28 февраля в лавку Кобозева вошел полицейский техник-генерал в сопровождении пристава и городовых.

— Пришли осмотреть, нет ли сырости, — оказал техник-генерал.

Он осмотрел стены лавки, потом прошел в заднюю комнату. Там стояли бочки, ящики. Стена была обита досками.

— Что это здесь пролито на бочку? — спросил техник-генерал.

— Сметана, ваше превосходительство. На масляной пролили. — отвечал Кобозев бойко.

— А что в бочках?

— Сыры, ваше превосходительство, сыры, — говорил Кобозев, кланяясь.

Генерал подошел к стене и стал стучать молотком.

— Зачем доски прибил? — сказал он строго. — От этого сырость разводится. Надо их сейчас же содрать.

— Мы погибли, — прошептал Кобозев своей жене.

— Сунь взятку, — ответила шопотом женщина.

Кобозев незаметно вложил в генеральскую руку сторублевую бумажку.

— Ну, ладно, — сказал генерал. — Я вижу, что все здесь в добром порядке. Доски можно будет потом снять. Прощайте.

— Не думал, что гладко сойдет, — сказал женщине, когда все ушли, тот который называл себя Кобозевым. — А подкоп уже доведен до середины улицы, все готово.

— Что это Желябов пропал! — сказала женщина.

— Верно занят, — ответил Кобозев. — Ведь взрыв назначен на завтра.