На первом рейсовом автобусе едем с Риткой в областной центр. «Тени» за собой не заметил, если не сменили Толика или не ожидали моего раннего отъезда. Посмотрю на пристани.

Достаю Путевку в лагерь. Напечатана типографским способом. Только мои данные вписаны жирной секретаршей от руки. Там даже указывалось место и время собрания лагерной смены — Речной вокзал, десять часов утра. Кроме того перечислялось, что необходимо везти с собой. Как будто комсомольские активисты не смогут сообразить, что пригодится им в течение трех недель. Вот только не понял, зачем общая тетрадь? Писем писать не собираюсь.

На набережной возле оригинального здания Речного вокзала рябило в глазах от собравшихся ребят и девчонок. Девчонок было значительно больше. Где-то пели, образовав круг, положив руки на плечи и покачиваясь. Я знал, что это называется «Орлятский круг». Сразу пришла из памяти песня:

Сам предложил на слете так петь песню Визбора. Где-то смеялись и разговаривали. Большинство же сидели на чемоданах, стояли или слонялись по причалу. Какая-то женщина орала неразборчиво в мегафон. Ближайшие ребята доброжелательно поинтересовались у нас:

— Новенькие? В лагерь? Откуда? Идите на регистрацию туда, — кто-то указал рукой направление. Я, как джентльмен тащил Риткин чемодан и свою сумку. В толпе разыскали столы с какими-то женщинами и сдали свои документы. Нас внесли в списки и сообщили номера отрядов. Разных. Так я оказался в четвертом отряде, а Ритка в третьем.

В нужное время подали теплоход на подводных крыльях «Метеор». Получается, в моей памяти я сейчас поплыву в третий раз, а реально в первый. Плыли вверх по Волге долгих полтора часа. За городом по берегам начались густые леса. На левом берегу от нашего курса леса были забиты войсками. На протяжении долгих километров часто видели большие группы солдат и иногда палатки и технику на опушке. Помню, как я удивлялся, видя впервые столько солдат с красными погонами. Учения? Откуда и зачем столько внутренних войск? Тогда я еще не представлял, что мотострелки носят красные погоны, а у внутренних войск — малиновые.

Наконец теплоход свернул к невзрачному причалу. Прочитал на деревянной будке — Бунино. Вероятно, так называлась деревня, через которую пошли к лагерю.

В километре от реки в лесу находился наш лагерь. На вид обычный пионерский лагерь. Прямоугольная площадка для построения лагерных отрядов с трибуной и флагштоком. Длинное здание столовой. Деревянные отрядные корпуса. За ними в лесу туалеты и умывальники. Летняя эстрада, она же кинозал. В этом лагере — со стенами и крышей. Танцевальная площадка. Спортивные снаряды. Волейбольная и баскетбольная площадки. Еще какие-то дома. Наверное, для лагерного начальства. По территории — больше нашего лагеря в Фабричном. Вожатых и воспитателей в отрядах здесь звали «комиссарами».

Комиссарами нашего четвертого отряда были высокий парень и полненькая девушка. Они повели нас к отрядному корпусу и распределили по палатам. Все ребята отряда поместились в одной. Нас оказалось двенадцать человек. Девчонок — в четыре раза больше. Размещаясь в палате, ребята по этому поводу стали обмениваться шутками. Особо выделил двух высоких ребят. Один из них предложил всем познакомиться. Его звали Павлом. Другого парня — Валера. Павел шутил смешно, но не допускал пошлости и почти не улыбался. Валера не стеснялся в выражениях. Я старался не выделяться и просто наблюдал со стороны. Всегда так веду с незнакомыми людьми и в чужой обстановке.

Павел имел харизму. Первым предлагал, помогал, подсказывал. Красотой не отличался. Квадратное лицо, нос с горбинкой, тонкие губы, прямые волосы. Короткая стрижка. Шатен. Челка на бок, как у Гитлера. Сутулится. Спортом, похоже, не увлекается. С ним хотелось соглашаться и дружить.

Вскоре нас позвали на обед. Комиссары кое-как выстроили нас в колонну по четыре. Оказалось, что нас в отряде более пятидесяти человек. Старшие представились. Парня звали Юрием. Чем-то он мне не понравился. Гладкое «слащавое» лицо. Высокий. С фигурой, склонной к полноте. Такие мужики нравятся женщинам. Вот и сейчас девчонки забросали его вопросами. Обаятельно улыбаясь, сообщил, что после обеда на собраниях лагеря и отряда все нам разъяснят. Сейчас нам надо придумать «речевку» для пропуска в столовую. Впоследствии, перед каждым приемом пищи нужно будет придумывать каждый раз новую речевку. Иначе в столовую не пустят. Улыбается. Еще одно новшество. «Развивают творческую инициативу и креативность», — мелькнула мысль.

После обеда выстроились в большом каре перед лагерной трибуной. Первой выступила солидная статная дама, бальзаковского возраста — директор лагеря. Рассказала о лагерном расписании, порядках. Сообщила, что нас ждет в течение смены. Пригрозила отчислением за драки, курение и употребление спиртных напитков. Улыбнувшись, добавила, что на ее памяти такого еще не было. Представила лагерную администрацию. Спорторга — кучерявого подтянутого мужчину с усами и ухоженной бородкой. Музыканта. Переваливаясь на коротких кривых ножках, вышел парень с длинными волосами. Колченогий улыбнулся неожиданно «детской» улыбкой и кивнул головой. Завхоза лагеря.

Затем директор предоставила слово комиссару лагеря. Вперед вышла женщина в красно-белом спортивном костюме, лет тридцати пяти, с огромной, выступающей далеко вперед грудью. «Как две башни главного калибра. Размер шестой, наверное!» — мысленно отметил. Гладко без бумажки долго говорила о задачах комсомола и наших, как комсомольских активистов. Впервые узнал, что нас ждут ежедневные занятия в Школе комсомольского актива в первой половине дня. «Вот для чего требовалась общая тетрадь!» — сообразил. Лагерный комиссар говорила складно, политически выверено, сыпала лозунгами и призывами. Но внутренне я ощущал, что ей привычней блистать на пикниках, вечеринках и пьянках в окружении мужиков. Бл…кое, что-то проступало в ней. Не проститутка, но женщина с низкой социально ответственностью. (Из третьего тома афоризмов и цитат ПСС Путина В. В.)

После построения расположились перед своим корпусом. Кто-то примостился на лавочках, кто просто на земле. Лагерь располагался в прореженном сосновом лесу. Почва была песчаной. Стали решать животрепещущие вопросы — выборы командира отряда, культорга, спорторга и представителя в лагерный Совет. Придумывать название отряда, девиз и отрядную речевку. Комиссар Юра объявил повестку дня собрания и «слинял», предоставив все решать обществу. «Вполне демократично, блин!» — мелькнула мысль. Как и в памяти, инициативу подхватила одна активная заводная девчонка. Помню, что звали ее Наташка. Она еще на причале перед отправкой выделялась этим, потом первой на теплоходе начинала шутить, запевать.

Вот и сейчас Наташка предложила сначала выбрать командира. Кто-то из девчонок предложил ее. Отказалась, объяснив, что командиром должен быть парень. Единогласно выбрали Павла, а Наташку выдвинули в лагерный Совет. По ее инициативе выборы других членов отрядной администрации отложили. Стали выбирать название отряда, предлагая варианты из своего пионерского и комсомольского прошлого. Даже некоторые горячились. Опять выступила Наталья. Предложила — «Амистад». (Дружба — по-испански). Обосновала приближающимся Всемирным Фестивалем молодежи и студентов в Гаване на Кубе. Приняли. Слово красивое и загадочное. По теме.

Из множества предложенных вариантов выбрали подходящий девиз. «Гореть самим, зажечь других, быть впереди — и точка!» Подобрали речевку, созвучную названию отряда: «Миру мир, войны не нужно, вот такой девиз у дружбы! Амистад, Амистад — самый дружный наш отряд!»

Собрание прошло довольно конструктивно и по-деловому. Лишних разговоров и насмешек почти не было. Все инициативы и предложения выслушивались внимательно и доброжелательно. Никого не прерывали и не затыкали. И это — при отсутствии старших и бюрократических процедур при организации комсомольских собраний в школе. Сейчас из общей массы активистов выделились несколько лидеров, которые больше всех вносили предложений. Аргументированно обосновывали свои идеи и вообще проявляли активность. Среди них Наташка, Павел, Валерий и еще несколько девчонок. Я понял, что некоторые ребята бывали в «Артеке», «Орленке» и каком-то областном. Даже были знакомы по этим лагерям. Конечно, почти все из нас бывали в ведомственных пионерских лагерях. Вообще лагерная атмосфера была дружеской и доброжелательной. Из ребят никто пальцы не гнул, не «понтовался». Девчонки развязность и распущенность не демонстрировали.

Я молчал и не выступал. Знал, чем все кончится и не был в пионерском лагере примерным пионером. Все девизы, речевки мне тогда были «до фонаря». Почти ничего не помнил.

После собрания Павел, пошептавшись с Наташкой, предложил ребятам пройти в лес и подготовить костер для нашего отряда. Наташка провела нас в лес. В пятидесяти метрах от отрядного корпуса на поляне показала нам место отрядного костра. Объяснила, что после отбоя мы всем отрядом «сбежим» сюда, где организуем свой неофициальный отрядный костер. Место уже было оборудовано заранее. На поляне вокруг старого кострища квадратом лежали распиленные пополам бревна плоской стороной вверх. «Откуда Наташка могла знать заранее об этом месте?» — впервые зародилось подозрение. Вероятно, она не обычная активистка, а третий негласный комиссар, назначенный от Обкома комсомола. Официальным комиссарам доступ на такие «тайные» отрядные мероприятия был закрыт.

После отбоя комиссары, как будто не зная о наших планах, обошли палаты и пожелали спокойной ночи. Услышав стук в дверь, вышли в ночь в «самоволку». На поляне разожгли костер, и расселись на бревнах. Размеры бревен были, как будто рассчитаны на наше количество. «Все продумано до нас!» — отметил про себя. Вездесущая Наташка предложила организовать вечер знакомств «Расскажи мне о себе». По очереди стали представляться и рассказывать. В зависимости от характера все рассказывали кто, стесняясь, кто с юмором. А кто-то будто читал доклад.

Пока ждал своей очереди, раздумывал, стоит ли признаваться о своем «творчестве». Решил, что пока рано. Я не помнил, есть ли в лагере гитара. Заметил, что кто-то из активистов ехал с гитарой. Но он или она оказались в другом отряде. Хотя в путевке указывалось брать с собой инструменты, на которых играешь, решил свою гитару поберечь.

Когда подошла моя очередь, представился, назвал место жительства, комсомольскую должность и то, что увлекаюсь спортом. Хорошо, что Валерка представлялся раньше меня и был более говорлив и насмешлив. Его избрали «спорторгом» отряда. Какую-то девчонку — «культоргом». Потом начали разучивать и петь в орлятском кругу комсомольские, походные и туристические песни. Наташка знала песен немеряно, но не имела слуха и голоса. Но оказалось и без нее знатоков много. Отрядный ночной костер всем без исключения понравился. Я знал, что мы неоднократно еще будем «сбегать» сюда. Вернулись в корпус далеко за полночь.

Утро началось по сигналу настоящего горна. Зарядка оказалось для меня слишком легкой и короткой. Перед зарядкой спорторг лагеря уведомил, что он проводит с нами зарядку первый и последний раз. В последующие дни на его месте будет кого-нибудь из нас по очереди. Еще одно отличие от пионерлагеря.

Сразу после зарядки отправился крутиться на турнике и упражняться на брусьях. Потом провел привычные упражнения на растяжку и «бой с тенью». Не хватало бега. Привык уже. Надо поинтересоваться скакалками в лагерном спортинвентаре. «Может раньше вставать и бегать на Волгу?» — пришла мысль. Хватит полчаса добежать, окунуться и вернуться к подъему. Будет ли это нарушением распорядка дня? Только как встать самому? Решил подойти к завхозу и заказать будильник.

Отступление. Романов.

Романов с раздражением смотрел на два письма, лежащие перед ним на столе. Он разозлился, когда вечером жена передала ему первое письмо. Как всегда вернулся домой поздно, морально и физически измотанный. Сколько всего за день приходится решать различных безотлагательных вопросов. Пробивать, проталкивать. Иной раз некоторых тупых или ленивых руководителей хотелось немедленно убрать с должности и отправить копать канавы или рубить лес. Больше они ни на что были не способны. Но приходится работать с теми, кто есть. И так его обвиняют в авторитарных методах руководства.

Дома хотелось отдохнуть, отрешиться от всех проблем и наконец, выспаться. А тут это письмо подсовывают. Дуры! Ведь категорически запретил принимать послания. По опыту знал, что на девяносто девять процентов это письма от непризнанных гениев, хамов или сутяжников, которые не прошли бы фильтр Отдела писем. Только один процент обращений к нему требовал разбирательств, да и то решаемых в обычном порядке, даже не на уровне Обкома КПСС. Хотел, не распечатывая, сразу приказать выкинуть в мусор. Жена «проблеяла» что-то о ленинградском насильнике. Отмахнулся и пошел переодеваться в домашнее. Жена не решилась больше напоминать, а он попросту после ужина забыл о послании.

На следующий вечер, к своему удивлению дома его дожидалась дочь с письмом. Тоже с сообщением о насильнике. Дочь он любил и, подавив раздражение поинтересовался:

— От кого письмо?

— Мальчик какой-то передал. Даже показал нам с Левой часть, где пишется о насильнике. Об остальной части письма сказал, что это секретно и касается только тебя. Похоже, письмо очень важное и тебе стоит с ним ознакомиться. Мы знаем, что ты запрещаешь нам принимать письма от посторонних. Но может, стоит сделать для этого исключение и прочитать? Вдруг это действительно важно, — торопливо, опасаясь отцовского гнева и отказа, проговорила она.

Жена за ее спиной согласно закивала.

— То письмо тоже мальчик передал? — спросил жену.

— Он с Клавой разговаривал. Ей и отдал, — отвечает.

Поинтересовавшись делами у дочери и распрощавшись, прошел в свой кабинет с обоими посланиями. «Женская интуиция», — промелькнула мысль. Вероятно, стоит прочитать эти послания от мальчика.

Прочитав одно письмо, затем второе, устало откинулся на спинку кресла, прикрыл глаза и задумался. Как убежденный коммунист он твердо стоял на позициях материализма и не верил слухам о пророках, экстрасенсах, всевидящих и прочей религиозной чуши. В его жизни, особенно на войне, бывали случаи, которые казались божественным или еще каким проявлением. Но и они впоследствии имели вполне разумное объяснение без всякой мистики. Он знал, что в Ленинграде создан научный институт по изучению этой темы. Но результатов ученые пока не выдали. «Надо бы поинтересоваться, как у них идут дела?» — возник в голове вопрос. Хотя, если бы было научное подтверждение сверхъестественных способностей, эти бездельники давно бы похвастались своими успехами, а то тратят государственные деньги без толка. Лучше бы на эти средства построить несколько свинокомплексов или птицефабрик. На всякий случай сделал пометку в настольном календаре.

Сообщение о Григорьеве проверить легко. Но вдруг это бред психически больного человека. Как он будет выглядеть в глазах подчиненных, если это окажется неправдой? К тому же это неожиданное заявление о смерти Кулакова? Он знал этого активного и знающего сельское хозяйство коммуниста. Все инициативы Ленинградской партийной организации по этому направлению без труда проходили все инстанции Секретариата ЦК. И тут вдруг пророчество о самоубийстве или смерти от алкоголизма. Бред! Если это пророк, то почему он точно не называет причину смерти, а будто пользуется сплетнями и слухами? Потом еще надо подумать об этом письме. Устал, хотя еще до старости далеко.

Несколько дней, занимаясь делами Романов, то и дело возвращался мысленно к этим письмам. Чем-то они его зацепили. Сегодня вечером они вновь лежали перед ним на столе и притягивали взгляд. Тянуть больше нельзя. Вдруг о Григорьеве правда и пока он колеблется, от насильника пострадает еще одна ленинградская девочка? Откинув мысли о репутации первого секретаря Обкома, решительно нажал кнопку селектора и приказал помощнику:

— Найдите на завтра окно в моем расписании на десять минут и пригласите Начальника ГУВД.

Отпустил кнопку и почувствовал облегчение. «В конце концов, должен Обком реагировать на сообщения граждан, даже сомнительные?» — мысленно успокоил он себя.

На следующий день, поздоровавшись с Кокушкиным, предложил ему присесть и спросил:

— Владимир Иванович, как у вас идет розыск ленинградского насильника?

Генерал милиции заметно расслабился. Место начальника ГУВД ежедневно напоминало сидением на пороховой бочке, и внеплановый вызов к самому Первому секретарю не сулил ничего хорошего. Однако начальник Ленинградской милиции незамедлительно бодрым голосом принялся докладывать о розыскных мероприятиях и предпринятых профилактических мерах, показывая, что он держит это дело на своем контроле. Романов движением кисти прервал доклад и сообщил:

— Я уверен в Вашем профессионализме Владимир Иванович и верю, что ваши сотрудники делают все возможное для поимки преступника. У меня нет времени выслушать Вас подробнее. В Обком поступило сообщение о предполагаемом насильнике. Прошу Вас тщательно проверить его и незамедлительно сообщить мне лично о результатах. Какие бы они не были.

Романов подвинул собеседнику листок с данными из письма, написанные его рукой. В глубине души он предполагал, что о его информаторе никто не должен пока знать. Кокушкин вчитался в текст.

— Информатор известен? — поинтересовался.

— Считайте сообщение анонимным, — заявил Романов, твердо глядя в глаза генералу, — и так слухи распространяются по городу о насильнике. Население скоро нас начнет обвинять в бездействии и неспособности их защитить, — с раздражением добавил. «Информатора ему подавай. Работать надо лучше!» — со злостью подумал про себя.

Через несколько дней Начальник ГУВД позвонил и с восторгом в голосе доложил:

— Все подтвердилось, Григорий Васильевич. Все как в Вашем сообщении. Он это. Оказывается Григорьев и в других городах совершал насилие и грабежи. Нашли награбленные вещи и в машине и дома. Жена, похоже, его прикрывала. Пыталась предупредить того о засаде в доме. Раскололи полностью! Теперь преступник не отвертится!

— Спасибо. Молодцы, — спокойно поблагодарил Романов и расслабленно откинулся на спинку кресла.

Из него будто весь воздух выпустили. Оказывается, все эти дни он находился в состоянии внутреннего напряжения. «А если и с Кулаковым подтвердится?» — с ужасом подумал про себя. Разум отказывался воспринимать происходящее. Все его мировоззрение рушилось. Усилием воли собрался и стал размышлять. О Григорьеве можно каким-то образом узнать или догадаться, будучи соседом жертвы, коллегой по работе или жена поделилась своими подозрениями с кем нибудь. Или это работа КГБ. У них широкие возможности и информаторов полно во всех слоях общества. Но если Кулаков умрет, как предсказано? Тоже винить КГБ? Или все-таки случилось невероятное, и появился пророк в нашем Отечестве. Улыбнулся от вспомнившегося выражения из Библии. «Так скоро в бога поверю!» — промелькнула ироничная мысль. Решил, что надо навести осторожно справки о Федоре Давыдовиче. Надо попробовать выяснить предпосылки его смерти. Может действительно пьет? Какая у него атмосфера в семье? Может им стал недоволен Брежнев и ему грозит отставка? Но из-за этого такие люди не стреляются! Кого бы привлечь к делу с пророком?

Лагерь комсомольского актива. Продолжение.

Пока шли на завтрак придумывали речевку. Сейчас проблем не было. Потом уже будут возникать трудности с подбором новых текстов. Помню, что зачастую хитрили, подставляя новые слова. Все равно учет никто не вел, и к этой игре относились с юмором. Но правил старались придерживаться. Заметив за столовой завхоза, подошел и спросил о возможности приобрести для меня будильник. Мужик удивился моему желанию вставать раньше всех, но обещал купить. Я посетовал, что нет с собой денег. Отмахнулся:

— Привезу, отдашь.

На общем построении Паша-командир отрапортовал комиссару лагеря:

— Комсомольский отряд:

— Амистад, — заорали мы.

— На лагерную линейку построен. Командир отряда Крестьянинов Павел. Наш девиз:

— Гореть самим, зажечь других, быть впереди — и точка! — продолжили мы. — Миру мир, войны не нужно, вот такой девиз у дружбы! Амистад, Амистад — самый дружный наш отряд! — завершили представление отряда речевкой.

Лагерный комиссар объявила о распорядке дня. Вечером будет костер, посвященный открытию лагеря. После построения пошли с тетрадями на первое занятие школы комсомольского актива.

Лекции в период лагерной смены были разнообразные и зачастую интересные. Некоторые лекции читали наши комиссары, физорг и даже музыкант. Часто приезжали профессиональные лекторы и агитаторы. Узнал много нового. Видимо ТЕ лекции уже подзабыл или не слушал тогда. Был даже парень из областного Дворца молодежи, который читал лекцию о молодежном досуге. Он обратил внимание на набирающие популярность дискотеки и объяснил роль диск-жокеев. Рассказывал о популярных ансамблях в области, Советском Союзе, странах содружества и дальнего зарубежья. Некоторые композиции запускал на привезенной аппаратуре. Попутно рассказывал про исполняемые песни и об исполнителях. Некоторые ребята конспектировали.

Записывать на коленках было неудобно. К тому же по школьной привычке я и не собирался. Рядом со мной оказалась девочка из моего отряда. Меня она привлекла белым кукольным личиком. Звали ее Марина. Похоже, в школе — отличница, по жизни — мамина дочка. Из интеллигентной семьи. Чуть ниже меня ростом. Худощавая. Почему-то представил себе ее голенастой, с тонкими ножками. (Ног под сарафаном не было видно). Над сарафаном выделялись острые ключицы. Поймал себя на мысли, что хочу заглянуть под верхний край платья. Заметил и ее интерес ко мне. Вероятно, никогда со шпаной не общалась. Все же мои дворовые привычки проявлялись. «Барышня и хулиган», — хмыкнул про себя. По рядам ходили листочки с текстами песен. Многие переписывали в тетради. Маринка мне тоже предложила. Поблагодарил и отказался. Когда очередная лекция надоела, подбил Маринку на игру в «Морской бой». К моему удивлению с азартом согласилась. Возможно, никогда не нарушала установленные порядки. Рубились до обеда. Соседи с завистью или с возмущением косились на нас.

Вечером вокруг костра качались всем лагерем в Орлятском кругу и пели песни.

Неожиданно меня отозвал в сторону от костра Валерка. Отошли и он неожиданно выплеснул на меня свои проблемы. Оказалось, что он без ума влюбился в Наташку Папашину, нашу отрядную активистку. Я был удивлен, что он меня, незнакомого ему человека, выбрал в душеприказчики. Опасался, что утром ему будет стыдно за свои откровения. Пытался его успокоить. Даже предлагал привести ему Наташку для разговора. Валерка, чуть ли не плакал. Его импульсивность меня удивляла. Я бы все держал в себе и страдал молча. Выговорившись, он стал постепенно успокаиваться. «Странный парень», — промелькнула мысль.

Утром встал по будильнику за полчаса до подъема, натянул шорты и побежал на Волгу. Как только выбежал за ворота встретил физорга лагеря с комиссаром одного из отрядов с полотенцами на шеях. «Тоже любители утренних ванн!» — отметил про себя.

— Куда собрались, молодой человек? — интересуется физорг, косясь на мою татуировку.

— Привык бегать по утрам. Зарядки недостаточно для нагрузки, — поясняю притормаживая.

— Вот как? Ну, давай беги, только на зарядку не опаздывай, — удивленно советует.

Добегаю до берега. Нахожу натоптанный спуск к реке и с разбегу ныряю в воду. С ускорением отплываю кролем метров на тридцать. Разворачиваюсь и с удивлением отмечаю, что пока плыл от берега, меня течением отнесло на несколько метров. «Вот это течение!» — мысленно удивляюсь. Попробовал плыть против течения изо всех сил, но оказалось, что нахожусь относительно берега на месте. Разворачиваюсь и без напряжения плыву к берегу под углом к течению. Нахожу свои кроссовки метрах в пятидесяти, одеваю и бегу в лагерь.

В палату вхожу за несколько минут до подъема. «Как раз трусы заменить», — мелькает мысль. На зарядке физорг нашел меня взглядом и удовлетворенно кивнул.

После зарядки отправляюсь к снарядам. Со мной напросился парнишка из нашего отряда. У снарядов скинул майку и стал отрабатывать свой комплекс упражнений. Колька, как все покосился на моего паука и стал наблюдать за мной. Неожиданно озадачивая меня, спрашивает:

— Ты каким видом спорта занимаешься? Гимнастикой, боксом или какой нибудь борьбой?

— Затрудняюсь тебе ответить. Наверное, всем, чем угодно, — улыбаюсь.

— Когда ты занимаешься на турнике или брусьях, на спине у тебя мышцы рельефно выступают! — удивляется.

Пожимаю плечами. Мне не видно. «Почему подобного не вижу спереди?» — мысленно удивляюсь. На животе кубики проглядываются. Грудными мышцами «поиграть» могу. Но это не главное. Мне бы в настоящую секцию бокса! Вероятно, это случится только во время учебы в ВУЗе.

Перед завтраком ко мне подошла Наташка Папашина, наш активистка.

— Я смотрю, ты серьезно занимаешься спортом. Если хочешь, я поговорю с Волосовым. Он может тебе помочь, как мастер спорта, — предлагает.

— А кто это? — удивляюсь.

— Виктор Васильевич, спорторганизатор лагеря, — отвечает, удивляясь в ответ.

— А-а! Спасибо. Помощи не надо. А скакалка бы не помешала, — отзываюсь.

— Скакалка? — переспрашивает, считая, что ослышалась. — Зачем тебе?

— Давно не прыгал, — разъясняю очевидное, пожимая плечами.

— Хорошо, я спрошу, — отходит в замешательстве.

Сегодня школы не было из-за субботы, а должен быть банный день. Предоставили нам свободное время. Я с любителями футбола отправились пинать мячик на небольшое лагерное футбольное поле. Другие пошли играть в волейбол или в настольный теннис. Потом ребята уговорили комиссара Юру сходить искупаться на Волгу. С нами увязались и несколько девчонок. «Ни на минуту не могут оставить своего кумира» — мысленно иронизирую. Хотя, по правде сказать, Юрий — харизматичен. Интересно и с юмором рассказывает о себе. Оказалось, что он старый «Корчагинец». Сначала, как и мы впервые побывал в лагере школьником. Потом, почти каждый год, с перерывом на службу в армии, направляется комиссаром от Обкома комсомола. Сейчас учится во ВГИКе на режиссера. Пребывание в лагере ему засчитывается, как институтская практика. Обещает, что под его чутким руководством мы будем показывать гениальные представления.

Девчонки купаться не собираются. Предупреждаю ребят, что глубина начинается почти у самого берега и о сильном течении. Юрий, покосившись на мою татуировку, смотрит вопросительно на меня. Колька, который занимается со мной на снарядах, ответил за меня, воскликнув:

— Так ты купаться бегаешь по утрам до подъема?

Девчонки зашушукались, разглядывая моего паука. Поплавал с удовольствием. Я уже приноровился к быстрому течению реки, и пока были свежие силы, плыл под углом навстречу течению. Потом возвращался назад. Оказалось, что не все ребята решились войти в воду. По дороге в лагерь Юрий улыбаясь, пожурил меня за нарушение распорядка дня и самовольное оставление расположения. Отзеркалив улыбку, отговорился:

— Волосов знает, что я бегаю по утрам, а среди запретов, перечисленных директором лагеря, я не слышал запрета купания.

«Качать права» комиссар не стал. Видимо впечатлился уверенным моим плаванием. Валерка поинтересовался:

— Ты где так научился плавать. В бассейн ходишь?

В нашем городе, где горячая вода только в трубах отопления и в банях, бассейн? Еле сдержал смех. Валерка тоже решил выеб…ся перед девчонками, и смело ринулся в воду за мной. Быстро выдохся и, подгребая «по-собачьи», спустившись по течению, выбрался на берег. Вероятно, что неумение уверенно держаться на воде подростков — общая проблема всей области.

В отрядное время после обеда подбирали номера для предстоящего концерта художественной самодеятельности. Удивился, что многие не скрывали свои умения. Несколько девочек и один парнишка были готовы танцевать, так как занимались танцами. Другие могли спеть. Павел признался, что занимался в драмкружке и может показать пантомиму. Валерка и несколько девчонок готовы прочитать стихи. Отрядный культорг обходила желающих и записывала номера для концерта. Некоторые начали репетировать. Я не высовывался. Номеров и выступающих и без меня хватало. Девчонки тайком готовились к вечерним танцам. Какие бы не были идейные принципы, но девчонки остаются девчонками.

Для репетиции музыкальных номеров в отряд прибыл лагерный музыкант с аккордеоном. Все обступили его. Поначалу его маленькие и кривые ножки притягивали взгляды. Красота и уродство всегда привлекают внимание. «Вот же не повезло мужику!» — промелькнула мысль. Несмотря на это, тот не унывал. Постоянно улыбался и шутил. Выяснив, какие мелодии потребуются для отрядных номеров художественной самодеятельности, уверенно их проиграл. Оказалось — мы тезки. Казалось, не было мелодии, которую Серега не знал. Он зарабатывал, выступая в ресторане. Основной инструмент — синтезатор, но мог играть на любом предмете, который издает музыкальные звуки. В лагерь попал случайно. Все его коллеги оказались семейными или морально не устойчивыми.

В фойе нашего корпуса меня привлекла группа увлеченно обсуждавших ребят и девчонок отрядную стенгазету. Позвали меня. У Наташки, как и ожидалось, были готовы идеи. Она логично объяснила концепцию газеты. Отряд — Амистад. Значит и газета отряда должна называться так же. Девиз или отрядный лозунг: «Гореть самим, зажечь других, быть впереди — и точка!». Этот лозунг тоже написать в подзаголовке. А символ освещения факел. В ходе дальнейшего обсуждения, даже я вставил предложение, когда задумались, как изобразить ужасы войны. Вспомнилась где-то виденная картинка. Детские лица, обращенные с ужасом вверх. Вытаращенные, полные слез глаза и приоткрытые рты. Поднятые вверх руки для защиты от смерти с неба. Для изображения лагерной жизни предложил ребятам привлечь Мишку.

Насколько внешний вид человека бывает обманчив. В этом убедился, познакомившись ближе с Михаилом. Впервые увидев его, я подумал, что он в наш лагерь попал случайно. Длинные растрепанные волосы, цвета соломы. Постоянная проказливая улыбочка. Потрепанные кеды, заношенные джинсы и мятая майка. На комсомольца-активиста он не походил совершенно. «От него скорее можно ожидать, каких-нибудь каверз и проказ», — промелькнула мысль. Случайно на лекциях ШКА сели рядом. Обратил внимание, что Мишка что-то рисует в тетради. Заинтересовавшись, попросил посмотреть. Многие листы в тетради были покрыты фигурками маленьких человечков. Миллиметров в десять высотой, но настолько четко прорисованных! Человечки бегали на полосе препятствий, играли в футбол и хоккей, танцевали, дрались, играли на музыкальных инструментах и прочее. Я был поражен, как Мишке умело удается передать движение и эмоции каждой фигурке. Повторяющихся не было. «Вот это талант!» — восхитился про себя и вслух.

Как разительно Мишка отличался от другого отрядного пацана. Даже имя пропустил и не запомнил. Чаще его видел аккуратно причесанным, в отглаженных брюках и в белой рубашке с комсомольским значком. Не было бы так жарко, казалось, он бы ходил застегнутым на все пуговицы. Аккуратист и педант. Только на занятия спортом переодевался в спортивную форму. Друзей во время смены не завел. Ничем другим, кроме внешнего вида не выделился. Инициативы никогда не проявлял и в мальчишеские разговоры не вступал. «Идеальный комсомольский или партийный функционер и исполнитель, если ума хватит», — мысленно предположил.

Вечером после ужина были танцы. Играл магнитофон через выносные колонки. Пригласил свою землячку Ритку. Она явно вписалась в девичий коллектив и была всегда в окружении девчонок. Встречаясь на мероприятиях, кивали друг другу, здороваясь. Во время танца поговорили. Ритка была в восторге от лагеря и коллектива.

Маринка несколько раз порывалась меня пригласить, но то ли не решалась, то не успевала. Меня настойчиво вовлекала в разговор или приглашала невысокая фигуристая девушка из моего отряда. Отметил мелкие черты лица и грудь третьего размера. В первом же разговоре намекнула, что живет на окраине областного центра на выезде к моему городу. Девчонка мне не нравилась, несмотря на ее третий размер.

Наш комиссар постоянно находился в окружении отрядных девчонок. При любой возможности две девчонки подхватывали его под руки. «Очаровал уже слабый пол», — мысленно отметил. Танцевал Юра быстрые танцы великолепно, вполне профессионально. Даже позавидовал. Прямо на танцах он с девчонками стал разучивать какой-то танец, который в будущем будет называться — танцевальный флэш-моб.

Наконец, я не выдержал Маринкиных призывного взгляда и пригласил ее. «Господи, какая она хрупкая!» — удивился про себя, ощутив под руками ребрышки девичьего тела.

Утром в воскресенье я «лоханулся». Встал, как обычно по будильнику и побежал на речку. Удивившись, что не встретил привычно Волосова на пути к реке, вспомнил, что сегодня подъем на час позже.

После завтрака в лагере проводился спортивный праздник. После построения и объявления начала праздника недолго отбирали кандидатов-участников. Мы должны выставить участников в беге на сто метров, подтягивании на перекладине (юноша), отжимании (девушка), на веселую эстафету и перетягивание каната. Команды на футбол и волейбол. Поинтересовались, где могу принести большую пользу отряду. Пожал плечами и скромно ответил:

— Везде.

Посмеялись и решили, что я буду подтягиваться, играть в футбол и перетягивать канат. Подтягивался последним по порядковому номеру отряда. Удачно. Лучший результат был семнадцать раз. Когда подтягивался двадцатый раз, болельщики вокруг в восторге орали:

— Серега давай еще! Амистад — вперед!

Спрыгнул, хотя мог бы выдать еще раз семь. В перетягивании каната участвовали по десять человек от отряда, включая комиссаров и девчонок. Несмотря на то, что наши болельщицы, чуть не сорвали голоса, заняли второе место. Другие соревнования не смотрел, так как поспешил на футбол. Вчера я понял возможности в футболе двоих ребят из нашего отряда. Не впечатлили. Предполагаю, что у остальных еще хуже, потому что в личное время не выбрали игру в футбол. Я сам не считаю себя великим футболистом. Всегда стоял на воротах или играл в защите. Но на фоне других «футболистов» отряда я выглядел Зиданом, как минимум. В других командах было не лучше. ПеребегАл я всех, играя и в нападении и в защите. При небольших размерах поля это было не трудно. Играли по олимпийской системе. Проиграл — вылетел. С первым же противником пришлось повозиться. От такого футбола хотелось плеваться и материться. Нормальный пас мне никто не мог дать. Если я пасовал, то однозначно мяч теряли. Все бегали толпой за мячом. Судил Волосов. Наконец Виктор Васильевич не выдержал и тихо посоветовал мне:

— Не старайся пасовать. Пробивайся сам к воротам и бей.

При очередной нашей атаке, протолкавшись через кучу малу у ворот противника, закатил победный мяч. Второго финалиста обыграли легче. На моем счету было три гола.

На итоговом построении мне вручили Почетную грамоту. Наш отряд занял втрое место в общекомандном зачете. Из строя какая-то девчонка пошутила:

— Если бы Сергей еще бегал и отжимался, то мы были бы первые!

После обеда был концерт художественной самодеятельности. Понравились многие номера. Фантазии, умения и оригинальности было много. Особенно отметил танцевальное мастерство Любки Лучниковой и Володи Федотова. Они танцевали какой-то спортивный бальный танец. Любкины стройные ножки из-под короткой джинсовой юбочки так и мелькали. При этом с ее лица не сходила обаятельная улыбка. «Пожалуй, Любка самая красивая девчонка в отряде!» — мысленно отметил. Володя в танце ей уступал, но тоже выглядел неплохо. Еще запомнился дуэт наших девчонок, оригинально исполнивших «Гренаду» на два голоса. Особо выделил Ленку Ефремову с оперным голосом.

Вообще был поражен, что столько талантов собралось в лагере. Наш городской итоговый концерт проигрывал этому. Конечно Домино, могло бы поразить зрителей своей оригинальностью. И Маринка Белова смотрелась бы не хуже Любки. Но здесь не было таких условий, как в настоящем концертном зале. «А ведь Маринка Белова с Любкой чем-то похожи!» — поймал себя на мысли. Но Любка в спортивных тапочках со мной одного роста. А если оденет обувь на каблуке или на шпильках? Комплексую из-за своего роста.

На занятиях в понедельник в ШКА вспоминаю слова к песне «Нельзя быть красивой такой». Совесть проснулась. Обещал текст Евгении Сергеевне и не отдал. Замотался и из головы вылетело обещание. Стыдно. Хотел сесть в одиночестве без соседей, но Маринка, как всегда заняла мне место и замахала рукой, приглашая. Пришлось сесть и извиниться за сегодняшнюю занятость. На последних страницах тетради стал чиркать слова и грызть ручку. За четыре часа вымучил три куплета, но чувствую, что надо еще сидеть над словами и рифмами. На других занятиях восстановил «Я родился в Советском Союзе». Маринка исстрадалась вся от любопытства, хотя не заглядывала за руку, только изредка косилась на меня. Я тоже черпал вдохновение, посматривая на нее. Вернее на то место, где должна быть грудь. Наконец она не выдержала и, вытаращив глаза, таинственным шепотом поинтересовалась:

— Ты пишешь стихи?

Забавно была видеть ее ошарашенное личико, и я рассмеялся.

— Я обещал одним хорошим людям придумать текст к одной мелодии, — пояснил. — Только будь добра, не говори никому об этом, — прошу, сомневаясь, что она сдержит слово.

— Хорошо, — покладисто соглашается, серьезно глядя на меня своими серыми глазами, — а мне споешь? — спрашивает.

— Спою, — вздыхаю.

На очередных танцах приглашаю Маринку, чтобы отвязаться от Наташки.

— Ты обещал мне спеть песню, — напомнила она между делом.

Выбравшись из толпы, окружающую импровизированную танцевальную площадку отправились к нашему корпусу за моей тетрадью. Не помнил я еще все слова. Выбрав удаленную лавочку, присели, и я ей напел вполголоса первый куплет с припевом:

— Невероятно! Я не могу поверить! — в восторге восклицает Маринка. — Если бы не видела, что ты сочиняешь текст, никогда бы не поверила, что это твое. Такая замечательная песня получилась! — А дальше, — просит.

— Дальше текст не помню, — развожу руками.

— Почему ты не вызвался выступать на концерте? — интересуется.

— Без меня желающих хватало, — поясняю.

— Все равно ты должен выступать. У нас одни девчонки поют. Поешь ты замечательно, и подобной песни нет ни у кого, — настаивает, повернувшись ко мне и прижав кулачки к груди.

— Эту песню я обещал своим друзьям. Без их согласия не могу эту песню петь на публике, — отказываюсь.

— Мелодия такая душевная, — мечтательно отмечает и напевает без ошибок. «Ничего себе! Сразу ухватила!» — мысленно удивляюсь и восхищаюсь.

— А ты почему не выступаешь? — уличаю.

— Почему? Выступаю с девчонками. «Маленький принц» будем петь на следующем концерте, — опровергает. — Все равно ты должен выступать, — продолжает настаивать. — Ты ведь еще какие-то стихи придумывал про СССР? — вспоминает. «Вот глазастая, зараза. Подсмотрела все-таки, пока ручку грыз», — отмечаю про себя.

— «Я рожден в Советском Союзе, вырос я в СССР!» — признаюсь, процитировав строчку из песни Газманова О.

— Спой, пожалуйста, — умилительно скорчив рожицу, просит.

Так она уморительно выглядит при этом, что не выдерживаю, фыркаю и смеюсь в полный голос. Отсмеявшись (вместе с ней), пою первый куплет:

— Поразительно! Целых две песни на моих глазах ты придумал, — восхищается. — Никогда вживую не видела поэта и так близко, — признается и дотрагивается до моего предплечья. — А кто музыку сочинил? Не ты? — интересуется.

Молчу. «Что говорить?» — спрашиваю мысленно себя.

— Неужели? — ахает она. — Так ты настоящий поэт-песенник? — удивляется в восхищении.

— Насчет настоящего, сомневаюсь, — признаюсь. — У тебя слух и голос отменные. Ты музыкой занимаешься? — спрашиваю, уводя разговор в сторону от меня.

— Я музыкальную школу окончила по классу скрипки. В школе пела на всех концертах, — сообщает. — Почему ты не хочешь выступить со своими песнями? — удивляется, возвращаясь к разговору обо мне.

— Может и спою потом как-нибудь. Еще много у нас будет концертов, — отговариваюсь. — Можем вместе с тобой спеть, — предлагаю, вспомнив забавную детскую песенку-диалог — «А ты меня любишь? Ага!».

— Я слышала эту песенку, — заявляет. — Можно попробовать, — соглашается. — Но ты все равно споешь свои песни пред всеми. У тебя ведь есть песни, о которых нет обязательств перед друзьями? — заглядывает в лицо. — Иначе расскажу всем девчонкам о настоящем поэте-песеннике в нашем отряде, — шутливо угрожает. — Тогда тебе точно не отвертеться, — предсказывает.

Танцы закончились, и мы медленно идем к нашему корпусу, шутливо препираясь. Неожиданно для нее я притягиваю ее к себе и легко целую ее, чуть касаясь губ. Отстраняюсь и смотрю на ее реакцию. Маринка, как будто окаменела, вытаращив глаза. «Испугалась от неожиданности или никогда не целовалась с мальчиками?» — гадаю про себя. Снова притягиваю к себе и целую уверенней. Ее губы чуть шевельнулись. «Отвечает!» — отмечаю удовлетворённо мысленно.

Мне кажется, что я могу «раскрутить» девчонку на большее. Однако холодный разум взрослого человека подавляет гормоны подростка сейчас. У нас с ней нет будущего. Готов ли я растоптать ее еще чистую душу? Нет, конечно! Неужели не найдутся среди комсомолок подходящие кандидатуры? Девчонки хотят не меньше ребят, если не больше. Только они это скрывают более умело, чем мы. Насколько знаю из будущего, в женском коллективе разговоры про мужиков более откровенные, чем в мужском о женщинах. Послушав случайно такой разговор, хочется скрыться с красными от стыда ушами.

На следующий день отправляю письмо Евгении Сергеевне с текстом песни и извинениями на адрес Павла.

Валерка передает мне скакалку от Волосова с удивлением и передает просьбу того о встрече.

— Я не могу понять, каким ты занимаешься видом спорта? — интересуется, приглядываясь к моими проявляющимся мозолям на костяшках суставов пальцев.

— Всем, чем могу, — признаюсь, — нет у нас в городе секций бокса или других видов борьбы.

— После школы, куда собираешься поступать? — спрашивает. — Могу помочь с нашим Политехом, — предлагает.

— Спасибо! Еще не определился. Если надумаю, я Вас найду, — обещаю.

— Где ты меня найдешь? — удивляется, улыбаясь.

— Вон сколько друзей и знакомых теперь, — киваю на лагерь и группы ребят. — Неужели никто Вас не знает? — удивляюсь очевидному и улыбаюсь в ответ.

Расходимся довольные друг другом.

На этой неделе репетируем с Юрием агитбригаду и готовимся к конкурсу Политического плаката. Юрий оказался незаменимым генератором идей, сценаристом и постановщиком. Агитбригаду по его предложению назвали «Время вперед!». Основная концепция выступления — история комсомола от рождения до наших дней. В ходе постановки мы пели песни разных лет, читали стихи и ставили сценки. Я вызвался спеть песню Градского «Как молоды мы были», так как среди участников не оказалось мужского солиста. Также участвовал статистом во многих сценках. А в одной играл роль младшего брата старшей сестры (Ленки Ефремовой), которая уезжала строить БАМ. Бежал за ней через весь зрительный зал и канючил, чтобы она взяла меня с собой. Репетировали и играли с воодушевлением. Удивился, что Юрий в насквозь политизированный сценарий вставил сцену с разгульной бабой, немецкой «подстилкой», которая выдала партизан.

На танцах не выдержал и выдал Шаффл, чем вызвал неподдельный интерес окружающих девчонок и даже ребят. Многие немедленно захотели научиться. Пришлось выйти с танцплощадки в окружении ребят и показывать танец по элементам. Наибольшую заинтересованность и активность проявляла Любка и несколько девчонок. Юрий, профессионально оценив танец, признался, что нечто похожее видел в баре Болгарии, когда ездил с делегацией на Поезде Дружбы. «Лунную походку» приберег на следующий раз.

На следующей неделе зарядили дожди. Все достали ветровки, куртки и зонтики. Мероприятия на открытом воздухе сократились. Бегать на Волгу по утрам не перестал. Успешно выступили с агитбригадой. На фоне других отрядов наше преимущество было неоспоримо. Не удивительно. Ведь выступление готовил будущий режиссер.

В один из дней, наконец, распогодилось и выглянуло солнце. На очередных танцах многие из нашего отряда танцевали или пытались изобразить Шаффл. Тогда показал «лунную походку», чем вновь вызвал танцевальный ажиотаж. Вновь показывал походку по элементам. В отрядный час девчонки настойчиво попросили показать Шаффл и еще, что знаю. «Что я могу еще показать?» — задумался про себя. Вспомнилась Ламбада. Я не знаю, стал ли этот танец популярным сейчас на Западе. Подозвал к себе Любку, как наиболее опытную в танцах и показал движения Ламбады, напевая вслух задорный мотив. Так под «ля-ля» прошелся, виляя бедрами и выкидывая ноги, чем рассмешил всех. Любка к новому танцу отнеслась серьезнее и повторила, похоже, лучше меня. Потом я взял ее за талию и, напевая вместе, прошлись в танце уже вдвоем. Тут же загорелись и остальные. Смеха и веселья было много. На шум и кутерьму из корпуса вышел Юрий со своей девчоночьей свитой. С улыбкой понаблюдав за вертящими бедрами, вскидывающими ноги, выстроившимися змейкой поющими и хохочущими девчонками, обратился ко мне:

— Сергей, опять твоя идея? Забавно! Похоже на латиноамериканские танцы.

«Профессионал. Сразу уловил, откуда ноги растут», — мысленно отметил. Позвали Серегу-музыканта. Мелодию он подобрал сразу. Репетиции Ламбады и Шаффла возобновились с новой силой.

Интерес ко мне в отряде после этих танцев и Спортивного праздника сразу повысился не только среди девчонок, но среди ребят. Подходили ребята из других отрядов. Познакомился с двумя хорошими ребятами из областного центра. Из будущего помню, что оба потом будут ездить в «Корчагинец» комиссарами. Один из них станет секретарем Областного комитета комсомола.

На снарядах со мной после стали заниматься еще несколько ребят.

В лагере приближалась пора отрядных тематических концертов. Мы подготовили и выступили по теме приближающегося Международного Фестиваля молодежи и студентов в Гаване. Разучили песни о Кубе, их революции и другие о борьбе за свободу. Многие — на испанском языке, записывая слова в русской транскрипции. Главной песней, конечно, стал «Гимн демократической молодежи». Из отечественных — «Гренаду», «Если бы парни всей Земли…», «Bella ciao» на русском, «Этот цветок распустился на пальме…», «Куба далеко, Куба рядом». Особенно запомнилась — «Еl pueblo unido jamás será vencido»:

Кое-как разучили и спели «Hasta siempre Comandante», «Quanta namera», «Bandiera rossa» и другие. Девчонки вырезали из ватмана и раскрасили разными цветами лепестки и склеили огромный цветок — символ кубинского Фестиваля. Выступали на его фоне.

«Это разноцветье напоминает символику ЛГБТ», — отметил мысленно. К счастью про толерантность и сумасшествие на Западе, связанную со свободой всяческих меньшинств сейчас не знают. В Союзе вроде даже судят пид-ров. А в таких городах, как мой зачастую бьют и презирают, если узнают о противоестественных наклонностях.

Помню из будущего, в одном из отпусков в нашем ресторане врезал такому, когда тот, улыбаясь, полез ко мне с объятиями. Только каблуки мелькнули.

Закончили свое выступление Ламбадой и покинули сцену под общий смех и овации зрителей. Девчонки настояли, зацепившись за слова Юрия о латиноамериканских корнях танца.

В один из дней ко мне подкатила наша отрядная активистка Наташка с группой девчонок с просьбой исполнить для отряда свои песни. Еще и возмущались, что я скрываю свои таланты. «Маринка раскололась!» — сразу мелькнула мысль. Я ожидал подобное и, не расстраиваясь, согласился. Только попросил достать мне гитару. В один из вечеров мы опять с отрядом «сбежали» после отбоя на наше место.

Накануне, продумывая репертуар, нашел Ленку Ефремову и поинтересовался:

— Ты слышала песни «Маленькая страна» и «Шофер-дальнобойщик»?

Попытался напеть, но она замахала рукой останавливая.

— Конечно! А что? — интересуется.

— Ты знаешь, что мне придется выступать перед отрядом со своими песнями? Мне неудобно петь женские песни. Не поможешь мне? — предлагаю.

— Так это твои песни? Вот это да! — удивляется. — Конечно, помогу. Только я всех слов не помню, — соглашается намекая.

Набрасываю тексты и отдаю ей.

— Я Лариску позову петь, — вспоминает о своей подружке-солистке, уносясь с листком.

Сижу с гитарой у отрядного костра. Смотрю на огонь, раздумывая — с чего начать. Оглядываюсь. Все с ожиданием смотрят на меня. Рядом Ленка с Лариской. С другого бока — Маринка. Накануне она расстроенная подошла ко мне с извинениями:

— Я не смогла утаить, когда девчонки насели на меня, требуя рассказать о твоих песнях. Я не говорила, что ты пишешь песни. Они сами откуда-то узнали. Прости меня, пожалуйста!

Задумался. Маринка, конечно не виновата. Я сам собирался вызваться и исполнить пару своих песен. «Ритка-землячка поделилась с подругами» — предполагаю про себя. Но к Маринке надо демонстративно «охладеть», используя эту ситуацию. Не стоит больше допускать «вольности». Пусть считает меня хорошим другом, но не своим парнем. А мне давно пора скинуть внутреннее напряжение, а то скоро поллюции начнутся от постоянного окружения сексуальных фигурок, попок, ножек, грудок. Ух!

— Я ни в чем тебя не виню. Сам собирался предложить ребятам. Нам с тобой еще выступать с той детской песенкой, помнишь? — успокаиваю расстроенную девчонку.

Маринка радостно вспыхнула и закивала. «Господи, как стыдно обманывать, обнадеживая ребенка!» — прогоняю мысль.

Встряхиваю головой, отрешаясь от недавних воспоминаний. Трогаю струны и начинаю песню Петкуна:

Спев пережидаю шумный восторг. Ленка справа теребит:

— Слова напишешь?

Дождавшись тишины, рассказываю:

— Первую песню, с которой все началось, вы знаете. Предупреждаю сразу, что песня не моя. Предлагаю всем подпевать:

Ребята с удовольствием подхватывают и поют вместе со мной. «Администрация знает о нашей самоволке?» — мысленно задаюсь вопросом, предполагая, что шум от нас ночью доносится до лагеря.

— А это моя первая песня, написанная к восьмому марта. Я ее посвятил всем нашим бабушкам, — объявляю.

Как и ожидал, песня затронула многих. Припев мне подпевали. У некоторых девчонок заблестели глаза. Кивнул Ленке и шепнул:

— Маленькая страна.

Девчонки высокими звонкими голосами, казалось, пели на весь лес, не говоря о лагере. Подыгрывал, как мог, подстраиваясь под них. Песню многие знали и подпевали дуэту. По окончании многие высказали удивление по поводу моего авторства. Видимо Ленка с подружкой не всех просветили накануне. Маринка, приоткрыв рот, пораженно смотрела на меня. Разминаю усталые пальцы. Продолжительный перерыв в игре на гитаре сказывался.

Настраиваюсь и пою «Коня» и «Солдата». Выслушав аплодисменты и ответив на некоторые вопросы, продолжаю:

— А эти песни я написал о своих дворовых знакомых и друзьях. Наверняка некоторые из вас вспомнят свои дворы и своих друзей.

Ребята дружно похлопали, а кто-то из девчонок поинтересовался:

— Ты в бараке живешь?

— Я живу в заводском поселке. У нас многие так живут, — объясняю. — Будем про будущее думать. «Хат не будет, дворец на каждую семью. С колоннами, с фонтанами, а завалинки из кафеля. Парное отопление!». На балконе будем какаву пить, — переиначиваю и цитирую монолог Яшки-революционера из фильма «Бумбараш».

Кое-кто, вспомнив, засмеялся и стал объяснять заинтересовавшимся соседям. Снова киваю Ленке. Горло уже начало саднить и хотелось пить. Девчонки поют «Дальнобойщика». Многие с удовольствием подхватывают. Затем пою «Седую ночь» и «Таню». По окончании кто-то из девчонок бестактно поинтересовалась:

— Сережа, у тебя девушка дома есть?

Многие ребята и девчонки возмутились неучтивым вопросом, но чувствую, что некоторые ждут моего ответа.

— Может тебе результаты медицинских анализов, сообщить, которые получил перед лагерем? — спрашиваю, намекая на некорректность вопроса.

— Что такого я спросила? Интересно же! — оправдывается не понимая.

— Подозреваю, что у меня образное мышление. «Таня» — это собирательный образ. В песню можно подставить любое женское имя, — объясняю привычно. — Вот послушайте грустную песню о трагической любви, — предлагаю песню Сплин «Романс»:

Помолчали. Кто-то не выдержал:

— Как грустно.

Пою, чтобы поднять настроение «Все пройдет» и «Городские цветы». Чувствую, что в горле, как наждак.

— Ребята, мне надо передохнуть, иначе поврежу голосовые связки. Не привык подолгу петь. Мне необходимо попить, — признаюсь. — Может, кто другой выступит? — предлагаю и откладываю гитару.

— Я сейчас принесу, — подхватывается Колька.

Придерживаю за ветровку, порывающуюся вскочить Маринку. Колька с соседом исчезают в темноте. Петь сольно никто не решается. Тогда Наташка предлагает попеть пока всем лагерные песни и разучить неофициальный гимн «Корчагинца». Ведь скоро конец лагерной смены и всем надо будет петь ее. Напоминает слова, пытаясь напеть:

Пока разучиваем песню, ребята приносят мне графин с водой. Вода в лагерном водопроводе противная с запахом. Даже умываться и чистить зубы неприятно. В столовую привозят другую воду, пригодную для питья. В корпусе все питьевые емкости заполняют дежурные по отряду кипяченой водой из столовой.

Напившись, берусь за гитару. Для всех знак, что пора прекращать репетицию.

Пою:

Продолжаю. Тороплюсь, ощущая дискомфорт в горле.

Как же ребята воодушевились от этой песни. Орали на весь лес: «Я рожден в Советском Союзе…» Дождавшись, пока улягутся эмоции, продолжаю:

Завершаю персональный концерт любимой песней. Так об этом и объявляю.

Собираемся в лагерь. Ребята и девчонки подходят, хвалят и благодарят. Пацаны хлопают по плечам. Многие просят написать слова. Маринка осмеливается и целует в щеку. Увидев это, за ней тянуться и другие. Наташка с ненужным пафосом восторгается:

— Это великолепно! Такого я никогда и нигде не встречала. Тебя и твои песни должны услышать все в лагере!

Ленка пихает снова в бок и напоминает:

— С тебя тексты, не забудь!

Лагерь. Серега-музыкант.

На следующий день меня находит Серега-музыкант.

— Говорят, ты неплохие песни пишешь? — интересуется.

— Кто говорит? — отвечаю по-еврейски. «Что значит — неплохие?» — мысленно озадачиваюсь.

Интерес музыканта к новым песням понятен. Но областные покупатели мне особо не интересны. Серега, видимо, чего-то почувствовал и поспешил меня успокоить:

— Ты не подумай чего. Я хочу просто немного помочь тебе продвинуть свои песни, чтобы они стали популярными не только среди твоих друзей или в твоем городе. У меня есть связи и возможности.

— Ты песен не слышал. Откуда можешь знать, что они стоящие и могут стать популярными? — продолжаю заставлять его раскрыть свой интерес. «Похоже, Серега не так прост, как показался в первые дни», — мелькает догадка.

— Мне так сообщили. Давай я послушаю, что есть у тебя и сразу сообщу, какая песня будет популярна, — предлагает с улыбкой.

— Мне этого не надо. Я сам знаю, чего стоят мои песни, — отказываюсь.

Вижу, что он чувствует себя неуверенно. Вероятно, Сергей рассчитывал, что я с радостью ухвачусь за его предложение, и мы начнем «двигать» мои песни и себя к успеху и славе. А попутно заработаем.

— Откуда ты можешь знать? — спрашивает, не желая сдаваться.

Мне надоел этот разговор. Пусть Сергей, хоть какой расчудесный парень и отличный профессионал, но мне его помощь действительно не нужна.

— Ответь мне тезка на два вопроса честно, — предлагаю. — Ты можешь помочь зарегистрировать мои песни в областном ВААПе? За какую максимальную цену ты сможешь продать гениальную песню? — спрашиваю и прямо смотрю ему в глаза. «А глазки-то вильнули!» — замечаю.

Сергей совсем смешался. Не такого разговора он ожидал от неопытного подростка. Сообразил, что я в курсе их кухни.

— С ВААПом надо подумать. Есть выходы на нужных людей, — неопределенно протянул. — А продать отличную песню можно тысяч за пять, — предполагает, опять вильнув взглядом.

— Сережа, я знаю областные цены, так как уже продал две песни и сейчас продаю еще одну. Не надо меня разводить! У меня есть выход на вашу филармонию и тоже есть связи. Я вижу, что ты со мной лукавишь. Я тебя предупреждаю, что все песни, которые я пел вчера, и буду петь потом здесь в лагере, уже проданы и вероятно зарегистрированы. Если ты сомневаешься в моих словах, то поинтересуйся у Севы. Ты должен его знать. Круг областных музыкантов узок, — заявляю с раздражением.

Сергей оторопело смотрит на меня некоторое время. Потом недоверчиво интересуется:

— Сева, это…?

— Не знаю, кого ты имеешь в виду. Я говорю про того, который интересуется шансоном, — отвечаю.

— Откуда ты его можешь знать, — в задумчивости тянет. — А какие песни, те две, ты продал? Не скажешь? — спрашивает.

— Я их продал. Теперь они чьи-то. Не интересовался, — отвечаю устало.

— Их уже поют? — не унимается.

— Говорят, довольно популярны здесь и в столице, — отвечаю, пожимая плечами.

Сергей, глядя на меня с удивлением качает головой и молчит. Наконец решившись, заявляет:

— Забудь весь наш предыдущий разговор. Признаю — я сглупил. Считай, что я всегда буду на твоей стороне. Ты всегда можешь обратиться ко мне за помощью. Конечно, у меня нет тех возможностей, которые имеют Севины друзья, но сделаю все, что в моих силах.

— Спасибо, — протягиваю руку.

Жмем руки и расходимся.

Лагерь комсомольского актива. Танька.

На очередных танцах чувствую, что меня щиплет кто-то сзади за бок. Оглядываюсь и вижу улыбающуюся девчонку из нашего отряда.

— Пойдем танцевать? — предлагает она.

Кружимся в медленном танце, а я вспоминаю. Давно заметил ее взгляды на меня, но не понял их. В ее взгляде не было заинтересованности, задумчивости, призыва, вопроса или любопытства. Она не старалась выделиться среди девчонок. В той памяти она оказывала мне знаки внимания под конец смены, но я не повелся. Слишком заурядно она выглядела. Косметикой не пользовалась или я не замечал. Почти всегда носила две глупые косички с вплетенными белыми тряпочками. Даже не бантики. Иногда заплетала косу, тоже с белой тряпочкой. Сегодня, она на танцах была с распущенными волосами. Помню ее только в белой блузке и длинной темной юбке ниже колен. В обуви, похожей на кожаные тапочки без каблука. Предполагаю, что она из сельской школы или поселка сельского типа. Ростом с меня. Под руками ощущаю горячее подвижное девичье тело.

— Извини, но я не помню, как тебя зовут, — начинаю разговор.

— Таня, — отвечает с готовностью без тени обиды, улыбаясь.

— Меня…

— Я знаю, — смеется, прерывая меня. — Тебя, наверное, весь лагерь знает. Во всяком случае, девчонки, — добавляет.

Танцуем, размышляя о своем. Я, во всяком случае, думаю над ее словами. Почему меня должны знать все девчонки? Неожиданно Танька заявляет:

— На что ты еще способен, кроме танцев и пения?

Чувствую, что сердце радостно забилось. Неужели? «Этот шанс упускать никак нельзя!» — мелькает радостная мысль.

— У меня множество умений. Могу продемонстрировать. Тебе должно понравиться, — утверждаю.

— Хотелось бы тебе верить, — лукаво улыбается.

Танец заканчивается, и мы возвращаемся на место.

— Встретимся у нашего умывальника через пять минут, — торопливо предлагаю шепотом.

Кивает, удивленно глядя на меня. Выбираюсь из толпы, окружающую танцплощадку и иду к нашему корпусу. Что значит ее удивление? «Неужели я ошибся?» — мучает мысль. Я решил ее отвести на отрядное место в лесу. С каждыми танцами на территории лагеря, все труднее стало находить место для уединения. Через некоторое время замечаю бесшумно приближающееся белое пятно.

— Пойдем на наше отрядное место? — предлагаю вполголоса.

Скорее догадываюсь, чем вижу, что она кивает. Беру Таньку за руку и иду вперед, по еле угадываемой тропинке. Она пытается отдернуть руку. «А рука-то натружена, с жесткой мозолистой ладонью и сухой шершавой тыльной стороной», — отмечаю про себя. Девчонке часто приходилось работать с лопатой и вилами. Таскать тяжелые ведра, ворочать мешки и ковыряться в земле. Не обращая внимания на ее попытки, веду ее интуитивно к отрядному месту. Тропинки не видно совершенно.

И здесь облом! От полянки слышится женский смех и мужское бормотание. Танька за спиной приглушенно хихикает. Дурацкая у нее кофточка — далеко видна. Разворачиваюсь и иду назад. Отойдя метров на двадцать предлагаю:

— Здесь свернем.

Не слыша и не слушая ответа, иду в сторону. Хорошо, что лес сосновый. Пройти можно легко, если бы не кочки. Отходим метров на десять. Меня уже начинает потряхивать. Надеюсь, что Танькину белую блузку не видно с тропы. Прижимаю ее к себе и начинаю жадно целовать, чувствуя поднимающееся возбуждение. Она с готовностью отвечает. Шарю по всему ее телу. Мну тверденькие бугорки небольших грудей. Перемещаю руки на ягодицы и с удовольствием их щупаю. Раньше я не выделял Таньку и ее фигуру не оценивал. «Похоже, ей стыдиться своей фигуры нечего», — отмечаю. Чувствую, что джинсы стали малы. Начинаю задирать ее длинную юбку. «Когда же она кончится?» — раздраженно и в нетерпении удивляюсь. Наконец, достигаю края и получаю доступ к гладкой материи трусиков. Засовываю руки под резинку и глажу теплую кожу упругой попки. Перемещаю руку к ее низу живота и чувствую волосики лобка. Протягиваю руку ниже и прикасаюсь к ее щелочке. Она дергается и непроизвольно пытается отстраниться. Шумно вздыхает. «А Танька уже течет!» — с удовлетворением отмечаю, чувствуя влагу пальцами. Ласкаю пальцами ее половые губы. Танька больше не дергается, но начинает подрагивать и шумно дышать. Неожиданно просовывает между нами руку, расстегивает ширинку джинсов и освобождает мой член из трусов. Зажав в кулаке, начинает др…ть. Непроизвольно ахаю я.

— Давай… как-нибудь… по-другому, — хрипло и прерывисто предлагаю.

— Нет…так…, — с трудом выдыхает она.

В возбуждении помогаю телом движению ее руки. Она, не менее возбужденная, шумно дыша, тоже двигает тазом в такт движениям моих пальцев. Чувствую скорое приближение оргазма, чуть отворачиваю тело в сторону. Танька понимает и тоже отстраняется, не останавливая движений бедрами.

— А-а! — непроизвольно вырывается.

С силой выстреливаю в темноту несколько раз. На мгновение прекращаю движения рукой. Она тоже останавливается. Постепенно восстанавливая дыхание, пытаюсь продолжать возбуждать Танькин клитор.

— Не надо, — шепчет она, по-прежнему шумно дыша, — мне все равно так не кончить. Зажав головку члена в руке, прижимается всем телом ко мне.

— Тебе хорошо? — шепчет в ухо.

— Еще бы! Ты молодец! Надеюсь и тебе доставить удовольствие, — признаюсь, гадая о непонятном поведении девчонки.

— Мне тоже хорошо, — сообщает. — Я вообще-то редко кончаю, — признается.

Странно. Заводится с полуоборота. На все действия реагирует, как надо. Не притворяется. А кончает редко? Не понятно. Запускаю вторую руку ей под платье и тяну трусики вниз. Танька, пошевелив бедрами, помогает мне. Чувствую, что возбуждение возвращается. Присев, спускаю ее трусики до колен. Расстегиваю джинсы и спускаю вместе с трусами. Член опять в готовности. Меня опять потряхивает.

— Может, ляжем? — предлагаю.

— С ума сошел? Сыро. Испачкаемся! — отказывается.

— Тогда повернись и наклонись, — прошу.

— Имей в виду, что в зад и в рот я не люблю, — информирует и поворачивается. — Мужу буду делать, как захочет.

Догадываюсь, что она лукаво улыбается в это время. Татьяна расставляет ноги и сама закидывает платье на спину. Пристраиваюсь к ней сзади. Тороплюсь, пытаясь направить член. Она, протянув руку между ног, помогает мне. Незамедлительно начинаю двигать тазом и быстро приближаюсь к моменту оргазма. Танька, похоже, тоже и начинает подаваться мне навстречу. Постепенно ускоряюсь, а она начинает постанывать. Неожиданно Танька вскрикивает и замирает, ухватив меня руками за бедра.

— Подожди немного, — запыхавшись, просит снизу. — Сейчас, передохну.

Стою, жду, но не выдерживаю и в нетерпении понемногу снова начинаю двигаться. Чувствую приближение оргазма и ускоряюсь. Перед самым извержением еле успеваю выдернуть член и отстраниться. Изливаюсь ей на ягодицы. Она в изнеможении опускается на корточки. Через некоторое время поднимается и натягивает трусики.

— Я тоже кончила, — радостно информирует. «Неужели действительно это для нее редкость?» — снова удивляюсь про себя.

— И это все? — наигранно разочарованным голосом спрашиваю.

— А ты еще хочешь? — удивляется. — Нам, наверное, пора возвращаться. Скоро танцы закончатся, — напоминает.

— Успеем, — легкомысленно отмахиваюсь.

— Хорошо, — покладисто соглашается. — Только давай, если захочешь, я тебе опять рукой помогу. У меня сил уже нет и, похоже, будет больно, — предлагает. — Конечно, если ты захочешь, я потерплю, — обещает.

— Я что, похож на садиста? — обижаюсь и удивляюсь.

— Посидеть бы, где, — мечтает.

— Пойдем, поищем уголок, где путнику усталому приткнуться, — заговорил стихами, застегивая джинсы.

— Похоже ты мне на платье попал, — сообщает, озабоченно щупая спину. — Теперь юбку придется стирать.

— У тебя, что запасной нет? — удивляюсь проблеме.

— Есть, конечно, только эта лучшая, — расстроенно сообщает. «Вот еще одна сторона небогатой сельской жизни», — мысленно отмечаю. «Как эту старушечью юбку, можно назвать лучшей?» — удивляюсь про себя, вспоминая Таньку при свете дня.

Мне почему-то становится стыдно за свои импортные шмотки, кучу денег и неплохие перспективы в будущем, если все сложится. Мне захотелось хоть чем нибудь ее порадовать. Только я не знал, что можно сделать, чтобы не обидеть девчонку.

Осторожно идем к тропинке. Обратный путь показался короче. «Вот было бы смеха, если бы кто проходил мимо, когда мы сверкали белыми задами!» — рассмешила мысль. Пошли в сторону лагеря. Побродив, нашли незанятую скамейку.

— Что у тебя с девочкой из нашего отряда? — интересуется. «Извечное женское любопытство, насчет вероятных соперниц!» — усмехаюсь про себя.

— Что у меня может быть с ребенком? — отвечаю вопросом. — Мы только друзья.

— Я так и думала, — кивает головой. — Я, как только тебя увидела в лагере, сразу решила, что буду с тобой, — неожиданно признается. — Только ты всегда занят или не один.

— А сегодня обратила на себя внимание, — подхватываю.

— Ага. Только боялась, что ты не захочешь связываться с простой деревенской девчонкой, — продолжает исповедоваться. — Вон сколько городских красивых девчонок вокруг. Многие хотели бы с тобой подружиться. Я слышала. Некоторые ходили к девочке из твоего города расспрашивать о тебе.

«Все-таки Ритка растрепала о моем творчестве», — убеждаюсь.

— Ты многим этим городским фору дашь, — убежденно заявляю и чувствую, что в штанах снова зашевелилось. — У тебя парень есть там, откуда ты приехала? Кстати, откуда ты? — интересуюсь и пытаюсь понять, как в семнадцать лет можно приобрести богатый опыт интимной жизни.

— Из Залесского района. А парень … был, — задумавшись, с грустью сообщает.

— Почему был? Он, что умер? — спрашиваю, опасаясь вызвать слезы.

— Что с ним, паразитом, случиться может? Жив, конечно. Пьет и по бабам шастает, — устало отвечает и немного помолчав, начинает делиться пережитым:

— Я, тогда влюбилась в него без памяти. Он из армии только пришел. Красивый, высокий, веселый. Когда он на меня обратил внимание, была на небе от счастья. Ради него готова была на что угодно. Даже когда он захотел, не препятствовала. Мечтала, вырасту — поженимся. Жить будем лучше всех. Я ему деток нарожаю. Я была бы самой лучшей женой. А он только пользовался мной, как шлюхой. Напьется, нашляется по бабам и возвращается. Попыхтит, поерзает на мне и спать. Иногда заставлял противоестественно его ублажать. (Передернула плечами). Утром встанет: «Есть, что пожрать и похмелиться?». И опять на несколько дней пропадет. Сначала, все надеялась, что нагуляется, перебесится и будем жить как люди. Но куда там? Только хуже стал пить и драться еще. Не выдержала и выгнала.

Замолчала, погрузившись в свои мысли.

— Завела бы другого. Говорят, клин клином вышибают, — предложил.

— Я и завела. Одноклассника. Всего пару раз с ним вытерпела. Вонючий. Пыхтит на мне, и потеет. (Снова передернула плечами). Лучше уж одной жить, чем с такими, — откровенничает. «Теперь понятно, почему для нее оргазм редкость», — мысленно отмечаю.

— Тебе просто не повезло. Я уверен, что такая девушка, как ты, просто обязана быть счастлива. Вот после школы, куда нибудь поступишь и встретишь своего принца, — пытаюсь ее поддержать.

— Куда мне поступать? У меня папа болен. Маме надо помогать, — сокрушается. — В этот лагерь меня направили, а все мысли — «как они там без меня?» А тут тебя увидела и сон потеряла. Понимаю, что я тебе не пара, но ты мог бы иногда заезжать в гости. У нас такие места красивые. У меня есть свой дом. Остался от бабушки, — предлагает, заглядывая в лицо.

Мне было ее жалко. Но что я мог ей обещать?

— Я не могу ничего сказать тебе насчет поездки в гости, хотя и не против. Оставишь свой адрес, и если подвернется возможность, я вышлю телеграмму накануне. Подтвердишь приглашение. Может, ты замуж выйдешь, а тут я нарисуюсь. Нехорошо выйдет. Но ты верь и жди, может и ходит твое счастье рядом. Не отчаивайся и не опускай руки. Борись, — продолжаю ее обнадеживать, хотя понимаю, что слова мои бесполезны.

Танцы закончились и мы разошлись. На прощание поцеловал ее, и наплевать было на мнение окружающих. В отрядный корпус шел расстроенный и удовлетворенный.

Мне все-таки удалось порадовать Таньку. Однажды на утреннем построении лагеря нашему отряду предложили выделить команду из десяти человек для оказания шефской помощи детскому дому-интернату, находящемуся в соседнем поселке. Когда Павел предложил выйти добровольцам, шагнули вперед все. Так как ожидались сельхоз работы на приусадебном участке, то отобрали по пять ребят и девчонок, знакомых с садовыми работами. Я настоял, чтобы включили меня, и подмигнул Таньке. Нас включили в команду. В интернат нас доставили на грузовике. Всю дорогу орали песни. Работать пришлось на запущенном интернатском приусадебном участке. Прореживали кусты. Выкапывали сорные растения и убирали мусор. Когда подошло время обеда работы оставалось еще на пару часов. Единогласно решили проигнорировать лагерный обед и закончить свою работу. Я подошел к Нине, второму комиссару отряда и отпросился в поселковый магазин, под предлогом купить воды и чего-нибудь перекусить ребятам. Нина удивилась, когда я достал и показал четвертак. (В кармане лежало таких еще три). Перед отъездом я надеялся посетить сельский магазин и купить, что-нибудь для Таньки. Поэтому захватил деньги. Опять подмигнул ей, и мы вдвоем отправились за покупками.

Магазин оказался недалеко от интерната в одноэтажном здании. Перед магазином признался Таньке, озадаченной моим поведением:

— Хочу тебе сделать подарок. Вдруг больше не будет у меня возможности порадовать тебя? Не вздумай отказываться! Обижусь, — опередил, пытающуюся возразить девчонку.

Промышленные товары и продукты продавались в одном помещении. Покупателей в середине рабочего дня в магазине не было. Ассортимент разнообразием не баловал. Пришлось обратиться к продавщице за помощью в выборе обновок для девушки. Киваю на смущенную Таньку. Выслушав мою просьбу, понимающе усмехнулась и окинула оценивающим взглядом фигуру девчонки.

— Нет у меня практически ничего подходящего. Наши жители обычно в райцентр или в область едут за покупками, — посетовала.

Однако развернулась и сняла одно из выставленных летних платьев. Затем достала босоножки и туфли на среднем каблуке, кинув взгляд на ее обувь.

— Пальто и демисезонная одежда интересует? — спрашивает с усмешкой.

В растерянности оборачиваюсь за помощью к Таньке и вижу, что та отвернулась и стоит, еле сдерживая слезы.

— Несите, — машу рукой, вздыхая.

Женщина, заметив состояние девушки, тоже вздохнула сочувственно и ушла в подсобку. Вернувшись, выложила на прилавок пальто, бордовую демисезонную куртку и женские блузки.

— Косметика, часы, украшения, для волос чего нибудь, — перечисляю и неопределенно верчу рукой у головы. (Ну, не знаю, чего там девчонкам требуется для причесок.)

Продавщица отрицательно мотает головой. Выкладывает только обручи, резинки, гребни, расчески и коробочку с тушью («самоплюйкой» догадываюсь), флакончик с духами, тюбики с помадой и несколько ниток бус.

Глядя на это «изобилие», теряюсь и снова оборачиваюсь к Таньке. «Похоже, я поставил девчонку в неудобное положение. Ей стыдно и неудобно. Муд-к!» — мелькает мысль, от взгляда на фигурку с обреченно поникшими плечами. Но делать нечего. Раз решил и начал, надо заканчивать этот «шопинг». Беру платье, блузки, куртку и прямо с вешалками прикидываю на ее фигуру. Откладываю. К ужасному покроя пальто не прикасаюсь. Заставляю примерить обувь. Босоножки подошли вроде. Покупаю все украшения, (кроме старушечьих бус, гребней и расчесок), платье (в дурацких цветочках), пару блузок и босоножки. Прошу все это упаковать и перехожу в продовольственный отдел. С тоской и недоумением оглядываю полки с хлебом, водкой и вином, консервами и крупами. Чего нашим купить?

Тут в магазин ввалились два помятых аборигена, мучимые «жаждой» и шатающиеся от «голода».

— Галька! — заревел один, — отпусти нас по-быстрому. Нам на работу надо.

— Подождете. Отоварю нормальных людей, тогда и до вас очередь дойдет.

— Это где здесь нормальные люди? — крупный мужик демонстративно оглядывается и как будто только сейчас замечает меня. — А! Пионер. Подождешь! — сообщает мне и отодвигает плечом от кассового аппарата.

Оглядывается и замечает, расстроенную Татьяну.

— Девушка! Кто тебя обидел? Ты что ли, пионер? — снова поворачивается ко мне. — Не переживай, сейчас возьмем «огненной воды» и я тебя утешу, — сообщает ей, — А ты веди себя хорошо, — указывает мне.

— Васька, перестань хулиганить. Давно ли из КПЗ вышел, а опять начинаешь? А ну-ка отойди от кассы, подходит продавщица со свертком в руках. — Будешь чего из продуктов брать, парень? — спрашивает меня.

Наконец Танька очнулась и пришла мне на помощь. Заказала, не увиденное мной печенье. Конфеты, типа подушечек, которые я не за что бы ни купил. Уж больно вид у них был не аппетитный, да и сладкое не люблю. Покупаем три банки рыбных консервов, по половинке хлеба и батона. Для утоления жажды — четыре бутылки лимонада «Буратино». Неожиданно Танька ойкает и дергается. Разворачиваюсь и вижу, что бугай щупает ей задницу, но при этом голову держит прямо и делает вид, что не причем.

Не задумываясь, хватаю его за большой палец и проворачиваю на излом. Тот, взревев, опускается на колено от боли. Контролирую любое движение того болезненным сгибом сустава. Другой рукой протягиваю два «четвертака» продавщице и прошу невозмутимо, спокойным голосом продукты тоже упаковать или поискать пустую продуктовую коробку. Тары с собой у нас не было. Продавщица, с опаской косясь на матерящегося мужика, кивает и, достав картонную коробку, с Танькой укладывают в нее продукты. Поворачиваюсь к бугаю. Защемляю нижнюю губу другой рукой, и он взвывает снова.

— Если ты, недоносок, еще раз протянешь руки, покалечу. Я не шучу, — свирепо глядя в мутные слезящиеся глаза, угрожаю.

Отталкиваю голову злодея и, сунув руку в подмышку, с силой защемляю щепотью пальцев нервные окончания плечевого сплетения. Бугай опять ревет от боли. Отпускаю его вывернутый большой палец. Его правая рука парализована и бессильно повисает. Второй алкаш, похоже, даже ничего не понял. Стоит, посередине магазина покачиваясь, и тупо смотрит на поверженного воющего от боли собутыльника. Пододвигаю в сторону опешившей продавщицы червонец из сдачи и благодарю.

— Через полчаса придет в себя, — успокаиваю ее, кивая на хулигана. — Если снова захочет неприятностей, то найдет меня возле интерната, — сообщаю.

Забираю коробку с продуктами, и выходим с Танькой из магазина. Бугай, по-прежнему стоя на коленях и баюкая парализованную руку, угрожает нам в спину.

Некоторое время идем молча. Татьяна, по-видимому, приходит в себя от недавней стычки. Потом замечает сверток с покупками у себя в руке и с негодованием набрасывается на меня:

— Зачем ты это сделал? Я, что, сама не могу себе купить? Зачем ты поставил меня в глупейшее положение? Я не нищенка и в подачках не нуждаюсь. Что я в лагере девчонкам скажу? Мне ничего не нужно.

Гляжу на разгневанную девчонку и думаю: «Вероятно, я из-за своей самоуверенности сделал чего-то не то. Никогда не понять этих женщин! Надо было взять у нее размеры, купить в Москве и Ленинграде чего-нибудь из импорта и выслать ей». Дождавшись заминки в монологе, вклиниваюсь:

— Извини, если обидел. Хотел, чтобы у тебя осталось, что-то на память обо мне. Другого случая, боюсь, больше не подвернется, вот и воспользовался сегодняшней ситуацией. Я ведь тебе платье испортил. Если хочешь, выкинь и давай забудем об этом.

Она только открыла рот, чтобы выплеснуть очередную порцию возмущений, но поперхнулась и принялась вглядываться в мое лицо, пытаясь понять степень искренности моих слов. Так молча дошли до наших. Перекусив, продолжили работу. К моему удивлению, все сладости «подмели». «Соскучился народ по конфетам с печеньем!» — мысленно сообразил. Бугай не появился. Будет знать, что на его силу может найтись другая сила. На вопрос ребят о свертке, соврал о купленном плаще для отца.

Лагерь комсомольского актива. Окончание.

Началась последняя неделя пребывания в лагере. В свободное время играл в футбол и волейбол. На организованных соревнованиях сборная лагеря проиграла сборной комиссаров в футбол и волейбол. Волосов в связке с двумя комиссарами вытянули все игры. Маринка издали сверлила меня взглядом, но с разговорами не подходила. Отрепетировали с ней и еще одной девочкой Надей из отряда под аккордеон песню «А ты меня любишь?»

Неожиданно под вечер меня вызвали на беседу к лагерному комиссару. Там присутствовал Серега-музыкант. Они сообщили о намечающемся праздновании дня рождения одной комиссарши и попросили выступить там со своими песнями. Я знал по двум своим сменам, что в комиссарском домике по вечерам бывает весело и там не соблюдается трезвая норма лагерной жизни. Вблизи заметил, что комиссар лагеря злоупотребляет косметикой, пытаясь замаскировать следы возрастного увядания на лице, что не добавило к ней симпатии. Видя, что я не выражаю восторга от заманчивого предложения побывать в числе избранных на закрытом мероприятии, она стала намекать на будущую протекцию от влиятельных лиц Обкома комсомола в будущей комсомольской карьере и при поступлении в областной ВУЗ. «Сомневаюсь, что она или ее знакомые настолько влиятельны», — мелькает мысль. Вижу, что Серега понимающе улыбается, опустив голову.

— Я вынужден Вам отказать. Комсомольская карьера меня не интересует. Поступать планирую в Московский ВУЗ. Певцом и музыкантом себя не считаю и на различных мероприятиях не пою, — невозмутимо отказываюсь.

Вижу, что она не ожидала такого ответа и еле сдерживается. «Не привыкла к отказам рядовых комсомольцев!» — догадываюсь мысленно.

— А перед лагерем выступишь? — интересуется Сергей и подмигивает.

— От нашего отряда выступлю. Если ребята сочтут достойным и предложат, — сообщаю.

— Можешь идти, — зло цедит сквозь зубы комсомольская «шалава».

Иду в расположение. Меня не волнует настроение начальников, а больше переживаю за поведение Таньки. После поездки в интернат он даже не смотрит в мою сторону. Сверток с покупками лежит с моей сумкой в комнате хранения.

В конце смены Наташка Папашина по секрету сообщила мне, что лагерный Совет планировал организовать Авторский вечер по моему творчеству. Но лагерный комиссар «зарубила» эту инициативу, обосновав несовместимостью лагерной комсомольской политики с песнями сомнительного содержания неизвестного автора. Я равнодушно тогда пожал плечами.

С Танькой мы помирились. Она не выдержала и подошла вечером сама. Извинилась за свою вспышку гнева и попросила не обижаться. Оказывается, ей было стыдно за свое поведение, поэтому она не подходила ко мне раньше. Попросила вернуть ее вещи, если я их не выкинул. Вместо разговоров отвел ее на отрядное место. Вспоминая часто ее белый зад и бедра, всегда возбуждался. Вот и сейчас вспомнив, испытал нестерпимое желание.

Используя бревна как скамейку, перепробовали разные позы. Лежа, когда я сверху и наоборот. Сидя оказалось неудобно из-за наших физиологических особенностей. Стоя сзади. Татьяна дважды испытала оргазм, чего еще никогда не было у нее. «Какие же сволочи, ее бывшие мужики», — мысленно посочувствовал девчонке. Потом просто сидели, обнявшись, и болтали обо всем. Меня порой поражала ее житейская мудрость и некоторая детская наивность в знании отдельных сторон жизни. Оказалось, что она жутко завидовала городским девчонкам и заранее ставила их выше себя. Еще в ней было заложено с детства, что муж царь и бог в семье. «Повезет же кому! Лишь бы скотиной не оказался!» — позавидовал и пожелал про себя. Когда она начала мечтать о наших совместных детях, вспомнил, что отбой уже был и нам пора в корпус. Договорившись о скорой встрече, разошлись по палатам.

Ребята естественно еще не спали и встретили меня беззлобными шутками. Рассказал несколько анекдотов. Потом разговор перекинулся на скорое завершение смены и возвращение домой. «Видимо все заскучали по дому», — отметил.

Сам же вспомнил про Романова. «Когда умрет Кулаков?» — возник вопрос в голове. Политинформации в отряде проводятся регулярно. Но сочтут ли его смерть значительным событием для информирования комсомольцев? Все-таки с его смертью не все чисто, раз главные лица страны отсутствовали на его похоронах. А это знак! Надо следить за газетными сообщениями самому. Вероятно, от этого события Романов начнет действовать в отношении меня.

На меня накатила тревога. Попытался отвлечься, вспоминая сегодняшнюю встречу с Татьяной. «Я ведь сегодня второй раз стал мужчиной в этом возрасте», — спохватился про себя. Первый раз этого не отметил.

«У Татьяны же можно найти временное убежище, в случае опасности! Никто не сможет быстро вычислить это укрытие», — внезапно осенило меня. Необходимо у нее уточнить адрес и маршруты, которыми можно до ее деревни добраться. Предупредить о необходимости держать в тайне наши отношения. Как бы ни хотелось «трахаться», но встречи придется прекратить. Слишком много глаз. Спутаться бы с другой девчонкой для конспирации и для удовлетворения, но расстраивать Таньку не хочется.

На заключительном лагерном концерте пел с Маринкой и Надькой «А ты меня любишь? Ага!». Целое представление разыграли втроем с этой песней. В конце последнего припева мы с Маринкой, взявшись за руки, кружим вприпрыжку по сцене.

Сольно под гитару пою две запланированные песни — «Я рожден в Советском Союзе» и «О той весне». Когда собирался уходить сначала отрядные девчонки, а потом весь зал настойчиво запросил от меня еще песен. Взглянув на криво улыбающуюся комиссара лагеря, снова взялся за гитару и запел «Половинку» Петкуна:

Что меня удивило, многие в зале пели со мной. Видимо разучили текст, который у меня выпросила Ленка Ефремова. После этой песни зал снова не захотел отпускать меня. Стерва, назначенная старшей над лагерем, пыталась призвать к соблюдению «регламента» концерта, но ее не слушали. Махнув рукой, села на свое место.

Пришлось спеть «Так хочется жить». После нее, не слушая зрителей, ушел со сцены. Ленка тоже пела мои песни «Маленькую страну» и «Дальнобойщика». Серега понял, кому песни были проданы, когда начал репетировать с ней, но ничего мне не сказал.

Танька после моего инструктажа ко мне не подходила. Не понимала моих требований, но не возражала. (Слово мужчины — закон!) Только издали ловил ее любящий взгляд. Хотелось нестерпимо, особенно перед сном, когда оставался наедине со своими мыслями. Но терпел.

Отступление. Размышления.

Кулаков Ф. Д. умер 17 июля. Об этом узнал из небольшой заметки на последней странице «Комсомолки». На похоронах действительно отсутствовали Брежнев с Сусловым. Значит не все чисто с его смертью? «Что же произошло в действительности?» — мелькнула мысль.

Это уже не важно. Главное, как поступит Романов? «А вдруг он вообще никак не отреагирует по какой-то причине. Может мои письма до него не дошли?» — ежедневно гоняю мысли в голове. Становиться страшно от любого исхода. Чувствую, что приближается какой-то рубеж, за которым меня ждет опасная неизвестность. Если же мне не поступит от «хозяина» Ленинграда никаких предложений, то буду считать, что Романов остается в неведении. Мне придется снова ехать, чтобы это выяснить. Проще это сделать через его дочь Наталью. Но внутреннее напряжение от этого решения не отпускает. Тяжела ноша вершителя судеб. Трудно будет изменить курс государства. Доживу ли я до конца, как в моей памяти? Не сделаю ли только хуже для людей? Но если ничего не делать, то вновь будет литься кровь тысяч людей. Страна потеряет больше, чем в Великую Отечественную войну. «Прощу ли я себя, если не сделаю все возможное для спасения страны и людей», — опять задаюсь вопросом.

В будущем, в следующем веке, когда Россия выберется из экономической пропасти и укрепится в мире, многие, забыв преимущества жизни при социализме, помнили только негатив из прошлого и считали, что стали лучше жить, чем их родители. Стыдливо замалчивали все то, что творилось с русскими на окраинах СССР и в стране с конца восьмидесятых и в девяностые. А нищета в провинции? А гастарбайтеры, наводнившие города? А бесправие и унизительные зарплаты наемных работников. А отсутствие всяческих моральных и человеческих норм «хозяев жизни» и беспринципность, так называемой «элиты»? Эти хулители социализма даже не хотели представить, чего бы мы могли достичь без изменения строя, идеологии и разрушения СССР!

Лагерь. Конец смены.

Под конец смены мы опять «сбежали» отрядом на наше место и снова сидели вокруг костра. Теперь по инициативе всеведущей Наташки проводился круговой опрос по теме: «Расскажи мне обо мне». По очереди все желающие обсуждали каждого «амистадовца». С интересом выслушал мнение окружающих о себе. Хвалили. Желали дальнейших творческих и спортивных успехов, и надеялись увидеть по телевизору или услышать по радио. Не обошлось без упрека в излишней скромности. Рядом со мной оказалась невысокая девочка черноволосая девочка по имени Лена. Взглянул раз, другой и как в прошлый раз понял, меня «торкнуло». Влюбился. А я и забыл об этой ситуации.

Натыкаясь взглядом на эту молоденькую девочку, пытался понять, что же меня в ней зацепило? Она была моложе многих ребят, так как попала в лагерь после восьмого класса. Фигурка обычная для девочки-подростка с неявно выраженной грудью. Жгучая брюнетка с карими большими глазами и смуглой кожей. Как правило, носила зеленую кроткую юбочку, светлую блузку и голубые или белые гольфы. Притягивали взгляд голые трогательные коленки. По характеру — скромница. Всегда смущалась и опускала голову, когда обращали на нее внимание. Среди девчонок не выделялась инициативой и активностью. Никакими талантами не отметилась. Вот смеялась заразительно. Тогда ее красивое личико преображалось и хотелось любоваться им.

Когда после опроса качались в «орлятском кругу» ощущал под рукой хрупкие плечики.

Вспоминали интересные, запомнившиеся и смешные моменты лагерной жизни. Вспомнился курьезный случай, произошедший с одним нашим пацаном. Подозреваю, что все в отряде об этом знают, но не упоминают.

Однажды после дневного «тихого» часа дежурные бегали по палатам и поднимали ребят на очередное мероприятие, предусмотренное распорядком дня. Хочу отметить, что в этом лагере не требовалось строгое соблюдение «тихого» часа, как в пионерских лагерях. Не обязательно было находиться в кроватях. Можно было заниматься своими личными или отрядными делами, не мешая отдыху остальных. Юрка же, (так звали этого паренька) поспать любил. Вот и в тот раз разделся и забрался под одеяло. Заснул. После общей команды об окончании «тихого» часа все ребята, кроме Юрки стали собираться. Я обратил внимание, что тот продолжает спать на спине под одеялом с блаженной улыбкой на лице. Дежурная по отряду девочка, постучав в первый раз в нашу дверь, заглянула, напомнила о подъеме и, не закрыв дверь умчалась. Кто-то из ребят пожалел вслух Юрку, видевшего какой-то приятный сон. Тут в палату ввалилась группа девчонок с какими-то своими вопросами. С ними заскочила и дежурная. Увидев явное нарушение распорядка дня, сдернула со спящего парнишки одеяло. Увиденная картина заставила пацанов заржать, а девчонок смущенно ретироваться из палаты. Юрка лежал на спине, засунув обе руки в трусы и блаженно улыбался!

По просьбе ребят спел «а капелла» несколько понравившихся песен. Многие мне подпевали. Со своим солистками по трио спел «А ты меня любишь». С Маринкой снова скакали, взявшись за руки. Любка с несколькими девчонками под «ля-ля» и дружные хлопки остальных прошлись змейкой в Ламбаде вокруг костра и исполнили Шаффл с «лунной походкой». Ребята с девчонками танцевали «флэш-моб», разученный с Юрием.

Выбрав время, ко мне подошла Наташка и попросила прощение за приставучее поведение на танцах в начале смены, однако пригласила по возможности навестить ее, когда буду в областном центре. Во второй половине лагерной смены заметил ее с нашим отрядным пацаном вечером. Видимо, у нее свербело, и Наташка не став дожидаться моей капитуляции, подобрала замену.

С Танькой только коснулись незаметно руками в темноте.

Половину ночи ворочался в постели, вспоминая Ленку. А заснув, продолжал думать о ней. Утром встал, не выспавшись, но, похоже «выздоровел». Что это было? Наваждение?

На следующий день получали общие фотографии, которые привез фотограф. В середине смены он за пятьдесят копеек снимал отряд и отдельных желающих. В отряде один парнишка привез фотоаппарат и тоже снимал, обещая всем выслать снимки после лагерной смены. На обратной стороне крупной фотографии многие записывали всех пофамильно и собирали подписи зачем-то. Идея с фамилиями мне понравилась. Через много лет фамилии и имена многих друзей сотрутся из памяти.

Вечером был общелагерный костер. Опять пели песни в орлятском кругу. Девчонки плакали. Многие клялись не забывать друг друга и периодически встречаться.

Я помнил, что осенью Наташка соберет многих ребят из отряда в областном центре, и мы будем выступать на областном радио с рассказами о лагере и петь песни. Потом будет организована встреча бывших «Корчагинцев» в период летних каникул после первого курса института (для меня — училища) с выездом в наш лагерь. Там тогда проходила очередная лагерная смена. Как обычно с молодыми активистами вечером сбежали на отрядное место. Пели песни, рассказывали о наших сменах. Делились опытом. Давали наказы молодым. Однако режим сейчас был жестче и через некоторое время их комиссары загнали подопечных в корпус спать. Со многими амистадовцами я еще долго переписывался и обменивался фотографиями.

На следующий день загрузились на «Ракету» и за сорок минут добрались до областного Речного вокзала. Многие иногородние отправились на автовокзал. Девчонки опять плакали при расставании с друзьями. Удивляя многочисленных пассажиров, пели песни, качаясь в «орлятских» кругах поотрядно, затем вместе. Автобусы с разъезжавшимися ребятами отъезжали с расписанными на пыли бортами с пожеланиями, отрядными лозунгами, девизами и названиями отрядов. Наш с Риткой и еще одной девчонкой рейсовый автобус тоже отправился расписанный. Надпись «Аmistad» четко выделялась на пыли.

Танька с моим свертком в руках при прощании не выдержала и горько расплакалась.

Ритка тоже забралась в автобус с заплаканными глазами.

Еще на вокзале обратил внимание, что мне режет слух грубость прохожих, бестактность и равнодушие к пожилым людям и женщинам, мат.

Из будущего помню, что долго привыкал после комсомольского лагеря к окружающей действительности. Долго еще будет резать слух мат в общественных местах. Побывав всего три недели в окружении лучших представителей советской молодежи, я тогда считал, что коммунизм реален и мне повезло родиться в нашей стране и жить в то время.