентским связям, в которых также были собственные председатели — все из ЕР. В итоге Дума оказалась переполненной начальством. Кругом — одни начальники. Простой депутат без дополнительных регалий — это уникальный экземпляр. Скорее всего, такой депутат просто в Думе не появлялся весь срок ее существования. Не могу сказать, сколько таких было, но с десяток-другой наберется.

Депутат в своей работе совершенно одинок. В общефракционных делах ему помогает аппарат фракции. Чтобы в самом приблизительном виде понимать, какие проекты протаскивают через Думу. В Комитете никакой помощи. Аппарат Комитета работает только на председателя. В лучшем случае председатель расписывает членам комитета какие-то информационные материалы. Никакой аналитики ни по профилю работы, ни по текущим законодательным инициативам, ни по положению в стране. Вообще ничего. В электронной базе — некоторые подборки публикаций в массовой прессе. Иногда депутата могут проинформировать, что в каких изданиях мелькнула его фамилия и через электронную почту прислать копии публикаций.

В Думе нет ни одной структуры, которая помогала бы депутату превращать свои законотворческие идеи в юридически проработанный текст. За пределами Думы нет никакой возможности получить консультации. Наука на Думу не работает. Получить экспертизу, отзыв, рекомендации можно только от энтузиастов, но не от госучреждений. Рассчитывать можно только на помощников. Все остальные только и ждут, чтобы депутат запутался в юридических вопросах. И тогда думская бюрократия с удовольствием пишет отрицательные заключения, цепляясь к мелочам. Хотя голосование законопроекта в первом чтении предполагает оценку только концепции, все доводы бюрократии только о частностях. Во второе чтение никакая концепция, если она не одобрена «сверху», не проходит. Но против концепции никто и не выступает. Достаточно, чтобы в отзыве правительства и комитета была написана какая-нибудь чушь, пусть даже вообще не имеющая отношения к концепции законопроекта. Но этого уже достаточно, чтобы бюрократия провела процедуру отклонения проекта.

Депутат обязан, прежде всего, работать над законами. Но если он будет занят только этим, жизнь народа перестанет быть для него понятной. Знаю, что депутаты не очень-то мечтали работать с письмами граждан. Разбирать каракули или запутанные жалобы горячих энтузиастов не находилось. Мне довелось. достаточно долгое время разгребать завал писем, которые приходили во фракцию. Мне было стыдно, что большинство из них требовали ответа давным-давно. Но во фракции нет ни штатов, способных давать ответы оперативно, ни депутатов, способных освоить множество проблем. Я не захотел просто подмахивать стандартные ответы-отписки с благодарностью за обращение и обещанием непременно учесть содержание письма в работе. Попытался создать систему направления в исполнительные и правоохранительные органы — в зависимости от содержания письма. Но через какое-то время при всей организации и стандартизации я опустил руки и объявил, что больше не могу этим заниматься.

Мне хватало и того, что приходило на мой рабочий стол помимо фракции. Здесь я старался отрабатывать все, что возможно. Вот, например, что проходило мо моим перепискам: множество жалоб на действия милиции и неправовые решения судов; жалобы на проблемы с гражданством у тех, кто давно имеет право на получение российского паспорта; воззвания от малого и среднего предпринимательства с просьбой управы на распоясавшихся чиновников. Тематические переписки: по Архангельской области — незаконная сдача под порубку огромных лесных пространств, по Нижегородской области — политические репрессии против оппозиции и удушение малого предпринимательства, Амурская область — разруха в школах и больницах, по Подмосковью — захваты земли и незаконное строительство, местный чиновничий рэкет против предпринимателей, по Ставрополю и Ростову — коррупция чиновников и этническая преступность, по Карелии (Кондопога, Олонец, Петрозаводск), Коми (Сыктывкар) и Питеру — подавление гражданского сопротивления граждан беспределу этнобандитов, по Москве, где чиновники совершенно обнаглели, — море проблем…

И на все это вместе с законодательными делами, техническими задачами, делопроизводством и прочее, у депутата лишь два помощника по работе в Думе и три помощника в регионах (если удается подобрать действительно работающих людей, а не халтурщиков). Зарплаты — смешные. И еще добровольные помощники — около 30 человек, у которых лишь «корочки» помощника. Это труд на энтузиазме. Все зависит от того, удалось ли помощнику найти опору в регионе — добиться понимания в администрации, подключить общественные объединения граждан. И тогда работа по конкретным запросам депутата приносит реальную пользу гражданам.

Три штатных помощника в регионах закреплены за депутатом фракцией, чтобы он мог открыть приемные и работать по нуждам граждан — по одной приемной на фракцию в каждом регионе. Это по закону. А на практике региональные чиновники плевать хотели на закон. Мне довелось добиться предоставления помещения под приемную в Ульяновске. В подвале обладминистрации. С табличкой «Бельевая» в подсобном помещении. Без оборудования, с жалкой мебелью. То есть, «на тебе Боже, что нам негоже». Устыдить губернатора, как оказалось, просто невозможно. Для него представления о статусе депутата и достоинстве народного представительства оказались совершенно не интересны. Ну а в Москве мне сказали, что не стоит и пытаться получить помещение для приема граждан помощником. Потому что Лужков всем таким ходатаям дает от ворот поворот: мол, у вас в Думе кабинет есть, там и принимайте. Мэр Москвы всегда ненавидел народное представительство и ничуть не жалел о своем активном участии в расстреле парламента в 1993 году. В Москве с тех пор никакого народного представительства не было — только фикция.

И снова о «думском пенале». Трудно представить себе более неудобное помещение. В нем любая мебель перегораживает проход. Здесь вентиляция только общая. НГак в голову взбредет какому-то техническому сотруднику, так он и настроит интенсивность кондиционирования воздуха во всем здании. Бывает, нагоняли жуткий холод, и я пару раз получал жестокую простуду. Или устраивали жару и духоту до полной невозможности трудиться.

При получении рабочего помещения меня удивил фантастический ажиотаж вокруг вопроса «кому и как сидеть». Пока я скромно ждал, когда Дума утвердит составы комитетов, происходили незримые гонки за кабинетами. Когда я обратился в Управление делами, оказалось, что практически все помещения уже распределены. Фракция «Родина» с самого начала была пасынком у думской бюрократии. В результате все мы были разбросаны по разным зданиям и этажам и получили помещения вдали как от зала заседаний фракции, так и от комитетов, в которых намеревались работать. Я оказался отделенным от своего комитета семью этажами, а зал заседаний фракции и вовсе был в соседнем здании.

Приобретя статус зампреда Комитета по делам СНГ и связям с соотечественниками, согласно регламентным нормам, прописанным в думских инструкциях, я получил право на некоторое улучшение «жилищных условий». Но оказалось, что зампредские помещения все разобраны. И мне пришлось въехать в «пенал», где сидеть удобно вдвоем, а втроем почти невозможно. И только через полгода мы добились, чтобы нам выделили еще одно рабочее место. Для этого нам пришлось пережить переезд в другое крыло здания и форменный разгром кабинета.

Думская бюрократия была щепетильна во всем, кроме статуса депутата. В наше рабочее помещение, специально поставное на охранную сигнализацию, вломились ранним утром, когда там никого не было. Мы застали полный разгром. Мебель разбирали настолько грубо, что потом рабочий стол пришлось схватывать металлическими уголками. При виде этого разгрома я подумал: уж не снимают ли они в мое отсутствие прослушки? Ведь не было никакой необходимости так торопиться с переездом, не подождав хозяев кабинета какой-то час, и приводить все хаос. Не говоря уже о том, что при таком переезде кто-то из нанятых в Думу проныр утащил из моего рабочего стола — смешно сказать! — депутатский значок.

Два рабочих места — это два компьютера. Плюс маленький телевизор, холодильник и кофеварка. Телефоны — два обычных, один — спецсвязи, один — правительственной связи (два последних мне практически были без надобности — ни мне по ним не звонили, ни я не звонил). Комната оказывается опутанной проводами. Без компьютера в парламентской деятельности можно быть только бездельником. Но на два рабочих места полагался только один компьютер. Второй — переносной ноутбук. Такой старинной модели, что порой работа с ним превращалась в муку. К концу депутатского срока он и вовсе сдох. Все попытки технических служб его реанимировать не привели к успеху. Стационарный компьютер заменили современной моделью только где-то к середине моих депутатских полномочий. То же с принтером. То же с факсом. Кроме того, работу второго помощника надо как-то обеспечить. Но ему не положено было персонального компьютера. Только телефон. Пришлось покупать компьютер за свой счет. Сгоряча чиновники поставили его на техническое обслуживание в думском аппарате. Но когда речь пошла, чтобы снабдить компьютер общими для Думы программными продуктами, бюрократия наотрез отказалась это делать. Спасибо, что хотя бы выход в интернет с этого компьютера согласились оставить.

Дума на моих глазах перешла на безбумажную систему работы с законопроектами. Казалось бы, это очень хорошо. Но в результате депутаты в большинстве своем перестали знакомиться с документами, по которым проходило голосование. Конечно, пересмотреть груду бумаги в сотни страниц ежедневно не было никакой возможности. Поэтому законопроекты просматривались в каждой фракции группами экспертов и обсуждались на фракционных заседаниях исключительно конспективно и чрезвычайно стремительно. Смысловой выжимки для того, чтобы понять суть предложений инициаторов законопроектов, в думском аппарате никто не делал. Это приходилось делать специалистам аппарата фракции и депутатам, которым профиль конкретного законопроекта был профессионально близок. Иногда голосование в Думе шло по документам, которые были депутатам в принципе недоступными (скажем, доклад Комиссии по Беслану). Или же принятые документы исчезали из думской электронной сети, а в бумажном виде не раздавались (например, одно из заявлений о положении в Абхазии).

Большая часть официальных депутатских обращений уходила через аппараты комитетов, откуда они забирались фельдъегерской связью. Но все, что не требовало депутатского бланка, проходило иным путем. Депутату была положена бесплатная рассылка корреспонденции через думскую почту. Ограничений не было, пока на почте не обнаружили, что работают почти исключительно на фракцию ЛДПР. Думское начальство забеспокоилось. За государственный счет жириновцы рассылали многотысячные тиражи своей партийной литературы, груды поздравительных писем и телеграмм. Чтобы все это остановить или ввести хоть какие-то ограничения, установили норму на депутата. Мне так и не довелось узнать какую. Потому что мои почтовые аппетиты были очень скромны — десяток-другой брошюр или книг в год по запросам ученых, интересующихся моей работой.

В Думе существует странная традиция поздравлять всех со всем. Работает конвейер рассылки открыток. Десятки незнакомых людей обязательно поздравят депутата с днем рождения, с Новым Годом, с Рождеством, с Днем российской Армии. Телеграммы и открытки приходят из кремлевской администрации, от руководства Думы, от множества депутатов, которых ты и в лицо-то не вспомнишь. Я этими глупостями никогда не занимался, а открытки, проскользнув взглядом, провожал в мусорное ведро. Удивительно было, на какую ерунду люди тратят свои усилия.

Работающему депутату зачастую нужно размножать достаточно объемные документы. Скажем, рассылая в несколько адресов письменные обращения с большими приложениями. Дума пожирала в множительных машинах 60 млн. листов бумаги в год, а помочь депутату размножить материал было некому. Груды макулатуры для «регламентных мероприятий» размножались, но то, что нужно депутату, мог размножать только и без того загруженный работой помощник. Мне и самому, бывало, приходилось не раз по часу стоять у множительной машины.

Моими помощниками были очень квалифицированные и работоспособные специалисты. Я их приглашал на работу не для того, чтобы кофе разливать. Поэтому стремился не занимать их техническими вопросами. И все же технические вопросы думская бюрократия упорно сваливала на нашу крошечную творческую группу. Такое впечатление, что чиновники старались всеми силами усложнять нам именно техническую работу. Чтобы мы были отвлечены от работы, которую должны делать по закону.

С думской бюрократией я столкнулся сразу же, как только разместился в думском кабинете (между моментом избрания и обретением рабочего места прошел месяц). При оформлении помощника мы взяли обычный бланк трудового договора, отсканировали его и впечатали нужные данные на компьютере. «Что же, я должна его сверять?» — возмутилась чиновница, принимавшая бумаги. Ей было удобнее, чтобы кто-то от руки втискивал буковки в многочисленные и тесные графы. Ничего сверять ни в напечатанном тексте, ни во вписанном от руки, конечно же, никто и не собирался. Проблема была лишь в форме. Все договоры должны были выглядеть одинаково, чтобы не беспокоить взор начальства.

Кроме того, в договоре заставили изменить дату, с которой отсчитывается работа в Госдуме. Странно, выборы состоялись 7 декабря, официальное оглашение данных 19 декабря. 19 декабря я уволился с прежнего места работы, но зачислен как депутат в Думу только с 22 декабря — то есть, с первого рабочего дня. С той же даты оформлялись и договоры с помощниками. Получается, что фактический момент наделения народного избранника полномочиями бюрократия самопроизвольно сдвигает на две недели и один день. Полная нелепица! И в результате нам пришлось переоформлять все документы, где значилась дата.

Второй пример того же типа. Предоставленный нам кабинет можно было вскрыть, только сорвав печать и нарушив дежурную сигнализацию. Депутат со своим статусом становится менее боязливым. Если ключи от кабинета вручены, то на бумажку с печатью обращать внимание было бы смешно. Но через полчаса нас навестила служба охраны. Поскольку с административными службами мои действия по срыванию бумажки не согласованы, человек в фуражке обиделся и предупредил, чтобы в следующий раз (то есть, когда на сигнал они не придут) мы не жаловались. Как будто мы каким-то образом виноваты в ситуации! Потом, когда мы покидали кабинет и позвонили в охрану, чтобы поставить помещения на сигнализацию, нам сказали, что придется писать заявление коменданту, чтобы порядок охраны помещения был организован. Сигнализация была включена только из милости и в виде исключения. Опять возникала бумажная проблема. Причем в стандартной ситуации, которая при нормальном управлении зданием должна была решаться за секунды и без всяких бумаг.

Любопытно, что при нашем вселении в кабинете оказались полностью отключены телефоны. Замечательно! Так они выкуривали прежних обитателей? Но почему же не подготовились к прибытию новых? Приходилось снова и снова писать заявки. И весь период полномочий внутридумская жизнь проходила через писание множества бумаг. Безбумажное общение с чиновниками здесь не прижилось. Где оно было нужно, оно отсутствовало, а где было введено, оказалось бесполезным.

Для помощников депутатов с 2006 года были введены классные чины государственной службы. До того считалось, что они занимались каким-то частным делом. Чин был установлен на уровне прапорщика. Разумеется, к концу своих полномочий я попытался добиться повышения чина своих помощников в соответствии с их квалификацией и работой в Думе все четыре года. Мне было в письменном виде отказано: мол, срок с 2006 года прошел незначительный, а раньше срока в два года можно повышать классность только за особые заслуги. Хорошо, я перечислил заслуги — научные работы, участие в написании законопроектов, поощрения за все годы. Все равно нельзя. Бюрократия стояла насмерть. Она стремилась, чтобы помощниками у депутатов были секретарши, ответственные за чайный столик — не более того. И это стремление было успешным. По моим наблюдениям, действительно квалифицированных помощников в Думе служило очень немного.

Зарубежные поездки для депутатов правящих фракций превращались в еще одну льготу. Парламентский туризм процветал. Точно понять, насколько он масштабен, невозможно. Мне довелось за счет Думы выехать за рубеж лишь однажды. В Индию пригласили на научную конференцию. Я подготовил доклад, слайды к нему и выступил. Из двух дней пребывания в Индии на это ушло полтора дня. Полдня — на музеи Дели, которые пришлось пробежать почти бегом. Мои же спутники из правящей партии затратили это время не на участие в конференции, а на многочасовую поездку к Тадж-Махалу. А в один из вечеров депутат от фракции «Единая Россия» умудрилась втянуть нас в поездку к какому-то гуру, который был не менее карикатурен, чем ползающие у его ног вполне цивилизованные «россияне» с депутатским статусом. Примечательно, что делегаты из Думы задавали одетому как покойник восточному мудрецу вопросы вроде: уйдет или не уйдет Путин с поста президента? Мне все это было любопытно, с точки зрения исследования человеческих типов. Но любопытство перемежалось с чувством стыда за своих парламентских коллег.

Попытался, было, я поехать в Сербию в статусе депутата. Приглашала Сербская радикальная партия, имевшая крупнейшую фракцию в сербском парламенте. Международная конференция должна была обсудить произвол со стороны Гаагского трибунала, превратившегося в репрессивный орган против сербских патриотов. Все расходы — за счет приглашающих. Мне лишь нужно было, чтобы этот визит стал официальным, а не частной поездкой. Для этого мне должны были выписать командировку. Грызлов мою служебную записку отправил председателю Комитета по международным делам. Тот выдал письменное заключение: приглашение не парламентское, поэтому командировка должна происходить за счет партийных средств. Я подумал, читая пису-лю: «Он что, идиот? В приглашении написано, что все — за счет приглашающей партии!» Пришлось ехать без статуса. Прием был отменный, на конференции я выступил с докладом. Разумеется, мы также встречались с депутатами СРП в парламенте. На встрече присутствовали посольские чины от России. Никому в Сербии не пришло на ум оспаривать мой официальный статус. Все было официально. Только дубинноголовая думская бюрократия не способна была исполнять свои обязанности. Зарубежные поездки она рассматривала исключительно как форму туризма. Поэтому мои запросы ей было не понять.

Что в данном случае мы имеем привилегию для избранных, доказывает бессменный председатель думского международного комитета, столько раз позоривший Россию. Выступая в роли замсекретаря президиума генсовета по международным и межпартийным связям «Единой России» он объявил, что партийный элемент должен содержаться в контактах премьера Путина (по совместительству — беспартийного лидера партии!) с партнерами России, поскольку это повсеместная практика: «разделить государственную и партийную составляющую в работе Меркель, Саркози или Берлускони невозможно» (Ведомости, 21–05.2008). Я могу понять это только так: правящая партия не делает различия между своим и государственным карманом, а статус оппозиции в парламенте к государственной власти не может иметь никакого отношения. В законе о статусе депутата сказано иначе, но разве стоит «партии власти» обращать внимание на такие пустяки?

Один из вариантов парламентского туризма — присутствие на всякого рода выборах за рубежом. Официальные или полуофициальные наблюдатели на выборах не столько наблюдают, сколько приятно проводят время. Мне довелось выехать на выборы лишь однажды — в Приднестровье. Не за счет Думы, поскольку официально Дума поддерживать отношения с Приднестровьем не хотела. За счет спонсоров из Администрации Президента и местных заинтересованных лиц. В этой поездке мы были вместе с депутатом из фракции ЛДПР В.Е.Чуровым, который через короткое время стал председателем Центральной избирательной комиссии РФ. Он, вероятно, практиковался, предвкушая скорое назначение. И мы с ним на пару обошли и объехали полтора десятка избирательных участков в Тирасполе и ближайших к нему населенных пунктах. Голосование там было как в советские времена — праздником. По итогам работы мы приняли участие в пресс-конференции, где объявили о полной законности выборов. Попутные мероприятия этой поездки — застольные беседы с руководством Приднестровья, дегустация вина в одном из монастырей, осмотр уникального стадиона. Мои коллеги, вероятно, очень устали от выборов, но все же остались в Тирасполе еще на день, чтобы вкусить прелестей продукции коньячного завода. Мне же подвернулась оказия отправиться домой в обществе президента Приднестровья Игоря Смирнова, и я предпочел коньяку добрый разговор.

Работая в комитете по делам СНГ и связям с соотечественниками, я как-то обошелся без единой командировки. Точнее, меня старались обходить как представителя оппозиции. Как будто, я не мог представлять избирателей, а готов был испортить сценарии депутатов от правительственных фракций. Посещать выборы, где вся «работа» заключается в перемещениях от стола к столу, я не хотел и не имел на это времени. А турфирма «Единая Россия» работала без устали.

Привилегия депутата, связанная с его работой, — свободно звонить в другие города России не только со службы, но из собственной квартиры. Оплачивает счета аппарат Думы. Звонки я предпочитал делать со службы и по служебным делам. Поэтому от моей работы перегрузки бюджета ожидать не приходилось. Но из кабинетов и квартир других депутатов переговоры с регионами велись настолько интенсивно, что Дума установила лимит, невероятный размер которого говорит сам за себя — не более 600 минут в месяц на депутата. Это очень много — многократно больше любого разумного запроса. Но и превышение лимита означало лишь, что аппарат фракции должен указать, за счет какого депутата из той же фракции этот лимит будет покрыт. Не все же висят на телефоне круглосуточно!

Я был изумлен, когда однажды мне сообщили, что мной лимит был превышен. Оказалось, что с думских телефонов за месяц мне и моим помощником довелось наговорить около 700 междугородних минут. Этого не могло быть, и я постарался разобраться. Выяснилось, что все дело в том, что один из моих помощников, разделявший кабинет с сотрудницей Комитета по конституционному законодательству, отправился в отпуск. Сотрудница решила, что ей выгоднее звонить не со своего аппарата, а с соседнего. И наговорила столько, что нам мало не показалось. Переговоры были явно частного порядка. Ну о чем можно говорить каждый день, иногда минут по сорок с одним и тем же абонентом? Судя по уровню интеллекта смазливенькой «специалистски», это была просто бабская болтовня. Думаете она была наказана за проступок? Ничуть! Мои разъяснения были в аппарате Думы приняты, но никаких последствий за использование думских телефонов в личных целях не последовало. Дамочку лишь пересадили в другой кабинет, где ее соседями были менее щепетильные коллеги.

 

Прикосновенная неприкосновенность

Мне довелось использовать этот статус лишь однажды. В аэропорту Шереметьево, возвращаясь из поездки в Испанию (совсем не по думским каналам, но и не для развлечения), я вез с собой сувенирный меч, купленный в Толедо — Предмет в длинной коробке. Шел я обычным путем, не через vip-зал (что положено депутату) и был «просвечен» таможенником. Мне было предложено пройти процедуру тщательного досмотра, на что в ответ я предложил освободить таможенную службу от таких сложностей и предъявил депутатское удостоверение. Таможенник не хотел сдаваться, и сказал, что статус мне положен только в официальных поездках. Он ошибался. Я предложил ему попробовать меня задержать, а лучше — посмотреть в закон о статусе депутата. Таможенник не стал меня останавливать.

Показательно, что чиновники всячески стараются отделить депутата от его статуса. Как будто в Думе депутат является представителем народа, а за ее пределами — просто так прогуливается. Особенно поразило меня, что прокуратура неизменно стояла на позиции, что мои депутатские обращения ее сотрудники будут рассматривать наравне с обращениями граждан. Разве что, более аккуратно станут соблюдать сроки ответов. Несколько раз мне пытались объяснять, что мои требования в запросах не относятся к исполнению статуса депутата. Это, конечно, было формой произвола и правового нигилизма. Ведь я никогда не обращался по делам, которые касались исключительно меня. Но чиновники из органов прокуратуры в этом не хотели признаваться, и на значительную часть моих вопросов старались не отвечать или отделываться отписками. В результате вместо продуктивной работы происходил длительный обмен посланиями. По большей части выбить из прокуроров необходимую информацию удавалось, но добиться результата доводилось очень редко. С прокуроров брали пример и другие чиновники.

Возвращаясь к неприкосновенности, вспоминаю очень даже конкретную «прикосновенность». Случай произошел во время митинга на Болотной площади 14 апреля 2007 года. Я был заявлен как официальный организатор. Но сначала пришлось преодолеть хаос, царящий в головах милицейских чинов. Группе граждан не позволяли пронести на площадь древка своих флагов — метра три длиной. Нельзя, и все. Я поступил просто — взялся за один из концов упаковки с древками и пошел впереди. Проходя рамку металлоискателя, предъявил удостоверение. Меня пропустили, а за мной потянулся «хвост». В рацию постовому кричал начальник: «Не пускай, не пускай!» Но «хвост» уже втянулся на площадь и мы быстро смешались с толпой. А почему, собственно, не пускать? Что за идиотские ограничения? Кто вправе их вводить?

Затем я пошел к трибуне, обходя уже довольно густую толпу. За трибуной было пространство, огороженное милицейскими барьерами. Очень удобно для организаторов. Я попытался раздвинуть барьеры, но меня за плечо взял сержант в милицейских погонах с плоским лицом, выдававшим азиатское происхождение. Я предъявил удостоверение и объяснил, что я организатор. Сержант предложил обойти всю толпу и проходить с другой стороны. Я снова объяснил свой статус организатора и депутата. Сержант, уверенно заявлял, что меня не пустит. Вокруг стояли его сослуживцы — человек пять. Мне надоело препираться, и я силой раздвинул заграждения и прошел в пространство за трибуной, невзирая на вцепившиеся в меня руки. Протащив на себе группу милиционеров, я остановился и наорал на них, обещая кары начальственные за незнание того, как себя вести с депутатом Думы. Тут подоспел подполковник милиции, который быстро все понял и отправил своих подчиненных восвояси.

Депутата нельзя трогать руками. То есть, задерживать. Это правило я считаю совершенно верным. Вообще гражданина власть руками может трогать только в случае, если он совершил преступление и есть веские основания для того, чтобы так считать. Но депутата вообще нельзя трогать руками. Потому что он представляет народ. Посягательство на личную свободу депутата равно посягательству на права народа иметь своей представителя во власти, где его поведение во всем должно быть свободным от какого-либо давления, в особенности физического.

Иное дело статус неприкосновенности в условиях, когда речь идет о возбуждении уголовных дел. В принципе неприкосновенность депутата должна быть всеобъемлющей до момента, когда против депутата возбуждено уголовное дело или начато производство по делу о правонарушении, предусматривающем административную ответственность, налагаемую в судебном порядке. В этом случае неприкосновенность по всем процедурам, касающимся данного дела, должна сниматься, если в течение некоторого срока Дума не рассмотрит заявление депутата об обеспечении неприкосновенности и не восстановит своим решением неприкосновенность депутата в полном объеме. То есть, если Дума не признает наличие в деле политической подоплеки. Если такая подоплека присутствует, если ее Дума опознала, то дело против депутата может продолжаться только в случае, если оно может расследоваться без его присутствия.

Сейчас положение другое. Палата должна принять обратное решение — лишить неприкосновенности. Обычно такие голосования не проходят. Вне зависимости от того, есть или нет политическая составляющая. Мне представляется, что в идеале должна быть иная процедура. Рассмотрение на заседании палаты должно предполагать заслушивание депутата, изучение его мотивировки о необходимости сохранения неприкосновенности, аргументации, доказывающей политические причины заведения дела против депутата. Другой стороной при таком обсуждении должна оставаться Генеральная прокуратура, которая представляет свою формулировку (как в действующей редакции закона). Восстановление неприкосновенности должно происходить только постановлением Думы. Такое постановление не прекращает дела, но запрещает правоохранительным органам действия, нарушающие неприкосновенность депутата. Причем неприкосновенность может быть ограниченной, позволяя следствию одни действия в отношении депутата и запрещая другие (например, арест и обыск).

Но это все в идеале — когда прокуратура и суд выполняют свои функции. Если они нагло лгут и попирают закон, то единственная гарантия для деятельности оппозиционного политика — полная и всеобъемлющая неприкосновенность. Желательно даже не зависящая от мнения парламента. А то ведь палата может проголосовать за любую чушь! Например, прокуратура инспирирует фальшивое дело, вынесет свои аргументы на депутатский суд, а суд этот неправым образом присудит оппозиционному депутату сидеть за решеткой. Не потому что он преступник, а потому что так можно пресечь его политическую деятельность.

Но вернемся к проблеме прикосновенности, которая стряслась со мной перед митингом на Болотной площади. После митинга я решил провести эксперимент. Статус депутата нарушен, его неприкосновенность затронута в прямом смысле — руками. Подать сюда виновных! Пишу запрос в прокуратуру. Что делает прокуратура? Она рассматривает возможность возбудить уголовное дело против милицейского начальства — всех, кто командовал в тот день оцеплением митинга — заместителя командира ОМОН ГУВД г. Москвы, начальника МОБ ОВД района «Якиманка», врио командира 3 батальона полка ДПС ГИБДД УВД ЦАО г. Москвы, заместителя начальника МЮТО УВД по ЦАО г. Москвы. И, разумеется, в возбуждении уголовного дела отказывает. Замоскворецкой межрайонной прокуратурой г. Москвы начальнику УВД ЦАО г. Москвы было внесено представление о привлечении к дисциплинарной ответственности виновных лиц.

Не дождавшись результатов, не получив из милиции никакого сообщения, я обратился за разъяснениями к начальнику ГУВД г. Москвы. И по прошествии четырех месяцев после события я получаю ответ. Что в обеспечении общественного порядка и безопасности при проведении массовой акции был задействован наряд милиции в количестве 899 человек от служб и подразделений ГУВД по г. Москве и МВД России. И это так много, что «установить и привлечь к дисциплинарной ответственности сотрудников, допустивших несоблюдение норм Конституции Российской Федерации и Федерального закона «О статусе члена Совета Федерации и статусе депутата Государственной Думы Федерального Собрания Российской Федерации”, не представилось возможным».

Разумеется, это была наглая ложь. Обстоятельства дела позволяли без проблем установить участников инцидента. Тем более, речь шла не о проверке всего оцепления, а о конкретном его участке с конкретным начальством, которое явилось мне на глаза в последний момент.

Я не стал дальше разводить переписку и выискивать среди рядового состава тех, кто висел на полах и рукавах моего пальто. Это люди вполне глупые и подневольные. Мне достаточно было сделать вывод: за десятилетия в нашей стране ничего не изменилось. Никакой неприкосновенности народных представителей у нас не существует.

Мне припомнился захват депутатов Моссовета в День прав человека в 1992 году. На Советской площади — где стоит памятник Юрию Долгорукому. С того события прошло много лет. Уже тогда пехота коррумпированной власти легко переступала закон, а теперь она и вовсе распоясалась. Они, все эти милицейские начальники, никогда не считают себя виноватыми. В их хозяйстве всегда все в идеальном состоянии. Это граждане беспрерывно что-то нарушают. И их волокут сильными руками, куда вздумается. А если гражданин затеет брыкаться, то тут же он получает административное дело за сопротивление сотрудникам милиции. То есть, гражданина, который не совершил ничего противоправного, в любой ситуации, в любой точке страны можно схватить и разместить за решеткой. Насилие над гражданином стало правилом. Граждан можно трогать руками, причем очень больно. Бессовестно преступающих закон милиционеров трогать, напротив, нельзя ни под каким видом, даже если они избивают свою жертву смертным боем.

Получается, что самозваный «страж порядка» защищен от произвола лучше, чем народный представитель-депутат. Депутата трогать, как оказалось, можно. Если уж гражданина можно волочь в участок, то и депутату должно доставаться хоть что-то от этих неудобств. Если тотальное беззаконие касается всего народа, то хоть в чем-то беззаконие должно перепадать и на долю депутата. Вроде бы это справедливо. Но почему это беззаконие стало привилегией чиновников и людей в милицейской форме, которых народ не уполномочивал издеваться над самим собой и своими представителями во власти?

Казалось бы, в Думе депутат должен чувствовать себя хозяином. Где, как ни в Думе, его статус хорошо известен? Оказывается, все не так. Конечно, при входе в Думу охранники знают, что депутата досматривать нельзя. И не досматривают. Но вот депутат идет в Думу с гражданином. При входе их останавливает охрана: на гражданина нет пропуска. Хорошо, мы как раз и идем в бюро пропусков, чтобы пропуск оформить. Нет, вооруженный охранник не пускает. Депутат может идти в бюро пропусков, а гражданин пусть постоит под дождем. Депутат возмущается, но ему приходится пройтись туда, обратно, потом опять туда. Не столько хлопотно, сколько оскорбительно и для депутата, и для гражданина. А главное, совершенно бессмысленно. Ведь пропуск все равно выписывается по требованию депутата, и гражданин все равно проходит.

Унизительный порядок прохода в Думу возникает и исчезает внезапно. Иной раз с депутатом гражданина пропускают, даже если он забыл паспорт и его личность подтверждается только депутатом. Это разумно, но почему-то охрана может действовать произвольно, в зависимости от настроения. Наглость думской охраны объясняется тем, что она совсем не думская. Она от Федеральной службы охраны (ФСО). Думе она напрямую не подчиняется, указания думского управления делами может игнорировать. Жалуйся сколько угодно — тебя некому выслушать. ФСО служит не депутатам, их нужды эту структуру не интересуют. Одетые как бандиты, эти люди могут нагло ухмыляться в лицо народному представителю, а граждан и вовсе за людей не считают.

С парадного входа Думы проходят только особо уважаемые граждане, и там охрана встречает депутатов уже внутри здания. Лишь изредка появляется еще и внешний пост. С тыльного входа, где идет основная масса посетителей и половина депутатов к своим рабочим местам, на улице всегда стоит дополнительный пост. В отличие от всей прочей охраны, этот пост облачен не в обычную военную форму, а в боевую экипировку неясного происхождения — черную и без знаков различия. Мало того, эти «коммандос» еще и держат в руках автоматическое оружие. Мне доводилось наблюдать, как с этим оружием «коммандос» бродили и по коридорам парламента. Кому и для чего это нужно? Мало того, что с гражданином разговаривает человек, который своими повадками и внешним видом напоминает оккупанта, он еще и по парламенту ходит как оккупант — все безоружны, а он вооружен.

Положение депутата в Думе отражается в отношении к его штатным помощникам. На входе в Думу их останавливают и отправляют восвояси, если у них в сумке обнаруживается хотя бы десяток газет или брошюр. Скажем, я попросил моего помощника принести в Думу пачку моих книг. Его не пустили. Оказывается, по установленным каким-то идиотом правилам, только я лично могу пронести печатную продукцию, если она представлена более чем в 2 экземплярах. Поэтому мой помощник звонит мне, а я мчусь в Думу с другого конца города только ради того, чтобы взять книги из рук помощника и пройти через кордон охраны. Десяток брошюр по идиотским правилам расцениваются как «печатные материалы», присутствие которых в Думе возможно только по специальному разрешению, которое неизвестно кто дает. Из пререканий с охраной было выяснено, что максимальный тираж для проноса любого печатного материала — две штуки. Это психдом?

Я пытался не раз обращаться к думскому начальству по поводу организации прохода граждан в здание Думы. Все тщетно. Грызлов и его окружение входили в Думу через другой подъезд. Понять, что молодчики с автоматами и в дикой форме оскорбляют граждан, думские бюрократы не могли.

Случайно мне довелось выяснить, что данные о посетителях, которых принимает депутат, из бюро пропусков поступают в специальную базу данных. Фиксируются фамилии, паспортные данные, время входа и выхода. Таким образом, за депутатами установлена негласная слежка, в результате которой устанавливаются их контакты, выявляются наиболее интенсивные. Уверен, все эти данные использовались против оппозиции. Спецслужбы работали не против изменников и бандитов, а против народного представительства.

Другая случайность позволила выявить прослушивание телефонов депутатов — как служебных, так и мобильных. Документировать эти случаи я не в состоянии, но совершенно уверен, что спецслужбы «вели» всех оппозиционных депутатов (может быть, и всех депутатов Думы без исключения), собирали всевозможную информацию, составляя подробное досье. Это, разумеется, противозаконно. Но что в современной России вообще делается по закону?

Также в Думе введен «черный список» граждан. Как туда попадают фамилии людей, не совершивших никаких правонарушений, мне выяснить не удалось. Однажды, когда я выписал пропуск одному из политических активистов, он в здание допущен не был. Я лично пошел в бюро пропусков. Там мне полушёпотом сообщили, что этот человек является членом экстремистской организации. Какой — неизвестно, кто определил, что организация экстремистская — тоже. Пропустили моего посетителя только лично со мной и «под личную ответственность».

 

Законотворец или немая марионетка?

Какими, собственно, полномочиями располагает депутат российского парламента, чтобы исполнить обещания, данные избирателям, и отвечать статусу народного представителя?

Депутат может присутствовать при обсуждении законопроектов в зале пленарных заседаний. Он может слушать. Пожалуй, это единственное, что он может наверняка. Если депутату вздумается задать вопрос докладчику, то в большинстве случаев ему это сделать не дадут. Потому что вопросы отнимают время, а думскому начальству надо отчитываться перед «верхами» числом принятых законов и пройденных пунктов повестки дня. Если вопросов больше десятка, то всегда поступает предложение «дать по два вопроса от фракции». Или по одному вопросу. И вопрос, волнующий конкретного депутата, скорее всего, не будет задан.

Вообще, что такое фракция в Думе? По законодательству подобного института не существует. Но в Думе принят Регламент, который вводит этот институт и превращает его в главный инструмент парламентской работы. Это убивает основополагающий принцип — равенство депутатов парламента. Выступления и вопросы «от фракции» — это противозаконный внутренний произвол. Конечно, выступление, отражающее мнение группы депутатов — фракции, комитета, какой-либо иной группы — выслушивать следует и даже в первоочередном порядке. Но депутаты по своему статусу равны, и отсекать депутата от предоставленных ему законом полномочий на основании Регламента никто не вправе. Но в Госдуме под контролем Кремля и при подавляющем численном перевесе марионеток из «Единой России» по закону жить не привыкли. Произвол спекшегося в «партию власти» большинства сводил возможности депутата до минимума. Ни о каком равенстве депутатов речи вести просто невозможно.

Выслушав доклад инициатора законопроекта, мнение профильного комитета по этому поводу, доклад представителя правительства на «правительственном часе», депутат может задать вопрос. Если ему повезет. Потому что желающих задавать вопросы может быть, по мнению руководства Думы, слишком много. Даже если право на вопрос не передается фракции, всегда время на вопросы ограничивается, а все, кто вопросы задать не успел, пенять могут только на своих словоохотливых коллег. Если же вопрос задан, то это вовсе не значит, что на него будет дан ответ. Стоящий на трибуне вообще может отказаться отвечать на вопрос или же сделать вид, что вопрос совсем о другом. Никаких возможностей переспросить или уточнить что-то не предусмотрено. Поэтому вопросы и ответы — это не форма достижения понимания, а глупая игра в парламентскую демократию.

Депутат может выступать. Гарантированно он может выступить в начале заседания при обсуждении повестки дня. Дается одна минута, в течение которой депутат может выпалить все, что душе угодно. Обычно эти высказывания остаются без последствий. Даже если предлагается принять от Думы протокольное поручение и в дальнейшем оно будет принято (практически всегда это запрос какой-то информации, а обычно — повод, чтобы хоть что-то сказать по поводу текущих событий или какой-то острой ситуации), его результаты не будут известны никому. Чаще всего и самому депутату, автору инициативы. Информацию профильный комитет может довести до депутата, а может и позабыть. Поэтому утренняя «разминка» — своего рода стравливание пара. Брякнул что-нибудь — и с чувством выполненного долга можешь быть весь день свободен.

Еще одна возможность беспрепятственно выступить возникает у депутата вечером в пятницу, когда в пустом зале в течение пяти минут он может сделать свое заявление. К этому времени в Думе уже почти никого нет. Нет журналистов, которые могли бы услышать депутата, нет его коллег, которые в большинстве своем поторопились по другим делам, нет гостей в гостевой ложе, нет представителей правительства и президента в их ложах. Это глас вопиющего в пустыне. Каждый, таким образом, имеет право поговорить сам с собой и удовлетвориться тем, что его речь отложилась в стенограмме, которую никто никогда не прочтет. Я этим бессмысленным правом никогда не пользовался.

При определенном уровне активности депутат может выступить по интересующему его вопросу повестки дня от имени фракции. Когда на фракции обсуждается данный вопрос, надо добиться этого права, а потом высиживать на заседании, бдительно ожидая, когда дело дойдет до отмеченного пункта. При этом время выступления жестко ограничено. По регламенту — 5 минут, но по убеждению руководства Думы, палата может принять любое решение. В том числе: а) не проводить прений вообще, б) сократить время выступления до 3 минут. То есть, гарантированное законом участие депутата в рассмотрении вопросов, которые его волнуют, попиралось и попирается думским большинством.

Если вопрос совсем уж завалящий, и никто не претендует, чтобы высказывать по нему свое мнение, тогда можно выступить не от фракции, а от самого себя. Или представиться от фракции, даже если фракция не делала никаких поручений. Подобные возможности возникают при низкой явке на заседание. В полупустом зале председательствующий предлагает выступить от фракций, а от фракции остались в зале всего несколько человек, которые не очень рвутся выступать, потому что не готовили аргументов. Вот тогда, если есть что сказать, на три минуты микрофон в распоряжении депутата. Сказал — облегчил душу, и никаких последствий.

За пределами зала заседаний депутат может поучаствовать в слушаниях. Если Совет Думы такие слушания решил провести. По своей надобности депутат не может использовать помещения Думы. Ни для пресс-конференции, ни для «круглого стола». Он вообще никто в этом здании. У него есть только кабинет и кресло в зале заседаний. Неконституционные органы, вроде Совета Думы, фракции, комитета, имеют права, а депутат — нет. На организованных кем-то слушаниях депутат может дождаться свой очереди на выступление. Но его послушают несколько десятков человек в зале — разных помощников, случайных журналистов и просто завсегдатаев, которые неведомо как получают пропуска в Думу. В рекомендации слушаний доводы депутата наверняка не попадут. А если и попадут, то эти рекомендации никто не собирается читать ни в Думе, ни в Правительстве, ни в президентских структурах. Тоже игра в демократию. Совершенно бессмысленная, никому не нужная.

Депутат может писать депутатские запросы и обращения. Разница между запросом и обращением никем не понята. Закон «О статусе депутата» — мутная субстанция. Поэтому запросы и обращения на бланках с государственным гербом ни в грош не ставятся теми, кто их получает. Мне часто приходилось писать в прокуратуру по поводу нарушений сроков на ответ, обозначенных в законе. Прокуратура выносила представления. Но это дела не меняло. В ответах всегда можно «валять дурочку» — не отвечать на поставленные вопросы. Как и на думских заседаниях, никто не понуждает чиновника давать ответ по существу и в полном объеме. Ну а прокурорские работники дают ответы депутату ровно в той же манере, как и гражданам — в форме отписок с голословными утверждениями. Скажем: «по результатам проверки в возбуждении уголовного дела отказано». А была ли проверка? Гце основания, по которым отказано? Мне не раз приходилось уличать прокурорских работников в том, что никаких проверок на самом деле не было. И поэтому постановления об отказе в возбуждении дел прокуроры высылали мне крайне неохотно. Наиболее упрямы оказались питерские прокуроры. Они пригласили в любое время ознакомиться с документами в их присутствии и не прислали мне запрошенных документов. Я должен был тратить государственные деньги на поездку в северную столицу и убивать целый день на визиты к чиновникам, обязанным по закону предоставлять мне всю необходимую информацию по моим запросам. Плевать они хотели на закон! Прокуроры — вот кому закон о статусе депутата просто поперек горла!

Депутат по закону пользуется правом внеочередного приема у чиновника. На на практике такого права нет. Мои попытки встретиться с двумя министрами и Генеральным Прокурором, которые я предпринимал в течение длительного периода, не увенчались успехом. Кто такой депутат для министра? Ничтожество со значком? В современной система власти именно те, кто поставлен служить закону и следить за исполнением закона, выказывают к закону наибольшее пренебрежение. Статус депутата для них вообще пустой звук. Прочие же чиновники к этому статусу относились также без особого пиетета и делали все, чтобы этот статус утрачивал всякий смысл.

Депутат носит высокое звание «субъекта законодательной инициативы». То есть может вносить законы на рассмотрение Думы. Правда, удовлетворению в IV Думе подлежали преимущественно правительственные и президентские законодательные инициативы — других субъектов законодательной инициативы. Разве может идти в сравнение с ними инициатива депутата? Депутат — ничтожество, его личные инициативы никого всерьез не интересуют.

И все же депутат может написать законопроект. Как сможет, так и напишет. Никакой поддержки законотворчеству никто не окажет. В Думе нет таких структур, которые могли бы исполнить заказ депутата на юридическое оформление его законодательной идеи. За пределами Думы таких структур тоже не существует. Зато существует система утопления всех депутатских инициатив. Ведь даже в тщательно продуманном документе всегда могут быть какие-то недочеты. Вот эти недочеты с большим удовольствием ловят эксперты думской и правительственной бюрократии, которой надлежит предоставлять заключения и отзывы на законопроекты. Казалось бы, если замечена какая-то неточность, надо просто посоветовать депутату ее исправить. Нет, депутата заставят полностью пройти бюрократическую процедуру, чтобы в конце сказать: «Законопроект имеет недостатки в юридической технике». И указать на какой-нибудь пустяк, который к концепции закона отношения не имеет. Если же надо опорочить также и концепцию, бюрократы обязательно сошлются на какую-нибудь статью Конституции. Причем, не утруждая себя доказательством того, что эта статья к данному случаю действительно применима. Дело доходит до абсурда: в отзыве на законопроект пишут, что он противоречит другим законам. Почему же не считать это нормальным? Одни законы исправляют другие — вот и все. Противоречие естественно. Но для околодумских чинуш это весомый аргумент: мол, вы не вписываетесь в законодательство. Законодательство оказывается неисправимым! К нему можно только что-то добавлять, но никак не исправлять.

Еще один метод удушения депутатской инициативы — заматывание законопроекта, который может пролежать под сукном год и больше. Некоторые законы лежат в комитетах все время полномочий данного созыва Думы. Чтобы следующий созыв, где инициаторов законопроекта уже не будет, без всякого сожаления смахнул бы проект в мусорную корзину. Замотать законопроект легко можно по финансовым соображениям. Необходимость затрат можно приписать любой законодательной инициативе. Если авторы законопроекта думают иначе, то они обнаружат только в конце небыстрой процедуры, что им пакет документов возвращаются только потому, что в нем нет финансово-экономического обоснования и отзыва правительства. Последний положен именно потому, что речь идет о выделении финансов. Правительство же всегда готово дать отрицательный отзыв, если законопроект исходит не из системы исполнительной власти. На моей памяти не было ни одного законопроекта, который был бы принят при отрицательном заключении правительства. Что означает полную профанацию народного представительства, которым чиновники крутят, как хотят.

Представим, что депутату удалось пройти унизительную бюрократическую процедуру, и его законопроект внесен в повестку дня заседания Думы. Тогда депутат может 15 минут выступать, представляя законопроект. При этом все равно, состоит этот проект из сотни статей или же касается внесения в закон всего одного слова. Представление законопроекта означает объяснение его концепции. Принятие законопроекта в первом чтении означает, что палата принимает именно концепцию. А потом во втором чтении могут быть приняты уточняющие поправки. Но если законопроект следует от оппозиции, концепция не обсуждается. Содокладчики от правящих структур никогда не станут говорить именно о концепции. Они будут голословно утверждать все, что угодно, или цепляться к мелочам. Все равно почему, но законопроект должен быть отвергнут.

Иногда выступления противников законопроекта от партии власти вообще не предполагают, чтобы их кто-то слушал. Для думских марионеток достаточно того, что дан сигнал законопроект завалить. Марионетки голосуют исправно — как указали. Смыслы законопроектов мало кого интересуют.

У депутата есть право выступать в средствах массовой информации. На бумаге это право записано. В реальности его нет. Многократно поднятый, этот вопрос всегда напарывался на ответ: платите за публикации на правах рекламы. Да откуда же такие деньги, если материал размером в открытку стоит порой целую депутатскую зарплату? Нет, «партия власти» надежно блокировала все спонтанные выступления депутатов. Полностью уничтожив свободу СМИ, репрессируя оппозиционную прессу (не говоря о телевидении и радио, где оппозиции нет многие годы), «партия власти» лишь дозволяла некоторую депутатскую фронду. Но также организовала немало информационных кампаний клеветы, создав целую корпорацию лжи, синхронно публикующую клеветнические измышления во всех ведущих СМИ.

Конечно, система блокирования любых депутатских действий, любого контакта с избирателями, не была совершенной. Помимо запросов бюрократии, был запрос на шоу, на фоне которого высшее чиновничество должно было выглядеть очень респектабельно. Поэтому блокада была не полной — в ней то и дело возникали щели. Что-то можно было пропищать с трибуны, что-то вякнуть в интервью, что-то разместить в сети интернет. Но в целом, народное представительство усилиями Кремля и думских марионеток было при Путине уничтожено в своей основе. И происходило это на моих глазах. В течение срока моих депутатских полномочий принципы, которыми живет российская бюрократия, оформились окончательно и были воплощены в жизни с догматической непреклонностью.

 

Думский финиш

Парламент при нынешнем его статусе — слишком дорогая «игрушка». Дума, где не думают, России не нужна. Если она есть, то хотелось бы, чтобы там работали не марионетки, а честные исследователи жизни, способные принимать стратегические решения и видеть перспективу.

Мировоззрение парламентария чаще всего склоняется к воле правительства — по принципу «чего изволите?», а правительство следует ультралиберальным курсом, уничтожая любые надежды. Такого безобразия, которое накуролесили в законодательстве в четвертый созыв, я не помню и по ельцинским временам. Чего стоит «монетизация льгот», разрушение местного самоуправления, абсурдная реформа образования, лесной и водный кодексы, жилищный кодекс, миграционные законы… Мы еще не вкусили сполна всей гнусности сделанного. Еще вкусим…

Последняя сессия Думы в сентябре 2007 началась с заявления Грызлова, что он не допустит никакого популизма при рассмотрении законов. Это можно было понять только так: в повестке дня будут только проекты, которые выгодны «Единой России» во время проведения парламентских выборов. Вполне в духе грызловского тезиса о том, что «Дума — это не место для политических дискуссий», над которым смеялись все политические обозреватели.

В тот день после фонограммы с гимном России зал опустел уже через полчаса. Здесь работа прекращена: кто-то надеялся продолжить ее в новой Думе, кто-то без надежд даже не собирался закруглять свою карьеру просиживанием штанов в зале заседаний.

Мне особенно повезло. Потому что я обнаружил свой законопроект в повестке дня как раз перед заседанием. Никто и не подумал предупредить меня, что я должен подготовить доклад. А ведь с момента внесения проекта прошло не менее полугода. Пришлось готовиться быстро, используя прежние наброски. Но кому это интересно — проблемы защиты прав коренных народов России? Только напрягая голос и наполняя выступление острыми оборотами можно как-то привлечь внимание депутатов. Но за четыре года они ко всему привыкли, и интереса слушать нет никакого. Журналисты тоже не слушают — им все равно не дадут опубликовать материал об инициативе оппозиционного депутата. Особенно накануне выборов. В ответ на мое выступление представитель комитета сказал какую-то глупость, я на глупость указал в заключительном слове и голосованием проект был похоронен без всякого обсуждения и осмысления.

Журналисты были озабочены только приближением выборов. Все и всюду перевирают — это стало повсеместной практикой. К примеру, в начале заседания при утверждении плана законопроектных работ я поинтересовался у докладчика Слиски, куда подевался проект закона «Об основных документах, удостоверяющих личность», который был принят в первом чтении еще в 2004 и содержал положение, восстанавливающее графу «национальная принадлежность»? Журналюги написали, что я интересовался судьбой проекта об этой графе, и что проект был мой. И то неверно, и это. Второй проект, судьбой которого я озаботился — проект «О противодействии отторжению от Российской Федерации части ее территории». Он год пылится в комитете. Ясно, что отклонят. Но почему не выносят на обсуждение? Боятся воспоминаний, что Путин уступил нашу территорию китайцам? Этот вопрос в дальнейшем разрешился. Комитет рассмотрел и признал, что проект к обсуждению не готов — в нем нет официального заключения правительства, а только официальный отзыв. Проект был снят без рассмотрения.

Собственно, ходить на думские заседания уже не было никакого смысла. Там только создавали картинку для теленовостей, чтобы в них прославлялась партия «Единая Россия». Парламентские процедуры были полностью раздавлены. Комитеты в Думе тоже перестали работать. Начальству надо было быстренько исполнить свои обязательства перед лоббистами и почистить текущие дела от назначенных к отклонению проектов. В Комитете по конституционному законодательству и госстроительству, где я работал, конституционное право было окончательно заброшено. Аппарат занимался бесконечными поправками в КоАП, которые были одна глупее другой. Законопроект о подобного рода поправках оказывался для его инициатора формой возмущения существующим положением дел. Глупо отвечать власти, игнорирующей законы, изобретением новых законов. Тем более, одолевать коллег бессистемными предложениями по переделкам кодексов. '

Где еще такое было? На одном из заседаний председательствующая мадам Слиска объявила в микрофон: «Мы вправе принять любое решение. Кто за то, чтобы не рассматривать поправки?… Решение принято. Кто зато, чтобы принять законопроект в целом?… Принято». Это парламент? О чем можно разговаривать с этими людьми? Цинично попирают закон там, где законы и создают. Создают и попирают. Подумаешь, статус депутата! Подумаешь его право на внесение поправок в любой законопроект! Тут правительство требует немедленных решений. Прямо сегодня! И ЕР жмет на кнопки по сигналу дежурных, которым только и сообщена воля начальства.

Четвертая Думы издыхала вяло и неприглядно. Она была подобна малоподвижному старику, из которого с хрипом вырываются отдельные вздохи. А так вообще-то он все время спит. А может, уже умер.

Вереницей без всяких обсуждений пошли президентские законы о госкорпорациях — новые местечки для ближней дворни. Никаких обоснований. Холопы бодро голосуют.

В первом чтении принят закон о пенсиях северянам. Выбрали, как было сказано, один из 45 представленных проектов. На прочие проекты правительство просто отказалось давать деньги. Вот такие независимые у нас народные представители — голосуют только за те законы, на которые согласно правительство! А правительство у нас известно какое — сухой корки народу не подаст. При этом правительство же блокирует много лет создание системы районных коэффициентов по пенсиям и зарплатам и саму систему районирования. Подачку кинули к выборам — и на том спасибо. Рабы должны радоваться.

Бодренький казачок из ЕР А.Исаев комсомольским голоском потребовал принятия обращения Думы к председателю правительства о необходимости противодействия росту цен. Ему дали задание — он выполнил. Пока президент не замечал подъема цен, все тревожные выступления оппозиции и экспертов были проигнорированы. Стоило что-то сказать Путину, тут же активизировался премьер Зубков, а за ним думский Исаев и вся компания думских марионеток. Выходит, в России без Путина и солнце не встает.

Из любопытства посчитал, сколько народу в зале. После перерыва в момент проведения регистрации — ровным счетом 40 человек. Потом зал пополнился и общая численность депутатов, которые хотя бы присутствуют на заседании, достигла 70. В «Справедроссии», которую я покинул, вообще некому работать: в момент регистрации — ни одного депутата, а значит, фракция вообще лишена возможности выступать весь последующий отрезок заседания. А кто пришел заседать? Обманутые Мироновым депутаты Ройзман, и бывшие «родинцы» Севастьянова и Бадалов. В следующую Думу они не попадали уже потому, что первого вычистили из списков, а остальным назначили такие места, что попадание в парламент было для них совершенно невозможным. И именно эти люди продолжали ходить на заседания! Остальные, вероятно, занимались выборами.

Сессия пролетела незаметно, выборы проходили как фарс. Оставалось только закруглять когда-то начатые дела и готовиться к освобождению думского кабинета.

Какие были мысли при исходе из Думы? Во-первых, ясно, что из Думы полностью ушла всякая легитимность. Даже признаков присутствия народных интересов там нет. Выборы тотально фальсифицированы. По стране номенклатура ЕР нагло загребает все, что еще не разграбили олигархи. Круг замкнулся. Коммунистическая олигархия, придумавшая выбирать без выбора — из списка с одной фамилией, заменилась либералистической, придумавшей, что народ для голосования ей вообще не нужен. По этому кругу мы прошли, потеряв 100 млн. населения, 5 млн. кв. км территории, половину национального достояния, статус великой державы и сократив русский народ примерно на 20 млн. душ. Вторую половину национального достояния при Путине окончательно легализовали как свою собственность несколько сот грабителей.

Во-вторых, ясно, что народ все это не только стерпел. Па-цаки радуются, что нет войны. Это особенно отвратительно.

Никогда не ставил себе задачи стать профессиональным политиком. Я политик скорее волей случая, а по жизни — исследователь, философ. Впрочем, идеальное государство древнегреческого мыслителя Платона предполагало как раз власть философов. Но в современной России не до идеалов. Изгаженная коррупцией и изменой страна не может позволить себе философствовать. Зато она может позволить себе содержать подлую «властную вертикаль». Значит, страна спасется, если найдется сила, в которой будет философский смысл, но одновременно и воля разломать и выбросить на помойку всю эту «вертикаль».

Уходя из Думы, ощущаешь, что тяжесть с плеч — долой. Но на душе тяжесть-то остается. Ведь мы видим своими глазами уже не разложение Империи, а ее последние· дни. Пьянка-гулянка на последнее и перед тем, как повеситься — вот что напоминали мне предновогодние торжества и прославление убиенной народом страны на излете 2007 года.

Что больше всего помнится от четырех лет в Думе? Да много разного… Главное: наним бы вопросом я ни занимался, я нигде не находил государства. Везде была своекорыстная власть, везде — трусливые и лживые чинуши. Но государства — нигде. Никто не защищает интересы России. Я не встретил ни одного представителя власти, кто был бы этими интересами озабочен. В Думе были люди приличные, но очень немного. Может, с полсотни наберется. Теперь разве что десяток можно наскрести. Но это не власть. У них нет никакой власти. А в разного рода администрациях — никого. Одни паразиты. Или хуже — разбойники.

Коррупция сегодня является способом существования огромного отряда чиновничества. Этот отряд определяет результаты голосования на любых выборах. Чиновники и члены их семей настолько многочисленны, что уже сами способны избирать власть. А значит, фальсифицированной волей народа прикрывать повальную коррупцию.

Мне довелось писать объемные законы, многократно выступать с трибуны. Но результат ничтожен. На память приходит несколько поправок, которыми лишь обеспечивалось соблюдение Конституции в каком-то президентском законе (при этом половину совершенно очевидных поправок отклонили), да еще принятие Думой обращения в связи с воссоединением Русской Православной Церкви («едросы» забыли, я им напомнил, и они быстренько состряпали какой-то анемичный текст). Все остальное отметалось, потому что оппозицию запрещено было дате слушать. С 2006 невозможно было даже внести законопроект, потому что регламент Думы требовал официального заключения правительства, а правительство заключения давать не собиралось. Вот и все законотворчество. Никаких законов, которые предусматривали бы санкции к чиновникам, попирающим статус народного представителя или саботаж работы парламента, так и не возникло.

Есть косвенные результаты. Из множества поднятых «Родиной» тем правящая олигархия попыталась присвоить немало. В основном в целях «распиаривания». Воровство у оппозиции не предусматривало серьезных мер. Они только планировались для отвода глаз. Скажем, в сфере демографии. Мне довелось опубликовать обширный материал в тот же день, когда Путин выступил перед Федеральным Собранием по поводу «материнского капитала» и прочих инициатив в области демографии. Любой может сравнить, насколько путинские инициативы были поверхностны в сравнении с теми, которые выдвигала «Родина». Так и по другим темам. Мы выдвигаем идеи — они подхватывают и превращают их в решения, которые лишь создают кормушки для стада коррупционеров. Поэтому впредь программа оппозиционных сил должна быть такой, что ее нельзя присвоить. Должны быть предложены такие меры, которые будут убивать коррупцию и олигархию.

Думский период был для меня плодотворен. Изданы три крупные монографии (одна, правда, была написана еще до депутатского периода) и три брошюры. Две монографии стали объектом яростных нападок «общечеловеков», усмотревших там «возбуждение розни» и даже подстрекательство к мятежу. Враги русского народа дали мне оценку, которую я рассматриваю как награду — включили в состав 100 «русских неофашистов», числили чуть ли не инициатором депутатского «письма 19-ти», посвятили мне крупные статьи в своих докладах и брошюрах, цитируя из моих работ стопроцентно верные (и совершенно неуязвимые, с точки зрения права) суждения.

Ну и без клеветы не обошлось. Клеветы было много. Может быть, я был одним из рекордсменов Думы по размаху клеветы в мой адрес. Все мои усилия придушить клеветников законными средствами оказались безрезультатными. Почему? Потому что в органах прокуратуры работают трусы. А в Генеральной Прокуратуре — прямые пособники клеветников. Они мне даже более отвратительны, чем вся эта слизь, скопившаяся в Общественной палате, группировках «правозащитников», в разных редакциях, публикующих злобные выдумки.

Покидая Думу, я вспоминаю, как мы уходили из Московского Совета после расстрела парламента России и разгрома Советов по всей стране. Могу сказать то же, что сказал тогда, в 1993: мы сражались с номенклатурой всерьез, мы не играли в оппозицию, мы не искали себе должностей, не делали свой «маленький бизнес» на политике. Но нас было очень мало, и мы не получили поддержки ни от кого. Народ, в общем и целом, был равнодушен к нашей борьбе и к судьбе страны. Во власти мы не нашли сторонников. Национальный предприниматель боялся протянуть нам руку помощи. Интеллигенция предпочитала клянчить нищенские подачки у власти. СМИ лгали самозабвенно, а когда Кремль им платил — просто вдохновенно.

После 1993 года, после расстрелов и разгромов я целый год в свободное от работы время бесхитростным языком писал «Мятеж номенклатуры» — своеобразную хронику 1990–1993 годов. Книга так и осталась уникальной. Мемуары были разные, а вот обзор событий и аналитические выводы — таких публикаций мне не встречалось. Решил, что теперь тоже надо оставить некий «документ эпохи». О том, как я заглянул в бесстыжие глаза власти. Ведь столько пересудов, столько лжи было в СМИ, что будущие исследователи нашего «окаменевшего г…», будут введены в заблуждение.

Многие эпизоды требуют того, чтобы сказать, как это было на самом деле — с точки зрения «включенного наблюдателя». Кажется, я смогу это сделать, не слукавив. Ведь никаких долгов ни перед властью, ни перед соратниками у меня за этот период не образовалось. Можно писать, не оглядываясь на последствия.

Кто захочет знать правду, тот ее узнает.