Дети в подземелье

   С утра все было за то, чтобы мы никуда не поехали. Сначала мы с Ленкой проспали. Как результат - встали с квадратными головами. Потом у Ленки пригорела каша и есть ее пришлось по рецепту Буратино: пополам с малиновым вареньем, чтобы как-то прибить привкус гари. Все по отдельности не более чем мелкие, практически незначительные неудобства, но вместе дающие достаточно сильный заряд отрицательной энергии. Настроение, короче, начало портится еще с утра. И я почти уже отказался от мысли ехать к Паше, но Ленка уперлась.

   - Мы уже месяц нигде не были! Тебе самому не надоело сидеть в четырех стенах?

   - Надоело. - Я не стал спорить. Тем более, что ехать я пока, все-таки, не отказывался. Да и повод был очень значительный, но об этом позже. Просто как-то душа не лежала. О чем я Ленке и сказал.

   Ленка фыркнула и пошла краситься. С чем справилась в рекордно короткие сроки.

   Следующим элементом ухудшения настроения были автобусы.

   Первый автобус был из нашего Ласнамяэ до центра. Мы на него не должны были успеть: когда мы вышли из дома, мимо нас с грохотом промчался "шестидесятый", нагоняя упущенный график. Даже если бы мы побежали, то все равно не успели бы. Сейчас, оглядываясь назад, я думаю, что мы были вполне готовы развернуться и вернуться домой. Стоять и ждать следующего автобуса было практически бессмысленно. У нас был точный график движения и, если мы из него выбивались, на этом первом этапе, то весь график летел к черту. Но мы не выбились.

   Спокойно, никуда не торопясь, двигаясь скорее в силу заложенной программы, мы дошли до остановки, и также спокойно вошли в стоящий автобус. Удобно уселись и только тогда двери закрылись и автобус рванул с места, как укушенный. Виновник такой задержки, разваливающийся на ходу дедок, не успевший отойти от края тротуара, совершил кенгуриный прыжок и замахал вслед тростью, но водитель вдавил клаксон и под победный рев автобус помчался на немыслимой для городского транспорта скорости. График был настигнут и посрамлен.

   Следующий автобус был не городской, а рейсовый. Он шел практически до Паши, но именно тот, который был нам нужен, не пришел. Все совпадало - номер автобуса, время отправления, место отправления, платформа, - все, только автобуса не было. Он не появился ни через пять минут, ни через двадцать. Интервал у них был минут пятьдесят, стоять и просто так ждать было тоскливо, но мы упрямо вглядывались во все подъезжающие автобусы, в надежде увидеть свой. Настроение портилось все больше, теперь уже не только у меня, но и у Ленки, но мы пошли на принцип. Все равно уедем, хоть будем торчать тут до ночи!

   Но торчать до ночи не пришлось. В очередное, назначенное расписанием, время подкатила побитая жизнью и проселочными дорогами Эстонии "Скания", мы уселись и поехали.

   Естественно, что со всеми этими нашими приключениями мы приехали к Паше не в лучшем состоянии, но по прибытии настроение начало резво подниматься. Все-таки увидеть снова всех вместе было здорово.

   Когда мы наконец добрались до Паши, то вся наша компания была уже в сборе. Но сразу мне завладеть вниманием, конечно, не удалось. Сначала возник диспут о роли евреев в истории России, потом пили кофе и продолжали спор, потом как-то быстренько перешли в баню, потом долго сидели в предбаннике и нежились сладкой негой, попивая пиво из бидончика. Сидеть так можно было вечно. Друзья, любимая - что еще нужно человеку для полного счастья? Но Ленка начала делать мне знаки руками и пихать ногой под столом и я решил приступать. Обвязавшись полотенцем на манер тоги, я сходил за тубусом, который привез с собой, и принялся раскладывать на столике свои находки. Точнее, одну находку.

   - Был я тут давеча в одном книжном магазине. - Я начал издалека. - Того, что напротив Нигулисте. Есть у них там уголок с картами, на манер старинных, розы ветров, чудища всякие, эфиры и белые пятна. Вся стена увешана. А скромно так, с краешку, висела там картина, из общего ряда выбивающаяся.

   Я выложил на стол картину. Вроде ничего особенного, квадрат плотной бумаги, метр на метр, синий, с множеством линий на нем. Линии были прямые и кривые, сплошные и прерывистые, они переплетались в различные узоры и каждая вела себя совершенно независимо. На первый взгляд сплошное нагромождение линий. Как и на второй и на третий. Увидеть то, что увидел я, можно только случайно. Как я. Со мной случилось нечто вроде ступора: я застыл на месте и уставился в какую-то точку на картине. Сколько длилось мое путешествие по астралу - не знаю, наверно не долго, потому что никто не обратил на меня никакого внимания, а я вдруг понял, ЧТО я вижу на картине. Что послужило толчком к тому, что я увидел, сказать не смогу. Просто повезло скорее всего. Возможно здесь был заложен трюк с объемными картинками, столь популярными в последнее время. Но зато теперь с видом победителя я положил свою находку на стол, откинулся в кресле и глотнул пива.

   Все ждали продолжения.

   Очень хотелось напустить побольше таинственности. Всю неделю я мучился оттого, что не могу поделиться своим открытием ни с кем. Конечно, Ленке я сказал в первую очередь, но хотелось аудитории более широкой. И вот теперь, когда есть возможность все рассказать близким людям, я сидел и молчал. Отчасти оттого, что хотелось немного помучить их нетерпением, но и из-за волнения тоже. У меня всегда так. А вдруг то, что так интересно мне, окажется не так уж интересно моим друзьям? Разочарование будет жестоким. Хоть и не продолжительным. Я прекрасно понимаю, что мы все разные, и интересы у нас различны, но ничего не могу поделать. Хочется мне всегда увлечь их своими идеями так же, как сам ими увлекаюсь. Очень я жизнерадостный человек.

   Так или иначе, мы сидели и молчали: я волновался, они ждали. Наконец они не выдержали.

   - Может, ему что-нибудь сломать? - Это вынырнул из своего обычного погружения Вадим.

   - Не стоит. - Это Степан, вроде как вступился за меня.

   - Да, пожалуй, не стоит. - Это уже хозяин, Павел. - А то еще обидится кто.

   - Обязательно. И переломаю вам все подряд. - Это Ленка.

   Некоторое время они снова смотрели на меня и ждали, а я уже с изрядной долей злорадства тянул время. Опять же, приятно побыть в центре внимания.

   - Нет, все-таки надо ему что-нибудь сломать. - Вадим потеребил ус, шаря по мне безумным взглядом, видимо в поисках, с чего начать.

   - Ну, так объясни нам, в чем дело-то? - Паша отнял у Степашки бидончик и глотнул, наконец, сам.

   Я удовлетворенно вздохнул. Они не заметили, поэтому я буду тем самым первооткрывателем, который... и так далее.

   - Вот это место. - Я обвел пальцем небольшой участок картины. - Никому ничего не напоминает?

   Они снова склонились над листом, и некоторое время сосредоточенно изучали переплетение линий.

   - Очевидно, это проход в параллельное пространство. - Вадим первым решил высказать свое мнение.

   - Точнее, не сам проход. - Павел блеснул эрудицией. - Помнится, у Саймака описывалось: чтобы перейти в параллельный мир, надо было особым образом сосредоточиться, и для этого использовали детский волчок. А здесь такая вот паутина. Ты на нее смотришь, отрешаешься от всех мыслей, а она тебя засасывает.

   Степа хихикнул. Паша откинулся в шезлонге:

   - Ну, хорошо, а в чем, собственно, фокус? Не зря же ты это принес.

   Я кивнул.

   - Не зря. А фикус в том, что это, на первый взгляд хаотичное переплетение линий, до боли напоминает силуэт нашей любимой Ратуши.

   Они, уже в который раз, снова склонились над картиной.

   - Нет, ну это ерунда. - Павел развалился в шезлонге. - Просто случайность. Как в старом анекдоте, про обезьян. Помните? Если посадить за пишущую машинку обезьяну, то она когда-нибудь напечатает Британскую энциклопедию.

   Степан скептически продолжал смотреть на лист, но Вадим решил, что он согласен с Пашей:

   - Известное сходство, несомненно, есть, но только для взгляда, смотрящего под определенным углом. - И хлебнул пива.

   Пока все шло именно так, как я и предполагал. Друзья у меня изрядные скептики. Я тоже, хотя я легко поддаюсь чужому настроению. У меня, впрочем, хватает мозгов, чтобы, понимая это, контролировать свое поведение, но факт остается фактом: я бы в аналогичной ситуации не стал бы делать скоропалительных выводов, а потребовал бы объяснений. А вдруг я чего-то не понимаю?

   Ленка тем временем убрала картину со стола, а я развернул кальку, над изготовлением которой трудился два вечера.

   - Ну, а на что похоже это? - Я любовно разгладил на столе дело рук своих.

   - Если вот так, сходу, то на план Таллинна. Но, может быть, я не прав? - Степан завладел, наконец-то, бидончиком и теперь наслаждался пивом и ждал продолжения.

   - Поразительная наблюдательность. - Я отобрал у Степана бидончик и глотнул. - А суть в том, что этот план срисован именно с той картины. Для пущей узнаваемости я распрямил некоторые линии и заострил углы.

   Снова пришел черед картины. Сначала на нее смотрели просто так, потом через наложенную кальку, потом снова просто так. Паша в возбуждении начал легонько подпрыгивать на месте.

   - Слушай, а ведь действительно. Блин, здорово. - Он посмотрел на меня. - Да, глаз - алмаз. Здорово, здорово.

   Степан молча покивал головой, как бы соглашаясь, что "да, здорово".

   - Действительно, план Таллинна. Надо сказать, очень оригинальный подход. Не на каждом плане вкупе с улицами отмечены какие-нибудь узнаваемые здания. - Вадим пощипал ус. - И кто автор сего шедевра?

   Я ответил не сразу. Это был мой триумф, и я не желал пропускать ни секунды. Однако молчать целый вечер было выше моих сил. Да и не все еще кончилось. Все, наоборот, только начиналось.

   - Автор там внизу написан. На рамочке. - Вокруг собственно картины была полоска белого цвета, на которой мелкими буковками были напечатаны выходные данные: издательство, тираж, автор. Названия не было. Зато был год создания этого шедевра - 1799. - Но это еще не все.

   - Не все? - Настроение у ребят снова качнулось в сторону скепсиса. - И что же там еще?

   Я поправил картину, подровнял на ней кальку и достал карандаш. Дома я нарочно не стал прорисовывать свое главное открытие, чтобы раньше времени не пришлось давать объяснения, что это там за пунктирные линии. Теперь же я посетовал на это: в предбаннике у Паши было не слишком светло, хоть и просторно. Когда просто сидишь после парилки, то нормально, но чертить или рисовать - запаришься, простите за каламбур.

   Впрочем, все всегда приходит к своему логическому завершению. Закончив, я убрал картину и представил на всеобщее обозрение новый плод своего труда. Теперь план города был перечеркнут в нескольких местах пунктирными линиями. Они накладывались на город как паутина, хотя и не очень плотно.

   Народ принялся изучать кальку и картину по новой. Сначала молча, потом послышались первые комментарии к увиденному. Я слушал и радовался тому, что их предположения далеки от истины. Во всяком случае, далеки от моих собственных выводов.

   - Ну и что же это? - Первым не выдержал Степан, хотя, я догадываюсь, остальным было не менее интересно услышать мою версию.

   Я опять помолчал. Но на этот раз только из-за волнения.

   Города строятся не где-нибудь. Место для города специально определялось не только с точки зрения близости торговых путей или удобного стратегического расположения, но в первую очередь место должно было быть идеально энергетически. Древние умели определять такие места. Именно поэтому города на западе, точнее в Штатах, есть предельно функциональные сооружения, но о чем-либо большем говорить не приходится. Жить и работать, и все. Точнее, работать и ночевать. Американцы любят называть себя молодой нацией. Но они не молодая и не нация. Они оторванные от своих корней люди. Аура, или, если хотите, природный магнетизм того места, где человек родился и жил, так же, как на него самого, влиял на его предков, и будет влиять на его детей, внуков и правнуков. Он насквозь пропитан магнетизмом своей родины. Живя в естественной для себя среде, человек умел определять, на каком месте ему строить дом, а какое место лучше обойти стороной. Он не мог объяснить этого, он просто чувствовал, а те из его потомков, кто покинул родной край, такого чувства лишались. Вроде все очень похоже: небо синее, трава зеленая, вода мокрая, ан нет, все совсем другое, запах, вкус - все. Иное дело Европа.

   Закладка новых городов в Европе закончилась еще при царе Горохе. Нет, не так. Давным-давно, когда наши предки бегали в шкурах и метелили друг друга по головам дубинами, они были значительно ближе к природе, чем мы с вами. Да что там, они и были Природой. Они чувствовали, где можно остановиться на ночлег, а где нельзя. С течением веков на некоторых из этих мест стали возникать сначала стойбища, потом поселения, а потом уже и города.

   - Но это так, лирическое отступление. - Я смочил пересохшее горло пивом. - Сейчас полно разного калибра экстрасенсов, которые за определенную сумму определят вам, что кровать ваша стоит правильно, а дом надо подвинуть. Я не о том.

   Для меня всегда было аксиомой, что любой правильный город стоит на разветвленной сети катакомб. Как Москва, например, или Одесса. Ну, может и не катакомб, а подземных коммуникаций. Кто знает, что было на этом месте сто лет назад? В Копли, например, парк разбит на месте бывшего кладбища. Нынешние строители часто используют старые сооружения при создании новых. Фундамент, или стены, меняя все внутри, или просто материал используют. Так и с катакомбами. Была каменоломня, потом приспособили под бомбоубежище, а потом под канализацию.

   Надо сказать, я был несколько ошарашен. Меня слушали не перебивая, и это немного сбивало, поскольку я настроился на яростный спор. Даже Павел, который вообще-то умеет слушать, но если с чем-то не согласен, то до конца речи ждать никогда не будет. Определенную долю скептицизма в глазах своих друзей я увидел, но я и сам, услышав подобное, вряд ли воспринял все без тени сомнения.

   - Ты хочешь сказать, что под Таллинном находится разветвленная сеть подземных ходов? Интересно. - Вадим взял картину и принялся ее снова разглядывать. - Интересно, как ты до этого дошел? Я лично ничего не могу разглядеть.

   Я ухмыльнулся. Самодовольно. Я уже говорил, что мое открытие случайно. Но хоть и случайное, а все равно открытие, и потому приятно.

   - Просто увидел. Не высматривал, а просто увидел. Не могу объяснить. - Не ахти какое объяснение, но другого я предложить не мог. Как выразить словами, что такое "нутром чуять"? Попробуйте кто-нибудь. Каждый хоть раз в жизни испытал подобное ощущение, но никто никогда не мог связно рассказать, что именно он чувствовал. - Но это не самое интересное. Мало ли планов Таллинна. На каждой автобусной остановке висит. А вот подземные ходы - это уже круче.

   - Ты к чему ведешь? - Старый практик Паша решил взять быка за рога.

   - По-моему, это очевидно. Берем план и лезем под землю.

   Судя по лицу Паши, примерно такой ответ он и ожидал.

   - Я не думаю, что там что-то осталось. Сколько лет прошло. Все обвалилось и ходов никаких не осталось. Все это красиво, - он показал на картину и на кальку, - но практической пользы от этого нет.

   - А вот здесь я не согласен. - Вадим встал на мою защиту. - Грунт у нас здесь какой?

   - Ну, как - какой? - Паша удивился.

   - Никакого грунта у нас здесь нет. Камень, известняк. Ходы, если они действительно были, скорее всего, прорубались, а не прокапывались. Поэтому им и обвалиться значительно сложнее.

   - Я согласен. - Степан тоже встал на мою, то есть, теперь на нашу с Вадькой сторону.

   Мы испытующе посмотрели на Павла. Он у нас строитель, поэтому в стройматериалах разбираться должен, хотя бы теоретически. Паша в задумчивости посмотрел в потолок.

   - Не знаю, может вы и правы, но я сомневаюсь. Грунтовые воды все-таки, да и столько лет прошло.

   По лицу Степана было видно, что он согласен с Пашей, но соглашаться с обеими сторонами в споре как-то не нормально, поэтому он промолчал.

   - А вот тут ты не прав. - У Вадьки нашелся контраргумент против Пашиного аргумента. - Мы имеем здесь план города, но только старой его части. То есть Тоомпеа, и немного вокруг. А Тоомпеа - это гора, поэтому вся вода стекла вниз еще во время ледникового периода.

   - Знал бы ты, как любят грунтовые воды просачиваться куда угодно, не спорил бы. Но вообще, резон в твоих словах есть. Может и не все обвалилось.

   - Тем более, - снова переметнулся Степан, - что Длинный Герман до сих пор стоит, и ничего ему не делается. А он тоже из известняка.

   - Но выглядит он плохо. - Заметил Паша.

   - Плохо, - согласился Степан. - Но стоит.

   - Нормально он выглядит. - Заявила Ленка. - Прекрасно!

   Я решил задать главный вопрос:

   - Ну, так, когда полезем?

   Степа отреагировал моментально:

   - Да хоть завтра. Воскресенье, выходной, время есть.

   Паша покачал головой:

   - Так нельзя, надо подготовиться. Фонари хотя бы взять. Фонарь у кого есть?

   Все приумолкли. Когда-то у меня был фонарик, и не один. В детстве. Тогда казалось, что жизнь без фонарика - не жизнь. Но с тех пор прошло много времени, и тогдашнее богатство перестало считаться таковым и исчезло из моей жизни без следа.

   Наверно, у всех была такая же ситуация. Потому что молчали все. Впрочем, у Павла фонарь наверняка был, когда живешь в собственном доме эта вещь бывает нужна чаще, чем в простой городской квартире.

   - У моего отца можно взять, у него есть. Только батарейки надо купить. - У Ленкиного отца чего только нет. Я чмокнул ее в щеку и сказал, обращаясь уже ко всем:

   - У нас есть два фонаря. Один не знаю какой, а второй "циклоп", на лоб вешается.

   - Не люблю такие. - Вадим скривился. Я его понимаю: довольно трудно представить Вадима с фонарем на лбу.

   - Зато руки свободны. На всякий случай. - Я мысленно был уже в подземелье. Выглядело там все как в американских фильмах: немного паутины, сложенные из плитняка стены и все залито мертвенно-синим светом, как наш Универмаг. Я мысленно же хихикнул и переключился на окружающую действительность.

   Никто не был против лезть в подземный ход завтра же, теперь надо было выяснить, в какую именно дыру.

   Согласно плану, счастливо обретенному, было три норы, выходящих на поверхность. Одна в Пирита, на территории монастыря Св. Бригитты, но про него знали все, также как все знали, что он - подземный ход, - обвалился еще при штурме монастыря восставшими крестьянами под предводительством беглого русского боярина, а даже если и сохранился, то излазан вдоль и поперек. Хотя я лично сомневаюсь в его целостности, почему и не искал его никогда. И не знаю никого, кто по нему ходил. Хотя дворовые легенды, естественно, рассказывали о неких смельчаках, которые проходили по нему от начала до конца, находивших сказочные сокровища и возвращавшихся с победой. Но это были все какие-то малознакомые знакомые полуприятелей и ни одного конкретного человека. С моими аргументами согласились и принялись изучать план дальше. Дружно, как будто и не было только что спора, ставящего под сомнение саму идею, все склонились над планом и принялись, отталкивая руки других, водить пальцами по кальке, в поисках входа в подземелье. Я подключился к общему делу парой секунд позже: я смотрел на всех и радовался. Давненько мы с таким энтузиазмом не занимались чем-то сообща.

   Второй выход находился на самом Тоомпеа, на одной из смотровых площадок, замаскированный под колодец. Самим колодцем никто уже лет триста не пользуется, но ход должен был сохраниться. Если всяким мусором не засыпали. После не продолжительной дискуссии этот вариант тоже отвергли.

   - Не очень удачное место, - проговорил Паша. - Людное. Если полезем под землю там, наверняка внимание привлечем. Надо бы какое-нибудь место более укромное.

   Все с ним согласились. Но третий вход в подземелье был во дворе Доминиканского монастыря, также изображая из себя колодец. Доминиканский монастырь давно уже перестал быть обителью. Теперь там музей, тоже не пустыня, к тому же по соседству разместился маленький ресторанчик, так что количество нежелательных глаз было просто несчетным.

   Я погрустнел. Получалось, что или отказываться от самой мысли исследовать подземные ходы, или лезть в них ночью.

   Степашка, почти весь вечер промолчавший, неожиданно встрепенулся. Последние полчаса он изучал план, столь пристально, как этого не делал я. Впрочем, когда я разглядел на картине кроме плана города еще и план подземелья, то не стал копать глубоко, сочтя, что это от меня не уйдет. Я был слишком возбужден самим фактом своего открытия. Перечерчивая набело, я, наверняка, обнаружил бы все возможные ходы, но тут как раз подоспели выходные и я оставил все как есть.

   - А что вот это такое? - Степан ткнул пальцем в какой-то участок на кальке.

   Все обернулись к нему. Он поднял растянутый лист кальки, чтобы на просвет было лучше видно.

   - Видите, в центре, как будто квадрат какой-то?

   В середине плана действительно был некий прямоугольник, образованный пересечением нескольких линий, обозначающих проходы. Сам прямоугольник приходился на Тоомпеа.

   - Несколько ходов, которые пересекаются. - Я пожал плечами. - И что?

   - Я думаю, что это комната. Или какая-то пещера. Или еще какая полость в горе.

   Мысль эта так понравилась нам всем, что в ближайшие полчаса мы только ее и обсуждали. К тому времени мы уже давно сидели не в предбаннике, а наверху. Пиво сменилось глинтвейном, в динамиках надрывался Дэвид Боуи, всем было хорошо.

   Следуя последним достижениям, мы нашли еще два места, могущих быть помещениями. Одно было в Нижнем городе, в районе Вируских ворот, ориентировочно под Горкой поцелуев, но этот выход скорее всего был разрушен или закопан, поскольку с трех сторон горка была монолитна, а с четвертой был общественный туалет, а из него пока никто не находил второго выхода. Второе место, к нашему удивлению, находилось вне пределов Старого города. Почему-то нам казалось, мне, во всяком случае, что все ходы и помещения должны территориально располагаться под Старым городом, что, как оказалось, было не так. Но этот ход делал хитрую петлю и замыкался на себя. Облом.

   Вопрос оставался открытым: как попасть под землю? Как вариант, можно было поехать в Пирита и попробовать все-таки там, в монастыре Бригитты, но это мы оставили на потом, как резерв, а пока мы стали тщательно просматривать кальку в поисках возможных лазов, которые я пропустил. Я, кстати, не сомневался, что мы найдем. Три хода - это мало, так мне казалось. И оказалось, что я прав.

   Нашел опять Степан. Пока мы изучали кальку, он рассматривал саму картину. И был вознагражден. При переносе линий на кальку я был не слишком внимателен. Точнее, допустил ошибку. В одном месте на картине две линии сходились близко друг к другу, но не до конца, а я провел сплошную линию, объединив два хода. Теперь уже мы все начали изучать картину. Это было сложно, потому что в том изобилии линий надо было найти именно те, которые обозначают ходы. Через какое-то время стало ясно, что, просто водя пальцем, мы ничего не добьемся.

   Паша сходил и принес лист ватмана и карандаш. Я, как наиболее поднаторевший в подобного рода упражнениях за последнюю неделю, начал рисовать план подземелья по новой. Правда, делал я это сейчас более топорно, не соблюдая масштаб и прямолинейность линий. Главным было нарисовать план с учетом всех мелких деталей, которые выпали из моего внимания в первый раз. Потом, с линейкой и циркулем, мы начертим безупречный по своим пропорциям план, а пока и так нормально.

   Когда я закончил, выяснилось, что лазов на самом деле значительно больше, чем представлялось поначалу. Сколько из них осталось в действительности - неизвестно, но хотя бы часть должна быть действующей.

   Мы просидели почти всю ночь. Из-за возбуждения, охватившего нас, времени мы не замечали, поэтому все очень удивились, когда я заявил, что утро вечера мудренее. Было четыре часа, и спать хотелось невыносимо.

   - Я думаю, всем не мешает отдохнуть, если мы собираемся завтра действительно лезть под землю.

   - Мы можем и ночью туда лезть, - резонно заметил Вадим, - там все равно темно.

   - Но если я высплюсь, мне это доставит больше удовольствия. - Я чуть не разорвал челюсти от зевка. - Милая, ты как?

   Ленка не выглядела утомленной, но это ни о чем не говорило: она, пока не ляжет, кажется бодрой. Впрочем, она меня поддержала:

   - Если мы действительно туда завтра полезем, то лучше отдохнуть. Но я бы не настраивалась на это. Неизвестно, сколько вы будете еще сам лаз искать.

   Иногда я удивляюсь на свою девушку. То есть, я удивляюсь на нее постоянно, но иногда очень. Она может узреть такое, что для нас кажется тайной за семью печатями. Даже не тайной, просто мы этого вообще не видим. Так и теперь. Мне даже в голову не приходило, что мы можем долго искать лаз. Почему-то казалось, что он нас только и ждет: мы придем и сразу же его найдем.

   - Да, об этом мы как-то не подумали. - Паша выглядел немного растерянным. - Ну ладно, если завтра не полезем, так хоть обстановку разведаем. Завтра с утра подберем место и поедем.

   Это он хорошо придумал. Но получилось не совсем так, как мы планировали с вечера. Начать с того, что утро у нас началось часа в два после полудня. То есть, в это время мы встали. Пока позавтракали, пока то да се - прошел еще час. В итоге, когда мы, наконец, выехали, было три часа и мне почему-то казалось, что времени у нас мало. Я обдумал свои чувства, и решил, что прав Вадим: во сколько бы мы не залезли под землю, там все равно темно, а посему - включай фонарь.

   На первый раз мы выбрали отстоящий довольно далеко от центра ход. Я его даже немного знал. То есть знал очень даже хорошо. В том районе, где он находился, я когда-то жил, и в детстве мы частенько лазали в него, правда, не далеко. Впрочем, далеко было и не залезть. На проходимом участке это было похоже на бомбоубежище, а дальше было не только не пройти, но и не пролезть. Я подозреваю, что не пролезть нам было больше со страху, чем от невозможности. Да нам хватало и того, что было: какие-то нары, кучи мусора и одиноко горящая лампочка. Откуда там лампа? Может, это, конечно, мне сейчас так кажется, а на самом деле лампочки не было, но очень уж отчетливое воспоминание.

   Не обошлось без приключений. До города за рулем сидел я: уболтал Вадьку дать мне порулить, а то я совсем потеряю квалификацию. И, выезжая с гравийки на шоссе, машина заглохла. Вроде ничего страшного, если не считать, что заглох я прямо посреди шоссе. Но шоссе в обе стороны было пустынным на большом расстоянии, только где-то вдали, с той стороны, где Кейла, виднелся какой-то автомобиль. Автомобиль был далеко, времени хватало, я спокойно завелся и поехал дальше. Буквально через три секунды рядом засвистели тормоза и черная "Ауди-100" начала притирать меня к обочине. Я сразу даже и не понял, в чем дело, решил, что этому придурку хочется непременно подрезать единственную машину на пустынном шоссе. Но не тут-то было. Он явно пытался прижать меня к обочине, и я, чтобы избежать столкновения отвернул в сторону и затормозил. Придурок тоже затормозил, выскочил из машины и побежал в нашу сторону, размахивая руками. Я вылез: интересно ведь, что происходит. Издалека он начал орать, что уроет меня, всю мою семью и мою собаку заодно, потому что он, трам-тара-рам, чуть не вылетел с дороги. До меня наконец дошло, что скорость у этого малого была километров сто пятьдесят, а потому расстояние, казавшееся мне бесконечным он покрыл за исчезающе малое количество секунд. Не прав был он, и он это понимал, а потому избрал единственно верный вариант - нападение. Но он не учел несколько факторов, точнее, три. За моей спиной хлопнули дверцы и Пашин голос нежно произнес:

   - Ну мужик, ну извини! - И сопроводил это лучезарной улыбкой.

   Судя по всему придурок не разглядел в машине никого, кроме меня. Поэтому удивление его было безграничным. Он на полушаге затормозил, и резво, в очень хорошем темпе ринулся обратно. "Ауди-100" - не плохая тачка, заведомо лучше "копейки", а потому уже через минуту мы его не видели. Вообще. Сами же мы спокойно заняли места в машине - Вадим за рулем, - и поехали дальше. За все время, когда происходила эта история, я не произнес ни слова.

   Машину мы оставили на площадке, где раньше как раз и был вход. Вход находился с одной из сторон горки, которая когда-то казалась настолько большой, что мы с нее зимой катались на санках, но в один прекрасный день ее сровняли с землей и все вокруг заасфальтировали. Впрочем, это было не важно. Как я помнил, ход тянулся до самого Кадриорга, будучи совершенно прямым. Когда начали строительство скоростного трамвая, то есть выкопали Канаву, некоторое время было видно зияющее отверстие, ведущее куда-то вглубь склона, а потом его заложили кирпичной стеной, достаточно хлипкой, чтобы быть серьезным препятствием.

   - Это что? - Пока Паша выгребал из багажника фонари, Вадим исследовал окрестности.

   - Раньше это гостиница была, для моряков. Угадай, как называлась? - Я чувствовал себя как прожженный чичероне рядом с наивными гостями моей родины.

   - Не иначе как "Волна". Или "Чайка".

   - Эх, ты. "Чайка" на Таллинн-Вяйке была. Кажется. А это носила гордое имя "Нептун". Впрочем, времена меняются. Теперь это не пойми что. Сплошные черномазые.

   - Ладно, расисты, пошли. Леха, ты знаешь куда идти? - Паша выдал нам по фонарю.

   - Строго на северо-восток порядка ста пятидесяти метров. Вперед, други мои, и да не посрамим знамени нашего и не запятнаем чести нашей делами не благородными. - Меня переполняли самые радостные чувства, которые я постоянно выплескивал из себя.

   Тирада моя была воспринята благосклонно, а поскольку возражений не последовало, то я пошел вперед.

   Старая лестница, по которой в детстве я ходил в зоопарк, сохранилась, в отличии от зоопарка. При виде ее у меня возникло легкое щемящее чувство быстротечности времени. Потому что кроме лестницы не осталось ничего. На месте зоопарка пролегло шоссе, и только остатки железобетонных стенок медвежьих вольеров напоминали о том, что тут когда-то было.

   - А вон там раньше проход был. Поверху забор шел и со стороны дороги лежал камень, здоровый такой, как трактор, а за ним в заборе дыра была, мы там без билета в зоопарк лазали.

   Впрочем, мои ностальгические воспоминания, кроме меня, никому особо интересны не были. Оно и понятно. Детство у нас всех было разное и в разных местах, поэтому чьи-то излияния не находили отклика в душах других, разве что вежливое внимание.

   Проход, нужный нам, был заложен. Кирпичная кладка перекрывала его полностью, поэтому невозможно было даже представить, что там находиться за ней.

   - Ну, и что будем делать? - Высказал общее мнение Степан.

   Все посмотрели на меня. Я почесал затылок и, как не странно, мне это помогло. Я вспомнил, что некогда, еще когда не было Канавы, на склоне через какие-то промежутки находились вентиляционные шахты. Куда они вели, мы тогда так и не выяснили, но больше, по моему мнению, было некуда. О чем я и рассказал.

   Беда была в том, что Канаву проложили, частично срезав склон, бывшим некогда естественной границей между Кадриоргом и Морским районом. Мы просто пошли поверху в поисках возможно уцелевших шахт и шагов через сто были вознаграждены - из земли торчала маленькая кирпичная постройка с покатой крышей и решетками на каждой из четырех сторон.

   Решетки оказались намертво заделаны в кладку. Кроме одной. Эта одна легко вытаскивалась, хотя с первого взгляда казалась такой же монументальной, как и прочие.

   - Интересно, почему? - Ленка задала вопрос вроде бы и риторически, но ей немедленно ответили сразу три голоса:

   - Бомжи.

   Первым вниз спустился Степан. Проблем это не составило: в темноту уходил ряд заржавевших, но достаточно крепких скоб. Спускался Степан в темноте, поэтому не сразу сообразил, что уже достиг дна. Только пошаркав ногой и обнаружив, что следующей скобы нет, он включил фонарь и увидел уходящий куда-то ход. Он поднял голову, но не увидел ни неба - из-за грибка над колодцем, - ни вообще света: кто-то засунул голову в лаз и пытался рассмотреть, что там, внизу, происходит. Степан пару раз мигнул вверх фонариком и углубился в проход.

   Идти было не сложно, хотя приходилось сильно пригибаться. В сечении ход представлял собой квадрат, достаточно большой.

   Пройдя метров двадцать, он никуда не пришел, ни до завала, ни до какого-либо помещения. Он вернулся к колодцу и столкнулся с Вадимом, который как раз спустился:

   - Ну, что там?

   - А ничего. Пусто. - Степан посветил в проход. Не было видно ничего, кроме темноты. - То есть, я далеко не уходил, вас ждал.

   - А мы уже тут. - Я спрыгнул с последней скобы и подошел к ним. - Сейчас Ленка спускается, за ней Паша и идем.

   Пару минут спустя мы уже шли в неизвестность. Шли, что называется, цугом. Впереди, по-прежнему, Степан, за ним Вадим, потом я, Ленка, и замыкал нашу колону Паша. Он, когда залез в колодец, поставил решетку обратно. На всякий случай.

   Идти было непривычно. Фонарики не помогали, а только ухудшали видимость: вокруг светлых пятен темнота еще более сгущалась и не видно было практически ничего, только в светлых пятнах мелькали фрагменты коридора. Не видя, куда ставишь ногу, невольно замедляешь шаг, а в нашем случае еще и пригибаешь голову, так что скорость колонны была невысока.

   Внезапно Степан, по-прежнему возглавлявший процессию, чертыхнулся и луч его фонарика метнулся из стороны в сторону.

   - Что случилось? - Спросил Вадим, на всякий случай остановившийся.

   - Пока ничего. Только ступеньку нашел. Давайте вперед, только осторожно.

   Ступенька была достаточно высока, пришлось спрыгивать. Скучившись возле стены мы начали посвечивать фонарями в разные стороны, и потихоньку сложилось представление о помещении, в которое мы попали, и способ, каким мы это осуществили.

   Шли мы, как скорее всего и было, по вентиляционному ходу, а попали в некую комнату, достаточно большую, с потолком привычной высоты, какими-то нарами вдоль стен. Комната была в меру захламлена, причем сделано это было давно. Очень.

   - Интересно, а что тут раньше было? - Спросила Ленка.

   - Тюрьма. - Ответил я. - Улица Асундусе, где находился некогда заасфальтированный ныне проход, переводиться как "острог".

   - Очень интересно. Значит мы теперь в камере?

   - Наверно. Вопрос в том, есть ли тут ходы не только в сторону заделанного прохода.

   - Сейчас все узнаем. - Паша закончил исследовать дверь, находившуюся между нарами.

   Дверь была не заперта. Выходила она в коридор, равно как и три точно таких же двери. Беглый осмотр дал нулевой результат: в остальных камерах набор предметов был точно такой же, как и в первой. Но вентиляционная шахта была только в одной, в нашей.

   Коридор с одной стороны заканчивался завалом из гравия. Очевидно, именно тут и был некогда выход наверх, через который мы в детстве и спускались. Мы развернулись и пошли обратно.

   В этот раз идти пришлось несколько дольше. Иногда попадались комнаты, но в них по-прежнему ничего не было. И мы шли дальше.

   Впрочем, недалеко. Стены вдруг резко разошлись в стороны, и мы оказались в небольшом помещении, абсолютно пустом. И без выхода.

   - Ну и куда дальше? - Вопрос был риторический, но, тем не менее, в тему.

   Никто мне не ответил. Все разбрелись по комнате, посвечивая фонарями по сторонам, пытаясь увидеть только им одним ведомое нечто, подспудно стараясь держаться покучнее и поближе к центру. Я не отставал от других, дистантно изучая противоположную входу стену.

   - Я понял. - Степан издал торжествующий вопль. - Вы ни на что не обратили внимание, пока шли?

   Мы задумались. Не знаю как другие, а я следил за тем, чтобы Ленка не ударилась головой. Хоть она явно не доставала до потолка, но тем не менее... Я посветил в проход: луч растворился в темноте. Что там особенного? Проход как проход. Чистенький такой. Удобненький. И?

   Я посмотрел на Степана: он просто сиял от удовольствия сделанного открытия. Которое немедленно обнародовал.

   - А действительно. - Вадим подошел к проходу, и некоторое время вглядывался в темноту. - Как-то все странно получается. Решетка кажется закрепленной, а на самом деле легко вынимается, проход откровенно чист и не загажен. При этом приводит в никуда. То есть сюда, откуда нет выхода. Зачем такие сложности? Кому нужна эта чистота в месте, где нет ничего? Не бомжам же?

   Все с ним согласились.

   Я походил по комнате, посвечивая по сторонам. Что я пытался увидеть - трудно сказать, но просто так стоять мне было трудно. Я чувствовал, что мы стоим на пороге, только еще не переступили его, и даже не догадываемся, что осталось сделать всего один шаг и все станет на свои места.

   Комната была, как уже упоминалось, небольшой и абсолютно пустой. Голые бетонные стены, на полу ни соринки. Ни следов сырости, ни пятен, ни надписей на стенах. Воздух - и тот какой-то странный. То есть не странный, а наоборот, необычайно свежий. Как на поверхности. Ожидалось, мне, по крайней мере, что под землей воздух будет затхлый, застоявшийся, при этом обязательно сырой. Ничего подобного. Никаких неприятных запахов, все как в музее: самые оптимальные температура и влажность, даже легкий сквознячок вроде бы. Черт побери, вот оно!

   Я похлопал по карманам, заведомо зная, что там нет того, что мне нужно.

   - Степка, дай зажигалку. - Он у нас единственный курящий.

   - Зачем тебе? - Спросил он, но зажигалку, тем не менее, протянул.

   - Экспериментальная проверка одной теории.

   Я отошел ко входу в комнату. Остальные наблюдали за мной, но от комментариев пока воздерживались. Я вытер вдруг вспотевшую ладонь о штанину и оглянулся: мой мандраж начал потихоньку передаваться всем.

   Я отрегулировал огонь на максимум, чиркнул колесиком и поднял зажигалку на уровень глаз. Сначала, как водится, ничего не происходило, но уже спустя пару секунд пламя качнулось. Помотавшись для порядка немного туда-сюда, огонек угомонился и уже отчетливо лег на бок, показывая на противоположную входу стену. Стараясь не беспокоить пламя понапрасну, я медленно пошел в ту сторону. Впрочем, мои старания были почти тщетны: огонек трепетал все равно. Но, когда я подошел к стене и остановился, стараясь не дышать в сторону руки с зажатой в ней зажигалкой, огонь быстро успокоился и снова начал показывать направление. Прямо в стену. Бетонную, с маленьким светлым кружочком, отбрасываемым племенем зажигалки.

   С легким недоумением я посмотрел на стену, потом перевел взгляд на зажигалку. "Путеводная звезда" недвусмысленно показывала в сторону стены и никаких разночтений быть не могло: пламя не двоилось, не моталось из стороны в сторону. Оно, казалось, вообще застыло.

   Я оглянулся к остальным. Оказалось, что все уже давно стоят рядом со мной и также удивленно смотрят на пламя, на стену и, заодно, на меня.

   Я пожал плечами. Мистика какая-то. Сквозняк не может быть направлен в глухую стену. Законы природы против этого активно возражают. Я снова пожал плечами, протянул руку и по локоть засунул ее в стену.

   Вообще-то я хотел только постучать по стене. Но мои пальцы неожиданно не встретили никакого сопротивления, и рука ушла туда. Я отдернул руку, будто засунул ее прямо в пламя костра. Но с рукой не случилось ничего страшного. С ней вообще ничего не произошло.

   На всех нас это произвело очень сильное впечатление. Мало того, что я сам отскочил от стены как ошпаренный, остальные тоже подались назад. Но в себя мы пришли достаточно быстро.

   - Мистика какая-то! - Ленка вслух произнесла мои мысли, высказав тем самым общее мнение.

   Как бы то ни было, надо было что-то делать. Не стоять же просто так! Я снова подошел к стене, направил на нее луч фонаря и стал внимательно рассматривать. Ничего особенного, стена как стена. Я протянул к ней руку и обнаружил, что все еще держу в руке антонову зажигалку. Взяв ее двумя пальцами, я аккуратно ткнул зажигалкой в стену. Ничего не произошло. Зажигалка вошла в стену, как в воду, разве что круги не пошли. Я оглянулся: все смотрели на мои действия, затаив дыхание. Я вздохнул. Пора было делать следующий шаг.

   Сделать его мне не дали. Ленка ухватила меня за рукав куртки.

   - Нет!

   Я удивленно обернулся:

   - Почему?

   - Нет! - Она секунду молчала, а потом добавила:

   - Я боюсь.

   - Тогда пошли вдвоем. - Мне это представилось оптимальным вариантом. Но не тут-то было. Идти со мной она тоже боялась.

   Лично я ничего не боялся. Не потому, что я такой смелый, просто я не чувствовал никакой опасности. У меня было абсолютно безмятежное состояние духа, а это, как следовало из моего личного опыта, говорило о том, что в ближайшее время мне ничего не грозит. Я привык полагаться на свои чувства, была у меня возможность убедиться, что сигналы моей интуиции я могу воспринимать с полным доверием. И Ленкины страхи казались мне совершенно нерациональными. Впрочем, скорее тут сыграла роль моя толстокожесть: я обычно осознаю опасность не "до", а "после". Не самое полезное качество, но тут уже поздно что-либо менять. Разве что учитывать это, прежде чем начать действовать.

   Я ненавязчиво шагнул к стене и, как бы невзначай, в нее.

   Ленка крепче вцепилась в мою руку. Но было поздно, я наполовину погрузился в стену.

   Ощущение было... необычным. Мягко выражаясь.

   Для игроков в "DOOM" знакомо ощущение прохода через стену, особенно, если предварительно набрать IDDCLIP. Можно выбрать такое положение, когда видишь и то, что по эту сторону стены, и то, что по ту. При этом сама стена загадочно рябит.

   Так и тут. Стена представилась некой завесой, разделяющей два помещения. Причем с обратной стороны она была абсолютно прозрачной. Если бы мы шли с той стороны, то могли бы и не заметить ее вовсе, если бы, конечно, не оглянулись.

   Я вернулся обратно. Получил тычок в живот от Ленки, рассказал, что увидел там, и мы начали думать, что будем делать дальше. А пока говорили, все заглянули за загадочный покров.

   Посмотреть туда стоило. Потому что ход, открывающийся любознательному взору, разительно отличался от того, по которому шли мы. Он был также чист и ухожен, но на этом сходство заканчивалось.

   Приведший нас сюда ход был современным. Бетон со всех сторон, следы от опалубки, вообще, весь дизайн, если можно так сказать, были плоть от плоти нашего века. Зато дальше шло откровенное средневековье.

   Достаточно широкий проход, размаха рук не хватает, сводчатый потолок, материал, использованный для кладки - все напоминало подземные ходы, как мы их представляем, почерпнув свои знания из фильмов и иллюстраций к книгам. Разница была в том, что на всем лежал отпечаток многих веков. И тут не надо быть таким уж изощренным экспертом. Видно, и все тут.

   Даже вопроса не возникло - идти дальше или нет. Лихорадочное возбуждение охватило всех. История, начавшаяся как легкий треп в предбаннике, получила продолжение, достойное историй Шахразады. Все мы были любителями фантастики, в том числе такого ее подвида, как "фэнтези", а происходящее с нами полностью соответствовало канонам жанра. Случайное открытие, кажущееся не более чем игрой ума, желание нестандартно провести выходной, таинственные завесы, фантастические сами по себе, но еще и скрывающие полные тайн подземелья под, казалось бы, насквозь знакомым городом. Есть от чего придти в возбужденное состояние.

   Несмотря на охвативший нас азарт, продвигались мы вперед тихо. В смысле - молча.

   Пока что ничего особенного мы не увидели. Не считая той самой "завесы" все вокруг было достаточно обыденным, даже банальным. Проход как проход, в хорошей сохранности. Хотя это, пожалуй, и было той странностью, что наблюдалась, а больше ничего. Не мог подземный ход сохраниться так без помощи рук человека. Внимательно приглядываясь, Паша, как профессиональный строитель, обнаружил, что местами кладка имеет возраст сопоставимый с нашим. Иными словами, кто-то совсем недавно подновлял стены, ставил на цементный раствор выпавшие блоки, что было очевидно даже для нас, в строительстве не понимающих. Правда, после того, как на эти места указал Павел.

   Но мы зря расстраивались. Пройдя пару десятков метров, мы обнаружили интересный эффект: можно было идти без фонарей. Сначала неясно, а после все более ярко нас начало окружать золотистое сияние. С видимостью примерно метров на десять-пятнадцать, дальше все сливалось в темно-золотое пятно, но зато на этом участке все было видно удивительно четко и ясно.

   - Все чудесатее и чудесатее! - Процитировал Вадим.

   - Все страньше и страньше! - В тон ему продолжил я.

   Степан тоже решил не отставать:

   - А вы знаете, как оно все в сказках бывает?

   - Как? - Спросила Ленка.

   - Чем дальше, тем страшнее.

   - Не каркай. - Ленка поморщилась. Что-то не давало ей покоя, но она никак не могла разобраться в своих чувствах, поэтому паники не поднимала. У меня вообще очень рассудительная девушка.

   Чувствуя, что Ленку что-то гнетет, я решил немного разрядить напряжение, сковывавшее ее.

   - Ты как? - Начал я вроде бы нейтрально.

   - В смысле?

   - Ну, вот это сияние, например. Да и "завеса" эта, тоже вещь неординарная.

   - Ты на что намекаешь? - Ленка заподозрила подвох.

   - Ну, как... Так же не бывает.

   У нас с ней давний спор. При общей для обоих романтичности натуры Ленка остается убежденным материалистом, я же напротив, охотно верю во всякого рода сверхъестественные штуки. Скалли и Малдер. Ленке жалко, что волшебство невозможно, я допускаю его существование. Теперь я получил возможность практически доказать свою правоту. Хотя бы частично. Но Ленка очень упрямый человек.

   - Просто это какой-то неизвестный нам закон природы. Или применение неизвестных нам технологий. - Ленка на время забыла о своих тревогах, а остальное мне было неважно. Вроде дружелюбного тычка под ребра. Таким образом мы с ней спорим.

   Вадим решил тоже немного разрядить обстановку. На свой лад.

   - Мне вот это сияние не дает покоя. Не является ли это продуктом полураспада какого-либо элемента таблицы Менделеева? Из нижней строчки?

   Предположение абсурдное. Но забавное, поэтому некоторое время мы развлекались, изобретая различные версии появления под Ласнамяэ могильника радиоактивных отходов.

   Шутки шутками, а продвинулись мы по проходу весьма существенно, не замечая расстояния за разговорами. Правда, и смотреть по сторонам было не на что. Стены и стены, ни одного бокового ответвления. Достаточно скучно, если честно.

   - Стоп. - Вадим остановился, осененный какой-то идеей. - Предлагаю свериться с картой. Определим местоположение, а заодно узнаем насколько можно доверять нашему чертежу.

   - Правильно. Только наоборот. Сначала уточним подлинность карты, а потом будем искать, где мы находимся.

   - Да, пожалуй, так будет лучше. - Мы с Вадькой пожали руки, и я расстелил карту, за неимением лучшего, на полу.

   Сразу же выяснилось, что карта точна. Замаскированного прохода там не было, то есть, проход был, а насчет маскировки можно было узнать только на месте. И оказалось, что мы почти дошли до некоего подземного помещения. Оставалось буквально пара десятков метров.

   Ориентироваться под землей тяжело. Стороны света и на поверхности не особенно заметны, а под землей тем более. Но на наше счастье подземный ход не был прямолинеен, как рельса. Имелись в нем кое-какие загибы и повороты. Не столь уж крутые повороты, но заметные невооруженным взглядом. По ним мы определили свое местоположение. Получалось, что, пройдя вряд ли больше пятисот метров, мы повернули градусов на сорок и сейчас находились где-то под Маяка, в районе кулинарного профтеха. Какого-либо заметного уклона не было, но можно было предположить, что он есть. По легкой "негоризонтальности" швов в кладке.

   Вышли мы на некое подобие карниза на стене довольно большой комнаты. Во всяком случае, высота потолка была внушительной. Это стало очевидно, когда мы спустились со своего карниза вниз по узкой лесенке, вырубленной прямо в стене. Метров, наверно, десять. Хотя с глазомером у меня плоховато, мне всегда нужен какой-нибудь образец под боком, а лучше рядом с измеряемым объектом. А так, на глаз, можно было предположить, что высота стены где-то порядка трех этажей стандартного дома.

   - Этажа четыре. - Вадим тоже, оказывается, прикинул высоту в этажах. Я с ним согласился.

   Мельком подумалось с суеверным ужасом о том, какие, оказывается пустоты есть под городом. И ведь до сих пор ничего про них не известно, иначе какая-нибудь информация просочилась бы. Но меня от моих мыслей отвлекли, позвав на совет.

   Стали решать, что делать дальше. До следующего помещения было в три раза дальше, чем мы уже прошли. Постановили: идем вперед.

   - Ленка, ты как, не очень устала? - Я спрашивал для проформы. На уставшую она не походила, к тому же я знал, на какие пешие переходы способна моя девушка.

   - Я в порядке.

   - Ну и ладно. - Паша, до сих пор достаточно спокойно относившийся к происходящему, заметно оживился. Очки его возбужденно сверкали, и, по-моему, не всегда отраженным светом, тем более, что ярко выраженного источника освещения не было. - Я думаю, на сегодня будет достаточным дойти до того помещения и поворачивать обратно. Временем мы не ограничены, я думаю, обследовать все подземелье за один день не стоит. Таллинн никто сносить не собирается.

   - А даже если и так, то подземелий это вряд ли коснется. - Поддержал его Вадим.

   - Тогда вперед. - Не то спросил, не то констатировал я, обращаясь в основном к Ленке. Она не возражала, и мы пошли.

   Удивительно, как быстро человек привыкает ко всему необычному. Всего час назад мы с испугом смотрели на "маскировочную" стену, закрывающую дальнейший путь, потом удивились самоосвещаемости подземных ходов, а теперь и вовсе этого не замечаем. Почему? Ведь подобное никаким образом не укладывается в ту картину мира, которой нас учили в школе, которую мы знали, исходя из своего жизненного опыта. Однако прошло немного времени и золотистое сияние, освещающее наш путь, уже не вызывает никаких чувств, кроме радости по поводу того, что можно сэкономить батарейки в фонариках. Даже Ленка, известный скептик, никаким образом не выказывает своего удивления, а воспринимает все как должное. Или мы такие толстокожие, или у нас имеется некая разновидность иммунитета на нежданные чудеса. Иммунитет, доставшийся нам в наследство от предков, для которых подобные явления были не так, как для нас, чудом, а напротив, самой, что ни на есть объективной реальностью. А с другой стороны, как нам надо было себя вести? Стоять раскрыв рот и тупо, с благоговением на лицах, вроде как приобщились, взирать на неучтенное чудо света? Не интересно как-то. Да и не красиво.

   Шли мы долго. Сколько точно - сказать не возьмусь, потому что со временем начали происходить непонятные вещи. Оно то убыстрялось, то замедлялось, то, казалось, шло параллельно. У меня от этих шуток времени началось некое подобие морской болезни, правда, быстро закончившейся.

   Кстати, никто больше такого не испытывал. Так что, все это, может быть, мои домыслы.

   Тем не менее, не смотря на все мои недуги, шли довольно быстро. Ничего особенного вокруг не было. Не считая золотистого сияния, освещавшего наш путь. Очень удобным это оказалось. Видно было прекрасно, а из-за того, что свет лился отовсюду, не было и никаких теней. Туннель был чист, каких-то крутых поворотов не было, поэтому путь вперед просматривался хорошо, насколько возможно. Иногда встречались подобия зал, маленьких, но в которых возможно было немного отдохнуть. Благо вдоль стен были устроены каменные скамьи. На плане такие зальчики учтены не были.

   Разговаривали мы мало. Обстановка обязывала, или еще что. Изредка обменивались какими-то малозначащими фразами, как правило, остававшимися без ответа, и шли дальше. Да и обсуждать было пока нечего. Не кладку же камней, в самом деле? Зато в конце...

   Мы вышли в просторный, по сравнению с предыдущими, зал. Также, как и раньше вдоль стен были каменные скамьи, потолок, хоть и не очень высокий, был сделан казалось из одной большой плиты. Или это была естественного происхождения пещера, просто стены спрятали за кладкой, а потолок подровняли, сделав немного сводчатым. Вездесущее золотистое сияние здесь было, казалось, ярче, даже под скамьями, я специально наклонился и посмотрел: видно было очень четко, до последней трещинки в камне. Но это после. А тогда наше внимание сразу же приковала к себе фигура, лежащая посередине зала.

   Полный рыцарский доспех, слегка помятый и довольно сильно поржавевший, но тем не менее неплохо выглядевший. Если его почистить, то он вполне сойдет для того, чтобы стоять у входа в дом, или возле камина, или в музее, если на то пошло. На ристалище в нем выйти было бы рискованно.

   Мы встали вокруг. Все части доспеха были состыкованы между собой, ни одна не отлетела в сторону и было не видно, есть там что-то внутри или нет.

   Вадим ногой попытался поднять забрало, но шарниры проржавели насмерть, и у него ничего не вышло. Тогда он ногой прижал шлем, а руками ухватился за забрало. Пошло, хоть и со скрипом, но пошло.

   Звякнуло, Вадим вместе с забралом отлетел в сторону, Ленка вздрогнув, отвернулась, да и я невольно сглотнул. Из открывшегося проема на нас смотрел щерясь во все тридцать два зуба череп. Абсолютно голый, слегка желтоватый, но вполне обычный человеческий череп. Судя по всему, под остальными частями доспеха скрывались остальные части скелета.

   -Оба-на... - пробормотал Вадька, подходя обратно и вертя забрало в руках.

   Да уж, вот уж сюрприз! Не то чтобы стало невероятно жутко, но уже почти родные подземелья стали вдруг местом пугающим. Как-то сами собой вспомнились и Белая дама, и призрак Бригитты, и пыточная камера, которую нашли где-то под Ратушной площадью. И третье место в Европе по количеству привидений. Все мы стали потихоньку оглядываться, проверяя, не колышется ли где-то в углу чей-то неупокоенный дух. Но время шло, ничьи тени нас не тревожили и мы начали потихоньку приходить в себя.

   - Скорее всего, этот бедолага оказался здесь по каким-то насквозь прозаическим причинам. Помер отчего-то и с тех пор так и лежит. - Степан принялся размышлять вслух.

   - Это отчего-то было достаточно острым. - Сказал Паша. Он присел рядом с... доспехами и внимательно их разглядывал. - Вот, смотрите.

   Прямо на груди, среди многочисленных ржавых пятен затерялась небольшое отверстие, по форме напоминающее вытянутый ромб. След от удара мечом, не иначе.

   Сам поверженный рыцарь лежал очень ровно, как растянутый, раскинув руки в стороны крестом. Создавалось впечатление, что его силой удара откинуло назад, и очень сильно откинуло. Причем били, скорее всего, рукой, поскольку я не мог себе представить, что кто-то мог настолько сильно ткнуть мечом, что противник не только слетит с клинка, на который его насадили, но и отлетит на несколько шагов назад. Поэтому мне все представлялось так: сначала ударили рукой (или ногой, или бревном), повалив рыцаря силой удара, а потом, не давая ему времени встать, подскочили и нанесли удар мечом сверху вниз. Сила удара была такова, что беднягу пронзило насквозь, вместе с доспехами, как мы вскоре убедились. Своими соображениями я немедленно поделился со всеми.

   Паша пришел к тем же выводам, Вадим тоже, Степан со всеми нами согласился, а Ленка об этом не думала.

   - Ну хорошо, - сказал Вадим, - а дальше что будем делать?

   - В смысле? - Спросил я.

   - Что будем делать с доспехами? Не оставлять же их тут. А этому бедолаге они больше не нужны.

   Я с сомнением посмотрел на лежащую под ногами гору железа. С одной стороны Вадька был прав, неведомому рыцарю доспехи больше не нужны, а нам могут пригодиться, хоть и в качестве сувениров, а с другой стороны как-то неловко, будто бы покойника раздеваешь, то есть мародерствуешь. Видя мои сомнения Паша выступил на Вадькиной стороне:

   - А что тут долго думать? Давай рассуждать логически. Ему доспехи нужны? - Он указал на скелет. - Нет. Ему уже вообще все равно. А нам эти доспехи могут пригодится, например, в качестве образца для изготовления уже своих собственных доспехов. А чтобы не мучиться угрызениями совести, предлагаю этого рыцаря похоронить тут же. Как вам моя идея?

   - Идея хороша, спору нет. - Сказал я. - Но где ты тут хочешь его хоронить? Мало того, что у нас с собой нет ни одной единицы шанцевого инструмента, так ведь тут еще и копать невозможно. Камень кругом.

   - Вот именно! - Паша воздел палец к невысокому потолку. - Камень. Древнейший строительный материал, и у нас он тут есть. Смотрите. Кладем останки под эту скамью, а другой скамьей закрываем проем. Скамьи у нас тут просто каменные плиты, поэтому проблем не будет никаких. Ну?

   Спорить с ним никто, понятно, не стал. Очень уж всем хотелось стать обладателем своего личного доспеха. Попытки изготовить полный рыцарский доспех нами предпринимались, но пытаться воссоздать их по плохим иллюстрациям Бехайма проваливались в самом начале. Те доспехи, что стояли в Кик-ин-де-Кек, давали больше материала для размышлений, но чтобы их скопировать, надо было повертеть в руках каждую деталь, а это, понятное дело, было невозможно.

   В общем, мы уговорились без труда. Сначала вытряхнули кости из доспеха, сложили их под скамьей исходя из совместных представлений об анатомии человека, а потом в течение получаса тащили вторую скамью, чтобы поставить ее в качестве своеобразного надгробия. Ох, и тяжела же была зараза! Но как говорили в мои пионерские годы: нет предела силы человека, если эта сила коллектив. Мы справились. Степашка порылся по карманам и извлек две зажигалки, старую, пустую, и новую, вполне работоспособную. Немного помучившись, он поджег старую и накоптил на надгробной плите R.I.P. Потом подумал и прикоптил рядом: A.M.D.G.

   Наступил волнующий момент: дележка доспеха.

   - А возьму-ка я себе шлем. - Высказался Вадим. - Все-таки я его сломал, будет честно, если я же его и починю.

   - А я возьму себе панцирь, - объявил Степан.

   - Нагрудник или наспинник? - Сразу же спросил Паша. Степан в замешательстве замер. - Видишь ли, если ты возьмешь себе нагрудник, то Лешка возьмет наспинник, а я наручи и поножи. Но ты можешь взять наспинник, а Лешка наручи и поножи, тогда мне достанется нагрудник. В общем, ты думай, от тебя сейчас многое зависит.

   Паша прикалывался, но Степан въезжает в шутки не сразу, поэтому мы иногда позволяем себе не зло пошутить. Но я решил проблему быстрее.

   - Не мучайтесь. Я возьму себе щит, а вы делите оставшееся железо.

   Прямо под телом, когда мы начали ворочать железо, извлекая из него кости, обнаружилось некое количество железных полосок и бляшек, вместе с кусками дерева, разваливающегося в руках. Ясное дело, что на это точно никто бы никогда не покусился, кроме меня. Но я все-таки столяр-мебельщик, поэтому шанс восстановить щит у меня был, и не маленький. А в работоспособность прочих частей доспеха я, если честно, не верил. Сколько лет оно тут лежало и ржавело? Уж точно не один год, потому что скелет был чистенький, как в кабинете биологии. В лучшем случае все детали доспеха займут почетное место на полке, если переживут чистку и полировку, а не рассыпятся трухой в руках. О чем я всем и сказал.

   - Вряд ли так все плохо. - Возразил мне Паша. - Рубиться в них, конечно, не будем, а в качестве украшения коллекции - очень даже не плохо. А вот со щитом ты, мне кажется, поторопился.

   - Будущее нас рассудит. - сказал я пророческим голосом.

   Некоторое время мы занимались каждый своим железом. Я старательно запоминал расположение всех полосок и загогулинок, чтобы потом максимально точно повторить его. Не то чтобы я сам сомневался в успехе, но чувствовал, что не скоро еще соберусь.

   - Все это прекрасно, а что у нас по программе дальше? - Вдруг спросила Ленка.

   - Как что? - Удивился я. - Дальше идти.

   - И куда ты собрался идти?

   Я недоуменно огляделся. Вот через этот вход мы вошли, а вот выход где? Выхода не было. Сплошные стены, и ни намека на выход, или, если хотите, второй проход. Мы были в тупике. Увлекшись дележкой нежданного сокровища, мы как-то не обратили на это внимания.

   - А на третий день Зоркий Сокол заметил, что у сарая нет одной стены. - Негромко сказал Вадим.

   - А мне кажется переживать не из-за чего. - Объявил Паша. - За сегодняшний день мы получили уйму информации, и я думаю, что надо бы и обратно двигать. Сколько сейчас время?

   Я посмотрел на часы.

   - Ё-мое!

   - Это сколько?

   - Это половина девятого.

   - Ты куда-то торопишься, милый? - Проворковала Ленка.

   - Нет. - Я помотал головой. - Просто не ожидал, что уже столько. Пора бы и двигать, нам еще обратно идти. Мы на поверхности будем уже в десятом.

   Мы быстро собрались и пошли. Хотя собирать особенно нечего было. Каждый взял свои железки. Единственный, кому было не удобно нести свои трофеи, был я, потому что у меня железок было много, но Ленка взяла часть, и мы бодро шли вместе со всеми, хотя иногда то одна, то другая деталька пытались свалиться.

   Обратный путь, как это часто бывает, занял гораздо меньше времени. Выбравшись на поверхность, мы замерли в задумчивости: чему посвятить сегодняшний вечер. После недолгих колебаний мы решили вернуться к Паше, благо следующий день был выходным. По пути посетили Максимаркет, чтобы вечер не был голодным.

   Слов нет, как вкусны банальные сосиски, пожаренные на открытом огне! На шампур насаживаются две-три сосиски, держаться над огнем до тех пор, пока они не трескаются и сок начинает течь на угли. Потом можно снять их, положить на тарелку, залить соусом, на соседней тарелке расположить свежих огурчиков (малосольные тоже подойдут), помидорчиков, зеленого лучка, пару стрелок чеснока... Можно не снимать с шампура, а есть так, но это уже по вкусу каждого. Сказка, феерия. Фэнтези, если можно так сказать. Особенно, если голоден.

   Мы ели молча, наслаждаясь каждой капелькой жира, каждой крошкой сосиски, каждым кусочком овощей. Минут десять, пока не был утолен первый голод, слышалось только сопение, непроизвольное чавканье, звяканье шампуров о тарелки и сытое цыканье зубом.

   Наконец, когда количество сосисок уменьшилось вдвое, мы откинулись в креслах и принялись есть уже ради процесса, а не для насыщения. Теперь можно было и поговорить.

   Начал я, решив поднять тему, которая терзала меня уже давно.

   - Удивляюсь я на нас.

   - Почему? - Спросил Паша.

   - Нашей толстокожести. - Сказал я, и, видя недоуменные взгляды вокруг себя, пояснил. - Сегодняшний день существенно поколебал наши представления о реальности, нас окружающей. Я не говорю о том, что под Таллинном обнаружилась хорошо сохранившаяся разветвленная сеть подземных ходов, что само по себе все-таки удивительно. Мы встретились с такими вещами, которые не укладываются в наши представления об этом мире, не укладываются в те законы физики, которые мы учили в школе.

   - Почему не укладываются? - Возразил Вадим. - Вполне. Та самая завеса может быть не чем иным, как голографией.

   - Не пойдет. Хотя бы по тому, что вездесущие бомжы неминуемо определили бы, что стена не стена вовсе, а за ней скрывается еще много чего разного.

   - И как бы они определили? - Спросил Степан.

   - Бомжи не всегда бомжами были. И кое-какой интеллектуальный заряд у них еще есть. Так что могли и догадаться зажечь зажигалку или спичку. Но могло быть и еще проще: просто кто-то из них привалился к стене и готово, вот он проход. Но этого не случилось.

   - А может случилось? - Не отступал Степан.

   - Нет. Иначе они по обычной для себя манере обязательно все бы там загадили. А этого не произошло. В бомжей-чистюль я не верю, и остается только один ответ: завеса обладает определенной пропускной избирательностью. И мне это не нравиться.

   - И что тебе не нравиться? - Удивился Степан. - Радуйся. Приобщился к тайне, можно сказать.

   - Вот именно это мне и не нравиться. Тайна обладает свободой воли: этому я откроюсь, а этому нет. Почему именно мы подошли под неведомые нам критерии отбора? Почему сейчас? Не может быть, чтобы никто за все эти годы не залазил в этот колодец, не проходил этим ходом до комнаты с завесой. Дети так точно лазили там. И ничего за все эти годы не случилось. А тут мы вдруг залезли и бац! - пожалуйста, шагнули в неведомое. И при этом мы все абсолютно не удивлены. Как будто так и надо.

   Я умолк. Несколько минут стояла тишина, все переваривали мои слова. Потом Паша сказал:

   - Резон в твоих словах есть. И относительно удивления, и относительно всего остального. Все это действительно странно - это если про завесу, избирательность и так далее. А про удивление скажу, что вполне возможно, что мы уже подготовлены к встречи с неведомым литературой и кино. Читаем мы в основном что? Фантастику. И, может на подсознательном уровне, готовы ко всем этим чудесам. Об этом очень хорошо сказано у Стругацких, в "Понедельнике".

   - Да, сказано, но там это касается все-таки достижений науки.

   - Достижения науки лишь частный пример, а на самом деле это относится ко всему, к науке, к технике, к колдовству, ведовству и так далее. Подспудно мы готовы к этому, мы уже приняли все эти чудеса, только они пока еще не реализовались... рядом с нами.

   - Может быть. Но как быть с завесой? Мне кажется такая ее избирательность не спроста. Это не может не заставлять задуматься. И насторожиться. Почему мы? Или, если допустить, что завеса открывается только в определенное время, почему так совпало, что именно нам так повезло?

   - Это уже паранойя. - Сказал Вадим. - Почему сегодня дождь не пошел? Ведь если бы пошел, то мы могли никуда не поехать.

   - Может я и перегибаю палку, но мне кажется, что в этой истории слишком много совпадений. Сначала я нахожу карту, потом ВДРУГ вижу на ней определенные вещи, потом мы лезем вниз и обнаруживаем кучу разных ходов. Совпадений очень много. И это меня настораживает.

   - Но ты можешь выразить свои опасения более конкретно? - Спросил Паша. - Пока только много эмоций, а конкретики мало.

   Я задумался. Действительно, каких-то конкретных слов или действий у меня не было. Только эмоции, чувства. То самое пресловутое "нутро". Интуиция. Но интуицию трудно выразить словами, а потому остается только брызгать слюной и нервничать, оттого, что тебя не понимают. О чем и сказал вслух.

   Сомнения и терзания мои были восприняты совершенно нормально, хотя не похоже было, чтобы кто-то еще составил мне компанию. Меня внимательно выслушали, но никаких действий не предприняли. Да и то сказать, что делать прикажете, если нет никаких конкретных указаний, а только зыбкие и нереальные предчувствия. Разве что вести себя осмотрительно и не лезть никуда сломя голову. На всякий случай, береженого бог бережет.

   Наутро все мои вечерне-ночные страхи, а засиделись мы далеко за полночь, казались мне самому столь же неуловимыми, как вчерашний сон. Нет, я все помнил прекрасно, и то что чувствовал, и то что говорил, но относился к этому не в пример спокойней. Очевидно острота впечатлений притупилась, да и утро было на редкость радостным. Погода в Прибалтике - это отдельный вид небесного искусства. Местные синоптики после года работы могут легко и непринужденно предсказывать погоду в любом другом регионе со стопроцентной вероятностью даже с завязанными глазами, настолько непредсказуема и переменчива она у нас тут. Поэтому мы прогнозы не слушаем, а смотрим в окно и реагируем на то что есть. А сегодня с утра было невероятно солнечно, совершенно безоблачное небо, благолепие вокруг неописуемое, а благорастворения в воздухе такие, что и завтрака не надо. Тем более, что все вчера съели.

   Попили кофе и засобирались в город. Вадиму надо было на работу, у него работа сменная и выходные ему не указ, Степан куда-то собрался по своим делам, а мы с Ленкой, как люди отпускные, намеревались, решив парочку своих вопросов, прикупить немного снеди, вернуться обратно, чтобы вечерком продолжить посиделки. Вадим с Степаном тоже грозились подъехать.

   На работе Вадима ждала радость: начальство восстановило подключение к Интернету. Поэтому, едва приняв дела у сменщика, он влез в сеть и не выходил оттуда вот уже четвертый час.

   Впрочем, практика показывает, что это время мало того, что не является рекордным, но даже не удостаивается сколько-нибудь серьезного рассмотрения на роль претендента в первую тысячу. Но это так, к слову.

   Сеть бурлила. Не так давно молодой, но уже известный писатель выпустил очередной роман, написанный в жанре лубочного кибер-панка. Теперь шло его активное обсуждение. Мнений было много, но все они делились примерно поровну на тех, кто за, и на тех, кто против. Вадим прочитал несколько хвалебных рецензий, огромную разгромную статью и попытался составить представление о романе вообще, и в частности, о чем он. Благо сам еще не читал. В Таллинн книжные новинки доходят с опозданием, если вообще доходят.

   Потом он долго бродил по сети, залазил на некогда любимые сайты, на новые и когда, наконец, вышел из виртуальной реальности в реальность объективную, то оказалось, что весьма кстати: начинался обед. Посмотрев вслед сослуживцам, торопящимся в столовую, он вытащил свой бутерброд и демонстративно съел его. Всухомятку. Правда демонстрация прошла незамеченной, все уже разошлись, но это было ему все равно. Главное не стадность, а индивидуальность.

   Вадим развалился на стуле и закинул руки за голову. Что ни говори, а жизнь прекрасна! Вот и Интернет снова имеется. Лепота!

   Не сразу, но он почувствовал некий дискомфорт. Посмотрел на часы, по сторонам, но не нашел никого. А пора бы! Обед скоро заканчивается. Вдруг его как током шибануло! Он впился глазами в циферблат часов и уже не мог оторвать от него взгляд: секундная стрелка вела себя самым неподобающим образом. То ускоряя свой бег по кругу, то, наоборот, почти останавливаясь. Было от чего встревожиться!

   Первым делом он поднес часы к уху, но ничего особенного не услышал - тикали они вполне обыкновенно. Вадим снова посмотрел на стрелки. Секундная как раз, совершив скачок сразу на пол циферблата, принялась отсчитывать периоды продолжительностью не менее часа. Он в недоумении сидел и смотрел на свои часы, самые обыкновенные, кстати, "Командирские", на Кадака купленные, как вдруг почувствовал чье-то присутствие.

   По спине прошла холодная волна. Вадим отчетливо понял, что это не кто-то из его коллег. Медленно подняв голову и осмотревшись он не нашел в комнате никого. Вообще. Но, тем не менее, чувство не пропало, оно переросло в конкретную уверенность: за ним наблюдают! И делают это бесцеремонно, ни мало не смущаясь.

   Это не было страшно или хоть как-то пугающе. Это было чертовски неприятно! Как если бы он сидел спиной к двери и не имел возможности обернуться, а в дверях встал некто и принялся бы его разглядывать.

   Но ведь в комнате нет никого, кроме него! Вадим начал покрываться холодным потом. Когда читаешь о подобном в книге, то воспринимаешь все абстрактно, с некоторой долей превосходства: мол, я-то повел бы себя более решительно. Но реальность оказалась гораздо более жесткой.

   Появилось чувство затравленности. Вадим прилагал неимоверные усилия, чтобы справиться с собой, но оказался бессилен. Он был как будто под прессом. Не смотря на все свои потуги, он ничего не мог сделать и это было самым унизительным. На него как будто наваливалась бетонная плита, а сам он при этом был спеленат по рукам и ногам. Его разглядывали, как будто под микроскопом, несколько отстранено, с легким налетом академического интереса. И это было еще унизительнее. Нервы его напряглись, он отчетливо услышал, именно услышал, как они заскрипели от натуги и он уже почти готов был закричать, все равно что, лишь бы прекратить этот кошмар, как вдруг это прекратилось само. Только что ты плавал в своем кошмаре, как в густом сиропе, а в следующее мгновение уже находишься как будто в вакууме. Впрочем, облегчения он не испытал.

   Он рухнул на стул. Оказывается он встал. Что за чертовщина! Не пил ничего, и вроде бы ничем не отравился. Спал мало, но это не повод, чтобы страдать таким своеобразным приступом паранойи. Он оттер пот с лица, повернулся к столу и окаменел.

   С экрана монитора на него смотрели.

   Вадим точно помнил, что компьютер он выключал. Или только собирался? Он уже ни в чем не был уверен. Как бы то ни было, но монитор суть прибор одностороннего пользования. Ты его пользуешь, а он тебя нет! Ты на него можешь смотреть, но он на тебя никогда! Это закон! Физики, природы, чего угодно! А тут посреди экрана огромный глаз, совершенно живой, видно даже как подрагивает веко, и этот глаз сосредоточенно смотрит на тебя. Есть от чего сойти с ума.

   Но сойти с ума не дали.

   Просто потому, что не дали на это времени. Со временем и так творилось не пойми что, а тут оно просто исчезло. Ничего подобного Вадим никогда не испытывал, да и как бы он мог, но он был твердо убежден - время перестало быть. Вообще. Незабываемое, а главное совершенно определенное ощущение, когда изменения по темпоральной шкале не происходят. Хотя кое-что все-таки имело место быть.

   Исчезновение времени произошло в момент, когда Вадим смотрел на монитор. Точнее на глаз на мониторе. А еще точнее на глаз в мониторе, потому что создавалось впечатление, что обладатель этого ока сидит конкретно в мониторе, хоть и непонятно, как он там помещается и как он там оказался. Вадим на мгновение ощутил себя Карлсоном.

   Но всякому наваждению приходит конец, настал финал и Вадимовым мучениям. В некий момент, момент, который Вадим буквально проморгал, глаз вдруг стал углубляться, зрачок превратился в туннель, бездонный и бесконечный, и эта бездна, в полном соответствии с постулатом Ницше, принялась затягивать Вадима в себя.

   Вадим почувствовал, что летит, будучи при этом совершенно неподвижным. Как будто его перемещение происходило потому, что пространство стремительно неслось мимо него, равно как и сквозь, как будто он был некоей точкой отсчета, нет, центром вращения, просто центром этого самого пространства. Так сказать, пупом.

   Удивительно, но именно так Вадим и подумал. Казалось бы, в такой серьезный момент, когда стоило бы собраться и встретить опасности, если они появятся, лицом к лицу, он, напротив, ерничал и стебался. А с другой стороны, что ему надо было делать? Гордо выпрямиться и выпятить грудь? Вот уж дудки. Принимать красивые позы можно после подвига, но никак не до. И уж никак не во время. А тут ситуация такова, что нарушаются не просто законы из школьного курса физики, рушится нечто краеугольное, тот самый пресловутый Закон Природы. А в ситуации, когда ты мало того, что сделать ничего не можешь, так еще и не понимаешь ничего, только и остается строить рожи неизвестному и ждать, когда хоть немного станет ясно, что к чему.

   Впрочем, все эти размышления Вадим сформулировал позже, после всех событий, которые я пытаюсь изложить, а тогда он проникся этим интуитивно, и решил вести себя соответственно.

   Как бы то ни было, но полет его закончился быстрее, чем начался. Когда Вадим попытался оценить свои ощущения, близкие к ощущениям свободного полета, оказалось, что он уже давно сидит в помещении очень... интересном, скажем так.

   Представьте себе пивной бар "Карья Кельдер". Все эти сводчатые потолки, стены из плитняка, низкие массивные деревянные столы. И полное отсутствие даже запаха пива. Вообще никаких намеков, что это бар. Зато много компьютеров, принтеров, сканеров, модемов и прочих прибамбасов для компьютера. По научному - периферии. И яркое освещение из неизвестного источника.

   Вадим обнаружил себя сидящим на стуле перед одним из компьютеров, на экране которого мельтешил какой-то скринсейвер. Кроме него в помещении больше никого не было.

   Он пребывал в нереальном состоянии. Отчетливо осознавая, что не спит, тем не менее не мог отделаться от ощущения, что все это ему сниться. При этом у него был "постпереходовый" шок, выражавшийся в полнейшем ступоре всех мыслительных процессов. Вадим вроде бы все воспринимал, достаточно адекватно, но вот до сознания это не доходило. Состояние это потихоньку проходило, но на смену ему появлялось сильнейшее чувство, что он во что-то вляпался. Во что-то грязное и с самыми неприятными последствиями для него самого.

   Однако делать было нечего: в этой комнате не было ни единой двери. Приходилось ждать. Чем бы заняться?

   Он встал, обошел комнату, посмотрел на мониторы компьютеров, часть из которых была выключена, хотя сами компьютеры исправно тарахтели, на работающих же мониторах, на всех без исключения, было развернуто окошко, гласящее: "Не трогать, идет процесс!" Вадим хихикнул и вернулся к своему стулу.

   Первым делом он нажал на пробел, дабы убрать скринсейвер. Появилось уже знакомое окно. Вадим скривился, но делать нечего, он продолжал ждать. Неизвестно чего, но выбор был не богатый. Да и не скучалось ему пока. Все-таки сами события сегодняшнего дня и его перемещение в место, вызывающее устойчивое "дежа вю", давало пищу для размышлений.

   Но воспользоваться этой пищей он не смог. Не успел.

   За его спиной послышалось какое-то шевеление, и он резко развернулся. Позади него усаживался некто, ему совершенно не знакомый, абсолютно не заботясь о произведенном им на своего гостя эффекте. Ибо только хозяин мог столь спокойно усаживаться, не обращая никакого внимания, по крайней мере, не проявляя такого внимания внешне. Усевшись, незнакомец обратил, наконец, свой взор на Вадима и соизволил улыбнуться. Во всех его движениях сквозила пластика самого сильного в своей стае хищника, уверенного в своей непобедимости. Делалось это демонстративно, но абсолютно без напряжения, из чего Вадим сделал вывод, что это маска, и маска успевшая стать привычной.

   Вадим развернулся вместе со стулом и стал смотреть на незнакомца, ожидая каких-то действий с его стороны. Начав расспросы сам, он потерял бы инициативу, а, находясь в ситуации, аналогичной той, в которую он попал, не зная и не понимая ничего, быть в зависимом положении не хочется. Хоть и вертелся у него на языке один вопрос: как тот попал в помещение без дверей?

   Внешность незнакомец имел броскую. Было в нем что-то от Мефистофеля, который неожиданно задумался, а все ли он в этой жизни делал правильно. Возраст незнакомца на глаз было не определить: что-то вроде от сорока пяти до шестидесяти. Костюм у него был отменного качества, но носимый несколько небрежно, как бы без заботы о судьбе вещи, даже на расстоянии выглядевшей ужасно дорого. При этом был этот тип невероятно похож на одного Вадькиного знакомого. Вадим мысленно усмехнулся своей последней мысли, незнакомец же, будто прочитав ее, легко улыбнулся, как будто немного неуклюжей, но удачной шутке. Вадим остолбенел, надеясь, что внешне его остолбенение не заметно.

   Мефистофель тем временем заговорил:

   - Прошу простить меня и мою бесцеремонность, уважаемый Вадим, - ударение он сделал на "о", - однако вследствие некоторых причин, объяснение которых мне хотелось бы отложить на незначительное время, я был вынужден поступить именно таким образом, как поступил, и, хотя и не раскаиваюсь, однако считаю своим долгом принести извинения и своим поступкам, чтобы полностью убрать могущую возникнуть отчужденность и недоверие.

   Речь незнакомца обволакивала, уводила за собой невесть куда и там оставляла. Вадька попытался встряхнуть головой, но получилось как-то вяло. Состояние напоминало то, в каком он находился сразу после перемещения сюда. Как ни странно, но именно эта мысль привела Вадима в чувство. Он взглянул вокруг посвежевшим взглядом, но ничего нового не увидел. Все тот же подвал a-la "Кельдер", Мефистофель в кресле напротив, что-то говорящий, непонятно откуда идущий свет. Вот только гипнотическое воздействие исчезло, как не было. Была попытка навешать лапши на уши со стороны какого-то подозрительного типа.

   У Вадима в арсенале был некий финт, применяемый им, вообще-то, для собственного удовольствия. Вот только это почему-то считается не то чтобы неприличным, но, как бы, в обществе не принятым. Может для здоровья это и не очень полезно, но любил Вадим похрустеть суставами. Почему-то на людей это производило всегда совершенно особенное впечатление: они теряли мысль, речь их становилась маловразумительной, они переключали свое внимание на Вадькины пальцы и тут можно было запросто перехватывать инициативу. А перехватывать было надо. Нет на свете людей, которые любили бы, чтобы за них решали все вопросы другие, им самим предоставив лишь претворение в жизнь этих решений. Вадим, во всяком случае, не любил. А тут было на лицо вопиющее нарушение его прав на свободу... На Свободу! Любую: совести, вероисповедания, местонахождения. Оставлять это так просто он был не намерен. Душа требовала мщения! И мстя его будет жестока! И он собрался щелкнуть первым суставом.

   Но внезапно его настроение снова поменялось. Мысли о мщении были временно(!) отставлены в сторону, а появились совсем другие: а зачем он здесь все-таки? Ведь не просто же из нелюбви к нему лично, по большому счету пока не особенно заметному члену человеческого сообщества, его приволокли нетрадиционным методом невесть куда. И не за красивые глаза. Значит, что-то было нужно именно от него. Вадима охватил жгучий интерес, что же понадобилось от него этому таинственному незнакомцу, раскочегарившему ради него, Вадима, неизвестные пока силы природы.

   Мир в очередной раз поменял свои краски. Теперь все казалось окрашенным в самые таинственные цвета, как до этого в цвета мщения и возмущения. Вадим отметил в себе очередную перемену настроения, но не стал обращать внимания. В конце концов, он только что с работы, устал, вот и чудиться всякое!

   Незнакомец же неожиданно смолк и с минуту разглядывал Вадима как будто увидел в первый раз, потом кивнул каким-то своим мыслям и приглашающе улыбнулся.

   Вадим не замедлил воспользоваться приглашением:

   - Ну, и что вы мне скажете?

   Незнакомец слегка поморщил лоб, как бы решая с чего начать:

   - Видите ли, Вадим, вы в некотором роде мой должник.

   Вадим недоуменно вскинул бровь.

   - Да, именно. Вчера вы и несколько ваших друзей были у меня в гостях. Я не против гостей, если я их сам приглашаю. Вы же были незванны, а потому ваше присутствие причинило мне некоторое неудобство. Хоть мы и не встречались, но по характеру моей жизни и специфических свойств, которыми я обладаю, наличие людей поблизости от моего жилья сразу становиться известным мне, и вносит существенный дисбаланс в мой душевный настрой.

   Слова текли мимо Вадима подобно летнему ветерку, слегка освежая, пролетая мимо него, как будто не задевая, но, тем не менее, откладываясь в сознании. Уже в который раз за сегодня Вадим начал терять контроль над собой, но словно некий колокольчик звякнул у него в мозгу и руки сами сделали все, что нужно.

   Был у Вадима еще один трюк. Сродни щелканью суставами, но действующий просто убойно. Особенно на людей со слабой психикой.

   Одна рука кладется на подбородок, другая на затылок и совершается резкое круговое движение. Примерно таким образом совершают ритуальное самоубийство провинившиеся члены якудзы. Вадим же лишаться жизни пока не собирался, хотя хруст шейных позвонков был таков, что казалось - все, абзац.

   Мефистофель же воспринял это весьма неординарно. Он быстро поднялся со своего места, подошел к Вадиму, очень легко и в то же время настойчиво прощупал его шею, что-то сдавил, слегка наклонив Вадькину голову вперед.

   - Попробуйте подвигать головой теперь.

   Вадим попробовал. Голова двигалась как свежесмазанная. Он недоуменно воззрился на нежданного эскулапа.

   - Чтобы полностью избавиться от солей этого, конечно, мало. Но на первое время хватит, а потом я осмотрю вас более подробно. Если желаете, то можете пройти полное обследование.

   - Вы что, врач? - На большее Вадима пока не хватило.

   - Не то чтобы практикующий, но по роду своей деятельности мне довольно часто приходилось этим заниматься. Но это так, к слову. Теперь же позвольте перейти к главному, из-за чего вы, собственно, тут оказались. Ваш вчерашний визит, вместе с вашими друзьями, был хоть и нежданным, но в высшей степени своевременен. Не говорю конкретно о ваших друзьях, но вас лично послала судьба. Между прочим, вы-то сами как, в судьбу верите?

   - Да не особенно. - Вадим понемногу приходил в себя.

   - А я верю. - Мефистофель вскинул голову несколько картинным движением, будто вспоминая что-то. - Были случаи убедиться в существовании и судьбы, и многих разных иных вещей.

   Мефистофель внимательно посмотрел на Вадима, как бы ожидая, что он будет с ним спорить. Но тот не собирался вступать в пререкания. Потому что, во-первых, он просто не хотел спорить, а во-вторых, Мефистофель и не ждал ответа. Он просто поменял позу и принялся вещать по новой.

   - Так вот, о предопределенности. Мне нужен программист.

   - Всем нужен программист, - машинально отреагировал Вадим.

   - Мне нужен далеко не всякий программист. Мне нужен программист, который не был бы грубым материалистом. Который, говоря откровенно, верил бы в чудеса.

   Мефистофель снова испытующе посмотрел на Вадима, но в этот раз он определенно ждал какой-то реакции на свои слова. А Вадим растерялся. Он совершенно запутался и был сейчас не в состоянии не только хоть как-то отреагировать на сказанное, но и не мог мало-мальски разобраться в своих собственных чувствах.

   Отчетливо висела в сознании мысль, что его хотят поиметь. Другая, не менее отчетливая, гласила, что и он сам может неплохо заработать на этом - на том, что ему собираются предложить. Причем не только в материальной форме, во всяком случае, не обязательно деньгами. И если первая мысль ему не нравилась категорически, то вторая имела множество плюсов, при одном минусе, но зато этот минус был не мал. Вадим не любил, когда за него что-то решают. Впрочем, об этом уже говорилось. А тут ему не только без спросу навязывают общество, но еще пытаются втюхать какую-то халтуру, о которой он, может и слышать не хочет, не то чтобы что-то делать.

   Но сегодня был не его счастливый день, как говорят люди за океаном.

   Мефистофель хитро прищурился и широким жестом обвел все помещение:

   - Вот, посмотрите, Вадим, на мое хозяйство. Не знаю, сколько вам потребуется времени, но мне надо привести в божеский вид все эти компьютеры. Ну, там, почистить, убрать ненужное, нужное, напротив, поставить, настроить, сконфигурировать, или как это называется. И - самое главное. Мне необходима здесь... э-э, сеть... м-м-м, локальная. Ну и естественно, чтобы эта сеть работала.

   Вадим сглотнул. Работа предлагалась по его конкретному профилю, и особых сложностей не видилось. Хотя повозиться, конечно, придется. Однако в голове, на самом пределе слышимости, звенел маленький колокольчик, настойчиво предостерегая от чего-то. Вот только от чего? По ком звонит колокол? Но не по нему, в этом Вадим мог быть уверен. Непонятно, на чем эта уверенность базировалась, но он был абсолютно убежден, что если ему лично будет грозить какая-либо опасность, то он непременно это поймет. И будет готов. Сейчас же такого чувства не было. Была уверенность, что он все сможет и все у него получится, была легкая головная боль, была сильная усталость, но чувства опасности не было. И на том спасибо.

   Он начисто забыл все свои прежние страхи и предчувствия. О том, что "нечто страшное грядет". А первое впечатление, говорит народная мудрость, самое правильное.

   - Пока что, Вадим, думаю, вам не вредно было бы немного отдохнуть. - Мефистофель подошел, слегка поддерживая Вадима за плечи, приподнял его и повел с собой. - Особых удобств не обещаю, но кровать есть, белье чистое, воздух свежий. А что, собственно, нужно для полноценного отдыха? Впрочем, чуть не забыл, может быть вы голодны?

   Вадим сглотнул слюну. Есть он хотел, и даже очень. Тот бутерброд был последним, за номером три, а три бутерброда - это мало. Поэтому он кивнул.

   - Очень хорошо, - обрадовался Мефистофель, - а то я тоже давненько ничего не ел. С удовольствием составлю вам компанию.

   Завтрак или обед, время абсолютно утратило свою власть над Вадимом в этом месте, как бы полностью исчезнув, оставив лишь чувство голода, неподвластное никаким катаклизмам, был на высоте. Множество различных салатиков, бутербродов, разносолов, солений, копчений, варений и много чего еще, что Вадим не успел не только попробовать, но даже просто заметить.

   Засыпать он начал, похоже, прямо за столом. Во всяком случае, он не помнил как оказался в постели, огромной, как полигон для стрельбы штатным снарядом. Последней его осознанной мыслью было не забыть бы позвонить домой, чтоб не волновались.

   Мы этого ничего тогда, конечно, не знали. А знали мы, что Вадька пропал. То есть с работы он, вроде бы, ушел, а вот ни дома, ни у Павла не появился. Равно как и на работе на следующий день. Поначалу волнений не было никаких. Мало ли какие у человека дела. К исходу вторых суток мы забеспокоились сильней. Вадима не было нигде, ни по одному телефону. Мобильный тоже молчал. К концу третьего дня после нашего похода в подземелье мы, дождавшись приезда Степана, стали решать, что делать.

   Собственно, что делать было абсолютно неясно, и совещание наше не могло тут ничем помочь. Мы не знали главного: что произошло, а без этого лично я не представляю, как именно можно действовать, чтоб не наломать дров и не сделать только хуже. Все придерживались примерно такого же взгляда на вещи, но бездействие было еще хуже, чем ожидание, а потому каждый пытался понять проблему глобально.

   Степан, по обыкновению больше молчал, Ленка в противоположность обыкновению, тоже, так что только мы с Пашей что-то говорили, в большинстве своем бессвязное. Но так нам было легче тянуть время, перед тем как ответить на нами же заданный вопрос "что делать?": "Не знаем!"

   Впрочем, не смотря на очевидную бессодержательность нашей беседы, кое-чего мы все-таки достигли.

   Уняв эмоции и стараясь рассуждать логично и спокойно, мы начали по новой вспоминать наш поход, не упуская ни одной детали. Интуитивно мы чувствовали, что именно в этом скрыта "великая сермяжная правда", а потому пытались докопаться до нее. Глянув на Ленку я понял, что она тоже так считает, но почему-то молчит. Ладно, зная свою девушку, я был уверен, что чуть позже она выскажется.

   Детально описав для себя всю экспедицию, мы принялись анализировать наши ощущения. Делать это было не очень сложно, потому что накануне примерно этим и занимались. Теперь же для нас это стало видеться в новом, отнюдь не радужном, свете. Потихоньку меня начал пробирать озноб от мысли о том, в какие игры мы влезли. Ладно бы всякие там разборки, это хоть известное, можно сказать свое, родное, не важно, что никогда в них не участвовал. Но наслышан, а потому уже в общих чертах имеешь представление и как бы подготовлен. Тут же были полнейшие потемки. То, что мы видели: свет без источника, стены, оказывающиеся легко проходимыми, - были вещами из мира о котором мы не только ничего не знали, но и не слышали ни о ком, кто бы с этим сталкивался. Абсолютная неизвестность пугала, причем так, как никогда досель не пугали никто и ничто. Это было какое-то всеобъемлющее чувство страха, настолько большое, что ты растворялся в нем весь без остатка и сам становился его частью. Только поэтому мы, наверно, не сошли с ума. Но в тот вечер у меня не было сомнений, что все только начинается, и что это все именно мы и разбудили. На свою голову. Я уже горько сожалел, что зашел в тот книжный магазин, проклинал ту злосчастную карту и свою зоркость. Проклинал наше безрассудство, которое погнало нас в эту преисподнюю. Не знаю, о чем думали остальные, но, очевидно, сходным образом, потому что никто из нас не любит вспоминать тот вечер.

   Но какие бы мысли нас не терзали, а Вадима все не было. Наконец Паша высказал то, что обдумывал, наверно, уже давно.

   - В общем, надо лезть туда снова.

   Паша сверкнул в лучах заходящего солнца очками. Мне это показалось зловещим знамением, но отнес все на свое настроение. А то, чего доброго, от тени начнешь шарахаться.

   С предложением Паши никто не стал спорить. Все-таки мы слишком похожи и ход мысли у нас тоже, если и не одинаков, то приводит к тем же выводам! В конце концов, это наш единственный след. Степан молча кивнул, мы с Ленкой тоже и решение века было принято.

   Оставалось решить только один нюанс: когда?

   - А чего откладывать. - Приняв решение Паша сделался безудержно деятелен. -Давайте завтра с утра. Фонари у нас есть, батарейки свежие. Наделаем бутербродов только, а то захочется поесть и нечего.

   С этим тоже никто не спорил. Да и что спорить, когда и так очевидно, что из подземелья мы вылезем неизвестно когда. Меня лично волновала другая проблема. Которой я с Ленкой и поделился.

   Усевшись во дворе на бревнышко мы некоторое время смотрели на уже неяркое солнце, а потом я заговорил.

   - У меня сейчас двойственное чувство. С одной стороны я понимаю, что надо спускаться вниз. А с другой мне кажется, что это решение не наше, а как бы подсказано извне. У меня вообще нехорошее чувство, что нам наши роли навязали, мы как марионетки. Ведь если рассуждать логично, то откуда мы взяли, что именно там мы найдем Вадима. Или если не найдем, но поймем, где искать. С чего мы вообще взяли, что с ним что-то случилось? Уехал куда-нибудь в Бердянск и сидит там драники трескает. А нам не позвонил, потому что не подумал.

   - Может и так, но как ты вообще объяснишь всю эту историю? С этими проходами, завесами и так далее? Мне кажется, тут не только в Вадиме дело. Он только толчок, первый шаг. Он первый попал туда, где до сих пор ни мне, ни тебе, да и вообще кому-либо быть не доводилось. Что-то вроде Волшебной страны эльфов, откуда нет возврата. Только мы всегда не правильно понимали, что значит - "нет возврата". На самом деле все это тут, вокруг нас, среди нас, и эти пропавшие люди на самом деле тоже тут, никуда не делись. Просто мы их не замечаем. Мы живем в мире, который считаем неизменным, и который действительно таков, потому что мы верим в это. Но достаточно нам хоть одним глазком заглянуть за завесу, скрывающую от нашего взгляда тот, другой мир, как мы меняемся сами и мир становится иным, и в нем находится место и для чудес и для всяких необъяснимых явлений, которые еще вчера казались таинственными и непонятными, зато сегодня уже легко и логично укладываются в новую картину мира. И мы уходим от нежелательного взгляда или встречи. Мы делаем так, что нас не замечают. И нам уже неинтересны дела этого мира.

   Я слушал заворожено. До сих пор Ленке не были свойственны такие рассуждения. Она была материалисткой, из тех, кого можно убедить только личным опытом. Наверно ее действительно сильно потрясли события последних дней. Хотя, какие события? Слазили в подвал, потом куда-то пропал Вадим. Вот и все. Да, нам кое что встретилось по пути, но это... А что "это"? Это может произвести впечатление. Даже я, человек в чудеса, в принципе, верящий, но с ними не встречавшийся, и то испытал потрясение, а каково пришлось Ленке?

   Ленка от перемены, происшедшей с ней, тоже была не в восторге. Однако она правильно говорила: "нет возврата". Знать о существовании чего-то такого и не рассмотреть это поближе - это надо быть очень нелюбопытным человеком. А мы с ней были любопытными. Изрядно. Поэтому я не стал ничего говорить ей в утешение или поддержку, это было ни к чему, а просто обнял ее и мы так просидели некоторое время. Потом нас нашел Степан и поинтересовался, чего это мы еще не спим. И мы пошли спать.

   И была ночь, и было утро.

   Наутро светило солнце и, как часто бывает, былые тревоги и волнения слегка потускнели на фоне нового дня. Слегка, потому что ночь все-таки была проведена беспокойно. Не то чтобы мы не выспались, но и отдохнувшими нас назвать было нельзя. Однако, хоть и не очень бодрые, мы направились в очередную "экспедицию в преисподнюю".

   Естественно, мы решили воспользоваться своим старым ходом. Машину в этот раз мы оставили неподалеку, поэтому четверо человек, если кто и заметил нас, каких либо сплетен и кривотолков не вызвали.

   Вновь описывать наше путешествие по переходам под Ласнамяэ, Кесклинном и Старым городом не буду. В этот раз мы шли быстрее, чем в прошлый, но это понятно. Решительный и собранный Паша шел впереди, возглавляя нашу маленькую колонну, мы шагали следом. С прошлого раза ничего не изменилось, что не удивительно. И в комнате, в которой мы нашли... доспехи, тоже ничего не изменилось.

   Все те же стены, все тоже золотистое сияние, могила под скамьей. Решительно не было ничего, что могло бы навести нас на след Вадима или его таинственных похитителей. Мы обстучали все стены, заглянули под скамьи, даже отодвинули импровизированное надгробие, но результат был тот же - никакого результата. Этот был тот самый случай, когда отрицательный результат - это не результат. В течении двух часов мы исследовали каждую щелку в стене и полу, Степан, усевшись Павлу на плечи, прощупал каждый сантиметр потолка и тоже напрасно. Наконец мы расселись по скамьям вдоль стен и молча признались сами себе, что поход наш был напрасен. Мы не смогли найти ничего, могущего помочь нам найти Вадима. Надо было смириться с этой мыслью и постараться придумать еще что-нибудь, иначе спокойный сон нам бы только снился, простите за неудачный каламбур.

   Обратно мы шли молча. Поражение было полным, и тот факт, что над нами одержал победу враг, которого мы не только не видели, но еще и не знали, есть ли он вообще, оптимизма не добавляло. Я лично шел на автопилоте, мало реагируя на окружающее. И хотя мы шли довольно долго, часа полтора как минимум, но в моей памяти отчетливо запечатлелся финал: я стою и тупо пялюсь на человека, спящего на заднем сиденье Пашиного "Форда". Светловолосый, с тонким аристократическим носом, узенькой полоской аккуратненьких усиков, с умиротворяющей улыбкой на губах - убил бы гада! Мы тут с ног сбиваемся, испереживались все, а он спит!

   Однако разбудить Вадьку оказалось сложно. То есть просто невозможно. Но на этом его вклад в сегодняшний вечер не закончился: когда мы собрались ехать, выяснилось, что Вадим занял все заднее сиденье. Переполненные самыми добрыми чувствами к потерянному и вновь обретенному другу мы долго препирались, кто же все-таки не поедет. В конце концов мы с Ленкой просто ушли, прихватив пакет с моим щитом, предоставив Степану следить за Вадькиным телом во время транспортировки его домой. Сами же мы решили прогуляться немного пешком, благо домой было не очень далеко. Мы сговорились назавтра созвониться и на этом такой длинный день закончился.

   Наутро я позвонил Павлу, но он не смог меня ничем порадовать: Вадим спал и добудиться его было по-прежнему невозможно. Договорились созвониться попозже.

   Ленка тем временем решила навестить подругу. Я не стал спорить, а втихаря даже порадовался: я собрался заняться своим щитом. Вчера, по пути домой я купил двухлитровую бутыль "кока-колы" и замочил в ней свои железки. С утра проверил и удивился, настолько они отличались от вчерашних. Полностью, конечно, ржавчина не исчезла, но уже и не была главным украшением. Проводив Ленку, я слил "кока-колу" и принялся протирать железки, укладывая их в тот узор, который постарался запомнить в подземелье. Получалось не плохо, я имею в виду, что запомнил я, похоже, правильно.

   Рисунок вышел странным. До сих пор я считал, что гербы на щитах рисовали, а не выкладывали из железа. Может и на этом щите когда-то было что-то нарисовано, но деревянная основа не сохранилась, а потому узнать доподлинно уже не удастся. Да и не это главное - рисовали или не только. Я с удивлением смотрел на получившееся изображение и думал: неужели подобное имело место в европейской геральдике? Впрочем, специалистом в этой дисциплине я себя не считал. Больше всего получившееся изображение напоминало схематично изображенного человека с протянутой рукой, в которой он держал нечто напоминающее сложно изображенную розу, выполненную наоборот с необычайной тщательностью. Вокруг фигуры было выложено два ряда металлических полос, по форме напоминающих гербовый щит. На этих полосах когда-то было что-то написано, но из-за ржавчины ничего невозможно было разобрать, так, отдельные буквы вперемешку с разновеликими кавернами. С полчаса я пробовал прочитать надпись, но кроме двух букв, расположенных на разных полюсах, так ничего и не смог разобрать. В конце концов я бросил это занятие, потянулся и принялся размышлять, чем бы заняться.

   В итоге я решил пройтись по городу. Не по своему Ласнамяэ, а по старому Таллинну, по центру. Больной я на это: если уезжаю куда-нибудь из Таллинна, то уже через день сосет в груди и тянет обратно. Ностальгия, наверно.

   Перед выходом я еще раз позвонил Паше. Новостей не было, все оставалось по-прежнему: Вадим спал и на внешние раздражители не реагировал.

   Прибыв на место я сразу же поднялся на Тоомпеа и пошел не торопясь на свою любимую смотровую площадку возле Домского собора. Подошел к несостоявшемуся входу в подземелье и заглянул в колодец. Несколькими метрами ниже была заделана в стены толстая решетка и сверху уже успели накидать всякого мусора: пакеты от гамбургеров, сигаретные пачки, палые листья, какие-то ветки. Я хмыкнул, представив, что было бы, если бы мы решили лезть через этот лаз. Хорошо, что не решили!

   На самой площадке почти не было народу: финны еще не проспались после четырехчасового вояжа из Хельсинки в Таллинн, самих таллиннцев тоже не было видно, единственно торговцы сувенирами обреченно ждали своих клиентов. Я все так же не спеша прошел вдоль выставки картин, какие-то пропуская мимо, какие-то разглядывая более внимательно. Особенно мне понравилась серия маленьких, не больше книжного формата, картинок, выполненных в оригинальной манере: те же Таллиннские виды, что и всюду, но цвета и манера рисовать были таковы, что возникало ощущение, будто картины написаны тогда же, когда были построены все те здания, которые нарисованы на картинах.

   Я надолго застрял возле этих картин, настолько, что продавец начал коситься на меня неодобрительно, поскольку покупать я явно не собирался. Но и попросить меня не загораживать товар он тоже не мог, поскольку в радиусе пятидесяти метров не было никого, кроме нас с ним и еще пары торговцев. Из вредности я постоял еще несколько минут, а потом продефилировал дальше.

   Я уселся на парапет, свесив ноги наружу, выудил из кармана пакет с жареным арахисом и принялся грызть орехи и смотреть на город. Никаких особенных мыслей не было, взгляд просто скользил по ярко-красным крышам, ни на чем не задерживаясь надолго. Да и о чем думать? Обо всех тех странностях, что случились с нами за эти несколько дней? Было чертовски мало информации, мы слишком мало узнали, чтобы делать какие-то выводы. А где взять больше? Вот об этом стоило подумать, но у меня не было ни малейших идей, где можно что-нибудь узнать. Не пойдешь же в библиотеку и не спросишь: нет ли у вас книг про золотистое сияние, освещающее подземные коридоры под городом Таллинном? На выходе тебя точно может встретить бригада широкоплечих бритоголовых ребят с рубашкой с очень длинными рукавами.

   Но и оставлять все так, как оно есть, нельзя. И единственной ниточкой, которая у нас в этот момент была, являлся Вадим. Почему-то мне казалось, что когда наш спящий проснется, у нас появится зацепка. Оставалось дождаться пробуждения.

   Орехи кончились. Я смял пакетик, сунул его в карман, и, по-прежнему не торопясь, направился к Домскому соборую. Предстояло решить, куда я пойду дальше: спущусь вниз или поброжу еще по Тоомпеа. Но совершенно неожиданно для самого себя я свернул и вошел в собор. Захотелось вдруг посмотреть на гербы.

   В Домском соборе находится одна из крупнейших коллекций гербов в Европе. Причем настоящие, не копии, оригинальные, из дерева, с позолотой, большие, не очень и просто громадные. Раньше они были расставлены вдоль стен, можно было подойти и рассмотреть их подробно, но недавно их развесили по стенам, некоторые достаточно высоко, и зрелище нависающей над тобой громады впечатляло.

   Чтобы попасть собственно в собор надо было спуститься по лестнице. У ее подножия лежит плита уже очень сильно стертая ногами многочисленных туристов. Остальные плиты, покрывающие пол тоже не новые, но эта резко выделяется даже среди них. Дело в том, что под этой плитой похоронен местный, таллиннский Дон Жуан, и по преданию, если встать на эту плиту и загадать желание, то оно непременно сбудется. Экскурсоводы обязательно упоминают об этом факте, а туристы непременно хотят загадать желание.

   Я тоже встал на нее. Некоторое время я стоял и пытался придумать желание. Получалось плохо. В конце концов я махнул рукой и пожелал, чтобы Вадим проснулся не позднее сегодняшнего вечера. И уже сходя с плиты, подумал: "Хорошо бы, чтоб приключения наши не заканчивались."

   Вы были в готических соборах? Если были, то наверняка обратили внимание, что в них стоит очень гулкая тишина, настолько, что слышишь случайный вздох из совсем другого конца собора. И вместе с общей торжественностью эта отчетливость вызывает благоговейную дрожь по телу. Подавляемый величественностью собора волей неволей начинаешь вести себя тихо, где-то даже смиренно.

   Я шел, сопровождаемый эхом от своих шагов. Никого в соборе не было, что не удивительно. Хотя он, вроде бы, действующий, но сейчас ни одна живая душа не оживляла его, и это добавляло в атмосферу торжественности тревожную нотку, слабенькую, на самой грани, но тем не менее заставляющую иногда оборачиваться.

   Гербы были великолепны. Щиты в человеческий рост были покрыты замысловатой резьбой, геральдическими фигурами, все это было раскрашено голубым, багровым и золотом, выглядело подновленным, но чувствовалась череда веков, стоящая за ними. Рядом с ними я чувствовал себя бедным дворянчиком из провинции перед родовитейшим аристократом, только что подарившим королю очередной город. Это заставляло подтянуться и настроиться на возвышенный лад. Даже эхо моих шагов стало торжественней и строже.

   Посреди собора ровными рядами расположились неудобные скамейки с откидными столиками, чтобы молящимся было куда положить библию. Для библий под столиком была устроена специальная полочка, но ничего там не было: очевидно библии прятали от таких вот случайных посетителей вроде меня. А вот скажите, зачем мне библия на эстонском языке? Тем более, что у меня уже есть на русском, стоит на полке рядом с Кораном и "Книгой Мормона". И "Бхагават-Гитой"

   Я, как и весь сегодняшний день, шел не торопливо вдоль стен, разглядывал гербы, старался шагать в ногу с собственным эхом и одолел уже половину пути. Возле противоположной входу стены стояло несколько саркофагов, один из которых был мне знаком. Точнее, знакома надпись. Надпись гласила, что похоронен здесь не кто иной, как Крузенштерн Иван Федорович (в русской транскрипции). Никогда до сих пор я не рассматривал саркофаг подробно, а тут вдруг отчего-то остановился и принялся разглядывать. Зашел с одной стороны, зашел с другой и...

   Давеча я жаловался на отсутствие информации. Зря. А может сработало мое желание, загаданное на могильной плите эстонского ловеласа. Но когда я вылазил из весьма узкого прохода между двумя саркофагами, Крузенштерна и его соседа, неожиданно уперся взглядом в боковую стену некрузенштернова саркофага.

   Если боковую стенку разделить мысленно на три части, то на третьей, дальней от прохода, трети на уровне глаз обнаружился небольшой, но чертовски знакомый барельеф. Схематично изображенная человеческая фигура, в вытянутой руке держащая сложно изображенную розу. От удивления я чуть не застрял.

   Конечно же, выползать из прохода я не стал, наоборот, придвинулся поближе, чтобы рассмотреть получше. Очень похоже на мои железки, просто один в один! Совпадением это назвать нельзя, но и чей-то умысел тут не заметен. Значит, все-таки совпадение? Но уж больно вовремя! Поневоле задумаешься. Но, как бы там ни было, а находка действительно кстати, и пренебрегать ею было бы просто преступно.

   Впрочем, делать я ничего не стал. Только внимательно осмотрел. Посмотреть было на что: фигура была, как я уже говорил, схематична, и на фоне прочих арабесков и картушей не выделялась. Как я ее заметил? Ну да ладно, потом разберемся! Зато роза выпирала на общем фоне как "Титаник" среди джонок. И была в этой розе одна особенность, которая становилась заметной только при ближайшем рассмотрении: она была как будто прилеплена потом, после того, как весь саркофаг был готов. Тут не надо было иметь семь пядей во лбу, чтобы догадаться, что нужно сделать. Я протянул руку и осторожно, одним пальцем, прикоснулся к розе. Камень как камень, такой же, как и весь саркофаг. Я надавил пальцем сильнее. Эффекта никакого. Тогда я сжал розу в кулаке и покачал ее. Вроде бы тоже ничего, но мне показалось, что появился некий намек на движение. Я вздохнул, сжал розу покрепче, и попытался повернуть ее против часовой стрелки. Роза сдвинулась на миллиметр или два и встала мертво. Я покрылся испариной, представил себя тяжелоатлетом на помосте, мысленно зачем-то досчитал до трех и повернул направо. Провернув розу на четверть оборота я остановился. Сам. Крутить можно было и дальше, но я решил, что один туда не полезу. Почему-то я был убежден, что когда довернешь розу до упора, то откроется проход, ведущий... А вот куда он ведет, выяснять лучше коллективно.

   Я аккуратно вернул розу в исходное положение и принялся выкарабкиваться из прохода. Вылез, отряхнулся и - резко обернулся. Нет, никого.

   Я был далеко от входа и, как уже говорил, акустика в соборе была невероятной, любой шорох многократно усиливался и становился слышимым в любой точке собора. Впрочем, об этом я тоже говорил. Так вот, стояла тишина, абсолютная, нарушаемая только моим дыханием, и никаких других звуков я не слышал. Вообще никаких. Но когда я выполз из прохода между саркофагами я отчетливо ощутил присутствие человека прямо за моей спиной. Но никого не увидел, когда обернулся. Мистика полнейшая.

   Озираясь по сторонам, я двинулся к выходу. Так никого не увидев вышел на улицу, прошелся до старого здания Национальной библиотеки и, заворачивая за угол, обернулся. Из дверей собора вышел какой-то мужчина, одетый прилично, хоть и немного жарковато на мой взгляд по сегодняшней погоде, не задумываясь и не гладя по сторонам, особенно в мою сторону, повернулся и пошел к церкви Александра Невского. Я подождал, пока он скроется за углом дома и припустил со вех ног в противоположную сторону.

   Я сбежал по лестнице со стороны вокзала, остановился, отдышался, придал себе независимый вид и пошел к Ратушной площади.

   Через пару десятков метров я задал себе вопрос: а чего я, собственно, так занервничал? Даже если тот мужик пошел бы в мою сторону, что с того? С чего мне вдруг примнилось, что кто-то был в соборе, кроме меня? Я кого-нибудь видел? Нет! А мужик тот мог быть еще в каком-нибудь помещении, их в Домском без счета. Так что нечего тревожить свою нервную систему понапрасну и без повода!

   Накачав себя таким вот образом я совершенно успокоился и не торопясь, как прежде, пересек Ратушную площадь и свернул на Виру.

   Народу было еще много. Точнее - уже много. На Виру находится уйма всяких кабаков, как , впрочем, и во всем Старом городе, и народ на этой улице не переводится никогда. Я шел, вяло фиксировал какие-то силуэты вокруг себя, корректировал свое движение, чтобы не столкнуться, и медленно погружался в себя, любимого.

   Со мной такое иногда случается. Вдруг замираю, если сижу, или замедляюсь и отправляюсь "на астру". Со стороны это выглядит, как будто я погружен в некие думы, но спроси меня после, о чем думал - не смогу ответить. Вот и тогда я впал в такое состояние.

   Именно поэтому я не сразу обратил внимание на то, что вокруг вдруг не стало ни души. То есть абсолютно. Тишина и пустота. Сделав еще несколько шагов по инерции я остановился. Внутри меня заворочался, просыпаясь, колючий зверек беспокойства.

   И было от чего. Прямо передо мной стояли Вируские ворота во всей своей первозданной красе. Именно первозданной: между башенками выгнулась перемычка - интересно, как она называется, - а в открытые створки ворот была хороша видна дорога, уходящая куда-то вдаль. И ни одного дома за воротами. А их там вообще-то не мало! Там круглосуточный алкогольный магазин, напротив него целый ряд, метров на сто, цветочных ларьков, которые по-моему, вообще не закрываются, даже на время привоза товара. И даже немного видна гостиница Виру. Ничего этого не было.

   Идти туда не хотелось. Зверек уперся всеми своими колючками, отказываясь хоть на дюйм переместиться в пространстве. Стало очень страшно.

   И тут в воротах появилась фигура человека. Видно его было очень хорошо: мне в спину светила луна - а ведь был день, когда я вышел из Домского собора! - да и витрины магазинов, с моей стороны ворот почему-то сохранившиеся, добавляли света. Ходячая иллюстрация "крутого чувака": высокий, широкоплечий, массивный подбородок и полное отсутствие шеи. Одет "крутой" был в пиджачную пару темного цвета, темную же водолазку, а на ногах - изящные туфли, опять-таки темные. И был он чем-то похож на того, из собора. Хотя это был не тот.

   В руках "крутой" держал меч.

   Не шпагу, не саблю, ни эспадрон. Самый настоящий меч, большой и железный. Длинный и острый. Я почему-то не сомневался в подлинности меча, равно как и в том, что этот тип умеет им пользоваться. Была в его движениях некая легкая небрежность.

   "Крутой" сделал несколько шагов мне навстречу, как бы невзначай поигрывая мечом. Чувствовалась, что меч тяжелый, но тип крутил им легко, как деревянным, с настораживающей сноровкой. Сначала он нарисовал вертикальную "восьмерку", как бы разминаясь, потом горизонтальную, потом изобразил некую непонятную фигуру, подействовавшую, однако, на мое воображение убийственно. Это была грамотно построенная психическая атака, но это я понял уже потом, задним умом, после всего, а тогда я покрывался холодным потом и мечтал стать маленьким и невидимым. Обнаженное железо или "амбалы" - не самые часто встречаемые вещи в моей жизни, но все-таки держать себя в руках можно. Но встретить такого "амбала" с мечом в руках в безлюдном месте, при том, что сам город, известный казалось бы до последнего камня в мостовой, меняется без предупреждения, чем вызывает отнюдь не положительные эмоции, - это вам не в кино перед экраном ахать, у кого хочешь поджилки затрясутся! У меня они тряслись очень сильно.

   Адреналин в моей крови уже не помещался. Требовалось срочно что-то сделать, но что я мог против меча с голыми руками? Я сунул руку в карман и постарался незаметно достать "бабочку". Не то чтобы я рассчитывал с ее помощью легко "сделать" этого типа, но и просто так стоять я не мог. Может он только и умеет, что "восьмерки" крутить? А если не только, то тогда у меня был шанс поймать его на какой-нибудь ошибке. Во всяком случае, я очень на это надеялся, ни на секунду не допуская мысли, что может быть все с точностью до наоборот. Самым оптимальным мне казалась идея швырнуть ему "бабочку" в лицо, тем самым выиграв пару секунд, чтобы убежать. Но и мысль о том, что может быть придется резать этого совершенно мне незнакомого типа не внушила никакого отрицательного чувства. В конце концов, это он хотел меня убить, а в том, что у него именно эта цель, я не сомневался. И не спрашивайте откуда я узнал. Интуиция, если хотите.

   Но как бы там ни было, а положение мое было хреновое. Мало того, что надо было успеть воспользоваться его ошибкой, как, скажите, я узнаю, что он ошибся, а не ловит меня на обманное движение или финт? Я не фехтовальщик. Наши игры с мечами на лужайке не более чем забавы, потому что никто не имеет, по большому счету, никакого представления, что есть, собственно говоря, фехтование на мечах. А потому увидеть сбой в движениях моего противника я смогу только при большой удаче или благодаря чуду.

   Положение у меня было... Ах да, я уже говорил. Я чувствовал себя смертником, запертым в угол превосходящими силами. Ну, уж если мне суждено помереть, так пусть он хоть попотеет, стараясь меня прикончить.

   Интересно, что мысли о Ленке, о доме, о родителях и друзьях были у меня где-то на заднем плане. На поверхности же плавала единственная мысль - выжить! А потом уже будет и Ленка, и дом, и друзья. Со стороны я выглядел, наверно, очень потешно. Скукоженная фигурка, судорожно цепляющаяся за остатки своего хладнокровия. А напротив громила со сверкающим клинком, как настигнувшая преступника карающая длань правосудия, Фемида во плоти.

   Я решил стоять насмерть. Пусть это будет моя амбразура, мои Фермопилы, но я ни сдвинусь ни на шаг, в какую бы капусту меня ни рубили. Однако моему отчаянному героизму не суждено было проявить себя.

   Откуда-то из-за моей спины выдвинулся сухонький старикашка с тросточкой и в канотье, словно сошедший с фотографии начала века. Смутно знакомый, как будто я его когда-то где-то видел. Очень бодренько он шагнул вперед и встал между мной и громилой. Тот несколько опешил от неожиданного появления незапланированного свидетеля его действий. Я так вовсе окаменел. Удивлялся только, почему ступор не случился раньше, когда все только начиналось, когда любой нормальный человек впал бы в шоковое состояние практически моментально. Или я такой толстокожий?

   События меж тем развивались по сценарию Б, который не устраивал моего верзилу абсолютно. Дедусик проскочил еще на пару шагов вперед, выставив перед собой свою тросточку. Громила этого жеста однозначно испугался. Вообще, он вел себя так, будто появление дедушки его раздосадовало, но отнюдь не удивило! Они были знакомы, и для громилы это знакомство не было приятным! Это открытие меня несколько воодушевило. Мои шансы уйти отсюда живым немного поднялись, если только дед не решит, разобравшись с громилой, обратить свое внимание на меня и закончить начатое не им.

   Амбал меж тем перестал демонстрировать свое умение жонглировать мечом и перешел в жесткую оборону. Я с удивлением узнавал на его лице все те чувства, которые только что были на моем. Он был полон решимости подороже продать свою жизнь, не рассчитывая уйти отсюда живым. Такая резкая смена ролей очень меня обрадовала. Из жертвы я превратился в пока что стороннего наблюдателя. А посмотреть было на что.

   Дедушка, хотя теперь он выглядел просто немолодым мужчиной в хорошей спортивной форме, со своей тросточкой творил чудеса. Громила мог одним ударом перерубить ее пополам вместе с дедом, но этого не происходило. Каждый раз его меч проходил вскользь, не причиняя ни трости, ни деду ни малейшего вреда. Это приводило верзилу в состояние крайней озлобленности, но пока он держал себя в руках. Интересно, как долго он так продержится?

   Дедушка тем временем не стоял на месте. Пока громила замахивался, тросточка мелькала с быстротой змеиного языка, тыча громилу в разные чувствительные, а также унизительные места. Это не могло не возыметь своего действия и в конце концов громила потерял голову и обезумев бросился на дедушку.

   Трость в руках деда неожиданно приобрела блеск стали, а дедушка, неуловимо сместившись в сторону, наискось перечеркнул громилу. Тот по инерции пробежал несколько шагов, а потом упал на колени. С выражением крайнего недоумения он выронил меч и протянул руки к своей шее. Но ничего не успел сделать. Голова, сохраняя выражение недоумения, наклонилась набок и гулко ударилась о мостовую. Громила, все также держа руки у шеи, неловко, как мешок с картошкой, повалился на дорогу и остался лежать.

   Я был в шоке. Уже в который раз за последние десять минут.

   Дедушка, канотье которого в пылу схватки даже не сбилось с изначального залихватского угла, повернулся ко мне и подошел, опираясь на трость, снова ставшей простой деревяшкой.

   - Ну что, сынок? - Он оказался выше меня ростом, хотя поначалу казался чуть не в половину ниже. - Каково? То ли еще будет! Если доживешь, конечно. Ну, ладно, бывай, скоро свидимся.

   Он хитро прищурился, посмотрел в сторону Вируских ворот, за которыми до сих пор ничего не было, потом мерзко хихикнул и возгласил неожиданным басом:

   - Прииде в себя, сыне! - И влепил мне пощечину. Очень сильно.

   В голове зазвенело так, будто я сунул ее в Царь-колокол в тот момент, когда в него ударили. Все запрыгало, зашаталось, заплясало перед глазами, меня завертело, все, что я еще мог рассмотреть, слилось в цветные полосы, проносящиеся у меня перед глазами и я упал на землю.

   Почти сразу я пришел в норму и смог подняться на ноги. Вокруг была все та же улица Виру, но теперь на ней было полно народу, и некоторые с неудовольствием обходили меня. Я не исчезал никуда и не появлялся неожиданно среди толпы. Как будто все случившееся со мной только что было не более чем игрой моего воображения. Не было безлюдного города, освещенного полной луной, не было безумного поединка, закончившегося смертью одного из сражающихся. Ничего не было. А был Таллинн, "знакомый до слез", залитый светом заходящего солнца, были люди, прогуливающиеся по центральной улице Таллинна. И не было никакого обезглавленного трупа на мостовой, и его голова не скалилась мне в тридцать два зуба. Ничего не было. А было все как обычно. Только побаливала немного щека. И лежал на мостовой меч.

   Это было самое совершенное изделие с эстетической точки зрения, какое я только видел. Все самые изощренные проекты Хиббена, Валеджо и Ройо не шли ни в какое сравнение с этим мечом. Хотя бы потому, что вот он, лежит у меня под ногами, а не нарисован на бумаге. Он был прост, но в нем чувствовалась абсолютная завершенность каждой линии, продуманность каждого изгиба. Меч притягивал к себе и просился в руки. Он заполнял собою все вокруг и только его блеск стоял перед глазами и был единственно возможной реальностью. Я встряхнул головой и наваждение исчезло. Но меч остался и был все такой же... притягательный. Я не мог больше противиться и взял его в руки. Странно, что никто до сих пор его не замечал, кроме меня. Я удивленно оглянулся. Люди шли мимо, обходя меня, не обращая ни малейшего внимания ни на меня, ни на меч в моих руках. Некоторые косились в мою сторону, но равнодушно, с ноткой некоего брезгливого удивления на лицах. Две стройненькие, но страшненькие эстоночки, проходя мимо, хихикнули, стрельнув глазками. Я удивленно посмотрел им вслед. Они шли, поминутно оглядываясь, и продолжали хихикать, теперь уже громче. Я пожал плечами и повернулся, чтобы идти на автобус. Вот тут-то мой взгляд и упал на витрину магазина "United colors of benetton", в которой отразились мы с мечом.

   Я держал в своих руках очень старый зонтик. Наверно, ровесник того самого деда. Со сломанными спицами, торчащими в разные стороны, лохмотьями материи и нелепо изогнутой рукояткой. Я оторопело отвел взгляд от своего отражения и взглянул на то, что держал в своих руках. Это был меч, блестящий, притягательно красивый, с очень удобной рукояткой и гардой, выполненной в виде дракона с развернутыми крыльями. Я снова посмотрел на отражение: после ослепительности меча смотреть на убожество, которое я держал в руках, было выше моих сил.

   Но дальше стоять столбом посреди улицы не имело никакого смысла. Я положил меч на плечо - отражение взяло зонтик под мышку, - и пошел-таки на автобус.

   "Шестидесятый", на удивление, был полупустым. Обычно на остановке всегда толпится масса народа, как будто "час пик" для "шестидесятого" длится постоянно. Особенно неприятны разного рода старушки. Только что она еле держалась на ногах, слегка покачиваясь от дыхания соседей, как вдруг внезапно преображается и с яростью берсерка рвется по головам в салон, дабы успеть занять сидячее место. Почему-то в такие минуты я не люблю стариков.

   Впрочем, в этот раз было спокойно. Я уселся на свое любимое место, "на колесе", и, привалившись к стеклу, стал лениво смотреть на улицу и вспоминать сегодняшние события. Не знаю, может в моей душе стоит какой-то замедлитель, но именно в тот момент меня проняло до конца. Да так, что аж затрясло. Все тело колотило крупной дрожью, как будто меня били судороги. Мне вдруг отчетливо, до рези в глазах привиделось, до боли в шее, что это моя голова скатилась на мостовую и лежит там сейчас. А люди ходят мимо и задевают ее ногами, и никому нет дела до того, что валяется у них под ногами. Меня прошиб пот. Я судорожно вздохнул и принялся приходить в себя. Нельзя, чтобы Ленка меня таким увидела. А уж рассказывать я ей точно не собирался.

   Не знаю какой я актер, но Ленка почти ничего не заметила. Спросила как погулял, не хочу ли есть. Уже потом я заметил взгляд, брошенный на меня, и он мне не понравился. Очень такой спрашивающий был взгляд. Но вслух ничего не было произнесено, а я не стал заострять. А потом мы спать легли.

   Назавтра случилось печальное событие: началась последняя неделя отпуска. Это было грустно. Я уже привык не ходить на работу, а тут придется снова вставать в полшестого, ехать к черту на рога и заниматься невесть чем. Нет, я вообще-то свою работу люблю, но очень уж в отпуске хорошо.

   Последнюю неделю отпуска было решено провести плодотворно. Правда, еще не было известно как. Ленка прошерстила кипу газет и сделала выписки о всех выставках, экспозициях, концертах и представлениях недели. Теперь предстояло определиться, куда мы пойдем.

   Выставка называлась "100 лет Эстонской фотографии" и находилась в Кик-ин-де-Кек. Обычно все выставки проходят в подвале, или в нижнем ярусе, не знаю, как правильно, башни, но тут был отдан еще один этаж. Народу было немного, то есть почти никого. В сущности, только мы и были.

   Экспозиция была поделена на две части: выставка старых фотографий внизу, а этажом выше были вывешены реставрированные фотографии, стилизации и работы современных фотографов. И то и другое было интересно, кроме современных снимков, это мне не понравилось напрочь.

   Я смотрю всегда довольно быстро, потом просто возвращаюсь к наиболее интересным экспонатам. Ленка же подолгу останавливалась перед каждым стендом, высматривая ей одной видимые детали и подробности.

   Я обошел зал уже два раза по кругу и размышлял чем бы себя занять, когда Ленка окликнула меня.

   - Правда здорово!? - Она показала на маленькую фотографию, приткнувшуюся где-то в уголочке, так, что я ее и не заметил во время своего прохода.

   Я замер. На снимке были видны Вируские ворота, уходящие от них стены, дорога, начинающаяся сразу за воротами. Темный силуэт в воротах, явно мужской, с длинным мечом на плече. Все это было залито лунным светом, что-то освещающим необычайно ярко, а что-то напротив, оставляя в густой тени. Называлось все это "Таллиннский меч".

   Очень незабываемые события она воскрешала в памяти.

   Я готов был поклясться, что пять минут назад этой фотографии тут не было. Как бы быстро я не проходил, но все таки не настолько, чтобы не заметить снимка. Значит... Значит, я его действительно не заметил. Может, оттого, что изначально был настроен отрицательно. Может быть еще почему. Но после всех происшедших событий я был склонен думать, что не все так просто.

   На этом неожиданности не закончились. Буквально на следующем стенде была еще одна "не замеченная" мной фотография. На этот раз она изображала таллиннский дворик. Дворик-то таллиннский, а вот вид у него был типичного питерского "колодца". Есть у нас парочка таких. И в этом дворике, среди разнообразного металлолома, сваленного у стен, я увидел меч.

   Это был мой меч. Тот самый, трофейный, который я подобрал вчера вечером на улице города, которого не могло быть. Меч, который в виде зонтика стоял у меня дома в шифрейке.

   Длинное прямое лезвие, узкая дола, гарда в виде развернувшего крылья дракона. Он стоял прислоненный к стене, между старой батареей центрального отопления и фрагментом кладбищенской ограды. Он был как бы среди прочего хлама, но сразу бросался в глаза, как единственное освещенное окно на ночном фасаде дома.

   Это была явная инсценировка. Я знаю этот дворик: не самый респектабельный, но чистенький, и без каких бы то ни было свалок старого железа. И уж тем более там не могло быть никаких мечей. Мне недвусмысленно намекали. Понять бы только на что.

   Был такой фантастический роман. Там главный герой шел в неизвестное ему место руководствуясь абсолютно случайными указаниями. "Фея и синергист" назывался, а может и нет. Не помню. Я получил вполне конкретные указания, куда идти, в этом у меня не было теперь никаких сомнений.

   Помниться, в школьные годы я и двое моих одноклассников проводили время после уроков шатаясь по улочкам-переулочкам Старого города. Боже, в какие только дыры мы не залезали! Мы даже по уцелевшим крепостным стенам ползали! Не удивительно, что с тех пор заблудиться в городе для меня весьма проблематично. Поэтому дворик я нашел сразу. Ленка, которую я без объяснений потащил "погулять по городу", согласилась на прогулку, на удивление, без слов. Была, наверное, в моих словах некая убедительность, спорить с которой не хотелось и не моглось.

   Естественно, никакого металлолома во дворе не было. Был обычный двор, недавно подметенный: следы от метлы, разметавшей небольшую лужу, были еще видны. Из железных изделий была только мусорка, приткнувшаяся в углу двора. И ничего напоминающего ту фотографию.

   Ленка некоторое время осматривала двор, а потом повернулась ко мне:

   - Ну, может ты наконец объяснишь мне, что все это значит?

   Я помолчал. Потом собрался с духом и рассказал ей все, что случилось со мной вчера. Ленка выслушала меня молча. Потом также молча повернулась и пошла. Я перехватил ее за руку. Ленка не вырывалась, только опустив голову старалась отвернуть лицо. Потом она без перехода повисла у меня на шее.

   - Как ты мог не рассказать мне сразу?

   Я не ответил. А что отвечать? Сказать, что не хотел ее беспокоить? И это тоже. Но не только. Наверно, я испугался за саму Ленку. Ведь то, что произошло со мной, запросто могло случиться с любым из нас, в том числе и с ней. А так, когда не знаешь, то может и обойдется. Почему-то мне показалось, что если я не расскажу, то все это и останется со мной, а на других не распространиться. Бред конечно, но мне тогда это показалось на редкость здравой мыслью.

   Выслушав мои объяснения Ленка в нескольких словах охарактеризовала мое поведение, мои умственные способности и свое отношение к неведомым силам, втянувшим нас против нашей воли в свои, неведомые же, игры. Моя девушка иногда бывает очень конкретна в высказываниях, при этом лексика ее безгранична.

   - Ну ладно, со мной мы разобрались. - Сказал я, когда она выговорилась. - А ты мне ничего не хочешь рассказать?

   Не то чтобы я о чем-то догадался или заметил некую странность в Ленкином поведении. Просто так спросил, на интуиции. Ленка странно посмотрела на меня, а потом тряхнула головой, приняв решение.

   - Мне тут начали сниться сны.

   Это было - да! У Ленки по жизни снов не было, во всяком случае она их не запоминала. А теперь признание в том, что ей что-то сниться и она помнит что, равносильно признанию Японией права на владение Курильскими островами за Россией. Впрочем, я не долго пребывал в задумчивости по этому поводу.

   - И что тебе сниться?

   А снилось ей небо. Черное небо Таллинна. ТОГО Таллинна. И даже не черное, чернота безлика, она никакая, а это была Тьма, живая и смотрящая в тебя. Пока равнодушная, но определенно ждущая чего-то. Какого-то знака, момента, когда Она войдет в тебя и растворит в себе. Это было пока не страшно, но неприятно. Ленка уже несколько ночей не высыпается и вообще не может нормально отдохнуть.

   Я задумался. Мои приключения в городе, которого нет и Ленкины сны мне представлялись явлениями одного порядка. Почему - я затруднился бы ответить, но связь мне казалась несомненной.

   Раздумывая об этом мой взгляд довольно хаотично метался по стенам домов, образующих дворик, сначала понизу, потом все выше и, наконец, дошел до крыш. А поверх крыш...

   Небо было черным. То есть не черным, а тем самым, небом ТОГО Таллинна, который показался на несколько минут мне вчера, и которое снилось Ленке уже не первую ночь. Тогда, во время моего визита в ТОТ Таллинн я на небо не особенно смотрел, не до того было. А сейчас я потрясенно застыл с задранной головой, не в силах пошевелиться, отвести взгляд от него. Ленка, начавшая что-то говорить, замолчала на полуслове и тоже смотрела наверх.

   На небе не было ничего. Вообще. Сплошная Тьма. Никаких завихрений, и уж, конечно, облаков. Но эта Тьма, эта Бездна втягивала в себя. Казалось, что стены домов сначала медленно, потом все быстрее поехали вниз и вот уже нет ничего, кроме Тьмы, Тьмы Всепоглощающей. Мы растворялись в ней, но не как кусок сахара в кипятке, а постепенно, слой за слоем, клетка за клеткой, как будто Тьма исследовала нас, изучая и отправляя изученное в некую общую массу, в Универсум, где, обезличенные, мы должны будем ждать того далекого и неопределенного момента, когда Тьме понадобится какая-то информация, хранящаяся в частицах, бывших когда-то нами. Она просеет эти частички как через сито, считает нужную информацию и забросит обратно. Незавидная участь ячейки памяти в безразмерном компьютере.

   Неизвестно, сколько бы мы так еще простояли, но вдруг нас буквально вышвырнуло обратно во двор. Очевидно Тьма сочла нас недостаточно соответствующими каким-то ей одной ведомой параметрам. А может еще почему. Но очень вовремя.

   Сзади нас раздался свистящий звук. Как будто по длинному и гладкому металлическому предмету чем-то провели. Например, вытащили меч из ножен.

   Это сравнение, пришедшее в голову неизвестно откуда - где я в реальности мог слышать подобные звуки? - сразу же привело меня в чувство. Быстро обернувшись я увидел шагах в десяти от нас человека с мечом. Обнаженным мечом, уже занесенным для удара.

   Человек был одет в хороший костюм-тройку, темный, то ли очень темно-синий, то ли иссиня-черный, серую водолазку и черные туфли. Короткая стрижка, короткая шкиперская бородка. В общем, типичный прибалт, как их любил изображать советский кинематограф. Меч в его руках смотрелся несколько странно, совсем не гармонируя с его обликом. Но было видно, что это единственная неувязка в данной мизансцене, и она никоим образом не помешает этому типу исполнить задуманное, так как было ясно, что меч он взял в руки не впервые. Что-то слишком много меченосцев мне попадается последнее время!

   Прибалт явно целил в меня. Может, потом он и собирался зарубить Ленку, но мы стояли таким образом, что я был между ним и Ленкой, а потому я мешал ему быстро разделаться с нами обоими. И я собирался мешать ему в этом как можно дольше.

   Агрессивный незнакомец начал первым. Он быстро подшагнул к нам и рубанул крест накрест то место, где стоял я. Но меня там уже не было. Едва он только начал свое подшагивание, я отступил назад, всем весом толкнул Ленку как можно дальше от себя и, одновременно оттолкнувшись от нее, поднырнул под меч. Спиной я "увидел", как Ленка катится по земле, поднимается на ноги и каменеет. Еще бы! Такое зрелище кого хочешь приведет в ступор. Я тоже вчера продемонстрировал себя не с лучшей стороны. Но вчера я был один, а потом с дедушкой. Сегодня со мной была Ленка, а рассчитывать на появление деда не приходилось. Завалить этого типа у меня не было никакой возможности, а потому единственной нашей тактикой мог быть только прорыв на Нарва мантее, где много народу, машин и трамваев, и напавший на нас не рискнёт применять свое экзотическое оружие. Впрочем, кое-какие мысли у меня все-таки были.

   Мое подныривание удалось на все сто. Прибалт явно не ожидал от меня такой прыти и был на секунду выбит из ритма. Этого времени мне хватило, чтобы воткнуться ему в живот плечом, принять на себя его вес, приподняться и швырнуть его на землю. Но не тут-то было! Он мягко перекатился, вписался в асфальт, и в следующее мгновение был уже на ногах. Меч, даже не звякнувший во время кувырка, из рук он так и не выпустил. Но я тоже не стоял на месте. Завалив своего противника, я сразу же снова бросился вперед и снова сбил его на землю. На этот раз ему не удалось так красиво упасть и перекатиться. Он грохнулся на спину, вернее, грохнулся бы, но в последний момент он успел сгруппироваться и все-таки перекатился и опять встал на ноги. Чтобы в третий раз рухнуть от моего толчка. Даже не рухнуть, а всей спиной впечататься в стену между мусорным баком и углом дома. Этот удар выбил из него дух и на несколько секунд он вырубился. Я воспользовался слабостью врага и, пока он медленно сползал по стене дома, налег своим многострадальным плечом на мусорку и протаранил Прибалта. Мусорка лязгнула, что-то хрустнуло, глаза Прибалта удивленно округлились и все кончилось.

   Непонятно зачем я откатил мусорный бак. Неожиданно легко он отъехал в сторону и Прибалт - я боялся подумать, что с ним, - наконец-то, упав на асфальт, остался лежать. Неподвижно. Видимых повреждений на нем не было заметно и я облегченно вздохнул. Может я и не убил его, а он всего лишь потерял сознание? Переломанные ребра не в счет. В конце концов, нечего бросаться с обнаженным мечом на безоружного - и беспомощного - человека!

   А потом меня вырвало.

   Ленка на протяжении всего поединка так и простояла в неподвижности. Я подумал, что именно так и я выглядел вчера и понадобилось весьма мощное воздействие совершенно постороннего человека, чтобы я пришел в себя. Сегодня я вел себя более адекватно, а мою роль исполняла Ленка. Но и для меня не прошло даром все случившееся.

   Немного оклемавшись и отплевавшись я подошел к Ленке. Она, как ни удивительно, была уже почти в норме, только в каком-то совершенно неописуемом ужасе.

   - Ты его убил?

   Я оглянулся: Прибалт продолжал лежать в той же позе, как упал.

   - Не знаю. Вряд ли. - Я неожиданно разозлился. - А было бы лучше, если бы он убил меня?! А потом еще и тебя? А потом с чувством выполненного долга пошел домой?.

   Ленка возмущенно вскинула брови. Вот теперь она полностью пришла в себя.

   - Из вас двоих я все-таки выбираю тебя.

   - Вот и ладно. А теперь валим отсюда побыстрее, а то кто-нибудь придет мусор выносить и застукает нас.

   Мы повернулись к проходу на улицу и не двинулись с места. Ничего не кончилось.

   В узком проходе, единственном ведущим со двора, стояли два человека, полностью перегородив его. В костюмах-тройках. И с мечами в руках.

   Я грязно выругался. Я ругаюсь редко и не при дамах. Но сейчас я был изрядно не в себе. Да сколько еще этих доморощенных рыцарей, охотников на мою голову, бродит по Таллинну?!

   Надо было что-то делать. Мой взгляд, в котором мало что было сейчас от человека разумного остановился на все той же мусорке. Эх, выручай, родимая!

   Я схватил Ленку за руку, подтащил ее к баку и откинул крышку.

   - Залезай!

   Не дожидаясь, пока Ленка среагирует я подтолкнул ее к баку. Ленка не сопротивляясь и не споря - чудо из чудес!... но потом, все потом, - залезла в бак, а я оглянулся на проход. Фигуры обеспокоено зашевелились, увидев наши действия, но пока не двигались с места. Наверно, были уверены, что мимо них и мышь не проскочит. Ну, это мы еще будем посмотреть!

   Взявшись за ручку, я с натугой развернул мусорку и начал разгон в сторону прохода. Фигуры заволновались и приняли боевые стойки. Я продолжал разгонятся. Кажется, я что-то кричал. Когда до меченосцев осталось не более пяти метров я поджал ноги и повис, стараясь стать маленьким и незаметным, прикрытым к тому же мусорным баком.

   - Ленка, пригнись!

   Мусорный бак на крейсерской скорости, громыхая и подпрыгивая, проскочил мимо меченосцев. Что-то свистнуло, у меня над ухом лязгнуло, сноп искр на миг ослепил меня и мы вылетели на Нарва мантее.

   Только чудом можно объяснить то, что нас не сбила никакая машина. Мы благополучно проскочили дорогу и врезались в фонарный столб на другой стороне. От удара меня сорвало с бака и швырнуло на асфальт, но без последствий. Визг тормозов остановившейся машины. Все. Вот теперь точно все. Пока все.

   Я помог вылезти Ленке, слегка оглушенной от этой бешеной поездки и не менее впечатляющего финиша. В руке она держала меч Прибалта. Когда она успела его подхватить?

   Я огляделся. Наше громкое появление привлекло внимание! Я не удивился. Еще бы! Поперек центральной улицы Таллинна проезжает мусорный бак, на котором висит человек, а другой высовывается из самого бака. Такое зрелище хоть чье внимание привлечет!

   Пока люди на нас оглядывались, но не начали подходить интересоваться, что происходит, мы быстренько, но не суетливо, привели одежду в порядок, отряхнулись и пошли сквозь сквер. Дошли до памятника Тааммсааре и собирались идти дальше, но тут были остановлены вскриком какой-то бабульки. Я оглянулся: бабка застыла соляным столбом, уставившись в асфальт выпученными глазами. Я проследил за ее взглядом.

   Темная дорожка, состоящая из множества капель тянулась за нами от самой дороги. Капли были кровяные, а кровь была моей: один из прибалтов сумел-таки задеть меня.

   - Merde! - Только и сказал я.

   Вечером я позвонил Паше. Вадим все еще спал, но сон его, как сказал Паша, "по некоторым признакам входит в завершающую фазу". Из чего он сделал такой вывод я так и не понял, но переспрашивать не стал. Пару минут мы еще потрепались ни о чем, а потом я хотел ему сказать о сегодняшнем происшествии... но не сказал. Не знаю почему. Уже и рот открыл, а ни звука не вылетело.

   - Ты чего замолчал? - Раздалось в трубке.

   Я замялся:

   - Да ничего. Просто мысль потерял. Ладно, созвонимся еще. И это, сообщите, когда спящий проснется.

   - О-кей. Ну, до встречи.

   Я положил трубку и задумался. Почему я не рассказал Паше о дневных событиях? Что меня остановило? Я не мог себе ответить, но чувствовал, что я прав. Может у меня возникла устойчивая мания преследования, но пусть лучше она, чем венок на могиле. Не важно чьей.

   Примерно так я и Ленке все объяснил. Опять-таки, я знал, что ей я могу рассказать все. И снова - не спрашивайте, откуда я это знал. Знал и все!

   Ленка долго молчала.

   - Ты знаешь, наверно ты прав. Не знаю откуда, но я уверена, что ты поступил правильно.

   - Ты тоже?

   - Я поняла, что ты поступил правильно только тогда, когда ты мне все рассказал. До этого я даже не задумывалась ни о чем.

   - Значит интуиция у нас обоих на высоте. - Удовлетворенно заметил я.

   - Не у нас, а только у меня. У мужчин нет и не может быть интуиции. - Это еще один наш давнишний спор. Даже не спор уже, а предмет обоюдных подколок.

   - Это все происки воинственных феминизирующих шовинисток. - Подлил я масла в огонь.

   - Ты хоть сам понял, что сказал? - Ленка презрительно скривила рот.

   - Главное, что ты поняла меня правильно.

   Ленка посмотрела на меня, качая головой:

   - Балда.

   Наутро Ленку вызвонили на работу. Она работает секретарем в юридической конторе, но иногда мне кажется, что она там тот самый стержень, на котором все держится. Впрочем, особо расстраиваться не стоило, потому что работы ей было всего ничего, самое большее часа на два.

   Я проводил ее, а сам задумался, чем бы занять себя на следующие пару часов. И совершенно неожиданно для самого себя решил сходить снова в Кик-ин-де-Кёк на выставку. До сих пор не могу объяснить себе, откуда взялось такое желание. И хотя в итоге все закончилось хорошо, но я и сейчас испытываю чувство вины перед Ленкой.

   В башне опять никого не было. Вахтерша куда-то отлучилась, так что я в полном одиночестве быстро прошел к стенду, на котором накануне висела фотография того двора. Фотография была. Но не совсем та.

   Снова на фото был двор, тот же самый, но теперь во дворе не было металлолома. А были мы с Ленкой, причем Ленка с мечом в руках. И было неподвижное тело на земле. В позе, исключающей оптимистичные трактовки.

   - Занятно, не правда ли? - Раздалось за моей спиной.

   Я резко обернулся.

   Мужчина, неведомо как оказавшийся рядом со мной, был высок, строен, одет в строгий костюм-тройку черного цвета, темную водолазку и имел внешность типичного прибалта. Похоже, у меня скоро выработается идиосинкразия на людей подобного облика.

   Высокий стоял, небрежно сложив руки на груди, и беззастенчиво разглядывал меня. Мне это активно не нравилось и чтобы хоть как-то перехватить инициативу я сказал:

   - В профиль я получаюсь лучше.

   Он сначала недоуменно вскинул брови, а потом, сообразив, криво улыбнулся:

   - Приятно видеть, что вы не теряете присутствие духа. Очевидно и в полиции вы будете вести себя столь же достойно.

   - Полиция? - Теперь недоуменно вскинул брови я: у меня есть маленькая особенность - я не понимаю намеки. Принципиально. - А какая связь между мной и полицией?

   - Непосредственная. Они вот уже скоро сутки, как ищут неизвестного маньяка, вооруженного острым режущим предметом, предположительно с длинным клинком, обезглавившего вчера во дворе дома по улице Нарва мантее некоего гражданина.

   - Обезглавившего? - Я постарался посмотреть на него хитро.

   - Именно. Обезглавившего. - Ничуть не смутился длинный.

   - Ищут значит? - Высокий покивал. - Ну-ну. Ищут пожарные, ищет полиция... Ищите и обрящете. А вам конкретно что нужно?

   Высокий пожал плечами:

   - Да ничего собственно. Просто хотелось успеть увидеть человека, завалившего двух не самых слабых бойцов.

   Я скромно промолчал, что одного положил не я, а неизвестный науке дедушка. Не стоит выкладывать сразу все козыри.

   - А что значит "успеть увидеть"? Я что, куда-то убегаю?

   - Я оговорился. Я хотел сказать не "успеть увидеть", а "успеть увидеть живьем".

   - Не живьем, а живым. - Я уже говорил, что не понимаю намеки?

   Высокий пожал плечами:

   - А какая разница.

   И ударил.

   Мне повезло. Удар, нацеленный в мое горло, должен был вдребезги разнести мою гортань, но у меня зачесался нос. А поскольку я левша, то потянулся почесать его левой рукой. Той, которая в гипсе. (Гипс мне поставили накануне в Скорой помощи, кто-то из тех двоих из подворотни рассек мне три пальца до кости. Хорошо не отрубил!) И ребро ладони высокого встретило на своей пути не мое хрупкое горло, а нечто более твердое.

   Высокий зашипел и отскочил. Я тоже.

   Высокий бросился ко мне. Я бросился на выход.

   Не чувствовал я в себе силы, чтобы сражаться с кем бы то ни было. Поэтому я бежал к выходу, изо всех сил надеясь, что на улице я окажусь в безопасности. Слишком много народу ходит днем по Таллинну, из них большая часть - туристы, в основном финны, весьма подвыпившие и обожающие обращать на все внимание, тыкать пальцами и выражать свое мнение громкими голосами.

   Так и случилось. Людей, правда, ходило вокруг не много, но и из башни никто не вышел. Вообще. Я даже расстроился несколько: как же так, только что на мою драгоценную жизнь покушались в третий раз за третий день, и так легко отказываются от своих планов. Что-то не так, что-то не клеится. Слишком уж настырные ребята попались, чтобы так запросто взять и отступить.

   Тогда я, конечно, так не думал. Я тогда вообще был без единой мысли в голове. Только спустя довольно большой промежуток времени я смог изложить все вышесказанное доступно, в первую очередь для самого себя. А тогда я пребывал в шоке от очередного нападения, в эйфории от счастливого избавления от оного, и кроме того мне не давала покоя какая-то заноза, сидящая на самой поверхности, но не дающаяся в руки. Несколько минут я шел как зомби, тупо глядя перед собой и внутрь себя, представляя в тот момент самую доступную мишень на свете, как "отдельно стоящее дерево".

   Неизвестно, куда бы я зашел, но неожиданно у меня над ухом рявкнуло. Я подскочил так, что моментально пришел в себя. Из напугавшего меня автобуса на меня дикими глазами таращился водитель, делая руками какие-то малопонятные, но от этого еще более неприятные жесты. Не знаю, но я убежден, что именно эти его телодвижения и были тем щелчком, который сбил все кусочки не оформившихся мыслей в одну: откуда они знали, что я буду в Кик-ин-де-Кек? Через два шага ответ был найден - за мной следили. Причем следили с самого утра, то есть от дома. А из дома я вышел с Ленкой, которая сейчас сидит одна в своей конторе.

   Я даже не успел выругаться на очередную каверзу судьбы: так быстро я побежал.

   Вот это был спурт! Никогда еще я не бегал на таких спринтерских скоростях такие стайерские дистанции! И уже никогда не смогу, наверное, такого повторить.

   Автобус бибикнул на меня, когда я переходил Вабадусе вяльяк. Ленкина контора находится возле Кесктурга. В общей сложности это километра два, вообще-то смешная дистанция, но бег никогда не был моей сильной стороной. Не могу пожаловаться на дыхалку, ноги тоже не слабые, но мне просто скучно бегать. Но тут уж мне было не до скуки.

   Наверно со стороны я походил на Фореста Гампа: то шел, шел, а тут вдруг взял и побежал. Прямо по дороге. Потом я правда выбежал на тротуар, но поначалу даже обогнал парочку зазевавшихся автомобилей. Я добежал до Банка, пересек наискось обширный газон напротив театра "Эстония", обогнул библиотеку Академии Наук, под чей-то клаксон перебежал дорогу к Каубамая, оббежал его с тыльной стороны, опять перебежал дорогу, потом каким-то двором выбежал к зданию бывшего магазина "Турист", добежал до "Стокмана" и заскочил в трамвай. Хотя "заскочил" - это слишком просто. Трамвай уже собирался трогаться, когда я подбежал к нему. В самых лучших традициях вагоновожатый закрыл двери прямо перед моим носом. Но не тут-то было! Войти в закрытые двери трамвая - не столь уж изощренное искусство. Я надавил рукой, раздвинул створки и ввалился в салон. Ехать мне было всего одну остановку.

   Сердце уже не колотилось. Оно молотилось обо все мои внутренние органы сверху донизу. Плюс кто-то рвался наружу из загипсованной руки. Некоторое время я пытался привести дыхание в норму, но довольно быстро бросил это занятие: само как-нибудь восстановится.

   На мое счастье, и, как потом выяснилось, на Ленкино в особенности, трамвай не застрял на перекрестке. Как он тронулся, так не останавливаясь и почти не сбавляя хода докатил до Кесктурга. Я был первым, кто выскочил из вагона. Сердце все еще бешено моталось по моему организму, но мне некогда было отвлекаться на такие мелочи. Я снова бежал. К счастью, бежать оставалось метров пятьдесят, не больше.

   Не знаю почему, но я выбежал к дому, где размещается Ленкина контора, не с заднего хода, куда подхожу обычно, когда встречаю Ленку с работы, а с парадного входа. Интуиция или еще какое другое чувство погнало меня туда, и я успел вовремя.

   Прямо перед подъездом стоял сиреневый автомобиль, "БМВ", с распахнутой задней дверцей. К ней как раз подходили Ленка в сопровождении... кого бы вы думали? Правильно, очередного типичного прибалта. И шла она явно не добровольно: трудно заподозрить в человеке добрую волю, если у него завернута рука за спину.

   Не останавливаясь, чего бы я не смог при всем своем желании, слишком уж сильно я разогнался, я применил свой старый, неоднократно вчера испытанный прием. Я врезался в Ленкиного сопровождающего. Мой прием не подвел меня и в этот раз. Правда в последний момент прибалт меня заметил и даже начал разворачивать в мою сторону, но ничего больше он сделать не успел. Я воткнулся в него как пуля из слоновьего дробовика и он с хорошей начальной скоростью отлетел. Отлетел прямиком в распахнутую дверцу "БМВ". Водитель машины обладал завидной реакцией: не успела машина просесть под тяжестью нового пассажира, как он уже вовсю давил на газ. Он так хотел оказаться подальше от меня, что рванул с места наверно на четвертой скорости. Окруженный смрадом сгоревших до корда покрышек, "БМВ" в мгновение ока оказался на перекрестке с Гонсиори, вильнул, уворачиваясь от мирно ехавшего на зеленый свет автобуса, и скрылся за изгибом улицы.

   Все события, начиная от моего эффектного появления и до их не менее эффектного бегства, уложились секунд в пять. Хотя мне, само собой, показалось, что прошло гораздо больше времени.

   Мы с Ленкой стояли и смотрели друг на друга. Потом она вдруг смешно сморщила нос и разревелась. Я обнял ее и потихоньку повел в контору. Там она еще немного плакала, потом неожиданно быстро успокоилась и даже задремала у меня на коленях. Что, в общем, не удивительно: когда проходит стресс и спадает напряжение организму надо набраться сил. А сон лучшее лекарство.

   С дивана, на котором мы сидели, было чертовски трудно дотянуться до телефона на Ленкином столе не потревожив хозяйку стола, но я сумел это сделать. Как обычно у Павла к телефону подходили долго. Телефон у него на втором этаже, в спальне, а сам Паша большую часть времени проводит на первом. И очень часто просто не слышит. Но мне повезло.

   - Алло? - Трубку взял Степан.

   - Стёп, привет. Алексей здесь. Мы с Ленкой сейчас у нее на работе. Приезжайте за нами. Только, пожалуйста, побыстрее.

   - А что случилось?

   - Слушай, давай не по телефону. Вот сядем у Паши и я все расскажу.

   - Ну, хорошо. Только я не знаю, как быстро у нас получиться.

   - Ну за час-то доедите?

   - За час всяко.

   - Все, ждем вас. И, пожалуйста, быстрей.

   Мы опять сидели у камина, как в самом начале этой истории. Только атмосфера была не в пример более мрачной. Плюс неистово зевающий Вадька.

   Все дружно молчали. Переваривали наш рассказ о событиях, которые они пропустили. Да и говорить особенно не хотелось. Наконец Степан, чтобы хоть как-то разрядить обстановку, спросил:

   - А что это вы с собой таскаете всякую рухлядь?

   По дороге мы заскочили к нам домой за вещами - у нас на квартире становилось небезопасно находиться, - и прихватили с собой оба трофейных меча. Но мечами они были, естественно, только для нас. Для всех остальных это были старый зонтик и старая же швабра. Когда я рассказывал о наших приключениях, то как-то выпустил из виду, что не все видят мир так, как мы. Говорил просто о мечах, без всяких уточнений. Я протянул руку и взял меч, который швабра, и дал Степану. Тот взял его и вопросительно посмотрел на меня.

   - Что это?

   - Швабра, насколько я вижу. - Степан демонстративно зажмурил глаза. - И на ощупь тоже швабра.

   Лично я видел меч. И у меня немного сердце екнуло, когда Степан поглаживал ладонью острое даже на вид лезвие. Кстати мечи, при всей своей схожести и одинаковости гарды, были все-таки различны. Меч-швабра был немного длиннее меча-зонтика, и немного уже, так что даже на ощупь я легко определил бы, который из них как выглядит для непосвященных.

   - Не мог бы ты, в порядке личного одолжения, сделать тем, что ты держишь в руках то, для чего оно предназначено? Очень тебя прошу.

   Мы с Ленкой переглянулись, она была весьма удивлена, не меньше чем Степан, как и все остальные. Но у меня уже оформился конкретный план и я решительно претворял его в действие.

   Степан в недоумении воззрился на меня.

   - Это зачем еще?

   - Пожалуйста. - Снова попросил его я. - Я не прошу подметать всю комнату, но на пару... гребков тебя, я думаю, хватит?

   Степан засопел, но поднялся. Перехватил меч-швабру поудобнее и принялся гонять взад вперед бумажный комочек, невесть как избежавший кремирования в камине. Не знаю как это видели Степан, Паша и Вадим, но я наблюдал как Степан, держа меч двумя руками, острием перекатывает бумажку туда-сюда. Но, очевидно, как швабра это тоже было неплохо, потому что недоумение на лицах всех трех росло: типа, а зачем я все это устроил? Пора было переходить к следующей фазе моего плана.

   Я встал, отобрал у Степана меч, наколол на острие бумажку и стряхнул ее в камин. Честно говоря, в тот момент я захотел поменяться местами с кем-нибудь из них троих, чтобы посмотреть, как это выглядит со стороны для непосвященных. Очень интересные у них были лица.

   - Пошли. - Сказал я и пошел к дверям.

   Мы вышли во двор и я направился к зарослям крапивы у ограды.

   Приусадебного участка у Паши нет. То есть он есть, но не в том смысле, какой в это вкладывают дачники-огородники. Он на нем не выращивает ни капусту, ни клубнику, а про картошку при нем лучше вообще не говорить. Почему-то эта тема, выращивание картофеля на своем огороде, приводит Пашу в ярость. Если что и растет у него на участке, так это сорняки, и достигают, кстати, немалого размера.

   Крапива вымахала выше меня. Я подошел к особенно густому кусту, перехватил меч правой рукой поудобнее, оглянулся назад, а потом с разворота, наискось рубанул по крапиве. С тихим шелестом срубленные стебли осыпались на землю и частично на мою руку, которую я, зазевавшись, не успел вовремя отдернуть.

   Достигнутый эффект был впечатляющ. Даже Ленка, которая единственной видела все в истинном свете, была под впечатлением. Что ж тогда говорить обо всех остальных.

   Сохраняя на лице выражение крайнего удивления ко мне подошел Паша и взял меч у меня из рук.

   - Блин, но это же швабра!

   - Это вы ее видите шваброй. - Сказала Ленка. - Но на самом деле это меч.

   - А почему я это вижу так, а вы иначе?

   - Трудно сказать. - Ответил я. - Может быть потому, что я был в том Таллинне, которого не может быть, а Ленка состоит со мной в сильной эмоциональной связи плюс сама была свидетелем и участником одного из нападений. Не могу тебе сказать определенно. Добавь это к списку тех загадок, которыми полна вся эта история. Надеюсь, найдется когда-нибудь некто, кто ответит на все наши вопросы.

   - Хотелось бы. - Пробормотал Паша, присоединяясь к Степану и Вадиму, сосредоточенно изучающих срез крапивных стеблей.

   Срез был хорош. Тончайший, как будто бритвенный. Степан молча подошел к Паше забрал у него меч и подошел к следующему кусту.

   Конечно, у него не получилось. Меч прошелся по зарослям как простая палка, оставляя за собой измочаленные и поломанные стебли. Степан хмыкнул, но меч не отставил.

   - Где у него тут рукоятка?

   - Ты правильно держишь. - Я подошел к нему и положил его вторую руку тоже на рукоять меча. - Вот так. Вылитый Конан!

   Степан опять хмыкнул и начал крутить шваброй. То есть мечом. Он наворачивал круги и восьмерки вокруг себя, рубил воображаемую лозу и сносил воображаемые головы воображаемых врагов. По-моему, он делал это все с закрытыми глазами. Не знаю, что он там себе представлял, но в какой-то момент его движения изменились. Вдруг исчезла та легкость, с которой он мог бы крутить деревяшкой, но никак не железным клинком.

   И я, и Ленка, мы оба заметили, как изменились Степины движения. Сам Степан наверняка тоже что-то почувствовал, так как стал двигаться несколько медленней, но не переставая вращать мечом. Я затаив дыхание ждал, чем же все это закончиться.

   Пока Степан проделывал свои упражнения он понемногу смещался и в конце концов оказался возле многострадальной крапивы.

   - Степа, рубани-ка налево. - Неожиданно сказал Вадим. Я оглянулся на него: Вадим с интересом смотрел на Степана, явно увидев тоже, что и я.

   Степан внял совету. Он перехватил меч в левую руку и отмахнулся вбок. С легким шуршанием посыпалась срубленная крапива. Степан открыл глаза.

   Я не смогу передать выражение его лица, когда он увидел, что он держит у себя в руках! Какая-то светлая радость, немного удивления и просто безмерное счастье.

   - Welcome to the club, buddy! - Возгласил я.

   Степан повернул к нам совершенно счастливое лицо.

   - Ты особо не радуйся. - Сказал я. - Мы с Ленкой тоже видим меч, а не швабру. И что, нам это помогло в жизни? Нисколько, наоборот, чуть не лишились ее.

   Степан хмыкнул, но ничего не ответил.

   - А ну-ка, дай я попробую. - Паша вышел из ступора.

   Но в тот вечер больше ни у кого ничего не вышло. Наверно, слишком много впечатлений было без этого, да еще подсознательная боязнь, что ничего не выйдет. Но ни Паша, ни Вадим не расстроились, тоже понимали, что сразу и быстро бывает редко.

   Потом мы вновь сидели возле камина, совсем так, как несколько дней назад, когда эта история только начиналась. Пива в этот раз не было, зато было горячее вино, и немало. Мы поскребли в кошельках и набрали на два пятилитровых баллона, один из которых был уже пуст, а второй только что почат. Но в голову как-то все не било, вероятно из-за обилия информации и впечатлений за сегодняшний день.

   Уютно горел камин, отблески от огня блуждали по комнате, изредка вспыхивая на Пашиной коллекции холодного оружия, развешенной по стенам. Покой и благолепие.

   Обстановка действовала на меня так умиротворяюще, что я потихоньку начал отходить от утренних событий. Ленка тоже немного успокоилась, хотя иногда ее все еще передергивало. Хотелось сидеть вот так долго, и чтобы ничего не происходило.

   - Однако, что делать будем? - Вдруг спросил Вадим.

   Я поморщился, но делать нечего. Вадим был прав: весь век у камина не просидишь, надо как-то решать все неожиданно возникшие проблемы.

   - У тебя есть какие-то предложения? - Вяло поинтересовался я. Думать совершенно не хотелось, в голову лезла совершеннейшая чушь.

   - Вообще-то есть. Но предупреждаю сразу: мое предложение основано не на анализе ситуации, а на чистой воды интуиции.

   - Говори, - сказал Паша. - У меня что-то в голове каша, ничего не могу придумать.

   Вадим почесал нос:

   - В общем, все просто. Мы снова лезем в подземелье.

   - Зачем? - Удивился Степан. - Мы, когда ты был без вести пропавший, лазили туда и ничего не нашли. Прохода из той комнаты нет, может быть есть какие-нибудь замаскированные ходы, но мы ничего не нашли, да и где там искать?.

   Вадим задумался.

   - Интересно. - Он на минуту задумался. - А в самой комнате вы ничего не нашли?

   - Нашли, - сказал я. - Несколько килограмм железа. - Я показал в угол, где были свалены в кучу доспехи.

   Вадим посмотрел на меня укоризненно и я немного смутился. А смутившись -вспомнил.

   - Блин, братцы! - От радости все мои дневные страхи забылись. - Я ж тут такое нашел!

   Мой рассказ о саркофаге и металлоломе из подземелья был недолгим, но эффектным. Ленка, которая тоже ничего не знала, вместе со всеми слушала затаив дыхание. Когда я замолчал, все молча смотрели на меня, как будто ожидая продолжения. С минуту я купался в лучах всеобщего внимания, а потом Ленка спросила:

   - Что ж ты молчал все это время?

   - А я забыл. - Честно признался я. - Забыл. За всеми этими покушениями и не такое забудешь.

   - Почему забыл, да отчего - сейчас это абсолютно не важно. - Прервал нас Вадим. - А важно то, что мы тем более лезем снова под землю. И не спрашивайте зачем. Неужели мы упустим такой великолепный подарок судьбы? Я - ни за что! Не хотите если со мной, я один пойду.

   - Ну, один ты никуда не пойдешь, и не думай. - Проговорил Паша. - Тем более, что никто и не отказывается. Скажи-ка лучше, что за муха тебя укусила? Какой-то ты излишне возбужденный.

   - А ты на моем месте каким бы был? Все самое интересное я проспал, к тому же именно со мной случилось эта пакость: сначала неизвестно куда пропадаю, а потом сплю как пожарник. Поневоле начнешь кидаться.

   Вадимовы эмоции были понятны. Действительно, любой на его месте был бы так же, а то и более взвинчен. Так что его вспышка имела самое логичное объяснение.

   - И дабы с тобой ничего скверного не случилось, порешим, что завтра же выступаем. Прежним составом, экипировка имеется, пункт назначения известен. Что еще?

   - А еще бы вина горячего не плохо.

   Мы вновь разлили.

   Горячее вино, не классический глинтвейн, а просто красное вино, подогретое, с сахаром и гвоздикой, приятно грело руку, передавая тепло всему телу как бы снаружи, а каждый глоток растекался по телу изнутри и голова была легкой, мысли бестолково, но не суетливо бродили по голове.

   - Господа, - наконец подал я голос. - Хочется обсудить одно... одну мысль.

   - Какого плана? - Хором спросили Степан и Вадим.

   - У вас не возникало ощущения, что все наши действия, равно как и события, кем-то спланированы, срежиссированны и претворены в жизнь?

   - Нет. - Уверенно заявил Паша. - Но ты все равно поясни.

   Я пояснил.

   - Еще с того момента, когда мы первый раз спустились в подземелье, у меня возникло ощущение, что за нами наблюдают. Как за игроками на поле, или лучше сказать, на доске. Нами двигают, нас используют, как некие фигуры, для того, чтобы претворить в жизнь некий план. Причем, как это обычно и бывает, нас используют в темную.

   Народ задумался. Очевидно, кое-какие мысли по этому поводу у них были. Точнее ощущения, поскольку никак по другому это было не зафиксировать.

   - С другой стороны, есть такое мнение, что присутствуют две силы, действующие на этой игровой доске. А комплект фигур только один. Точнее - игровой комплект, поскольку еще есть определенное количество вспомогательных фигур, действующих против нас.

   - Тогда получается, что все-таки две группы фигур, как в шахматах. - Сказала Ленка.

   - Получается, но уточню, что своей воли они не имеют. Если нас направляют, подталкивают к каким-то действиям, то их просто двигают.

   - Хорошо хоть фигуры, а не пешки. - Вставил Степан.

   - Фигуры, как и пешки, также подвластны воле извне, поэтому разницы практически никакой. - Сказал Паша. - И я не хочу быть ни тем, ни другим.

   - Согласен с Павлом, - поддержал Вадим, - но хотелось бы все-таки какой-то конкретики. С чего мы взяли, что все, о чем говорит Алесей, есть на самом деле? Пока все только на уровне ощущений одного человека, а этого согласитесь мало.

   - Три нападения за три дня - этого мало? - удивился я.

   - Извини, но да. Как бы там ни было, но связь покушений с твоими чувствами не более чем чувственная. Простите за каламбур. Ведь ничто реально не связывает наш поход в подземелье с этими прибалтами. Согласен, все выглядит донельзя подозрительно, и прибалты эти явно ребята отмороженные, вот с ними-то и надо разобраться в первую голову, как с насквозь реальной и опасной силой. А все остальное покамест из сферы эзотерической, и думать над этим будем потом, когда мечи не будут висеть над нашими головами.

   - Красиво сказал. - Покивал я. - Возможно ты и прав. Хотелось бы, чтоб так и было. Но нутром чую - связь есть, может не прямая, а косвенная, но есть.

   Паша залпом допил свой бокал и со стуком поставил его на стол.

   - Подведем резюме. У Леши есть определенного рода предчувствия, словами выражаемые следующим образом: нас ведут к некой цели, подталкивая нас совершать поступки, ведущие к этой же цели. Одновременно существует группа под условным названием "Прибалты", по Лешиным словам со всеми нашими предыдущими приключениями связанная, но ничем до сих пор эту связь не раскрывшая. Вадим предлагает эту одну проблему поделить на две и решать начиная со второй, то есть с "Прибалтов". Я лично это поддерживаю. В конце концов у Лешки могли просто начать сдавать нервы, вот и чудится всякое. Может, есть еще мнения?

   Больше мнений не было. Да я и сам, честно говоря, был склонен верить Паше. Действительно, три последних дня были для меня достаточно напряженными, тут у людей покрепче крыша начнет съезжать, что уж обо мне говорить, человеке неподготовленном.

   Мы вернулись к горячему вину, попутно решая вопрос: все ли могут завтра лезть под землю. Степашка сказал, что может, и пошел позвонить, чтобы взять на работе отгул, Вадим тоже мог, Паша мог всегда, как не работающий, Ленка на работу не пошла бы ни за какие коврижки: слишком свежо было воспоминание о сегодняшних событиях. Во всяком случае, до конца всей этой истории она там не появится, это я мог гарантировать. Ну, а со мной все было еще проще: неизвестный злоумышленник в облике типичного прибалта продлил мой отпуск на неизвестный срок, порезав пальцы. Я легонько стукнул гипсом по подлокотнику кресла. Рука вела себя прилично, только под гипсом ужасно чесалось, а почесать-то как раз не было никакой возможности.

   Больше мы тем вечером на эту тему не говорили. Болтали на разные темы, пили вино, рассказывали анекдоты. А под конец вообще стали жарить хлеб над углями, накалывая его на острие меча-швабры и меча-зонтика. Особенно это забавляло Вадьку с Пашей, из-за особенностей восприятия, очевидно.

   Около полуночи начали собираться спать. Растолкали Степу, заснувшего прямо в кресле и отправили наверх. Вадим взялся его проводить, чтобы тот не рухнул с лестницы и сам тоже больше не появился - что не удивительно, поскольку весь вечер, не смотря на все свое возбуждение, выглядел сонным и несколько заторможенным. Ленка через пару минут тоже поднялась наверх, а я задержался: хотелось допить свой бокал. Паша сидел напротив меня и загадочно посверкивал очками в свете камина.

   - Тебя что-то беспокоит? - Вдруг спросил он.

   Я задумался. Не над тем, что ответить, а над тем - как. Да и вообще, следовало воспользоваться ситуацией: мы с Павлом редко говорим по душам. Строго говоря, это вообще первый раз. Трудно сказать, почему так получилось. Ни он, ни я не ставили друг другу каких-то препятствий в этом, но так вышло, что Паша с Вадимом - это одно, а мы с Ленкой и Степаном - рядом. Мы ведь с Степаном влились в уже готовый коллектив позже, когда он уже был сформирован Пашей и Вадимом. Кстати, пока есть время и пока пошла такая волна, стоит рассказать, кто мы вообще такие, а то история идет, события происходят, а с кем - не понятно.

   Несколько лет назад я познакомился с Вадимом, на почве общего интереса к холодному оружию, если точнее, то к мечам и фехтованию на них. Все наше фехтование было насквозь любительским, но именно благодаря ему мы и сошлись с Павлом, который жил в своем доме за городом и имел некоторое количество земли, которое мы исправно топтали. Успехи у нас были, но скромные, поскольку все мы очень слабо представляли, как именно надо фехтовать на мечах. Но, как говориться, терпение и труд сделали свое дело. Потихоньку, помаленьку лишняя суета начала исчезать, удары становились более точными, а движения скупыми. Конечно, до среднестатистического средневекового латника нам было еще далеко, но, согласитесь, начать с нуля и без какой-либо помощи, той же литературы, достичь достаточно заметных успехов - это не мало. Степашка правда, как поклонник восточных направлений, отдельно занимался различными кен-до, но было это не более чем "танец с саблями". Я же был и оставался апологетом западных течений, о чем не осталось никаких сведений, письменных, естественно, а кино смотреть - вы меня извините!

   Потихоньку наши встречи стали чем-то большим, чем просто фехтование. Пошли разговоры за жизнь, на разные интересные темы, обсуждение книг, фильмов - мы стали чем-то вроде клуба по интересам. И уже давно было пора переходить к какой-то новой стадии в жизни нашего коллектива, но как-то не было никакой концепции. Все чувствовали, что нужны перемены, но никто пока ничего не предлагал. Паша с Вадимом, правда, собирались отдельно, готовили некий меморандум, но на наш общий суд пока не представляли. Вот опять, Паша с Вадимом... Снова они двое. Нет, если бы я или Степан выразили желание принять участие в обсуждении проекта, отказа не было бы, но мы почему-то не выражали. Так что вина все-таки наша, в нашей безиницыативности.

   Поэтому сейчас я был поставлен перед выбором: оставить все как есть, или же развить наши отношения в новую фазу. И первый вариант меня совершенно не устраивал.

   - Я боюсь.

   Пашины очки сверкнули вопросительно.

   - Понимаешь, не за себя или за Ленку. Это тоже, но я боюсь как-то более глобально. Мы вляпались в историю, не по своей воле, я уверен, и выйти из нее нам не дадут.

   - Ну, это мы еще поглядим.

   - Нет, даже не так. Не "не дадут", мы сами не сможем. Это как с велосипедом: раз научившись кататься уже не разучишься никогда, какой бы перерыв не сделал. Так и тут. Ступив на эту тропу с нее не сойти. Никогда.

   - У тебя есть какие-то мысли по этому поводу? А то я тебя что-то не пойму.

   Я помолчал.

   - Представь себе Волшебную страну. Страну эльфов, куда иногда попадали люди и откуда им нет возврата. Если же случалось чудо и они все-таки возвращались, то это были несчастные люди, которым было параллельно все окружающее и которые очень быстро... истаивали от непонятной тоски. И дело было не в том, что на них лежало проклятье эльфов, а просто им было до смерти скучно все окружающее, понимаешь? Проблемы их соседей, или всей деревни, или страны были им по барабану, а возврата к той жизни, что была у них в Волшебной стране им не светило ни в коем случае.

   - Ты считаешь, что мы сейчас на пути в Волшебную страну?

   - Точно. А когда эта история закончится мы будем по уши в этой самой стране. И вот этого я и боюсь.

   - Так в чем же дело? Давай быстренько завяжем с этим и никаких проблем не будет. Все останется по старому.

   - Не будет. Мы до конца своих дней будем мучиться, что упустили прекрасную возможность познать нечто новое и неведанное. Да и прибалты эти не поверят, что мы завязали и их наезды не прекратятся. Так что выйти из игры нам не светит ни при каком раскладе.

   - Да, я тоже так думал. Но чего ты боишься? Я так и не понял до конца. Того, что твоя жизнь измениться? Ну так это происходит постоянно. Просто сейчас она меняется гораздо быстрее, чем обычно, вот и все. Меня сейчас гораздо больше Вадим занимает.

   - А что Вадим? - Удивился я. Вот тут я никакой проблемы не видел. - Оклемается и будет все о-кей.

   - Ну да. А что ты мне тут только что в течении получаса теории разводил? Тебе не кажется, что мы имеем дело как раз с таким вот возвращенцем из Волшебной страны?

   Я приумолк. Действительно со своими комплексами и теориями, я как-то упустил из виду Вадькино исчезновение. А оно просто идеально ложилось на мою теорию, служа ей прекрасной иллюстрацией.

   - Я очень рассчитываю на то, что завтра многое решиться. - Говорил тем временем Паша. - У меня твердое предчувствие, что именно завтра очень решающий день. Несколько коряво сказано, но честное слово, нутром чую, не простой завтра день.

   - Уже сегодня. - Я залпом допил остывшее вино. - Пойдем спать. А то проспим все на свете, Вадька расстроится. Он на завтра тоже какие-то планы строит. Я чувствую.

   - Да, и это тоже. - Паша встал. - Так что будем готовы... ко многому.

   Я ничего не ответил, только хмыкнул, но Паша и не ждал ответа. Мы пожелали друг другу спокойной ночи и я начал подниматься по лестнице на второй этаж.

   - А где эта Волшебная страна находится?

   Я обернулся. Паша стоял под лестницей, держал в руке свой бокал с вином и выглядел так, будто от моего ответа зависела его жизнь.

   - А нигде. Мы в ней, она в нас.

   Паша покивал, соглашаясь то ли со мной, то ли с какими-то своими мыслями.

   - Ну ладно, спокойной ночи. - Наконец сказал он.

   Я махнул ему рукой и скрылся в комнате.

   Я улегся на матрас, разложенный прямо на полу, потихоньку сдвинул Ленку, развалившуюся по диагонали и провалился в сон.

   Погода наутро была просто прекрасной. Солнце сияло в зените, так как наше утро началось где-то часов в двенадцать, абсолютно безоблачное небо, сплошная зелень вокруг - рай да и только. Вот только любовались на это благолепие мы недолго, ровно столько, сколько нужно было, чтобы добраться до лаза.

   В третий раз весь путь мы проделали в хорошем темпе, не отвлекаясь на окружающие чудеса и непонятности, тем более, что новых не прибавилось. Как будто по собственной квартире прошлись, где все насквозь знакомо, до последнего гвоздя.

   В погребальной комнате также ничего не изменилось. Те же стены, те же скамьи у стен. И мы, те же, и не такие, как раньше. В этом мире всегда что-то меняется, а что-то остается неизменным, как точка отсчета наших изменений.

   Вадим подошел к стене противоположной входу в комнату и в задумчивости прошелся вдоль нее. Мы ждали.

   Как еще не говорилось, Вадим ничего не помнил. Вообще. Последнее, что отложилось в его памяти - он съел бутерброд, а следующее - он просыпается у Паши в доме. Между двумя этими событиями полный провал, лакуна в несколько дней. Вадима это необычайно раздражало, нас тоже удивляло, поэтому мы не сговариваясь решили дать ему карт-бланш на сегодня: может что и вспомнит.

   Вадим тем временем с выражением глубочайшего сомнения на лице водил по стене рукой, как бы не доверяя собственным мыслям. Потом он резко нажал на ничем не примечательный камень и тишину нарушил скрип.

   Скрип продолжался довольно долго, по крайней мере так показалось. Я успел покрыться холодным потом, хочется думать, что только от неожиданности. Нервы у меня определенно стали ни к черту за время этой истории.

   Часть стены в левом углу медленно отъехала вглубь и вбок и нашим взорам открылся, как любят писать в романах, темный проход. Вернее, проход только в первый момент казался темным, а потом оказалось, что там, в открывшемся проходе, все то же золотистое сияние заменяет освещение. Мы переглянулись и пошли за Вадимом, уже юркнувшим в проход.

   Все казалось на первый взгляд уже привычным: и золотистое свечение воздуха, и добротность кладки, и ухоженность самого хода. Вот только... Как бы объяснить? Если все те коридоры были если не заброшенными, при всей их сохранности и целостности, то этим очень часто и интенсивно пользовались. Все напряглись и напряженность эта повисла в воздухе как дурной запах. Плюс ко всему добавилось то, что мы никак не могли догнать Вадима. Как он обогнал нас на десяток метров, так и шел впереди нас и расстояние не уменьшалось ни на миллиметр, хотя я под конец чуть ли не бежал. Вадим же даже шагу не прибавил. На окрики он тоже не реагировал, хотя его в полный голос звали все, по очереди и хором. Жаль, кинуть в него было нечем: ни один, даже самый маленький камешек не выпал из кладки.

   В какой-то момент Вадим решил наверно, что хватит нас водить за нос и начал быстро удаляться. Он сделал буквально три шага и оказался от нас за добрых полсотни метров. И продолжал удаляться. В конце концов он просто растворился в золотистом сиянии. На мгновение мы остановились, а в следующую секунду уже неслись со всех ног вслед за ним.

   Мы не догнали Вадима, как не трудно догадаться. Мы вообще никого не догнали. Ход закончился тупиком: поперек прохода встала стена из точно такого же плитняка, как и вся остальная кладка. В какой-то заторможенности мы осмотрели стену и не сговариваясь, молча повернули назад. Но через несколько десятков шагов уперлись в точно такую же стену, как и за нашей спиной. Мы были замурованы.

   Мы были настолько потрясены происшедшим, что даже не стали обсуждать Вадькин поступок. Потом может быть, но не сейчас. Мы просто уселись на пол рядком и стали ждать неизвестно чего.

   Воздуха, если предположить, что вентиляции никакой нет, нам должно было хватить надолго. Вот только есть было нечего. И пить. А пить очень хотелось. На Ленку я старался не смотреть. Она и так водохлеб, а тут еще после вчерашних событий опять пиковая ситуация, и весьма вероятно, что выхода отсюда нет. Поэтому я просто прижал ее к себе и так сидел.

   Мы сидели и молчали. А что было говорить? О чем? И зачем? Мной овладела полнейшая апатия. Ничего не хотелось, ни о чем не думалось. Я сидел, гладил Ленкино плечо и тупо смотрел в пол. Мысли устало ворочались в голове по замкнутому кругу, раз за разом возвращаясь к Вадиму. Зачем он это сделал? И почему? И куда исчез? Паша, сидевший рядом со мной выглядел особенно плохо. Его Вадимого предательство подкосило напрочь. Поэтому я старался не смотреть в его сторону. А смотрел в пол.

   Я уже говорил, что в этих коридорах было очень чисто? Ни грязи, ни пыли. Поэтому Вадькины следы и не были видны. Но!

   Где-то, когда-то Вадим вступил во свежевспаханную землю. И какое-то количество земли осталось на кроссовке. А когда он побежал, то земля начала потихоньку осыпаться.

   Я просто упал на пол и принялся рассматривать малюсенький комочек земли, который казался мне огромным, как трактор, и важным, как кислород для дыхания. На сером камне пола он был заметен, как белое на черном, если, конечно, знать, куда смотреть.

   - Леша, что с тобой? - Воскликнула Ленка.

   Я предостерегающе вздернул руку.

   - Не подходите! Или хотя бы не заходите вперед меня.

   Оказывается все вскочили и бросились ко мне. После моих слов, правда, остановились. Я продолжал ползти к стене, за которой, как я думал, скрылся Вадим, бормоча под нос:

   - Сейчас, сейчас, подождите.

   Вот оно! Я не знал, что я ищу, но был уверен, что не пройду мимо. У меня в мозгах наконец все оформилось в членораздельных словах и я облегченно сел на пятую точку прямо там же, где только что полз.

   - Мне не давала покоя одна мысль. Я, правда, только сейчас смог ее выразить в конкретных словах, но не в этом дело. Сколько вокруг нас колдовства? С гулькин нос: фальшивая стена да свет. Все остальное, которого, если честно, тоже не много, - сплошная механика. Все замаскированные проходы открывались нажатием на какой-нибудь камень. И я просто уверен, что и Вадим что-то нажал, пока бежал.

   - Когда ж это он мог успеть? - Спросил Степан.

   Я воздел палец к потолку:

   - А ему не было нужды куда-то особенно спешить. Он сделал это на ходу.

   Я встал, подпрыгнул на одной ноге и всем весом обрушился на неприметный камушек, ничем не выделяющийся среди своих соседей.

   На этом неприметном булыжничке остался след протектора Вадькиных кроссовок. На бегу он с силой наступил на него и привел в действие механизм, оставив при этом остатки земляных крошек. Так я думал. Сработает ли это сейчас?

   Очень долгий миг я падал на камень и никак не мог коснуться его пяткой. Когда же наконец я почувствовал, что стою на полу, внутри меня все продолжало обрываться вниз, может по инерции, а может от страха, что не сработает, кто знает.

   Сработало! Где-то сбоку коротко скрежетнуло, пол легонько вздрогнул и стена отъехала в сторону, открыв проход, ничем не отличающийся от всех виденных нами до сих пор. Я, правда, и не ожидал увидеть что-то сверхъестественное. Коридор как коридор. И Вадима там, что неудивительно, нет.

   - Ну что, пойдем? - Я мотнул головой.

   - А что мы теряем? - Сказала Ленка. Это были, наверно, первые ее слова за сутки. Я удивленно вскинул брови, но не стал комментировать. - Тем более, что там проход все равно закрыт.

   - Я думаю, теперь он открылся, - сказал Паша. - Ловушка, очевидно, срабатывает от нажатия этой... кнопки, причем одновременно закрываются проходы и там, и тут.

   - Все равно надо идти дальше. - Сказал вдруг Степан, до сих пор также хранивший молчание.

   - Почему? - Спросил я, хотя знал ответ.

   - Надо же узнать, что случилось с Вадимом. И кроме того - зачем мы вообще сюда спустились?

   Паша удивился:

   - Как зачем? Чтобы разобраться во всей этой истории. Хотя... Это ведь Вадимова идея была - спуститься под землю. Теперь я думаю, что это было не спроста. Блин-блин, как все мерзко получилось.

   - Не будем расстраиваться раньше времени. - Сказал я. - Никто ведь не возразил тогда Вадиму насчет его плана. А теперь уже поздно. Да и сердце мне вещует, что правильно мы поступили, когда полезли вниз. Вот только куда дальше идти непонятно.

   - Это-то как раз понятно. - Степан махнул рукой в сторону недавнего тупика. - А там найдем Вадьку, дадим по шее, прижмем его к груди и разгадаем все тайны этого подземелья.

   - В общем надо идти. - Резюмировал Паша и пошел вперед.

   - А нам в какую сторону-то? - Сказала Ленка.

   Паша остановился и мы все задумались. В этих переходах, похожих друг на друга как кирпичи, потерять ориентацию было легко. Достаточно было пару раз крутнуться на месте с закрытыми глазами и ты уже не знал в какую сторону ты шел, а главное - не мог определить откуда ты пришел.

   Мы уставились друг на друга в молчаливом вопросе. В конце концов Паша пожал плечами:

   - Да какая разница! Вернемся в случае чего.

   И то верно. От погребальной комнаты мы не могли уйти далеко, поэтому, даже если выберем сейчас не то направление и вернемся в нее, то легко сможем вернуться и продолжить путь уже правильно.

   Мы все-таки пошли не в ту сторону. То есть... Мы, скорее всего, пошли в правильную сторону, но в некоем глобальном смысле, в контексте всей этой истории. То есть сама судьба нас вела. Мы вышли таки в погребальную комнату.

   В погребальной комнате, на каменной скамейке около стены сидел человек, на которого я сразу же уставился как на родного. Мой ангел-хранитель, дедусик из Таллинна, которого не может быть, победитель типичных прибалтов и прочая, прочая, прочая.

   Я раздвинул плечом Павла и Степана, замерших на выходе из коридора и подошел к деду:

   - Ну, приветики.

Друзья уходят как-то невзначай...

   В этот загородный дом, наверно, попасть было бы не сложно, имей кто-нибудь подобное желание, но мало кто знал, что он существует. Хотя хозяева не скрывались и не пытались как-то замаскироваться. Наоборот, от шоссе к дому шла прекрасная асфальтовая дорога, не широкая, но достаточная, чтобы там могли разъехаться два автомобиля. Если бы некто, пожелавший попасть в этот дом, подъехал поближе, то он увидел бы, что домом это назвать сложно, скорее это замок. Не средневековая развалина, а вполне современная постройка, но со всеми отличительными приметами замка. Правда крепостной стены и рва не было видно, наоборот, прямо к воротам вела та самая асфальтированная дорога, метрах в ста от замка расширявшаяся почти втрое, плавно огибавшая громадный газон овальной формы, слегка поднимающийся к центру и напоминающий маленький холм. Если подъезжать вечером, то после темноты подъездной аллеи ярко освещенное пространство перед замком заставляло зажмуриться, а потом до боли в глазах распахивать веки и сквозь цветные пятна пытаться рассмотреть дорогу.

   Можно было бы подъехать к самим воротам, но тогда ваш автомобиль остался бы стоять прямо перед дверьми и общая гармония, царящая в этом месте, была бы безвозвратно нарушена. Поэтому надо было бы сразу ехать мимо дверей за угол, где была устроена вместительная стоянка, или высадить своих спутников возле двери, а потом все равно ехать на стоянку. Ни швейцара, ни иных лакеев, конечно же не наблюдалось, но чувствовалось, что... Чувствовалось, в общем.

   Вернувшись со стоянки и пройдя через ворота, тот самый некто попал бы во внутренний дворик, небольшой, но очень уютный. И если с наружной стороны окна были только на уровне третьего этажа, да и те совсем небольшие, напоминая скорее бойницы, то со стороны двора все было совсем по-другому: окон было много, и были они огромные. Можно было бы даже сказать, что изнутри у замка стены стеклянные.

   Прямо напротив ворот был вход в замок. Широкая полукруглая лестница в пять ступеней вела к двухметровой высоты дубовым дверям. За дверью некто попал бы в просторный зал, совмещающий прихожую и каминный зал, что при таких размерах не было чем-то невозможным.

   Не будем сейчас останавливаться подробно на расположении комнат, сделаем это как-нибудь в другой раз, а сейчас отправимся сразу на третий этаж, в небольшую комнату, которую хозяин замка использует в качестве курительной. Вокруг круглого столика из мореного дуба, на котором было несколько сортов трубочного табака, в низких глубоких креслах, таких, что сразу из них и не выберешься, сидели три человека. Совершенно разной наружности, они, тем не менее, были неуловимо похожи друг на друга, как будто были братьями. Все были одеты в очень хорошие костюмы-тройки, все были аккуратно подстрижены и тщательно причесаны, у всех троих была аккуратная бородка вроде шкиперской - то есть все подходили под описание "типичный прибалт". Двое из них курили, а третий, заметно нервничавший, только вертел в руках трубку, но не раскуривал ее. Тишина, повисшая в комнате, была не обычная, когда люди просто молчат, нет, это была пауза в разговоре, и этот разговор был для нервничавшего господина весьма неприятен.

   - Что ж, - продолжил один из сидевших, самый старший из всех троих, - мы выслушали ваши объяснения, милейший, но вы так и не сказали, а куда, собственно делись они из замкнутого пространства?

   Нервничавший сжал ладони.

   - Я же говорю, мы пришли через полчаса, но никого уже не было. Быстрее было невозможно, там единственный проход, и мы не мешкали ни секунды. Как только появился Казачок, мы сразу же побежали туда.

   - Именно побежали? - Спросил второй из не нервничавших.

   - Да. Ближе расположиться мы также не могли, там просто негде. А за полчаса еще никто не смог разгадать секрета.

   - Значит, нашелся, наконец, такой умник, для которого этот секрет таковым не оказался. Или мы имеем дело с предательством.

   Нервничавший замер, также как и второй, среднего для этой компании возраста.

   - Этого не может быть! - Выдавил из себя нервничающий.

   - Ну почему же! - Внешне безмятежно сказал тот, который постарше. - В этом мире возможно все. А уж предательство и подавно.

   Тот, что среднего возраста, покивал головой. Нервничающий откровенно начал паниковать. Очевидно, люди в этой комнате обладали нешуточной властью, во всяком случае, над ним. И власть эта была такова, что нервничающий начал всерьез подозревать, что выйти из этой комнаты ему, может быть, не удастся. Это было тем более обидно, что вины за собой он не чувствовал, наоборот, сделал все что мог, и не его просчет, что противник оказался более искушенным.

   Люди в комнате помолчали еще немного. Нервничающий судорожно комкал пальцы, двое других задумчиво курили.

   Наконец, более пожилой сказал:

   - Делать нечего, надо что-то делать. Для начала локализуйте их. Постарайтесь, наконец, выяснить, где они базируются. После вашего провала вам необходимо срочно реабилитироваться. И не только в моих глазах, что, вообще говоря, не маловажно, но и в своих собственных, а также в глазах ваших подчиненных. Вы должны быть командиром, который не знает ошибок и не ведает неудач.

   Нервничающий заметно посветлел лицом и сел прямо, что было не просто в таком кресле, которое само расслабляло тело.

   - Вы можете идти. Обо всех проблемах докладывать немедленно. Обычные же доклады каждый вечер обычным порядком. - Сказал пожилой, который постарше.

   Нервничающий вскочил, вытянулся, резко кивнул, так, что подбородок с отчетливым стуком ударился о грудь, и строевым шагом вышел из комнаты.

   Пожилые одновременно затянулись, окутались клубами дыма и только после этого посмотрели друг на друга.

   - Вы не очень строго с ним, Мастер? - Спросил тот, что помоложе.

   Мастер пожал плечами.

   - Думаю, что нет. Пускай прочувствует, постоит на краю, побудет в неуверенности. Это будет для него не плохим стимулом. Лучше скажите мне, дорогой Архивариус, что там у нас с архивами.

   Архивариус вздохнул.

   - Ничего, Мастер. Он очень качественно спрятал концы. К тому же это было очень давно. Ни я, ни даже вы, мы не представляем той бездны лет, нет, не лет, а столетий, минувшей с той поры. Это немыслимые числа!

   - Дорогой мой, я-то как раз представляю! - Строго сказал Мастер. Архивариус смутился. - Впрочем, вы правы, живых свидетелей тех событий осталось не просто мало, а исчезающе мало. И мы с вами не относимся к их числу. Однако неужели наш новый друг не смог вам ничем помочь?

   Архивариус прокашлялся.

   - Трудно сказать. Его работа ведь заключалась не в поиске как таковом, а в том, чтобы отстроить поисковую систему и автоматизировать сортировку полученных данных.

   - Господи, как все закручено! - Вздохнул Мастер.

   - И не говорите! - Архивариус махнул рукой. - Однако есть некоторый прогресс. Не в самом поиске, к сожалению. Но теперь можно задавать определенные опции поиска. И одновременно вести сразу несколько линий поиска по различным параметрам.

   - А вас не смогут отследить? Я слышал, что многие компании берут на работу профессиональных хакеров именно для защиты от вторжений такого рода.

   - Риск, конечно, кое-какой есть. Но здесь имеется несколько моментов м-м-м... психологического плана.

   - Поподробней, пожалуйста.

   Архивариус снова прокашлялся.

   - Видите ли, Мастер, нанимают на работу хакеров компании или фирмы, которые хранят в своих компьютерах данные, могущие как-то повлиять на мировую экономику, политическое положение, еще бог знает на что, то есть ту информацию, которую можно продать за деньги. Нам же нужна информация, которую мы бы и так получили, если бы пошли традиционным путем, то есть по инстанциям. Мы бы добились успеха, во всяком случае, получили бы интересующую нас информацию, единственно, потеряв неимоверно много времени. А так мы получаем всю необходимую информацию значительно быстрее и без каких либо нарушений закона. Это, не спорю, несколько неэтично, но уголовно не наказуемо. И возвращаясь к вашему вопросу. Фирмы, информация которых не стоит ничего, не будут нанимать на работу ни хакеров, ни кого-нибудь еще для защиты своей никому не нужной информации.

   - Достаточно убедительно. - Кивнул Мастер. - Но все-таки подумайте в этом направлении. Не то чтобы меня терзали какие-то предчувствия, но береженого, как вы помните...

   - Хорошо, Мастер.

   - И еще такой момент. - Мастер потер переносицу. - Попробуйте поработать с антикварами. С коллекционерами, с наследниками таковых. Я вам дам несколько адресов, для начала. Там ничего нет, во всяком случае, по нашему вопросу, но они вам укажут на других людей, которые могут обладать нужной информацией или знают информированных людей. Работа кропотливая, и результат, скорее всего, будет нулевой, но не отработать этот вариант мы не можем.

   - Все будет исполнено, Мастер.

   Мастер из внутреннего кармана бархатной домашней куртки вытащил сложенный вчетверо листок и передал его Архивариусу. Тот его немедленно развернул и пробежал глазами.

   - Да, и еще. Постарайтесь примелькаться. Дайте объявление в "Приватку" и в "Кулдне бёрз", походите по магазинам. - Мастер вдруг весело засмеялся.

   Архивариус прекрасно понял веселье Мастера.

   - А назовем операцию "Халат с перламутровыми пуговицами"! - И тоже засмеялся.

   - Именно! - Мастер оттер слезы, выступившие у него на глазах. - Хотя суть нашей операции абсолютно другая, но внешний эффект именно такой. Решено, пусть будет "Халат".

   - Тогда я, с вашего позволения, пойду? - Архивариус встал. - Хотелось бы успеть еще сегодня кое-что сделать.

   - Конечно. Не смею вас задерживать. - Мастер тоже поднялся.

   Мужчины церемонно раскланялись, и Архивариус вышел из комнаты. Мастер подошел к дверям комнаты, но выходить не стал, а проводил взглядом Архивариуса, который прошел анфиладой комнат и скрылся из глаз, свернув к лестнице вниз. Несколько минут Мастер неподвижно постоял в прежней позе, а потом резко шагнул назад, делая всем телом движение, будто сбрасывает что-то с плеч. Легким шагом, совершенно не таким, как пару минут назад, он подошел к столику, бросил небрежно на него трубку, не заботясь о ее сохранности - а это была настоящая федоровская, - потянулся и подошел к резной дубовой панели в углу, одной из многих, украшавших стены этой комнаты. Нажал на незаметный рычаг, и открылась потайная дверь, ведущая в совсем крошечную комнатку.

   - Выходите, пожалуйста. - Негромко позвал он.

   В комнате завозились и, слегка припадая на отсиженную ногу, оттуда вышел Вадим.

   - Садитесь.

   Вадим сел в кресло, в котором недавно сидел Архивариус, Мастер сел напротив него.

   - Курите.

   - Нет, спасибо, я не курю. - Вадим слегка потер ногу. - Но если вы хотите...

   - Нет, я тоже не курю. - Мастер взял трубку, протянул руку и поставил ее в специальную стойку, рядом с еще десятком ее товарок. Поймал вопросительный взгляд Вадима и улыбнулся. - Но иногда приходится. Что поделаешь, в глазах этих людей трубка четко ассоциируется с моим имиджем. Я терпеть не могу запах табачного дыма, но, как пел некогда Утесов, "лопни, но держи фасон"!

   Вадим хмыкнул:

   - Да, пожалуй. Но, может, тогда перейдем в другую комнату?

   - Почему?

   - Ну, табачным дымом здесь хоть уже и не пахнет, но табака достаточно, и запах от него тоже сильный.

   - А вот запах табака я как раз люблю. Так что давайте посидим тут, если у вас нет возражений.

   Возражений у Вадима не возникло. Некоторое время собеседники были предоставлены сами себе: Вадим оглядывался, а Мастер рассматривал Вадима, но при этом о чем-то напряженно размышлял. Наконец он решил прервать молчание.

   - Ну-с, молодой человек, если у вас есть вопросы, то можете их задавать.

   Вадим пятерней поправил волосы:

   - Вопросы есть. И первый такой: зачем нужен этот имидж? Вы не доверяете своим... соратникам? Иначе вы не посадили бы меня в потайную комнату.

   Мастер улыбнулся.

   - Не доверяю - это не верно. Я им полностью доверяю. В немалой степени потому, что стою неизмеримо выше них. И дело тут не в моем снобизме и презрении к нижестоящим, совсем нет. Они никогда не смогут стать такими, как я; они могут работать над собой, совершенствоваться и так далее, но выше определенного предела им не подняться, как человеку не полететь подобно птице. А для себя они придумали сказку, некий образ, которому я стараюсь соответствовать, чтобы их не расстраивать.

   - Как детей?

   - Ну, не так примитивно. - Мастер развел руками. - Хотя, в принципе, так и есть.

   - А меня в потайную комнату зачем? В моем понимании, такие вещи делаются в том случае, когда хотят продемонстрировать кому-нибудь, какую лапшу вешают на уши всем прочим.

   - А вот здесь вы в корне не правы. - Мастер хотел сказать что-то еще, но заметил, что Вадим еще не закончил говорить и не стал продолжать.

   - И такое соображение. В дополнение предыдущей фразе. Могу ли я быть уверен, что мне вы сейчас скажете правду?

   Мастер хитро прищурился:

   - А какую правду? Точнее - какую из? - Он засмеялся, глядя на вытянувшееся лицо Вадима. - Видите ли, я говорю им правду. Их правду. Вам я скажу вашу правду. Сам я знаю свою правду. И каждая из этих правд - правда. В чем-то эти правды пересекаются, в чем-то нет, но нигде они не противоречат друг другу. Все вместе они дают некую глобальную правду, но эта глобальность только для нас с вами, потому что всегда найдется некто, который будет знать больше нас. Понимаете?

   - Понимаю. Но зачем делить одну большую правду на много маленьких? Я допускаю, что это может быть необходимо, но для чего это в данном случае?

   - Для поиска того самого некто, кто знает больше нас.

   Вадим открыл рот, собираясь что-то сказать, но промолчал. Мастер молчал.

   - А скажите, - сказал он все-таки, - этот некто действительно существует?

   Мастер посмотрел на Вадима очень серьезно:

   - Очень хороший вопрос, Вадим. Да, он существует. Есть старая истина, что дорог к богу много, и не важно, какую ты выбрал. Так вот, мы все, и он, и мы с вами, идем к богу, если можно так сказать, но разными путями. Очень образно, немного кощунственно, но выразился я достаточно четко, не правда ли?

   - Весьма. - Вадим помолчал. - А он что, действительно бог?

   - Не знаю. Одно время я всерьез задумывался над подобной возможностью. Но... нет, он не бог. Да вы и сам это поймете, когда мы с ним встретимся.

   - А мы встретимся?

   - Обязательно. И очень скоро.

   Вадим хмыкнул.

   - И почему вы так считаете?

   - А потому, что мы будем усиленно работать над этим.

   Каждое первое воскресенье месяца в одной из Мустамяэсских школ собираются коллекционеры. Филателисты, филокартисты, нумизматы, фалеристы - для всех них находилось место, и не только для них. Расставлялись столы, на которых они выкладывали свои сокровища, сами хозяева усаживались вблизи и принимались ждать. Внешне это напоминало рыбалку, причем подледную: все сидят, негромко переговариваются и на первый взгляд ничего не происходит. Но только на первый. Иногда кто-нибудь вставал и принимался ходить вдоль столов, останавливаясь возле коллег, чтобы договориться об обмене, покупке или продаже. С улицы заходили еще люди, они не торопясь шли вдоль столов или сразу же стремились к конкретному человеку. Это были тоже коллекционеры, но не любители "выездного мена". Одним из таких вошедших оказался Архивариус, но не один, а следом за неким субъектом, который держался с видом завсегдатая.

   Субъекта здесь знали. Многие приветствовали его кивком головы или демократичным помахиванием руки, к некоторым он подходил сам и здоровался за руку. Подойдя к рядам филателистов, Субъект притормозил, подошел к одному совершенно непредставительному мужичку, к которому, однако, постоянно кто-нибудь подбегал за консультацией. В руках у Субъекта возник зеленый кляссер, который он после приветствий протянул мужичку.

   - Вот, дядя Коля, вы просили - я нашел.

   Дядя Коля скептически посмотрел на Субъекта, взял кляссер, раскрыл его и извлек из кармана куртки огромную лупу с подсветкой. Еще раз взглянув на Субъекта, он открыл кляссер и отрешился от всего земного. Субъект стоял, ждал и не проявлял признаков нетерпения. Наконец, минут через десять, дядя Коля отложил лупу, положил кляссер на стол и направил взор на Субъекта.

   - И где ж ты это взял, хотелось бы спросить? - В голосе прозвучал вызов и обида, прекрасно услышанные Субъектом.

   - Бросьте, дядя Коля, что за детские счеты.

   - Я пол жизни искал этот блок, а ты мне его находишь за две недели!

   Субъект примирительно вытянул руки:

   - Дядя Коля, ты меня сколько знаешь? Что ты думаешь, я тебе специально инфаркт решил устроить? Просто повезло.

   - Повезло ему. - Дядя Коля продолжал что-то не членораздельно бурчать, но взгляд его не отрывался от кляссера и бурчанье плавно перешло в еле слышное бульканье, а потом и вовсе смолкло. - Ладно, что ты хочешь?

   Субъект сделал обиженное лицо, но под взглядом дяди Коли скинул маску, наклонился к его уху и что-то сказал.

   Дядя Коля открыл рот, закрыл его и полез в карман. Достал оттуда маленькую ампулу, вытряс из нее таблетку и закинул ее под язык.

   - Нет, ты меня все-таки до инфаркта доведешь. Надо ж, чего придумал!

   - Но так ведь не за просто так! -Субъект поднял палец. - А за воплощение мечты.

   Дядя Коля покачал головой и погрузился в думы. Субъект понаблюдал за ним с минуту, а потом вспомнил о своем спутнике.

   - Вон к тому парню подойди. - И махнул рукой куда-то в угол.

   В указанном углу стоял стол, заваленный разнокалиберным железом, ржавым и не очень. Хозяин, громадный рокер, весь в коже, заклепках, волосатый и не бритый, стоял поодаль и о чем-то беседовал с фалеристом, расположившимся через стол от дяди Коли. Архивариус, одетый с иголочки, с короткой шкиперской бородкой, рядом с рокером выглядел совершенно чуждо, но его это обстоятельство не смущало.

   - Простите, это ваше? - Начал он разговор.

   Рокер обернулся, недовольно зыркнул на возмутителя спокойствия и с сожалением прервал свой диалог с фалеристом.

   - Мое.

   Архивариус удовлетворенно кивнул.

   - Видите ли, у меня к вам несколько необычное дело.

   Рокер поморщился: возвращение к беседе с фалеристом откладывалось. Господин явно завел монолог надолго. Но бизнес есть бизнес.

   - Слушаю вас. - Выдавил он из себя.

   Архивариус кивнул и продолжил.

   - Видите ли, я собираюсь оформить свой кабинет старинным оружием. Ну, знаете, там мечи, кинжалы, кремневые пистолеты. Доспехи, если возможно. И мне хотелось бы, чтобы это было оригинальным, подлинным. Ведь сейчас можно заказать что угодно, и за определенную сумму вам изготовят любой предмет, хоть Экскалибур.

   Рокер покивал, соглашаясь со сказанным. Архивариус меж тем продолжал.

   - Меня, если честно, не очень интересует абсолютная сохранность вещи. Напротив, некоторая деформированность только добавит аромата подлинности. Но, естественно, эта самая деформированность должна быть в меру. Все это будет служить исключительно для украшения интерьера, функциональность не важна, но хотелось бы, чтобы предметы были в комплекте, то есть меч без ручки не подойдет, или кинжал со сломанной гардой. Вы понимаете?

   Рокер кивнул. Что ж тут непонятного? Очередному богатенькому буратине восхотелось чего-нибудь оригинального - дело насквозь житейское. А то, что ему нужны подлинные вещи, тоже не проблема: у всякого рода дедушек на хуторах чего только нет. И мечи, и сабли, и танки, если хорошо поискать. Дело представлялось весьма прибыльным. Рокер прикинул возможный навар и мысленно возрадовался.

   - Вы уже продумали... э-э, экспозицию?

   - Если честно, то нет. Пока только основная идея. Мне думается, что оформлять все можно будет начать после того, как появятся первые предметы. До тех пор рановато начинать обсуждение, где что будет висеть, не правда ли?

   - Вполне логично. - Кивнул рокер. - Что ж, можно попробовать поискать, я позвоню некоторым знакомым, которые интересуются подобными вещами. Вы уже определились, какие именно вещи хотели бы видеть у себя, а какие, наоборот, не хотели бы?

   - Ну, как гвоздь программы, хотелось бы доспехи. Полный рыцарский доспех, вроде тех, что стоят в Кик-ин-де-Кек. Кроме этого хотелось бы пару мечей, может быть копье, хотя я понимаю, это маловероятно, арбалет, пару кинжалов. Это, так скажем, для одной стены. На другой стене мне хотелось бы видеть коллекцию штыков и кортиков. Немецких в особенности. Вы знаете, что в Третьем рейхе очень большое внимание уделялось холодному оружию, личному холодному оружию? Вы, например, знаете, что практически каждый род войск имел свой, официально утвержденный вид кортика или чего-то подобного?

   - Да, слышал о таком. - Рокер задумался. Работа оказалась еще интересней, чем представлялась поначалу. - Вы, кстати, в курсе, что у офицеров СС, или как там они назывались, был введен меч? Настоящий меч, не просто камуфляж.

   - Нет, не знал. -Архивариус оживился. - Это дает еще одну идею. Если оформить одну стену, скажем, малогабаритным холодным оружием, а другую мечами? С древнейших времен и вплоть до двадцатого века, то есть до этого самого меча СС? Будет весьма зрелищно. Но рыцарские доспехи тоже остаются.

   - О-о, конечно. - Рокер выудил из кармана записную книжку и принялся в ней чиркать. - Мне бы ваш телефончик, если, точнее, когда что-нибудь определится, я вам позвоню.

   - Разумеется-разумеется. -Архивариус извлек шикарное портмоне и протянул рокеру ослепительно белую визитную карточку, настолько яркую и новую, что рокер, принимая карточку, сделал непроизвольное движение, будто хотел вытереть руку, но все-таки сдержался.

   - Я хотел бы записать еще ваш телефон, для двусторонней связи.

   Рокер с готовностью продиктовал свой номер, который Архивариус сразу же вбил в память своего мобильника.

   - О, мы с вами абоненты одной сети. - Обрадовался он. - Приятно, хоть и не существенно, но наши с вами разговоры будут нам несколько дешевле, чем если бы мы были подключены к разным сетям.

   Рокер вежливо улыбнулся. Неожиданно он вскинулся и подскочил к своему столу, и принялся раскидывать свое железо, оказавшееся ржавыми и не очень штыками разных армий и, почему-то, саперными лопатками. Наконец он издал торжествующий звук, не очень громкий, и подошел к Архивариусу обратно.

   - Это вот могу предложить вам для начала. Для почина, так сказать.

   Это оказался немецкий штык периода Первой Мировой, с ножнами, в прекрасной сохранности. Даже кожаные части были на месте, хоть и несколько помяты, что только подтверждало их подлинность.

   - Что ж, весьма не плохо, весьма. - Архивариус был явно рад. - И сколько вы просите за это?

   - Поскольку мы планируем и дальше вести взаимовыгодное сотрудничество, то вам это обойдется в две с половиной тысячи эстонских денег.

   Архивариус и бровью не повел. Рокер мысленно крякнул: похоже, можно было просить и вдвое. Но сказанного не воротишь, и он принял пять сиреневых бумажек с ласточкой.

   - Когда мне ждать вашего звонка?

   - Через пару дней я вам позвоню. Во сколько мне лучше это сделать? Утром или вечером?

   - Да когда вам будет угодно. -Архивариус пожал плечами. - Меня интересует результат, а не скорость, хоть и хочется поскорей. Но результат все-таки важнее.

   На этом они расстались довольные друг другом. Архивариус вернулся к Субъекту, который все еще вел переговоры с дядей Колей. Дядя Коля был весь красный, Субъект тоже выглядел напряженным, но говорили они спокойно и со стороны, если не видеть лиц, казалось, что ни о чем сложнее погоды они не говорят. Как раз когда Архивариус подошел к ним, они ударили по рукам. Дядя Коля положил кляссер себе в потертый кейс, из которого вытащил и передал Субъекту другой, серый. Субъект раскрыл его, долго вглядывался в то, что там лежит, чем заставил дядю Колю нервничать еще больше.

   - Что, думаешь обману?!

   Субъект сделал обиженное лицо, причем обиделся он в этот раз, похоже, всерьез.

   - Ты что, дядя Коля, с глузду съехал? Что, уже и посмотреть нельзя?!

   - Дома посмотришь. Уходи, Серега, не доводи до греха.

   - Ладно, дядя Коля, бывай. Смотри, не помри от радости. Что мне без тебя тогда делать?

   - Что делать, что делать... Вешаться. Ладно, пока, позвони мне вечером.

   - Всенепременнейше.

   Субъект отдал честь двумя пальцами и пошел на выход. Архивариус со штыком тенью сопровождал его. Дядя Коля дождался, пока они уйдут, вытащил из кейса кляссер и перестал замечать окружающее. Рокер же свалил все свое барахло в большую сумку "Найк" и бросился на улицу. Работы ему предстояло много.

   На вечер Мастер назначил сбор Большого Круга.

   Смешно. Наличие Большого Круга предполагает существование Малого. Но Малого Круга нет, и, наверно, еще не скоро появится. И в Большом-то Круге всего четверо, это если вместе с Виконтом, а из кого, скажите, организовывать Малый? Разве что из одного себя. Как бы там ни было, но никто из членов Большого Круга не в курсе, что Малого Круга нет. Это не из недоверия, но они придумали Мастеру имидж, а Мастер теперь вынужден соответствовать. И не его вина, что ему не нужна огромная организация, ему вполне хватает того, что есть. Однако согласно представлениям Архивариуса, Сотника, да и рядовых бойцов, он руководитель тайной организации, раскинувшей свои сети широко и глубоко, а значит одного Большого Круга мало, должен быть еще Малый, членами которого являются люди совсем уж исключительные, не им чета. Вот и славно, сами же себе жизнь усложняете! Мастер улыбнулся. Ему доставляло изрядное удовольствие изображать деятельность Малого Круга и намекать на те вопросы, которыми Малый Круг занимается. Никакой конкретики, но для членов Большого Круга было достаточно и намеков, остальное они додумывали сами. Как дети, право слово, все никак в шпионов не наиграются! Впрочем, Мастер был даже рад такому положению вещей: на результатах работы это не сказывалось, а сама мысль о принадлежности к могущественной тайной организации повышала, кроме самомнения, чувство ответственности. Это только на руку!

   Огромные напольные часы, выполненные в виде Биг Бена - не очень оригинально, зато невероятно реалистично, - прошуршали и гулко отбили три четверти. Пора было идти на встречу. Идти на встречу! Спуститься со второго этажа на первый - всего-то, а какими словами называется! Как будто как минимум на саммит глав европейских государств! Мастер вздохнул: он уже тоже начал поддаваться мании величия.

   Некий сторонний наблюдатель ни за что бы не догадался, что видит сбор Большого Круга, верхушку действительно тайной и действительно сильной организации. Если бы он еще и слышал то, что говорят люди, образующие Большой Круг, то весьма вероятно решил бы, что здесь собрались, мягко говоря, не совсем нормальные люди. Потому что тема для беседы была выбрана не обычная: разговор шел на темы, которые обычно обсуждались на последних страницах газет, прямо перед рекламой. И обсуждалось на полном серьезе.

   Начал говорить Мастер.

   - Друзья мои, - Мастер огляделся и удовлетворенно кивнул: бокал с коньяком был у каждого, сигары и табак присутствовали на столике, камин горел, в общем, все было прекрасно. - Мы собрались сегодня по поводу не частому: мы принимаем в наше лоно нового члена. Это Виконт.

   Мастер сделал паузу, давая возможность всем посмотреть на Вадима.

   - Мы все уже встречались с ним, но это было как бы частным образом. Теперь же мы приветствуем Виконта в новом качестве - он будет мой заместитель по связям с общественностью. Поясню, что это значит. Термин еще не утвержден, поэтому не надо к нему привыкать, суть же в следующем: Виконт будет ответственен за сбор оперативной информации через СМИ, а также путем опроса людей, могущих обладать необходимой информацией. Вы зря хмуритесь, Сотник. Великий разведчик Штирлиц, хоть и насквозь выдуманный персонаж, тем не менее высказывал весьма здравые мысли. В том числе и такую: девяносто процентов оперативной информации разведчик может получить из периодической печати. Надо лишь внимательно читать и делать выводы, анализировать. Вот этим Виконт и будет заниматься. А наш любезный Архивариус полностью отдаст все свои силы на поиски на новом направлении, уже для него определенном.

   Мастер замолчал, окинув взглядом аудиторию. Все его внимательно слушали, Виконт же явно желал что-то сказать. Мастер двинул веками, намекая на такую возможность.

   Вадим кашлянул, обращая на себя внимание:

   - Прошу простить, уважаемое собрание, но нельзя ли попробовать ввести меня в курс дела? А то я совершенно не понимаю, о чем идет речь, а главное чем именно я буду заниматься. Не как, тут вроде бы имеется некоторая ясность, а чем. То есть, что я буду искать, или информацию о чем.

   Сотник хмыкнул, Архивариус задумчиво покивал. Мастер ответил:

   - Требование разумное. Тем более что основным поводом для сбора Большого Круга стало не только введение в него нового члена, но и информирование его о проблеме в целом. Детальное изучение вопроса - дело слишком долгое и слишком сложное, чтобы с ним можно было управится за один вечер. А так, в общих чертах.

   Мастер удобно откинулся в кресле и прикрыл на мгновение глаза. Все ждали: Виконт с любопытством, прочие вежливо, поскольку уже знали эту историю.

   Дядя Ваня обвел взглядом аудиторию: на него смотрели во все глаза, внимательно вслушиваясь в его слова. Казалось бы, на долю этих ребят выпало за последние дни не мало всяких приключений, а им еще не надоело.

   - Даже не знаю, с чего начать. Хотелось бы с начала, но именно начало имеет к делу очень смутное отношение. Так, не большой эпизод. Ну да ладно.

   Вы в курсе, за что сожгли Джордано Бруно? Не отвечайте, вопрос риторический. Версий, как обычно, много, но основных две. Классическая - за его еретические мысли по поводу множественности обитаемых миров. Этому вас учили в школе. Неортодоксальная - за его участие во многих сатанинских объединениях того времени. Тоже логичный повод. Но истина, как обычно, не там, а где-то рядом. Святые отцы поступили гениально: они не только назвали причину сожжения Бруно, но и не исказили ее практически ни на йоту. Да, действительно, его сожгли за идеи множественности обитаемых миров. Но дело в том, что искал эти миры он не далеко отсюда, среди звезд, а рядом, достаточно сделать один шаг. Просто надо знать, куда шагать. Джордано Бруно знал. Святые отцы тоже знали, но хотели сохранить это знание при себе. А Бруно не хотел держать язык за зубами, за что и поплатился.

   Кроме того, надо обязательно уточнить, что мало знать, куда шагать. Надо еще знать как. Бруно этого не знал, святые отцы тоже, но все работали в этом направлении. Работать на церковь Бруно отказался, и святые отцы решили обезопасить себя, на всякий случай.

   Параллельные миры существуют. Поверьте мне на слово. Я могу привести некоторое количество доказательств, но это займет много времени, а его у нас нет. Поэтому считайте это аксиомой. Второе. В параллельные миры можно попасть. Теоретически. Практически это пока никому не удалось, но работы идут. Известно многое: места соприкосновения, набор средств, необходимый для перехода, но пока не удалось никому собрать все эти средства в том самом месте. Но работы, повторюсь, ведутся. И вот вы, ребята, мне поможете, чтобы этого не произошло никогда.

   - Почему? - Немедленно спросил Степан.

   Дядя Ваня задумчиво обвел взглядом кучковавшихся перед ним людей.

   - Потому что параллельное пространство, в которое ищут пути многие и многие люди, обладает одной очень неприятной особенностью для нашего мира. Живущие там могут контролировать каждое движение живущего здесь. И попавший туда автоматически становится обладателем такой интересной функции организма. Оно нам надо?

   Дядя Ваня не ждал ответа. Такие новости перевариваются долго, гораздо дольше, чем у него, да и у всех присутствующих, было времени. Но выбирать не приходилось, эти ребята были единственным, кем он сейчас располагал, и кого он должен был сделать своими союзниками.

   - То есть, если бы я попал туда, - спросил Паша, - то стал бы... кукловодом, и мог бы диктовать свои условия кому угодно, Степану, например?

   - Нет. - Дядя Ваня покачал головой. - Если ты диктуешь свои условия кому-то, то у того есть выбор: выполнять твои требования или нет. Не важно, что ему будет за отказ, но выбор у него есть. А здесь кардинально иная ситуация. Этот некто полностью тебе подконтролен. Абсолютно. Даже раб может взбунтоваться, но не в этом случае. И при этом ведомый ни сном, ни духом.

   - Круто. - Выдавил из себя Степан.

   - Да уж, не слабо. - Дядя Ваня сел рядом с нами. - И теперь вы должны решить, как поступить. Присоединиться ко мне, и не дать открыть проход в тот мир, или же отойти в сторону и бездействовать, но всю оставшуюся жизнь мучиться вопросом: сейчас я поступил согласно своим желаниям или же меня вела чужая воля? Хотите вы такой жизни? Думайте.

   Мы молчали. Говорить не хотелось. Все события последних дней разрушали привычные представления о жизни, вели в новый, непонятный мир, пугающий, как все новое, но в целом достаточно интересный. И тут вдруг оказалось, что все гораздо серьезнее, что в наших руках судьба всего мира. Масштаб встающей перед нами задачи подавлял, но и возбуждал тоже. Оказаться в роли спасителя вселенной - это очень тешило жилку тщеславия.

   Первой начала говорить Ленка.

   - Как-то все очень по-книжному получается. Или как в кино. Раньше все это возбуждало, щекотало нервы, но было достаточно невинно...

   - Особенно ребята с длинными железками и недвусмысленными намерениями. - Жестко сказал дядя Ваня. - Извини, Лена, я тебя перебил, но должен также добавить, что вы стали носителями очень опасной информации. Не той, что я сейчас вам выдал, а вообще. Все недавние события - уже здоровенная бомба, и кое-кто очень постарается, чтобы эта бомба не взорвалась. Он не хочет огласки, а несколько пропавших молодых людей, по его мнению, не будут слишком большой ценой за сохранения тайны.

   - То есть выбора у нас, по большому счету, нет? - Не то спросил, не то сказал утвердительно я.

   - Ну почему. - Дядя Ваня пожал плечами. - Я уже говорил, выбор всегда есть. Можно отойти в сторону и положиться на судьбу: авось пронесет.

   - Особенно если знать, что твоя судьба может оказаться в руках маньяка.

   Дядя Ваня промолчал.

   - Меня интересует один вопрос, - сказал вдруг Паша, - и ответ на него решит мое отношение ко всему. Где сейчас Вадим и можем ли мы ему помочь?

   Дядя Ваня задумчиво посмотрел на Паша, но тот не обратил на это внимания и продолжал:

   - Спасение мира дело хорошее, но я сейчас не могу себе этого позволить. Я должен найти Вадима, а уже потом решать - спасать мир или нет.

   Дядя Ваня покивал головой:

   - Что ж, позиция ясна. Отвечу по порядку. Во-первых, Вадим сейчас находиться с людьми, представляющими противоположную нам сторону. Заметьте, не "у", а "с". Это очень важно. Он находится с ними добровольно. Он помнит о вас, обо всем что сделал, но не испытывает ни малейшего раскаивания за свои действия. Это сейчас другой человек с воспоминаниями Вадима. А насчет "помочь"... Очевидно, можно. Скорее всего. Но для этого надо как минимум с ним встретиться, и некоторое время побыть с ним. Мне побыть. Тогда я смогу сказать больше.

   - Вот и будем искать Вадима, а когда найдем, то тогда и решим, чем дальше заняться. - Паша оглянулся на нас, но никто и не подумал ему возразить, наоборот, мы все согласно закивали. Действительно, найти Вадима было на данный момент первоочередной задачей, а все остальное можно было и побоку пустить. То есть возражений не было. - Хорошо. - Дядя Ваня встал. - В заключении замечу, однако, что поиски вашего друга и спасение мира - две стороны одной медали. Так что нам все равно по пути.

   - Тогда тем более, какие могут быть сомнения. - Бодро, и даже весело сказал я. - Пошли?

   Дядя Ваня хмыкнул и ничего не ответил. Все молча потянулись к выходу: мы находились в спортзале одной из мустамяэских школ.

   - А кстати! - Сказал я. - А те, в том измерении, они что, постоянно следят за нами и диктуют свою волю?

   - На наше счастье им это не нужно. В смысле аборигенам. Они люди в основном высоко моральные, да и вообще, не в курсе дела. Так что в этом смысле беспокоится не о чем.

   Мы вышли на улицу.

   - А теперь-то куда направимся? - Степан посмотрел на небо, темное, в тучах, без единого просвета. - И вообще, сколько времени?

   Время было за полночь. То есть, добираться до своих домов было проблематично, если не брать такси, а на такси денег не было. Проблему решил Паша.

   - А поехали все ко мне. Места точно хватит.

   И мы поехали. На Вадькиной машине, которая досталась нам как бы в наследство. Во временное наследство, хотелось думать.

   Ехали молча. Вела Ленка, как единственная у кого оказались с собой права. Я сел рядом с ней, а Степан, Паша и дядя Ваня впихнулись на заднее сиденье. Говорить не хотелось. Также молча вошли в дом к Паше, и расселись возле камина. Каждый был погружен в свои мысли, только дядя Ваня смотрел вокруг себя с интересом, тем более, что он первый раз попал к Павлу. А посмотреть было на что.

   Каминный зал у Паши выполнял функцию оружейного. Пара арбалетов, несколько мечей, различная восточная экзотика вроде сюрикенов, метательные ножи, стрелки - для полного комплекта не хватало доспехов. Найденные нами в подземелье еще не были приведены в товарный вид, и, судя по развивающимся событиям, станут такими еще не скоро.

   Дядя Ваня покрутил головой, внимательно оглядел катану на каминной полке - не настоящую, японскую, а работы европейских мастеров, но все равно выглядевшую здорово, - потрогал пальцем тонфу, потом уселся и спросил:

   - И что, всем этим ты можешь пользоваться?

   Паша пожал плечами:

   - Не в совершенстве, конечно. Пара базовых приемов, но зато их я знаю отменно. Здесь вообще висят предметы только те, которые я могу применить при случае. За исключением разве что сюрикенов, но тут уж просто поздно начинать. Надо разрабатывать руку, а делать это следовало с детства, а сейчас и связки не те, и вообще - лениво.

   - Понятно. - Дядя Ваня покивал. - Ну, что скажете, дорогие мои, свыклись ли вы уже со всеми теми новостями, что я вам сообщил?

   В ответ прозвучало невнятное мычание.

   - Очень хорошо. Я пока не предлагаю обмен мнениями, думаю, время у нас еще будет. Сейчас же я хотел бы провести сеанс релаксации.

   Степан скорчил брезгливую гримасу, но дядю Ваню это не обескуражило:

   - Название условное. То есть вы будете расслабляться, а вот я наоборот, буду предельно напряжен.

   - Это еще зачем? - Подозрительно спросил я.

   - Надо. - Дядя Ваня устало повел плечами. - Пожалуйста, давайте все вопросы завтра, а сегодня мы, точнее я, сделаю все, что нужно для вашего спокойного сна.

   - А он может быть беспокойным? - Спросила Ленка.

   - В принципе - да, но я постараюсь исключить и этот мизерный шанс.

   Мы еще попререкались, но больше для вида, поскольку почти сразу уселись и улеглись на креслах и диване. Дядя Ваня встал возле камина и закрыл глаза. Он очень эффектно смотрелся на фоне камина: темная фигура в обрамлении языков пламени, бывших единственным источником освещения в комнате, всклокоченные волосы, казалось, светились, образуя нимб над головой. Он развел руки в стороны, подержал их так несколько секунд, а потом свел ладони перед лицом и прижал отведенные указательные пальцы ко лбу. Откуда-то, из какого-то невообразимого далека сначала едва слышно, а потом все громче, но не становясь очень громкой, а оставаясь на уровне легкого шепота, стала доноситься музыка, состоящая, казалось, из шороха леса, звона капели, дыхания людей, завывания ветра в трубе - звуки складывались в необычную, завораживающую музыку, которую, строго говоря, и музыкой-то назвать было трудно. Но мы отдались ей и полетели на ее волнах в дали, откуда эта музыка долетела до них. Может быть, сказалась дневная усталость, все те переживания, что выпали на нас за день, может еще что-нибудь, но мы очень быстро успокоились, лица разгладились, и мы расслабились настолько, что уже было не понятно, а может быть мы уже спим?

   Сколько это продолжалось - трудно сказать, время как будто замедлило ход. Но вот дядя Ваня отнял руки от лица, посмотрел на спящих вокруг людей и отправился тоже искать место, где бы прилечь.

   - То есть вы хотите сказать, Мастер, что параллельные миры не выдумка фантастов? - Спросил Виконт.

   - Именно. - Мастер пригубил свой бокал. - Видите ли, Виконт, при определенном умении не сложно организовать показ того измерения, или параллельного мира. Естественно, это не сможет дать вам полного представления о нем, но кое-какие данные получить можно.

   Виконт помолчал, а затем задал следующий вопрос:

   - А зачем нам туда нужно? Кроме банального любопытства.

   Мастер внутренне улыбнулся Виконтовому "нам". Внешне же он остался невозмутимым.

   - Бизнес. Торговля, если хотите. - Мастер развел руки. - А что вы думаете, Виконт, все это удовольствие вокруг нас ничего не стоит? Мало того, что строительство обошлось в сумму совершенно нечитаемую, так ведь и поддерживать все это в надлежащем виде стоит немалых средств. Понимаю, все это меркантильно, мелко - но что делать? Иногда надо немного подвинуть свою гордость и принципы в сторону, чтобы была возможность что-то сделать. Причем не обязательно это касается строительства дома. Любое начинание требует первого шага, а куда шагать, если перед тобой стена? Надо раздвигать горизонты. А это зачастую выражается в том, что надо шагать вверх, подниматься на ступеньку выше. И тогда ты понимаешь, что дальше тоже есть мир, и туда можно идти, продвигаться вперед. Понимаете, Виконт? Открыв проход в тот мир, мы сможем обеспечить себе независимость. Абсолютную независимость: финансовую, политическую, какую угодно. И не только для себя. Вы сможете помочь устроиться всем своим родственникам и друзьям. Разве это не достойная цель?

   Виконт задумчиво тер подбородок. Он пытался понять, что его беспокоит в словах Мастера, и беспокоит ли вообще. Может это лишь реакция его натуры на что-то новое? Что ни говори, а подобные предложения делают далеко не всегда и далеко не всем. Точнее, избранным. Чувствовать себя избранным было внове, но ничего отрицательного Виконт не замечал в своих ощущениях. Наоборот, ему это нравилось. Да и цель - тут Мастер прав, - действительно достойная. Тем более, что от него не требуют никого предавать или подписывать пергаментный свиток кровью. Из какой-нибудь там левой вертикальной голубой жилы.

   - Судя по всему, отказываться вы не намерены? - Подал голос Сотник.

   Виконт стрельнул глазами в его сторону. Сотник не то чтобы открыто шел на конфликт, но однозначно давал понять, что в случае отказа труп Виконта пойдет на удобрения для цветов на клумбе у въезда. Виконта это задевало мало, поскольку он понимал, что без приказа Мастера Сотник не будет предпринимать никаких действий, а Мастер приказывать не будет, так как Виконт ему нужен, иначе зачем все это представление с заседанием Большого Круга? Кроме того, он действительно не собирался отказываться.

   - Можете мной располагать. - Сказал он. - Хотелось бы, правда, знать, а что нужно, для того чтобы проход в иной мир открылся? Или это тайна?

   Мастер позволил себе по-отечески улыбнуться:

   - Ну что вы, Виконт. Для вас это не тайна. Иначе, зачем вы здесь? - Мастер хитро прищурился, как будто только что прочитал мысли Виконта, - Использовать вас вслепую мы могли бы и без этого. А что касается того, что нужно для перехода в тот мир... Нужно владеть неким артефактом, а также знать место, где этот переход можно осуществить. И, конечно, провести определенный ритуал. Что касается ритуала и места, то тут все в порядке - это известно. А вот что касается артефакта... Здесь, к сожалению, проблема. Его то и надо отыскать.

   - А что за артефакт?

   - Меч Калева.

   Виконт удивленно воздел бровь. Мастер смотрел на него, не собираясь как-то продолжить свою речь, поэтому Виконт спросил сам:

   - А что, Калев был на самом деле?

   Все присутствующие заулыбались, а Мастер коротко хохотнул, впрочем, довольно мягко и необидно:

   - Помилуйте, конечно же, был. Ни один эпос не писался на голом месте, всегда имелась некая подоплека. В общем, можно сказать, что все эпосы мира описывали действительное положение вещей. На тот момент, конечно.

   Виконт ошеломленно покивал головой. Он был потрясен, чего скрывать.

   - И что, "Рамаяна" или "Младшая Эдда" - это хроники реальных событий?

   - Да. - Мастер с удовольствием наблюдал за Виконтом. Не каждый день удается настолько поразить человека, такие моменты любому греют душу. - Конечно, ход событий искажен восприятием хрониста, но в какой-то мере отражает суть.

   - Невероятно. - Виконт был явно в шоке.

   - Ну почему! - Оживился Архивариус. - Не более невероятно, чем учебник по истории КПСС.

   - Ну, это вы прихватили! - Протянул Сотник.

   - А что, история партии такова, какой она представлена? А на какие средства, скажите пожалуйста, жил господин Ульянов в эмиграции?

   - Вообще-то он был из достаточно состоятельной семьи. Отец его занимал не маленькую должность при жизни, да и после смерти семья получала пенсию, опять-таки не маленькую.

   - Получала, кто ж спорит. А на какие средства тогда жили его сестры и братья, числом четверо, плюс маман, плюс дом, содержание которого тоже чего-то стоило, плюс оплата обучения всех его сестер-братьев? - боюсь, пенсии на это едва ли хватало, чтобы еще помогать опальному сынуле.

   - Хорошо, - энергично кивнул Сотник. - Убедили. А на какие тогда средства он пиво с сосисками в Мюнхене покупал?

   - А на партийные. Именно тогда, в те далекие годы, и зарождалась партийная номенклатура, а Владимир Ильич со товарищи были ее первыми представителями. Жили в тепле, ели вкусно, и все за казенный счет.

   - Друзья мои, мы отвлеклись. - Не громко сказал Мастер, но услышали все. Сотник неожиданно покраснел, как будто его застигли за чем-то не приличным, а Архивариус вытащил роскошный платок и принялся со вкусом вытирать лоб. Виконт воспринял слова Мастера спокойно, подробности жизни Владимира Ильича Ленина его мало трогали. Гораздо больше его интересовали события сегодняшние, и непосредственно относящиеся к нему и этой маленькой компании.

   - Значит, Калев был на самом деле, и "Калевипоэг" - не просто сказка? - Полуутвердительно спросил он.

   - Совершенно верно. - Мастер потер висок. - Вы знаете, Виконт, где похоронен Калев?

   - На Тоомпеа, это любой таллиннец знает. - Удивился Виконт.

   - Отнюдь, совсем не каждый. - Улыбнулся Мастер. - Но это и к лучшему. А как вы думаете, почему Таллинн построен именно тут? Не отвечайте, на самом деле не знает никто, но кое-какие предположения можно сделать.

   - Например, что это место энергетически подходит для этого. - Хмыкнул Виконт, вспоминая один не очень давний разговор.

   - Не стоит над этим смеяться. Тем более, что это соответствует истине. Ведь именно на территории Таллинна существует место, которое после определенных манипуляций становится проходом в другой мир. Но это не все. И без того эта территория является неординарным местом. Если рассматривать его только в пределах нашего мира, то окажется, что именно тут находится самый мощный энергетический узел Северной Европы. Всего таких узлов по всему миру двенадцать, и на Европу приходится два. Понятно, что расположение Таллинна именно здесь никак не может быть случайным.

   - А где второй? - Сразу же спросил Виконт.

   - В Англии. Мерлин, тоже насквозь реальный персонаж, умевший без каких либо приспособлений открывать проход, Врата, если называть вещи своими именами, именно в узле похоронил Артура.

   - Артур, вроде бы, не то чтобы умер. - Начал вспоминать Виконт. - Что-то вроде сна... Честно говоря не помню.

   - Именно, что-то вроде сна. И Мерлин положил тело Артура в месте, которое не относится ни к этому миру, ни к тому. Своеобразный тамбур, мифический Авалон. Так что у нас всех есть теоретическая возможность увидеть легендарного короля Артура.

   - Интересно. А эти места как-нибудь отмечены, какие-то приметы на местности?

   - Никаких. Надо просто знать.

   - И вы знаете?

   - Знаю, так уж мне повезло. Кроме того, я знаю обряд. На самом деле ничего сложного. Несколько человек, а именно пятеро, становятся в круг, берутся за руки и начинают читать заклинание.

   - Заклинание? - Почему-то именно это очень развеселило Виконта.

   - Если хотите - мантру. Не важно как назвать, и, я подозреваю, хотя не знаю точно, не важно, что говорить. Главное сосредоточенность. И энергетическая общность этих пяти.

   - Как я понимаю, четверо из пяти - это мы?

   - Совершенно верно. А пятого мы с вами увидим в тот день, когда будет все готово.

   - Шеф появится в последний момент. - Процитировал Виконт.

   - Именно. - Улыбнулся Мастер. - И последнее...

   - Последнее?

   - Да. Мы с вами встанем в круг не просто так. Говоря не серьезно, мы будем водить хоровод вокруг меча Калева, воткнутого именно в тот самый энергетический узел. Меч является своеобразным ключом к Вратам.

   - А у Мерлина был Экскалибур?

   - А у Мерлина был Экскалибур, хотя, повторюсь, ему он был не особенно нужен. Но Мерлин - это отдельный разговор. А вот у нас меча Калева как раз и нет. И именно его мы и ищем. И с вашей помощью, Виконт, найдем.

   - А где искать будем?

   Мастер, улыбаясь, развел руками.

   Дядя Ваня единственный спал со всеми удобствами. Поскольку весь коллектив, включая хозяина дома, дружно спал вповалку возле камина, то он счел возможным улечься на хозяйскую постель. И великолепно выспался. Чего нельзя сказать обо все прочих.

   Проснулись мы все одновременно, как по команде. В наилучшем положении из нас была Ленка, которая оккупировала с самого начала диван, а потому спала с относительным удобством. Относительным удобство сделал я, поскольку я таки сумел взгромоздиться на диван и потеснить ее, сделав тем самым Ленкино удобство относительным, а свое не поимев вовсе. Паша с Степаном заснули сидя в креслах, а потому все конечности у них затекли, а шеи не могли не только вращаться, но и вообще шевелиться. Чертыхаясь, массируя сами себя, мы потянулись на кухню, расселись вокруг стола и стали молча смотреть на кофеварку, выставленную посреди стола, следя за тем, как стекает вниз тонкая струйка кофе. Потихоньку, помаленьку, массируя друг друга, потягивая кофе, который проник в самые отдаленные закоулки души, окрасив эти затхлые углы цветами оптимизма и надежды. Мы сразу все как-то повеселели, на улице оказалось солнечно, кофе был изумительно крепок и бодрящ, и будущее снова стало светлым, а прошлые горести незначительными.

   И тут со второго этажа спустился дядя Ваня.

   Все ночные кошмары, все темные мысли и страхи, уже почти растворившиеся в свежести нового дня, снова воспрянули и высунули свои шипастые морды, царапая едва зажившие раны. Стало зябко и в божественном до сих пор аромате кофе появилась кислая нотка.

   Дядя Ваня моментально уловил смену настроения. Шаг, только что летучий, стал чеканным. Он не торопясь спустился по лестнице, подошел к столу, повел носом, пододвинул высокий табурет и, взгромоздясь на него, налил себе кофе, сыпанул четыре ложки сахара и принялся лениво размешивать. Мы внимательно следили за его действиями, настороженно ожидая, что он скажет. Но он молчал, и тогда заговорил Паша.

   - И когда, хотел бы я знать, мы начнем действовать?

   Дядя Ваня удивленно вздернул брови:

   - А что, уже пора?

   - То есть как?! - Паша явно начал набирать обороты. - Сваливаешься нам как снег на голову, обещаешь выше головы, а теперь, значит, в сторону?

   - Это когда я в сторону свернул? - Тихо спросил дядя Ваня, но можно было заметить, что он тоже начал заводиться.

   - А что, как это называется? Вадим черт знает где, нужно что-то делать, а ты говоришь - не пора.

   - Ваш Вадим прекрасно себя чувствует. Прекрасно, вашу мать! - Голос дяди Вани зазвенел. - И у него есть некая цель, и он занят делом, которое ему нравится! Из которого он надеется извлечь пользу! И ему насрать на вас!

   Дядя Ваня метнул взор в сторону и дрова, сложенные в камине пять минут назад Степой, вспыхнули, как облитые бензином.

   - Что значит...? - Паша был поражен всем настолько, что заговорил тише.

   - Ты вчера меня не внимательно слушал. - Дядя Ваня тоже заговорил нормально. - Вадим сейчас - как будто другая личность. То есть не как будто, а так и есть на самом деле. Очень похожая на прежнего Вадима, но в то же время отличающаяся от него. Как будто в его жизни произошло нечто, заставившее его сильно измениться. Очень сильно, настолько, что произошла переоценка ценностей. И ваши отношения с ним, точнее его к вам, перестали стоять впереди всего, а отошли куда-то назад, в последний ряд.

   Паша удрученно поник:

   - И что, такое действительно возможно?

   - К сожалению. - Дядя Ваня грустно улыбнулся. - В утешение тебе скажу, что произошло это не просто так. Имело место внешнее воздействие. Назовем его гипнозом. Для простоты. И чем дольше он пробудет в таком состоянии, тем более сложно его будет вывести из него. Да и сейчас не очень просто. В основном потому, что Вадиму этого не нужно.

   На Пашу было тяжело смотреть, и я отвернулся, чтобы не обидеть его своей жалостью: он ее не воспринимает. В жизни его произошел перелом, причем не по его воле, а в силу каких-то внешних причин. У него, без прикрас, выдрали кусок души. И он очень болезненно переживал это. Настолько, что обычно собранный и решительный, теперь он напоминал потерянного ребенка: испуг и обида одновременно. Вадим для него был не просто друг, а нечто большее. Не поймите превратно, они оба заядлые гетеросексуалы, но определение мужской дружбы можно было выводить по их отношениям.

   - Очень трудно, да? - Спросила Ленка.

   - Очень, да, - дядя Ваня снова глотнул кофе, - особенно потому, что его нет рядом. А дистантно это делать пока никто не может.

   - Поэтому я возвращаюсь к своему вопросу. - Паша смог собраться и взять себя в руки. - Только слегка переиначу его: когда мы начнем что-нибудь делать?

   - А прямо сейчас. - Дядя Ваня вылез из-за стола. - Прошу вас всех к камину.

   Остальные тоже поднялись, и, удивившись столь необычному началу деятельности, переместились поближе к огню.

   Все расселись так же, как и накануне, то есть Ленка на диване, я рядом с ней, а остальные на креслах. Дядя Ваня занял позицию возле камина, сложил руки на груди и обвел аудиторию отеческим взором.

   - Итак. - Начал он. - С чего мы начнем? А начнем мы с того, что осветим некоторые вопросы. Вы, дорогие мои, до сих пор развлекались, шастая по подземельям, действительно таинственным и загадочным, и размахивая мечами в свое удовольствие. Пришел этому конец.

   Дядя Ваня снова посмотрел на аудиторию. Аудитория несколько недоуменно внимала его словам. Но пока не спорила.

   - Вы меня внимательно слушаете, и правильно делаете. Потому что то, что я вам сейчас скажу, не менее удивительно, чем ваши прогулки под землей. Вчера, когда вы, после всех злоключений, попадали на этих же местах, я провел сеанс гипнообучения. Теперь вы все, и Лена в том числе, владеете искусством боя на мечах в объеме, достаточном, чтобы на равных противостоять тем самым господам, которых до сих пор вы условно обозначали как прибалтов. Есть лишь одна загвоздка: знания то у вас есть, а вот применение их у вас пока не отработано. Понимаете, о чем я говорю? Вы круты в теории, в уме вы сможете провести и выиграть десяток боев, но вот на практике ваше тело не будет успевать за вашей мыслью. Ваши мускулы еще не наработали необходимых движений, необходимо скоординировать работу мысли и работу мускулов.

   - Не слишком ли сложно? - Подал голос Паша.

   - Нет. Это просто я не могу доступно объяснить. В двух словах могу сказать так: надо тренироваться. Утром вместо зарядки и вечером на сон грядущий. Вы, в сущности, не в таком уж плохом положении: вам не нужно разучивать приемы и финты, вы их уже знаете. Вам надо их отработать на практике. Вот и все.

   - Нет. - Жестко сказал Паша. - Не все. Я до сих пор не услышал, как мы будем выручать Вадима?

   Дядя Ваня устало вздохнул:

   - А ты собирался выручать его голыми руками? С оглоблей на танк собрался? - Он снова вздохнул. - Успокойся, тренировки только по утрам и вечерам, а днем будем искать Вадима. Где-то же он находится, если его нет дома.

   - А что, дома его точно нет? - Спросила Ленка.

   - Не проверял. Но уверен, что нет. И на работе тоже.

   Поиски меча пока ничего не давали. Или не так искали, или не там. Да и сами поиски выглядели странно: специально настроенная программа перелопачивала горы информации по грузоперевозкам в пределах Эстонии за последний десяток лет, Архивариус пропадал у коллекционеров, а Виконт читал газеты. Заметки и репортажи с выставок, экспозиций, триенале и бог весть с чего еще. Уж в этих местах меч мог появиться только в том случае, если кто-то захочет притащить его с собой. Поиски Архивариуса тоже, с точки зрения Виконта, имели весьма сомнительные перспективы, а компьютерный поиск вообще представлялся пустым занятием. Но Мастер настаивал именно на таком ходе поисков, и Виконт молча подчинялся.

   Надо сказать, что подготовка, к компьютерному поиску, например, была проведена грандиозная. Кто-то собрал и систематизировал данные по некоему человеку, имя которого нигде не было упомянуто, но было понятно, что имеется в виду один и тот же объект. И к этому был привязан поиск по базам данных. С нулевым результатом, но Мастер только довольно потирал руки, когда Вадим ему докладывал каждый вечер о ходе поиска.

   У Архивариуса дела шли бодро, но совершенно не в том направлении, которое было нужно. У него дома уже была собрана великолепная коллекция самого разнообразного холодного оружия самых различных исторических эпох и самых экзотических стран. Но выхода на меч Калева не было. Архивариус в глубине души был солидарен с Виконтом, что пути поиска выбраны неверно, но молчал, частично из корыстного интереса: еженедельные встречи с рокером, даже если они не приносили никакого прибавления к коллекции, стали ему необходимы как доза для закоренелого наркомана. Совершенно неожиданно для себя самого он увлекся, "заболел" коллекционированием холодного оружия.

   А в целом не происходило ничего необычного, все было размеренно и спокойно. Никак. Рутина.

   Единственным светлым пятном в его новой жизни было фехтование. На этой почве он довольно близко сошелся с Сотником и пропадал все свободное время в зале "Таллиннского меча". Поначалу было тяжело, болели все мышцы, настолько, что утром было тяжело вставать: руки и ноги отказывались сгибаться. Но потихоньку мышцы растянулись, приобрели необходимую упругость и тренировки начали приносить результаты. До уровня Сотника, или любого из его бойцов было еще очень далеко, но Виконт уже мог некоторое время фехтовать с Сотником, не давая себя поразить, а иногда и "доставая" Сотника, от чего тот каждый раз недовольно морщился.

   После тренировки они иногда садились в ближайшем баре пропустить по кружке пива. Сидели, говорили ни о чем, не торопясь смакуя "Саку-Оригинал".

   - Скажите, Виконт, а вы довольны результатами поиска? - Неожиданно сказал Сотник.

   Виконт пожал плечами. Отвечать не хотелось. Не из-за секретности, нет, оба были посвящены в равной степени, просто Сотник вдруг затронул тему, на которую он сам пока еще старался не думать. Но Сотник ждал ответа и Виконт, тяжело вздохнув, принялся отвечать.

   - Не очень. - Виконт залпом допил пиво и отодвинул кружку. - А если честно, то очень недоволен. Мне кажется, что Мастер перемудрил. Мы перебираем песок, просеиваем его сквозь пальцы, а потом смотрим на пустую ладонь. Результат нулевой. Так мы ничего не добьемся. У Архивариуса те же проблемы, как мне кажется. Он тоже занимается переливанием из пустого в порожнее.

   - И что же делать?

   - Не знаю. Надо полностью менять подход. Надо искать по другому. Надо заставить хранителя меча выдать себя. Знаете, как ищут письмо, спрятанное где-то в доме? Поджигают дом. И это письмо спасают в первую очередь. Главное уследить за этим и не дать перепрятать. Вот и нам надо заставить хранителя взять меч в руки. Показать нам, где тайник, а потом забрать меч.

   - Хороший план. Есть два вопроса, которые в сущности всего один вопрос: кто хранитель и где он.

   - Да, с этого не плохо бы начать. Кто может знать ответ на этот вопрос? - Виконт вопросительно посмотрел на Сотника. Тот пожал плечами.

   - Мастер.

   Мастер знал. Наверняка знал, но делится этой информацией не спешил. По каким-то своим, высшим соображениям.

   - Видите ли, Виконт. - Начал Сотник, но тут же оборвал себя. - Может перейдем на "ты"? А то, честно говоря это "вы" у меня в зубах застревает.

   - Почему бы и нет? - Виконт протянул руку и они закрепили решение рукопожатием.

   - Видишь ли, Виконт... Я лоялен по отношению к Мастеру, но не очень одобряю его методы. Медленно и методично. - Он очень похоже скопировал интонации Мастера. - Он человек старой формации, он идет пешком там, где надо ехать на автомобиле. И вот с этим я не согласен.

   - И что ты предлагаешь?

   - Ну уж не бумажки перебирать!

   - Ну а конкретно?

   Сотник задумался.

   - Честно говоря, не знаю. - Сотник сердито отхлебнул пива. - Я знаю, что ты думаешь. Ты думаешь: вот еще один, который хочет ломать, но не знает что строить. И ты не прав. Я не хочу ломать. Я хочу строить. И в этом принципиальное различие.

   - Не наезжай, я тебя ни в чем не виню. Беда твоя такая же, как и многих других: хочется перемен, но не знаешь, как их достичь. У нас по крайней мере есть один плюс: мы знаем чего хотим. Ладно, давай подумаем, как можно воздействовать на Мастера, попробовать его как-то убедить, что ли? Или может есть возможность как-то обойти его. Достать нужную информацию через его голову.

   - А вот этого не надо. Любая попытка кинуть Мастера ни к чему хорошему не приводит. - Сотник стал очень строгим и официальным. - У нас ходит легенда, ты еще, наверно, не слышал. В общем, некогда, когда деревья были большими, вместе с Мастером был один... человек. Я деталей не знаю, сам слышал краем уха, а когда захотел узнать подробней, то получил хорошую взбучку. Мастер, когда хочет, может быть очень грубым. Но то, что я знаю, неутешительно. В чем-то тот человек решил Мастера обойти, и Мастер об этом узнал. Больше того человека никто не видел. Хотя говорят, что он у Мастера в кабинете, в качестве вешалки. Столько лет прошло, а он до сих пор свеженький. Говорят еще, что он потому так хорошо сохранился, что Мастер его высадил в кадку, как цветок, поливает и окучивает.

   - Бред. - Хмыкнул Виконт.

   - Насчет кадки - скорее всего, я в это тоже не верю, а вот что был такой, да сплыл - совершенно точно. Есть кое-какие намеки, в речах Мастера, например.

   Виконт задумчиво покачал головой.

   - Ты просто еще мало с ним общался, иногда он под настроение может рассказать что-нибудь из своей молодости, вот тогда ты столько всего узнаешь - никакой учебник истории не сравнится.

   - Ладно. - Виконт навалился грудью на стол. - За спиной Мастера мы не можем работать, а информация нужна. Что делать будем?

   Сотник посерьезнел лицом:

   - Идея такая: ты что помнишь о своей прошлой жизни?

   Виконт задумался. А действительно, кто он? То есть он помнил свое имя, где жил и работал. Он помнил имена друзей и коллег, что любил есть на завтрак, каким именно образом предпочитал завязывать шнурки и массу других мелочей, из которых складывалось его прошлое и он сам. Но было несколько моментов, о которых он ни разу не задумался с момента бегства из подземелья. Тогда в нем как будто включилась некая программа, заставившая его действовать именно таким образом, и при этом выжгла какие-то участки памяти. Нет, не выжгла. Он как будто смотрел в темный угол и не мог ничего рассмотреть. Краем глаза он видел пятна, какие-то линии, углы, но стоило сфокусировать взгляд, как все расплывалось и становилось залитым темным, почти черным туманом. До сегодняшнего дня, до вопроса Сотника, Виконт не задумывался об этом, это казалось ему малозначительным, но теперь вдруг стало безумно важно узнать, что скрывает в себе черный туман. Но не на долго, почти сразу же он потерял интерес к этому и даже не успел удивиться перемене настроения.

   - А что конкретно ты хочешь узнать?

   - Ты ходил в подземелья не один. С кем? Кто они? Где живут? Я не обладаю почти никакими способностями, я всего лишь воин, но кое-что я все-таки могу. У меня очень сильно развита интуиция, и сейчас я чувствую, что это очень важно: узнать, кто они и где живут.

   - Честно говоря, даже не знаю, что сказать. - Виконт удивленно наморщил лоб. - Я не помню.

   Как уже говорилось, он помнил своих друзей. Но и только. Ни где они живут, ни где их можно найти - ничего этого он не помнил. Эта информация хранилась в темном углу его памяти и была надежно спрятана черным туманом. Попытка напрячь память приводила к тому, что у него начинала кружиться голова и он был близок к тому, чтобы потерять сознание. Но до этого не доходило: через несколько секунд, а по его собственным ощущениям через значительно больший промежуток времени, приступ проходил, и оставалась только легкая слабость, быстро рассасывающаяся.

   Сотник с любопытством смотрел на Виконта. Тот сидел низко склонившись к столу и сжав пальцами виски так, будто хотел продавить кость. Потом он распрямился, посмотрел на пивную кружку с отвращением, как будто одна только мысль о пиве делала его несчастным и резко встал.

   - Я пойду прогуляюсь. Передай Мастеру, что вечером я буду вовремя, а сейчас мне надо немного пройтись.

   Виконт не смог бы сказать, что его заставило принять такое решение. Наверно, он хотел разобраться в своих чувствах, вернее, в отсутствии таковых. Спустя почти две недели после того как он попал к Мастеру он впервые задумался о себе самом. Эти мысли были неутешительными, они причиняли вполне конкретную физическую боль и с этим надо было что-то делать.

   - О-кей. - Сотник тоже поднялся. - Походи, подыши. А заодно может быть тебе удастся вспомнить что-нибудь про свою бывшую компанию. Я ведь к чему веду, мне кажется, что они сейчас под крылышком у того самого хранителя меча. По секрету тебе скажу, что проследить их не удается, кто-то их прикрывает. А таких людей в данной местности всего раз, два и обчелся. Причем раз - это Мастер. Вникаешь?

   Виконт покивал:

   - Вникаю. Но, сам понимаешь, ничего обещать не буду. У меня тут, - он постучал себя по голове, - как будто блок какой-то. Если удастся его обойти, тогда конечно, без проблем.

   Сотник проводил взглядом Виконта, вздохнул и пошел вглубь бара. Подошел к столику в углу, которого не было видно практически ни из какой точки зала и без приглашения сел.

   - Ну как? - Голос Мастера чуть дрогнул, выдавая нетерпение.

   - А никак. Не помнит он ничего. - Сотник протянул руку и налил себе соку из кувшина стоящего тут же на столе. - Скажите, Мастер, а зачем такие сложности? Ведь блокировку памяти ему поставили вы, и вы же теперь ищите пути к этому хранителю меча. Не проще ли будет разблокировать Виконта, поговорить с ним и спокойно выйти на хранителя. Уже бы все и закончилось бы.

   - Не закончилось бы. - Мастер тоже налил себе сока. - Видишь ли, на той стороне, этот самый хранитель меча, как ты его назвал, тоже не дурак. Далеко не дурак, и возможностей, да и способностей у него не мало. Поэтому как только мы разблокируем память Виконта, вернем ее в первоначальное состояние, то... Скажем так: рисунок его ауры восстановится и его можно будет легко найти в городе. Да и за городом тоже. А найдя его не сложно будет выйти на нас. Поэтому мы пойдем сложным путем. Мы будем использовать Виконта как живца - они ведь тоже его ищут. Друг все-таки.

   - А может не ищут?

   - Нет, ищут. Иначе я ничего не понимаю в людях. И в таком случае мне пора на пенсию, а не заниматься такого рода делами.

   Вот уже две недели мы медленно и методично прочесывали город. Трудно сказать, что именно мы искали. Ничего определенного, просто нечто. След необычного, запах чуда, прошлогодний снег. Я уже порядком подустал от этого занятия, да и все наши тоже. Ходить туда, не знаю куда, искать то, не знаю что - вот как это все называлось! А дядя Ваня сверкал глазом и молчал. То есть говорил то он много, но ничего по делу. Отделывался общими фразами и уходил от ответа. Паша пока молчал, но чувствовалось, что скоро он выскажется.

   Впрочем, были в нашей жизни и приятные моменты. Каждое утро мы выходили на лужайку перед домом Паши и фехтовали. Начиналось это всегда одинаково: дядя Ваня становился перед нами и мы вслед за ним повторяли все его движения: мы медленно разводили руки в стороны, поднимали их над головой, делали руками резкие движения, при это туловище жило как будто своей жизнью, то есть двигалось совершенно непредсказуемо. В смысле, вполне предсказуемо, конечно, если делаешь это по сотому разу, но внешне казалось, что хаотично и бессистемно. Все это делалось медленно, за исключением резких взмахов, тщательно прорабатывая каждое движение, и при этом еще надо было следить, чтобы каждый мускул тела был напряжен. А в каждой руке у вас по мечу! Очень выматывающее упражнение, поверьте на слово! Пот лился в три ручья, к концу мы едва стояли на ногах от перенапряжения, но уже через пять минут, выровняв дыхание, мы были способны на новые подвиги, а энергия просто била через край.

   После выполнения "комплекса обязательных упражнений на выносливость" мы некоторое время отрабатывали базовые приемы друг на друге, меняя по сигналу дяди Вани партнера, а потом переходили к свободной работе. Бой шел до трех касаний мечом, тогда проигравший делал шаг назад, а победитель рубился со свежим противником. И так до тех пор, пока все трое не валились с ног от усталости. Последний упавший считался победителем дня. До вечера. Вечером все повторялось.

   Дядя Ваня очень строго следил за соблюдением темпа, запрещая нам работать в быстром темпе.

   - Рано еще. Вы многое знаете, очень многое, и можете захотеть попробовать какой-нибудь прием на практике. Но из-за того, что ваше тело еще не готово к выполнению этого приема, а тело вашего партнера не готово к отражению его, то могут быть несчастные случаи. А оно нам надо? Поверьте, у вас еще будет предостаточно случаев помахать мечом и на большой скорости и с большим числом противников.

   Очень хотелось с ним поспорить, но не было ни сил, ни времени. После зарядки, если можно это назвать так, мы быстренько ели и отправлялись в город.

   По официальной версии мы искали некий проход, подземный естественно, ведущий в логово наших врагов, тех, у кого сейчас Вадим. Описать этот подземный ход дядя Ваня не смог, во всяком случае обычно говорящий четко и понятно, тут он становился неконкретен, а его речь расплывчатой. Скорее всего, он сам не знал. Но уверял, что мимо мы не пройдем.

   Каждое утро, после завтрака, дядя Ваня определял наши маршруты, четко оговаривая, где и что нам надо посмотреть. Его знание города поражало. Я в пределах Таллинна нигде и никогда не заблужусь, но тут он ставил меня в тупик. Я по три раза переспрашивал его как пройти в то или иное место, которое он мне определял, и не всегда находил с первого раза. У других дела были не лучше.

   Исключение составляла Ленка. Она с нами не ходила, оставаясь на весь день с дядей Ваней. На второй или третий день я начал активно интересоваться, чем это они занимаются в наше отсутствие.

   - Ты что, ревнуешь, милый? - Ехидно поинтересовалась она.

   - Естественно! - Воскликнул я. - Остаешься одна, с чужим мужиком, чем занимаетесь неизвестно, а говорить об этом отказываешься. Что я должен подумать?

   - Ну уж никак не это! - Фыркнула она в ответ. - И уж тем более не с дядей Ваней.

   - Это еще почему? Чем это он плох? - Не очень последовательно спросил я.

   Ленка расхохоталась. Через некоторое время я присоединился к ней. Не то чтобы я ее ревновал, я ей доверяю, но интересно же, чем они тут занимаются, пока нас нет.

   - И все-таки, чем вы тут занимаетесь?

   - Чем-чем, колдовать учусь.

   Я раскрыл рот от удивления. Все-таки сохранилась во мне эта особенность: возможность удивляться. Казалось бы за последние дни она должна была полностью атрофироваться, ан нет! Вот она, жива-здорова, и продолжает действовать.

   - Я всегда подозревал, что ты ведьма! - Выдавил я из себя, когда вернул способность говорить. За что немедленно получил подушкой по голове.

   - Ведьма значит? - Зловеще процедила Ленка сквозь зубы, примериваясь подушкой для следующего удара. Я заинтересовано смотрел за ее действиями. Это наша обычная игра: она меня как бы бьет, а я как бы уворачиваюсь. Бьют меня не всегда подушкой, а я не всегда уворачиваюсь. Как правило это плохо кончается: Ленка себе что-нибудь ушибает об меня, обижается, и приходиться ее утешать. В случае с подушкой такого не ожидалось, но я на всякий случай следил, чтобы Ленка ненароком не огрела подушкой себя саму. А что, вроде и невозможная вещь, но чего в жизни не бывает!

   Но второго удара не последовало. Ленка уронила подушку мне на живот, улеглась сверху и о чем-то задумалась. С минуту я ждал продолжения, но Ленка молчала.

   - Над чем медитируешь?

   - Как ты думаешь, сколько лет дяде Ване?

   Теперь и я задумался. Вопрос был хороший. Ни я, ни кто другой, я уверен, до сих пор не задавался вопросом о возрасте дяди Вани. А между тем это была тайна покрытая самым непроницаемым из всех мраков. Когда я его увидел в первый раз, тысячу лет назад, в самом начале этой истории, он выглядел как столетний дед. Ведь именно он был тем самым дедком, который выползал в течении получаса из автобуса, дав тем самым нам с Ленкой возможность неспешно подойти и сесть.

   (Сам я не узнал его, да и не особенно вглядывался тогда. Ну дед, ну старый, ну долго вылезал из автобуса, за что ему спасибо! Дядя Ваня сам признался потом.)

   После, во время поединка с неизвестным киллером-неудачником он был моложавым, но все-таки достаточно пожилым человеком, по крайней мере внешне, хотя завалил он того прибалта очень бодро. Я бы даже сказал - по молодому.

   Следующая наша встреча произошла в подземелье, и там я его тоже не очень разглядывал на предмет возраста. Я просто сразу узнал его в том человеке, который поджидал нас в погребальной комнате, мельком отметив только, что сейчас он кажется помоложе, но списал тогда все это на темноту, усталость, нервы и почти сразу же забыл об этом.

   То есть получалось, что дядя Ваня чем дальше, тем становился моложе, а это уже попахивало мистикой, или, на худой конец, контрамоцией. Но с контрамоцией связываться не хотелось по двум причинам: во-первых, я лично о ней ничего не знал, а о ней самой прочитал у Стругацких, а во-вторых, все равно не получалось. Дядя Ваня молодел значительно быстрее, чем это может быть в условиях контрамоции, которая по определению есть жизнь в обратном потоке времени. То есть, день за днем, час за часом. Но, опять таки, что мы знаем о контрамоции?

   - Вопрос на засыпку. - Подвел я итог своим раздумьям.

   Мы даже не стали прикидывать, как это можно будет выяснить: придет время и дядя Ваня или сам скажет, или выясниться другим способом. Поэтому мы спокойно заснули.

   Сегодня же, во время моего очередного рейда по городу, мне почему-то вспомнился этот разговор. Наверно, все эти люки и проходы, за ними скрывающиеся, навевали на мысли о вечном. Эти камни, паутина, пыль были свидетелями каких-то событий, значительных или не очень, хранили в своей памяти прошедшие мимо столетия. Как дядя Ваня. Когда он начинал рассказывать о каких-нибудь событиях из прошлого, то делал это с уверенностью очевидца. Представьте, что некто рассказывает вам о новом фильме. Всегда будет ясно, смотрел он его сам или где-то прочитал о нем. Разница в нюансах, в мелких деталях, которые позволяют очевидцу говорить с той подкупающей уверенностью, которую не подделать. Так и дядя Ваня: он не настаивает на своей версии событий, но ты веришь ему безоговорочно. Сомнения возникают потом, когда ты начинаешь сравнивать то, что слышал сейчас с тем, что ты знал до этого. Но когда дядя Ваня говорил ни тени сомнения у тебя не возникало.

   За такими размышлениями я совершенно автоматически поддел маленьким ломиком очередной люк и отвалил его в сторону, прямо под ноги прохожему, которого не заметил. Прохожий неожиданно встал, как вкопанный, будто вспомнил нечто очень важное, и тем самым избежал падения люка на ноги. Люк, громыхая и подпрыгивая, улегся на мостовой в пяти сантиметрах от его ног, а прохожий резво продолжил свой путь шагнув по люку, но не заметив его.

   Вот еще одна странность, в дополнении ко всем прочим. Мы ходим по городу увешанные холодным оружием, в самых неожиданных местах, иногда многолюдных, ворочаем тяжеленные чугунные люки, а окружающие никак на это не реагируют. Дядя Ваня, после той памятной ночи, когда все выключились у камина, помимо прочего, обрадовал нас новостью, что мы теперь все потенциальные волшебники. Правда, радоваться нам не стоило, поскольку из всех нас только Ленка и стала учиться чему-то - до сих пор не знаю чему! - но кое-какие способности проявились и у нас. Степашка, к примеру, теперь мог прикуривать от пальца, чему немало порадовался, но радость его была не долгой: тяга к никотину у него начала выветриваться с космической скоростью. Я получил способность видеть в темноте: теперь я мог читать мелкий газетный шрифт в кромешной мгле так же ясно, как и при свете солнца. Небесполезный талант, особенно если учесть, сколько колодцев и подземных ходов я облазил за последнее время, и далеко не все из них имели отношение к тем, что искали мы. В смысле, были без золотистого свечения.

   Это снова было не то, во всяком случае этот люк ничего такого не скрывал за собой, обыкновенный телефонный колодец. Снова облом. Я сел на край колодца, свесил ноги и задумался.

   Что-то было не так. Что-то я не сделал. Но вот что? В течение этих двух недель меня постоянно свербило чувство, что мы упустили нечто важное. Но что? Помочь мне никто не мог, потому что я сам для себя не мог связно выразить, в чем проблема. Кроме того, элементарно было не до того: утром и вечером изнуряющие тренировки, днем бесплодные поиски, изматывающие своей безрезультатностью не меньше тренировок - поэтому саднящее чувство обеспокоенности немного смазывалось, и только перед тем как уснуть напоминало о себе, но среагировать не получалось: засыпал. И вот теперь, сидя и болтая ногами, у меня вдруг неожиданно появилось пара минут, которые я мог посвятить раздумьям. И сразу же столкнулся с проблемой: я не знал, в каком направлении искать разгадку. Я вообще не помнил, с чем связана моя проблема. Вот есть проблема, но это и все, сама проблема, как факт, но ни малейшего намека, о чем или о ком. Я обреченно вздохнул и посмотрел по сторонам. Не в поисках подсказки, а просто так, от безысходности.

   Вокруг стояли дома, двух- и трехэтажные, нависающие над головой наподобие свода в подземных ходах под этим городом. Это была улица, известная как самая узкая улица Таллинна, по ширине аккурат с рыцарское копье. Я представил, глядя вдоль улицы, как при сдаче ее в эксплуатацию, на одном конце стояли бургомистр и прочие уважаемые жители города, а в их сторону ехал рыцарь, верхом, в полном доспехе, положив копье поперек седла и царапая наконечником стены домов. Ветерок колышет перья плюмажа, из открытого забрала торчит нос рыцаря, отчаянно сдерживающего зевок, на левой руке висит щит, постукивающий по боку коня. Солнечные лучи, невесть как попавшие на эту зажатую со всех сторон домами улочку, освещают на щите герб...

   Я вспомнил. Вспомнил легко, настолько легко, что удивился, почему этого не случилось раньше, ведь это так просто!

   Куда мы шли, когда Вадим проснулся от своего летаргического сна и пошел с нами в очередной поход в подземелье? А шли мы в Домский собор, где я накануне обнаружил некую странность в устройстве одного из саркофагов, стоящих там.

   Как Вадиму удалось переориентировать нас, чтобы мы напрочь забыли о своем первоначальном решении и пошли в заранее приготовленную ловушку? Вопрос, не требующий моментального ответа. Дядя Ваня наверняка сможет дать достойное объяснение. А вот почему это случилось? Потому ли, что он должен был нас привести в определенное место, или потому, что нас нельзя было пускать в Домский собор? Если так, то что мы там могли увидеть или найти? Что бы оно нам дало, это новое знание? Я, правда, склонялся к мысли, что верен первый вариант: Вадим должен был нас привести в определенное место. Но подтвердить это так с ходу я не мог, а у Вадима спросить было невозможно. Зато можно было пойти и посмотреть, что же такое скрывает старый саркофаг.

   До Домского собора было рукой подать, в буквальном смысле - завернуть за угол. Как обычно, в нем было пусто, во всяком случае я не увидел никого, кроме одинокой бабульки возле входа, всецело занятой своими заботами. Я не торопясь обошел по кругу собор и подошел к западной стене, возле которой и покоились останки Ивана Федоровича Крузенштерна и неизвестного рыцаря. Я оглянулся - никого по прежнему не было, - и втиснулся между стенками саркофагов. С мечом за спиной это было значительно сложнее, чем раньше, но я справился. Еще раз оглянулся и повернул выступ.

   Если вы завзятый игрок в компьютерные игры, если вы геймер, то вы знаете, что после того, как нажал какой-нибудь рычаг надо прислушаться. И оглядеться. Звук подскажет, что где-то открылась потайная дверца. Сейчас такого не произошло.

   Прямо передо мной в стене, за которой, вообще говоря, была улица, мягко и совершенно бесшумно ушел вниз блок, открывая проход, ведущий прямо вниз. Я попытался разглядеть, что там такое, но моя способность видеть в темноте не сработала: очевидно, оттого, что я смотрел из светлого помещения. Уже не оглядываясь я шагнул вперед, одновременно нащупывая ногой ступеньку.

   Спуск вниз был недолгим, ступеней через двадцать я обнаружил, что лестница кончилась, что я все прекрасно вижу и от меня отходит неширокий коридор, украшенный неглубокими нишами вдоль стен через равные промежутки. Ближайшие ниши пустовали, в чем я немедленно убедился.

   Видел я, благодаря своей новоприобретенной особенности, неплохо, но шагов за двадцать видимость резко снижалась, сходя почти на нет. Опасаться было нечего, до сих пор ни в одном из коридоров я не встретил никого и ничего, достойного испуга. Но меч на всякий случай вытащим из сбруи. Не успел я его вытянуть вперед, просто так, чтобы почувствовать его тяжесть в руке, как едва не выронил: тяжелейший удар обрушился откуда-то сбоку.

   В одной из ниш, которые я посчитал пустыми, оказался некто, решивший в очередной раз меня убить. Но я был уже не тот обалдевший юноша, которого можно было напугать простым размахиванием меча. Я теперь сам кое-что мог. Поэтому я не стал ронять меч - мне это стоило большого труда, честное слово! - а прыгнул как можно дальше вперед, перекувырнулся, одновременно закрывая мечом спину. Очень вовремя! Раздался лязг и мой собственный меч припечатался к моей спине. Слава богу, плашмя. Не вставая с корточек, я развернулся и отбил следующий удар, нацеленный уже в мою голову. Очень сильный удар, я едва не повалился навзничь. Надо было что-то предпринимать, сидя я не мог сопротивляться в полную силу, да и вся моя оборона была пассивна. А так битвы не выигрывают. Я же был настроен решительно. Я чувствовал в себе силы сразиться на равных с этим некто, разглядеть которого мне пока не удавалось. Убивать я его не собирался, не из жалости, отнюдь. Нужен был "язык", чтобы хоть как-то утолить наш информационный голод. Поэтому, отбив очередной удар, я воспользовался отдачей от него, как бы оперся своим мечом на его, оттолкнулся и отпрыгнул назад и вверх. И сразу же еще раз назад. Теперь я стоял на ногах и был готов продолжать схватку. Мой противник, очевидно, считал иначе, и вместо того, чтобы атаковать меня, тоже сделал прыжок назад, а потом развернулся и убежал.

   Я был настолько поражен таким поворотом событий, что не стал его догонять. Через несколько секунд я передумал, но, конечно же, в соборе никого не было. Я медленно отступил в темноту подземного хода и... продолжил его исследование. А что мне оставалось делать? Несостоявшийся поединок лишь разгорячил меня, адреналин в крови бурлил, а применить вырывающуюся энергию было негде и не на ком. Поэтому я со всеми возможными предосторожностями пошел дальше.

   Коридор оказался недлинным, золотистое сияние в нем отсутствовало, но выглядел он в моем "кошачьем глазе" чистеньким и ухоженным. На нем лежала печать постоянной заботы. Не могу сказать, насколько я был прав, но неполное отсутствие пыли и следы недавней уборки, наводили именно на такие мысли. А через несколько десятков метров я вышел из коридора в помещение.

   Я уже привык, что коридоры рано или поздно заканчиваются помещением. Большим или маленьким, пустым или наоборот, меблированным. Хотя меблированные - буквально, - мне пока не попадались, но подспудно я был готов и к таким. Это оказалось именно из разряда последних.

   В темноте я видел в черно-белом режиме. Почему-то именно такое ограничение было наложено на мою способность, впрочем, не сильно меня удручавшее. Как на старом фотоснимке я увидел комнату, заставленную старинной мебелью: большая кровать, стоящая практически посередине комнаты, одна стена была полностью скрыта за книжными полками, вторая была увешена различным клинковым оружием, третья, напротив оружейной, была также закрыта книжными полками, но часть книг была убрана, а на их место поставлены вполне современные видеодвойка, стереосистема, компьютер и даже на вид неприступный сейф. Слегка приоткрытый. Последняя стена также была не видна из-за книжных полок, посередине имелся проем, в котором я сейчас и стоял. Я покрутил головой и слева обнаружил обыкновенный выключатель.

   - Да будет свет! - Подбодрил я себя и щелкнул тумблером. Стало светло.

   Лучше бы этого не случилось. Все-таки мое ночное зрение не идеально, поэтому только на свету я увидел на кровати человека. Наверняка мертвого. Длинный прямой клинок торчал у него из под левой лопатки и оба, человек и клинок, были совершенно неподвижны.

   Меня слегка повело, но я мужественно сглотнул и шагнул вперед. Вообще говоря, в каком-нибудь спецназе меня выгнали бы по профнепригодности. Вместо того, чтобы включать свет, надо было убедиться, что в комнате никого нет, проверить нет ли кого в коридоре, и только потом включать свет, если уж очень хочется. Я ничего этого не сделал, хотя вполне мог бы и догадаться. Утешением мне служило лишь то, что в комнате действительно никого не оказалось, из коридора тоже никто не выбежал, а всяких спецназовцев готовят не один год, пока они не научаются действовать в различных ситуациях совершенно бездумно, то бишь автоматически.

   Я прошел к компьютеру, точнее, к стулу возле него, и уселся, стараясь держать в поле зрения одновременно и тело на кровати, и дверной проем. На меня навалилась не апатия, но что-то близкое. Или даже не близкое, но в голове рефреном звучало без остановки: "Господи, ну за что мне все это?!" Впрочем, я не долго пребывал в бездействии. Я увидел телефон.

   Самый обыкновенный, настенный вариант, дешевая китайская поделка, из числа тех, что в бесчисленных количествах продавались на заре перестройки в кооперативных ларьках. Красненький. Не алый, не красный, а именно красненький. Если бы вы его увидели, наверняка со мной согласились бы.

   Я немедленно схватил трубку - она ответила мне бодрым гудением. Я повесил ее на место и задумался. О чем - не скажу, наверно, о том, в каких словах я буду описывать ситуацию. Заметьте, в полицию я звонить не собирался. При том изобилии клинкового оружия на стене, да еще и со своим мечом, я буду смотреться очень подозрительно, даже не принимая во внимание тот факт, что разыскиваюсь за два убийства с применением холодного оружия. Если, конечно, тот тип в Кик-ин-де-Кёк не соврал.

   Я позвонил Паше домой. Паша должен был находиться в этот момент в городе, но дядя Ваня и Ленка наверняка где рядом с телефоном. На всякий случай, в целях срочной связи, они проводили свои занятия вблизи телефона.

   Ответили довольно быстро. Я мысленно порадовался, что трубку взял дядя Ваня, а не Ленка, иначе подробного отчета было бы не миновать. А так я довольно скупо поведал, где нахожусь и как туда попасть, оставив остальные новости на потом. Во-первых, не хотелось повторять все несколько раз, для каждого по отдельности, а во-вторых, просто не хотелось. Как-то тягостно было об этом говорить.

   Дядя Ваня пообещал прибыть елико возможно быстро, собрав всю остальную нашу гвардию, не вдаваясь, также, в подробности, как он это будет делать. Впрочем, примерные маршруты каждого он знал.

   С минуту после разговора с дядей Ваней я сидел и бездумно смотрел на телефонную трубку, а потом поднял ее и набрал номер Вадькиного мобильника. Зачем я это сделал? В принципе, это было ошибкой, из-за которой мы вляпались в историю, выбраться из которой без дяди Вани мы вряд ли бы сумели, а с другой стороны, если бы не мой звонок, Вадима мы искали бы еще долго. И вообще, не известно, как бы дальше развивалась наша история.

   Через два или три гудка в трубке щелкнуло и Вадькин голос сказал:

   - Слушаю вас, Архивариус.

   - Привет. - Я не нашел ничего лучшего сказать.

   Повисло тягостное молчание: я не знал, что сказать дальше, а Вадим, очевидно, пытался понять, почему вместо неведомого мне Архивариуса - не он ли лежит здесь на кровати? - в телефонной трубке раздается мой голос.

   - Алексей? - Вадим, похоже, засомневался в своем слухе, и решил задать уточняющий вопрос.

   - Да. - Мы снова замолчали на некоторое время. Затянувшееся молчание на этот раз прервал я.

   - Ну, как у тебя дела?

   - Нормально вроде. А у тебя? И вообще, у вас всех.

   - Да тоже ничего. Тебя вот ищем.

   - Зачем? - Искренность удивления в вопросе была на пять с плюсом. Дядя Ваня, похоже, был прав, когда говорил, что Вадим теперь - другой человек.

   - Ну как - зачем? - В свою очередь удивился я, тоже вполне искренне. - Вроде не чужие друг другу, хочется же знать, что с тобой происходит.

   - Да все в порядке. Живу хорошо, здоровье мое хорошее. - Вадим хихикнул. Чувство юмора у него не атрофировалось, то есть он был нормальный человек, со всеми нормальными эмоциями. Вот только совсем другой человек. Он поддерживал разговор скорее из вежливости, не желая грубо прервать разговор с человеком пусть неинтересным, но все-таки знакомым. Ему было тягостно вести этот разговор, не потому, что на него давил груз неприятных воспоминаний, не потому, что его мучила совесть, а потому что ему было скучно. Так взрослые говорят с назойливым малышом: внешне вежливо, а в душе раздирая челюсти от зевоты.

   Я повесил трубку. Резко, как будто боясь, что или он, или я скажем что-нибудь такое, от чего возврата к прошлому не будет вообще, никогда. А так хоть оставалась надежда, что Вадим находится под гипнозом, что он, в конце концов, заколдован, а потому всему этому кошмару придет рано или поздно конец. С минуту я сидел и со злостью смотрел на телефон, как будто мог таким образом повлиять на Вадима, а потом поднялся и пошел к кровати. Я сейчас был слишком взвинчен, чтобы рефлексовать по поводу трупов, тем более не мной заколотых.

   Убиенный вид имел респектабельный, при жизни, во всяком случае, но и после смерти не растерявший своего лоска. Черный костюм-тройка, шикарная рубашка, черные туфли. И лицо, знакомое до дрожи - типичный прибалт. Правда, уже в возрасте. Достаточно преклонном, но видно было, что старикан был бодр до последнего мига. Убит он был, как я уже упоминал, неким прямым острым предметом, явно из коллекции на стене. Вот и ножны валяются рядышком.

   Осматривать труп более подробно я не стал. Не из-за того, что боялся мертвецов, а... А, ладно! Конечно, боялся! Меня просто колотило всего, но уйти я не мог, а комната была всего одна. Можно было бы выйти в коридор, но там темно и ничего нет, а здесь хоть книги есть, и компьютер.

   Мужественно сжав зубы я отступил к столу и присел к компьютеру. Включил его, и пока шла загрузка, оглянулся на своего соседа. Тот, как и положено, добропорядочному мертвецу, лежал смирно и не делал попыток ожить. Ну и бог с ним.

   Компьютер, как и ожидалось, к сети оказался подключен. Я не долго думая залез на сайт фантастики и углубился в изучение книжных новинок, которых оказалось необычайно много. За этим занятием меня и застали все наши: я позорным образом проморгал их приход, настолько отрешился от окружающего мира.

   - Ну ты силен, - неодобрительно возгласил Паша, - приходи и бери тебя голыми руками.

   Я пожал плечами. Возражать было нечего, да и не очень-то хотелось: мое настроение в очередной раз поменялось и теперь я смотрел на мир заторможено. И даже, если можно так сказать, благодушно.

   Дядя Ваня немедленно подошел к кровати и склонился над телом, Степан прилип к стене с оружием, Паша после своих слов отошел туда же, Ленка уселась ко мне на колени и обняла за шею, я обнял ее, - в общем все были при деле.

   - Ну ладно, - дядя Ваня выпрямился. - Пошли, что ли?

   - Что, и все? - Удивился я. Настроение опять скакнуло. - Вот так вот: пришел, увидел и все понял? А это все?

   Я ткнул пальцем в тело на кровати. Все, как по команде, посмотрели туда. Дядя Ваня сделал пару шагов в сторону, чтобы не загораживать обзор, но тем самым только привлек общее внимание: теперь все смотрели на него. Он потупился, якобы от смущения.

   - Ну, а что вы хотите? Я вам не могу ничего объяснить. В основном, потому, что сам не понимаю. Ни кто убил, ни за что.

   - А кого? - Спросил Степан.

   Дядя Ваня укоризненно посмотрел на Степана, вздохнул и покивал головой:

   - Да, это я примерно представляю. Но только примерно. Верхушка наших противников не большая. Человека три- четыре, может быть пять. И этот тип, - дядя Ваня кивнул в сторону кровати, - один из верхушки. Но все это приблизительно, точно я не знаю, одни предположения.

   - А есть что ты знаешь точно? - подал голос Паша.

   - Разумеется! - Дядя Ваня расплылся в улыбке. - Я точно знаю, что эта история закончится прекрасно!

   - Нам бы ваш оптимизм. - Мрачно сказал Паша. - Ладно, а что за место-то?

   - А это ты к Алексею. - Перевел стрелки дядя Ваня.

   Теперь я был центром внимания.

   - Я нашел его случайно. Помните, мы нашли скелет в доспехах? Все взяли себе по кусочку доспеха, мне досталось то, что осталось от щита. Я дома с ними немного поработал и сложил в некий узор. А потом пошел гулять по городу и забрел в собор. И на одной из гробниц увидел этот самый узор. Потом нашелся Вадим и мы пошли проверять мою находку, но почему-то не дошли до нее а спустились опять в тот проход, где нашли тот самый скелет. Вот. Потом были известные всем события, а буквально сегодня, в очередном рейде, я вдруг вспомнил об этом. И пошел проверить. Проверил, открылась замаскированная дверь, я спустился, отразил нападение некоего отморозка и нашел это помещение. А потом...

   - Стоп! - Ленка резко развернула мою голову - мы получились глаза в глаза. - Что за отморозок?

   Я замялся. С одной стороны, я не собирался ничего скрывать, с другой - не хотелось рассказывать ничего прямо сейчас. Об этом поединке, имеется в виду. Но ничего не поделаешь - лучше раньше, чем потом.

   Я рассказал о схватке во тьме. Не знаю, что там видел мой оппонент, наверняка неплохо он видел, раз так точно попадал именно в то место, где стою я, но я сам ничего путного не разглядел. Только его самого, но тоже схематично: и эта схема до тошноты напоминала все того же типичного прибалта.

   - Ну что можно сказать, - промолвил дядя Ваня, когда я замолчал. - Тебе повезло.

   - Это-то понятно. - Согласился я. - Но вот вопрос: в чем?

   - В том, что поединки на мечах в коридорах, точнее в узких коридорах, не слишком эффективны. А твой противник к таким поединкам, как выясняется, и, как выясняется к счастью, не очень подготовлен. Он нанес несколько рубящих ударов, но не смог замахнуться на полную: помешали стены и потолок. Но кроме того, тебе повезло в том, что ему был нужен ты живой, и живой именно тут, возле этого тела. А потому мы сейчас же уходим, как можно быстрей. Не исключено, что в данный момент сюда мчится комитет по встрече. В случае чего - разбегаемся как тараканы в разные стороны и встречаемся на базе. Там все вопросы и ответы. Все, вперед.

   Мы пошли. Построились колонной по одному и пошли. Совершенно спокойно, без каких-либо приключений прошли коридор, поднялись в собор, прошли его, подошли к двери. Возле двери дядя Ваня оглянулся на нас, вздохнул о чем-то своем и потянул на себя дверь.

   Я тоже потихоньку вздохнул. Так, на всякий случай, без какого-либо повода. Все-таки это у меня уже не первая встреча с прибалтами и я некоторым образом уже привык к ним, к их методам. Дядя Ваня же явно считал, что эта встреча, если она состоится, для нас преждевременна.

   Встреча состоялась. Причем происходила она в реальном времени.

   Едва мы выскочили из дверей Домского собора, как с трех сторон к нам бросились некие личности и в руках у них что-то подозрительно блестело. Со стороны это выглядело, наверно, забавно: как будто некий конгресс "Физиков в защиту Лириков" в полном составе, при полном параде, в костюмах-тройках, решил пробежать стометровку протеста, держа в руках в целях усложнения пробега что-нибудь из ассортимента физической лаборатории, что-нибудь длинное и блестящее, штангенциркуль, например. Правда, я никогда не видел таких длинных штангенциркулей, и таких остро заточенных. Мы начали потихоньку сплачиваться, избрав в качестве точки отсчета дядю Ваню. Он в очередной раз преобразился: только что рядом с нами стоял крепкий, не старый еще мужчина, достаточно высокий, а тут вдруг среди нас оказался истинный Конан-варвар, и не в киношно-шварценеггеровском варианте. Некто на полторы головы выше любого из нас, в буквальном смысле облепленный монументальными мышцами, заросший косматой гривой по пояс, а всклокоченной бородой по самое не хочу, с гигантским мечом, который он держал играючи в одной руке, обнаженный по пояс и сверху, и с низу - он поражал воображение, тем более, что был самым что ни на есть настоящим, а не продуктом того самого воображения. Дядя Ваня издал вопль, повергающий малодушных во прах, а прочих заставляющий приседать и дальше идти на полусогнутых, и бросился на противника, успевшего к тому времени объединиться и построиться в некое подобие клина. В этот-то клин и вклинился дядя Ваня. Как говорится: клин клином. Прибалты не успели ничего предпринять, настолько стремителен был дядя Ваня. Влетев в самую гущу, следующим рыком, уже не столь мощным, что первый, он тем не менее повалил парочку наиболее нежных противников, а потом принялся кромсать всех прочих в капусту. Хотя это только фигура речи - в капусту. На самом деле он не убил никого, хотя прибалты валились вокруг него как кегли. Дядя Ваня использовал меч не как орудие убийства, а как "демократизатор" - он плашмя лупил прибалтов по головам, обездвиживая их не хуже, чем если бы действительно разваливал от плеча до пояса. Он был велик и могуч, человекозверь и зверочеловек в одном лице, дикая мощь перла из него Ниагарским водопадом, он сокрушал одним своим видом, он был на своем месте в нужное время. Будь я прибалтом, я задумался бы впредь о целесообразности каких-либо наездов как на него самого, так и на нас, грешных, укрытых сенью его, могучего. Впрочем, прибалты были явно не дураки и хотели жить. За всех не поручусь, но парочка поверженных лежала и не рыпалась, притворяясь бесчувственными, из любви к жизни, даже потихонечку, стараясь делать это незаметно, перетекая на новые места лежбищ, чтобы не быть невзначай затоптанными разбушевавшейся стихией. Я тихонько посмеялся такому положению дел, но пока не стал предпринимать ничего: не очень хотелось пасть рядом с ними, поскольку дядя Ваня в горячке мог и мне засадить мечом по маковке.

   Впрочем, смеялся я рано. Оказалось, что есть еще одна группа прибалтов, отдельная, пришедшая откуда-то сбоку, во всяком случае не оттуда, откуда пришли все остальные, и куда мы все дружно пялились, наблюдая за избиением младенцев. За что и поплатились.

   Вскрикнула Ленка, заметив какое-то движение на периферии зрения, или почувствовав что-то. Так или иначе это послужило сигналом к нападению прибалтов, а мы наконец-то оторвались от зрелища. Очень вовремя, надо сказать. Как раз, чтобы успеть выхватить мечи и перейти в глухую оборону.

   Их оказалось четверо против четверых же. Но если у мечи были у всех, то у нас Ленка была совершенно безоружна, а потому мне пришлось отражать нападение сразу двоих. Но, к счастью, не долго. Я успел только по разу парировать удары каждого из них, как из-за моего плеча вылетела молния, нежно голубая, как лед, и такая же холодная: правая щека у меня заледенела в момент. Молния вонзилась в грудь одного из моих противников и бесследно исчезла у того внутри. Он немедленно скукожился и кулем повалился на мостовую. Оставшийся прибалт не стал делать из этого никаких выводов и продолжал меня атаковать. Но мне было уже значительно легче, спасибо Ленке.

   Краем глаза я заметил, что и Степан, и Паша держались. Ну и хорошо, большего нам пока и не надо. Мы же с моим противником перешли в вялотекущее перестукивание мечами. Или силы у нас были равны, или он робел. А за себя скажу, что напрочь забыл, чему все это время учил нас дядя Ваня. Единственное, на что я был сейчас способен, это парирование ударов, без какой-либо инициативы со своей стороны. Я просто не представлял, что делать. Но мой противник сам мне помог. То ли у него подвернулась нога, то ли он начал терять терпение, но он атаковал меня и промахнулся: прибалт сделал выпад, стараясь достать меня колющим ударом, но меч пошел немного вбок, как бы вскользь. Тут и включилось подсознание: это движение было точь-в-точь, как одно из базовых дядиваниных упражнений из утренне-вечернего комплекса. Я дал его мечу скользнуть по своему, пропуская вдоль себя, делая одновременно шаг-вбок-и-вперед-и-полуразворот к своему противнику, которого инерция вынесла далеко вперед, а дальше все было просто. Ему, чтобы достать меня, надо было бы развернуться, размахнуться и так далее. Мне же не надо было делать так много движений, я просто одним поворотом локтя поднял свой меч и ввел его в соприкосновение с затылком прибалта. Плашмя, заметьте. Прибалт, как двигался вперед, так и продолжил движение, теперь уже по пологой дуге вниз, вплоть до full-контакта с мостовой. Звонко отлетел в сторону выроненный им меч, я бросил взгляд в Ленкину сторону - она махнула мне, что все в порядке, - и обернулся в сторону остальных.

   Оказалось, что прошло совсем не много времени. Дядя Ваня домолачивал последних, оставшихся стоять. Лежачих он не трогал. Остальные тоже были на высоте. Степан бодро теснил своего противника, двигаясь слегка пригнувшись и размахивая мечом с потрясающей быстротой. Его противник ошарашено отступал, стараясь даже не парировать удары, а отпрыгивать от них. Но прыгать оставалось уже не далеко: Степан медленно, но неуклонно теснил к стене. Здесь было все в порядке.

   У Павла дела были не столь блестящи. Ему достался предводитель отряда, явно подготовленный получше, чем мои и Степины прибалты вместе взятые. Паша отступал, но его противнику это давалось с трудом. К сожалению, этот прибалт применил Степин прием: прижимал Пашу к стене. Я уже собрался было идти Павлу на помощь, но тут произошло нечто неожиданное.

   Паша подгадал момент, когда прибалт начнет замахиваться, и отскочил насколько возможно дальше назад. Не очень далеко, стена была уже близко, но все-таки он вышел из прямой досягаемости прибалта, которого подобный финт озадачил, и он начал просчитывать, что может за этим последовать и что ему предпринять. Но, наверняка, все его просчеты таковыми и оказались: Паша удивил всех.

   Он метнул свой меч как копье в прибалта, обезоружив себя тем самым. Прибалт легко отбил летящий меч и уже изготовился к длинному выпаду, чтобы покончить с Павлом, но... Паша выхватил из-за пояса пистолет. Совершенно банальная "Астра", невесть какая модель, их как грязи.

   Прибалт замер. Замер, как мне показалось, не только от страха или неожиданности, но и с некоей долей злорадства. Замерли все мы, даже Степан со своим поединщиком замерли, не предпринимая никаких попыток, чтобы воспользоваться замешательством другого.

   А потом Паша нажал на курок.

   Удивительно, но я не помню звука выстрела. Он выпал из памяти, но зато все остальное осталось, и весьма четко там отпечаталось.

   Время остановилось. Просто остановилось, как будто перестало быть. Не просто вокруг нас, а вообще, во всяком случае залетающий за угол голубь метрах в тридцати от нас очень эффектно застыл в воздухе, распластав крылья. Застыло все, кроме двух вещей: вылетающей из ствола пули и дяди Вани, который как раз уложил последнего из своих подопечных.

   Он издал какой-то звук, большая часть которого находилась в ультразвуке, и бросился к Паше. Он не успевал, он был слишком далеко, чтобы успеть, а расстояние, которое надо было пролететь пуле, было значительно меньшим. И хотя пуля двигалась медленно, очень медленно, настолько, что, наверно, ее можно было бы взять из воздуха рукой, но все-таки она двигалась быстрее дяди Вани. Мы, не имея возможности пошевелить пальцем, тем не менее тянулись всем существом, старясь если не остановить ее, то хотя бы замедлить как можно больше.

   Как в американском кино я видел все в крупных планах, в наездах: вот я вижу пулю, медленно поворачивающуюся вокруг своей оси, сразу же резкий переход-наезд на лицо прибалта, которое горит, не смотря на явный трагический финал для него, каким-то зловещим торжеством. Я видел дядю Ваню, который буквально раздирает пространство, оставляя на острых углах разломов клочья самого себя. Он буквально на глазах становился другим, принимал вид того дяди Вани, которого мы привыкли видеть каждый день последние несколько недель.

   Он не успевал. Он ускорялся до предела, слух поразил тонкий, едва различимый, пронзительный свист - воздух перестал выдерживать этот дьявольский напор и начал раздаваться в стороны, дядя Ваня ускорялся, но не успевал.

   Он успел. На последних шагах он прыгнул, вкладывая в этот прыжок все свои немалые силы, он вытянулся стрелой, выставив впереди себя меч. И этим-то мечом он и поймал пулю. И время обрушилось, ринулось вперед, стараясь наверстать упущенное.

   Пуля с визгом ушла в сторону, мимоходом завалив ни в чем не повинного голубя. От принятого удара меч мотнуло в сторону и он на всю ширину лезвия вошел в лоб прибалту.

   Мы все стояли недвижно, хотя время опять двигалось нормально и мы снова контролировали свои тела. Но делать этого не хотелось. Дядя Ваня был в ярости и это было действительно страшно. Очень. Настолько, что проняло даже Пашу, который дядю Ваню недолюбливал и, следовательно, не считал его непререкаемым авторитетом. Правда, выразилось это тоже несколько странно: Паша выглядел не испуганным, а глядел с вызовом.

   Дядя Ваня, нависающий над Павлом разъяренным медведем, медленно придвигался к нему и с каждым шагом он, как гвозди, вбивал в Пашу слова:

   - Никогда. Не. Применяй. Огнестрельное. Оружие.

   На последнем шаге-слове он подошел к Паше вплотную и вынул у того пистолет из руки. Паша по инерции дернулся было, но дядя Ваня смял пистолет в кулаке как пластилиновый и отшвырнул в сторону. Глухо звякнуло.

   - А почему? - Паша все-таки не сдавался.

   Дядя Ваня потихоньку приходил в норму, поэтому ответил более чем спокойно.

   - Потому что тогда противник также сможет применять его. Вплоть до тактических ядерных ракет. Существует некое джентльменское соглашение. Пока мы не применяем огнестрельное оружие, они тоже его держат по подвалам. Тем самым достигается пусть зыбкое, но равновесие. Победу приносят личные качества: ловкость, умение, хитрость, в конце концов. Меч - условность. Вместо него может быть что угодно, вплоть до чистых энергий, но в любом случае только то, что можно назвать продолжением тебя. По сути происходит поединок двух личностей.

   По лицу Паши было видно, что его слова дяди Вани не убедили.

   - Значит меня будут рубить в капусту, а я не могу дать достойный ответ, и поэтому должен геройски погибнуть? Да никогда!

   - Ты должен совершенствоваться в мастерстве, заманивать врага в ловушки, нападать вчетвером на одного, но ни в коем случае не переходить на другое оружие, на оружие другого уровня.

   Наверно, они могли бы еще долго спорить и остаться при своих мнениях - здесь коса нашла на камень, у Павла очень четкое мнение на этот вопрос, - но тут...

   Сначала вскрикнула Ленка. Как-то очень странно вскрикнула, сдавлено, что ли. Я обернулся и как раз вовремя: она потихоньку сползала на землю. Я едва успел подхватить ее. Хотел обернуться в сторону своих друзей, чтобы помогли, но слова застряли у меня в горле.

   Труп, свежезарубленный прибалт, неловко, очень неуклюже, пытался подняться. Ему сильно мешал меч, который дядя Ваня оставил в ране, но после очередной попытки меч выпал, звякнув о мостовую, и у трупа дело пошло веселее. Он воздел себя на ноги и обрел некое подобие устойчивости. После этого новоявленный зомби надменно вздернул залитый кровью подбородок и хрипло-свистящим голосом, как будто ему разрубило не череп, а горло, возгласил:

   - Выстрел прозвучал!

   - Выстрел прозвучал. - Согласился дядя Ваня.

   - Ты знаешь правила.

   - Я знаю правила, - снова согласился дядя Ваня. - Выстрел прозвучал, но что такое звук?

   - Ты знаешь правила! - Зомби повысил уровень хрипа.

   - Ты тоже знаешь правила! - Голос дяди Вани громыхнул как гром. Зомби покачнуло, но он быстро восстановил равновесие.

   - Выстрел прозвучал!

   - Но никто не пал жертвой выстрела. - Голос дяди Вани перестал грохотать, но заполнил собой всю площадь перед собором так, что на него, казалось, можно облокотится. Зомби даже перестал раскачиваться.

   - Ты знаешь правила, выстрел прозвучал. - Продолжал упорствовать зомби.

   - Но никто не пал жертвой выстрела. - Напомнил дядя Ваня.

   - Но выстрел прозвучал, - Зомби стоял насмерть. (Каламбур)

   Мне вдруг стало смешно. Ситуация была абсурдна до невозможности, как будто целиком сошедшая со страниц романа Пелевина. Колдун и зомби препираются друг с другом по поводу буквы и духа закона. Причем ни тот ни другой не могут перейти к каким-либо решительным действиям: зомби потому, что сказано "не гневи колдуна", а дядя Ваня чтобы не усугублять ситуацию. И спор этот можно вести до бесконечности, если не вмешаться, или если стороны не поменяют линию обвинения и защиты.

   Неведомый оператор зомби был прав: выстрел прозвучал. В истории человечества происходили немалые катаклизмы, поводом к которым были причины вообще смешные, а уж в нашем случае, когда выстрел был сделан, что, если объективно рассматривать ситуацию, и послужило причиной гибели прибалта: ведь пуля попала по мечу, который в свою очередь и нанес прибалту смертельную рану.

   Но и дядя Ваня прав. Мало ли где и что прозвучало. Тот же самый прибалт, а то и вообще, сам Ярвевана, мог пасть случайной жертвой шальной пули просто идя по городу и проходя неподалеку от какой-нибудь криминальной разборки. Неважно, что меч дернулся от выстрела, главное, что рана была нанесена мечом.

   Очевидно оппоненты и сами прекрасно понимали это, потому что зомби неожиданно сменил свою пластинку.

   - Ты ходишь по краю. - Заявил зомби.

   - Ты тоже. - Не замедлил дядя Ваня.

   - Я не нарушаю правила. - В хрипе зомби прорезалась надменность испанских грандов.

   - Может тебе напомнить, почему затонула "Эстония"?

   - Несчастный случай и трагическое стечение обстоятельств. - Зомби попытался принять горделивую позу взамен эффектной.

   - Четыре килограмма С-4 - это несчастный случай? - Голос дяди Вани угрожающе напрягся и зомби, или его оператор, это уловил.

   - Сегодняшний случай не будет учитываться, - надменность в голосе зомби достигла максимума, - но я буду о нем помнить.

   - Шоколадки кушай - на память хорошо влияют.

   Впрочем, последние слова дяди Вани, скорее всего пропали впустую: зомби неожиданно перестал быть таковым. Труп прибалта - теперь уже определенно труп, а никакой не зомби, - еще секунду стоял в шатком равновесии, а потом рухнул.

   Дядя Ваня быстро подскочил к трупу и обнюхал его. Потом приподнялся на цыпочках и понюхал воздух в нескольких направлениях. На его лице отразилось разочарование.

   - Облом, однако. - Он грустно посмотрел на труп. - Опять мы в тупике, вот такие пироги.

   - А что, был шанс? - Спросил Паша.

   Дядя Ваня неопределенно пожал плечами:

   - Был. Маленький. Можно было попытаться по остаточному следу выйти на место, где находился оператор вот этого, - он ткнул пальцем на труп, - но, к сожалению, они там предусмотрели такой вариант и передача велась при помощи нескольких ретрансляторов, поэтому сигнал для зомби шел с разных сторон.

   - Какие еще ретрансляторы? - Не понял я. - Это же не радиосигнал, нет тут для него никаких ретрансляторов.

   Дядя Ваня устало улыбнулся мне:

   - Извините, я совсем забыл, что вы еще совсем неопытные. В качестве ретрансляторов используются люди. Это очень удобно: человек на несколько секунд теряет память, а когда приходит в себя, то, во-первых, ничего не помнит о своей амнезии, а во-вторых, ведет совершенно естественным образом и даже не подозревает, что часть его сознания задействована кем-то извне. Он спокойно ходит, перемещается в пространстве, тем самым затрудняя пеленгацию, а когда оператор освобождает его от своего контроля, то даже не чувствует этого. На сколько процентов мы используем свой мозг? То-то, а там столько всего интересного есть, вы себе даже не представляете. Ну, ничего, разберемся с этим делом, займусь я вашим воспитанием. Вы у меня враз почувствуете разницу.

   Мы все это время, пока дядя Ваня говорил, потихоньку смещались от места поединка, направляясь к Балтийскому вокзалу, где стояла Пашина машина.

   Оказалось, что наш бой не прошел незамеченным для окружающих. Как потом выяснилось, некая группа финнов как раз вышла на площадь и один из гостей города был с видеокамерой. Трюк с замедлением времени на камеру почему-то не подействовал, и уже в вечерних новостях эта запись была показана как минимум четыре раза, благо оказалась очень короткой. На пленке все получились стремительными, а дядя Ваня так вообще предстал до предела размытым силуэтом, но телевизионщики поработали на славу: все полторы минуты боя были показаны любопытным зрителям, слегка зернисто, но вполне разборчиво. Полиция примчалась на выстрел уже через три минуты, благо Рийгикогу находится неподалеку, но не нашла ничего. Вообще ничего: ни трупов, точнее трупа, ни других тел, многие из которых, как сказал дядя Ваня, должны были прийти в себя только к вечеру. Площадь выглядела так, будто на ней ничего не происходило, и финны остались бы для всех, как обычно, банальными жертвами белой горячки, если бы не пленка. Запись перебила совокупный перегар всей группы и была изъята, не смотря на протесты, в качестве вещественного доказательства. Финны повозмущались, пригрозили визитом в посольство, но им указали на ближайший бар и инцидент исчерпался не начавшись. Телевизионщикам, правда, дали скопировать на месте, о чем полиция пожалела в тот же вечер. Все дежурные были просто насмерть зазвонены обывателями, которые жаловались на невозможность спокойно пройти по городу из-за головорезов с мечами. Поначалу звонки фиксировались, но когда начали поступать сигналы с островов и глубинки, полиция начала вежливо и кратко отказывать всем звонившим. Но обывателя так просто не проймешь. Не мало народа позвонило прямиком народным представителям, и уже на следующий день, ближе к вечеру, в Рийгикогу была предложена поправка к закону об оружии, где наряду со всеми прочими, обычными видами, были упомянуты мечи и прочее клинковое оружие. Поправку прокатили, аргументировав тем, что тогда надо лицензировать продажу кухонных ножей и сельскохозяйственного инвентаря, но народные избранники наработали себе еще по паре пунктов политического капитала.

   Все это мы узнали сутки спустя, когда сидели у Паши, грелись у камина и смотрели "Актуальную камеру". Что и говорить, новость была взрывная, если ее показали и в эстонском, и в русском вариантах. Мы же тихонько млели: не каждый день о тебе показывают по телевизору. Узнать кого-либо было трудно, финн снимал издалека и получилось мелко, но мы-то знали кто есть кто и где! Дядя Ваня смотрел молча и мрачно. Причем настолько, что скоро это стало осязаемо, и мы начали по очереди серьезнеть, а потом и вовсе замолчали. Теперь уже все вместе мы молча сидели и мрачно пялились в экран телевизора. Наконец Паша не выдержал и, выключив телевизор, спросил:

   - И что, так и будем сидеть?

   Дядя Ваня вынырнул из своих дум, посмотрел на него, на нас и сказал:

   - Приятно, конечно, когда тебе посвящают эфирное время. Но я сейчас о другом. Вы не заметили некоей странности вчера? Когда зомби вещал?

   Мы переглянулись. Я ничего не заметил, если, конечно, не считать самого зомби. Не самое распространенное зрелище на улицах Таллинна. Ленка пожала плечами, Степан повторил за ней, Паша просто промолчал. Дядя Ваня кивнул и продолжил:

   - Ничего страшного. Я тоже только теперь, когда проанализировал вчерашний день, понял. Зомби, точнее его оператор, ни словом не обмолвился об убитом в подвале под собором. Почему?

   Мы по-прежнему молчали, но дяде Ване и не нужно было отвечать: он размышлял вслух.

   - Ведь не случайно, что на выходе нас встретили. К этому все вело: короткий поединок Алексея в подземном ходе, быстрое отступление его противника. Логично предположить, что неведомый враг сбежал намеренно, пошел на риск, чтобы попробовать успеть привести подмогу и захватить Алексея и свалить на него убийство. Логично также предположить, что убил именно он, сбежавший. Труп был еще теплый, мы прибыли очень быстро, значит только он и мог быть реальным убийцей. Он же и привел всех тех орлов, включая того беднягу, кто все-таки погиб на площади.

   Дядя Ваня стрельнул взглядом в сторону Паши, но развивать тему не стал.

   - И вот тут то и начинаются непонятки. Этот самый мистер Х, прислав подмогу, тем не менее сам там не присутствовал, но и оператором зомби был не он. Через зомби говорил кто-то еще, точнее их главный, бывший, тем не менее, совершенно не в курсе убийства. Иначе эта тема обязательна была бы затронута. О чем нам это говорит?

   - В стане противника разброд и шатание. - Высказал предположение Паша, который заинтересовался дяди Ваниными выкладками настолько, что оживился и очки у него засверкали с боевым задором.

   - Именно. А потому...

   - Мы можем сделать следующий вывод. - Мастер был болезненно энергичен, воспаленные от бессонницы глаза метали искры, он нервно ходил по курительной комнате, резко поворачиваясь на каблуках, то нервно потирая руки, то пряча их под мышки, как бы грея. Виконт и Сотник молча следили за его перемещениями, держа в руках погасшие трубки, но не решаясь их раскурить: Мастер был в том состоянии, когда любое действие, даже не направленное прямо на него, но могущее отвлечь от мыслей, вызвало бы неадекватную реакцию. Быть испепеленным - еще не самое страшное. - Да. Так вот, вывод такой. Архивариус подошел очень близко к объекту наших поисков - Мечу Калева.

   Виконт и Сотник переглянулись. Похоже, такая мысль им не приходила в голову. Сотник нервно дернул уголком рта, как бы сомневаясь в словах Мастера, и снова повернулся к нему. Виконт на несколько секунд задержал свой взгляд на Сотнике, как будто стараясь проникнуть в его мысли, но в конце концов также повернулся к Мастеру.

   Мастер перестал расхаживать, и теперь встал посреди комнаты, покачиваясь с каблуков на носки.

   - Я бы попросил вас, господа, пока не предпринимать никаких самостоятельных действий. Живите дальше так, как будто ничего не случилось. Мы, и я в том числе, делаем вид, что ничего не знаем, ни о чем не ведаем. Не исключено, что за нами следят, как за людьми, общавшимися с Архивариусом: не надо забывать, что люди, нам противостоящие, не простые. А разобраться с колдуном голыми руками, или даже мечом, не так-то просто.

   Мастер испытующе посмотрел на Виконта, а затем вперил свой взгляд в Сотника. Тот под этим пронизывающим взглядом поежился и начал медленно наливаться багрянцем.

   - Сотник, особенно я прошу об этом вас, зная, что иногда вам свойственна горячность. Но я все-таки надеюсь на вашу рассудительность. А теперь прошу меня простить: я вас оставлю. Вы же чувствуйте себя как дома.

   Мастер вышел, напряженно-прямой, чуть ли не печатая шаг. Виконт проводил его взглядом - с его места был виден коридор почти на всем протяжении, - и, повернувшись к Сотнику, вздрогнул от неожиданности: тот смотрел ему прямо в глаза.

   - Ну, - напряженным шепотом спросил Сотник, - что скажешь?

   Виконт пожал плечами:

   - А что говорить? Ты мне лучше ответь: что, Мастер собирается так это и оставить?

   - Что именно?

   - Убийство Архивариуса. Он не собирается найти и... покарать убийц?

   Удивление, появившееся на лице у Сотника, было искренним. Потом он вдруг, вслед за своими мыслями, переменился в лице и уже озадаченно спросил:

   - А ты что, не понял?

   - Что не понял? - В свою очередь удивился Виконт.

   - Мастер не будет давать никому спуска. Но Меч и убийцы - это, в принципе, одно и тоже. Найдя одно найдем другое.

   - Да. - Виконт потер висок. - Что-то я притормозил. Да, конечно, ты прав. Но я вообще-то, о другом... - Он снова посмотрел на Виконта, как будто пытался прочесть его мысли.

   Сотник с интересом ждал продолжения.

   - Ты ничего не хочешь мне рассказать? - Спросил Виконт вместо продолжения.

   С минуту они смотрели друг другу в глаза.

   - О чем? - Спросил, наконец, Сотник.

   - Ну, нет, так нет. - Виконт поднялся. - Что-то я устал. Пойду-ка я спать.

   - Если что, я здесь буду.

   Виконт вместо ответа махнул рукой и вышел. Сотник слушал его шаги до тех пор, пока они не затихли, потом вытащил из кармана пачку сигарет и с наслаждением закурил.

   Не знаю из каких соображений, дядя Ваня выдал директиву: не предпринимать никаких действий, жить, как будто ничего не случилось. Мы и жили. Степан смотался по каким-то своим делам, ежевечерне, правда, возвращаясь, но ни словом не выдавая своих тайн. Паша занялся своим домом: там приколотит, тут подстрогает. Ленка занималась с дядей Ваней магией. Я валял дурака, если не помогал Паша. В этот день, правда, Паша по дому ничего не делал, а отправился в город про какому-то загадочному делу. А я ушел по городу гулять.

   До сих пор для меня оставалось большой загадкой, какая разница между магией, колдовством, волшебством и так далее. И никто не смог мне внятно объяснить. По мне, так вся разница только в твоем к этому отношении. Тем не менее, не знаю уж, чем они там занимались - я имею в виду магией или колдовством, - но каждый день с двенадцати до четырех Ленка с дядей Ваней садились в Пашином саду - четыре миниатюрных можжевеловых деревца, - и мирно сидели. Иногда дядя Ваня что-то говорил, иногда Ленка что-то спрашивала, но никаких магических пассов руками, заклинаний или чего-то еще не было. Сидели, молчали, иногда обменивались репликами. Я как-то раз занял позицию неподалеку, интересно же все-таки, но так ничего и не увидел. Весьма разочарованный, я устроил Ленке вечером полноценный допрос с пристрастием, но Ленка только улыбнулась загадочно в ответ, и предложила не забивать голову. Я так и поступил. А что мне еще оставалось?

   Я брел по Старому городу. Состояние было такое, что так и тянет написать: полон тяжких дум. Но это не так. Не совсем так. Никаких особых дум не было, а было... Какая-то пустота, до звона, при этом все было присыпано, как пеплом, грустью, и общее, фоном, чувство расставания. С кем расставание? Или с чем? Не знаю, но я смотрел на дома вокруг меня, на флюгера, на фигурки на фронтонах, на витрины, как будто прощаясь с ними. Притом, что никуда уезжать я не собирался, еще не один раз я пройду по этим улицам, увижу эти витрины и дома, а все равно - как будто прощался!

   Почти час я ходил, пытаясь разобраться в себе, не замечая, где хожу. Привел меня в чувство автобус. Я вдруг почувствовал какое-то движение сбоку и машинально отскочил. Обернулся посмотреть и обомлел: буквально в паре шагов от меня стоял огромный - вообще-то самый обыкновенный, это мне с перепугу так показалось, - автобус, водитель которого деловито копался у себя в бардачке. Тот факт, что остановился он посреди перекрестка, его не беспокоил, зато обеспокоил меня. Нет, я уже был в курсе, как и все мы, что мы выпали как бы из поля зрения остальных жителей Таллинна, но я не предполагал, что настолько!

   И тут все встало на свои места. Я спокойно, без малейших признаков удивления, что удивительно само по себе, понял, что со мной.

   Я действительно прощался. С этим городом, с этими людьми. С этой жизнью. Впереди была тоже жизнь, но она будет протекать иначе, еще не знаю как, но она будет совершенно не похожа на предыдущую. Я еще хожу по улицам, езжу на городском транспорте, но прохожие обходят меня, если я неожиданно остановлюсь на их дороге, машины затормозят, причем водители будут абсолютно уверены, что остановились по причинам, не терпящим отлагательства.

   Я ушел. Меня перестали видеть, воспринимать как человека, которому можно что-то сказать или отдавить ногу, но я остался, остался в виде для меня самого не ясном, и я этого никогда не смогу понять, потому, что не смогу стать этими людьми. Уже не смогу, как не смогу вернуться. Для них я стал неким стихийным бедствием, или лучше - законом природы, чем-то таким, что далеко не всегда воспринималось, но всегда учитывалось. Меня перестали замечать, и даже если бы я заорал во весь голос, это было бы воспринято как галлюцинация. Мне надо сделать определенные усилия, чтобы меня заметили или обратили внимание.

   Я ушел. Мы все ушли, потому что я уверен, что все сейчас испытывают те же чувства. Все, даже Ленка, хотя женщины, как я думаю, более гибкие психологически, чем мужчины. Мы, мужики, изрядные консерваторы по своей сути. Именно поэтому Паша занялся домом, хотя это ему сейчас на фиг не нужно, но дом является ниточкой, связывающей его с прошлой жизнью. Степан решает какие-то свои, неведомые нам, проблемы, по той же причине, я уверен. Хотя как он их решает, если его никто не видит и не слышит? Может это зависит от того, насколько далеко каждый из нас ушел?

   Голова пошла кругом от таких мыслей, и я сел на удачно - я был в этот момент на Горке Поцелуев, - подвернувшуюся скамейку. Сердце молотило по грудной клетке, как будто собиралось выскочить, дыхания вдруг не хватило и я начал тяжело, со всхлипом втягивать в себя воздух, как астматик. Менее всего мне хотелось, чтобы меня сейчас кто-нибудь побеспокоил, хотелось остаться одному и чтобы в радиусе ста метров не было видно никого. В висках тяжело стучало и я не сразу обратил внимание, что вокруг стало неестественно тихо. К тому моменту, когда я это заметил, я уже отдышался, сердце пришло в норму, и я начал недоуменно оглядываться, пытаясь понять, что произошло.

   Горка Поцелуев была пуста. Совершенно. Я недоуменно посмотрел по сторонам, но не увидел ни одной живой души, кроме вездесущих таллиннских голубей. Интересно, что происходит? Я подошел к парапету и обозрел улицу Виру - тоже никого. Ничего не понимаю! Я оглянулся на Нарва мантэ: машин было не много, а те, что все-таки были, проезжали как-то очень быстро и незаметно, как тараканы по кухне: вжиг - и нету. Людей тоже было не заметно, хотя вдоль все той же Горки Поцелуев со стороны Нарва мантэ штук пять автобусных остановок, и там всегда толпится изрядное количество народу. В полном недоумении я спустился на Виру и прошелся вдоль цветочных павильонов. Цветов было море, а вот с продавцами проблема: не было ни одного. То есть, может они и были, но я никого не увидел. Под прилавками они попрятались, что ли?

   Впрочем, люди были. Далеко. Отсюда, с Виру, я видел, как возле Главпочтамта ходят люди, как они ходят возле Старой Пожарки, но на Виру никто не пытался свернуть. Я пошел в их сторону, но против ожидания никто от меня не стал шарахался. Я совершенно спокойно влился в толпу и пошел к Ленкиной работе: мне вдруг стало интересно, как они там без нее справляются, ведь отпуск ее закончился уже довольно давно, а на работу она не вышла. Вот, кстати, еще одно подтверждение того, что мы отрываемся от этой жизни.

   Напоследок я оглянулся на Виру, которая была мне сейчас видна вся насквозь. Она перестала быть мертвой зоной, откуда-то повыползали цветочницы, люди начали потихоньку сворачивать на нее. Я вздохнул с облегчением. Наверно, это мое желание никого не видеть обрело такую материальную форму. Хорошо, что не навсегда!

   Чтобы попасть в офис фирмы, где Ленка работала секретаршей, надо было сначала пообщаться с кем-нибудь по домофону, чтобы тот открыл дверь. Я нажал на кнопку и, хотя здесь ничего не произошло, но я знал, что в недрах офиса раздался очень противный гудок. Я специально подержал подольше, чтобы там прониклись, что к ним пришел посетитель. Буквально сразу же загудел электрозамок, я нажал плечом и дверь открылась. Аккуратно притворил ее за собой, до щелчка, и поднялся на второй этаж.

   Жизнь в офисе бурлила. Несколько посетителей ждали своей очереди, во второй комнате невидимый отсюда маклер надсадно перечислял по телефону все плюсы продаваемого им дома, звонили телефоны, пищали факсы, принтер что-то распечатывал. А вот это уже интересно!

   Я прошел к Ленкиному столу и сел на ее место, бывшее, естественно, свободным. Тихо гудел под столом компьютер, монитор светился Word'ом. Еще интересней. Во всем офисе нет никого, кроме самой Ленки, кто не то чтобы работать, но и включить компьютер не мог! А посторонних, я имею ввиду не посетителей, не было. Тем не менее, кто-то на компьютере работал. Причем продуктивно, поскольку принтер выдал уже изрядную кучу листов.

   Зазвонил телефон на Ленкином столе. Я с интересом ждал реакции Ленкиных коллег. Реакции не было. Телефон еще позвенел немного и затих. Зато буквально через несколько секунд из соседней комнаты вышел маклер и подошел к Ленкиной работодательнице:

   - Валентина, вам звонил Березин, просил передать, что справку из регистра он получил.

   - Получил... - Промурлыкала Валентина и что-то чиркнула у себя в ежедневнике. - Ну и чудненько, значит завтра в суде мы их в бараний рог скрутим.

   Я обалдел. Трубку никто не брал, это точно! Никто не мог знать поэтому, кто звонит и по какому поводу. И тем не менее информация каким-то образом просочилась, достигла своего адресата. Чудеса, да и только!

   Можно было не сомневаться - на моей работе происходит все тоже самое. Меня нет, но моего отсутствия никто не замечает. Хотя как они там справляются - ума не приложу! Я работаю лакировщиком, и моя работа не может быть не заметной, хотя бы потому, что после меня деревянные детали меняют цвет. Но вероятно, там тоже происходит нечто из разряда чудес. И вот что самое интересное: мне совершенно, ну почти совсем, не интересно какое!

   По прежнему в расстроенных чувствах я вышел из офиса и побрел дальше, куда глаза глядят. Совершенно не представляю, как это получилось, но уже минут через десять я сидел на скамейке у Павла на заднем дворе рядом с Ленкой, пил кофе и пытался понять, как это я так быстро попал сюда. Опять, наверно, чудо.

   Пока я бродил по городу, рефлексовал и занимался самокопанием, Паша действовал.

   Не смотря на пожелание дяди Вани не предпринимать никаких действий, и устав ждать обещанных поисков Вадима, он решил вести эти поиски самостоятельно. Но никаких ниточек не было и Паше пришлось пошевелить извилинами, чтобы наметить хоть какие-то пути.

   Его действия были, мягко говоря преждевременны, а говоря более грубо - необдуманны. Но я прекрасно понимаю Пашу. Как я уже говорил, его с Вадимом связывали отношения гораздо более тесные, чем с нами, или чем нас с Вадимом. И его поступки были скорее от отчаяния, чем от нечего делать.

   Паша решил взять "языка".

   "Языки" на дорогах не валяются, и где их брать - надо очень четко представлять. Очень важно при этом не ошибиться, а то что потом делать с тем несчастным, который совершенно незаслуженно получит по голове? А ошибиться очень легко, поскольку объект поиска Павла ничем особенным от общего потока людей отличаться не должен. Вроде бы.

   Паша этот момент понимал, но решил, что сможет вычислить нужного ему человека. Поэтому он с утра, после обязательной тренировки, подвез нас с Степаном до вокзала, не стал углубляться в Старый город как я, а вернулся на Балтийский вокзал, где он запарковал машину, и, сев в троллейбус, отправился в Мустамяэ.

   В Мустамяэ, на улице имени известного эстонского писателя Эдуарда Вильде, находился некогда очень фешенебельный торговый центр "Кянну Кукк", тезка довольно невкусного, но популярного за пределами Эстонии ликера. После перестройки и независимости комплекс зданий, составляющий торговый центр, несколько раз делился на много маленьких, потом несколько больших магазинов, возникали и исчезали парикмахерские, сапожные мастерские, студии звукозаписи и много чего еще. Потом все как-то систематизировалось и приватизировалось, но одно заведение пережило все эпохи разброда и шатания. "Таллиннский меч".

   С незапамятных времен, со времен постройки, наверно, одно из зданий комплекса "Кянну Кукк" было отдано под руку "Таллиннского меча", тогда молодой, а теперь весьма солидной и почтенной организации с международным авторитетом. Там был свой зал, где проводились соревнования и тренировались фехтовальщики. Были кабинеты руководителей. И там была база тех, с кем, по словам дяди Вани, был теперь Вадим. База прибалтов, их питомник и инкубатор. И именно там Паша и решил брать "языка".

   Конечно, он занял позицию не в самом помещении. Ко входу в логово вела небольшая лесенка в десяток ступенек, начинающаяся прямо от навеса троллейбусной остановки. И вот под навесом-то и засел Паша. Место было прекрасным: с одной стороны - много народу, среди которого легко затеряться, а с другой - прозрачные стенки, сквозь которые можно вести наблюдение во все стороны. Насчет "затеряться среди толпы" Паша мысленно похвалил себя: вроде бы мы все сейчас были невидимы для окружающих, но тем не менее во время контакта с прибалтами финские туристы умудрились не только нас увидеть, но и заснять на пленку. Так что осторожность была не лишней.

   Ждать всегда скучно. Тягостно. Ожидание событий, неизвестных тебе выматывает сильней, чем событий... ожидаемых, простите за каламбур. Паша уже сто раз прикидывал и так, и эдак, как он будет действовать, но невозможность сразу проверить на практике свои теоретические наработки, изводила его сильней, чем если бы он с ходу, с места в карьер начал действовать. Приходилось сжимать кулаки и ждать. Заставлять себя спокойно дышать и ждать. Больше ничего не оставалось делать.

   Наверно у Паши проявилось некое новое свойство, а может он им обладал и раньше, но свою жертву он почувствовал заблаговременно. Минут за десять он уже знал откуда она появиться, во что будет одета, придет пешком или приедет на чем-либо. Вплоть до внешнего вида, характерных примет. Поэтому он заранее встал так, чтобы было удобно перехватить "языка", и при этом не привлечь ничьего внимания. За те несколько часов, что он сидел на остановке, Паша понял, почему финны смогли нас заснять: пока мы сами по себе, не принадлежим этому миру, нас никто и не видит. Но стоит нам вступить в контакт с кем-нибудь - с прибалтами, - как мы спускаемся со своих небес на грешную землю и становимся доступны для обозрения всем, в чье поле зрения мы попадаем.

   Прибалт появился именно оттуда, откуда его ждал Паша, и именно тогда, когда он его ждал. В принципе, если бы это было не в первый раз, Паша мог бы действовать с закрытыми глазами, но он не был до конца уверен в своем "предвидении", а потому глаза закрывать не стал, а подождал, пока прибалт подойдет к нему, и пошел рядом. Тот, не видя Павла, совершенно спокойно подошел к навесу, и решил его обогнуть с тыльной стороны, чтобы не толкаться с людьми, ожидающими троллейбус. Там-то, частично скрытый от толпы, он и подвергся нападению. За навес он зашел один, а оттуда он вышел в компании, даже не вышел, а его вынесли. Паша подхватил его за руку, перекинул через шею и повел-потащил в троллейбус, как по заказу подъехавшему именно в этот момент.

   На вокзале Паша приволок свою ношу к машине и загрузил прибалта на заднее сиденье. Связал еще не до конца пришедшего в себя "языка", затолкал тому кляп в рот, сел за руль и с чувством выполненного долга поехал домой, намереваясь через часок вернуться за нами.

   Возвращаться не пришлось. Я, как уже говорилось, непонятным образом сам оказался на месте, Степан тоже вернулся на удивление быстро. Поэтому, когда Паша объявился, мы вздохнули с облегчением: не надо было решать вопрос, как дать знать Паше, что мы уже здесь.

   Пока Паша разувался мы повернулись обратно к дяде Ване, который рассказывал очередные интересные вещи.

   - Это довольно простое, но очень эффективное заклинание. Если проводить ассоциации, то можно сравнить его с водопроводом. Грубо говоря, вода поступает из одного источника, посредством труб разводится по всему городу, и пользуется им всяк, кто хочет. То есть вы варите себе кофе, кто-то моется, а кто-то пиво разбавляет.

   Дядя Ваня замолчал, как будто задумавшись над только что сказанным. Как оказалось, так оно и было.

   - Не очень удачная аналогия, ну да ладно. Суть в том, что этим заклинанием может пользоваться каждый. Заклинание наложено на место, оно стационарно, и выполняет охранные функции. Точнее, не совсем охранные, а сигнальные. Когда происходит нарушение базовых установок заклинания, оно срабатывает и все, кто подключен к нему, получают сигнал. Вот такой вот сигнал получил и старший прибалтов.

   - То есть заклинание только регистрирует, как сейсмограф, а проблему устраняют все-таки люди?

   - Точно! Кто же доверит даже самому сложному заклинанию возможность поизмываться над ближним? А вдруг нарушителем будет твой злейший враг, вляпавшийся по глупости? Нет таких дураков.

   - А ты тоже получаешь информацию о нарушениях посредством этого заклинания?

   - Конечно. Чего ж такой случай упускать?

   - А! Так это не ты это заклинание установил?

   - Нет. И не тот, старший прибалтов.

   - А кто?

   - А бог его знает. Давно это было.

   - А ты не знаешь случайно, - вдруг спросил Степан, - как зовут старшего прибалтов? А то как-то нехорошо: своих врагов надо хоть по именам знать.

   - А вот это нам сейчас наш новый друг скажет! - Объявил вдруг Паша, давно уже стоявший молча рядом и слушая наши разговоры.

   - Да я и так скажу, Ярвевана его зовут. - Начал дядя Ваня, но тут же вздернул голову. - Постой-постой, какой новый друг?

   - А вот. - И Паша заволок как мешок картошки прибалта, до сих пор пребывающего в бесчувственном состоянии.

   По лицу дяди Вани было видно, что он матерно выругался, но вслух не прозвучало ни звука.

   - Я ведь просил: не предпринимать ничего. Ну неужели так сложно понять?!

   - Что понимать-то! - Немедленно окрысился Паша. - Сколько можно ждать? Сидим, как... Уроды какие-то.

   Дядя Ваня устало потер переносицу.

   - Ну хорошо. Вот ты его привел... то есть, принес. Прекрасно. И что мы будем с ним делать?

   Паша даже опешил:

   - Как - что? Это же "язык". Допросим его, хоть какая-то информация появится.

   - Это понятно. А ты не подумал, что рядовой член "Таллиннского меча" может быть просто не в курсе, что замышляет верховное командование? Много ли знает рядовой солдат о стратегической важности своих действий, если вообще задумывается об этом?

   Павла было не просто сбить с толку:

   - В чем-то ты, конечно, прав. Но обрати внимание, это не рядовой член, как ты выразился, а явно кто-то из верхнего эшелона. Типично прибалтийская внешность - по-моему это кое-что значит. Следовательно, он может знать кое-какие секреты, пусть не все.

   - К твоему сведению, типично прибалтийскую внешность имеют, в большей или меньшей степени, все сто процентов членов "Таллиннского меча". Не его спортивной части, которая для афиши, а той организации, ради которой "Таллиннский меч" и организовывался. И конкретно этот ее участник, если когда и видел вашего друга, то никак не может знать, где его можно найти.

   - Но допросить-то его ты можешь? - Угрюмо спросил Паша.

   Дядя Ваня обреченно вздохнул.

   - Могу, конечно. И, поскольку он уже у нас, сделаю это обязательно. Но я тебя очень прошу - не надо никакой самодеятельности. Хорошо?

   Паша не ответил и вышел из комнаты. Мы потянулись следом, а дядя Ваня принялся рассматривать пленника как редкий вид бабочки: с восторгом и отстраненным интересом. Дальше я уже не видел, да и не очень хотелось, если честно.

   Из окон Таллиннской префектуры полиции видно кладбище. Помимо собственно кладбища также виден указатель установленный на границе кладбища. Стрелка на указателе направлена вглубь погоста, а надпись уверяет, что именно там находится больница. Следователь по особо тяжким преступлениям Владислав Пашковский тяжко вздохнул и отвернулся от окна. Вид кладбища навевал мрачные мысли и желания, а также настраивал на философский лад. Однако для философии было не время.

   Влад снова вздохнул и принялся в который раз просматривать фотографии, сделанные с той самой записи, сделанной пьяными финнами. Господи, ну почему у них была видеокамера?! Списали бы все на белую горячку и дело с концом! Нет, по закону подлости камера была, аккумулятор в ней был заряжен, а финн умудрился навести прямо на место действия. Слава богу, удалось вовремя урезать запись и на телевидение попала не полная версия. Потому что тогда в городе началось бы не известно что.

   На снимках было хорошо видно, как один из сражающихся отбросил меч, вытащил из-за пояса пистолет и выстрелил в своего противника. Дальше на пленке было несколько секунд смазанного изображения, очевидно брак пленки или рука дрогнула у оператора, а потом несколько кадров с фигурой человека, падающего навзничь. Человек этот падал явно мертвым, это было ясно видно и по тому как он падал, и по тому, что в голове у него застрял меч.

   К несчастью, не смотря на то, что само действие и его последствия не вызывали никаких разночтений, лиц разобрать не удавалось. Съемка велась издалека, а потому попытки увеличить не приводили ни к чему: росло зерно и только. Положение усугублялось тем, что на месте происшествия не было найдено ни тела, ни следов крови, хотя дождей не было, и смыть не могло.

   Сейчас проверяются все трупы - и обыкновенные, и безымянные, - но маловероятно, что будет какой-то толк. Влад в очередной раз вздохнул. Дело было безнадежно, и не удивительно: других ему и не давали.

   Почему-то его начальниками считалось, что у Влада потрясающие способности к распутыванию именно таких вот, абсолютно безнадежных дел. Нет, кое-что ему и правда удалось, но всему же есть предел! Хорошо хоть всякими аномальными глупостями заниматься не приходиться.

   Подобное настроение у Влада было всегда в начале каждого дела: уныние и тоска. Кладбище за окном не добавляло в его мысли мажорных нот, но достаточно было появиться хоть малейшей щелочке в глухой стене, как он оживлялся и изобретал поистине удивительные способы, чтобы просочиться на другую сторону этой стены и найти разгадку очередной тайны.

   Ладно, надо оставить в стороне все эти переживания, и настроиться на работу.

   Влад открыл папку и принялся просматривать пачку заявлений, сделанных различными организациями, чтобы откреститься от событий на площади перед Домским собором. Все мыслимые организации, хоть как-то связанные с холодным оружием, сочли своим долгом заявить о свей непричастности. "Таллиннский меч", "Рагнарек", толкинисты различных толков - все наперебой твердили, что это не они. Хотя толкинистам волноваться надо было меньше всего: с их деревянными мечами и волшебными палочками на них подумали бы в последнюю очередь.

   Надо было придумывать некий нетривиальный ход, который мог бы дать хоть какую-то зацепку. Такой ход был, но он не очень нравился Владиславу - не был он таким уж нетривиальным. Но делать нечего, на безрыбье и рак рыба. Он сделал один телефонный звонок и отправился на встречу с агентом.

   Агент по правде не был таковым. Это был человек немного обязанный Владу, а потому считающий своим долгом иногда бескорыстно помогать ему. Сфера деятельности этого человека была такова, что его услуги могли потребоваться Владу очень редко, практически никогда. Но тем не менее они периодически встречались и за чашкой кофе обсуждали различные темы, после чего расставались вполне довольные друг другом.

   Так и теперь. Они встретились в кафешке на четвертом этаже нового универмага на Виру. Взяли по чашке капуччино, по куску торта и сели на балконе. Вид, открывающийся с их места нельзя было назвать красивым, в основном потому, что очень высокий парапет не давал должного обзора: было видно только небо, а если приподняться, то и верхушки крыш. Верхушки были черепичные, красные, и выглядели новенькими.

   Торт оказался очень вкусным, и Владислав не заметил, как съел его. После этого он откинулся на спинку стула, пригубил кофе, оказавшийся на вкус водянистым, и приступил к разговору.

   - А скажите мне, милейший Удо Иванович, что за слухи и сплетни ходят среди вашей братии? - Спросил он, поднося чашку с кофе к самому носу и втягивая его аромат: в воздухе витал легкий, но отчетливый запах формалина. Не удивительно, ведь его собеседник имел профессию не часто встречающуюся: он работал гримером. В морге.

   - Вы хотите услышать что-то конкретное, или еще не знаете, что ищете?

   - Пожалуй, второе. Хотя, я могу немного конкретизировать свой интерес. Не встречались ли вам, или вашим коллегам, какие-нибудь необычные раны? Что-нибудь экзотическое. Не запротоколированные причины, вызвавшие их, а сами раны, такие, что не часто встречаются, или не встречались вообще?

   - Хороший вопрос. - Удо Иванович тоже откинулся на спинку стула. - Надо повспоминать. Особенно, если забыть о причинах смерти, а сконцентрироваться исключительно на ранах.

   - Я вам еще уточню. Меня интересуют случаи, когда смертельные раны были нанесены, или могли быть нанесены, чем-нибудь колюще-режущим. Или рубящим.

   - Так проще. Я вот тут совсем недавно голову пришивал. Хорошо заплатили, очень хорошо. Работа не очень сложная, особенно стараться не надо было, срез шел очень низко, почти на уровне плеч, так что шов маскировать не пришлось, легко закрывалось воротником...

   - Извините, Удо Иванович, - Владислав сглотнул полезший было обратно торт. - А нельзя ли без таких подробностей? А то я не имею вашей закалки.

   - Да, конечно, - Удо Иванович улыбнулся с легкой снисходительностью, - извините. Да, возвращаясь к вашему интересу. Меня поразил сам срез. Понимаете, очень ровный. Как будто гильотиной срезали. Ни одной разорванной ткани, все именно разрезано, как большим и очень острым скальпелем. Или чем-то колюще-режуще-рубящим.

   Влад погрустнел. С одной стороны это было по его теме, хотя и не его случай, а с другой - он не помнил чтобы у кого-нибудь в деле фигурировал труп с отрубленной головой. Значит криминала в том не было, раз нет дела. Наверно.

   - А больше ничего в голову не приходит? Может коллеги что-нибудь рассказывали?

   - Коллеги? Вы знаете, что-то не припомню. Да и не виделся я ни с кем уже давненько. Вам очень нужно?

   - Да. Очень.

   Удо Иванович вздохнул.

   - Ну что ж, чего только не сделаешь для хорошего человека. Встречусь. Сегодня же и съезжу, и вам перезвоню.

   - Только, пожалуйста, не давите вы ни на кого, пусть они вам сами расскажут.

   - Молодой человек, - Удо Иванович отечески накрыл ладонью руку Владислава, - уж поверьте, они мне все расскажут именно сами, по доброй воле и с чистым сердцем. Не волнуйтесь.

   - Да я и не волнуюсь. Не хотелось бы вас подставлять без надобности.

   - Ничего со мной не случиться, не беспокойтесь.

   Вернувшись в свой кабинет Пашковский по новой долго рассматривал фотографии. Его заинтересовало одно очень необычное пятно на них. Пятно было размазанным, но в целом походило на фигуру человека. Можно было бы предположить, что кто-то очень быстро двигается, настолько, что все его движения размазались. В начале пятно находилось среди основной группы, как будто отвлекая на себя основные силы, потом, когда вокруг него не осталось ни одного стоящего человека, оно начало очень быстро смещаться в сторону второй группы людей, разбившихся на пары. При этом оно еще более размылось, став почти прозрачным, и, если не знать заранее, то можно было бы отнести это на дефект пленки, игру теней или еще на что. И только на последнем кадре, на том самом, из-за которого весь сыр-бор и закрутился, пятно обрело более-менее человеческие очертания, хотя и не до конца, и вид имело человека с мечом. Мечом, который и снес половину головы одному их людей на площади.

   Влад сложил фотографии стопкой, на верх положил последний кадр и задумался. А правы ли мы, утверждая, что на площади произошла трагедия? На фотографии нельзя со стопроцентной уверенностью увидеть именно такой исход, хотя трактовать можно и в таком ключе. Показания финнов отличаются сумбурностью. Половина говорит одно, вторая же вообще ничего не заметила. При этом обе половины были в изрядном подпитии. Поэтому их показания тоже сомнительны. Заявления об убийстве, или хотя бы о пропаже человека нет. Так чего ж мы огород городим? Может и не было ничего? Проверить, конечно, надо, но что, скажите пожалуйста, проверять? Влад протянул руку к телефону, собираясь позвонить своему начальству и доложить о своих подозрениях, но позвонить не удалось. Движение руки слегка изменилось и Влад поднес трубку к уху:

   - Слушаю вас.

   - Владислав... - Это был Удо Иванович. Голос его был напряжен до звона: Удо Иванович был чудовищно пьян. Пьян настолько, что Влад на этом конце провода почувствовал запах спирта и неизбежного формалина. - Владислав, у меня есть для вас новости...

   Мы расположились на травке под стенами церкви Нигулисте. На склоне, потеснив группу финских туристов, примостившихся тут же попить пива. Эти варяжские гости чувствуют себя в гостях как дома, чем успели изрядно достать практически всех жителей Таллинна. Нас в том числе, поэтому ничего удивительного, что всей этой группе вдруг стало крайне необходимо оказаться на борту парома. Куда они и устремились со всей возможной поспешностью, совершенно не задумываясь зачем им это нужно.

   Мы посмотрели им вслед, порадовались слегка и принялись за мороженое: Степа приволок целый ящик. Дядя Ваня пронзительно посмотрел на него, как будто пытаясь увидеть все самые потаенные уголки непростой Степановой души. Степан смутился:

   - Я им деньги оставил. - Он поднял взгляд на дядю Ваню и с вызовом продолжил. - Хотя мог и так взять!

   - Но не взял! - Дядя Ваня нравоучительно поднял вверх указательный палец. - И это хорошо.

   Степан пожал плечами и принялся распечатывать коробку.

   Мороженое оказалось финским - ну не смешно ли! Впору было догнать изгнанных финнов и всучить им по порции. Но мы делать этого не стали, а взяли по порции себе и принялись поглощать мороженое сами. Даже я, хотя мороженое не очень люблю. Точнее, я к нему равнодушен, но тут вдруг халява, а на халяву, как говорят, и уксус сладкий.

   Все ели по-разному: Степан как будто присасывался к своему стаканчику, Паша не торопясь смаковал, Ленка поочередно облизывала мороженое и пальцы, я, в общем, тоже. Дядя Ваня ел как автомат: он выверенными движениями подносил мороженое ко рту, откусывал большой кусок - у меня аж скулы сводило, как представлял холод во рту, - отводил руку обратно, сглатывал и все повторялось сначала.

   Наверно, у меня был слишком обалдевший вид, потому что дядя Ваня, проглотив последний кусок, посмотрел на меня и подмигнул.

   - Не бери, Леха, в голову!

   Я потряс головой, как будто действительно не стал брать, а дядя Ваня продолжил:

   - Я просто представил себя потенциальным маньяком. Вот сколько в мире маньяков? Кто скажет?

   - Мало, - ответил Паша.

   - Это реализовавшихся мало, - возразил дядя Ваня, - а латентных много, гораздо больше, чем мы себе представляем. Конечно, не каждый второй, но все-таки достаточно много. Как распознать маньяка?

   - Как? - Немедленно спросила Ленка. - А то пойду я одна по темному городу, а на меня маньяк нападет.

   - Если какой-нибудь сумасшедший маньяк на тебя все-таки нападет, то будет уже поздно.

   - Но хотя бы узнать-то я его должна? В кого файерболами швыряться.

   - Ну разве что в качестве мишени... Маньяка узнать просто. Но запомните: это описание не просто маньяка, а потенциального. Того, кто не стал маньяком по каким-то причинам, но имеет все внешние признаки этого. Очень важно понять, что человек формируется долго, но очень многое в него заложено от природы. А вот реализует он свои потенциальные возможности или нет - это зависит от миллиона различных факторов. Это я к тому, что не надо шарахаться от всех, подходящих под описание. Но остерегаться стоит.

   - Хорошо, не будем. - Сказал Паша. - Но как они все-таки выглядят?

   - Для таких людей характерна общая автоматичность движений, сродни роботам, очень ограниченная, если не сказать больше, мимика, остановившийся взор. Он как будто погружен в себя, и внешний мир для него существует постольку поскольку. Вот к примеру. Посмотрите на того юношу с портфелем.

   Юноша с портфелем, точнее с сумкой, двигался вдоль улицы Харью в сторону Ратушной площади и, несомненно, выделялся из толпы. Он шел как будто каждый шаг давался ему с трудом, он тяжко ставил ногу на землю, как будто прикипал к ней всей ступней, левой рукой он давал отмашку, которой позавидовал бы инструктор по строевой подготовке - рука двигалась по траектории не меняющейся ни на миллиметр, - правой же рукой он вцепился в ремень своей сумки, и она тоже не двигалась, застыла как каменная. Но самое интересное зрелище представляло лицо: одутловатое, хотя не было каким-то особенно полным, просто глядя на него вспоминалось дрожжевое тесто, маленькие глазки, спрятавшись в амбразуры нависающих надбровных дуг и щек, немигающе целились в мир. Все вместе выглядело весьма безотрадно, встретив такого в темном переулке можно было и испугаться. Очень сильно испугаться.

   - Бр-р! - Ленку передернуло. - И что, все маньяки так выглядят?

   - Да. Но это, так сказать, депрессивная форма. Что касается маниакальной фазы, то тут он может проявить себя с самой неожиданной стороны, хотя и тут останутся схожие признаки: зацикленность, еще кое-что. Сейчас не хочется вдаваться в подробности, я начал этот разговор совсем по другому поводу. Маньяки пошли уже по ассоциации. А начал я с психов. С людей с различными психическими отклонениями.

   - Еще не легче. - Вздохнул Степан.

   - Конечно, не легче. Ведь речь о вас.

   - Ну здорово! Что ж мы, психи что ли?

   - А что - нет? Ты мне скажи, будут нормальные люди ковать себе мечи, а потом скакать с ними по лужайке, стараясь друг друга зарубить? Это что - проявление абсолютной нормальности?

   Степан озадаченно умолк, а дядя Ваня продолжил.

   - Я ведь не в упрек вам это говорю. Я сам чокнутый. Да и вообще, в этом мире нормальных, с клинической точки зрения, людей, практически нет. Их настолько мало, что они-то как раз и представляются ненормальными.

   - А где же тогда критерий, по которому можно классифицировать на нормальных и не очень? Должна быть некая точка отсчета.

   - Только и единственно можно судить по поступкам. Вот например ты, Павел: вы с Вадимом друзья. Делали вы совместно что-нибудь абсолютно неординарное?

   Паша задумался. Поправил очки, почесал переносицу. Просветлел взором.

   - Было такое дело. Мы с ним раз решили стать кровными братьями.

   Дядя перестал есть седьмое по счету мороженое и сел прямо.

   - То есть?

   - Ну, мы с ним чиркнули себя по руке ножом, прижали ранки друг к другу, что-то сказали, сейчас уже не помню что именно...

   - То есть вы провели ритуал? - Возбужденно спросил дядя Ваня.

   - Ну да. - Паша удивленно пожал плечами.

   - М-да, все самое интересное узнается, как обычно, случайно.

   - Я чего-то не понял, - привстал Паша, - это что-то меняет?

   - Это меняет все и в корне! - Дядя Ваня поспешно облизывал испачканные мороженным пальцы. - Ты хотел найти своего друга? Сейчас найдем.

   - Что, прямо сейчас?

   - Именно. Вставай. Закатай рукав, все равно на какой руке. Повыше. Хорошо. Вы, - дядя Ваня повернулся к нам, - можете не подглядывать.

   Дядя Ваня повернулся в сторону Ратушной площади, пару минут стоял, запрокинув голову, а потом повернулся и солнечный до этого день померк: глаза дяди Вани отчетливо отливали красным. Зрелище было шоковым. Мы, хоть и попривыкли за последнее время ко всякого рода чудесам, оробели и сделали по шагу назад. В том числе и Паша.

   Дядя Ваня плавно, совершенно незаметно оказался вдруг рядом с Павлом, заглянул ему в глаза, взял за руку, поднес ее к своим губам, что-то пошептал - и впился зубами Паше в руку.

   Мы вздрогнули, Паша вскрикнул, дядя Ваня заурчал. Тонкая струйка крови выползла из под дядиваниных губ и медленно потекла по руке к сгибу локтя. Паша выгнулся, как будто электрический разряд пробил его от кобчика до мозга, снизу вверх, но не похоже было, что ему это не нравится - наоборот, он получал от этого наслаждение!

   Урчание дяди Вани становилось все громче, но, не достигнув своего максимума, неожиданно оборвалось. Рука Паши плетью упала вдоль его тела, а дядя Ваня выпрямился во весь рост и с удовольствием облизнулся. Во рту его блеснули выдающихся размеров клыки, все еще красные.

   - Что - испугались?! - Голосом Папанова проскрипел дядя Ваня и захохотал.

   - Какого ..! - Паша пришел в себя. - Ты, старый..!

   Паша ругался долго. Не очень изобретательно, но очень от души. Я его понимаю: потрясение, выпавшее на его долю выведет из себя кого угодно, а Пашу трудно назвать эталоном уравновешенности.

   - Спокойно, Павел. - Дядя Ваня улыбнулся ему.

   Паша сбавил обороты. Немудрено, дядиванина улыбка способна была успокоить хоть кого: два гигантских клыка, все еще немного в крови, заставляли подбирать выражения с особой тщательностью.

   - Что, нельзя было предупредить?

   - О чем? Что мне нужна твоя кровь? И не просто так, а именно таким вот нестандартным образом? Боюсь, ты меня бы не понял.

   - Не надо за меня решать, что бы я понял, а что нет!

   Дядя Ваня и Паша некоторое время буравили друг друга взглядами, при этом дядя Ваня безмятежно улыбался.

   - Ну, хорошо, - сдался Паша, - дальше что?

   - А дальше мы будем искать вашего друга.

   Дядя Ваня покрутил головой, принюхиваясь, потом уверенно ткнул в сторону Тоомпеа:

   - Нам туда.

   Мы поднялись по улице Нигулисте, прошли мимо музея Адамсона, поднялись по длинной лестнице, прошли через громадные ворота, покрытые большими заклепками - по примете надо подержаться за такую заклепку и загадать желание, и оно непременно исполнится, - и вышли к церкви Александра Невского. Дядя Ваня снова покрутил головой и уверенно двинулся к Домскому собору. Мы, как на веревочке, шли за ним следом. Собор дядя Ваня обогнул слева и вышел на смотровую площадку с видом на железнодорожный вокзал. И на ней был только один человек. Вадим.

   Новости, которые сообщил Удо Иванович, были интересные. Они могли не иметь отношения к делу, но они были очень интересные.

   Одному из его коллег буквально на днях выпал срочный заказ. Надо было привести в благопристойный вид одного молодого человека. Погиб молодой человек трагически: на него свалился металлический лист и разрубил голову практически пополам. Где и как на молодого человека свалился упомянутый лист - не известно, но личные данные Удо Иванович предоставил. Без личного кода, к сожалению

   Теперь Влад решал: под каким поводом заявиться к родственникам, чтобы получить более подробную информацию. Ничего путного в голову не лезло, и это раздражало. Тогда он решил по имени поискать в базе данных, чтобы хотя бы выяснить, где этот человек работал. Компьютер выдал девять претендентов и Влад опечалился, хотя было сразу ясно, что без личного кода соваться бессмысленно. Но девять - это не много, и можно будет, в конце концов, проверить всех. Точнее, не можно, а нужно. Влад вздохнул и принялся просматривать фотографии. Когда он разглядывал последнюю, девятую, в нему в кабинет вошел его давний приятель и коллега - Миша Култаев, как обычно, за сигаретами. Был он полной противоположностью Владу: не высокий, пухленький и подвижный.

   Выудив из пачки Влада сигарету, он с наслаждением затянулся, выпустил толстую струю дыма и, глянув краем глаза на экран монитора, воскликнул:

   - Оп-паньки! А чего это он у тебя делает?

   - Да так, потенциальный труп.

   - Не понял.

   - Понимаешь, есть труп. Есть имя и фамилия. И есть фотографии. Девять штук. Кто-то из этих девяти и есть тот самый труп. А остальные восемь, весьма вероятно, вполне живы и здоровы. Постой, а ты его знаешь что ли?

   - Точно.

   И Миша рассказал, как несколько лет назад он решил заняться фехтованием и записался в секцию. В "Таллиннский меч", благо выбор в Таллинне не так уж велик. Довольно скоро Миша, как профессиональный следователь, понял, что это только вершина айсберга. Что есть еще что-то.

   - Ты знаешь, у меня знакомый один ведет группу айкидо. Берет всех желающих. Желающих платить. Честно с ними занимается, но у него есть еще одна группа, специальная. Им он преподает джиу-джитсу, или что-то вроде. Денег он с них, вроде бы, не берет, за них как бы платят те, из первой группы. И вот эта вторая у него для души: они не только единоборятся, но и на природу ездят, по всяким программам выживания занимаются, по скалам лазают. Понимаешь? Так и тут. Мы значит ходим, всякие квинты и терции учим, платим за это, а есть еще одна группа. Когда они занимаются - я не смог выяснить, чем занимаются - тоже. Криминала там не было, это точно, тогда во всяком случае. Я два месяца ходил только затем, что мне интересно стало: а что ж там такое все-таки происходит? Так и не понял ничего.

   Влад хмыкнул:

   - Может у них там тайный клуб медитаторов. Садятся по вечерам, вдыхают запах сандаловых палочек и уносятся мыслью далеко-далеко...

   - Ага, выращивают пшеничный колос из пупка. Не знаю, может и так, но меня это обидело очень, я и бросил заниматься.

   - Так. А этот тип причем?

   - А этот у них вроде сержанта был, рядовыми командовал. Понимаешь, там все на чувствах, на полутонах и полунамеках было. Ты если обращаешь внимание, то начинаешь видеть все в этом ракурсе, а если не обращаешь, то вроде как и не происходит ничего. Понимаешь?

   Влад покивал головой. Удо Иванович очень эмоционально описывал рану, неоднократно повторив, что голова была как будто разрублена, но никак не железным листом, а чем-то иным, остро отточенным. Железные листы бывают разные, но Удо Иванович ссылался на свой опыт и опыт своего коллеги и говорил, что это бред.

   Ну что ж, лед тронулся. Возможно, этот след никуда не ведет, но вряд ли: таких совпадений не бывает. Слишком уж все четко сходится, как осколки чашки: и необычность раны, и связь убитого - теперь уж точно убитого! - с "Таллиннским мечом", и неожиданные данные, полученные от Миши. Теперь не надо искать повода встретиться с родственниками покойного, теперь это его работа, долг, если хотите.

   Добрался Владислав до места быстро. Покойник жил в Ласнамяэ, в старой его части, бывшей некогда Морским районом, на Сикупилли. Влад поднялся на третий этаж, долго жал на кнопку звонка, но никто не вышел. Не исключено, что покойный жил вообще один. И тут проблемы никакой, берется ордер и все дела, но это потерянное время, что грустно, поскольку, раз дело пошло, хочется толкать его вперед, и всякие помехи только раздражают.

   Влад вышел из подъезда и присел на лавочку, размышляя, чем заняться дальше. Вариантов было не много: вернуться на работу, чтобы отсидеть пятнадцать минут до конца рабочего дня, или не ехать на работу и заняться своими делами. Первое было правильно, второе - предпочтительней. Поэтому Влад закурил и стал тянуть время, чтобы со спокойной совестью никуда не ехать. Лениво затягиваясь, он рассматривал маленький дворик и его обитателей. Точнее - обитателя.

   Молодой человек достаточно обыкновенной наружности - среднего роста, маленькие усики, волосы забраны сзади в короткий хвостик, одежда неброская, - брел через дворик по направлению к Владиславу. Точнее, к подъезду, возле которого курил Влад. Мельком кинув взгляд на него, молодой человек прошел мимо и исчез в подъезде, провожаемый взглядом Влада. Почему-то этот парень заинтересовал Влада и он, мысленно дав парню подняться на второй этаж, пошел следом.

   Тихо, почти на цыпочках, проследовав на третий этаж, Влад стал свидетелем очень интересной картины: молодой человек старательно подбирал ключ от двери покойного, последовательно перебирая все ключи на довольно большой связке. По всей видимости, ключ от двери на связке был, поскольку парень не старался открыть дверь не правильным ключом, терзая его по-всякому, а просто не знал, какой именно. Влад, встав так, чтобы его не было видно, терпеливо дождался, когда щелкнет замок, и только тогда сказал:

   - А вы знаете, что хозяин мертв?

   Парень дернулся и неминуемо упал бы, не держись он за ручку двери. Испуганным взором он смотрел на приближающегося Влада, тщетно пытаясь решить что делать. Отпустить ручку у него не получалось - кисть свело так, что пальцы не разжимались, - убегать было некуда, разве что в квартиру, но и там не спрячешься. Влад еще не знал, что будет делать, но решать пришлось очень быстро: внизу хлопнула дверь и кто-то начал подниматься. Влад быстро втолкнул парня в квартиру, отодрал его от дверной ручки и как можно тише прикрыл дверь. Посмотрел на своего визави, но тот пребывал в ступоре и вряд ли смог бы что-нибудь сказать.

   Проводив парня в комнату, Влад вернулся в коридор и прильнул к глазку. Невидимый, но шумный житель дома проследовал выше, заскрипел дверью и на лестнице стало тихо. Тогда Влад защелкнул замок и вернулся в комнату.

   Парень начал подавать признаки активности, но с кресла, на которое его усадил Влад, встать еще не успел. Завидя Влада, он снова замер, но уже не в ступоре, а насторожено, стараясь понять, кто перед ним такой и чем ему грозит это знакомство.

   Влад сел напротив и вперил тяжелый взгляд в парня. Этому взгляду его обучил все тот же Миша, а потом Влад сам уже довел его до совершенства, практикуясь на допрашиваемых. Хмуро, исподлобья, всем своим видом обещая немыслимые неприятности, Влад смотрел и тянул время. Определенный тип людей через минуту начинал нервничать и практически сам начинал выкладывать всю подноготную.

   Тип напротив оказался покрепче, чем казался поначалу. Он тоже держал паузу, хотя даже невооруженным взглядом было видно, что он нервничает. Влад с удивлением понял, что хоть парень боится именно его, но природа его страха не та, какую предположил Влад. Он боится не Влада-мента, а Влада-не-известно-кого. Парень отчетливо боялся за свою жизнь. Становилось все интересней.

   Чтобы внести хоть какую ясность, Влад полез в карман за удостоверением. Парень откинулся назад, вжавшись в спинку кресла, и округлил глаза. Стараясь не делать резких движений, Влад медленно вытащил из кармана портмоне и продемонстрировал удостоверение и жетон. У парня напротив только что слезы не выступили на глазах, такое он испытал облегчение. Владу даже стало неловко.

   - Следователь Пашковский. Хочу сразу внести ясность: я здесь неофициально. У меня нет ни ордера на обыск, ни иных документов, разрешающих находиться мне в этой квартире. А у вас?

   - Что? - Парень задумался о чем-то своем и не расслышал вопроса.

   - По какому праву вы находитесь в квартире, принадлежащей покойному ныне человеку? - Влад счел нужным перефразировать свой вопрос.

   - Вообще-то это моя квартира.

   Во дела! Влад несколько ошалел от такого поворота событий, но виду не подал.

   - И у вас есть все необходимые документы, подтверждающие ваши слова?

   - Есть, но не здесь.

   - А почему документы на квартиру хранятся не в самой квартире?

   - Потому что я здесь не живу. - Парень пришел в себя и счел возможным слегка поязвить, интонационно, едва заметно. Но Влад услышал.

   - И где же вы живете? - Как можно зловеще спросил он, всем своим видом изображая готовность хватать и карать. Или, как минимум, заполнять протокол и брать подписку о не выезде и не разглашении.

   Эффект это произвело, но не такой сильный как хотелось. Парень побледнел, слегка вздрогнул, но сказал достаточно твердо, хоть и тихо:

   - Это допрос?

   Влад задумался. Вести допрос ему не хотелось, хотя он мог придумать пару поводов, почему это происходит не у него в кабинете, а в сомнительной квартире в компании подозрительного типа. Но ему этого не хотелось. А хотелось, напротив, доверительной беседы по душам. Как этого добиться? Влад вытащил сигареты и закурил. Парень бросил на него очень характерный взгляд и Влад, будто бы опомнившись, немедленно протянул ему пачку:

   - Угощайся.

   Они в молчании сдымили по сигарете, потом, когда прикурили по новой, Влад решил, что пора.

   Он вкратце объяснил свое присутствие здесь. Рассказал о непонятных смертях и в высшей степени занимательной записи, сделанной варяжскими гостями. Своих смут­ных мыслях и неясных подозрениях. Этим самым он нарушил массу параграфов процессуального кодекса, но он действовал по наитию, и был уверен, что его поступок единственно верный.

   Его выслушали внимательно и не перебивая. Парень был очень приятным слушателем: он слушал вдумчиво. Он не переспрашивал, не поддакивал - он просто слушал, впитывая в себя слова как губка. Происходило ли что-нибудь у него в голове было не понятно, но Влад с удивлением обнаружил, что ему просто необходимо выговориться.

   - И вот теперь у меня к тебе вопрос: можешь ли ты как-то мне помочь? Может ты что-то слышал, или твой знакомый что-то говорил, или есть какая-то другая информация?

   Парень затушил окурок и протянул руку:

   - Жора.

   - Влад.

   Они снова закурили. Влад ждал, Жора собирался с мыслями.

   - Он был моим братом. Каким-то троюродным, но это не суть. Родственник. Года три назад он объявился у меня дома, прожил два дня, а потом начал искать квартиру. Сказал, что хочет обосноваться в Таллинне, что даже работу уже нашел, осталось только жилье. Я ему и предложил, эта квартира от бабки в наследство досталась, так я ее решил сдавать, и тут как раз этот родственник.

   Виделись мы с ним редко, когда он деньги передавал и на каких-то совместных застольях, родственников-то хватает. Устроился он действительно не плохо: приоделся, очень ухоженный был, весь такой стильный. И жесткий стал. Когда объявился, был он так себе, провинциал в столице, а тут через полгода абсолютно другой человек.

   Ну, да мне на него накласть было, мне с ним детей не рожать, главное чтоб деньги вовремя платил. Тут он был пунктуален, что было, то было. Но чувство у меня было такое, что делает он это как бы по-барски, словно из милости. Ничего конкретно сказано не было, но вот какие-то мимолетные ощущения.

   Где он работал не знал никто. Он один раз пришел на чей-то юбилей с бинтом по всей руке. От запястья до локтя - толстенный слой бинта. И пиджак через плечо, как гусарский ментик. Мне еще показалось, что он этим сравнением, очень гордится, очень ему романтичным это казалось. Тетушки всякие визг подняли "ох дитятко, ох дитятко!", но он очень жестко как-то ответил, что мужчина должен стойко нести удары судьбы. Я его еще спросил, где это он так, а он ответил, что на работе. Я о работе спросил, а он как-то очень лихо ушел в сторону, я дня через два только понял, что он мне так и не ответил. Показал только, что рана от сих до сих, как раз от запястья до локтя. А вчера был очередной юбилей и он не пришел. Тетушки заволновались, вечер насмарку, и меня отрядили выяснить, что случилось. Я говорю, мало ли что, может уехал куда, а они мне, что за все время он никогда не пропускал совместных мероприятий. Мне так идти не хотелось, что я уж не знаю, как себя заставил.

   Жора снова закурил. Влад в задумчивости просмотрел свои заметки.

   - А здесь телефон есть?

   - Есть, на кухне.

   Влад вышел на кухню и набрал номер Удо Ивановича. Тот поднял трубку, как будто ждал рядом.

   - Удо Иванович, скажите, а ваш знакомый не упоминал, не было ли у его клиента шрама на руке? - Он выглянул в комнату и шепотом спросил у Жоры на какой руке был бинт. - На правой руке. Был? Удо Иванович, я не знаю как выразить вам мою благодарность. А теперь скажите, не было ли у вашего клиента, того, с головой, похожего шрама. Был? И тоже на правой? Удо Иванович, с меня причитается. Спасибо вам огромное.

   Влад быстренько положил трубку: прощаться с Удо Ивановичем можно долго, он мог это делать часами, каждый раз находя новую тему для беседы.

   - Интересно, правда? - Влад сел напротив Жоры и продолжил рассекречивать тайны следствия. - В городе совершено несколько убийств, все совершены холодным оружием, предположительно длинным, и у жертв на правой руке имеется шрам от запястья до локтя. Знаменательное совпадение, не находишь?

   Жора неопределенно пожал плечами.

   - Соответственно, можно предположить, что в городе существует некий круг людей, объединенный неким общим интересом. Этот интерес для них, в частности, пересекается в шраме на руке. Однотипность наводит мысль о некоем ритуале. Логично?

   - Логично, - согласился Жора. - Но тем не менее высосано из пальца. У тебя нет ни единого доказательства ни одного своего слова. Полет фантазии, не более.

   Влад пожал плечами, дескать, а что еще остается? Он встал, прошелся по комнате, заглянул во вторую - там не было ничего кроме кровати, застеленной стареньким одеялом, прошел на кухню. На кухне была та же аскетическая простота, что и во всей квартире: скромный шкафчик над раковиной для посуды, холодильник, замаскированный под тумбочку, обшарпанный столик. Линялые занавески на окнах.

   В комнате, где они с Георгием общались, из мебели вообще были только два кресла, небольшой платяной шкаф и, как в противовес всей остальной обстановке в квартире, ультрасовременный музыкальный центр. Рядом громоздилась внушительная стопка компакт дисков. Влад машинально просмотрел их и удивился подборке: музыка была не то чтобы однотипная, но в одном ключе. "Clannad" соседствовали с Лориной МакКеннет, "Cruachans", "Stoa", "Apocaliptica" и весьма дефицитными в Таллинне "Lacrimosa". Влад секунду колебался, а потом поставил один из своих любимых дисков - "The Mask And The Mirror".

   Под постепенно нарастающую музыку Влад прошелся по комнате.

   - Ну, что делать будем? - Спросил Жора.

   - Вспоминаю, как надо делать обыск.

   - Ты, мент, прости пожалуйста, и не знаешь, как надо делать обыск?

   - Я, если честно, больше аналитик, и обысками занимаюсь очень редко. Очень. В основном я имею дело с готовыми результатами. Но меня учили, и я, в принципе, помню, как это надо делать.

   - И музыка - это обязательно?

   - Поскольку мы в неофициальной обстановке - то можно себе позволить. А ты что, против Лорины?

   - Нет, мне даже нравиться. Очень, я бы даже сказал. Единственно, я не представлял, что такая музыка может нравиться сотрудникам правоохранительных органов.

   - Ты удивишься, когда узнаешь, что может нравиться сотрудникам правоохранительных органов. Слушай, а что мы должны, по твоему мнению, э-э-э, слушать?

   - Марши. - Излишне ядовито сказал Георгий. - Марши и веселые застольные песенки. И стучать кружками по столам. Не цепляйся к словам! Я просто удивился, а не ставил клейма и не развешивал ярлыки. Можешь быть поклонником Наташи Королевой или Монсерат Кабалье, твое дело. Или этой, Лорины твоей.

   - Не моей.

   - Не твоей. А как надо делать обыск?

   - По часовой стрелке. Сначала по стенкам, потом по центру. Или наоборот. По-моему, это не важно. Ты можешь помочь, а можешь не мешать. Что ты выбираешь?

   - Я лучше покурю.

   Влад угостил Жору сигаретой, покрутил головой и медленно двинулся вдоль стены. Здесь искать было явно нечего - стена была голой, в стареньких, чистеньких, местами потертых обоях. Влад дошел до угла и подошел к шкафу. Протянул руку, чтобы его открыть, но замер: на полу к ножкам шкафа вели несколько глубоких царапин. Шкаф двигали, не вчера, может вообще пару лет назад, но Владу эти царапины не понравились. Он мысленно сделал заметку и открыл наконец шкаф.

   Содержимое шкафа было не то чтобы скудно, но предельно однообразно: четыре одинаковых серых костюма-тройки. На одной из полок справа стопочкой лежали серые же водолазки, одинаковые даже в сложенном виде.. На остальных полках было белье, нательное и постельное, несколько полотенец, носовые платки. Влад критически осмотрел костюмы и покачал головой. Костюмы были прекрасного пошива, из отменного материала, насколько он мог судить, и наверняка стоили не мало. Но почему они все одинаковые?!

   Влад сдвинул костюмы в одну сторону и осмотрел заднюю стенку. Машинально. И не удивился, увидев тайник.

   Тайником это, правда, было трудно назвать. Обычно тайники называются так потому, что их местоположение скрывается. В том числе и с помощью средств камуфляжа. Этот же ни на что подобное не претендовал. Он был рассчитан на вора-дилетанта, при этом не внимательного и ленивого. Задняя стенка легко сдвигалась в сторону, открывая дверцу стенного шкафа. Вот откуда царапины на полу - кто-то, скорее всего родственник Жоры, передвинул шкаф, закрывая дверцы на стене. Раз он это сделал, значит в стенном шкафу может быть что-нибудь интересное.

   - Жора, стенной шкаф здесь всегда был?

   - Не помню. Наверно да, не думаю, что он стену долбил.

   Влад помедлил, несколько раз сжал руку в кулак, и открыл дверцу.

   Да, это стоило прятать от постороннего взора! Наверно. Влад бы, впрочем, наоборот, выставил бы это на всеобщее обозрение. Во всяком случае подобную красоту он ни за что бы не стал прятать в шкафу. Возможно, у Жориного родственника были свои резоны, но по мнению Влада это было варварство.

   В отделанной черным бархатом нише, в специальных стоечках, в ряд стояло четыре меча. Самых настоящих, металлических, блестящих, настолько совершенных, что их так и хотелось взять в руки. Влад не стал противиться искушению. Взял, отошел в сторону, погладил лезвие. Обернулся на стук сзади - Георгий тоже выбрал себе меч.

   Жора был просто счастлив. Это состояние наполнило его в тот момент, когда его пальцы охватили рукоятку меча, и не ослабевало, а наоборот, только усиливалось. Георгий поднес клинок к лицу и всмотрелся в свое отражение. Полировка была идеальной, и его отражение подмигнуло ему.

   Это был прекрасный меч. Длинный, с полуторосторонней заточкой, с долой вдоль всего клинка, с гардой, выполненной в виде дракона, развернувшего крылья. Ощущая его в руке Жора чувствовал необыкновенную цельность самого себя, он чувствовал себя сильнее, смелее, чище душой, хотелось немедленно кого-нибудь защитить, освободить из башни принцессу, или, на худой конец, сразиться с каким-нибудь чудовищем. Георгий встряхнул головой, но ощущение светлой радости и силы остались. Нет, физически он не стал сильнее, но... он стал сильнее. Парадокс. Меч в его руке давал ему эту силу, давал бескорыстно, не требуя ничего взамен, но Жора чувствовал, что уже сам не в состоянии оставаться в стороне, что ему нужно встать на защиту пока не очень отчетливо ясных, но несомненно светлых идеалов. Меч как будто возвращал его в то время, когда только мастерство владения клинком решало, чья точка зрения будет доминировать, когда никакие достижения цивилизации не мешали человеку доказать, на что он способен. Только он и его оппонент, два человека, две личности. И мечи, как продолжения их.

   Жора медленно, не решаясь сделать это, поставил меч к стене и с усилием разжал пальцы. Все новые чувства слегка поблекли, как будто он теперь чувствовал издалека, но никуда не делись, остались по-прежнему с ним. Он уже спокойно взял меч в руки и взмахнул им.

   Оказалось, что он еще не готов выйти против не только чудовищ, но и своей собственной тени. Меч начал движение легко, как будто сам собой. "Очевидно, это и есть та пресловутая идеальная балансировка" - успел он подумать, а в следующее мгновение меч зажил собственной жизнью. Он вывернул кисть, едва не порезал ногу Жоре и глубоко вонзился в пол.

   - Ты чего буянишь? - Спросил Влад.

   - Да так, случайно вышло, не удержал в руках. А ты чего с пистолетом? Думал, я тебя зарубить хочу?

   - Нет. Просто я почувствовал себя каким-то Ильей Муромцем, как только взял меч в руки. Попытался сравнить ощущения с теми, какие возникают, когда берешь пистолет.

   - И как?

   - Да фигня все это. - Влад потряс пистолетом и сунул его под мышку, как градусник. - Как в книгах пишут: холодное железо, мертвое железо. Так и тут. Пистолет холодная мертвая игрушка, а меч - как продолжение тебя, как твоя часть.

   - Он ведь тоже железный.

   - Да. Но наверно имеет значение, как что было сделано. Пистолет изготавливал какой-нибудь автомат, а меч создавался. Понимаешь?

   Жора покивал. Кузнец вкладывал в меч душу, а пистолеты клепаются поточным методом, только номера успевают шлепать.

   - А ты заметил, что мечи похожи? - Спросил Влад.

   Жора внимательно осмотрел остальные мечи, включая Владов. Сказать, что они были одинаковыми было нельзя, длина лезвия или рукоятки у них разнились, но некая общность стиля у них наблюдалась. И гарда. У всех четырех мечей были одинаковые гарды: в виде дракона, развернувшего крылья.

   - Вот тебе, кстати, еще один кирпичик в стройное здание версии о некоей организации.

   - И в чем он выражается?

   - Вот в этой вот одинаковости дизайна. Слишком аккуратная работа. Клинки немного разнятся между собой, а вот гарды похожи как две капли воды. Все различия у гард от обработки, шлифовки, полировки и так далее. То есть имеет место хоть и ручная работа, но достаточно массовая. И значительно большая, чем четыре экземпляра.

   - С чего такая уверенность?

   Влад пожал плечами:

   - Интуиция.

   Жора хмыкнул:

   - И много версий ты на интуиции построил, так чтобы потом все подтвердилось самым чудесным образом?

   - Достаточно. Хотя ты прав, для подтверждения версий необходимо что-то более существенное, чем интуиция. Ну, ладно. Надо решать, что делать дальше. Есть предложения?

   - Пока нет. А что с мечами делать будем?

   Влад задумался. Расставаться с мечом, который он до сих пор держал в руке, не хотелось совершенно. Он вздохнул:

   - Оставим здесь.

   - Не правильный ответ. Квартира чья? Моя. Он чей родственник был? Опять же мой. Другие его родственники не в счет, они и мои тоже, так что с этой стороны вопрос улажен. Значит я его единственный наследник. Поэтому, - Жора подошел к Владу и взял у того меч из рук, - вот тебе мой подарок. Владей, Влад, и не посрами.

   У Влада вдруг защипало в носу. Это было так неожиданно, что он хлюпнул носом и чихнул. Не от насморка или пыли, его до слез растрогал поступок Георгия. Он только кивнул и взял меч.

   Больше им в квартире делать было нечего. Они аккуратно закрыли тайник, обмотали свои мечи простынями, чтоб не ходить по улицам и не вызывать нездоровый интерес и вышли во двор.

   Уже обменявшись телефонами и попрощавшись, развернувшись в разные стороны и сделав по паре шагов, они вдруг остановились и оглянулись: Жора с возгласом, а Влад по интуитивной подсказке.

   - Слушай, Влад! - Жора подошел быстрым шагом к нему. - Я тут вспомнил. Тогда, когда мой кузен пришел перевязанный, я его тоже спросил, что с ним такое случилось. Но уже потом, после всего, когда расходились. Оба уже набрались порядочно, но он себя четко контролировал, тут у него не отнять, мог он это. Так знаешь, что он мне ответил? Он так засмеялся, очень злорадно, как мне показалось и говорит: "Жертву принес, на могиле крестоносца."

   - Так что ж ты раньше не сказал?! - Влад от возбуждения чуть не уронил меч, но вовремя его подхватил.

   - Потому что только сейчас вспомнил. - Жора даже слегка обиделся, будто он нарочно скрывал информацию. - А что такое?

   - Ты знаешь, где в Таллинне могила крестоносца?

   - Нет. А что, и правда есть?

   - Есть. Могила или нет, но называется это место именно так. Поехали.

   Вечер протекал радостно, но несколько натужно. Подобно тому, как проходят вечера встречи выпускников, когда бывшие одноклассники собираются вместе и после дружного вспоминания былых проделок не знают чем себя занять. Нет, они совершенно искренне веселятся, и на следующий год встречаются снова, но редко когда и редко у кого такие вечеринки проходят непринужденно и естественно. Слишком давно разошлись их дороги в разные стороны, и слишком далеко разошлись эти дороги.

   Мы сидели возле камина и пили горячее вино, о чем-то спрашивая друг друга, что-то отвечая, что-то рассказывая, но все это происходило как спектакль, как работа на публику, на единственного зрителя - Вадима, который тоже работал на публику, то есть на нас. Лишь дядя Ваня не участвовал в общем "веселье", а сидел немного на особицу и только слушал и смотрел.

   Вадька был бодр, весел и доброжелателен. Он, казалось, совершенно искренне рад нас всех видеть, да наверно так оно и было на самом деле. Все-таки мы не виделись достаточно долго. Но у меня не выходил из головы мой телефонный звонок ему и та тяжесть, с которой он протекал. От этого я нервничал, был не в меру хмур, и мое настроение передавалось Ленке, которая тоже начала нервничать. В конце концов наше совместное нервничанье стало действовать и на остальных и тогда дядя Ваня принялся действовать. Он выгнал нас всех на вечернюю тренировку, а сам остался секретничать, как он сказал, с Вадимом.

   Когда мы только начали потихоньку потеть, то есть очень скоро, дядя Ваня неожиданно появился в дверях в сопровождении Вадима. Жестом подозвав нас, он уселся на лавочку возле стены, Вадька сел рядом, мы же тяжело дыша, встали напротив.

   Дядя Ваня помял лицо, посмотрел на нас и сказал:

   - Случай безнадежный.

   Мы молчали. Наверно, подспудно мы ждали именно такого диагноза, но услышать его подтверждение было больно. Вадим сидел с непроницаемым лицом и смотрел куда-то вдаль, предоставив нам самим решать, что делать дальше. Его это не волновало никоим образом.

   Мы молчали. Было совершенно неясно, что делать.

   - Это как поезд. - Неожиданно заговорил Вадим. - В определенный момент он поехал не по той колее. Был поезд в Нарву, а стал в Минск. И с каждым километром эти колеи расходятся все больше. Мне очень жаль. Винить того стрелочника можно, но глупо, поезд уже ушел. Я очень вас всех люблю, но абстрактно, ностальгически, как старые игрушки, простите за такое сравнение, как нечто такое, что дорого как память, хранится, но очень редко достается. Поймите меня правильно, я никого не хочу обидеть, но так сложилась жизнь, и прошлого не вернуть. Мы можем по-прежнему встречаться, проводить вместе время, у нас даже могут быть какие-то совместные планы, но прежней близости уже не будет.

   Мы молчали. Что было говорить? Какие слова можно было сказать, какие аргументы привести? Если Вадим не хочет, то что мы можем сделать? Бить его ногами в живот? Он даст нам нужный ответ, но не это нам надо. Как можно зажечь пепел? Полить его бензином, но гореть будет бензин, а пепел останется тем, что есть. Было горько и обидно, но некому было предъявить счет, кроме пока что недосягаемого Мастера, да и с тем разобраться следовало только лишь для порядка, чтобы спустить пар. Все равно, того Вадима, что был, уже не вернуть.

   Мы сидели и молчали. Тренировка была забыта, дядя Ваня, против обыкновения, не пенял нам на это, и состояние наше передавалось природе.

   Сначала смолкли кузнечики. Никто на это не обратил внимания, во всяком случае сразу, но потом пространство вдруг наполнилось нездоровой тишиной, какая бывает, наверно, только на очень большой глубине, где уже нет ни рыб, ни водорослей, ни солнечного света. Со светом тоже творились чудеса.

   Резко потемнело. Небо стремительно наливалось густой синевой, переходящей в черноту, как темной ночью, но без звезд, будто небо затянуло тучами. Но туч не было, а была Бездна, которая смотрела на нас и оценивала по каким-то только ей, Бездне, понятным параметрам. Воздух тяжелел, терял прозрачность и осязаемо темнел вслед за небом.

   Ленка вскрикнула и я едва успел ее подхватить. Тут же кто-то - Паша, как я потом понял, - схватил меня за руку и уже вдвоем мы бегом занесли Ленку в дом. Следом за нами вбежали Степан с Вадькой, и в дверной проем я увидел дядю Ваню, стоящего под этим небом, на удивление маленького, не привычного, не похожего на себя, как мы привыкли его видеть, но не растерянного перед этой Бездной, каким обычно кажется маленькое перед громадным, а наоборот, радостного, хотя и немного удивленного. Он поднял руки, сложил их в хитрый знак и помахал кому-то вверху. Я ручаться готов, что это было приветствие. После этого он, наконец, забежал в дом.

   - Ну чудеса! - Дядя Ваня был сильно возбужден. - Чего только не случается! Блин, как вовремя!

   - Что случается? Что вовремя? - Невозмутимо спросил Степан.

   - А? - Дядя Ваня был полностью поглощен своими мыслями. - А-а, не важно, это очень личное. Но и вас тоже коснется. Но, не смотря ни на что, обещаю вам, что ближайшие сорок восемь часов будут очень насыщенными. И вообще - собирайтесь!

   Добрались быстро: дойти до остановки трамвая от дома было делом двух минут, трамвай тоже не заставил себя ждать. С Маяка до Таллинн-Вяйке ехать минут тридцать, а сейчас, когда час пик уже кончился и поток машин схлынул, можно было рассчитывать добраться и побыстрее.

   Ехали молча. Влад сам себе удивлялся, как быстро он влез в авантюру, родившуюся на голом месте. Ну действительно, с чего он взял, что в Таллинне существует некая организация, или даже секта, если она проводит ритуалы? С чего он решил, что ритуалы проводятся? А если и проводятся, то кто сказал, что они противозаконны? Мало ли как люди сходят с ума! Примеров тьма.

   (Влад мысленно привел несколько. Первый. Проводятся, и уже давно, соревнования, кто даст себя укусить как можно большему количеству скорпионов. Без особого вреда для здоровья. Второй...)

   - А почему "могила крестоносца"? - Спросил вдруг Жора.

   - А? - Влад отвлекся от своих мыслей.

   - Почему это место называется "могилой крестоносца"?

   Влад пожал плечами:

   - Не знаю. Мне кто-то сказал, что это так называется, я запомнил. Откуда тот знал - понятия не имею.

   - И что там есть? Не просто ж голое поле.

   - Не просто. А есть там каменный крест. Неплохо сохранившийся. Я лично думаю, что это либо какой-то дорожный знак, вроде километрового столба, или, что почти тоже самое, крест, какие ставили на перекрестках.

   - А что там вокруг?

   - А ничего.

   - Что - совсем? Голое поле?

   - Да нет, не поле. Дома вокруг, старые, деревянные. А в них живут бабушки. И дедушки.

   - Ага, и знают, почему "могила крестоносца".

   - Это вряд ли.

   От остановки до креста была минута ходу. Чуть вперед по Тонди, поворот на Марта и вот он.

   Крест стоял на некотором возвышении относительно дороги, поэтому можно было подойти поближе и рассмотреть его как экспонат в музее. Позади креста был невысокий забор, справа и слева - торцевые стены двухэтажных деревянных домов. Дело шло к вечеру и, хотя до заката было еще далеко, но на этой узенькой улочке сумерки уже потихоньку сгущались.

   Вообще, странное было место. Буквально в десяти метрах проходила достаточно оживленная улица, с трамвайным движением, а здесь как будто все вымерло. Тишина была такая осязаемая, что тело вязло в ней и движения замедлялись. Звуки, доносящиеся с Тонди, отлетали от этой тишины как град от стекла. Впрочем, Влад и Жора этого не замечали, будучи включены в эту тишину как неотъемлемая часть. Это какой-нибудь независимый наблюдатель смог бы определить. Наверно.

   - Ну, какие будут мнения? - Жора повернулся к Владу. - Ты у нас как бы старожил этих мест, тебе и карты в руки.

   - Карты, карты... - Пробурчал Влад. - Пошли поближе рассмотрим, а там и решим. Если решим.

   Он шагнул вверх и вперед и за один буквально шаг оказался вплотную к кресту.

   Сказать, что крест хорошо сохранился было бы преувеличением. Время, ветер, какой-другой прохожий от первоначального вида не оставили практически ничего. Надписи, если они были, узорная резьба - все слилось в неразборчивый узор, ассоциативно связавшийся у Влада с востоком. Отчетливо выделялась только одна буква, но ни с одним алфавитом, ни с кириллицей, ни с латиницей, она у Влада не совпала. Тогда отчего он решил, что это буква? Опять нутро подсказало?

   Влад вздохнул и шагнул за крест, посмотреть, что у того на обороте. "На реверсе" - сказал про себя Влад. Больше он ничего сказать про себя или вслух не успел, потому что Жора, последовавший за Владом, споткнулся.

   Он споткнулся на ровном месте, ни обо что, просто вдруг неожиданно уперся носком ноги за невидимое нечто, тело по инерции прошло вперед, оставляя ноги позади, и Жора полетел, раскинув руки. Он еще успел опереться руками о крест, но это было последнее, что он успел: со всей набранной скоростью, всем своим весом он впечатался в крест, в самую середину, избрав точкой контакта свой собственный лоб.

   Жора негромко охнул и повис на кресте, как распятый, с той лишь разницей, что оказался афедроном наружу.

   Влад наблюдал за этим как бы отрешенно, как бы не отсюда, да он и не успел бы ничем помочь. Он начал двигаться на секунду позже как Жора начал падать, и поспел как раз к тому моменту, когда Жорины руки разжались и он начал сползать на землю.

   Влад перевернул его на спину. Вид у Жоры был весьма цветист. Огромная шишка в форме той самой буквы неизвестного алфавита, в центре багрово черная, а на периферии играя всеми цветами побежалости, прямо на глазах добавляла в размерах, хотя куда уж больше! Как в присутствии яркого источника света, даже маленького, тускнеют все окружающие краски, так и Жорино лицо, под знаком гули тускнело, бледнело и приобретало восковый оттенок.

   Влад растерялся. В школе полиции их учили оказывать первую помощь, но это было давно, а Влад с тех пор ни разу не практиковался. Он ограничился тем, что устроил Жору поудобней, то есть положил его ровно, и приготовился ждать. Спустя минуту Жора слабо застонал и приоткрыл глаза. Зрачки хаотично двигались по всему радиусу, при этом независимо друг от друга, впрочем, довольно быстро скоординировались и нацелились на Влада.

   - Надо бы спросить - кто я, но не буду. Лучше помоги мне встать.

   В порядке с Жорой не было. Его вело из стороны в сторону, он спотыкался на обе ноги, в добавок он, поминутно чертыхаясь, жаловался на потемнение в глазах и головокружение. Сотрясение мозга у него было стопроцентно. Дальнейшее исследование креста и его окрестностей волей неволей приходилось отложить на будущее. Подхватив Жору, Влад повлек его в сторону трамвайной остановки.

   Почти сразу же случилось сразу два события, причиной которых послужила связка Влад-Георгий. Отойдя от креста на пяток шагов, Жору вдруг особенно сильно шатнуло в сторону, причем именно на проезжую часть. И надо же было такому случиться, чтобы именно в этот момент по тихой и пустынной улице Марта проехал автомобиль. И не какой-нибудь "Запорожец", что было бы достаточно естественно для такого позабытого богом места, а сверкающая "Ауди А4", невесть как заблудившаяся в этих местах. Водитель обладал завидной реакцией и вильнул влево, но на этом приключение не кончилось. В тот самый момент, когда машина влетела на узенький тротуар, на него выбежала из какого-то безымянного переулка собака. Довольно крупная псина, явно бездомная и беспородная. Бампером автомобиля ее толкнуло в стену дома, что немного оглушило собаку. И все бы закончилось хорошо, но от удара собака потеряла ориентацию и кинулась прямо под задние колеса "Ауди". Багажник кинуло вверх, машина плавно самортизировала, и водитель даванул на газ, стремясь как можно быстрее скрыться: задавить собаку не более приятно, чем человека.

   Влад и Жора застыли, пораженные. Влад никак не мог решить, что же именно его потрясло больше: нелепая гибель хоть и собаки, но все-таки живого существа, или бегство водилы. Похоже, что Георгия терзали те же сомнения.

   - С-сука! - С невыразимым омерзением сказал он вслед машине. Свой выбор он сделал. Влад молча согласился с ним.

   При его работе, Влад, тем не менее, не часто видел трупы. Ценя его аналитический ум, Влада использовали в основном на кабинетной работе. Поэтому вид тела собаки с тонкой струйкой крови, вытекающей из пасти, был для него шокирующим. С трудом сдерживая сильные позывы к рвоте, он стоял и поддерживал Жору, стараясь смотреть в сторону. На крест.

   Жора осторожно потрогал ушибленный лоб, посмотрел на пальцы, но ничего не увидел. Он поднял глаза на более высокого Влада:

   - Мы должны ее похоронить.

   Влад вздернул брови.

   - Она погибла из-за нас, поэтому мы должны о ней позаботиться. И мы ее похороним.

   Влад кивнул:

   - Хорошо. Только где? Я предлагаю отнести ее к железной дороге, - он махнул рукой в сторону путей в двухстах метрах, - и там похоронить.

   - У меня есть предложение получше. Мы ее закопаем здесь. - Жора ткнул пальцем в крест.

   Влад очень удивился. Хотел было возразить, но Жора его опередил:

   - Это очень хорошее место. Во всех смыслах. К тому, тогда крест будет стоять не просто так, а по своему прямому назначению.

   - Даже если этот крест - дорожный знак, то мне кажется...

   - Это очень хорошая мысль! - Жора начал нервничать. - Не бойся, это не будет святотатством. Все под богом ходим.

   В известной логике отказать Георгию было трудно. Но Влад все-таки колебался. Может быть, просто робел.

   Жора вырвался из несильной хватки Влада и колеблясь из стороны в сторону пошел через дорогу обратно к кресту. По пути он подобрал очень удачно валяющийся здесь кусок шифера размером с лопату. Влад, опомнившись, пошел за ним и подхватил под руку: очень вовремя на самом деле, еще чуть-чуть и Жора грохнулся бы.

   Влад усадил Жору под стену дома, а сам принялся копать. Шифером он долбил землю, а потом частично руками, а частично шифером же, откидывал в сторону. Копалось на удивление легко. Почва в Эстонии - далеко не чернозем. Ледник оставил здесь массу доказательств своего присутствия: на ведро грунта было трудно подсчитать, чего больше - земли или камней.

   Довольно быстро Влад углубился на полметра. Он выпрямился и оглянулся вокруг. Ни одна живая душа, даже если кто и видел все случившееся в окно, не вышел на улицу, да и в окнах не светилось ни одно лицо. Влад посмотрел на Жору. Тот сидел, слегка покачиваясь, как китайский болванчик, и на фоне стены смотрелся очень одиноким. Темно-бордовый цвет стены, лицо Жоры, раскрашенное преимущественно в багровые цвета, сгущающаяся темнота - все вместе настраивало на очень мрачный лад. Влад хотел было уже отбросить шифер в сторону, чтобы закопать, наконец, собаку и уйти с этого неприятного места, но Жора неожиданно сказал очень тихим, но твердым голосом:

   - Извини, что не помогаю, но не могу встать. А яму надо выкопать еще глубже. Чтобы бродячие собаки не выкопали.

   Влад молча кивнул и продолжил.

   Собака была, как упоминалось уже, была крупной. Яма получилась полтора на полметра, и в глубину еще на полтора метра. Влад не поленился, дошел до ближайшей помойки и выцепил громадный кусок целлофана. Обернул целлофаном тело собаки, помог подняться Жоре и подвел его к импровизированной могиле. Вдвоем - Жора сильно побледнев, все-таки держался на ногах, - они подняли сверток и кинули его в яму. Потом Влад наклонился, взял горсть земли и кинул его вниз. Жора, слегка шатаясь, тоже нагнулся, но больше ничего сделать не успел. Левая нога его неожиданно подогнулась, как будто сломалась, и он рухнул в яму. Влад рванулся ловить, но не успел, и тоже упал, но, к его счастью, растянулся на краю ямы. Из лежачего положения он посмотрел вниз, но ничего не увидел. На дне не было ни Жоры, ни собаки. Не было самого дна: на его месте зиял абсолютно черный провал.

   Сотник давно не видел Мастера таким довольным. "Последний раз он так радовался, когда задавил кошку" - пришла на память фраза из старого фильма. Вслух он ее, разумеется, не произнес.

   Мастер ходил по курительной комнате, как тигр по поляне. Он явно чего-то ждал, поскольку иногда останавливался и как будто прислушивался к чему-то. Сотник сидел в кресле, дымил трубкой и тоже ждал. В отличие от Мастера, он не знал, чего ждет, но это его не сильно расстраивало. Когда будет нужно ему все скажут, а пока можно не торопиться, спокойно сидеть и курить в свое удовольствие. Сотник не любил трубок, но табак у Мастера был всегда отменный!

   Мастер резко остановился.

   - А где наш Виконт?

   Сотник пожал плечами:

   - В городе. Ходит, думает. Или бездумно ходит.

   - А не пора ли ему вернуться? Он когда появляется?

   - Когда как. - Сотник снова пожал плечами. Потом кинул взгляд на напольные часы. - Хотя уже пора бы.

   Мастер, улыбаясь, покивал своим мыслям.

   - Прекрасно. Прекрасно, Сотник. Все идет просто чудесно. Можно не ждать Виконта. Я уверен, да нет, я определенно знаю, что Виконт сейчас со своими старыми друзьями. И в самом скором времени мы с ними познакомимся. Очень близко. И постараемся, чтобы это знакомство было кратким. Клянусь небом, как все чудесно, как все невероятно чудно! Жаль, что Архивариус не дожил.

   Сотник напрягся, ожидая вопросов, и не ошибся.

   - Кстати, есть ли какие-нибудь результаты у следствия?

   - Пока нет. Официальное следствие, сами понимаете, не проводится, а я зашел в тупик. Или мозгов не хватает, или еще чего.

   - Ну ничего. Вот закончим с этим делом - разберемся и со смертью Архивариуса.

   Сотник старался слушать с расслабленным лицом. Показалось ему или нет, что Мастер стрельнул очень выразительным взглядом? Сотник глубоко затянулся и, выдохнув, постарался закрыться дымом.

   Мастер еще сделал несколько проходов по комнате, а потом с размаху опустился в кресло напротив Сотника. Протянул руку за трубкой, но не донес ее и замер, пораженный. Чем пораженный, Сотник не понял. Мастер вскочил, замер, вслушиваясь в что-то далекое, а после, разом потеряв веселость и став предельно собранным и суровым, сказал. Нет, не сказал, а приказал.

   - Немедленный сбор. Всех, кто есть. Возле Кик-ин-де-Кёк. Через полчаса максимум они должны быть там, с оружием. И вами, Сотник, во главе.

   - За полчаса мне не собрать всех.

   - А скольких можете?

   Сотник задумался на секунду:

   - Пятнадцать, может двадцать человек.

   - Очень хорошо. Вполне хватит. Если мы не опоздаем. А если опоздаем, то количество роли не сыграет.

   Сотник хотел было спросить, почему количество может оказаться не важным, но проглотил вопрос. Мастер был в таком состоянии, что мог не задумываясь испепелить, а через пару часов все станет ясно само собой. Лучше помучиться неизвестностью, чем быть развеянным сквозняком.

   Мы добирались до города на машине. Дядя Ваня очень нервничал, но по-хорошему, как в нетерпении от долгожданной встречи. Объяснять что либо он отказался, хотя Степан, в свойственной ему манере "в лоб", спросил.

   - Все потом, все потом. - Все что сказал дядя Ваня и умолк до самого города.

   Набились в машину все, включая Вадима. Ленка сидела у меня на коленях, на переднем сиденье устроился дядя Ваня, Паша рулил. Хорошо хоть, что было уже достаточно поздно, поэтому встретить полицейский патруль было маловероятно, тем более за городом, но риск все-таки был.

   Припарковались, как обычно, возле Балтийского вокзала. Дядя Ваня выскочил первым и в нетерпении вышагивал возле машины, ожидая, пока мы все выкарабкаемся из нее. Едва Паша закрыл машину и пикнула, включившись, сигнализация, как он не оглядываясь устремился в Старый город. Мы, скучившись, побежали за ним.

   Ночью в Старом городе народу не меньше, чем днем. Но об этом я уже, по-моему, говорил. Дядя Ваня, как слаломист, обходил людей на большой скорости и минимальными зазорами, мы едва поспевали за ним. Выбежав на Ратушную площадь, дядя Ваня остановился и замер, склонив голову на бок, прислушиваясь к чему-то внутри себя. Потом он выставил вперед руку, и начал медленно вести ее вокруг себя, как будто ловя пеленг. Долго, невероятно долго по моим ощущениям, он что-то выискивал в пространстве, а потом неожиданно замер. Недоуменно посмотрел в ту сторону, куда показывала его рука, задумчиво посмотрел на руку, решая про себя, стоит ли доверять ее показаниям. Наконец он пришел к общему знаменателю и медленно двинулся в сторону площади Свободы. Он шел все еще сомневаясь, правильно ли идет. Так он прошел Харью, вышел на площадь и дошел до Хромой лестницы. Там он снова остановился, недоуменно посмотрел в сторону улицы Розинкрантси, на другой стороне площади Свободы, потом покрутил головой, закрыв глаза, став похожим на собаку, идущую верхним чутьем. Открыв глаза, с укоризной посмотрел на Розинкрантси, а потом уверенно повернул и побежал по лестнице наверх, к Кик-ин-де-Кёк. Не останавливаясь возле нее, он прошел на лужайку у подножия Девичьей башни и залез в пролом в стене.

   Сколько я знал, этот пролом, а точнее подобие арки, образованной собственно стеной и непонятно зачем пристроенной изогнутой стенкой, никуда не вел. Дядя Ваня считал иначе. Он очень уверенно втиснулся между стенами и что-то там сделал. Из темного до сих пор пролома полилось уже надоевшее золотистое сияние. Мы переглянулись, вздохнули и полезли следом.

   Шли мы не долго. Коридор ничем не отличался от всех уже виденных нами, такой же аккуратный, чистый, как и прочие. Мы не оглядываясь по сторонам - все равно не на что! - быстрым шагом продвигались за дядей Ваней, который успел уйти далеко вперед. Неожиданно стены коридора развернулись вширь, и мы вышли в громадный зал, расположенный, по моим подсчетам, точно под Тоомпеа. Освещен зал был, в отличие от коридоров, не золотистым сиянием, которого здесь не было, а самыми обыкновенными, и потому необычными, факелами.

   Влад сплюнул - не в яму, а в сторону, - выругался в полголоса и полез вниз. Это было тем более тяжело, что он не видел, что там внизу, и насколько высоко. То, что под ним есть полость, Влад догадался, но о ее размерах судить не мог даже приблизительно. Оставалось надеяться, что это просто забытый подвал давно снесенного дома, а потому не могущий быть ни глубоким, ни большим. Повиснув, закинув руки за край ямы, он попытался ногами нащупать опору, но не смог этого сделать. Тогда он начал потихоньку перемещать руки, надеясь зацепиться за край, но земля, естественно, осыпалась и он ссыпался вниз вслед за комьями.

   Было действительно не высоко. Влад постарался в полете как можно дальше сместиться в сторону от проема, чтобы случайно не свалиться на Георгия, который при падении наверняка потерял сознание, поскольку на все Владовы возгласы молчал.

   Приземлился Влад мягко, на носки, и сразу же присел, гася инерцию. Было темно, но на удивление, света хватало, чтобы различать какие-то силуэты по стенам. Он поднял голову и удивленно вскрикнул. Вместо ожидаемого вечернего неба была тьма. Точнее, Тьма. Без единого просвета, осязаемая на вид настолько, что ее, казалось, можно было резать ножом. Влад стоял бы так наверно долго, но его привел в чувство голос Георгия.

   - Ты там не стой. Ты здесь стой. Тут интересней.

   Влад стремительно обернулся. В темноте наметилось движение, раздалось чирканье зажигалки и маленький факел, сделанный из старого счета за квартиру, завалявшегося в кармане у Жоры, осветил помещение.

   Помещение действительно оказалось небольшим. Возможно, это действительно когда-то было подвалом давно снесенного дома. Влад, сам того не зная, докопался до самого настила, укреплявшего потолок подвала. Ему оставалось прорыть буквально пару сантиметров, когда он решил, что глубина достаточна. Если бы он копал лопатой, то наверняка чиркнул бы по настилу, но он выгребал землю руками.

   Стены были сложены из обычного для Эстонии строительного материала - плитняка, толстенные балки, дубовые, без дураков, и толстые же доски заменяли потолок. И именно в том месте, где копал Влад доски прогнили. Может быть сказалась близость креста, который наверняка опирался на настил. А может по какой другой причине. Так или иначе, если бы Жора не упал в яму вслед за собакой, ничего бы не случилось. Но он упал, и общий вес собаки с Жорой, килограмм сто двадцать, оказался критическим для доски, хоть и дубовой, но гнилой. Размеры помещения были не большие: пять на пять, плюс-минус полметра. Ничем особо примечательным помещение не выделялось от других подобных подвалов, разве что пыли практически не было, сырости и различной рухляди. На редкость пустое было помещение. Вот только в дальней от пролома стороне было возвышение и на этом возвышении...

   - ...! - Они вскрикнули одновременно.

   На возвышении лежал человек. Не скелет, не мумия, а именно человек. Несколько странно одетый, но не настолько, чтобы выглядеть последним царем Атлантиды. Серые рубаха и штаны, меховая жилетка, длинная, очевидно до колен.

   - Кажется, именно это называется небеленый холст. - Жора был ближе к постаменту. Выглядел он, на удивление, значительно лучше, чем до падения, поскольку стоял самостоятельно, опираясь, впрочем, о стену.

   - Не иначе. - Ответил Влад. Шепотом. - Ты как?

   - Нормально.

   Говорить было боязно. Человек, лежащий на постаменте, выглядел заснувшим, и будить его не хотелось. Мало ли к чему это могло привести. Владу не хотелось даже представлять себе, что может случиться, во всяком случае не здесь.

   Жора меж тем вел себя странно. Он отлепился от стены, тяжело шагнул к постаменту, и, опершись о него, перебирая руками, маленькими шагами пошел к изголовью. Там он остановился, долго смотрел на лежащего человека, напоминая спортсмена перед стартом, а потом резко наклонился и поцеловал лежащего в лоб.

   У Влада крик застрял в горле. Он хотел остановить Жору, но чья-то невидимая рука сдавила его горло, и он подавился собственным возгласом. А потом и вовсе перестал дышать.

   Незнакомец открыл глаза.

   Краем сознания Влад отмечал неправильности происходящего. В частности, он никак не мог видеть, что незнакомец открыл глаза, потому что Жорин факел догорел и глаза еще не успели по новой адаптироваться к темноте. Но разбираться с этим было недосуг.

   Жора, который после своего неожиданного поступка тихо сполз на пол, ничего не видел. Поэтому, когда его плеча коснулась нога севшего незнакомца, он вздрогнул, а увидев, что происходит, побелел так, что казалось, засветился в темноте.

   Незнакомец же, усевшись, с видимым удовольствием расправил плечи, не торопясь огляделся, повел рукой - и по подвалу растеклось приятное золотистое свечение. Стало хорошо видно, что одежда у него чистая, но не новая, что на ногах у него смешные вышитые тапочки, которые эстонцы называют "muhusussid" и которые делают где-то на островах, на острове Муху, если судить по названию. Жилетка у него была сделана из целого барана-великана, поскольку доходила ему не до колен, а практически до пяток. А сам незнакомец выглядел на редкость неэстонцем.

   Был он жгучим брюнетом, с бородкой-эспаньолкой, и невероятно напоминал Мефистофеля, как его любят изображать кинематографисты, нечто этакое испанское. При этом выглядел он Мефистофелем, раскаявшимся в своих поступках.

   Незнакомец огляделся, приветливо улыбнулся Владу, окаменевшему неподалеку, легко спрыгнул на пол и склонился над Жорой. Жора попытался изобразить барельеф на постаменте, но это ему плохо удалось. Незнакомец протянул руку, положил ее Жоре на голову, полуприкрыл глаза и замер. Жора тоже не шевелился.

   Спустя минуту или больше незнакомец выпрямился и блаженно пошевелил плечами, разминая их. Жора впал в полусонное состояние. Незнакомец же сделал несколько шагов по направлению к Владу.

   Влад инстинктивно дернулся в сторону, но совершенно забыл при этом пошевелить ногами, поэтому неуклюже сел на пол, и попытался отползти подальше. Незнакомец остановился и засмеялся.

   Смеялся он очень добро и по домашнему. Захотелось подойти поближе и потереться о его колено, как кошка. Влад встряхнул головой - желание пропало, но общее чувство уюта осталось.

   - Не пугайтесь. - Незнакомец говорил негромко, со вкусом проговаривая слова. Было видно, что ему доставляет невыразимое наслаждение просто говорить. - Прошу простить меня за несколько бесцеремонное приглашение в гости, но в моем случае выбирать не приходиться, а вы, я надеюсь, простите меня, когда узнаете все подробности моей истории.

   Влад мучительно пытался проснуться, но не мог, с ужасом понимая, что это не сон, а самая настоящая быль. Такого быть не могло, законы природы этого не допускают, но вот ведь оно, есть! Влад даже мысли не допускал, что все это могло быть дешевой инсценировкой: таинственный подвал, "спящая красавица", разбуженная поцелуем... э-э, ушибленного принца, золотистое свечение воздуха. Мистификации бывают, но все они всегда преследуют какую-нибудь цель! А что взять с него, простого следователя? Влад вспомнил все дела, которые сейчас вел. Нет, ни из-за какого из них никто бы не взял на себя труд организовывать подобное, явно не дешевое, представление. Остается одно - это все правда. Влад тяжело вздохнул. Знакомая с детства реальность рухнула, но вместо развалин с торчащей арматурой после нее проглянула новая реальность, очень похожая на предыдущую, но со множеством незнакомых оттенков. Оставалось по методу Шерлока Холмса отбросить все заведомо невозможные версии и принять оставшуюся, какой бы невероятной она не была.

   Незнакомец между тем продолжал говорить:

   - Впрочем, обо всем этом мы поговорим чуть после. А сейчас хотелось бы представиться. Меня зовут Ярвевана.

   Влад вздрогнул. В памяти что-то со скрипом зашевелилось, но никак не поднималось на поверхность.

   - Что, тот самый? - Вдруг спросил Жора. Выглядел он нормально, может немного бледным, и, в отличии от Влада, знал, кто такой Ярвевана.

   Ярвевана развернулся в его сторону:

   - И что скажешь мне, Таллинн уже построен?

   - Счас, как же. Построят его, не дождешься.

   Ярвевана снова засмеялся:

   - А мне, в общем-то, все равно, построен он или нет. Не буду я его затапливать. Да и как ты представляешь себе потопление города силами одного, не очень большого озера?

   - Никак я себе это не представляю. Я всегда считал эту легенду какой-то не правильной. Не может такого быть, что бы в городе не шла какая-нибудь стройка, или ремонт.

   - Я тоже так думаю. А по секрету добавлю, что это не легенда, а самая настоящая реальная история, случившаяся очень давно. И уже тогда я думал точно также. Просто одному моему знакомому очень надо было... Как это сейчас говорят, поймать пару плюсов у тогдашних городских властей.

   - Ну, понятно, кто-то себе экспу нарабатывал. А ты ему помог в этом трудном деле.

   - Можно и так сказать.

   Жора встал, подошел к Ярвевана вплотную:

   - А скажи мне лучше, товарищ дорогой, это я сам споткнулся?

   Ярвевана смутился, но не сильно:

   - Честно говоря, это я тебе помог. Так мне легче было управлять тобой. За это хочу принести тебе отдельные извинения.

   - Да ладно, - Жора потер лоб, на котором по-прежнему торчала шишка. - Уже и не болит. Шишку убрать не можешь?

   Ярвевана развел руками:

   - Могу, но не стану. Я убрал боль и сотрясение мозга, а вот ткани пусть лучше восстанавливаются естественным образом. Впрочем, уже через два дня, от силы три, и следа не останется.

   - Хорошо. А собака - тоже, твоя работа?

   - Моя. Пришлось доставить ей несколько неприятных минут.

   Возмущение этими словами всколыхнулось в груди у Влада и он вскочил, забыв о всех своих мыслях:

   - Несколько неприятных минут?! Да ее переехали!

   - Ну-ну, не надо ругаться. Сейчас все будет хорошо.

   Ярвевана подошел к собаке, вывалившейся из свертка от падения, присел на корточки и принялся гладить ее. Он почесывал ей живот, за ушами, гладил холку - как будто она была живой, просто лежала спокойно на полу. Впрочем...

   Неожиданно шевельнулся хвост. Сначала робко, как будто действительно во сне дернулся, потом все белее уверенно, потом собака заскребла лапами и уселась. Радостно посмотрела на окружающих, оскалилась довольно и принялась вылизывать пятна крови на шерсти.

   - Ну, вот, видишь, а ты ругался.

   Влад на пару с Жорой подбирали челюсти с пола. Влад снова вспомнил обо всех своих сомнениях, а Жора, пожалуй, только теперь в первый раз об этом задумался.

   Ярвевана в очередной раз засмеялся.

   - Не надо делать таких глаз. Да, я колдун. И это не плохо, а хорошо. Не верите - спросите у собаки, она вам подтвердит.

   - Да нет, чего там, колдун так колдун. - Выдавил из себя Жора. Тут он вспомнил о чем-то. - А что, я тебя правда... поцеловал?

   - Правда. - Ответил вместо колдуна Влад. - Не переживай, ты его поцеловал в лоб.

   - Извини, но это было необходимо. Догадываюсь, что тебе это не доставило бы удовольствия, будь ты не под моим контролем, но ты между прочим меня спас.

   - Да? - Жора перестал оттирать губы от чего-то невидимого. - Это, конечно, в корне меняет дело.

   - Так что теперь я твой должник. И выполню любое твое желание. Разумное, конечно.

   - Одно? А почему не три? Как обычно в сказках бывает. - Жора, похоже, обладал удивительной гибкостью сознания. С мыслью о том, что перед ним колдун, он свыкся в рекордные сроки.

   - А одно потому, что это не сказка, а настоящая жизнь.

   Жора скептически скривился, но ничего не сказал. Влад же прокашлялся:

   - Хотелось бы все-таки представиться. Меня зовут Владислав, а твоего спасителя - Георгий.

   Ярвевана церемонно поклонился, прижав правую руку к груди. Выпрямившись, он снова с нескрываемым удовольствием расправил плечи.

   - Вы не представляете, друзья мои, какое это счастье - движение.

   - Отчего же, - сказал Жора. У него на лице отпечатался мыслительный процесс - он обдумывал желание. - Движение есть жизнь.

   - Да, движение есть жизнь. Но, обращаясь к собственному опыту, замечу: жизнь - не всегда движение. Однако, друзья мои, я надеюсь, что у нас еще будет время пофилософствовать. Предлагаю отправиться в небольшое путешествие. Навестим одного моего старого друга, встретимся с еще одним и, попутно, познакомимся еще с некоторым количеством людей. Вы не против?

   Влад пожал плечами: чудеса начались, так пусть продолжаются. Жора тем более не возражал: желание, еще не загаданное, жгло его изнутри. Ну, и интересно тоже было.

   - Тогда нам сюда.

   Ярвевана сложил ладони, прижал их к лицу, закрыл глаза и замер на несколько секунд. Потом резко распрямил руки, отвернув ладони от себя и направил их на стену, одновременно разводя руки в стороны. В стене появилась вертикальная трещина, быстро принявшая форму арки и заполнившаяся золотым сиянием, ослепившим глаза. Когда Влад с Георгием проморгались, то увидели перед собой уходящий куда-то вдаль коридор, стены которого были сложены из плитняка. Ярвевана, стоящий в проходе, оглянулся, проверяя, идут ли за ним, и устремился в глубь коридора. Влад с Жорой поспешили следом.

   Шли долго, минут тридцать. Коридор, сначала поразивший воображение своим появлением, оказался достаточно скучным местом. Предельно функциональным - по нему можно было только идти в какую-нибудь сторону. Ни ответвлений, ни поворотов, ничего этого не было. Так что Влад скоро заскучал, привыкнув к окружающим стенам так же быстро, как Жора к обязанному ему колдуну.

   Но все когда-нибудь кончается. Кончился и коридор. Причем кончился он внезапно: тупиком. Ярвевана встал перед ней, слегка склонил голову, прислушиваясь к тому, что происходит с той стороны.

   - Вы главное, не лезьте вперед. Ни при каких обстоятельствах. И вообще, ничего не бойтесь.

   И Ярвевана толкнул стену.

   В зале было много народу. Человек десять - плюс нас шестеро. Впрочем, еще троих я не сразу заметил, они притулились сбоку, и в неровном свете факелов были незаметны. После нашего появления они - эти трое, - вышли из тени и присоединились к своим. Чертова дюжина прибалтов - о, это были они, классические типичные прибалты, разного возраста, но все как один похожие друг на друга! - встала полукругом, поделив своей линией зал на две части, предоставив нам примерно треть. За их спинами виднелось небольшое возвышение, не более полуметра, в центре зала, в остальном же пол был ровным, да и стены не радовали глаз барельефами и картушами. Это было просто помещение, не предназначенное ни для чего и годное для всего сразу. Не понятно, зачем нас сюда привел дядя Ваня, но, думаю, у него были свои резоны.

   Стоящий в центре полукруга высокий прибалт, похожий, кстати, на прибалта немного меньше, чем все остальные, с роскошной гривой черных, с сильной проседью, волос, с лицом Мефистофеля, задумавшегося, а все ли он делал в этой жизни правильно, сделал полшага вперед.

   - Ну, вот и встретились.

   Дядя Ваня тоже вышел вперед.

   - И тебе добрый вечер.

   Они церемонно раскланялись.

   - А не скажешь ли ты мне, любезный друг, что ты делаешь в таком странном месте в такой поздний час? - Спросил , откланявшись, дядя Ваня.

   - Не скажу. - Ответствовал Высокий. - А впрочем, почему бы и нет? Жду здесь одного человека, тебе также знакомого.

   - Удивительное совпадение! Как чудно устроен мир! И я здесь по этому же поводу, а человек, которого я жду, знаком с тобой. А могу ли я поинтересоваться, как ты узнал, что он будет именно здесь? И именно сейчас?

   - Интуиция, знаешь ли. Не склонен отмахиваться от ее подсказок. А не скажешь ли ты, какие ветры тебя принесли?

   - А тоже, знаешь ли, нутро подсказало. Печенка кольнула, в спине стрельнуло, ногу свело - да мало ли подсказок может быть для знающего человека.

   - И то верно. Впрочем, в таком возрасте надо очень внимательно отсеивать подсказки от простых болячек.

   - А хамить будешь - в ухо дам!

   Я слушал этот бред раскрыв рот. Встреча походила на стрелку, когда встретились паханы двух недружественных группировок, и ждут третьего, который должен каждому, но отдать может только одному. Долго так продолжаться не могло, и дядя Ваня последней фразой поставил точку в диалоге.

   Высокий незамедлительно обиделся. Точнее, он был выше этого, его такие мелочи, как нападки со стороны, не трогали совершенно, но перед лицом своих людей он не должен был терять лицо (опять каламбур). И поскольку лично не мог марать руки о различный мусор у своих ног, но отдать приказ этот мусор убрать был вполне в состоянии.

   Пятнадцать прибалтов, поигрывая мечами шагнули вперед с самыми недвусмысленными намерениями. Мы сплотились, выставив мечи перед собой, но схватка не случилась.

   Одна из стен вспучилась, лопнула, как пузырь, но не разлетелась осколками, а оползла и растеклась, как будто камни были жидкими. Хотя вполне нормальные булыжники, самого разного размера.

   Все пятнадцать прибалтов прыснули в разные стороны, заняв, впрочем, позиции близкие к нам. На всякий случай, очевидно.

   Из образовавшегося пролома вышел мужчина, одетый как эстонец на открытке, и выглядевший как Мефистофель, уставший от своих злодейств. За его спиной маячили два силуэта, пока плохо видимые, и явно не решавшиеся выйти вперед. К ногам Мефистофеля жалась собака, тоже не рвущаяся вперед.

   - Здравствуйте всем! - Очень правильно выговаривая слова, сказал мужчина. - Надеюсь, я со своими друзьями не помешал никому? И мы ничего не пропустили?

   - Напротив, более чем вовремя! - Дядя Ваня расплылся в самой дурацкой улыбке, которую только могла выдержать его физиономия. - А то твой ученик чего-то распоясался, старшим хамит...

   - Ну, это он умеет, не спорю. Вот помню, был один случай лет восемьсот назад. Напал на одинокого старца исподтишка, заточил того в склеп, обездвижил, заклинание наложил. Обидел страшно!

   - Да, молодежь она такая, она хоть кого обидит. И сама она вся такая наглая, такая...

   - Молодая. - Мефистофель продолжил замявшегося дядю Ваню. - Никакого сладу с ними.

   - Вы бы, дяденьки, заткнулись. А то еще надорветесь невзначай по причине ветхости. - Подал голос старший над всеми прибалтами.

   - Во! - Обрадовано вскрикнул дядя Ваня. - Опять хамит! Ну что ты будешь делать?!

   - Может его в угол поставить? - Вслух подумал Мефистофель.

   - Ну, хватит. - Мастер вышел вперед. - Поскольку вы сами не можете остановиться, я вам помогу. Только, к сожалению, остановитесь вы навсегда.

   Он поднял руки на уровень груди, свел вместе сжатые кулаки, развел их и в руках его оказалась зажата синяя... Наверно, веревка. Больше всего это было похоже на скакалку, может не такая длинная. Мастер сложил ее пополам, перехватил в одну руку и медленно пошел на нас. Мефистофель очень удивился такому повороту событий, во всяком случае на его лице удивление было очень явственно видно. Но тут в дело вступил дядя Ваня.

   Стиль дяди Вани, а это можно назвать и стилем, выражался в полном отсутствии такового. Если в прошлый раз это был дикарь, то теперь перед нами предстал последователь некоего странного учения, вроде Шао-линьского, или чего то похожего.

   Дядя Ваня демонстрировал чудеса пластики. Не взирая на закон всемирного тяготения, а подчас и противореча ему, он изгибался в таких позах, которые могли бы вызвать чувства зависти у цирковых акробатов, змей, пластилина и медной проволоки. Он умудрялся быть одновременно во всех местах, со всех сторон своего противника, но при этом оставалось чувство, что противник почему-то тянет с тем, чтобы не покончить с дядей Ваней просто, одним ударом. Дядя Ваня не нанес ни одного удара, он только ловко уворачивался, и мне вскоре начало казаться, что это продолжается уже не весть сколько времени, будет длиться еще долго, пока одному из соперников просто не надоест эта беготня по пещере.

   Это продолжалось действительно долго. Достаточно, чтобы все расслабились. Прибалты опустили мечи, до этого нацеленные в нашу сторону, мы тоже встали по стойке "вольно", а дядя Ваня все еще исполнял свой загадочный танец. Но какая-то цель у него была, потому что кружась по пещере он не удалялся далеко от постамента в центре. Его противник, похоже начал уставать, но не физически, а от всего этого бессмысленного кружения на одном месте, вдобавок его, очевидно, задело, что он так долго не может достать дядю Ваню, и поэтому он ускорился.

   От парочки его ударов дядя Ваня едва успел увернуться. Синяя веревка просвистела настолько близко от него, что он несколько изменился в лице и в его движениях мелькнула суетность. Не надолго, на мгновение, но его противник это заметил и удвоил свои усилия.

   Синий хлыст свистел все громче, он начал задевать стены и пол, и там, где он коснулся камня оставались глубокие, медленно остывающие царапины. Это становилось страшно, и надо было что-то предпринимать, но тут я перехватил взгляд Мефистофеля, адресованный всем нам: стойте и не двигайтесь. Я оглянулся - взгляд этот поймали все.

   Очень интересно, кстати, вели себя прибалты. Они никак себя не вели. Похоже было на то, что они одновременно все окаменели. Нет они дышали, моргали, но это и все. Я увидел на лице у ближайшего ко мне прибалта струйку стекающего пота, как от невероятного напряжения и понял, что тот пытается пошевелиться, но не может, что-то, или кто-то ему не дает это сделать. Я посмотрел на Ленку, на дядю Ваню, на Мефистофеля, но никто не выдавал своим видом, что причастен к этому. Дядя Ваня понятно, ему не до этого, Ленка тоже во все глаза смотрела и пыталась понять что происходит, а Мефистофель вел себя слишком непринужденно для человека занятого парализацией большого числа людей. Не было в нем ни сосредоточенности, ни сконцентрированности, необходимой, на мой взгляд, для такого рода занятий. Его спутники, так и не вышедшие из пролома, тоже не показались мне подходящей кандидатурой на эту роль.

   Поединок между тем перешел к своей завершающей стадии. Дядя Ваня оказался в центре зала, прямо на постаменте, он присел и ждал очередного удара Мастера, который немного медлил. Вдруг его рука дернулась, синий хлыст свистнул, дядя Ваня размазанным силуэтом переместился на пару метров назад, а постамент, рассеченный крест накрест, ссыпался в оказавшуюся под ним пустоту.

   Мастер, не ожидавший такого поворота событий, замер. Дядя Ваня выпрямился и подошел к прямоугольному провалу. Посмотрел вниз, увидел что-то, донельзя его обрадовавшее, переглянулся с Мефистофелем, и спокойно отошел к нам. Мастер оторопело следил за его перемещениями, не теряя, тем не менее, бдительности.

   - Надеюсь, ты понимаешь, что ты расслабился рано?

   - Да нет, это ты поторопился. - Сказал дядя Ваня, хотел что-то дополнить, но его перебили.

   Из пролома вылетел камень, в котором не трудно было узнать остатки постамента. Следом вылетели остальные три. Все это сопровождалось рыком, в котором было мало человеческого. Все присутствующие отошли на несколько шагов с занимаемых позиций: получилось, что мы прижались к стенам, вперемешку, и мы, и прибалты.

   Рев тем временем нарастал, достиг своего пика и угас. Потом из пролома вытянулась рука, толстая, как бревно, волосатая, как ствол пальмы, свитая из мускулов и жил, как канат, и уцепилась пальцами за край. Потом показалась вторая рука, такая же как и первая, тоже ухватилась за край, руки напряглись и с натугой вытянули из пролома тело.

   Это был Конан. В натуральном виде, не такой, каким его представил Голливуд в лице Шварценеггера, чисто выбритым и гладкокожим, и не такой, каким предстал перед нами дядя Ваня давеча перед Домским собором, а натуральный дикарь с Севера, из таинственной Киммерии, о которой мало кто слышал вообще, а те, кто все-таки слышал, плохо представляет себе где это. Громадный, заполонивший собой все пространство, какое еще оставалось в зале, волосатый где только возможно, из одежды имеющий странного вида фартук, настолько маленький на этом огромном теле, что запросто мог называться символическим. Рожа была самая что ни на есть разбойничья, при этом лукавая, и неуловимо напоминающая Карабаса Барабаса. На лбу наливалась просто гигантская шишка, в масштабах Эстонии запросто могущая сойти за небольшую гору. Глаза гиганта были закрыты, но дергались, как будто пытались открыться, но не могли: слиплись от долгого сна. Наконец ему это надоело и он гулко, как в трубу, прогудел:

   - Поднимите мне веки! - Он обвел зал невидящим взором и добавил. - Блин!

   Дядя Ваня в голос захохотал, а Мефистофель вздохнул и подошел к гиганту. Для предстоящей операции ему пришлось встать на цыпочки, но и тогда он не достал. Тогда он просто ухватил гиганта за буйную растительность на лице в районе подбородка и потянул вниз. Гигант послушно сел на корточки.

   Мефистофель положил руки на веки и с силой развел их. С легким треском веки отошли друг от друга. Мефистофель повторил операцию с другим глазом и отошел.

   Гигант не поднимаясь с корточек принялся яростно протирать глаза.

   Дядя Ваня, которого продолжал разбирать смех, повернулся к Мастеру:

   - Ну что, курилка, так кто тут поторопился?

   Мастер побагровел. Было видно, что у него рушится какой-то план, очень дорогой и выстраданный, очень личный, и это его сильно расстраивает. Настолько, что он готов был броситься на всех нас одновременно, как берсерк, и не факт, что мы смогли бы одолеть его количеством, даже если бы к нам присоединились его прибалты. Но головы он все-таки не терял, наоборот, просчитывал варианты, выбирая оптимальный. И, придя к какому-то выводу, снова поднял свое оружие и шагнул к гиганту, все еще озабоченному своим зрением.

   Синяя веревка со свистом рассекала воздух, набирая обороты. Мастер сделал несколько движений, как бы примериваясь, куда и как бить. Если бы его противник мог видеть в этот момент, то можно было бы предположить, что он пытается провести психическую атаку, но гигант был занят как раз глазами, а потому мы были изрядно удивлены тем, что произошло потом.

   Мастер подошел практически вплотную, еще раз со свистом рассек воздух синей веревкой, и его следующий удар должен был развалить гиганта пополам. Но...

   Гигант, не отрывая от лица левой руки, неожиданно легко и просто поднял правую, сам при этом как бы уменьшившись в размерах, перехватил руку Мастера, в которой было оружие. Рука Мастера замерла, как зажатая в тисках, а синяя веревка, повинуясь законам инерции, сделала круг, попутно чиркнув по шее Мастера. Голова со стуком упала на пол, синяя веревка исчезла, как ее и не было, тело завалилось мешком, а кого-то из прибалтов шумно вырвало. Мне тоже стало муторно, хотя уж я-то должен был если не привыкнуть, то хотя бы воспринимать менее болезненно.

   После потери лидера было бы логично ожидать, что его войско в панике разбежится. Но не тут-то было.

   Вперед вышел один из прибалтов, немного постарше прочих, с умными глазами на бесстрастном лице. Войско прибалтов сплотилось за его спиной, построившись клином. Как они умудрялись перестраиваться, выпадая из нашего внимания - для меня до сих пор загадка. Паша уверяет, что дело просто в долгой тренировке, но мне кажется не только в этом дело. Ведь они до этого стояли по всей пещере, рассредоточившись по площади, а теперь сконцентрировались за спиной своего лидера. Так что не так все это просто. Ну да не в этом дело.

   - Если вы думаете, что все на этом закончилось, то вы не правы. - Очень четко произнес Сотник. (То, что он Сотник, нас потом просветил Вадим.)

   Знаете, его слова прозвучали бы внушительно, и даже угрожающе: зал, освещенный факелами, время заполночь, много вооруженных мужчин - да, это действительно выглядело угрожающе! И мы бы сто раз подумали, стоит ли с ними связываться. В другой раз. А в этот все испортил дядя Ваня.

   Он засмеялся. То есть он не прекращал это делать, лишь слегка притих, когда погиб Мастер, а теперь его смех окреп и стал издевательским. Наконец, когда на него начали оглядываться и мы, и они, он усилием воли подавил в себе очередной позыв смеха:

   - Ты, парень, что, не понял кто перед тобой? Тебя ничему не научила смерть твоего дражайшего патрона?

   - Это ничего не значит. - Тускло ответил Сотник.

   - Это Калев.

   Что-то такое я ожидал, как, впрочем, и все мы. Не могла эта ночь пройти просто так, без сюрпризов. Да и место подходящее - пещера под Тоомпеа. А что есть Тоомпеа? Именно, могила Калева. Правда, канонически, Калев был первым королем эстонцев, невообразимо давно, а этот громила внешне походил скорее на Владимира Этуша в роли Карабаса Барабаса, только более волосатого. И значительно более громадного.

   Теперь Калев, закончив, наконец, протирать глаза, выпрямился во весь свой немалый рост, и с интересом оглядывался. Он с радостной улыбкой переглянулся с дядей Ваней, с Мефистофелем, оглядел нас - я слегка переступил на месте, прикрыв Ленку от слишком откровенного взгляда, - и уставился на Сотника. Тот покачнулся от взгляда, как от порыва ветра, но не отступил.

   - А это, надо полагать, Ярвевана? - В голосе Сотника появились нотки сарказма.

   Мефистофель неожиданно обиделся:

   - А что, это запрещено?

   Сотник скосил глаза в его сторону:

   - Да нет, хоть два раза. Надеюсь Таллинн затапливать не будете?

   Ярвевана взвился:

   - Да я тебе сейчас лично голову оторву!

   - Стой! - перебил его дядя Ваня. - Не надо. Я сам.

   Он вышел вперед, но наткнулся на вытянутую руку Калева.

   - Уймитесь, горячие парни. - Громыхнул голос гиганта. Вадим сдавленно хмыкнул. - Видите же, не в себе человек от страха! Пусть себе идут, хватит одного. - И он кивнул на тело Мастера, лежащее на краю провала в центре пещеры.

   Дядя Ваня и Ярвевана возразили, Калев ответил. Пока они выясняли отношения, Сотник прикинул шансы, но последние слова Калева, очевидно, мешали ему рационально думать. Он решил-таки выяснить, так ли крут был Калев, как говорят легенды.

   Сотник шагнул вперед, резко воздев меч к потолку, и молнией перечеркнул фигуру Калева.

   Мне с моего места Калев был виден со спины, Сотник практически полностью был скрыт могучей фигурой древнего героя, поэтому застывшая композиция мне виделась трагической: Сотник таки достал Калева, разрубив того до середины торса, где меч и застрял. На самом деле все было не совсем так. Точнее, не так совсем.

   Калев продемонстрировал прием из китайских фильмов про кун-фу: он поймал меч ладонями прямо перед своей грудью. Несколько секунд, показавшихся Сотнику вечностью, Калев укоризненно смотрел Сотнику в глаза, а потом сжал ладони сильнее. Меч со звонким хрустом сломался. Калев вывернул сжатые ладони, выдрав из парализованной руки Сотника обломки меча, и бросил их под ноги.

   - Что за жизнь! - С болью посетовал он. - То будят, то с мечом бросаются...

   - Радуйся, - засмеялся дядя Ваня. - Какая у тебя насыщенная жизнь!

   - Да пошла она, такая жизнь! - В сердцах бросил Калев. И неожиданно тихо добавил:

   - Домой хочу.

   Дядя Ваня перестал смеяться и подошел к гиганту. Ярвевана встал с другой стороны.

   - Ничего, уже скоро. - Тихо сказал Ярвевана. - Уже совсем скоро.

   - Когда?

   - Да хоть завтра! - Радостно сообщил дядя Ваня. - Хотя лучше пару дней повременить: кое-какие дела устроить надо, то, сё...

   - Нет, правда? - Калев, похоже, был готов расплакаться от счастья.

   - Правда, правда. - Утешил его Ярвевана, только что по голове не погладил. - Никаких препятствий нет, когда захотим, тогда и отправимся.

   Дядя Ваня назначил встречу в Юрийоо-парке. Парком это сооружение назвать трудно, из-за дефицита деревьев, однако смотрелся не плохо: небольшой холм посередине, окруженный примерно одинакового размера валунами, на которых очень удобно сидеть, а в центре холма, немного наклонившись, стоит огромный меч. В два человеческих роста. Вот под сенью меча мы и устроились.

   Жора с Владом притащили пива, причем хватило на всех. Ленка из вредности взяла на себя тоже и подкинула мне, чем вызвала с десяток гневных взглядов со стороны Степана, но мы были непроницаемо-бесстрастны.

   По дороге я купил себе пончиков с повидлом - очень захотелось сладкого. Представьте себе: круглый, поджаристо-хрустящий, коричневого цвета шарик, посыпанный сахарной пудрой, а внутри него повидло, чуть кисленькое, сладкое. Объедение!

   Моих восторгов никто не разделял. Наоборот, все тут же припомнили множество неаппетитных историй, связанных с пончиками. Потом воспоминания плавно перетекли от пончиков с повидлом на пирожки с мясом, которые мы в детстве называли "с мышиными хвостиками". У каждого немедленно нашелся дядя/тетя, который/ая работал/а бы на мясокомбинате и целый ворох подробностей об изготовлении пирожков.

   - Зря стараетесь. - Резюмировал я. - Аппетит вы мне не испортите. А истории про мышиные хвостики и человеческие пальцы я и сам могу рассказать.

   С этими словами я развернул пакет. Выбрал самый поджаристый "моссипаль" - это переводиться как "мячик с повидлом". Несколько секунд рассматривал его, оттягивая удовольствие. А потом впился в него зубами, отхватив сразу половину.

   И взвыл от разочарования - пончик оказался с мясом!

   Вот это поджаристое чудо посыпанное сахарной пудрой против всех законов справедливости оказалось с мясом!

   В сердцах я швырнул пончик в ни в чем не повинную собаку, лежащую возле Жоры. Сам Жора непроизвольно дернулся, а собака, прекратив на время вылизывать кровь со своих боков, чем занималась периодически последние сутки, с великолепной небрежностью взяла пролетавший мимо - я промазал, - пончик из воздуха и проглотила его, не потрудившись разжевать.

   Настроение испортилось капитально. Я кинул гневный взор по сторонам, но все тактично отворачивались, давясь от смеха. Я хотел уже было разразиться гневной тирадой, в смысле, что нечего тут смешного нет, но не выдержал и тоже рассмеялся. В конце концов, ситуация действительно смешная, и случись она не со мной, а, например, с Павлом, то я бы точно также сейчас давился бы от смеха.

   Я быстренько надорвал остальные пончики: они тоже оказались с мясом. И всех их постигла та же участь - их съел безымянный барбос. Очень, кстати, примечательный пес, наверное, очень красивый, но невероятно грязный. Пришел он с Жорой и Владом и не отходил от них ни на шаг, демонстрируя поистине собачью преданность. Причем было видно, что собака не их, иначе кличкой уж всяко обзавелась бы. Сами же парни историю собаки умалчивали, хотя Ленка спросила у них в лоб, что за пес, откуда и что с ним случилось.

   Посмотрев на Жору, я как-то успокоился. И то правда: у меня всего лишь некая накладка с пончиками, маленькая досадная неприятность. А у Жоры определенно трагедия.

   Ярвевана пообещал выполнить Жорино желание. Любое. Казалось бы, что проще?! Но не тут-то было. Жора подошел к вопросу настолько серьезно, что не смог пока что придумать ни одного. Мы по мере сил пытались ему помочь, причем если сначала просто стебались, то потом стали столь же серьезны, как и он. Впрочем, ничего путного пока никто не придумал.

   Жора поднял на нас замутненный тяжкими раздумьями взгляд.

   - Есть такой анекдот. Сидит даун на берегу реки и ловит рыбу. И споймал, ежу понятно, золотую рыбку. Та ему: отпусти, что хошь сделаю целых три раза. Ну даун и говорит: "Хочу нос, как у Буратины!" Рыбка ему сделала. "Хочу ухи, как у Чебурахи!" Рыбка и в этот раз не подкачала. "Хочу жопу, как у павиана, красную!" Рыбка творит задуманное. Ну, даун, как честный человек, отпускает ее. А рыбка выныривает снова и спрашивает: "Слушай, это, конечно, не мое дело, но вот другие у меня всегда просят деньги, славу... А ты почему не попросил?" А даун в ответ: "А чё, можно?"

   Целую секунду стояла тишина, а потом мы все-таки не выдержали. Хохот стоял такой, что на нас начали даже оглядываться, хотя мы пребывали в режиме невидимости. Но, наверно, очень уж громко мы хохотали.

   Отсмеялись мы не скоро. Долго еще то один, то другой вдруг начинал содрогаться от смеха. Не смеялся только Жора. Ему наше веселье не было непонятным, но анекдот он рассказал, чтобы продемонстрировать сложность стоящей перед ним проблемы, а не для того чтобы повеселить нас. Мы не прониклись. Жора снова поник головой и углубился в раздумья, чтобы отобрать именно то желание, чтобы потом не было мучительно больно вспоминать об упущенной возможности.

   А в целом было хорошо. К гостинице напротив парка подъехал автобус и из него выползла очередная порция финских гостей, состоящая в основном из пенсионеров. Старички и старушки, выстроились вдоль дороги и принялись разглядывать парк.

   С их места парк смотрится очень красиво. Не видно никаких промышленных деталей, которых полно в округе, наоборот, зелень, деревья, трава - сплошная благодать. Сам парк не богат какими-либо особенными деталями - меч посередине, несколько валунов вокруг, вот и все, - но все в целом выглядит просто здорово. Во всяком случае, гораздо оригинальней церетелевских гигантов, и я что-то не помню, чтобы слышал о подобном памятнике, я имею ввиду меч, где-то еще. Но меч не единственная достопримечательность парка. Если смотреть на него немного по диагонали, со стороны "Максимаркета", то один из валунов очень похож на человеческое лицо, наполовину высунувшееся из земли. Как в фильме "Покаяние", если кто-то его еще помнит. У меня этот камень почему-то всегда ассоциируется с Тасуя, легендарным эстонским народным героем, погибшим в битве при Таллинне как раз в Юрьеву ночь.

   Финны возле гостиницы неожиданно оживились и начали громко охать и разными другими способами выражать свой восторг. Мы поневоле скосили глаза и уже не могли оторваться: зрелище было действительно не рядовое.

   Вдоль Питерского шоссе, со стороны города, тихо-мирно шли три человека. Шли-то они мирно, но абсолютно все обращали на них внимание. Не часто на улицах Таллинна встречаются хиппи классического образца, тем более в таком районе. Это где-нибудь в центре города, где множество маленьких театральных студий, можно встретить людей экзотически одетых. Но здесь, где из культурных достопримечательностей только упомянутые парк и гостиница, а все остальное - автобазы, супермаркеты, оптовые склады и магистраль в Санкт-Петербург!

   Дядя Ваня, Калев и Ярвевана шли как ни в чем не бывало. Ярвевана остался в своем наряде, только дополнил его шляпой из тонкого войлока. Дядя Ваня, скорее всего, посетил магазин second-hand'а: по потертости его джинсы превосходили все виденное мною до сих пор, рубашка - классическая ковбойка с криво обрезанными рукавами, - больше походила на мешок для картошки, плюс шерстяная жилетка, растянутая до земли. Голову его охватывала лента с национальными узорами. Поверьте, смотрелось очень необычно.

   На Калеве было что-то неописуемо балахонистое, скроенное, судя по размерам, из чехла на танк, если, конечно, такие когда-либо шили.

   Ярвевана рядом с ними смотрелся, как будто был во фраке, но его это не смущало, наоборот, они с Калевом шли в обнимку. Это смотрелось еще более экзотично: просто гигантский Калев и миниатюрный Ярвевана. Не удивительно, что финны сразу же схватились за свои фотоаппараты!

   Но не только необычность троицы привлекала внимание. Они пели!

   Дядя Ваня шел немного сбоку, ближе подойти ему не давала большая доска сложной формы со струнами. Я не сразу вспомнил, что это называется каннель. Музыкальный инструмент был весь изукрашен затейливой резьбой и цветными рисунками хипповской тематики: голубки, пацифики, цветочки, солнышки. Пальцы дяди Вани порхали по струнам, те звенели, а рев трех луженых глоток перекрывал и этот звон, и шум уличного движения. Что они пели было не понять, но ревели они довольно мелодично и по этой мелодии я вдруг узнал песню "Роллингов" "Paint It Black". К тому моменту, когда они подошли поближе, это стало совсем ясно, но послушать самое небывалое трио в истории человечества не получилось: они допели.

   Ярвевана легко и мягко сел по-турецки, Калев с шумом уронил все свои бессчетные килограммы, а дядя Ваня невозмутимо уселся на Калева. Но ему тут же пришлось вскочить, поскольку Калев заворочался, перевернулся на бок, потом уселся и принялся копаться в недрах своего балахона.

   - Добрый вечер всем! - Поздоровался Ярвевана.

   Мы поздоровались в ответ, не отрывая глаз от Калева, который начал вытаскивать из своего одеяния различные предметы: бочонок с пивом "Saku Original", вязанку воблы, упаковку разовых стаканчиков и большую шоколадку "Калев", производства кондитерской фабрики "Калев". Широким жестом он подозвал всех к себе поближе, подождал, пока мы подползем и раздал каждому по стаканчику.

   Финские старички через дорогу возмущенно галдели, поскольку невероятная троица перейдя дорогу непостижимым образом пропала из виду, и теперь пенсионеры подпрыгивали на месте от негодования, но искомое чудо больше не появлялось.

   Калев тем временем выдал нам по рыбине - под стать ему, такой же гигантской, - и принялся прилаживать к бочонку краник.

   Я хмыкнул. Дядя Ваня, не переставая наигрывать нечто мелодичное, взглядом спросил меня, в чем дело. Я сначала постеснялся говорить, а потом махнул рукой:

   - Мне кажется, что Калеву лучше к бочонку приделать не краник, а ручку. При его габаритах как раз сойдет за кружку.

   Дядя Ваня и Ярвевана в голос захохотали, к ним спустя несколько секунд присоединились и остальные. Калев, все свое внимание отдавший бочонку, а потому прослушавший мою шутку, непонимающе посмотрел на нас, пожал плечами и вернулся к своему занятию.

   А дядя Ваня, отсмеявшись, заметил:

   - Насколько я знаю Калева, он тебя сейчас удивит.

   Калев, наконец, закончил с краником, утвердил бочонок на своем колене и все также жестом предложил подставлять стаканчики. Мы потянулись за пивом, даже Ленка, которая, как я уже упоминал, пиво не пьет. Разлив нам пиво, Калев отставил бочонок в сторону и выудил из-за пазухи еще один, неведомо как так помещавшийся. Ткнув пальцем, он проделал в днище дырку, сразу прижав ее тем же пальцем, чтобы пиво не вышло вместе с пеной. Слегка качнул бочонком, приглашая нас приступать, он поднес бочонок ко рту и в момент, когда мы сделали первый глоток сказал:

   - За исполнение желаний.

   Жора немедленно поперхнулся пивом. Мы свое допили более спокойно, а Ярвевана подошел к Жоре и обняв за плечи, отвел в сторону. Там они о чем-то вполголоса заговорили. Хотя какое "о чем-то"! О Жорином желании, больше не о чем.

   Дядя Ваня, продолжая наигрывать на каннели, заговорил.

   - Вот и кончилась наша история.

   - То есть как - кончилась? А с прибалтами что будет?

   Дядя Ваня пожал плечами:

   - А что прибалты? Разберетесь...

   Прошлой ночью, когда Сотник лишился меча, он как будто обезумел. Отбросив обломок в сторону, он с голыми руками бросился на Калева. Калев наверняка не владел ни каратэ, ни капуэйро, а Сотник, напротив, был очень хорошо подготовлен. Его силуэт размазался, за три секунды он успел нанести Калеву вчетверо большее количество ударов, но ни один удар не достиг цели.

   Едва Сотник набрал обороты и принялся бить, Калев также начал двигаться. Значительно быстрее Сотника. Поэтому, когда Сотник обнаружил, что молотил воздух, Калев, оказавшийся совершенно непонятным образом за его спиной, ткнул легонько кулаком того по затылку и подхватил обмякшее тело. Развернулся к войску прибалтов, в оцепенении ощетинившиеся мечами и не знающее, что делать, легким шагом, странным для такого большого тела, подошел к ним и передал тело их предводителя.

   Прибалты пятясь, ни на секунду не опуская мечи вышли из пещеры и дробный топот начал быстро удаляться.

   - У них теперь предводителя нет, и заместителя предводителя тоже нет. Есть этот полевой командир, но ничего сделать он не сможет. Так, слегка попортить кровь. Пощекотать нервы. - Дядя Ваня легкомысленно махнул рукой и продолжил музицировать.

   Мне не очень нравился его оптимизм, а точнее пофигизм. Сотник был не последним человеком в иерархии организации, которую возглавлял Мастер, да и люди в его подчинении были тоже не простые мальчики с улицы. У каждого был меч, и он знал, как этим мечом пользоваться. Даже если не принимать в расчет магический аспект - а мы не знали, владеет ли магией Сотник, - то и тогда эта группа могла представлять очень серьезную опасность. В первую очередь для нас самих и наших близких. То есть, нам предстояло предпринять какие-то действия, желательно упреждающие, чтобы нейтрализовать эту группу.

   - Подожди, - вдруг осенило меня. - А вы где будете? Что там Калев говорил, что домой хочет? Вы уезжаете?

   Дядя Ваня грустно улыбнулся.

   - Уходим.

   Я растерялся. У меня как-то само собой считалось, что и дядя Ваня, и Калев, и даже Ярвевана будут с нами всегда. В конце концов, они не могут так просто взять и уйти: все-таки они втроем нечто большее, чем просто персонажи древних легенд. Без них этих легенд вообще не было бы.

   - То есть как - уходите? - Я задохнулся от возмущения. - А как же легенды? Про Ярвевана, например? И пророчества же есть какие-то? Вы не можете уйти, пока эти пророчества не сбудутся.

   - Какие пророчества? - Удивился дядя Ваня.

   - Не знаю. Но ведь есть какие-нибудь, наверняка есть.

   - Например, что Калев, великий герой, проснется в секретном месте и придет на помощь своему народу в тяжелый час. - Сказал Вадим.

   Я оглянулся - вокруг собрались уже все, кроме Жоры и Ярвевана, по-прежнему о чем-то совещавшихся в сторонке.

   - Красивое пророчество. - Дядя Ваня покивал головой. - Жаль, что не исполниться.

   - Да почему!?

   - Ты посмотри на Калева. - Мы посмотрели: Калев откусывал от шоколадки и запивал пивом. - Ты не удержишь его. Мало того, что последнюю тысячу лет он пролежал в могиле, а сколько лет он до этого тут валандался?

   Дядя Ваня отложил каннель в сторону, сорвал травинку и принялся ее жевать. Он явно собирался с мыслями и мы не стали ему мешать.

   Они втроем - дядя Ваня, Ярвевана и Калев - бог знает сколько лет назад попали в наш мир. Да, параллельные миры существуют. И из такого параллельного мира они и попали к нам. Все эти истории, которые рассказывали дядя Ваня нам, а Мастер Вадиму и остальной своей братии, были не более чем байками. Никто там не мог воздействовать на нас, заставляя следовать своей воле. Да и торговля между мирами была бы довольно затруднительной. Все объяснялось гораздо проще. Переходя из мира в мир, человек выпадал из течения времени своего мира и в этом новом мире становился бессмертным. Его можно было убить, но он не мог умереть своей смертью. И дядя Ваня с друзьями стали здесь бессмертными. Прославили себя разными подвигами, а потом решили остепениться и осесть. И выбрали для этого место, где сейчас находиться Эстония. В силу ряда причин, в первую очередь из-за того, что именно здесь они появились в нашем мире. И дядя Ваня с Калевом как-то очень легко прижились среди местного населения, а вот Ярвевана не сумел. Бог его знает, почему. То ли характер у него был очень тяжелый, то ли еще почему.

   - Вы не смотрите, что он такой мягкий и добрый. А вот затопить Таллинн мог на полном серьезе. Мы с ним именно тогда и поругались. Не из-за Таллинна поругались, я на этот счет не очень-то ему поверил, причина была другая. Именно тогда мы с ним последний раз и виделись, до вчерашнего вечера. Калев у нас посредником был. И все последующие события в основном по его вине.

   - То есть как это? - Удивился Калев.

   - Да стал бы я город затапливать. - Сказал подошедший Ярвевана.

   - Но ты мог?

   - Ну и что? Не стал бы. Детей твоих пожалел бы.

   - Клевипоэга? - Спросил Степан.

   - Это которого? - Озадачился Калев.

   - А сколько их было? - Удивился Степан. - В книжке про одного рассказывают.

   - Там этих калевипоэгов были толпы. От такого богатыря только совсем уж старые бабки не хотели детей, а все девки, и даже замужние просто в очередь становились.

   - Да ладно вам, - Калев смутился. - Сами что, лучше? За каждым бегали.

   - Не о каждом песни пели. - Заявил Ярвевана.

   - А кто пел-то? - Сварливо сказал Калев.

   - Не важно кто пел, важно, кто сочинял.

   - А кто сочинял? - Спросил Степан.

   На него посмотрели укоризненно все, кроме дяди Вани. Дядя Ваня задумчиво перебирал струны.

   - Удивляюсь я, что оно вообще играет. - Подал голос Паша.

   - В умелых руках и баян - скрипка.! - Заявил дядя Ваня и очень здорово изобразил "El Condor Pasa".

   - А чего вы так долго тут были? Что домой не пое... пошли? - Спросил я.

   - Масса причин. - Ответил дядя Ваня. - Во-первых, нельзя было поврозь возвращаться.

   Ярвевана на эти слова фыркнул и дядя Ваня немедленно поправился:

   - Вообще-то без него нам было не пройти. Все-таки главный колдун у нас он, а мы так, нахватались понемногу. А мы были в ссоре. И примирение было невозможно.

   - Почему? - Удивилась Ленка. - Не чужие же люди.

   - Свои промеж себя завсегда больней дерутся. - Буркнул Калев.

   - Да уж! - Ярвевана досадливо поморщился и собрался было что-то сказать, но передумал.

   - Ладно, тыща лет прошла, пора бы и забыть все это. А если честно, то сами дров наломали. Под горячую руку и заклятий поналожили, и разных слов нехороших наговорили. Этот Мастер ваш, - дядя Ваня кивнул Вадиму, - думаешь откуда взялся? Вот тогда его Ярвевана и взял в ученики. На свою голову.

   История была та еще. Ярвевана, решив, что одна голова хорошо, а две лучше, обзавелся учеником. Как водится, учил его не всему что сам знал, но очень многому. Настолько, что в один прекрасный день ученик решил, что уже вырос и знает все что нужно и дал по голове Ярвевана. В буквальном смысле. Дядя Ваня или Калев на его месте почесали бы ушибленное место и заехали бы в пятак обратно, если бы вообще не прирезали. А Ярвевана натурально потерял сознание, а очнуться уже не успел - оказался околдован. На свою беду он проговорился, что уроженец не этого мира, и успел рассказать все преимущества жизни не дома. К тому времени Калев был похоронен в персональном склепе, дядя Ваня исчез из поля зрения, и единственным источником информации был Ярвевана. Мастер решил, что знает достаточно и нейтрализовал учителя. Но убивать не стал - вдруг пригодиться.

   Оказалось, что Мастер поспешил. Он самонадеянно решил, что знает уже достаточно. А потому вполне может справиться самостоятельно. Когда он понял, что был не прав, что либо менять было поздно: Ярвевана не стал бы слушать никакие доводы, даже самые правдивые и убедительные.

   Мастер знал место, и все. Ни самого ритуала, ни артефактов, необходимых для перехода, он не знал и не имел. Но Мастер не зря был учеником Ярвевана: абы кто к нему в ученики не попал бы. Мастер напрягся и вспомнил все, что Ярвевана когда либо рассказывал о переходе и все, связанное с переходом. К счастью для Мастера, место перехода Ярвевана ему показал. Но вот все остальное...

   С ритуалом Мастер решил очень просто: в момент Х он, соблюдая все меры предосторожности, "оживляет" учителя и тот ему помогает. Словом и делом. Аргументы для учителя он успеет подготовить, поскольку надо будет найти еще меч, меч Калева, являющийся своеобразным ключом к воротам меж двух миров. А поиски меча могли затянутся, поскольку нынешний его хранитель, а именно дядя Ваня, вдруг исчез из поля зрения, прихватив меч с собой. То, что он ушел в другой мир, Мастер отмел сразу, поскольку тот не стал бы уходить ни без Калева, ни без Ярвевана.

   - Ну, хорошо. Ярвевана в отключке. А с Калевом-то что случилось?

   - А Калев сам себе приключение выбрал. Да и моя вина тут есть, чего скрывать. - Сказал дядя Ваня.

   Калев очень близко к сердцу воспринял размолвку между Ярвевана и дядей Ваней. Но еще больше его испугали слова Ярвевана о том, что затопит Таллинн. Дядя Ваня это проклятие пропустил мимо ушей, а Калев всерьез обеспокоился. Он отправился к Ярвевана и провел с ним переговоры. В результате Ярвевана обещал не трогать город до тех пор, пока он не будет построен. Калев особенно гордился этой формулировкой, поскольку сам придумал условия, на которых Ярвевана не будет трогать города. Дядя Ваня, услышав об этом, долго смеялся, а потом сказал, чтобы Калев не мешался под ногами, когда взрослые занимаются своими делами. В общем, Калева послали все. Ежу понятно, что Ярвевана не собирался ничего предпринимать, так что хлопоты Калева были совершенно ненужными. Но он сам так не думал. Поскольку дядя Ваня его не стал слушать, то Калев решил действовать самостоятельно.

   В Таллинне тогда жил один колдун. Не самый сильный, не самый умелый - так, середнячок, но то что он умел, он умел хорошо. Крепкий профессионал. Калев обратился к нему. Проблема, с которой он обратился, была проста - оградить город от внешней агрессии. И колдун этот, для достижения цели, мог рассчитывать на помощь Калева в самом широком смысле. Колдун понял задание слишком буквально и выполнил его "в лоб": всю жизненную силу Калева от перенаправил на щит Калева. Щит же, получив дополнительную магическую подпитку за счет бессмертного существа, был сориентирован на защиту города. Эдакий "зонтик" от всех несчастий. Сам же Калев, лишенный своей жизненной силы, впал в кому. Умереть он не мог, поскольку был бессмертным, но и жить как прежде не получалось.

   - Я, помниться, того колдуна чуть не убил. Не знаю, что меня удержало. Да и не понял бы тот бедолага ничего: он честно выполнил заказ, а то что заказчик теперь лежит ни жив, ни мертв, так сам того хотел. Вы представьте себе мое состояние: один из друзей в коме, а второй вообще в жутких со мной контрах. И заколдован к тому же. Ну я и решил малость побыть в одиночестве.

   - И где прятался? - Спросил я.

   - А в Таллинне и прятался. Бороду сбрил, имя сменил - и жил.

   - Большое дело - имя сменить. - Фыркнул полицейский Влад.

   - Тогда это было революцией. Не нашли же меня, хоть и искали.

   - А меч Калева? С ним что? - Спросил Степан.

   - Классная штука. - Дядя Ваня мечтательно зажмурился. - Им даже сражаться можно. Но не всякий сумеет.

   - Что, только Калев сможет?

   - Да Калев на самом деле случайно его владельцем стал. Ты думаешь почему не всякий может им сражаться? Просто меч этот очень большой, не каждый его поднимет. Вот Калев его и таскал, как самый здоровый среди нас.

   - Слушай, - вдруг спросил Паша. - А почему ты не вернулся к себе домой и не пришел с подмогой? Если у вас там столько колдунов, то нашелся бы еще один, который бы тебе помог и Калева оживить, и Ярвевана?

   - А ему нельзя обратно было. Он ведь этот меч спер. Так что, может, он до сих пор там в розыске. - Мстительно сказал Калев, похоже обидевшийся на признание, что его использовали как дешевую рабочую силу.

   - Так ты у нас, оказывается, рецидивист? - Изумленно воскликнул Паша.

   - У меня на этот меч законные права. - Поспешно ответил дядя Ваня. - Все это грязные инсинуации и поклеп, наглый и беспардонный. Меч этот был пожалован моему предку. Давно. Тогда еще не знали о его свойствах, знали только, что он не простой и очень старый.

   - Предок? - С невинным лицом спросил Калев. Похоже, искренне.

   - Меч, балда.

   - А у кого увел-то? - Продолжал любопытствовать Паша.

   - Да был там один, антиквар. Редкая скотина. Да ладно, все сроки давности уже вышли, так что можно со спокойной душой возвращаться.

   - И когда пойдете? - Спросил я. Просто так спросил, без задней мысли.

   - А вот пиво допьем и пойдем.

   Вот этого я не ожидал. Да и никто, наверно. То есть да, дядя Ваня сказал, что они уйдут, но как-то само собой разумелось, что они побудут с нами еще неопределенное время, достаточно долгое, пока мы не научимся всему, пока не встанем на ноги, не освоимся со своим новым статусом - жителями Волшебной страны. И тут такой удар исподтишка. Нет, я был решительно не согласен. Да и остальные тоже, насколько я мог видеть. Единственным, кто воспринял эту новость спокойно, и даже с облегчением, был Жора - то ли проблема с желанием разрешилась, то ли, наоборот, настолько его измучила, что исчезновение Ярвевана, реализатора желания, воспринималась им как божья благодать.

   Наверно, на наших лицах все было написано очень отчетливо, потому что Ярвевана, дядя Ваня, а глядя на них и Калев, захохотали.

   - Не переживайте вы так. В жизни вообще много встреч и расставаний. А по секрету добавлю, что нам с вами еще встречаться и встречаться, успеем надоесть друг другу.

   - А эта история, что так и кончится?

   - Почему - кончится? Да она еще и не началась как следует. Ничего - выкрутитесь.

   Мне стало грустно. Грустно было думать, что уходят такие необычные люди, грустно было расставаться с дядей Ваней, который успел за небольшой промежуток времени стать неотъемлемой частью нашей компании. Да и остальные - просто пообщаться с ними было бы очень интересно, а поучиться у них чему-нибудь было бы совсем здорово.

   А с другой стороны - не держаться же все время за ручку дяди Вани? В конце концов, кое-какие навыки у нас уже есть, главное не расслабляться, и мы сможем решить проблему с Сотником своими силами. Я в этом не сомневался. О чем дядя Ваня меня только что известил.

   Но все равно было грустно. Хороших людей вокруг много, но все они заняты своими делами, а мы теперь, к тому же, еще и выпали из общего потока жизни, поэтому шанс встретиться с хорошим человеком стал совсем мизерным. Довольствоваться только своей компанией? Это здорово, но до определенного предела, после которого даже самая лучшая компания, состоящая из самых лучших друзей, будет подвержена распаду. Нужен скачок на новый уровень отношений, иначе развалиться круг общения, разваливается так быстро, что ты можешь и сам не заметить. И один из путей спасения - новые люди. Они становятся тем связующим звеном, скрепляющим раствором, который не дает расползтись старой кладке. Для нас таким человеком стал дядя Ваня.

   Нашей компании было еще далеко до развала, но тем и лучше: мы избежали даже миража такой возможности. Мы перескочили критический барьер с разгона, не заметив его. Это должно было вызвать какой-то стресс - все-таки все наши приключения выглядят абсолютной фантастикой, если о них рассказывать тихим зимним вечером, - но именно присутствие дяди Вани не дало этому случиться. Он стал нашим талисманом, это хорошо понималось сейчас, после всего, а тогда, по ходу дела, он, мягко говоря, вызывал недоумение. А Паша так вообще - раздражал.

   И теперь он уходил. Не он один, но Калев и Ярвевана не вызывали таких чувств, как он. Все-таки мы их знали совсем недолго. Собственно, и дядю Ваню мы знали всего ничего, но вот он уходит и в душе появилась брешь, заполнить которую будет невозможно, забыть о которой мы не сможем, и только вечный спутник разлуки - время, - будет потихоньку заглаживать рваные края раны.

   Мне стало совсем грустно, просто до слез. То ли я жалел самого себя, то ли нереализованные с помощью дяди Вани возможности, но вдруг захотелось завыть. И это желание стало таким отчетливым, что я уже совсем собрался вытянуть губы в трубочку и выдать что-нибудь насквозь тоскливое в адрес небес. Но не успел. Дядя Ваня резко отложил свою каннель и нагнулся ко мне:

   - Прекрати истерику! Люди же смотрят.

   - Это кто на меня смотрит?

   - Вон. - Он ткнул пальцем на противоположную сторону дороги. Давешние дедки из Финляндии озабоченно пялились в нашу сторону.

   - Не видят они ничего.

   - Не видят. - Согласился дядя Ваня. - Но чувствуют. И вой твой обязательно услышали бы. Не хочешь же ты, чтобы гостиница лишилась клиентов?

   - Никуда эти клиенты не денутся. Наоборот, еще больше понаедут. Такая реклама: воющая пустошь! Звучит?

   - Звучит. Но все равно не надо.

   - Ладно, не буду.

   Дядя Ваня с минуту помолчал, а потом снова наклонился ко мне:

   - По секрету тебе скажу: с нашим уходом у вас все не просто начнется, а начнется очень бурно.

   Я непонимающе посмотрел на него.

   - Этот, как его... Полководец, в общем, вернется и даст вам жару. У вас столько дел будет, что обо всех переживаниях забудете напрочь, не до телячьих нежностей станет.

   Я тоже помолчал.

   - Ну, ладно, давай тогда прощаться. - Я встал.

   - Нет, не будем прощаться. - И рассмеялся, глядя на мое растерянное лицо. - Нам еще встречаться и встречаться. А что ты хочешь? Мы там и так долго живем по сравнению с вами, а вы теперь тоже невольные долгожители. А за то время, что вам теперь уготовано, что только не случиться. И с нами встретитесь тоже.

   Дядя Ваня снова взял в руки каннель и начал что-то наигрывать, какую-то кашу из разрозненных нот, пристукиваний и прискребываний ногтем по струнам. Наверно, музыка с далекой родины. Ярвевана, только что отошедший в очередной раз от Жоры, подошел и встал вплотную к дяде Ване справа, Калев пристроился слева. Ярвевана обнял друзей за плечи, они сдвинули головы вплотную и Ярвевана начал что-то стремительно шептать. В какой-то момент музыка умолкла и остался только этот шепот, стремительный и неразборчивый, как шелест снежинок по стеклу. Потом они одновременно сделали шаг в сторону и встали точно в тень от меча. И пропали.

   Мы молча подошли к мечу и встали вокруг него. Говорить не хотелось, да и сказать было нечего. Я протянул руку и погладил меч. Действительно, такой только Калеву и таскать, хотя даже для него он великоват.

   Вадим присел возле тени и повел рукой. Когда рука достигла тени, вошла в нее, она начала исчезать, как будто ее накрыло невидимым покрывалом. Вадим вздернул брови, но руки не отдернул. Он пошарил где-то там рукой, нащупал и потянул на себя. Рука появилась ничем не хуже прежней, но в кисти был зажат привет из другого мира: ослепительно черный цветок.

   - Ой, это же ромашка! - Удивилась Ленка. - Только черная.

   Я взял ромашку у нее из руки, осмотрел и даже понюхал. Ромашка, как ромашка, но радикально черного цвета. Я оглянулся на Ленку, но она только пожала плечами.

   Вадим взял ромашку у меня из пальцев и принялся обрывать лепестки один за одним, что-то бормоча себе под нос. Мы внимательно следили за его действиями. Вот он оборвал половину, вот осталось два, один...

   - Ну, что получилось? - Спросил Степа, когда Вадька оборвал последний лепесток.

   Вадим пожал плечами:

   - Да так, ерунда всякая.

   - А все-таки? - Степан проявил настойчивость.

   - Да... - Вадим замялся. - Я на встречу гадал. С ними. - И Вадим кивнул в сторону меча.

   Ленка подняла с земли черный лепесток, потерла его пальцем, положила на ладонь и подула:

   - Ты лети, лети, лепесток, через запад на восток, через север, через юг, возвращайся сделав круг, лишь коснешься ты земли быть по моему вели!

   Несомый Ленкиным дыханием лепесток слетел с ладошки, поднялся в воздух, был передан легкому ветерку, который и понес его дальше.

   - И чему ты велишь быть? - Спросил Паша.

   - А вот сделает круг, тогда и скажу. Желание, знаете ли, можно попридержать.

   Не знаю, что она загадала, но лично я загадал бы скорую встречу. Встречу с нашими ушедшими друзьями. Что-то я уже соскучился. Мне уже сильно не хватало их - Калева, легендарного короля древних эстов, Ярвевана, легендарного злого духа озера Юлемисте, получившегося из слез Линды, оплакивающей своего мужа, и легендарного сказителя, воспевшего все это, Ванемуйне.