После концерта жизнь пошла своим чередом. Утром зарядка с утяжелителями на ногах. На руки их подвязывать одному неудобно, поэтому купил две маленькие гантели и бегал с ними. Выкупили последние перчатки у Горбатова, подвесили последнюю грушу, купили скакалки. Только редко, кто со скакалками тренировался. Концерты закончились и от меня больше не требовали творческих подвигов.

Все в школе готовились к контрольным в конце четверти. Я значительно улучшил свои показатели в учебе. За четверть получалось больше пятерок, чем четверок.

Сходили с матерью к какой-то старой швее. Она всю жизнь просидела за машинкой и уйдя на пенсию с высшей категорией, продолжала шить под заказ только для своих и по рекомендации. Как портного ее хвалили. Мама купила темный дорогой материал и сходив к ней, сделали заказ. Я единственное предложил на пиджаке воротник-стоечку. Мама, было, возмутилась. Но старушенция, пожевав губами, что-то каркнула (вроде согласилась). Меня грызли сомнения в ее возможностях, глядя в подслеповато щурящиеся выцветшие глаза за толстыми стеклами очков и заметный тремор рук. Хотя ей помогала какая-то тетка высокого роста. Теперь костюм шьется, скоро на примерку.

Получил несколько записок от девчонок с предложением встретиться или дружить. Не ходил и не отвечал. Еще на переменах стал ловить взгляд Наташки, хотя до совместных репетиций не подозревал о ее существовании. Однажды не выдержал, подошел и предложил свою любую помощь при возникновении у нее проблем в жизни. Она вспыхнула и поблагодарила.

Съездил с Филом последний раз в Душкино. Хорошие дома взламывать не пытались. Прошлись только по явно не жилым. Нашли еще несколько икон и книгу, в плохом состоянии, да срезали все холстяные иконы в церкви. Надо расширять область поиска. Фрол тоже прочесал свою и соседние деревни и новых поступлений не было. Район наш большой, заброшенных деревень множество. Только, где их искать и как добираться? Возникла идея найти карту нашего района. Предложил Филу посетить городской архив и библиотеку. Решили разделиться. Фил, как библиоФил в библиотеку и в читальный зал, я в архив. Если ничего не найдем, придется обращаться к Михалычу. (В будущем походе он пользовался схемой маршрута на кальке, перерисованный с карты). В это время все засекречено и крупномасштабных карт местности не достать или можно, но не нам.

Солнышко стало пригревать, сугробы почернели и опали. Походил по обувным магазинам, пытаясь подобрать подходящую обувь для утренних пробежек. Нужна обувь для бега по лужам и грязи. Но советский Минлегпром ничего подходящего мне предложить не мог. Пришлось купить высокие кеды. Снег растает, придется бегать в них и каждый день сушить.

Большую часть свободного времени репетировал на гитаре уроки Павла. Репетиторство не прекращал. Мне было интересно с Павлом, а ему, как мне кажется, со мной. На уроках и дома вспоминал популярные в будущем песни и слова к ним. А что не помнил, пытался подставить свои. Сам пытался подобрать аккорды. Вроде стал чувствовать гитару. Разучил аккорды. Но оказалось в игре есть столько тонкостей, нюансов, что казалось их не освоить за всю жизнь. Теперь я понимал скептицизм Павла, свою глупую самоуверенность, терпение Наташки и Евгении Сергеевны. (Вспоминать стыдно). Только на наглости, Наташке, хороших песнях, музыкальной глухоте зрителей и голосе тогда выехал. Даже Павел нас похвалил.

* * *

Пытал Павла — Как формируется их репертуар? Чем их репертуар на танцах, отличается от ресторанного? Какие песни наиболее популярные в ресторане и их чаще заказывают? Немного помявшись, Паша коротко просветил меня. Песни они поют, как правило, утвержденные в специальном списке, так называемой «рапортичке». Как я понял, их репертуар состоит из песен Советских ВИА и несколько песен из зарубежной эстрады, исполняемые на радио и ТВ. Их лидер и музыкальный руководитель любит «Веселых ребят» и «Цветы», поэтому у них много песен из их репертуара. Песни не плохие — всем нравятся. Новые песни, в том числе свои, они включают в свой репертуар, но обкатывают на конкурсах вокально-инструментальных ансамблей и на гастролях. (Ого, у них и гастроли бывают?)

Видя мое удивление, Павел поясняет, что ансамбль работает от Дома культуры города. Соответственно, несет песни советских композиторов в массы. Художественный руководитель ансамбля периодически составляет список репертуара ВИА и подает его на утверждение художественному руководителю ДК. Это самое легкое — свои люди. Периодически от Областного Управления культуры приезжает комиссия и проверяет их репертуар. Поэтому, в репертуаре не должно быть никакой отсебятины. Нужно исполнять песни патриотической направленности, любви к Родине, победе в ВОВ, революционные, комсомольские и советские, прославляющие Партию, труд, дружбу и любовь. Можно исполнять уже прозвучавшие песни на телевидении и радио песни советских ВИА, популярных исполнителей, переделанные народные песни, песни из стран социалистического содружества. Допускается исполнение нескольких песен зарубежных исполнителей, которые не подпадают в специальный список запрещенных и иногда крутят по ТВ и радио.

Вокально-инструментальный ансамбль Павла участвует в областных и межобластных конкурсах. Даже являются лауреатами нескольких. От Дома культуры они выступают на официальных городских концертах, танцах в горсаду летом и в клубе ГАРО зимой. На полставки работают в ресторане. Там руководитель ансамбля тоже подает в дирекцию ресторана «рапортичку» с репертуаром из числа разрешенных песен. Но за реально исполняемым репертуаром там никому нет дела. Конечно, они не зарываются и не поют там блатных и матерных песен. Но зачастую исполняют для ресторанной публики неофициальные песни. Так же можно неофициальные песни исполнять на выездных концертах, например в колхозах. Там, кстати, неплохо доплачивают за концерты неофициально. Можно петь неутвержденные песни на неофициальных концертах. (А это, что за зверь?) Неофициальные концерты организуются на дни рождения, юбилеи и других торжествах для «своих» руководителями всех рангов города. Там и «блатняк» можно задвинуть. Так как большинство музыкантов многостаночники, то многие из них на полставки могут подрабатывать в оркестрах на различных мероприятиях, вплоть до похорон. На свадьбах гармонистами или на синтезаторе. (Это мне не интересно).

Я поинтересовался у Павла, знает ли он, как я могу зарегистрировать свои песни. Оказалось практически никак. Я никто. Обо мне никто ничего не знает. У меня нет специального литературного или музыкального образования. Я не состою в Союзе композиторов или Союзе писателей и скорее всего, никогда туда не попаду. Мои песни нигде официально не признаны и нигде не прозвучали. Мои стихи нигде не опубликованы. (Праздничный концерт в городе не показатель.) Вон Высоцкого все в стране знают и крутят на магнитофонах, но все это не официально. Знаменитые в стране поэты-песенники есть, но они тоже мыкаются, если не состоят в Союзах. Правда, некоторые из них печатались или работают с популярными группами. У популярных групп уже есть имя, репутация, признание и они имеют возможность преодолевать художественные советы и соответственно, регистрировать песни в ВААПе. Это у поэтов и композиторов, типа Пахмутовой и Добронравова, обласканных властью, нет проблем. Значит, мне в ближайшее время не светит зарабатывать на песнях из будущего. Надо создавать себе имя и выходить на популярных исполнителей. Или искать влиятельного покровителя в верхах. Хотя, можно в виде эксперимента, предложить Пашиным ребятам предложить купить песню для кабака. Все равно, надо попросить Павла подготовить партитуру для моих песен. Это я и предложил Павлу:

— Паша, у меня есть несколько готовых песен. Одну из них, я готов предложить вашему ансамблю, можешь от своего имени. Только надо составить партитуру на них.

Паша радостно вспыхнул. А потом смутился:

— Твои песни, пусть и будут твоими, — и продолжает: — можно попробовать предложить. Новое всегда нас интересует. Надоедает одно и то же лабать. Только надо Женю позвать, пусть послушает и оценит.

Я был не против Евгении Сергеевны. У нее, похоже, есть чутье на хорошие песни. Договорились на следующей встрече собраться втроем.

* * *

С Грузином опять довелось встретиться. Я шел по хозяйственным делам по просьбе мамы и внезапно повстречался с компанией Грузина на тропинке мимо стадиона. Рано или поздно это должно было когда-то произойти. Трудно не встретиться с человеком, если живем через два дома друг от друга, ходим в одну школу, в магазины и посещаем одни и те же места. Увидев меня, они остановились. Я внутренне подобрался. Отступать нельзя. Но и драться на узкой, скользкой тропинке с несколькими противниками — заведомо проиграть. Маневра нет и большой риск поскользнуться. Стоит кому нибудь из них ухватить меня за одежду или повалить, моя скорость не поможет мне. Запинают. Надо их растаскивать. Им узость тропинки, лед под ногами и теснота, тоже будут мешать. Не забыть о подлости Грузина. Будет проигрывать — может ткнуть в толпе, чем нибудь острым. Значит, надо гасить его одним из первых. Все эти мысли вихрем пронеслись в голове.

Из остановившейся компании вперед вышел Грузин и остановился, поджидая меня. Остановился пред ним.

— Хорошо, что он сейчас один, — промелькнула мысль. — Есть шанс.

— Ну вот и встретились, — произнес он, внимательно оглядывая меня исподлобья.

Я пожал плечами — зачем отрицать очевидное. Закончив всматриваться в меня, Грузин принял какое-то решение.

— Отойдем, поговорим, — кивнул на городошную площадку, находящуюся рядом с тропинкой.

— Давай, — соглашаюсь и двигаюсь за ним. — Хоть и поддатый, но вроде, драться он не намерен пока, — отмечаю про себя.

Перелезли через невысокую ограду площадки. Грузин сел на судейский столик, поставив ноги на скамейку и показал головой на место рядом. Я остался стоять в двух шагах от него, прислонившись к забору. Он закурил и поднял на меня глаза:

— Ты знаешь, что мы могли бы сейчас тебя замесить?

— Спорный вопрос. Может быть, а может и нет. Сейчас бы я дрался по-настоящему, мог бы кого нибудь и покалечить, — уверенно заявляю.

— Такой крутой? Так в себе уверен? — Грузин напрягся и некоторое время меряемся взглядами.

— Уверен, — смотрю в глаза. Грузин первым отвел взгляд и заметно расслабился.

— Чего ты хочешь? — уже устало спрашивает, опустив голову и сплюнув.

— Я тебе уже все сказал, еще в школе, — отвечаю и не расслабляюсь.

— И перед этими сопляками извиняться? — снова вскидывается.

— Теперь, это уже не обязательно, — пожимаю плечами. Понимает ведь, что синяки Орла отомщены. — Я не хочу вражды внутри поселковых. От этого хуже всем. Ведь мы раньше, если и не дружили, то уживались все мирно и поддерживали друг друга при необходимости, — поясняю свою позицию.

Помолчали.

— Рано или поздно можем схлестнуться толпа на толпу и не факт, что вы победите — нас больше. А ты вспомни — сколько у тебя в поселке и городе врагов и обиженных вами, в том числе взрослых ребят и мужиков? — продолжаю убеждать.

Опять молчим.

— Что ты предлагаешь? — спрашивает.

— Хочет от меня услышать предложение, как ему выпутаться из того положения, в которое сам себя загнал, — понимаю я, — а уж принимать или не принимать его, решать ему.

— Если ты согласен прекратить вражду, нам надо просто в общественном месте, на глазах у всех, просто поговорить и мирно разойтись, — предлагаю.

Опять Грузин задумался. Наконец принял решение.

— Ладно, на ближайших танцах поговорим, — объявляет и протягивает руку.

Жмем руки, но я настороже и по-прежнему жду подвоха. Обошлось. Поворачиваюсь и собираюсь перелезть через забор. Его ребята, смотрю, тоже расслабились. Наверное, ждали в напряжении, чем закончится наша встреча.

— Подожди, — слышу за спиной. — Что ты говорил тогда о моем будущем?

— Надо же, услышал? Я думал, ему было не до того, — удивляюсь и поворачиваюсь к Грузину.

Смотрю ему в глаза и размеренно начинаю:

— Школу ты окончишь со справкой. Но об этом ты и сам догадываешься. Получишь от ДОСААФ права водителя и поработаешь водителем на грузовой машине. Но работать тебе не понравиться так же, как и учиться. Будешь пить и прогуливать работу. Уволят или снимут с машины. Будешь менять места работ и продолжать выпивать. Друзья уйдут в армию, сядут или женятся. С тобой останутся одни опойки и твоя Наташка. Наконец, ты попадешься на краже кур из ясель, — киваю на виднеющееся через голый парк бледно-желтое задание. — Тебе дадут два годы зоны. На зоне тебе опустят почки или ты их простудишь. Умрешь, не дожив до сорока лет, один в голой комнате коммунальной квартиры от болезни почек. Всеми брошенный, опустившийся и забытый. Даже Наташка тебя оставит. Вот такое будущее тебя ждет. Можешь мне не верить. Но знай! Будущее не определенно. Ты можешь его изменить, если изменишь свои взгляды на жизнь, себя, свои привычки. И следи за почками. И еще! Это я рассказал только тебе. Не хочу тебе такого конца. Так же я не хочу, чтобы про это узнали кто-либо еще.

Вижу вытаращенные глаза Грузина.

— Откуда ты это знаешь? — прохрипел он. — А ты и про других…? — ошеломленно спрашивает.

— Я тебе все сказал, до встречи, — поворачиваюсь и перепрыгиваю через забор. Прохожу мимо удивленных пацанов, смотрящих на сидящего по-прежнему Грузина с опущенной головой.

Отойдя обернулся. Грузин, все так же продолжал сидеть на столе. Не знаю — правильно ли я сделал? Но может он изменит свою судьбу и проживет более счастливую жизнь. Тогда все правильно.

* * *

В школе я обратил внимание на то, что на меня стала посматривать Маринка Белова, наша классная прима-балерина. Я уже привык к постоянным взглядам девчонок — оценивающих, приветливых, заинтересованных, вызывающих. А после конфликта с Грузином и пацанов. С Маринкой у нас всегда были ровные приветливые отношения без проявления особых эмоций и чувств. А тут взгляды непонятные. Однажды она, все-таки не выдержала и подошла ко мне. Передала просьбу руководителя их танцевального кружка Веры о встрече. Просьбе я не удивился. Вернее удивился, что она не захотела встретиться сразу, после женского праздника. Мои «цыпочки» на городском концерте покорили и поразили зал своим танцем и затмили их «Вдохновение», выступавшую уже много лет на сцене. Я предполагал, о чем со мной хочет переговорить их руководитель, только не знал, чем я могу им помочь. Отговорился занятостью, но пообещал обязательно встретиться, когда стану посвободней.

* * *

В назначенный день я появился с гитарой и тетрадью с песнями у Павла. Как и договаривались — там находилась Евгения Сергеевна. Вот только я не ожидал ее увидеть в домашней одежде. Я решил пока засветить всего несколько подготовленных песен из всех, у которых мне удалось вспомнить (досочинить) мелодию и текст. Напел и подыграл им на гитаре, как смог — «Солдата», «Коня», «Все пройдет», «Седая ночь». Мои критики были поражены и воодушевлены. Поражены количеством песен. Песни понравились. Повторил свое желание предложить одну из них ансамблю Павла. Евгения Сергеевна скептически уточнила:

— Ты, по-прежнему, хочешь получить за песню деньги от ребят? И сколько?

Пожал плечами:

— Почему бы нет? А получить рассчитываю рублей 500. Только Павел со мной в доле. Ему из них — 200 рублей.

Павел, было, вскинулся возмущенно, но посмотрев на Евгению Сергеевну, сник и промолчал. Молчали все, только они переглядывались между собой. Потом Евгения Сергеевна попросила меня еще пропеть «Все пройдет», и «Седую ночь». Согласен, эти песни наиболее подходят для кабацкого лабания. Мне не трудно — спел. Долго совещались и сомневались, что их прижимистый руководитель согласится платить деньги. По жизни он, рубаха-парень, но пока дело не касается денег. Так я понял из их разговоров и смеха, когда они вспоминали какие-то случаи из их эстрадной жизни. Еще я понял, что не очень-то они его уважают. Так и не определившись, спросили мое мнение. Я был за «Седую ночь». Паша был за все, т. е. без мнения (а скорее за ту, которую выберет Евгения Сергеевна). Она склонялась к «Все пройдет». Предложил бросить жребий. Посмеялись, но решили не полагаться на волю случая при решении денежного вопроса. Остановились на ее варианте. Начали готовить партитуру на эту и другие песни. Вдвоем у них все происходило быстрее. Вот тут Павел спорил с Евгенией Сергеевной, если считал себя правым. Пока сидел в их музыкальной семье, вспомнилась еще одна хорошая песня Боярского «Городские цветы». Только над текстом надо будет посидеть. Под завершение встречи Евгения Сергеевна поинтересовалась моими планами в отношении других песен.

— Буду искать выходы на популярные ансамбли и исполнителей и возможности для официальной регистрации песен, — поделился. Евгения Сергеевна сначала скептически качала головой, а потом задумчиво посмотрев на меня произнесла:

— Песни хорошие. Может и получится. У других же получается.

Прошло более недели. Мы с Филом уже собирались в Москву с очередной партией артефактов. На одной из перемен меня вызвала Евгения Сергеевна и сообщила, что со мной хочет встретиться руководитель Пашиного ансамбля Борис Вербицкий. Кто бы сомневался в национальности музыканта-руководителя? Она поделилась, что когда Павел передал мое предложение и спел песню, то Борис сначала категорически отказался ее покупать. Она с Павлом уже собирались сообщить мне о неудаче, но через день он вдруг стал расспрашивать Павла обо мне. А вчера попросил Павла организовать встречу со мной. Так что мне сегодня нужно подойти в Дом культуры к ним на репетицию. Поинтересовался о партитуре. Она меня заверила, что Павел принесет партитуру на репетицию.

В назначенный час я просочился в репетиционную ансамбля. Ребята играли много раз исполняемую на танцах песню.

— Зачем репетировать еженедельно исполняемую песню? — промелькнула мысль.

Закончив играть и петь, все уставились на меня.

— Парень! Э-э…. Подойди поближе, — предложил мне невысокий худощавый мужчина лет 40 с саксофоном в руках.

Подошел. Поздоровался со всеми и представился. Все покивали.

— Это ты написал песню «Все прошло»? Сам? — сверлит взглядом.

— «Все пройдет», — поправляю его. — Сам, а что, есть сомнения? — вызывающе смотрю на него.

Наверное, ему не понравилось мое поведение, и он буркнул:

— Нам она не нужна.

Пожимаю плечами и разворачиваюсь к выходу (Зачем меня вызывать было?). За спиной слышу гул голосов артистов.

— Парень, постой, — останавливает меня его голос у двери.

— Извини, — неохотно произносит. — Почему ты хочешь за нее такие деньги. Мы не можем себе позволить выложить 500 рублей. Разве ты не патриот своего города? — начинает меня разводить и оглядывает своих коллег. Те в ожидании смотрят на меня. Вижу, кто-то ухмыльнулся. А Павел вдруг мне подмигнул.

— Я патриот своего района и для своих ребят я написал дворовую песню. А эта песня для эстрады. Не возьмете вы, найдутся другие, — отвечаю, демонстрируя равнодушие.

— Никто не будет платить за песню неизвестного автора такие деньги, — заверяет он.

— Посмотрим. У меня есть выходы на тверских музыкантов. А на днях еду в Москву. Там есть влиятельные знакомые. Может, подскажут выходы на столичных. Но там и цена выше будет, — блефую.

Вижу, задумался.

— А эту песню еще никто не исполняет? — все еще сомневается.

— Пока нет, — мотаю головой.

— Спой, — предлагает мне. — Я Павла слышал, но хотелось бы услышать автора. Как ты слышишь песню.

— Через микрофон или голосом? — интересуюсь.

— Как хочешь, — проходит в зал и садится на стул перед музыкантами.

— Паша подыграешь? — спрашиваю Павла, стоящего за синтезатором. Кивает и раскладывает ноты.

Подхожу к микрофону, поправляю его и начинаю:

Мужик сидел неподвижно, подперев голову и смотрел в пол. Я уже с Пашей закончил, а он так и сидел не двигаясь. Музыканты стали переговариваться, посматривая на него. Наконец он поднял голову.

— Перерыв, — объявил музыкантам, — поешь не плохо, — констатирует, — Вадим ты уволен, у нас новый солист! — шутит улыбаясь.

— Что ты за дворовую песню ты написал? — вспоминает. Наверное, хочет проверить мой потенциал.

— «Ребята с нашего двора». — Заявляю.

Он предлагает спеть, разваливаясь на стуле. Музыканты прекращают разговоры и смотрят на меня. Павел слегка улыбается, опустив голову.

Начинаю:

Закончил, стою, жду восторгов (Ха-ха — 3 раза).

Наконец мужик пришел к какому-то решению и поднял голову.

— Хорошо. Мы купим твою песню. Только сейчас денег нет, — объявляет. Музыканты оживились.

— Я на днях уезжаю в Москву, — напоминаю и намекаю.

— Завтра. Завтра, можешь забрать деньги, — заявляет недовольно. — Только ты уж если продал нам песню…, - не заканчивает фразу и смотрит многозначительно на меня.

— Будут деньги — песня ваша. Я никому ее предлагать не буду, — пожимаю плечами. — Мне завтра будет некогда, передайте Павлу, — киваю на своего репетитора.

Подхожу к Павлу и записываю его номер домашнего телефона (до сих пор не удосужился).

Забираю у него партитуру и передаю мужику. (Тоже не удосужился представиться пацану).

— Кстати, твоя дворовая песня тоже подходит для эстрады, — заявляет неожиданно. — Ты ее не собираешься продавать?

Опять пожимаю плечами.

— Не думал еще, да и пел я уже ее пацанам, — опять блефую.

— Это ничего, подумай. А если еще тебя озарит, приходи, — предлагает.

— Жизнь сегодня не заканчивается, — философски замечаю, прощаясь.

В последний день перед каникулами Евгения Сергеевна передала 500 рублей от Паши (Бориса). Я уверенно отсчитал 200 рублей и вернул ей для Павла. Поспорили. Я попытался ей доказать, что без помощи Павла и ее, мне ничего не добиться. Я хочу, чтобы они тоже принимали участие в продвижении моих идей и помогали мне в дальнейшем. И не просто так. Не уверен, что убедил, но деньги она взяла неохотно.

* * *

Наконец закончилась самая длинная четверть. Похвастался результатами перед родителями. Еще в школе наметили с Филом день поездки в Москву в первый день каникул. В этот раз, хоть и взяли больше предметов, однако все забрать не смогли, а на две поездки было мало. Самовар пришлось отложить. Самоваров в перечне Соломоныча не было. (Может, забыл?) Было предложение взять третьего, но потом решили все-таки ехать вдвоем, оставив лишнее, а по возвращению активироваться по поиску заброшенных деревень и проработать маршруты. Может, успеем в каникулы посетить их. Мама опять «встала на дыбы», услышав о предстоящей поездке в Москву. Мне, в конце концов, надоело ее уговаривать, и я просто сообщил, что я все равно поеду, т. к. у меня есть договоренность по продвижения моих песен в музыкальную среду Москвы. Мама уперлась (с ней такое бывает, и никакие резоны ее не заставят изменить свое решение) и даже отказалась финансировать поездку. (Напугала!) Я был зол… на себя. Нельзя так с женщинами. Надо было поставить ее перед фактом, между делом, за несколько дней. Нужно время, чтобы у нее отложилась и улеглась неожиданная весть. Она бы смирилась. И она бы забыла, что была против поездки поначалу. Теперь мы с Филом были умнее и ехали в рабочий день недели и брали билеты заранее. Оказалось, что в Москву ехали наши знакомые по поселку. Они, к счастью, тоже возвращались в город сегодня. Шифроваться в Москве на вокзале не надо.

Убедил Фила, что желательно принести и сдать все сразу. Мне нужно время для приобретения прикида на меня. (И Паше предложу подарок для Евгении Сергеевны.) Фил подумал и согласился. Он тоже был не прочь приодеться. (Надька ведь внимания на него не обращает.)

Поезд прибыл на Савеловский вокзал почти вовремя. Но ночь в вагоне была похожа, как в прошлую поездку. Пьянка, шум, гам, крики, песни, только добавилась драка. Даже ментов вызывали в конце поездки.

Не выспавшиеся мы притащились к Соломонычу. У него находились клиенты. (И тут засада!) Пришлось возвращаться на вокзал и сложить вещи в автоматическую камеру хранения. Пару часов болтались по окрестным магазинам и другим достопримечательностям. Зато, купил для Павла (ха-ха) симпатичный кулончик с камушком на золотой цепочке. В обувном магазине приобрел импортные высокие кожаные ботинки (для бега), похожие на зимние кроссовки в будущем. Пока я примерялся к обуви, Фила чуть не обули. Юрка подскакивает вдруг ко мне и шепчет возбужденно:

— У тебя авоська сплошная была, давай скорее. Там мужик предлагает кроссовки фирменные. Я уже ему за нас четвертак отдал. Надо сумку непрозрачную, чтобы со склада вынести коробки с кроссовками. Я не торопясь встал и пошел платить за ботинки. Меня что-то тревожило. Возбужденный Фил подвел меня к мужичонке в синем хозяйственном халате.

— Пойдемте быстрее на улицу. Нечего здесь светиться. Сейчас завмаг меня запалит с вами, — торопливо говорил он, панически озираясь. — С вас еще четвертак, сумку и «Адидасы» ваши.

— Похоже на «сквозняк», — промелькнула мысль. Я огляделся. Магазин был угловой. А вон и второй выход в переулок. Вышли на улицу. Мужичок торопит с сумкой и деньгами. Оглядываюсь, прохожих не много.

Подступаю к мужичку поплотнее и резко бью в живот. Хватаю его за одежду, пока он не сложился задыхаясь и прислоняю к углу, образованному фасадом здания и выступающим входом в магазин.

— Прикрой, — шепчу оторопевшему Филу.

— Деньги назад, — зло выплевываю мошеннику. Но он молчит, скривившись от боли и пытаясь вздохнуть. Добавляю по печени и одной рукой придерживая злодея, пытающегося присесть, другой обшариваю карманы. Наконец в грудном кармане рубашки нащупываю бумажки. Вытаскиваю сложенную пополам пачку денег. Забираю два четвертака, остальные бросаю под ноги мошеннику и отпускаю его. Он тут же складывается и укладывается на асфальте и на купюрах.

— Ходу! — бросаю Филу и заскакиваю в магазин, направляясь ко второму выходу. Проскочив магазин мчимся по переулку. Выскакиваем на параллельную улицу, садимся в автобус и уезжаем. В автобусе Филу объясняю, что нас ждало, и что такое «сквозняк». Я ведь мог лишиться такой замечательной тряпичной сумки, сшитой мамой. Жалко! Возвращаю четвертак смущенному Филу.

Соломоныч несказанно нам рад, когда мы загруженные свертками вновь появляемся у него. Это не мешает ему тщательно осматривать наш товар и непрерывно при этом трещать. (Привычка у него такая?). На этот раз мы выручили 1325 рублей. (Одну икону он нам вернул). Фролу полагалось уже 285 рублей.

После совершения сделки я сделав скорбное лицо пожаловался, что мы в своей провинции не можем прилично одеться. Нас девушки не любят. (Как Паниковского). И попросил порекомендовать нам ТАКОГО ЖЕ ЧЕСТНОГО ПРОДАВЦА дефицитом и импортом, пообещав ему процент от посредничества в 25 рублей. Горестно посочувствовав нам на отсутствие внимания девушек к таким замечательным и умным ребятам, и внимательно посмотрев сквозь очки на меня, Соломоныч согласился на посредничество за 50 рублей. Увидев на столе деньги он потянулся к телефону и искренне извиняясь, попросил нас выйти. Через некоторое время он вышел к нам и протянул бумажку с адресом, объяснив, как туда добраться общественным транспортом.

По адресу, указанному Соломонычем, в старом жилом доме была то ли квартира, то ли склад. Помещение, куда нас впустил молодой парень, лет 23–25 было сплошь заставлено коробками. Внимательно оглядев нас поинтересовался:

— Что вы желаете? Мы желали все.

Я приобрел черные джинсы, кроссовки, польский спортивный костюм (подешевле), черный батник и спортивные трусы (летом бегать). Все это обошлось около 500 рублей. Фил тоже стал обладателем джинсов (только синими), джинсовой рубашкой, туфлями-мокасинами и пиджака под кожу. Когда Фил с умным видом стал осматривать швы на джинсах, парень, снисходительно улыбаясь, сообщил, что здесь «паленки» и «самострока» нет. Я сообщил парню, что возможно нам вскоре снова понадобятся его услуги и товар, и не мог ли он дать мне телефон для связи. Тот внимательно посмотрел на меня, кивнул и куда-то ушел. Возвратясь, протянул мне бумажку с номером и проинструктировал:

— В следующий раз место покупки может быть в другом месте. По данному телефону сообщишь, что от Виктора и чего ты хочешь. Телефон запомнить, бумажку выбросить. Я отдал бумажку с номером Филу (у него память на цифры феноменальная).

* * *

В наш город вернулись без своих заработанных денег, зато с покупками. Остаток суммы надо отдавать Фролу. (Почти половина товара была от него).

Мама, увидев вернувшегося меня, сделала недовольный вид. Но когда увидела обновки расцвела, стала охать и восторгаться. Заставила меня все заново примерить и повертеться. Все удивлялась, как мне удалось продать песни. Интересовалась ценой того и другого. Конечно цена вещей ее сильно смутила. Посетовала, что ее не было со мной. Она ни за что не разрешила бы тратить на одежду такие деньжищи. (Забыла, чьи это деньги?) Высказала пожелание — она бы тоже хотела приобрести в Москве, что нибудь для себя. Только не знает, где продают такие красивые вещи. Я предложил подумать, что бы она хотела и сообщила мне с размерами. Для отца тоже. Пообещал в следующий раз привезти.

Были каникулы и Фрол пропадал в своей деревне.

Теперь я был свободен каждый день и репетиции у Павла стали проводить, в зависимости от занятости Павла. Теперь он твердо отказался от платы за репетиторства. Смущенно принял подарок для Евгении Сергеевны и тут же принес деньги по чеку. (Я сохранил, чтобы не было двусмысленности).

На ближайших танцах шокировал всех, появившись в фирменном прикиде. «Белые» танцы я не стоял. На быстрых танцах пытался изобразить шаффл, чем так же заинтересовал окружающих.

После танцев своим ребятам, по секрету, рассказал правду. Продал несколько случайно подвернувшихся икон. Объявил, что если у кого дома или у знакомых есть иконы, которые хозяева согласны продать, то они могут договариваться и приносить ко мне. Ни в коем случае не воровать и не обманывать хозяев. У меня есть возможность реализовать старину серьезным людям. За товар будет неплохой процент им и хозяевам. Если выявится, что икона краденая или хозяин останется недоволен, то пусть ждут серьезные неприятности. А я таких знать не желаю. Так же просил не распространяться об их и моей деятельности. Стас вдруг спросил — почему я раньше не сообщил, что собираюсь продавать иконы. Он бы тоже подключился, т. к. у него есть кое-что на примете. Объяснил, что сам был не уверен в удачном исходе и не хотел никого втягивать в сомнительное дело. Теперь все видят результат. Посыпались вопросы. (Как поначалу от Фрола). Объяснял, как мог. Еще раз предупредил о соблюдении тайны и законности. Дал еще одно направление для поисков — объяснив, что часть икон мне принесли из какой-то заброшенной деревни. Ребята впечатлились и задумались, ведь родители некоторых, как раз из окрестных деревень.

Поинтересовались новым танцем. Пожал плечами и сообщил — придумал, чем вызвал новое оживление и различные шуточки и предположения. Наконец, они вспомнили про гитару и захотели послушать меня в своем кругу. Прикинул, когда я могу выполнить ранее данное ребятам обещание. Предложил встретиться завтра вечером у моего дома. (Не хотелось куда-то тащиться с гитарой).

Когда уже расходились по домам ко мне подошел Стас и спросил, когда можно будет принести иконы. Я Стаса знал и помнил из будущего, как надежного друга и товарища. В будущем он отсидит год на «химии» за драку. Но никогда ничего плохого про него не слышал. Спросил его о количестве икон. Он точно не знал. Может с десяток или чуть больше. Остались от бабушки, лежали дома в коробках, пока мать не возмутилась и не собралась их выбросить. Вынесли коробки со старшим братом в сарай. Есть у него дома и старинные книги, даже с застежками. Дедушка по линии умершего отца Стаса был священником. Предложил принести завтра, посмотрим вместе.

Может тогда, если наберется на очередной груз отвезем в Москву в конце каникул и самим не придется в ближайшее время чесать по деревням. Мы с Филом уже прикинули, что общий вес груза без крупногабаритных вещей может достигать до 60 кг на двоих. В сарае лежало уже побольше 20 кг (не считая самовара, будь он неладен). Тут я вспомнил, что у самого в сарае где-то валяются две старые толстые книги по естествознанию. Правда одну, мы с Юркой Беловым испортили, когда испытывали самопалы и стреляли по ней с трех метров. Пробили только половину. И у бабушки есть пару старых книг по медицине, правда одна растрепанная и одна икона с поврежденным окладом и примитивной картинкой святой (разбирал и рассматривал в детстве).

На следующий день сидел над списком песен, которые буду петь ребятам. Некоторые пытался наиграть. Вспоминал новые и пытался восстановить слова. Занимался, пока не появился Стас с Вермутом, нагруженные сумками и узлами. Тогда я понял, точно придется ехать в конце недели.

Пошел с ребятами в сарай разбирать и описывать принесенный товар. У Стаса действительно вещи оказались ценные. Закончили разбираться через час. Решил, что надо советоваться с Филом. Пока ребятам ничего не сказал, только попросил не торопясь подумать, что они хотят, деньги или вещи. Или часть деньгами, а часть вещами. Какие вещи они хотят и их размеры. Вермут захотел вещами, а Стас пополам. Стас спросил про женские вещи. Я попросил уточнить, что надо девушке и размеры. Напомнил, что если нам на девушке что-то нравиться, то не обязательно понравиться девушке или вдруг не подойдет по размеру. Предложил остановиться на парфюмерии. А золотую побрякушку он может сам купить в нашем городе. Предупредил, что на все их хотелки может не хватить их доли с процентов, поэтому пусть составляют списки с вещами по приоритету и кроме размеров указывают цвет. Я буду выбирать товар ориентируясь на их доли. Задумались и сообщили, что принесут списки вечером. Тут нарисовался Яшка с сумкой. Пришлось опять выяснять происхождение вещей и составлять опись. Провозился до сумерек. Разошлись до вечера.

Помчался к Филу озадачивать. Тот был в восторге, даже не расстроился внеплановой поездкой и закупкой шмоток для других. Пообещал завтра же озаботиться покупкой билетов и появиться завтра у меня для комплектации груза для очередной поездки. Узнав о моем сегодняшнем концерте для своих ребят, тоже захотел приобщиться к высокой культуре. Собрался идти со мной сейчас. Я взмолился — я хочу жрать! Пусть даст мне время нормально поесть дома. От предложенного ужина у него отказался. Предложил ему подойти к 8-ми вечера.

После ужина я опять сидел над списком с песнями и спокойно переваривал ужин. После 8-ми заглянул ко мне Яшка и позвал на улицу. Народ для разврата… нет для культурного досуга собрался. Я оторопел, увидев толпу человек в 25. Здесь же были несколько поселковых девчонок. Соседи, в темноте видя такую шумную толпу молодежи, с опаской протискивались мимо. Родителей я предупредил о предстоящем концерте для друзей. Отец, опять поддатый, пожелал тоже послушать и пошел вместе со мной. Он тоже растерялся, увидев такую толпу молодежи. Я предложил ребятам пройти на лавочку с торца барака, чтобы не пугать жильцов. Могут с испуга ментов вызвать. На шум вышли несколько бараковских и тоже присоединились к толпе.

Усевшись на лавочку с гитарой, предложил отцу присесть радом, но он только отмахнулся, встретив в толпе своих знакомых из бараков. Предупредил народ, что про комсомол сегодня петь не буду и любителям этой песенной тематики можно расходиться. Рассмеялись. Поправил гитару и провел по струнам. Все затихли. Я начал

Закончил. Спрашиваю:

— Поняли про кого это было?

— Копа, Боб, Бэшен, Геня Солодов, Андрюха Мельников? — предположил сразу Серега Леднев, — а еще Серега кто?

— Семен, в моем подъезде жил, — напоминаю. Снова поправил гитару и шум обсуждения персонажей песни стих.

Остановил шум:

— А эту я уже пел соседям, только без гитары:

Опять зашумели. Напоминаю:

— Помните, как кто-то катался по поселку на лошадях ночью.

Кто-то смеясь напомнил:

— Как Леха Горбатов на следующий день ругался, убирая какашки лошадиные с футбольного поля и следы копыт заравнивал.

Заржали. Когда кто-то захотел напомнить на мое участие в этом на него зашикали и заткнули. Отец мой рядом.

— Ладно, продолжаю. — Все затихли.

— А это про любовь! — объявляю.

Все стояли и молчали. У каждого было, что вспомнить о своей неудачной влюбленности.

Подождав, когда восторги схлынут, продолжаю:

Опять все довольны. Дружно хлопают и громко обмениваются впечатлениями.

Все, как бы почувствовали, что мы вместе. Тут ко мне под бок подсела девчонка, старше меня на год, сейчас учится в ГПТУ. Удивленно смотрю на нее. Она взглянула на меня и с вызовом посмотрела на окружающих. Девчонки в толпе чего-то шепнули Сереге Ледневу. Он решительно подошел к ней, взял ее за предплечье и поднял с лавки. Подтолкнул молча в сторону девчонок.

Продолжаю:

Опять шумно выражают восторг.

— Ну и последняя, — объявляю.

Слышу гул разочарования, но не реагирую и начинаю:

Кто-то попытался захлопать, но замолкли.

— Поняли про что эта песня? — спрашиваю слушателей.

— О любви и потери, — произнес женский голос из толпы. Кто-то начал возражать. Начался спор.

— Да, когда я писал эту песню, представлял чувства парня потерявшего любимую девушку, рано умершую. Наконец он не выдержал и покончил с собой. Теперь они вместе навсегда, — пытаюсь рассказать замысел.

Все вокруг молчат.

— Спой еще что нибудь, — просит кто-то.

Тут выступил отец:

— Спой Сергей, не дело на такой грустной песне останавливаться.

— Хорошо. Но это действительно последняя, — соглашаюсь.

Все, встаю и снимаю гитару с плеча. Передаю отцу, чтобы отнес домой. Он же, хитрый, выцепил кого-то из бараковской молодежи и протянув гитару, что-то попросил. Мою гитару унесли в темноту. Он виновато пожал плечами. Наверное, сговорился с мужиками отметить мой успех. Ладно.

Народ хвалил меня и расходился тихонько переговариваясь. Мои ребята стояли со мной и молчали. Некоторые ребята и девчонки потоптались рядом и, почувствовав себя лишними, ушли. Пьяненький сосед пытался протиснуться ко мне со своими впечатлениями, но Стас прихватил его за шиворот, развернул к себе и взглядом отправил обратно. Фил, тоже потоптавшись, распрощался до завтра. Остались только свои. Потихоньку пошли к клубу. Некоторые тихонько переговаривались. О миниконцерте никто не говорил. Может, находились под впечатлением? Наконец Яшка, как самый простой и толстокожий не высказался:

— Тебе надо со сцены выступать. Чтобы все твои песни услышали.

— Может и услышат, — задумчиво протянул я.

— Ты быстро гитару освоил, — заметил Серега Леднев.

— Да, какое там освоил? Даже для двора плохо. Надо еще многое шлифовать и работать. Времени не хватает, — пожаловался.

— А мне понравилось. Получше, чем у многих у тебя, получается, — высказался Крюк.

— Значит у них еще хуже, да и гитара у меня хорошая, — подытожил.

Время было позднее, спортзал был уже закрыт, в клубе заканчивался последний сеанс. Идти было некуда и мы стояли на площади перед клубом. Ребята обменивались впечатлениями о понравившихся песнях. Стас с Вермутом отозвали меня в сторону под удивленные взгляды пацанов. Яшка хлопнул себя по лбу и поспешил к нам. Передали мне записки со своими пожеланиями и попытались на словах объяснить свои хотелки. Вникать не было никакого желания. Я чувствовал какое-то опустошение и умиротворение. Сегодня, когда принимал от ребят предметы старины, каждый завертывал или цеплял бумажки с фамилиями или прозвищами владельцев. Завтра буду разбираться. Вдруг все замолчали. Я удивленный посмотрел в сторону, куда смотрели все. К нам неторопливо шел Грузин с тремя пацанами. Не подходя метров пять — остановились. Грузин вышел вперед и позвал меня. Отошли с ним в сторону. На удивление он оказался трезв.

— Говорят, ты опять поразил публику? — поинтересовался он.

— Быстро слухи разлетаются по поселку, — констатирую.

— Ну, еще бы, — хмыкнул. — Девки жалели, что магнитофона не было, хотели бы записать тебя.

— Рано еще, — отговариваюсь.

— Нам когда можно будет послушать тебя? — интересуется и поясняет: — Нового давно ничего не слышали, а у тебя, говорят, много новых хороших песен.

— Жизнь завтра не кончается, — повторяюсь, пожимая плечами.

Помолчали. Грузин понял, что я для него и его ребят не собираюсь устраивать отдельный концерт, и понизив голос спрашивает:

— А про меня ты ничего нового не можешь сказать?

Опять пожимаю плечами:

— Я тебе все сказал тогда.

— Ну ладно, бывай, — протягивает руку. Пожали руки и разошлись.

Чувствую, что Грузин испытывает дискомфорт со мной. После недавних событий наши позиции изменились, и он не знает, как вести себя. Это для него непривычно и непонятно.

* * *

На следующий день мы с Филом отобрали пять увесистых свертков. Там были предметы всех сборщиков и наши в том числе. Ехать надо было завтра вечером. Сомневаясь в быстрых подсчетах долей и процентов для каждого участника, я предложил ему взять с собой калькулятор. Фил отмахнулся — так посчитает. Я опасался вечернего скандала с матерью. Подозреваю, что вчера отец вернувшись «с концерта» огреб не по детски.

На удивление, мама восприняла новость о предстоящей поездке спокойно. Возможно вчера разрядилась на отце. А может, повлиял мой вчерашний концерт. Теперь она пользуется повышенным вниманием у жительниц бараков. Все с ней на улице здороваются, пытаются завязать разговор, хвалят меня, такого талантливого. (Ха-ха — 3 раза.) Смеясь, рассказала, как вчера отец вернувшись, пытался междометиями передать, как он мной гордится, что я…ух! Как я… дал! Даже повторить, что-то пытался. Ну она ему и дала! Потом быстро переключилась на желаемые ею обновки. Это было что-то! Когда она стала перечислять, какую она хочет кофточку, как у Ленки с работы. Там такие вставочки, вышивка, здесь открыто и т. д. Брючный костюмчик ей бы не помешал, цвета голубенького с блестками, рюшечками. А туфельки к нему… Я не выдержал, когда ее хотелки перевалили за несколько тысяч, по моим подсчетам, и я уже не помню всего, что она перечисляла. Опустил ее на землю сообщив, что денег не хватит на все. Пусть даст мне свои размеры, а я посмотрю, что можно ей подобрать. А так же отцу. Ведь и мне куртка демисезонная понадобится — весна же на дворе. Сожалея, что она сама не может поехать со мной, стала записывать свои размеры, иногда измеряя себя метром, сетуя, что толстеет и скоро, ни во что не влезет. Насчет отца отмахнулась — все у него есть, вот только ботинки ему бы не помешали. Она отсчитала из своей, спрятанной где-то в кровати заначки 200 рублей и 25 рублей мне на дорогу.

Нагруженные, как ишаки с Филом тронулись в очередной поход за деньгами. Соломоныч был, как обычно велеречив и радушен. Но только до тех пор, пока ему не попалась одна из икон Стаса. Вот тут он переменился. Я впервые видел его таким. Медленно положив икону на стол, он вперился в меня и чересчур серьезным тоном спросил:

— Скажи мне Сережа правду. Это очень важно и серьезно. Откуда у вас эта икона? Вас милиция не начнет разыскивать?

Я подозревал нечто подобное, связанное с предметами Стаса, но не ожидал такой реакции от профессионального антиквара. Откинувшись на стуле я уверенно произнес:

— Несмотря на мой комсомольский атеизм, я порой со страхом думаю, что бог все-таки есть. Некоторые вещи, из сегодня представленных Вам, принадлежат другим людям. В том числе и эта икона. Поверьте мне, что мы совсем не желаем связываться с криминалом, и про каждый предмет досконально выясняем его происхождение и историю. Если это возможно, конечно. Так вот, про данную икону и другие некоторые вещи, которые тоже, несомненно, Вас удивят, могу рассказать. Эти предметы унаследованы от давно умершего священнослужителя. Через несколько поколений новым владельцам они стали мешать в квартире. Так как цены им хозяйка не знала, то попросила сына выкинуть их, освободив кладовку. По неизвестно причине, может божественное провидение вмешалось, он их не выбросил, а вынес в сарай. Когда мы, такие красивые, в новых обновках появились перед сверстниками, благодаря Вам (киваю благодаря) то, пришлось намекнуть о продаже нескольких икон в столице. Вот этот парнишка и захотел за счет этих предметов приодеться. Вот они перед Вами.

Соломоныч долго пристально вглядывался в меня и Фила, изображающих безмятежный вид, а потом вдруг захохотал, откинувшись на кресле.

— Да, давно я подобного не слышал, — произнес он, вытирая платком слезы. — На что, только не способно наше безграмотное и бескультурное население.

— А вы представляете стоимость этой иконы? — снова уперся взглядом в меня.

— Догадываюсь, что у Вас на столе лежит кооперативная трехкомнатная квартира в Москве.

Соломоныч заметно смутился. (Наверное, жалеет, что непроизвольно выдал себя и позволил мне задрать цену).

— Конечно не квартира, но близко, очень близко, — забормотал он, вновь изучая икону.

Он снова уставился на меня.

— Сколько вы за нее хотите? Учтите, что на квартиру у меня сейчас денег нет. Я могу сегодня предложить ее настоящему ценителю. Тогда вы сможете получить максимально возможную сумму, за минусом моего процента. Как вы видите — я с вами предельно откровенен. Итак, я вас Сережа слушаю.

— Извините Евгений Соломонович, нам надо посоветоваться, — произношу, поднимаясь со стула.

Выйдя на улицу, выложил Филу свои резоны, предположив, что мы можем за эту икону получить до 5000 рублей. Но ниже 3000 рублей не продавать. Хотя цена иконы может доходить до 10000 рублей. Но нам их никто не даст. Если мы рассчитываем и дальше сотрудничать с Соломонычем, то нам стоит пойти немного ему навстречу и немного уступить. Фил предложил дождаться ценителя. У меня были обязательства перед ребятами и мне нужно было время для покупок. Поэтому решили разделиться, после оценки остальных предметов и их продажи.

Когда мы вернулись в кабинет Соломоныча, я увидел, что к той иконе были отложены еще одна икона и книга с застежками. Антиквар вертел в руках очередную икону.

— Итак, я слушаю Вас, Сережа, — он поднял на меня глаза.

— Уважаемый Евгений Соломонович, я тоже буду с Вами предельно откровенным. Эти предметы (кивнул на отложенные вещи) не наши. Нам их доверили наши друзья. Мы не можем не оправдать их надежд. Поэтому давайте закончим с остальным нашим товаром, а потом снова вернемся к предметам, которые у Вас вызвали повышенный интерес. Поверьте, мы ценим наше с Вами сотрудничество и собираемся и дальше поддерживать наши деловые отношения. Я не хочу уменьшать Ваш заслуженный гешефт. Конечно, если у Вас не найдется необходимой суммы сегодня, то можете позвонить своему знакомому и вызвать его. Но мы предпочитаем не вмешивать других людей в наши отношения. Вы, надеюсь, тоже?

Во время моего монолога Соломоныч пытался сохранять невозмутимый и доброжелательный вид, но чувство досады, растерянности, неуверенности иногда проскальзывали на лице. (Все-таки, выбила его из привычной колеи эта икона). На мой вопрос он непроизвольно кивнул, и опять смутился.

— Я не сказал, что у меня нет таких денег. Я имел в виду, что таких денег нет здесь, — поправился он. — Конечно, давайте сделаем так, как вы хотите, — снова вид прежнего Соломоныча, снова непрерывный убаюкивающий говорок. Только нет, нет, а взгляд его натыкался на предметы, отложенные на края стола.

Я предложил оценивать товар попредметно, объяснив, что нам надо будет рассчитываться с владельцами. Соломоныч признался, что это разумно и мы стали торговаться за каждую вещь. Фил, пристроившись на углу стола, заносил суммы в свою, ранее подготовленную таблицу. Даже моя книга из сарая была оценена в 80 рублей.

Перед оценкой наиболее ценных предметов Соломоныч попросил нас выйти прогуляться и перекусить на полчаса. Фил был недоволен моим решением не дожидаться другого антиквара. Он вообще хотел устроить аукцион между ними. Я порекомендовал ему посмотреть на мир реально. Соломоныча мы знаем и знаем, где он находится. А неизвестный человек — кто для нас? И мы, кто для него? А деньги уже пошли большие и нет никакой гарантии, что новый человек не захочет вернуть их назад. В этой среде нет понятий порядочности, чести, дружбы и т. д. Пусть мы потеряем тысячу, другую, но жадность нас не доведет до добра. Соломоныч заинтересован в нас для долгосрочных отношений и пока нас не кидал. Поэтому нам лучше общаться только с ним. А иконы, все равно не наши. Нехотя Фил согласился с моими доводами. Вот так друзья и компаньоны разваливают совместный налаженный бизнес, когда появляются большие деньги и начинает жадность затмевать разум. Видя на лице Фила борьбу эмоций, решил надавить:

— Юрка, я этот бизнес придумал, позвал тебя, нашел ребят с их иконами. Пусть мое решение и слово будет последним. Если ты не согласен, то по возвращении из Москвы разделяем деньги и начинай сам заниматься этим делом отдельно. Продолжай, но только не с Соломонычем. Почему — надеюсь объяснять не надо? Это, как яблоки с яблони рвать. Можно рвать доступные тебе и быть в довольным, а можно попытаться сорвать более привлекательные с вершины. Тогда можешь сорвать, а можешь сам сорваться и свернуть шею. Тогда уже никаких яблок не надо будет. За меньшие суммы убивают.

Фил испуганно взглянул на меня:

— Ты чего взъелся то? Согласен я с тобой. И главный ты. Занесло меня.

— Тогда на лицо — маску равнодушия и вперед, т. е. назад к Соломонычу. Перекусили, блин! — разворачиваюсь к магазину.

Сегодня мы выручили около 8000 рублей. Из них Стасу отводилось более 2500 рублей, Вермуту — 140 рублей и Яшке — 80 рублей, Фролу — 60 рублей.

Я уточнил у Соломоныча адрес того склада-квартиры. Он удивил меня, порекомендовав позвонить по данному мне тогда телефону. При расставании Соломоныч был готов нас чуть ли не расцеловать. Наверное, гешефт в этот раз превысил все его ожидания. А я почувствовал себя лохом.

В туалете какого-то кафе разделили деньги — мне мою долю и деньги ребят, Фил забрал свою долю. Я выписал на бумажки ребят суммы им причитающиеся. Поехали на вокзал по привычке прятать лишние деньги в камеру хранения. С вокзала Фил позвонил по нужному номеру и сообщив пароль (шпионы блин!) «записал» тот же адрес. Там нас встретил тот же парень. Я озвучил свое желание про куртку и мужские туфли 40–41 размера (отцу). Размер ноги у нас одинаковый, а вот у отца стопа шире. Протянул бумажку с размерами мамы и попросил подобрать что нибудь приличное для интеллигентной женщины 38 лет. Парень вгляделся в бумажку и обернувшись в глубину квартиры крикнул:

— Юля, здесь по твою душу, — подошедшей девушке протянул бумажку и уточнил: — 38 лет.

Забрав остальные бумажки с размерами, хотелками и суммами удалился. Мы настроившись на долгое ожидание, уселись на стоящие тут банкетки.

Но посидеть нам не дали. Парень сначала вынес мне куртку с множеством карманов, цвета хаки, типа милитари, непромокаемую, производства Пакистана за 180 рублей и туфли типа мокасины, как у Фила. Я куртку померил и решил оставить, а про туфли дополнил, что они для солидного мужчины, чтобы можно было в них и в президиуме сидеть и в ресторан пойти. Парень хмыкнул и ушел. Девушка вынесла женский костюм (жакет с юбкой), блузки, туфли, кофточки, плащ, шарфики, босоножки, колготки, чулки, белье в пакетах. Не смотрел, поинтересовался ценой. Оказалось, женская радость стоит более 800 рублей. Попросил добавить французский парфюм. Цена выросла на 60 рублей. Скрепя сердцем достал деньги. Дорого женщины обходятся. Парень принес туфли для отца за 120 рублей и несколько пакетов по спискам ребят. Стасу хватило на все, а ребятам пришлось довольствоваться меньшим. На пакетах расписал — кому и цену вещи. Раскошелился за эти покупки. Фил, покосившись на меня, тоже попросил женский парфюм. (Интересно кому?) Стали упаковываться. Девушка помогла уложить плащ и костюм. Парень дополнительно вынес фирменный пакет в подарок. Оба радушно приглашали нас приходить еще. (Покупатели, кроме нас бывают здесь?) На всякий случай поинтересовался — могут ли другие наши знакомые пользоваться их услугами? Синхронно замотали головами. Вздохнул — придется нам и дальше работать ишаками.

По дороге на вокзал Фил в шутку бурчал про комиссию ему за доставку груза. К вокзалу комиссия возросла до 20 % от цены. Возле моего дома он уже считал, что и 30 % будет мало. В дороге, я заметил задумавшегося Фила, что меня обеспокоило. Явно думает об упущенной выгоде. И я попытался выяснить:

— Почему ты не спросил у оптовиков про покупку партии дефицита у них, для перепродажи в городе.

Он по-еврейски переспросил:

— А ты?

Я задумался, а действительно почему? Потом начал перечислять:

— Во-первых, это просто опасно. Вот заметь, сколько людей увидев меня и моих знакомых в дефицитных шмотках, начнут крутиться возле нас, намекая на готовность к покупке подобного и просить достать. Сколько у матери на работе женщин, увидев ее в новой одежде, начнут ее доставать с подобными просьбами. А есть люди, которым не откажешь. Если я займусь регулярными поставками импортного вещей то, как быстро дойдет до милиции обо мне, как о спекулянте? Мне это надо?

— Во-вторых, город у нас слишком маленький. Стоит мне засветиться с поставкой третьего, четвертого заказа, практически все заинтересованные лица будут знать, что я могу достать. Опять засвечусь у милиции.

— В-третьих, не стоит портить себе будущее из-за 20–50 рублей навара. За 100 % навара еще можно рискнуть один или 2 раза. Выгоднее, по-тихому возить иконы и помаленьку одевать своих близких людей, в одежду, которую можно купить в магазине.

А своих ребят, кому привезу джинсы, я предупрежу. К тому же я купил им шмотки за их деньги, а не перепродавал. Мне просто повезло их купить в Москве. Джинсы — самый заметный дефицитный импорт. Я ведь сейчас приехал и привез всего две пары, а не обеспечил всех, у кого есть деньги и желание. В моем случае нет состава преступления — получения выгоды при перепродаже.

— Я где-то так и думал, — задумчиво произнес Фил.

— Если задумаешь заняться спекуляцией, то без меня и без икон. А если задумаешь заняться иконами самостоятельно, скажи. Препятствовать не буду.

— А когда иконы кончатся, чем займемся? — спросил Фил. (Не отделяет нас — отметил).

— Они еще десятилетия не закончатся. А нам осталось быть вместе, чуть больше года. Потом у каждого начнется своя жизнь. — Грустно прокомментировал я. Настроение испортил Фил своим вопросом. Время идет, а к своей глобальной цели я не продвинулся.

* * *

Сложил все пакеты у бабушки и завалился с гитарой на кровать. Бабушка обрадовалась моему появлению и как всегда предложила покушать. Согласился только на чай. Она и этому была рада.

Незаметно для себя заснул. Все-таки наш плацкартный вагон не располагает к полноценному отдыху. Разбудила мама пришедшая на обед. Увидев кучу пакетов, потащила часть в комнату и меня с ними. Заорала на меня, когда я какой-то пакет намеревался кинуть на диван. Оказывается нельзя обновки класть на диван или кровать. Куда угодно, но только не туда. Плохая примета! Отцовские ботинки сразу очутились в неприметном месте в шкафу — ибо нечего в них по пивнухам шляться. Ужаснулась их цене. Духи были опробованы и признаны годными. А потом началось пристальное изучение женских вещей. Я сидя на диване, только и слышал охи да ахи. Мама вертелась перед зеркалом, забыв про обед, прикидывая, как на ней будет сидеть костюм, плащ. Но померить решилась только обувь. Потом перешла к блузкам, а затем принялась через целлофан рассматривать белье, не решившись разворачивать их при мне. Когда узнала цену всего этого великолепия, то выпала в осадок и долго не могла подобрать слова. Не давая ей опомниться, строго предупредил, что все эти вещи прислала ее сестра из Ярославля. Обо мне никто не должен знать. Не хватало еще мне таскать вещи из Москвы для всех ее знакомых. А насчет денег, пусть не волнуется. Она ведь дала 200 рублей на покупки. Кстати, никто не должен знать о том, что я могу выгодно торговать своими песнями. Она замерла.

— Что, уже похвасталась? — она кивнула. — Да, засада! Версия с сестрой не прокатит.

Подумал и предлагаю:

— Ладно, раз язык не можешь держать за зубами, то пусть будут эти вещи куплены в Московских магазинах на деньги за несколько песен. Новых песен нет и неизвестно, когда будут, и соответственно не будет обновок.

— Вещи, конечно, красивые, но нельзя ли было купить чего дешевле? — робко спросила меня. (Ого, мне удалось маму смутить!)

— Нельзя, неужели ты думаешь, что я ходил и выбирал в магазине? Я дал спекулянту твои размеры, назвал твой возраст и сферу деятельности. Он сам где-то отбирал, а потом вынес все и назвал цену. Я в сумму укладывался и купил, — ввел ее в курс.

— А если не подойдет? С ума сошел так покупать? — снова завелась мама.

— Но ты сама видишь, что подходит. А если, что-то не подойдет, то продашь. Желающие найдутся, — отмахнулся я. — А можешь все продать, — провоцирую я.

— С ума сошел, продавать такую красоту, — пугается она. Вот и пойми этих женщин.

— Все я побежала, опаздываю. А ты себе куртку купил? — вспоминает она в дверях. Киваю.

Перенес вещи ребят в сарай. У поселковых ребят было принято оборудовать в сараях летние жилые помещения. У кого позволяли условия, оборудовали целую комнату с кроватями или полатями и мебелью. Клеили обои или обклеивали стены красотками из журналов. Проводили свет. Приносили радиоприемники или радиолы. Летом там жили. Домой ходили только поесть. Как правило, жили компаниями. Бывало, приводили подружек.

У меня подобных условий не было. В гараже находились два мотоцикла и в углу был закопан кессон для хранения овощей с дачи. Но полтора метра шириной я сумел отвоевать у родителей и отгородить себе часть гаража. За это пришлось мастерить дополнительные полки для старых вещей в общем помещении гаража. У меня за стенкой размещался узкий топчан с поднимающейся крышкой (можно хранить свои вещи), небольшой столик и проведен свет. Стены тоже обклеил красотками. Отец иногда использовал мое помещение для посиделок с друзьями. Хотя, раньше стойко отстаивал свою территорию от моих посягательств.

Вот туда и сгрузил все пакеты. Подумав, отправился к Стасу. По дороге встретил участников в сборе икон. Они не выдержав и направились ко мне сами. Мысленно поморщился — я рассчитывал со всеми встречаться наедине. Пришлось возле сарая организовать очередь. Сначала запустил Яшку и вынес ему пакет с его вещью, указав на ее цену. Отсчитал сдачу. Вижу, что он немного расстроен, т. к. рассчитывал получить сразу джинсы. Попросил его подождать следующего раза, или продать эту вещь, добавить и в следующий раз я его обеспечу джинсами. Почти аналогичный разговор произошел с Вермутом, только он был доволен — на джинсы ему хватило. Яшка скинув одежду на мотоцикл красовался в батнике (по размеру). Стасу объявил об отдельном разговоре, чем заинтересовал всех. Но вопросов не последовало, т. к. все знали, что есть темы, которые касаются только двоих и не принято лезть в чужие тайны. Вермут тоже влез в обновки. Все подошло. Яшка тоже отказался продавать батник. Зато загорелся и пообещал принести мне в следующий раз десяток икон. Я насторожился и всех предупредил, что краденое могут не приносить. Если вещь имеет хозяина, то хозяин должен быть согласен ее продать. А ребята должны потом с ним рассчитаться так, чтобы он остался доволен. Я не собираюсь объясняться с милицией. Если кто подставит меня, пусть пеняет на себя. Портить свое будущее из-за денег я не намерен. Если кто-то попадется на краже — пусть выкручивается сам, но дел с таким, я иметь в дальнейшем не желаю. Дождавшись, пока Стас останется один вручил ему его деньги и достал все его пакеты.

— Понял почему я разговариваю с тобой наедине? — спросил его.

Пораженный полученной суммой, он закивал.

— Твои предметы оказались довольно ценные. Причем, я не все их еще вывез. Поэтому я не хочу, чтобы все знали, сколько ты получил денег и шмоток. Выкручивайся, как хочешь, но чтобы ребята не связали твой прикид с твоими иконами. Иначе, у некоторых сорвет башню и полезут чистить церкви или квартиры. Если бы я не знал тебя, то не стал бы тебе все рассказывать и все отдавать. Я не хочу провоцировать низменные чувства в наших ребятах. И так многие захотят, почти на халяву, заиметь джинсы. Потом и другие ребята заинтересуются. Я не хочу числиться фарцовщиком.

— А ты сначала привози деньги, а потом ребята дают тебе необходимую сумму, и ты привезешь им одежду. Или пусть сами едут и покупают то, что сами хотят, — предлагает Стас.

— Видишь ли, иконы я сдаю одному антиквару. Если ребята сами сунутся к нему, их обуют и дадут копейки за, возможно, ценную вещь. А шмотки я беру в другом месте, но туда ребят нельзя направить. Там согласны работать только со мной. Слишком там осторожные люди. Но и не неё…ют с вещами и цены, чуть ниже, чем у фарцы, — объясняю ему положение.

— И что думаешь делать? — улыбается.

— Я предлагаю тебе заняться организацией сбора антиквариата нашими ребятами. Схема будет такой — тебе ребята будут сдавать товар. Ты ведешь учет и стараешься не допустить не представляющих ценности, подозрительного происхождения или ворованных вещей. Потом встречаемся и ты передаешь все мне со списком, кто что принес. Я отвожу товар в Москву и сдаю антиквару. Получаю деньги и привожу деньги или непринятые предметы назад. Передаю их тебе и ты рассчитываешься с ребятами. Я и ты берем небольшой процент за организацию. Ребята получают деньги и тратят их или приходят ко мне и заказывают себе товары из Москвы. Я не хочу прикрыться тобой, все равно они будут знать, кто отвозит иконы в Москву и продает их. У меня просто на все нет времени — учеба, спорт, общественная работа, будь она неладна, песни, эстрада. Кроме этого, я принимаю иконы не только от наших ребят. Я бы вообще отошел от этого дела, но боюсь другого кинут или будут платить копейки. А фарца отказывается работать с другими людьми. Вот и получается, что на меня все завязано, — делаю предложение Стасу.

Стас задумался.

— А вдруг у меня не получится? Может кого-то другого? Вон Серегу Леднева, — сомневается.

— Я не просто так тебе это предложил. Ты авторитетный пацан. Не жадный до денег, а это немаловажно. Ты надежен и честен. Можно и Леднева, но у него возраст. Он учится в ГПТУ, а ты всегда с ребятами. Через полгода ему в армию, — обосновываю свой выбор.

— Но я ничего в иконах не понимаю, как их оценивать стоящие они или нет, ворованные или чистые, — ищет аргументы для отказа.

— А я понимаю? Тоже по верхам знаний нахватался. То, чего я знаю тебе предам, а там и сам будешь разбираться. А выявить ворованную вещь довольно легко. Тебе подскажет поведение человека, как он отвечает на твои вопросы, глаза, руки. Но тебе, как организатору лучше перенаправить интерес ребят от соседей и знакомых на заброшенные дома в городе и в деревнях, бездействующие церкви в районе. Поверь, там много интересного можно найти. У некоторых ведь есть мопеды и мотоциклы, пусть покатаются, когда снег сойдет. Главное, чтобы знали, что лучше не продать подозрительную икону, чем потом разбираться с милицией. Все должны быть довольны в нашей цепочки — от хозяина старинного предмета, до антиквара, — доказываю ему.

Я подумаю, — обещает Стас, что тоже показывает, я сделал правильный вывод.

* * *

Как я и предполагал, мама в фирмé на работе произвела фурор. Все хотели знать, где я смог достать такие вещи? Как я смог купить все без маминой примерки? (Молодец, Юля!) Практически все подошло. Все это рассказывала довольная мама, в очередной раз крутясь перед зеркалом. Пришлось продать блузку и кое-что из белья, чтобы отстали. Строго меня предупредила, чтобы не соглашался ни на какие предложения от женщин. (Что она имела ввиду?)

В конце каникул сходил с ребятами на танцы в наш клуб, опять выдал шаффл с элементами верхнего брейк-данса (как смог), чем в очередной раз удивил публику. А в воскресенье сходили в клуб ГАРО. Там услышал свою песню в исполнении ВИА. А ничего так звучит. Молодцы. Только как обошли утвержденный репертуар? Под конец танцев сцепились с ребятами с Флоры.

Флора — довольно большой район города, застроенный, преимущественно, частными домами. Откуда пошло такое название — никто не знает. В драке Михе разбили голову, Орлу опять досталось, да Леднев повредил кисть. Я крутился, как мог. Минимум двоих взрослых отправил в нокаут. Мне практически не досталось. Ссадина на брови не в счет. Только, когда на нашей стороне выступили некоторые станционные и с Восточного поселка ребята, мы флоровских нескольких уложили, а остальных разогнали. Окончательно драка прекратилась с подъехавшей милицейской машиной, в которую и загрузили попавшихся и избитых.

В каникулы ходил к Павлу на репетиции, заодно записали табы и ноты для готовых песен. Павел был поражен моей творческой плодовитостью. Я уже не стал брать с него обещание молчать о новых песнях. Только постарался довести до него, что рано или позднее мы их продадим. Разве плохо ему будет за час работы, получить месячную зарплату квалифицированного рабочего или больше. Конечно, вслух этого не говорил, но умный поймет. Насчет моей песни на танцах Павел ничего не смог сказать. Борис, их руководитель, где-то прокрутился, с кем-то договорился и внес ее в репертуар. В кабаке она популярна. Павел поинтересовался моим участием в драке. Пришлось сознаться. Высказал пожелание, что мне руки надо беречь. (Он ругать способен?) Знакомые в поселке и на танцах настойчиво хотели послушать мои песни. Пришлось обещать без конкретики. Ведь одна уже звучит на танцах в ГАРО.

Получили мой костюм от портнихи. Я придирчиво рассматривал себя в зеркало там, потом дома, но не нашел к чему придраться. Даже стал выше казаться. Все-таки не зря эту старуху хвалят. Мама тоже осталась довольна, несмотря на «высокую» цену в 60 рублей.

Последняя учебная четверть.

Началась последняя четверть. Евгения Сергеевна вызвала в музыкальный класс и поцеловала в щеку, вытерев потом помаду со щеки. Поблагодарила за кулон. Он висел у нее поверх джемпера. Симпатично смотрится. Посетовала, что все коллеги прочат ей скорое замужество.

— Давно пора, — буркнул вполголоса я, но она услышала, рассмеялась и взъерошила волосы на голове.

Потом стала меня пытать, что я думаю делать с песнями, которые я приносил к Павлу. Сообщил, что пока не думал, да и времени свободного нет. Может у нее есть предложения? У нее оказывается есть. У нее есть подруга, которая поет от Областной филармонии. Если бы я смог написать песню для женского голоса, то мы бы могли предложить ее ей. Мне сразу пришла на память песня Наташи Королевой «Маленькая страна». Она уловила мою заминку и обрадовалась. Но я ее обломал, заявив, что идея песни для девочки-девушки есть, но надо посидеть над мелодией и текстом. Пообещал в субботу принести к Павлу.

Обрадовал Фрола ожидающим его деньгам. Он тоже пообещал меня удивить сегодня вечером. Чем он может удивить? Заинтриговал.

Опять на меня насела Маринка Белова. Очень со мной хочет встретиться их Вера. Кроме того по школе и в классе разнесся слух, о новом танце, который я показал на танцах в клубе. Очень Маринке хотелось его увидеть и оценить. Мне не хотелось пока связывать себя еще и с танцорами. Попросил Маринку, все — встречу с Верой и показ танца перенести на неделю, а то и на две.

Фил объявил о привлечении к сбору двоих своих знакомых. Даже не стал выяснять, кто они такие.

Стас все-таки принял мое предложение, и в сарае появилось семь новых предметов. Он сообщил, что ребята горят энтузиазмом искать иконы. (Все хотят джинсы и кроссовки, как у меня!) У меня появилась мысль о пересмотре процентов для нас и для сборщиков, но боюсь Фил останется недовольным. Но мне не нравился слишком высокий наш процент, по сравнению со сборщиками. Продумав, я по дороге домой начал нелегкий разговор.

— Юрка, я столкнулся с тем, что мне нечем стимулировать сборщиков. Когда им приходится делиться с хозяевами. Я уже раз выдал премию из своих — 50 рублей. Надо пересмотреть наши проценты, — вижу настороженный взгляд Фила. — Я предлагаю нам пока по 20 %, а 60 % сборщикам и хозяевам. Когда число сборщиков увеличится, то наш процент еще снизим. Напоминаю, что твои сборщики не должны знать меня, как и мои тебя. Если твои сборщики тебя подведут, то я ни о каком твоем бизнесе знать не знаю. Аналогично и с моими. Повышенный процент для сборщика стимулирует искать бесхозные иконы. Конечно, это может спровоцировать сборщика на кражи. Но не каждый на это пойдет. А поймав вора, и выгнав его из коллектива, мы только оздоровим команду и сплотим. Увеличивай число сборщиков. Мне пока хватает. Я уже не справляюсь с потоком и запросами. Уже опять надо вести товар, — выдаю предложения.

Фил задумался, а потом возразил:

— Тебе легче подбирать сборщиков, у тебя знакомых больше.

Я опешил.

— Ну и что? Поговори с одноклассниками Иванайненом, Сиголаевым. Бесом из вашего поселка. Ты, что не видишь подходящих людей? Поговори, заинтересуй.

— Ладно, подумаю, есть еще кое-кто на примете, — соглашается, — и с процентом согласен. На какое число брать билеты?

Вспоминаю свои планы на неделю. Решаю:

— Давай на четверг, а завтра после тренировки пакуем узлы. В среду будет некогда.

Вечером Фрол притащил три иконы, одну книгу и какую-то позолоченную финтифлюшку надеваемую на посох священника. Одна из икон была похожа на одну из ценных икон Стаса. Вот ею и хотел меня Фрол удивить. Икона имела хозяина, который просил за нее не менее ста рублей, но божился, что икона ценная. (Уж не на ней ли божился?). Вручил Фролу его деньги. Он оторопел. Наверное, никогда не держал такую сумму в руках. Напомнил ему об обязательном расчете с хозяевами. Посоветовал подобрать себе помощников, которые бы замыкались на него, а он уже на меня. Он же и рассчитывался бы с ними. Уведомил его, что появился новый, более выгодный канал сбыта антиквариата. Вероятно, его доход возрастет. Нацелил на старые пустующие дома в деревнях и бездействующие церкви. Рекомендовал ограничить контакты с хозяевами. Фрол с горящими глазами внимал мне, как оракулу. Обрадовал — если он хочет заиметь себе джинсы, пусть принесет мне свой размер и 180 рублей. Но это для всех секрет, в том числе для его брата и родителей. Он тут же вручил мне 180 рублей и убежал узнавать размер у матери. Вернулся обескураженный. Мать тоже затруднялась с его размером — он вытянулся за год. Пришлось идти к матери за метром и измерять его. Обещал привезти ему джинсы в пятницу.

Белянина.

К концу уроков, в среду ко мне в пустом коридоре подошла Танька Белянина и, оглядываясь неожиданно спросила:

— Сережа, ты не мог бы мне помочь?

Такое поведение Таньки уже интригует своей необычностью и загадочностью. Почему так таинственно? Почему нельзя было спокойно подойти на перемене и попросить о помощи. Недавно ей это сделать ничего не мешало.

— А что надо? — спрашиваю, улыбаясь и гадая, что она еще придумала.

— Ты не мог бы меня сегодня проводить после школы? Только…, - она замялась, — чтобы никто из школы этого не видел. Я потом тебе все объясню, — поспешила прервать готовые сорваться с языка мои вопросы.

Я пожал плечами:

— Ладно, подождешь меня возле детского сада. Годится? — все страньше и страньше, как говаривала…. А, не важно.

Танька торопливо закивала и пошла от меня, повиливая бедрами и оглядываясь.

— Что ей от меня надо? — мысленно спросил себя и в недоумении пожал плечами.

В школе пришлось задержаться, чтобы позвонить Павлу о моей непредвиденной задержке сегодня или отсутствии и отвязаться от друзей и знакомых, которые в последнее время появлялись рядом и шли в попутном со мной направлении домой. Поэтому к детскому саду я вышел с пятнадцатиминутным опозданием. Танька приплясывала на месте от холода, дожидаясь меня (Девчонки всегда мерзнут). Но не упрекнула меня за опоздание. (Что тоже было ей не свойственно.) Видимо, действительно что-то серьезное у нее. Я, конечно, извинился и, забрав у нее портфель, медленно пошел в сторону ее дома в Восточном поселке, причем темп ходьбы, несмотря на то, что замерзла, задавала Танька. Наверное, хочет что-то рассказать до дома.

Танька, решившись начала:

— Меня хочет трахнуть Вовка Сыроедов из нашего поселка! — выпалила она.

— Вот это да! Вот это у Сэра башню снесло! — я оторопел от такого заявления.

— Он меня везде преследует и проходу не дает. Я уже вечером никуда не выхожу из дома. Ни на танцы, ни гулять. Теперь он подлавливает меня после школы и угрожает. Я его боюсь. Только ты мне можешь помочь. Тебя все уважают, — заглядывает просительно в лицо.

— А у тебя с ним что-то было? — пытаюсь понять ситуацию.

— Да что у меня может быть с этим хулиганом? — восклицает с возмущением.

(Что любовь чудотворящая с парнем может сделать?) Я Сэра — лидера восточных знал достаточно хорошо, хоть он был постарше. В свое время он отсидел на малолетке по достойной статье. У нас с ним всегда были ровные отношения. Мы с восточными не раз поддерживали друг друга в стычках против городских. Ведь, в одну школу ходили с первого класса. Сэра, я так же знал, как правильного пацана, а считалось западло залезать на девку, против ее воли, тем более не шалаву.

Тем временем, мы с Танькой подошли к сараям жилых домов Восточного поселка. Навстречу нам из-за сараев вышел Сэр.

(Значит Танька права, и Сэр поступает не «по-понятиям».)

— Ну что Танюша, пойдем, зайдем в гости, — кривит губы он, кивая в сторону сараев, но смотрит на меня.

— Никуда я не пойду и прекрати меня преследовать! — восклицает она и отступает мне за спину. — Я с Сережей… — пискнула из-за плеча.

— А зачем ты привела бараковского? Зачем нам свидетели? Или ты хочешь втроем? — нагло, глядя на меня, цедит он.

Пора вмешиваться:

— Сэр, а не много ты на себя берешь? Унесешь ли? — бросаю сумки на тропинку и делаю шаг вперед.

— Унесу все, что мое и никого мои дела не должны волновать. Ты чего вмешиваешься? Это касается нас с Танькой, — зло заявляет он и кивает на нее за моим плечом.

— Беспредела я не могу допустить. Никуда она с тобой не пойдет. Иди Таня домой, — беру ее за рукав и подталкиваю мимо нас. Танька хватает свой портфель и пытается проскользнуть мимо Сэра. Он тоже хватает ее за рукав:

— Стоять! — ей. — Какой беспредел? Она что — твоя подруга? — мне.

— Что говорить? — в замешательстве забилась мысль.

— Нет, — приходится признать, — но и не твоя, — надвигаюсь на него.

— Мы как раз об этом идем говорить с ней, — нахожусь с ответом.

— У нас с ней была договоренность. Подожди! Так ты ничего не знаешь? — смотрит на меня озадаченно, не выпуская Танькин рукав.

— Ну, Танька! Ну, стерва! — он поворачивается к ней и вдруг начинает хохотать. — Ты у меня сейчас точно пойдешь по беспределу! — прекратив резко смеяться, зло смотрит на нее.

— Подожди! — снова мне, поднимая руку. — Я тебе сейчас все объясню. Эта стерва (кивает головой на Таньку) знает, что мне нравится, и на днях подкатила ко мне. Мол, отвадь от меня Селезнева. Ну, ты его знаешь. А то Птица, рамсы попутал и наезжает на нее не по-детски — зажимает, хватает за руки и пытается куда-то затащить. Угрожает, что она никуда не денется от него. Что ему похуй на меня. До этого у нас с Птицей все было ровно, оба знали, что она нам нравится, но без претензий ждали, кого она выберет. А она, курва, крутила хвостом перед нами обоими. А тут такая заява. Я прихуел! А она мне обещает: отвадишь Селезнева, я тебе все, что захочешь, сделаю. Ну, я к Птице. Слово за слово, ну и понеслось. Я его отоварил, сейчас дома отмокает. Жду, когда она отдаст обещанное, а она снова хвостом крутить. А теперь и тебя на стрелку привела. Чтобы мы уже с тобой перемахнулись. Если бы ты меня отоварил, она бы осталась при своих, ты ведь благородный, не стал бы с нее требовать обещанное, — вопросительно смотрит на меня.

Танька, пытаясь вырвать руку начинает плакать. Я пытаюсь прийти в себя от сообщения:

— Мне она ничего не обещала, — растерянно говорю.

Сэр снова начинает смеяться:

— Так она тебя, как лоха на стрелку подписала со мной? Ничего даже не пообещала? Ну, стервь! — восклицает в восхищении и многообещающе зло смотрит на ревущую Татьяну.

— Ты не заговаривайся, — за «лоха» я обиделся. Но Танька точно, меня, как лоха выставила.

— Ладно, извини. Расходимся краями? — вопросительно с ожиданием смотрит на меня.

Тут Танька завывая и захлебываясь слезами заголосила:

— Ну, ребята…. Ну, пожалуйста…. Я не хотела… Я думала… Сережа! Я не хотела… Я хотела только…. Вова, ну пожалуйста…. Простите…. Я не могу…. Мне нельзя…

Сэр переводит взгляд с нее на меня в растерянности. Потом решительно заявляет:

— За косяки надо отвечать! А обещанное надо отдавать! Как я мог полюбить, такую сволочь? — сокрушенно качает головой. — Соловей! Ты будешь ей предъяву делать? Ты вправе. Тебя ведь она, чуть в блудняк не вписала, — обращается ко мне.

— Сережа, я… ну пожалуйста…. я не могу…. У меня…, - продолжает она ныть.

— Мне от нее ничего не надо, — отчего-то мне стали противны и ухмыляющаяся рожа Сэра, и ноющая сука Танька. Надо как-то завершать этот балаган.

— Татьяна, ты накосячила. Сэр прав. Ты должна ответить. А я тебя, больше знать не хочу! — беру портфель и поворачиваюсь, чтобы уйти. В душе, как насрали. Настроение — ниже плинтуса.

Слышу за спиной возню и Танькин крик:

— Сережа! Не уходи! Ну, пожалуйста! — и столько безысходности было в этом крике.

Останавливаюсь и поворачиваюсь к ним. Сэр обняв Таньку за плечи, ведет к сараям. Она повернув заплаканное лицо ко мне с мольбой смотрит на меня. С раздражением думаю:

— Как я смог в это вляпаться? Сволочь Танька порядочная, но жалко все-таки ее, — неожиданно ловлю себя на мысли.

Перед глазами внезапно возникла картина — вонючий сарай, грязный топчан, на нем полураздетая Танька, в разорванном белье с раздвинутыми ногами. Ее белые ляжки и красное пятно крови на лобке и на тряпье. Уезжающий автозак. За решеткой, в темноте — белеющее пятно лица Сэра. Встряхнул головой, прогоняя видение и решительно пошел за ними. Собрался мир спасать, спаси хоть этих мудаков. Танька, конечно, заслужила наказание, но не такое. У нее и ее матери хватит ума и подлости не подмываясь, подать заяву на Сэра, за изнасилование. А от матери у Таньки секретов явно нет. Знаю, эту вечно недовольную, зло сверкающую элегантными очками, мегеру. Иначе, откуда у Таньки такая стервозность в душе и холодная расчетливость в уме. Сэр тоже должен думать о последствиях. Я догнал их возле двери в какой-то сарай. Танька шла обреченно, подталкиваемая Сэром к двери.

— Стойте! Никуда она с тобой не пойдет! Считай, что теперь она со мной, — решительно заявляю парню и беру за рукав девчонку. — Если хочешь, что-нибудь мне предъявить, то давай, говори, — решительно смотрю на озадаченного Сэра. — Я готов ответить.

— Ты, чего? Хочешь за нее вписаться? — Сэр удивлен не меньше меня. — Она же тебя так же подставит или кинет! — смотрит на меня, с показным сочувствуем.

Подталкиваю Таньку назад к дорожке.

— Все я понимаю, но не могу допустить то, что может произойти сейчас. Предъявляй, я готов, — отвечаю.

— Хорошо! Мы подумаем, — с угрозой смотрит на меня.

— Похоже драка самцов из-за суки на сегодня откладывается, — проскальзывает ироничная мысль.

— Думайте, — соглашаюсь, — за мной должок, — разворачиваюсь и иду к портфелю, оставленному на тропинке.

Возле моего портфеля мнется Танька, зачем-то дожидаясь меня.

— Сережа! Прости меня, пожалуйста, — виновато заглядывает в глаза, — я не хотела и не ожидала такого, — бормочет, опуская голову.

— Сережа! Спасибо тебе за все, — так же тихо поблагодарит.

Я, пожав плечами, ничего не отвечаю, подбираю портфель и поворачиваю в свою сторону.

— Сережа! — окликает.

— Ну, чего тебе еще? — поворачиваюсь к ней.

— Проводи меня, пожалуйста, — смотрит умоляюще.

Подумав, пошел к ее дому рядом с ней.

— А он не будет больше приставать? — я понял, что Таньке неприятно называть Сэра по имени.

— Нет, — лаконично отвечаю, в душé сомневаясь.

У подъезда Танька, заискивающе заглядывая в глаза спрашивает:

— Может, зайдешь? У нас кофе бразильский есть. Мама в пакете на работе получила.

— Кофе, это неплохо, но недостаточно. Хочет чашкой кофе отделаться? Ребятам за такое морду бьют. Чего Танька хочет? Вину чувствует? Я-то считал, что ей это не свойственно, — раздумываю и иду в подъезд.

Войдя в квартиру, оценил. Везде чистота и порядок. Чувствуется, что в этой семье страсть к чистоте и порядку поддерживается железной рукой на маниакальном уровне. Обувь в прихожей расставлена в идеальном порядке, как по ниточке. Лишняя — убрана в обувщицу (или обувницу?) На полу и паласе ни соринки.

— Пойдем в мою комнату, — она провела меня через большую комнату к дальней двери.

— Как здесь живут? Страшно присесть в кресло, ведь помнется покрывало, — мысленно удивляюсь. В квартире было свежо, немного пахло цветами и легким ароматом духов.

В Танькиной комнате (шикарно живет), тоже был идеальный порядок. Тоже аккуратистка — в маму. Я подошел к ученическому столу с учебниками и тетрадями, сложенными аккуратной стопочкой на краю стола.

— Побудь здесь, пожалуйста, немного, я сейчас, — она что-то достала из платяного шкафа и, прижимая к груди сверток и умчалась. Где-то зашумела вода.

Садиться я не стал. Прислонился к столу. Через некоторое время вода перестала шуметь. Появилась Танька, умытая, причесанная, переодетая в домашний пушистый халатик желтого цвета и с голыми ногами в пушистых тапочках. Она закрыла дверь в комнату и подперла ее спиной. Стоит и молча смотрит на меня. (Что еще чадо, тебе от меня надо?)

— Почему ты не оставил меня с ним? — неожиданно спрашивает и пристально смотрит на меня.

— Если я скажу, что не хотел опускаться до Сэра, тебя устроит? — пожимаю плечами и устало отвечаю (мне еще разборок не хватало).

— Я боюсь, что стала тебе противна, от того, что произошло. Ты не испытываешь ко мне отвращения? — спрашивает, искательно заглядывая мне в глаза.

— Довертелась жопой перед пацанами, до интриговалась, вот и нарвалась, — думаю, вглядываясь в виноватое лицо.

— Сама виновата, — не отвечаю на вопрос, вспоминая ее сокрушенный плачь.

— А хочешь, я тебе сделаю, что захочешь? — хрипло неожиданно спрашивает.

— Значит, ожидала, чего-то подобного, стравливая ребят, — констатирую про себя.

Она смущенно кивает и опускает голову. Потом резко вскидывает и уже с вызовом смотрит в глаза. Я вглядываюсь в нее и киваю. (Я ведь не железный, а выглядит Танька в халатике так привлекательно). Чувствую — начинаю возбуждаться.

— Что мне надо делать? — тихо спрашивает.

— Как далеко она способна зайти? — в замешательстве заметалась мысль. Решаюсь:

— Минет, — показываю глазами вниз.

Танька нерешительно кивает. Подходит, опускается на колени, подвернув под них полы халатика, и смотрит снизу на меня. Я глазами показываю на ширинку. Танька неумело возится со змейкой. Помогаю и достаю свой, уже вставший член. Обхватив его рукой, пристально рассматривает его. (Наверное, никогда так близко наяву не видела мужского члена).

— А он всегда такой? — интересуется, не поднимая глаз.

— В возбужденном состоянии такой, а обычно — мягкий и меньшего размера, — отвечаю, стараясь быть терпеливым.

— Раз он возбужден, значит, ты меня хочешь? — довольная, утверждает она.

Насмотревшись и помяв член, Танька, наконец, аккуратно взяла его в рот. Сделав несколько движений головой, она вдруг отстранилась, освободив рот и глядя лукаво снизу вверх на меня спросила:

— Я все правильно делаю? Я поняла, тут ничего сложного нет, но может есть нюансы?

— Все правильно, но можешь в процессе помогать рукой, посасывать и касаться языком, — уже чуть не ору я. (Гестаповка).

Опять приступает и тут же прерывается:

— Так?

— Так! — стону я. (Она похоже, издевается!)

Теперь она старательно двигает головой, пытаясь выполнить мои советы. Только она начала посапывать, как у меня произошло извержение. Это был мой первый оргазм в жизни с женщиной! Нет — это был ОРГАЗМ! Я потерялся в пространстве и времени. Я извергался снова и снова. Меня всего трясло. Через некоторое время я пришел в себя и увидел внимательно наблюдающую снизу за мной, довольную Таньку.

— А у тебя очень много было, — лукаво улыбаясь, констатировала чертовка.

— Давно копилась, — буркнул. (Не хватало еще ей признаться, что это был мой первый половой акт с женщиной.) Присмотрелся — на лице и губах у нее следов спермы не было. Старательно все проглотила.

Она поднялась с колен. Я убрал член и застегнул ширинку. Со вздохом она его проводила взглядом. Меня осенило. Она ведь, возможно, тоже настоящего оргазма не испытывала. А если с ней попробовать активный петтинг?

— Я могу тебе помочь кончить, т. е. тоже испытать оргазм, — предлагаю провокационно.

— Как это? А это не повредит…? (стесняется слова плева или целка), — заинтересовалась. Вон как глаза вспыхнули с надеждой.

— Это тоже секс или имитация секса, но без проникновения. Так, что ничего тебе не повредит.

Им можно заниматься даже в одежде, но ощущения теряются и не так комфортно, как без всего.

— Как это? Покажи, — заинтересовалась.

— Это надо показывать в процессе, сразу на тебе. Хочешь заняться? — спрашиваю. Она активно закивала, блестя глазками.

— Только я случайно не забеременею? — беспокоится.

— Не должна. Ведь, чтобы залететь, надо мне кончить в тебя, а не на тебя, — терпеливо, как ребенку объясняю.

— Что я должна делать? — проявляет решимость.

— Сначала я, — расстегиваю и спускаю брюки с трусами и ложусь на прикроватный коврик спиной. Глядя снизу на вытаращившую глаза Таньку и ее открывшиеся снизу ножки, я снова стал возбуждаться. Она удивленно уставилась на поднимающийся член. Как хорошо быть молодым! Всегда можешь, когда хочешь и никаких прелюдий не надо.

— Сейчас ты наблюдаешь процесс мужской эрекции, — провожу сексуальный ликбез с девчонкой. Хрипло продолжаю:

— Ты должна снять трусики и сесть своей щелочкой на него. Приблизительно, на это место, — показываю на место возле головки.

Танька в задумчивости, глядя на вздыбившийся член, стала стягивать трусики, оголив полненькие ножки. Расставив ноги, присела прижав мокренькой уже щелочкой мой член к животу.

— Так? — спрашивает, заглядывая пытливо в глаза, опасаясь увидеть в них насмешку.

— Так, — опять хриплю я и расстегиваю пуговицы на ее халатике.

— А это обязательно? — мило краснеет она, но не препятствует.

— Ты очень красивая, — провожу руками по бархатистым ножкам, по женственным бедрам, по плоскому животику и добираюсь до небольших тверденьких грудей с набухшими сосками и начинаю их слегка мять. Взгляд у нее поплыл. Лобок у нее, конечно, не брит и покрыт редкими темными волосиками. Из-под него торчит головка моего члена. Заметив, куда я смотрю, Танька смущается и непроизвольно пытается сдвинуть ноги. Не получается и снова смущается.

— Зачем ты туда смотришь? Тебе нравится? — спрашивает. (Женщины любят ушами — вспоминаю сентенцию.)

— Еще бы. Конечно! — заверяю. Опускаю руку и просовываю пальцы под лобок, нащупывая ее щелочку. А она тоже сильно возбуждена, понял я, нащупав клитор.

— Что ты делаешь? — спросила простонав.

— Теперь, ты постарайся двигаться, прижимаясь к члену таким местом, доставляющим тебе самые приятные ощущения, — продолжаю инструктаж, дрожа от возбуждения.

Поерзав на мне, она, закрыв глаза и начала ритмично двигаться бедрами, постепенно все громче постанывая, ускоряя темп и усиливая давление на мой пах и на член. Она, то опиралась руками мне на грудь, то откидывалась телом назад ерзая все интенсивней. Я не выдержал и кончил себе на живот, чего она похоже не заметила. Наконец Танька вся сжалась и издала сладострастный крик, и пытаясь его заглушить, закусила кулачок. Бедрами сжав мои бока, содрогнулась несколько раз всем телом и в изнеможении упала мне на грудь, продолжая вздрагивать. Некоторое время мы лежали. Постепенно дыхание у нее стало выравниваться и она открыла счастливые глаза.

— У меня совсем нет сил. Божички мои, неужели так бывает? Я чуть не умерла. И я летала! Так всегда бывает? Господи, как хорошо! Я себе и представить такого не могла. Соловьев, где ты раньше был? — засыпала меня вопросами и под конец больно сунув кулачком под ребра.

— Господи, какая же я молодец! Если бы не я, ты бы никогда не решился. Правда, я молодец? — продолжила хвалить себя, заглядывая в глаза.

— Еще какая! Я не ожидал, что ты такая смелая и сразу решишься на минет и на петтинг. Я с тобой два раза кончил сегодня. А глядя на тебя, еще могу.

— Ой, где? — она сдвинувшись и приподняв попку, посмотрела вниз. Обнаружив сперму у меня и у себя на животе, обмакнула пальчики и поднесла к глазам, рассматривая жидкость.

— Вот от этого появляются дети? — задумчиво спросила.

— Конечно, можно было бы еще раз это сделать, но у меня совсем сил не осталось и времени тоже, — бросив взгляд на настенные часы. Поднялась, запахнув халатик, и подобрала трусики с пола.

— Я в ванную. Тебе салфетки принести? — спрашивает, выходя из комнаты.

— Не надо, у меня платок есть, — отвечаю, понимаясь и приводя себя в порядок.

Вернувшись из ванной, Таня придирчиво оглядела комнату, поправила коврик — свидетель нашего грехопадения. Пристально оглядела меня и поправила мне прическу.

— Ты чего? — отстраняюсь от нее из-за непонятного ее поведения.

— Скоро мама придет. Она сразу поймет, что у меня кто-то был из парней. А в нашей семье еще такого не было. Пусть она тебя допрашивает, а на меня меньше времени останется. Да и боюсь я, что не смогу все скрыть от нее. Все равно, что нибудь почувствует. Знаешь, она какая у меня? У тебя по лицу трудно что-то понять. Пусть думает, что мы просто целовались. Кстати, мы с тобой еще не целовались, — она в замешательстве остановилась в процессе раскладывания учебников и тетрадей на столе, создавая учебную обстановку. (Не успела прийти в себя и сразу включила расчетливость — отметил).

— А может тебе противно? — испуганно смотрит на меня.

Я беру ее за руку и притягиваю к себе. Нежно целую. Она неуверенно отвечает. Потом отстраняется и трогает свои губы.

— И это приятно, — растерянно произносит.

— Соловьев, что ты со мной делаешь? — непонятно спрашивает. Потом снова поворачивается к столу:

— Ничего, успеем еще раз поцеловаться, — быстро принимает решение. Достает дневник и смотрит завтрашние предметы.

— Скажем, ты помогал мне по математике, — меняет на столе учебники и тетради. — Все равно не поверит, — в замешательстве качает головой. — А, будь, что будет. Скажем, что я попросила тебя проводить меня со школы, чтобы защитить от приставаний Сыроедова. Чтобы он отстал от меня, увидев с тобой. Она знает, что меня преследуют ребята с Восточного. А тебя боятся и в поселке и у нас.

— Вроде меня, в этом доме обещали напоить кофе? — прерываю поток вариантов защиты и алиби.

— Ой, правда! — восклицает, уносясь на кухню, и кричит оттуда:

— Тебе сколько ложек кофе и сахара?

— Одну без сахара, — сажусь за стол, открываю ее дневник и смотрю задание по математике. Ищу его в учебнике и выписываю данные на промокашку. (Не нашел черновика). Набрасываю варианты решений, а перед глазами белое Танькино тело. (Какие же мы мужики животные?)

Пришлепала тапочками Танька с двумя чашечками кофе на блюдцах. Встаю, уступая стул. Замечаю, что под халатом она уже поддела майку и треники. Насмешливо хмыкнул. Уловив мой взгляд, покраснела:

— А что мне делать? Сейчас меня под микроскопом изучать будут. А в попу так же приятно? Нам говорили, что это вредно и противоестественно, — непоследовательно интересуется. (Вот и пойми их логику?)

— Чего это тебя так заинтересовал анальный секс? — удивляюсь. — Не знаю, надо попробовать, говорят у каждого по-разному, но большинство вроде получают удовольствие. Я, во всяком случае, от твоей попы получу. А где вам говорили? — я не помню, чтобы нам преподавали уроки сексуальной грамотности.

— Мне предлагали, — смущается. — Раньше, — признается, глядя в пол.

— А в школе, перед нами, перед девочками выступала врач-гинеколог, — разъясняет она.

— Ох, Сережка, что же ты со мной сделал? — поднимаю вопросительный взгляд на нее поверх чашки.

— Мне же теперь, всегда будет хотеться это с тобой испытать, — объясняет.

— А как же Сашка? — задаю вопрос, который меня довольно сильно напрягает. Мне не хочется разводить их. Поженятся, создадут по-своему гармоничную счастливую семью. А я не хочу с Танькой связывать свою жизнь. Если в постели нам хорошо, это не значит, что и в жизни так же будет.

— А ты не обидишься? — она испытующе вглядывается в глаза.

— Нет. Я бы хотел, чтобы вы поженились с Сашкой, — уверенно глядя на нее, решительно сообщаю правду. Она молча продолжает вглядываться в меня.

— А как же мы с тобой? — тихо спрашивает.

— А тебе, как хочется? — прямо спрашиваю.

— Замужем за Сашкой мне будет лучше. Он более покладистый, чем ты, — задумчиво водит пальчиком по столу.

— Вот и хорошо, — радуюсь я. — Мы с тобой будем встречаться тайно от всех, место найдем. В случае чего, прикроемся той же версией — защита от Сэра. Если ты захочешь, конечно. У нас впереди целый год с лишним учебы в школе. Потом Сашка и я уедем учиться и где нибудь через год ты выйдешь за него замуж, сохранив невинность. Или раньше отдашься ему. Он будет горд, узнав, что стал у тебя первым, — выдаю ей весь расклад.

Она заметно расслабляется и мечтательно смотрит в никуда. Потом оживает:

— А где мы сможем встречаться? Мне не забыть сегодняшнее. Я уже снова хочу, — смущается.

— Соловьев, до чего ты меня довел? Я уже без стеснения говорю с тобой о том, что и девчонкам бы постеснялась сказать.

— Сюда я больше не приду. Сейчас попробую тебя прикрыть перед твоей мамой. А про мою задержку у тебя скажем правду. (Вытаращила глаза). Я задержался, чтобы она меня увидела, и я жду вечера, чтобы серьезно поговорить с твоими поклонниками, когда они все выползут на улицу под вечер. Ты матери сообщишь, что окончательно выбрала Сашку. Он лучше по характеру. Я твоей маме явно не нравлюсь. Вот и успокоишь. Она знает про мои успехи на эстраде? (Кивает). Вот и поделишься, что пыталась расспросить меня про это, пользуясь ситуацией, т. к. в школе это невозможно сделать.

— Как ты все ловко повернул. Почти все правда и не надо врать, — удивляется.

— А откуда ты все знаешь? — лукаво смотрит.

— Что знаю? — не понимаю я.

— Про секс, про петтинг и прочее. Ты это с другими девчонками пробовал? — краснеет.

— Я много чего знаю, — напускаю тумана:

— Например, про твое будущее.

— Правда? Поэтому ты мне с Сашкой предлагаешь остаться? — заглядывает в глаза.

— Так ты сама его выбрала, — напоминаю.

— Я еще не решила точно, если бы ты не сказал, — показывает женское непостоянство.

— Видишь ли, будущее не определенно. Тебе могут предсказать одно, а в реальности все произойдет по-другому. А может — все сбудется. И в том и в другом случае тебе могут сказать правду, — пытаюсь разъяснить.

— А что ты можешь рассказать про меня? — проявляет женское любопытство.

— Уже в десятом классе ты сойдешься с Сашкой, сначала тайно, а на последнем звонке явно для всех. После школы ты поступишь в наш машиностроительный техникум. А Саня — в Ленинградский ракетный военный институт имени Можайского. После первого курса, летом, вы поженитесь. Свадьба будет проходить здесь, в вашей заводской столовой, — ткнул пальцем вниз. (На первом этаже их дома была столовая.)

— После окончания института уедете на Север и до Сашкиной пенсии будете жить в городе Мирном за Полярным кругом. У вас родится двое пацанов. Ты будешь сначала работать в гарнизоне, потом тоже поступишь на военную службу и станешь прапорщиком. (Она хихикнула). После выхода Сани на пенсию, осядете в Подмосковье. Сыновья будут учиться и жить в Москве. До пенсии ты сохранишь свою сексуальность и привлекательность. Вот так, возможно, будет у вас, — вангую «пророчество».

По мере моего рассказа глаза у нее расширяются:

— Откуда ты это знаешь? — со страхом и почти шепотом спрашивает.

— Живу долго, — шучу (шучу ли?) и уже жалею. (Зачем язык распустил?)

В прихожей хлопнула дверь.

— Таня? — женский голос.

— Мама, — выдохнула Танька и упорхнула. В прихожей забубнили женские голоса.

Через некоторое время в комнату вошла невысокая, стройная, элегантно одетая женщина.

— Здравствуй, Сережа. Моя дочка выросла настолько, что наконец-то в нашем доме стали появляться мальчики, — несмотря на шутливый доброжелательный тон, сверкнув очками, внимательно оглядела меня, комнату, кровать, стол с учебниками и две кофейные чашки.

— Как мама? Передавай привет! Таня, ты покормила гостя? — испытующе повернулась к замершей Таньке.

— Здравствуйте Валентина Алексеевна. Хорошо, передам. Спасибо за беспокойство, я не голоден. Мне уже пора идти, — направляюсь в прихожую.

— У Вас прекрасная квартира, я редко встречал такие, — одеваюсь под пристальным взглядом.

— Заходи еще к нам, не стесняйся, — следует традиционное приглашение.

Прощаюсь и выскакиваю на лестницу. Сейчас Таньку будут пытать. Выкрутится. Они с мамой подстать друг другу. Завтра узнаю. На улице никого из знакомых не было. Пошел домой к гитаре и урокам. Пропустил репетицию у Павла, но это, того стоило!

Дома сообщил родителям, что в пятницу мне в Москву и поинтересовался, кто будет писать записку в школу. Мама без скандала кивнула на отца, мол ему не привыкать, и всем своим видом показала, что против прогула.

* * *

На следующий день встречаюсь с Танькой глазами и чуть вскидываю голову (спрашиваю) — как? Она закатывает глаза. Вероятно, тяжко пришлось. На перемене с ней столкнулся в дверях (случайно?). Она успела шепнуть:

— В Бюро на следующей перемене.

На следующе перемене сижу, жду в комнате Бюро ВЛКСМ. Пока ждал, три рыла успели сунуть нос в комнату. Увидев меня, закрывали дверь и смывались. Кого они хотели здесь увидеть? Наконец, почти перед самым звонком, в дверь юркнула Танька. По-хозяйски прошлась, выглянула в окно, провела пальцем по столу заседаний и осмотрела его (пыль проверила?) и вынесла вердикт:

— Ничего так здесь, можно все. Жалко времени нет, — лукаво взглянула на меня.

Я запер дверь, повернув барашек накладного замка и повернулся, глядя на нее. Я не мог ее понять. Вчера ей угрожало изнасилование. Немалый стресс для молодой девчонки. Отделалась, можно сказать, случайно испугом. Все равно, не слабый удар по психике. Вчера она, не притворяясь, искренне рыдала. Мне казалось, что молодая девчонка должна вести себя по-другому после такого. Переживать, прятать глаза. Не желать видеть людей и меня, свидетеля ее унижения. А она сразу после этого, сама мне захотела отдаться. Не особо стесняясь, отсосала у меня, разделась и занималась петтингом, позволяя щупать себя везде. И после всего этого ведет себя, как небывало. Как будто каждый день сосет члены у ребят, глотает сперму и раздевается. Для нее, это все происшедшее, ничего не значит? Как стакан воды выпить или высморкаться? Ничего я не понимаю в женской психологии, сделал вывод.

Ее, по-видимому, встревожил мой взгляд.

— Ты чего так смотришь? Не рад меня видеть? — испуганно спрашивает меня.

Тут я и вывалил ей все свои сомнения. Она ненадолго задумалась, прошла вдоль стола, опять проведя пальчиком по столешнице. Остановилась и взглянула в глаза.

— С тобой мне вчера было очень хорошо. Я такого никогда не испытывала и никогда уже этого не забуду. И петтинг этот, и как ты на меня смотрел, и когда гладил везде и целовал. Мне еще вчера снова хотелось этого и сейчас хочу. А с Сыроедовым, (передернула плечами) — мне бы этого не хотелось, противно. Я сама захотела быть с тобой. Ты мне всегда-всегда нравился. Я боялась, что стану тебе противной. Мне нечего стыдиться. Я была рада, когда видела, что доставляла тебе удовольствие и ты, так смотрел на меня и хотел меня. Вот такие мы женщины! Может, подсознательно, мы все хотим быть изнасилованными или отдаться, — она лукаво взглянула на меня из-под бровей.

— Никогда, вам мужикам, нас не понять! Когда тебе каждый день говорят: веди себя прилично, ты же девушка; одевайся скромнее; береги честь; ты ведешь себя, как падшая женщина; где твоя девичья скромность; почему такое короткое платье — твои трусики ребята увидят. А если хочется? Хочется нравиться ребятам. Хочется, чтобы вокруг было много поклонников. Хочется близости с понравившимся человеком. Вот у меня вчера все получилось испытать. Я вчера была так счастлива! И сегодня! Я сегодня совсем другая. Даже девчонки заметили. Говорят, что я вся свечусь. Спасибо тебе Сережа! Мне все равно, что ты обо мне думаешь. Хотя, мне бы не хотелось, чтобы ты думал обо мне плохо. Тебе я не противна? Нет? — Танька встала передо мной и требовательно посмотрела в глаза.

— Нет, — притянул к себе и прижал. Она выдохнула и обмякла, прижавшись всем телом, как умеют, только женщины.

— Жалко, что ничего сейчас не успеем. Уже звонок прозвенел. Но ты знай! (Отстранилась от меня и взглянула в глаза). Ты только позови, и я пойду за тобой, куда угодно. Знай это! — повернулась к двери.

— На большой перемене, давай встретимся здесь, — хрипло предложил я. Она кивнула, улыбнувшись через плечо и повернув замок, вышла.

Я подождал, успокаиваясь. Предательская эрекция. Стоило Таньке прижаться ко мне, как мой дружок стал рваться из штанов. Вернулся в класс много позже начала урока.

На уроке сидел и размышлял о Таньке. Я пытался разобраться, где она говорила искренне, правду, а где играла. Сделал вывод: Танька сказала правду, что нам — мужикам никогда не понять женщин. Отбросил все сомнения и стал вспоминать «Маленькую страну». В классе уже все привыкли, что я периодически отрешаюсь и в задумчивости грызу ручку (привычка дурацкая) перед листом с каракулями. Всех девчонок и некоторых ребят интересовали мои новые песни. Учителей тоже. Достали уже с этим. Девчонки даже предлагали организовать чаепитие, куда планировали пригласить меня с гитарой. Пацаны особо не донимали, но идею с чаепитием восприняли благосклонно. Фил легкомысленно, наверное, похвастался, что слышал мои песни на импровизированном концерте около барака и теперь покоя не было и ему. Ему, наверняка, приходилось труднее, чем мне. Но что он мог сообщить? Вспомнить отдельные слова и о чем некоторые песни? Напеть, не имея слуха и блеющий голосок?

На большой перемене, когда все умчались в столовую, мы с Танькой заперлись в комнате Бюро. Она сразу прильнула ко мне и стала неумело целоваться. Я взял ее голову за виски и стал легко целовать брови, ресницы, в уголок губ, в губы. Потом положил руки ей на ягодицы и стал мять попку. Залез под юбку, но там были рейтузы, которые заканчивались где-то выше тугого пояса школьного фартука. Таня с улыбкой отстранилась от меня и присела. Расстегнула ширинку и попыталась из трусов достать член, но стоило ей оттянуть резинку трусов, как он сам выпрыгнул, уже готовый. Она счастливо рассмеялась, лукаво взглянув на меня снизу. Взяла его рукой и стала поглаживать, внимательно рассматривая, как вчера. (Чего на него смотреть и изучать?) Наконец Таня коснулась члена кончиком языка и аккуратно взяла довольно глубоко в рот. Поводила вокруг языком, пощупала в разных местах и начала сосать, двигаясь головой и помогая рукой. Через некоторое время стала возбужденно дышать. Я опять испытывал неземное блаженство. Скоро почувствовал приближение оргазма. Попытался отсрочить, продлив удовольствие, но куда там мне тягаться с природой. Экстаз, несколько толчков, вздрагиваю несколько раз и я сухой. Расслабленно стою, опираясь на стол. Восстанавливаю дыхание, а Татьяна, все проглотив, так и не выпустила член изо рта. А член-то обмяк. Тут кто-то дернул за дверь. Танька встала, я привел одежду в порядок. Она деланно осмотрела помещение:

— А я когда получу сладкое? Здесь с петтингом, наверное, не получится. Придумай что нибудь, ты же мужчина, — вот теперь узнаю настоящую Таньку.

— Придумаю, — киваю. — Тебе что нибудь подарить? О чем ты мечтаешь? Задумалась над необычном переходом и над предложением, даже лобик наморщила всматриваясь в меня.

— Джинсы или джинсовое платье, а еще колготки. Мы бы с тобой красиво смотрелись на танцах! — ее глаза мечтательно затуманились.

— Эй, девочка! Какие танцы? Куда тебя понесло? — мысленно запаниковал я.

— К сожалению, нельзя. Маме не объяснить. Вчера такое было! Весь вечер у меня допытывалась. Что у меня с тобой было? Даже, когда я сообщила о Сашке, похоже, она не поверила, — задумалась, — ты знаешь, мне хотелось бы иметь от тебя подарок, не обязательно дорогой. Хотя ты и так мне подарил незабываемое. Не знаю! — в раздражении топнула ногой.

— Зато я знаю. Я напишу про нас песню. Она так и будет называться — «Таня», — торжественно объявляю. Клянусь, девчонки рыдать будут под нее.

— Такая грустная? — удивляется.

— Романтичная, — улыбаюсь.

— А над материальным подарком — надо подумать, — мысленно планирую.

— Ты все-таки, напиши мне свои параметры, — вижу непонимание во взгляде и поправляюсь, — размеры, — обвожу руками Танькину фигурку и все выпуклости. Хихикнула и ткнула кулачком под ребра.

* * *

Когда с Филом отдавали записки от родителей классной руководительнице, на ее недоумение, пришлось соврать:

— Вы же знаете про мои песни? (кивает) Вот и занимаемся этим. А Филимонов со мной — для моральной поддержки. (Хорошо будет школьникам в будущем — со школы снимут воспитательные функции). Пока она осмысливала сказанное, мы ретировались.

Вечером ехали в столицу. «…Трясясь в прокуренном вагоне, я полуплакал, полуспал…». Вспомнились стихи из будущего? Настоящего? Что-то моя память гармонично встроилась, куда там можно встроиться. Не потерять бы связь с реальностью. Уже иногда меня переспрашивают, не понимая моего сленга из будущего. Кроме этого, я зачастую не могу справиться с подростковыми эмоциями. Гормоны запросто подавляют рассудительность и опыт из памяти будущего.

— Как этот механизм происходит? — задумываюсь.

В Москве все шло по привычной уже схеме. Только у входа в магазин Никонова нас остановил какой-то вихлястый паренек и стал интересоваться, что мы можем предложить. Попытались отговориться, что нет у нас ничего. А узлы, которые при нас, просто мы взялись доставить в этот магазин. Не уверен, что он мне поверил. Потому, при случае, рассказал Соломонычу про встречу. На удивление, он воспринял все очень серьезно. Попросил описать парнишку. Извинившись, вывел нас из кабинета, а сам выглянул на улицу. В кабинете он признался, что на Арбате можно встретить самых разных людей, в том числе, способных доставить неприятности гостям города. Он не хотел бы, чтобы с нами что нибудь случилось, так как он очень ценит наше сотрудничество. Он предложил нам нанять охрану на сегодняшний день за 25 рублей. Подумав, я согласился. Он куда-то позвонил и иносказаниями о чем-то договорился. Я в очередной раз удивился способностям и возможностям Соломоныча. Положив трубку и удовлетворенно откинувшись на кресле, сообщил, что сейчас почистят возле магазина и у нас появится охрана на весь день. Я поинтересовался судьбой ТОЙ иконы. Он пробормотал, что все с ней нормально, икона у хорошего человека. Но вид у него был при этом, как у кота, после миски со сметаной. Я обратил его внимание на хваленую икону от Фрола. Но Соломоныч прошлого восторга не высказал, осмотрев ее. Выдал заключение, что, несмотря на возраст, икона в хорошем состоянии, но ее цена на порядок ниже той иконы. В этот раз мы выручили около 1800 рублей. Фил проведя расчеты, потом сообщил мне, что, несмотря на новые проценты, нам полагаются больше пятисот рублей на каждого. Проставив, причитающиеся суммы в записках ребят, мы отправились по привычному маршруту: вокзал — телефон — квартира-склад с импортом.

В торговом зале магазина к нам подошел физически крепкий с приятным лицом парень. Представился Максимом и сообщил, что будет сегодня нас сопровождать. Познакомились, пожав руки. Он довел до нас расценки: за охрану — 25 рублей, дополнительно за транспортные расходы и на питание — по факту. Выдал 5 рублей на питание и транспорт.

В квартире-складе я попросил парня (Виктора?) вызвать Юлю. Поблагодарил ее за предыдущий выбор вещей для женщины и попросил совета в выборе такого подарка для девушки, чтобы ее мама о моем участии в подарке не заподозрила, а девушка осталась довольна. Лукаво улыбнувшись, девушка уточнила:

— А вещи хранить у подруги нельзя?

— Сомневаюсь, что это выход, — буркнул я.

— Белье нельзя, золото тоже не подходит, если только духи, подаренные тайно от всех, — обдумывает вслух варианты и поясняет:

— Ведь девушка будет знать, что это твой подарок? — спрашивает меня. Киваю.

— Тогда даришь ей духи, а она всем знакомым и маме своей объявляет, что это подарок от тайного поклонника и сама заинтригована именем дарителя, — выдает мне свой замысел.

— А что, может и прокатит! О, женщины! Коварство — вам имя! — киваю, и Юля скрывается в недрах квартиры.

У вагона расстаемся, и рассчитываюсь с Максимом. На всякий случай беру у него телефон. Я доволен. И подарок Таньке и джинсы Яшке везу и сам при деньгах.

* * *

Вскоре после возвращения меня домой, нарисовались ребята. Всем нетерепелось влезть в обновки. Скоро все ребята моей компашки в джинсы переоденутся. На танцах будем выделяться. Хорошо, что у меня джинсы черные. А уж Яшка-то, как был доволен! Хотя его понять можно. Большая семья, немые родители, вечная нехватка денег, редкие обновки. А тут — фирменные джинсы.

Пару часов поспал и потопал с гитарой к Павлу. Там, заждавшимся слушателям, пропел обещанную «Маленькую страну», протянув текст с моими табулами, надписанные карандашом.

Сижу, жду оценки критиков. Наконец Евгения Сергеевна отмерла.

— Замечательно! Надо звонить и продвигать эту песню. За сколько ты хочешь ее отдать? — спрашивает она, а смотрят оба.

— Областной центр, связи, — задумчиво перечисляю преимущества, — за 1000 рублей, треть вам. И протекцию в областном ВААПе для регистрации песен, подходящих для эстрады, — выдвигаю условия.

— Не много ли? И ВААП…? — сомневается Павел. Евгения Сергеевна молча смотрит на меня.

— Песня хорошая, добрая и за душу берет. В последнее время приходится часто в Москву мотаться. Я пока не задавался целью, но, вероятно, там есть возможность выйти на полезных людей на эстраде или около нее, — привожу дополнительные аргументы.

— Так из-за этого ты уроки прогуливаешь? — интересуется Евгения Сергеевна.

— Значит ты Бориса тогда, «на пушку брал»? — одновременно спрашивает Борис.

— Я ведь сказал, — еще не задавался целью, а в Москву ездил по другим делам, — отвечаю учительнице.

— Ведь получилось, — отвечаю Павлу, — может и еще раз получится, — поворачиваюсь к Евгении Сергеевне.

— Не уверена в результате, но попробую в воскресенье или на следующей неделе позвонить, — наконец соглашается она.

— Как говорят люди определенной нации — «Сэкономленные деньги — это заработанные деньги!». Так вот экономить будут на нас. Плохо, что у нас нет еще кандидатов, нуждающихся в хороших песнях. Было бы легче, — настраиваю, не искушенных в торговле взрослых.

— Удивляюсь я тебе, Сережа, — задумчиво смотрит на меня Евгения Сергеевна. Павел кивает.

— Что выросло, то выросло, — пожимаю плечами.

— А еще, что-нибудь новое появилось? — интересуется Евгения Сергеевна.

— Нет пока, — отрицательно мотаю головой, — правда, мотив придумал для одних стихов. Вот послушайте, немного религиозное:

— Клево, — высказывается Павел.

— Прекрасно, — отмечает Евгения Сергеевна и качает в удивлении головой, — и для женского голоса подходит. Напиши текст, а-а, диктуй, — вспоминает и садиться сама за стол.

Второй раз поем вдвоем. Третий — поет одна. А потом поясняет, что она иногда поет в церковном хоре, и иронично спрашивает:

— Разрешаешь? Платить не надо?

— Надо, — серьезно отвечаю и, глядя на вытянувшиеся лица, предлагаю:

— На свадьбу пригласите? Там объем.

Оба смутились. Решил развлечь и предложил им прослушать еще одну песню не для эстрады. С радостью согласились.

— Как у тебя так получается, сочинять? — с удивлением качает Паша головой.

— Уроки длинные, — отшучиваюсь я. — Все равно на слух информацию не усваиваю, зачем записывать, если потом по учебнику повторять приходиться. Учителя уже все привыкли. Зачастую мне кажется, что эти песни я уже где-то слышал и мне приходиться их просто вспоминать. А иногда приходит мелодия с несколькими словами и надо сочинять рифмы. Мне кажется — довольно примитивные, что и стихами стыдно назвать. Рифмы приходится натягивать, — пытаюсь объяснить мой творческий процесс.

Далее мы с Павлом приступили к репетиции. Поправили мои табы. Он показал мне варианты переходов, проигрышей, концовок песен и многое другое. Узнаю ли я когда-нибудь все, а дальше начну сам шлифовать исполнение? Еще не получается у меня правильный и оптимальный подбор аккордов.

Размышления.

По дороге домой, на глаза попался лозунг — «Коммунизм — это молодость мира и его возводить молодым!». Появилась мысль, а ведь я зациклился на повышении своего качества жизни и ничего не делаю для выполнения глобальной цели, по изменению будущего страны и даже не думаю над этим. Деньгами на карманные расходы я себя обеспечил. О себе на уровне своего окружения заявил. До известности, хотя бы на уровне области далеко и пока перспектив не вижу. Каким образом я могу вмешаться в историю? Надо искать возможность выхода на влиятельные силы, управляющие государством. Неужели, не найдутся люди, которые еще не разочаровались в социализме? А вдруг таких уже нет? Наверх ведь пробиваются не самые честные, порядочные и принципиальные. Когда стремятся сделать карьеру в политике, начинают жить по принципу курятника: «Толкай ближнего, лижи жопу высшему, сри на нижнего, а сам карабкайся вверх!» Вдруг, все на самом верху, погрязли в роскоши, набили карманы себе и своим близким на много лет и поколений вперед и не захотят ничего менять или препятствовать краху своей страны. Может, только страх потерять все, нажитое «непосильным трудом», заставит, кого-либо из них пошевелиться и решиться на борьбу? Конечно, среди кремлевских старцев есть ярые приверженцы идей социализма. Но они закостенели в своих догмах и даже боятся малейших изменений сложившейся политической и экономической системы. А может просто ждут смерти Брежнева, чтобы потом пытаться начать что-либо менять? Но в Афганистан мы вляпаемся еще при Брежневе. Горбачев придет в Политбюро при нем же. Надо подумать над кандидатурой влиятельного человека, не заинтересованного в вероятном исходе, и способным решиться на борьбу с другими влиятельными лицами. Надо подумать над кандидатами или кандидатом, способным мне помочь в изменении истории. Также продумать подходы к нему. А потом думать над частностями: как убеждать, как связываться и т. д.

* * *

Вечером на танцах в клубе нас предупредили, что завтра флоровские готовятся к реваншу и собирают толпу к танцам. Не советовали ходить. Леднев сообщил, что в ремеслухе обострились отношения у наших поселковых с флоровскими и теми, кто их поддерживает. Там тоже ходят слухи, что в воскресенье на танцах будут бить заводских. Уже было несколько драк. Задумался. Если не пойдем, то отыграются на всех, кто будет из-за реки, хоть те и не были причастны к драке в прошлое воскресенье. Не избежать драк и в будущем. К тому же, не увидев нас на танцах, сделают вывод, что мы приссали. Тогда, к нашей травле присоединятся другие группировки города. А если пойдем, то будет групповая драка, толпа на толпу. Я ведь помню, ту крупную драку заводских с деревенскими ребятами в колхозном клубе два года назад.

Тогда так же начиналось. Сначала в общей драке, наши навешали и разогнали деревенских. А на следующие танцы собрались пацаны всех окрестных деревень. Когда началась драка, против каждого из наших пацанов, оказалось, по три-четыре противника. Наши были разобщены и драки происходили в танцевальном зале, фойе клуба и на улице. Меня быстро сбили с ног в углу фойе, но добивать не стали. (Слишком молодой!). Помню картину, как одного из наших (из Дашкиного поселка), упавшего на пороге клуба добивали цепями и пряжками. Как летели искры, от дверной петли, возле которой находилась голова упавшего. В результате драки, двое участников оказались в больнице, а несколько человек — в милиции. Одного из наших (самого старшего по возрасту) потом посадили на два года, как зачинщика, а трое получили условно. Два человека получили ножевые раны. Один из деревенских — травму колена и остался хромым на всю жизнь. В драке в ход шло все. Палки, цепи, солдатские ремни с пряжками. Летали стулья. Тогда Грузин и ткнул кого-то отверткой.

Сейчас может произойти подобное. Кого-нибудь порежут или покалечат. Заведут следствие и начнут искать виновных. Если не найдут — назначат козлов отпущения: старших по возрасту участников или лидеров среди пацанов. Так недолго оказаться подследственным. Меня это, никак не устраивает. Однако и отступать нельзя. Если я решился менять историю, не должен отступать ни в большом, ни в малом. Надо только постараться избежать общей драки. Надо искать другие оптимальные варианты. Если переть напролом, можно лоб расшибить и ничего не добиться. Это не мой путь. Надо на танцы идти одному и там одному отвечать за всех. Или идти всем, но не допустить общей драки. Попробовать перевести конфликт в драку один на один или в несколько драк, но тоже один на один. Тогда можно будет избежать тяжких телесных повреждений. Среди флоровских, должны быть разумно мыслящие пацаны, не все же отморозки безбашенные. Никто ведь не хочет за решетку.

Сейчас смотрю на своих спорящих пацанов. Маловато нас, но большинство не намерено отступать. Хотя некоторые отмалчиваются. Ну что же, настает момент истины. (А сколько их еще будет в жизни?)

— Значит так! — привлек внимание всех. — Если пойдем все, то будет большая драка, в которой может случиться все, что угодно — от ножевых ран, до покалеченных. Власти просто так, оставить подобное не смогут. Поэтому кто-то может попасть под суд. Вспомните драку во Флерово. Вы все слышали о ней. Вы, я слышу, собираетесь все идти драться, не смотря ни на что. Это хорошо. Но я этого допустить не хочу. Я пойду один и сам отвечу перед флоровскими за прошлую драку. Постараюсь встретиться один на один со всеми желающими отомстить нашим. Зато не будет ножевых и прочих неприятностей. Не будет и следствия, — предлагаю наилучший выход из ситуации. Среди ребят поднялся шум возмущения. Возмущались даже те, кто раньше молчал. Общее мнение высказал Серега Леднев:

— Идем все или никто. Но если пойдем, то собираем всех наших. И пусть попробует кто-нибудь уклониться! Заодно пригласим станционных, с Восточного и дашкинских. Наших 15–20 человек будет мало.

— Уклоняться нельзя. Будут отлавливать и бить нас поодиночке везде в городе и не только флоровские. Надо идти, но с собой никаких предметов не брать. Ножей, цепей, кастетов, пряжек, отверток у нас быть не должно. Клянусь, в общей драке своих не бросим. Надо бросить клич среди наших заводских ребят и других наших районов. Но общей драки я, по возможности, постараюсь не допустить, — выдвигаю дополнительные условия. Все шумно одобрили мои предложения.

Пошли в танцевальный зал. Я протиснулся к импровизированной сцене, которую воздвигали перед каждыми танцами. Дождался окончания песни и поднялся на сцену к микрофону. Музыканты были все мне знакомые и не пытались препятствовать. Постучал по микрофону, проверив работоспособность. По залу прокатились щелчки.

— Добрый вечер друзья! — начал. (По залу прокатился шум и послышались приветственные крики.) — Сейчас, я сделаю краткое объявление. (Затихли, слушают.) — Завтра на танцах в ГАРО флоровские собираются бить нас, заводских. Мы решили идти на танцы, не смотря ни на что. Но так как, нас одних мало на всех флоровских, то зовем всех заводских ребят, кто считает себя заводским пацаном и у кого в штанах настоящие яйца. Так же прошу присоединиться к нам пацанов с Восточного, Дашкина, Перевалки и станции. Только прошу обойтись без колюще-режущих предметов, кастетов, свинчаток и пряжек. Пусть не считают, что мы не можем постоять за себя без этого. А сейчас я, с позволения ребят, — оглядываюсь на музыкантов, — по многочисленным просьбам друзей и знакомых, исполню одну песню. Акустической гитары нет, поэтому я спою без музыкального сопровождения.

В зале одобрительный шум, крики и аплодисменты. Ко мне протиснулся Антон и прошептал:

— Есть гитара, сейчас принесут.

— Времени нет ждать, — отвечаю и объявляю:

— Песня в тему. Называется: «Спина к спине».

Во время исполнения песни, музыканты пытались поддержать меня ударными и на гитарах.

По окончании зал взорвался криками. Многие с воодушевлением хлопали, кто-то свистел. Я поблагодарил музыкантов и спустился к своим в зал.

Вскоре ко мне подошли Сэр с Птицей (помирились, наверное) — от восточных, Волк, авторитетный пацан из Перевалки, Крокодил со станции и другие ребята из нашего и окрестных поселков. Образовалась значительная толпа. Весь зал распался на группы, и везде активно обсуждали мое объявление. Музыканты, видя такое дело, объявили перерыв. Сэр и другие авторитетные ребята активно поддержали нас и заверили, что их все ребята будут. Всех интересовал один вопрос, где и когда собираемся? Договорились на 9 часов вечера на привокзальной площади, ближайшему месту на нашей стороне к клубу ГАРО. Еще раз предупредил о недопустимости запрещенных предметов.

Потом Сэр с Птицей отозвали меня в сторону и сообщили, что хотели бы тоже приодеться. Сыр демонстративно пощупал материал моего батника. Помявшись, сообщил, что деньги он принесут. Согласился. (Куда деваться?) Предложил написать о своих желаниях и размерах. (Ничего в секрете не удержать в поселке).

Мне было не до танцев. Я посидел некоторое время с ребятами, кого тоже танцы не интересовали в фойе. Потом разошлись по домам. Я понимал, какую ответственность на себя взвалил, призвав ребят к драке. Случись, что завтра, зачинщика драки долго искать не придется. Но я не мог допустить, чтобы против нас оказалась втрое-вчетверо большая толпа. Тогда точно общей драки (нашего избиения) не избежать. А если окажемся на равных, может и удастся свести все к отдельным стычкам без членовредительства. К тому же я надеялся, что менты должны узнать о намечающемся конфликте на общественном мероприятии, и принять соответствующие меры по предотвращению коллективной драки.

* * *

Готовясь к драке, одел тяжелые, не скользящие ботинки, которые обычно избегал одевать. Слишком грубый у них вид. Прочную куртку и брюки, которые не жалко испортить. Нашел кожаные зимние перчатки и без сожаления обрезал у них пальцы по вторую фалангу. Не хочу повредить суставы. Пошел на встречу с нашими к клубу. Из бараков со мной шел Фрол, который примчался из своей деревни, узнав про предстоящую драку от своего младшего брата. Фрол все выходные всегда проводил в деревне, а его стеснительный брат никогда не ходил на танцы. (Откуда узнал?) Валерка никогда не принимал участие в пацанских забавах поселковых. Все меняется. Наших собралось человек 18. Не ожидал. Подошли ребята с Восточного поселка. Еще 14 человек. Потихоньку двинулись к станции. По дороге растянулись, и ко мне подошел Сэр. Его интересовало, что у меня с Танькой?!! Как можно безмятежней сообщил ему, что Танька решила быть с пацаном из моего класса.

— С Конкиным, что-ли? — еще раз Сэр удивил. Видя мое удивление, он сообщил, что Санька часто бывает в Северном поселке у своих родственников. Ну и город!

На пристанционной площади соединились с ребятами остальных поселков. В сторонке стояли Грузин со своими ребятами. (Еще около десятка). Грузин подошел ко мне и стал упрекать, что его не позвали на разборки. Я представил сцену, когда я предлагаю ему пойти на разборку с флоровскими. А он снисходительно раздумывает, стоит ли сходить, посмотреть на комедию, затеянную малолетками. Подавив возникшее раздражение, напомнил ему, что вчера я публично всех приглашал и право каждого присоединятся к нам или нет. Уговаривать никого не собирался. Видя, что я не собираюсь оправдываться, он сбавил тон и радостно пообещал, что с удовольствием почистит хари городским. Я напомнил про его условную статью. Грузин только отмахнулся.

Отделившись от основной толпы, отошли со всеми авторитетными ребятами в сторонку. Самого главного не было среди нас, да и не признали бы. Я, как инициатор сбора начал первым. Сообщил, что надеюсь флоровские тоже не захотят общей драки, как и мы. (Грузин хмыкнул.) Еще раз напомнил про непредсказуемость последствий в общей драке. Предложил попытаться переговорить предварительно с их старшими и попытаться свести весь конфликт к отдельным дракам, один на один. И ребята сбросят напряжение и удовлетворение получат. Зато риск получения травм снизится. От нас, присутствующих, требуется только не допустить, чтобы в азарте ребята не кинулись на противника толпой. Кто захочет драться, пусть выбирает соперника и вызывает его один на один.

— А если они сразу толпой попрут на нас? — спросил Волк из Перевалки.

— Рубиться будем, — ответил Грузин сердито. Я повернулся и посмотрел на него. Понимаю, что Грузину не по себе быть среди нас, если не самым авторитетным, то одним из них, но никак не равным, среди равных.

— Надо не допустить, чтобы после драки в ментовке, стали шить дела на кого-то из нас, — вступил я. Почти все закивали. Грузин внимательно посмотрел на меня.

— Попробуем переговорить с их авторитетами перед дракой, — предлагаю.

— Я знаю, там есть такие отморозки, которых никакие твои предложения не остановят, — убежденно заявил Сэр.

— Вот и будем бить этих отмороженных, чтобы оттаяли, — вмешался Птица. Все засмеялись.

— Я все же надеюсь, что дураков среди них меньше, чем нормальных, — в заключении предположил.

Всей толпой, человек 70, (никогда на моей памяти столько не собиралось), мы двинулись по дороге к мосту через реку. Возле меня опять оказался Грузин.

— Я вообще-то не хотел идти, из-за твоих предсказаний, — вполголоса признался он.

— Но ведь пошел? — удивился я.

— Так ведь, драка с городскими — не кража кур из ясель, — объяснил свое решение.

— Саня, я прошу тебя, сдерживайся сам и держи своих. И надеюсь, с собой у тебя сейчас отверток нет?

— Я что, идиот? — обиженно отошел.

Собрав своих ребят, возле себя, предупредил, что в крайнем случае, всем держаться вместе плотной группой и своих не бросать.

Пройдя мост, наметил небольшую площадку перед поворотом к клубу, подходящую для разборок. И освещение есть от фонарей вдоль дороги. Возле входа в клуб собралась огромная толпа, хотя танцы давно начались. На дороге перед клубом стояли три милицейские машины, одна из которых — с будкой. (Машина медвытрезвителя). Возле них несколько фигур в форме. Толпа впечатляла. Конечно, среди них много простых зевак и посторонних. Я ускорился и прошел вперед. Со мной вперед протиснулись все наши авторитетные ребята. Мы остановились в тридцати метрах от противников. А мы тоже смотримся внушительно, мысленно отметил, оглянувшись. Наши все на тротуаре не помещались и заняли проезжую часть дороги. Увидев нашу численность, толпа перед клубом подобралась и уплотнилась. Количество милиционеров возле машин увеличилось. Мы со старшими вышли вперед и остановились. Из обеих групп подростков послышались обидные, вызывающие крики и оскорбления. Мы с ребятами, группой человек в десять, стояли молча и ждали. Со мной из наших был Леднев и Стас. Среди нас был Грузин. От Восточного поселка — Сэр и Птица, от Перевалки — Волк, от станции Крокодил и еще какие-то ребята.

Наконец, от толпы противников отделилась группа пацанов и подошла к нам. Среди них узнал их старых и новых авторитетов. От старых — уже взрослых, после армии, Круга и Бэру. У Круга была девчонка из нашего поселка, и у них все шло к свадьбе.

Я внутренне смутился. Круг будет участвовать в похоронах моего отца. Как коллега по совместной работе с последнего места работы отца. Потом у нас с Кругом будут поддерживаться теплые, дружеские отношения.

Бэра — пьяница и участник во всякой заварухе. Сейчас тоже поддатый. Из ровесников — Лавр, живет сейчас в Новом районе, но жил и учится в школе на территории Флоры. Других не знаю. Только встречал на танцах и городских мероприятиях среди флоровских. Некоторых видел с девчонками из нашей школы. Когда мы сошлись, крики и оскорбления с обеих сторон стихли.

Мы стояли и молча рассматривали друг друга. Ждали, кто начнет первым. Я решился:

— От нас есть предложение. Отойти за угол (кивнул головой назад), там есть удобная площадка. Пусть там желающие сойдутся один на один. Мы не хотим общей драки. Надеюсь и вы этого не хотите.

— Че приссал? — выступил Бэра. Не реагируя на его провокацию, продолжаю:

— Я готов выйти один на один со всеми желающими. Мы, как самые разумные и авторитетные пацаны, не должны допустить общей драки, радовать ментов, калечить друг друга и портить свое будущее и будущее наших друзей.

— Согласны, — решительно заявил Лавр. (Мне показалось с облегчением). Круг просто кивнул, посмотрев внимательно на меня, и дернул за одежду Бэру, пытающегося, что-то сказать. Бэра все равно выкрикнул мне:

— А я тебя вызываю, пацан…, - дальше не было слышно. Круг утащил его к своей толпе.

— Предлагаю не применять подручные средства, ножи и прочее, — заявляю дополнительно. — Наши предупреждены.

Все, свои и чужие кивнули.

— Драки один на один, подходит. Только, чтобы другие не вмешивались. А если кого-то вызвали, чтобы не отказывались, — высказался один из незнакомых мне пацанов.

— Я готов встретиться со всеми, кто меня вызовет один на один. А если кто-то из наших откажется выйти, то я готов выйти, вместо него. Потом сами с ним разберемся, — заявляю.

— Мы все готовы выйти, если кто из наших, откажется, — поддержал меня Сэр. Наши опять кивнули.

— Мы тоже готовы, — согласился Лавр.

Мы развернулись и пошли к нашим, а затем за клуб. Все развернулись за нами. По дороге к площадке я своим объявил условия. Некоторые из наших начали оглядываться, выбирая себе противников из толпы, которая шла за нами. Выкрики и оскорбления снова сыпались с обеих сторон.

Мы остановились на нашей стороне площадки. Все-таки, маловата площадка для такой толпы с обеих сторон. Между соперниками оказалось пространство в несколько метров, хотя и растянулись все до проезжей части дороги. А их-то толпа оказалась не такой большой, как виделась у клуба. Многочисленные зеваки толпились поодаль. А на танцах, хоть кто-то остался? — подумал, снимая куртку и натягивая перчатки. На мне была только майка, чтобы не удержали за одежду. Мне скорость нужна.

Бэра снова в первых рядах и машет мне рукой. Выхожу навстречу. Он кинулся на меня. Делаю шаг в сторону, приседаю на колено и с силой бью с правой ему в пах. Уже на ходу он складывается и падает на землю, прижав руки к низу живота и матерясь. Поднимаюсь и разворачиваюсь к своим.

— А со мной? — сплевывая, выходит Круг.

Встаем напротив друг друга. Прищурившись, он смотрит на меня, а потом медленно двинулся ко мне, не поднимая рук.

— А вот это ты зря сделал, старичок, — ехидно думаю. Быстро подскакиваю к нему и наношу серию с двух рук из трех ударов. Приседаю, пропуская его кулак над головой и отскакиваю. Стоит, вытирает кровь, и снова медленно двигается ко мне. Крепок, упрям, ведь я ударил не слабо. Снова повторяю серию и добавляю ногой в бедро (лоукик). Сейчас, еле ушел от его махов. Снова идет. Я кружу воле него и снова наношу лоукик, стараясь попасть ногой в то же место. Ага, захромал. Повторяю. Остановился. Больно, наверное, теперь ходить. Подскакиваю и бью своим рабочим ботинком в голень. Сгибается, морщась и опустив руки к ноге. С левой бью в челюсть, вкладываясь в удар. Его ведет и он склоняется влево. Добавляю с правой ноги в голову, как по футбольному мячу. Аут. Круг лежит на земле, раскинув руки. Иду к своим.

— Как у нас теперь с ним сложатся отношения в будущем? — размышляю.

Восстанавливаю дыхание, поднимая руки вверх со вздохом и опускаю, наклоняясь с выдохом. Уже ведутся несколько поединков. Некоторые пары возятся в партере на земле. Бэра, с той стороны, опять рвется ко мне. Грузин не выдерживает и вызывает его, называя драчливым петушком. Такое оскорбление никто не перенесет. Они сцепляются. Вижу внимательный взгляд одного из их лидеров на меня. Кивает мне. Киваю в ответ. Круга уже увели. Еще кого-то из ихних тоже уводят, поддерживая. Какая-то пара расходится. Наш идет, зажав лицо. Выхожу. Встаем напротив друг друга. Парень повыше меня со спокойным уверенным взглядом. Поднял руки к груди и двинулся на меня. Начали кружить, прицениваясь и обмениваясь отдельными ударами. Изучаем друг друга. А этот, посерьезнее прежних противников будет. Удары резкие, от моих уходит умело. Быстрый. Ловкий. Координированный. Резко сокращаю дистанцию и бью серией слева, справа и апперкот. Попал хорошо снизу. Его откидывает и если бы не поддержка за спиной, упал бы. Мне тоже прилетело, но вскользь. Бровь мне рассек. (Может у него печатка на пальце?) Снова парень вышел ко мне, освободившись из рук. Вижу, а в глазах появилась неуверенность. Снова подскакиваю и бью ногой в грудь. Он не ожидал и его снова откинуло на зрителей.

— Расходимся? — смотрю в глаза. Кивает и уходит в толпу. У меня кровь заливает глаз. А Грузин, Бэру-то забил. Рост и наглость у того есть, а мозгов нет. Вижу, Сэр возится с Лавром. С обеих сторон стоит крик болельщиков.

Смотрю, менты стоят на противоположной стороне дороги и тоже наблюдают за поединками. Болельщики, блин! Периодически от машин, по громкоговорителю раздаются призывы прекратить драку и разойтись. В ответ шутки и смех. Что может сделать десяток человек с полуторосотенной толпой?

А обе стороны распалились не на шутку, эмоции захлестывают через край. Того и гляди кинуться толпа на толпу. Вижу уходящего в свою сторону довольного Лавра и Сэра, понуро бредущего в нашу сторону. То и дело, с азартом выскакивают из толпы ребята и начинают махаться друг с другом. Вижу, Стас кого-то из соперников снес и довольный идет к нашим.

Меня опять вызывает какой-то крепыш. Выходим, начинаем кружить. Вдруг он резко бросается ко мне, пытаясь обхватить руками. (Борец блин!). Встречаю прямым в лицо, но по инерции он сблизился и всем весом врезался в меня. Я потерял равновесие и сгруппировавшись покатился по земле. Пытаюсь вскочить и тут получаю удар ногой в лицо. Вот суки, из их толпы подло ударили. Наши, в возбуждении и в негодовании ревут. Некогда разбираться. Бычок снова летит на меня. Отпрыгиваю в сторону. Он, пролетая мимо, все же цепляет меня за майку. Бью его, куда-то в район уха и он улетает в толпу, с куском моей майки в руке. Пока он вылезает из устроенной кучи-малы, пытаюсь вычислить того, кто нанес мне подлый удар. Не получается. Все смотрят, как бычок выбирается из толпы и готовится к продолжению схватки. Снова рванулся на меня, раскинув руки. Прыгаю ему на встречу, выставив вперед колено. Сталкиваемся. Он получает удар коленом в районе шеи или подбородка. Хекает и прижав руки к шее опускается на колени и укладывается на землю. Корчится на земле, пытаясь откашляться. Я в прыжке, хоть и оперся на его плечи при ударе, но падаю вместе с ним. Пацану уже не до драки. Гортань. Лишь бы ничего серьезного. У меня подлым ударом разбиты губы. Лавр поднимает руку, признавая их косяк. Ладно, пусть сами разбираются с нарушителем конвенции. Бычок вроде оживает. С трудом, но дышит.

— Парень, Скорую не надо? — спрашиваю, наклоняясь.

— Нет, — хрипит и поднимается. Идет к своим, держась за горло.

Драки вроде подходят к концу. Все самые задиристые и азартные подрались. Некоторые, не по одному разу. Но все довольные или удовлетворенные. Теперь уже не орут друг на друга, а в возбуждении обсуждают свои поединки.

Снова сходимся с их авторитетами. Бэры и Круга нет. Не Бэра ли подло ударил? Больше ни у кого претензий нет. Пожали руки друг другу. При пожатии руки Лавру, советую направить бычка в больницу. Гортань — это серьезно, может распухнуть и перекрыть дыхательные пути. А пока рекомендую приложить лед. Он кивнул и извинился за подлый удар. Заверил, что виновник уже наказан. Если что, они его сейчас приведут. Я отмахнулся. Верю.

Пошли домой. Всю дорогу громко обсуждали свои поединки. Мы почувствовали себя непобедимыми. Мы почувствовали свою силу. Зареченские — это сила! Теперь, вряд ли кто в городе, бросит нам вызов. А у меня болели губы, ушибленное при падении плечо и колено. Майка на выброс.

Выясняется, что я один дрался с четырьмя и всех положил. А Лавр — расчётливый. Не рискнул репутацией и не стал меня вызывать. Грузин по дороге в поселок снова подошел ко мне. Поделился, что не ожидал, что общей свалки не произошло. Подрались, разошлись и все довольные. Он сам дрался дважды и обоих соперников уделал. У него заплывал глаз. У вокзала попрощались со станционными и ребятами из Перевалки. По дороге в наш поселок отделились дашкинские. Возле клуба попрощались с восточными. А потом, немного постояв, разошлись сами.

Вечером, лежа в кровати, я анализировал свои действия в драке. Отметил, что я прежний не смог бы так успешно действовать. Четко видеть противника и замечать почти все, что твориться вокруг. (Подлый удар не в счет). Быстро принимать оптимальное решение и действовать, почти не задумываясь, автоматически. Хотя я многие приемы и не отрабатывал. Видимо, это в экстремальной ситуации, так проявлялась моя память и навыки из будущего. Но в будущем, я не помню, чтобы бы я когда-то применял удар в пах, стоя на колене и прыжок с ударом коленом в голову. Подобное видел на поединках в боях без правил и в тайском боксе. А тогда, в драке с Грузином, я ведь тоже не задумываясь, применил удар Тайсона. Но его я хоть отрабатывал на груше. Может это и есть ожидаемый бонус? Или молодое спортивное тело с наложенной памятью из будущего, способно на такие выкрутасы в экстремальной ситуации? Что так, что этак — все равно не плохо.

* * *

На следующее утро, несмотря на «травмы» бегу на зарядку. Снег уже почти сошел, но по утрам еще подмораживает. Скользко и сыро. Хорошо, что купил подходящую обувь в Москве. Мама, увидев мою разукрашенную физиономию упрекнула и пожелала:

— Что, опять взялся за старое? Хоть бы тебе, паразиту, башку оторвали! — пожалела, блин. Она всегда такая. Удивился, если бы было по-другому. Но зеленку и лейкопластырь выдала. Смазал бровь и заклеил. Вот с пельменями, которые назывались губами ничего не поделать. Буду так красоваться.

В школе я и все, кто участвовал в драках, были героями дня. В классе все меня обступили. Девчонки жалели. (Сереженька, тебе больно?) Пацанов интересовали подробности драки.

Пришлось побывать у директора. Его больше интересовали последствия драки. Заверил, что никаких последствий быть не должно, с противниками разошлись мирно.

Но без последствий не обошлось. С третьего урока меня вызвали к завучу. Там, в обществе напряженного завуча, сидел милиционер. Завуч, выяснив у милиционера, что ей не обязательно присутствовать на моем допросе (?), с облегчением покинула кабинет. Присел на указанный стул.

Рассматриваю представителя силового ведомства. Нескладный мужичок, лет сорока, с невыразительным лицом, в мятом кургузом мундире, с мятыми же погонами старшего лейтенанта(!). Наверное, потолок в карьере, — сделал я вывод. Он представился нашим поселковым участковым и невнятно назвал свою фамилию. Рассматривая мое лицо, поинтересовался происхождением моих украшений. Пожав плечами, посетовал на скользкий лед на дорогах поселка по утрам. Пожаловался на плохую работу наших коммунальных служб. Радостно попросил, воспользовавшись его присутствием, тут же написать заявление с жалобой на их плохую работу. Моя готовность нагрузить его дополнительной работой, милиционера совсем не прельщала. Участковый заерзал и начал отговаривать меня от бесполезного заявления с жалобой. С жаром заверил, что он сам, обязательно укажет руководству жилконторы на недостатки в их работе. Но он пришел по другому поводу и у него другие сведения о происхождении моих травм. Он построжел и подобрался, чтобы показаться себе более значительным. Из своей сумки достал какой-то бланк и ручку.

— Что ты можешь сообщить о вчерашнем вечере и событиях у клуба ГАРО? — спрашивает, расправив бланк, готовясь записывать.

— В качестве кого, Вы собираетесь меня допрашивать? — интересуюсь, не отвечая на вопрос.

Он смешался.

— Пока в качестве свидетеля, — неуверенно заверил меня. — Так что, ты можешь мне сказать по поводу вчерашней драки?

— Драки? — удивляюсь и в удивлении поднимаю брови. (Больно блин!) Забыл про поврежденную бровь.

— Ничего, — лучезарно улыбаюсь. — Расскажите! Кто с кем? Кого-то побили? За что? — наклоняюсь в его сторону, проявляя неподдельный интерес.

Участковый растерялся. Затем снова собрался и уставился строгим взглядом на меня.

— У меня другие сведения! — повторяет.

— Так же, ты в субботу, на танцах в заводском клубе призывал подростков к драке. Что ты можешь на это сказать? — делает строгий вид. Наверное, думает, что сейчас подросток испугается и трясясь от страха все выложит. Наивный.

— Мне нечего сообщить на эти абсурдные обвинения. Оболгали честного комсомольца, общественника и отличника учебы, — в растерянности пожимаю плечами.

— Вы знаете, сколько завистников вокруг? — доверительно, вполголоса спрашиваю его и оглядываюсь.

— У меня другие сведения, — неуверенно повторяет он. Достает из своей сумки чистый лист бумаги и двигает в мою сторону с ручкой.

— Все равно, напиши, что ты делал на танцах в заводском клубе в субботу вечером и в клубе ГАРО вечером в воскресенье.

Я даже отодвинулся от стола и обиженно заявил:

— Ничего я писать не буду, у меня почерк плохой. И в школе я ненавижу писать сочинения. А те, кто меня оговорил, пусть мне честно скажут в глаза. У Вас и заявления, наверное, есть от потерпевших? Не просто же так, такой важный милиционер, пришел допрашивать простого подростка? А ведь, наверное, у Вас есть еще много другой работы по другим серьезным преступлениям? Прошу Вас организовать мне очную ставку с клеветниками! Этого нельзя оставлять без последствий! — с пафосом заканчиваю я и смотрю на растерявшегося милиционера. Издевки в моих словах, он, вроде, не заметил. Вероятно, у него есть только слухи или информация от стукачей. Вот и пытаются в милиции подсобрать материал, на всякий случай. Вдруг начальство спросит? Они собранную макулатуру выложат на стол и их (милицию) нельзя будет обвинить в бездействии.

Участковый начал нести какой-то бред, что за отказ сотрудничать с милицией, он сейчас вызовет машину для перевозки преступников и меня посадят в камеру к уголовникам. А там и до колонии недалеко. Выдав эту ахинею, он с превосходством посмотрел на меня.

— Вот здорово! — я в восторге подался к нему. — Новые люди, новые впечатления, блатная романтика! И в школу ходить не надо! — мечтательно закатываю глаза.

Он в замешательстве даже руками на меня замахал:

— Ну ты дурной, нет там ничего хорошего, — буркнул он и с раздражением взялся сам коряво что-то писать на листе, неуверенно держа ручку в непослушных пальцах. Тоже, наверное, не любит писать? Злорадно наблюдаю за его потугами. С облегчением закончив свою писанину, подтолкнул лист ко мне и протягивает ручку:

— Прочитай и распишись «С моих слов…» — и заткнулся, увидев мой насмешливый взгляд и мое отрицательное мотание головой.

— Я ничего подписывать не буду, — уверенно заявляю милиционеру, глядя в глаза. Окончательно растерявшегося участкового, спас зашедший в кабинет директор школы. Я встал, а Сан Саныч подошел к столу и взял на треть заполненный листок. Одел очки и пробежал текст. Посмотрел на участкового.

— Подписывать не хочет, — пожаловался на меня милиционер.

— Сергей, иди в класс, — указал мне директор, присаживаясь на мой стул.

Выходя из кабинета, слышу возмущенный вопль участкового:

— Как Вы с ними можете работать? Совсем никакого уважения к старшим и представителям власти!

Направляясь в класс, решаю:

— Надо наших всех предупредить, чтобы ни слова не говорили и не подписывали ничего. Пусть даже, если на листе будет стоять одна запятая. Мы в своем праве. И, чтобы не соглашались на допрос в отсутствии родителей или учителей. Не в чем нас обвинять. Нет тела, нет дела! — вспоминаю знаменитую сентенцию.

На ближайшей перемене нашел наших и проинструктировал их.

Потом мне ребята сообщили, что их вызывали к участковому. Но беседы не получалось сразу после заявления их об отказе общаться в отсутствие учителей. Или заявили в присутствии учительницы, что ничего про драку не знают и участие в ней не принимали. Даже про сбитые кулаки Стаса и фингал под глазом у Крюка, никто не пытался выяснить. Ребята даже сожалели, что встреча с представителем власти так быстро закончилась. Отрезвил их, что в милиции не все дураки. Если бы было, что серьезное, то с нами бы беседовал не участковый, отбывающий свою роль и равнодушный к результату. Тогда, мы бы так легко себя не чувствовали. Заверил, что нас явно поставили под негласный контроль. Поэтому не болтать про поиски икон и происхождение их обновок никому. Вероятно, мы все будем окружены стукачами, и все сведения про нас будут копиться в специальных папочках. А появятся ли они на свет — зависит только от нас. Товар передавать, только в вечернее и ночное время, при отсутствии свидетелей.

В классе Маринка Белова только вздохнула, посмотрев на мои украшения на лице. Вот неугомонная танцевальная фанатка! Что я могу посоветовать профессиональному хореографу?

Танька Белянина, воспользовавшись отсутствием Сашки в классе тоже подошла со словами сочувствия. Тайком сунул ей коробочку с духами и кратко проинструктировал по ее действиям. Не дура сообразит. Ее учить хитрить, только портить.

Через некоторое время я поймал восторженный и многообещающий Танькин взгляд. А на последней перемене она мне шепнула, что готова встретиться после уроков. Понимаю, что пора зажимать яйца и ставить девчонку на место. А то, скоро не только Сэр будет задаваться вопросом, что у меня с ней. В ответ шепнул, что встретимся после уроков возле детского сада. Удивленно кивнула.

При встрече я напомнил о ее решении остановить свой выбор на Сашке. Я полностью поддерживаю этот выбор. У нас с ней нет будущего. Я не вижу себя в ее жизни. Двигаясь по жизни, не стоит вилять, иначе отравишь свою жизнь и жизнь близким.

— А если я передумала? Мне кажется, что нам с тобой будет лучше. Я тебе больше не нравлюсь? — посыпались вопросы от растерянной девчонки.

— Ты не можешь не нравиться. Но мне уже задают вопросы про нас с тобой, — отвечаю.

— Откуда? Кто задает? Я никому ничего не говорила, — удивляется Танька.

— Вот видишь, я не говорил никому, ты не говорила, а вопросы появились, — замечаю я.

— Что же нам делать? — озадачивается.

— Жить, как жили раньше, встречайся с Сашкой и все вопросы отпадут, — отрезаю.

— А с тобой мы больше не будем встречаться? Тебе, разве не хочется? — лукаво смотрит и показывает глазами на мою ширинку.

— Я, что — железный? Конечно хочется. Но встречаться будем, когда точно не спалимся и не вызовем подозрений. В школе и у тебя дома, встречаться нельзя однозначно. Когда подвернется подходящее место я тебе сообщу.

— Тебе было очень больно? — протягивает руку к моему лицу.

— Терпимо, — растерялся от резкой смены темы. — Как тебе духи? — я тоже умею скакать по темам.

— Божественно! Они очень дорогие? Только боюсь мама их у меня заберет. Скажет мне еще рано, — предполагает она.

— Пользуйтесь вдвоем, — предлагаю. — А цена? По деньгам. Я могу себе позволить покупать такие вещи.

— А ты и одежду можешь мне купить и белье? Ведь ты попросил у меня мои размеры, — интересуется.

— Могу. Только, как ты дома обоснуешь их появление? Анонимным поклонником не прикроешься, — озадачиваю.

— Да, не прикроешься, — соглашается, задумывается и, встряхнув головой, решает, — А, придумаю что нибудь! Как было бы легче, если бы ты стал моим парнем. И ничего придумывать бы не пришлось, — мечтательно произносит.

Пожимаю плечами. Сказать мне нечего. Все уже сказано.

— Странный ты, непонятный. Не похож на остальных ребят. Таинственный. Будущее видишь. Рассуждаешь, как взрослый. При деньгах. Ты из-за этого с Филимоновым иногда отсутствуешь на уроках? Стихи и песни хорошие пишешь и поешь. Все тебе верят и уважают. Вон позвал ребят драться и все пошли, даже наши. А Сыроедов с Селезневым ко мне даже не подходят, как ты и сказал. За тобой, как за каменной стеной. Любая девчонка мечтает о таком парне. Может, передумаешь? Я для тебя на все готова, — обобщает и смотрит вопросительно.

— Не переживай. И на солнце есть пятна. У Сашки много других достоинств. Нельзя нам, — говорю и чувствую — не убедителен.

— А ты песню про меня написал? — вспоминает про мое обещание.

— Когда? Времени пока не было посидеть, спокойно подумать. Но будет песня обязательно, и ты ее услышишь, — твердо заверяю.

— Надо будет девчонок поторопить с чаепитием. Успеешь? — спрашивает.

— Откуда я знаю, когда у вас будет чаепитие. Да и надо подождать, чтобы зажило, — показываю на губы.

— Даже без всяких твоих достоинств, ты мне больше нравишься, чем Сашка. Знаешь, он даже стал меня раздражать, когда неподвижно уставится на меня своими черными глазами и непонятно, о чем он думает, — признается. Я знал о такой Сашкиной привычке. Она меня тоже раздражала. Только по другой причине. Мне казалось он тупит, обдумывая какую-то примитивную задачу.

При расставании Танька грустно сообщила:

— Пойду, буду плакать и вспоминать о тебе.

По дороге домой размышлял. Козел — я. Влюбил в себя девчонку. Не заходил бы на кофе. Но я не смог удержаться от Танькиного предложения. Проклятые гормоны подавляют разум. Не удержался. А может плюнуть на все и закрутить с ней? Она симпатичная, умненькая, фигуристая и чувственная. Такой останется до пенсии. Постоянный сексуальный партнер рядом — всегда удобно. Все это хорошо, но она собственница. Будет требовать постоянного присутствия рядом со мной. Мы оба лидера и нас ждет постоянная борьба, кто главнее. К тому же, у меня есть стратегическая цель впереди и мне нельзя никого иметь рядом со мной и подвергать опасности постороннего. Мне нужна будет свобода в передвижении и отсутствие на продолжительное время. А как я свои отлучки, буду объяснять любящему человеку? Мне надо уже ближайшим летом начать шевелиться по выполнению своих глобальных задач. К тому же, у Таньки мама — диктатор. Она-то уж не допустит, чтобы дочь встречалась с неодобренным ею человеком. Без тени сомнения, будет готова на все, что угодно, чтобы расстроить наши отношения. Мне это надо? Тут и так проблем выше крыши. Зачем мне создавать себе дополнительные трудности? А может, только до лета закрутить с Танькой? Потом, все само собой рассосется? Нет. Вдруг я этим расстрою будущую свадьбу Саньки с Танькой? Пусть уж будет так, как решил. Надо подыскать тайное место для встреч с ней. Будем там изредка встречаться и сбрасывать сексуальное напряжение. Только где найти такое место?