Курсанты трясутся от холода под порывами ветра. Мёрзнет даже Змей на руке. Но не я — холод выжег во мне уже всё, что могло чувствовать, и поселился внутри.
Альфа в кудрявой папахе гудит с трибуны. Что, разобрать невозможно. Но эта речь никому не нужна, даже ему самому.
Гремит оркестр.
Бета, с чёрной тряпкой на палке, чеканит шаг. В тряпке, как и во мне, живёт Дракон и требует жертв. Строй топает к трибуне мимо облезлой деревянной ракеты, мимо лозунгов о покорении Вселенной, мимо выцветших плакатов с линкорами, летящими в звёздную даль.
Главное, правую ногу под большой барабан!
На плац выбегает собака, садится возле трибуны. Они не ошибаются, сразу находят верное место. Инстинкт.
Правофланговый орёт: «Иии — раз!»
Я вскидываю голову: равнение на пса!
Но смотрю вниз. Любуюсь, как крутятся на плацу маленькие смерченята.
Смерченёнки — они, будто души девчонок. Если приглядеться, то в танце снежинок можно увидеть лицо. Надо только сосредоточится, и смерч закружит...
Закружит... Закружит...
Вот она, девчонка — показывает Змею свой маленький язычок.
Невероятно прекрасная, притягательная и недоступная. Типичный подросток в столь любимой ими дурацкой одежде из самоочищающейся фотокаталитической ткани, со свойственной этому племени нескладной фигуркой, погрызенными ногтями, гривой немытых волос и манящими злыми испуганными глазёнками. Словом, сотканное из грёз чарующее создание.
Ледяным ножом образ вонзается в голову, и я ору, и вскакиваю с постели, вскрытый, вспоротый желанием от макушки до пят, разбрасывая кровавые внутренности...
На вещи, раскиданные по полу, на перевёрнутый будильник — снятый с планетарного бомбардировщика хронометр, падают жёлто-зелёные лучи угасающего солнца Пандоры.
Сколько ночей прошло в бесплодных попытках подавить не подавляемое! Змей на руке кривится, издеваясь...
Если что-то появляется в мире, значит возникла необходимость? Или Вселенная допускает ошибки — в неких границах? И я — всего лишь такая ошибка?
Что ж, хорошо хоть, приснилась не Катя...
Обессиленный, падаю обратно, в мокрую скомканную постель.
Во тьму, сквозь которую проступает бело-голубой алмаз солнца, изуродованная бомбёжкой улица, деревья, отбрасывающие переливистые тени на заношенную красную футболку, на джинсовые шортики и бронзово-шоколадные ноги...