На лицо упали тяжёлые чёрные капли, и Эйприл проснулась, жадно хватая воздух открытым ртом. Провела рукой по щеке.

Ничего...

Кир лежал рядом, в промокшей от пота одежде. В густом воздухе плавала пыль. На чёрном будильнике застыли цифры:

«5:58»

Мальчишка стонал:

— Облако! Облако!

Эйприл положила руку ему на плечо.

— Кир! Проснись!

Он распахнул глаза. Зрачки были предельно расширены и не сужались даже от яркого света.

— Кир?

«Что это? Опухоль? Приступ?»

— Кир!

Он вздрогнул, моргнул и прищурился.

— Какой яркий свет!

Эйприл положила ладонь ему на глаза и уставилась на будильник.

«5:59»

Замерев, она смотрела на две мигающих точки...

Цифры изменились:

«6:01»

«В этот раз пронесло...»

Эйприл убрала руку.

— Всё хорошо, просыпайся.

Кир жевал уэвос-ранчерос, изредка воруя фриттату с тарелки Эйприл. Она сказала, что нужно бороться с рутиной — а значит, больше не будет всеми любимых блинов. Готовили они по найденным девчонкой старинным рецептам, не имея представления о нужных ингредиентах и вкусе готового блюда. Наверное, вышло другое. Но Эйприл сказала: «Не всё ли равно? Главное — не подохнуть от скуки!»

Кир глядел сквозь прозрачные стены на залитую солнцем огромную крышу и вспоминал приснившийся мрачный военный корабль.

«А ведь люди проводят на них целую жизнь. Для чего?.. Невозможно представить!»

Потом стал рассматривать сидящую рядом девчонку-снежинку. В памяти всплывала другая.

«Кто эта улыбчивая рыжая девушка, на которую постоянно таращилась Мэйби? Такое чувство, что я был с ней знаком! Может оттого, что она похожа на Катю из снов Фиеста... Какие все они разные! И вместе с тем одинаковые!»

— Кир, утром ты чуть не умер...

— Дурацкий сон... Дорога и молнии... А этот «бой»! Он будто из твоего рассказа про школу пилотов... Но дело не в этом. Они летят на Землю! На Маяк!

— Они? Твои ночные фантазии?

— Нет! Теперь ясно, что это — не просто фантазии. Я смотрю в своё прошлое, и скоро узнаю, кто я и как сюда попал.

— Думаю, не стоит на это излишне рассчитывать. Без надежд нет и разочарований... — Эйприл вздохнула и выдала: — Жил когда-то счастливый слепец...

— Чего? — удивился Кир.

— Помолчи и послушай! Так вот... Почему он был счастлив? Потому, что ему повезло, он был не один. У него была замечательная работа: он был композитором и дарил музыку людям. А они помогали ему, как могли. И была у него замечательная жена: любящая, заботливая и понимающая. А что ещё нужно для счастья? Разве что, видеть! Посмотреть, хоть одним глазком, пусть сквозь туманную пелену, на жену. Увидеть нежную кожу, которой он мог лишь касаться. Взглянуть в лица людей, которые приходили послушать, как он играл... И знаешь, что?

— Ну?

— Он этого так хотел, что Вселенная выполнила желание. Ведь так всегда происходит, если по-настоящему захотеть...

— Ага, — буркнул Кирилл. — Я вот, хочу жить. А ещё — знать, что тут вообще происходит.

— Но ведь ты жив! И когда-нибудь, если по-прежнему будешь хотеть, всё узнаешь... Не перебивай, ведь именно об этом история... Так вот. Когда он внезапно прозрел и увидел самую прекрасную на свете жену, увидел людей, щеки которых серебрили дорожки слёз, стоило ему заиграть, увидел небо и звёзды — то осознал, что на свете существует нечто большее, чем обычное тихое счастье. А через неделю, которую он провёл в прогулках по городу, понял, что жена у него не прекрасная, а самая обыкновенная, и что музыку не стоит дарить, если можно продать... Спустя полгода, у него уже была роскошная вилла, десяток сияющих хромом автомобилей и самая красивая женщина в городе... Но собственная планета, Кирилл, есть лишь у тебя. А на планетах общего пользования, красотку за просто так никто не отдаст. Не так уж их много, красоток. И ухажёр этой женщины выколол музыканту глаза — решив, что это вполне справедливо: он вернул всё, как было, исправив ошибку Вселенной... Можешь представить, как наш герой, ползая на коленях, умолял вернуться жену. И понимаешь, что она была непреклонна...

— Ну, и в чём смысл?

— В любой хорошей истории их очень много. Но я хотела тебе намекнуть: не спеши узнавать правду, счастье — не в ней. Что, если иллюзия и есть единственная реальность? Что тогда?

— Раньше ты говорила другое.

— Это было давно...

— Давно? Только месяц назад... Сама эту сказку придумала?

Эйприл ухмыльнулась самодовольно:

— Спёрла! Из памяти Маяка.

— Могла бы соврать...

— Зачем? Чтобы тебя впечатлить?

Когда завтрак был съеден, Кир неожиданно вспомнил ещё кое-что...

—Ты понимаешь, о чём говорил Шестой?

— Конечно! Что тут понимать?

Кир отвернулся смущённо. Эйприл начала рисовать ручкой ложки на грязной тарелке.

— Смотри! Мозг не способен почувствовать «просто хорошее», он воспринимает лишь переход к нему от плохого — и люди гоняться за этими переходами. Но за подъёмом неизбежно следует спад. Все мы болтаемся привязанными к средней отметке — к «оси Х». Отличия между жизнями — в амплитуде.

— Не только. Середина тоже у всех своя. Как ты её назвала? «Ось Х»?

— Середина разная, но одинаковые ощущения. Счастье поделено поровну! Мозг в момент адаптируется к новому среднему — за месяц, примерно. Опять — ни горя, ни радости. А это весьма угнетает! Ну не желает Вселенная, чтоб ты сидел без движения!

— Не желает? А всё-таки, если взять, и вообще ничего не делать? Сесть и сидеть!

— Попробуй, — усмехнулась девчонка. — В следующий раз...

— Ладно, проехали... Но послушай! А если, спада не будет? Если будет только подъём?

— Должен быть спад! Иначе, ты не сможешь ничего ощутить, болтаясь при этом на максимальных отметках комфорта! «Ось Y» — диапазон, который ты в состоянии воспринять, не безграничен! Однако, не беспокойся — подсознание само придумает, как это сделать. Тебе останется лишь удивляться: «Как же так вышло, что я превратил свою идеальную жизнь в кошмар?»

— Ну да! Что за радость валятся на пляже с обычной девчонкой, если можно познакомится с Мэйби и с головой окунуться в кровь и дерьмо!

— Не бывает «обычных» девчонок! Но мысль ты уловил.

— Значит, человеку приходится время от времени опускать «средний» уровень на минимум, до предела, чтобы вновь получить возможность ощутить изменения к лучшему... Но всё это верно для индивида. А для общества в целом?

— Ты ведь уже догадался...

— Война... Чем дольше мирный период, чем лучше и спокойнее жизнь — тем больше у людей отчаянного стремления хоть что-то почувствовать: пусть через ненормальные, ведущие к вырождению, формы получения удовольствия? И, тем ближе война?

— Да. Извращения и массовые психозы, странные идеи, которым подвержены миллионы — по этим признакам можно её предсказать.

— А ещё, в этом — «тайна» любви, — вдруг заявила девчонка. — Нет смысла быть заботливой и милой. Избранник это даже не сможет заметить — уж такой у него нечувствительный мозг. Нужно быть стервой — создавать переходы от злобы и равнодушия, к теплу и любви. Так делали обезьяны — притягивали и отпихивали партнёра. Ну а потом, вымерли... — Эйприл пожала плечами. — Видишь, я ничего не скрываю. Я ведь не стерва!

Лестница сияла, как раньше. Но внизу, в воздухе летал пух и пыльца. Эйприл чихнула, и Кир рассмеялся.

— Баланс! Во всём есть свои недостатки. Зато посмотри, как красиво! Будто во сне!

Яркое, но не жаркое солнце заливало усыпанные огромными цветами лужайки, а над ними пестрели красными и жёлтыми листьями кроны деревьев.

И тишина. Необыкновенная, звенящая тишина.

Именно она подтолкнула Кирилла к открытию.

— Эйприл! А я ведь придумал!

— Что? Как меня на поцелуй развести?

— Нет, лучше! — перехватив недовольный взгляд, он попытался исправиться: — Не лучше, конечно. И не настолько важное... Способ, как избежать войны!

— Думаешь, это так просто?

— Ага! Ты напрасно всё усложнила. Выдумала какие-то оси и диапазоны. Давай, я объясню по-другому!

— Попробуй.

— Эта смерть чувств, про которую ты говорила, она почему происходит? Привыкание! Адаптация нервной системы. Как с музыкой! Человек прибавляет громкость, выкручивает ручку удовольствий. Организм адаптируется к воздействию, привыкает. Приходится дальше ручку крутить. И вдруг, всё! Иссяк запас громкости! Теперь, крути ни крути — ощущений не будет. Чтоб снова что-то почувствовать, нужно уменьшить громкость. А лучше, выключить музыку! И после периода тишины, музыка заиграет, как в первый раз!

— А кто согласится сидеть в тишине? Люди всё время хотят развлечений!

— Никто и не будет их спрашивать! Есть ВДК!

— То есть, пройдёт команда и всех просто выключит?

— Временно... Для всеобщего блага.

— Это насилие!

— Оправданное. Ничего не может быть хуже войны!

— Надеюсь, Маяк тебя не услышал.

— Конечно услышал, раз слышала ты!

— Знаешь, Кирилл. Раньше я сомневалась, что у тебя был отец. Теперь, нет. Ведь ты — такой же, как он!

Она отвернулась, и сколько Кир не пытался с ней заговорить, не отвечала. Залезла на куб и заиграла на флейте.

Кир произнёс, тронув легонько её за плечо:

— Схожу, посмотрю, куда впадает ручей.

Русло извивалось среди корней огромных дубов и терялось в молодом сосняке. Кир зашагал вдоль ручья...

«Ты напрасно всё усложнила. Выдумала какие-то оси и диапазоны».

До него наконец дошло.

«Ничего она не усложнила! А может, не слишком-то понимала собственные слова. Анализ и математика — не её конёк. Я беседовал с Маяком!»

Ноги утопали в сухих пожелтевших иголках.

«Когда же они успели нападать? — рассеянно думал Кирилл. — Ого!»

На пригорке стоял Олень. Не бурый с белыми пятнами, как в прошлый раз. Настоящий Изумрудный Олень.

«Так вот куда исчез амулет! Он ожил! Вот так магия!»

Олень втянул воздух полупрозрачным зелёным носом, фыркнул, мотнул головой и скрылся среди деревьев.

Кир побежал вслед.

Сосны кончились, сменившись красными клёнами. Кир запыхался. Пару раз он мельком замечал изумрудное тело, точно олень стремился его раздразнить.

«Чего ожидать от создания, внутри которого — Тьма? Наверняка, ничего хорошего!»

Но остановится мальчишка не мог. Его влёк азарт.

Вдруг он снова увидел Оленя, изучающего собственный портрет на пёстрой стене. Но когда попробовал подобраться, тот гордо задрал голову и зашёл в проход между зданиями. Кир последовал за ним.

Поворот, ещё поворот.

«Вот же он!» — Кир помчался бегом.

В проходе мелькала спина. При каждом прыжке изумрудные рога издавали звон. Звуки отражались от стен, и, подхваченные эхо, превращались в чарующую мелодию. Олень манил...

Через десяток минут Кир его потерял. Олень исчез за очередным поворотом, и не появился. Мальчишка бежал ещё минут пять. Затем осознал, что погоня окончена — не было больше ни звона, ни стука копыт.

Кир повернул назад.

Пространство между зданиями сузилось так, что нельзя было вытянуть руки, не уперевшись в стены.

Поворот, опять поворот. И за каждым — очередной коридор.

«Как я здесь очутился? — поражался Кирилл. — Разве можно потеряться на Станции?»

По прикидкам, он протопал не меньше пяти километров. Из лабиринта не было выхода.

Белый бетон искрился и отливал серебром, с каждым пройденным метром — всё ярче. Постепенно, стены стали зеркальными. Эхо шагов превратилось в хрустальный звон.

Нахлынула паника. Кир побежал, и сразу же врезался в блестящую грань. По лицу заструилась кровь.

Он покрутился на месте. Куда двигаться дальше, понять уже было нельзя.

На мальчишку смотрели его отражения. И, отражения отражений. Тысячи, миллиарды Кириллов...

Вдруг они стали меняться, потекли и расплылись, принимая облик виденных когда-то людей. Рядом с ним были Эйприл и Мэйби, отец и Фиест — с белым котёнком в руках. Поодаль стояли чиновники, с которыми он говорил через терминал, Бурундук и Кисуня, хрупкая рыжеволосая Катя и парень из «купола радуг» по имени Гром. Дальше — совсем незнакомые люди.

Сзади послышался шёпот: «Я здесь!»

Кир обернулся.

Девчонка с обманчивой внешностью хрупкой снежинки. Огромные фиолетовые глаза, белые локоны на плечах. Ресницы, будто пушистый снег... И почему-то, совсем без одежды.

Самое близкое к нему отражение.

По девичьему лицу текла кровь — его собственная, от столкновения со стеной.

— Зачем ты убил меня, трус? Выпусти! Я хочу жить! — она ударила по стеклу с той стороны. — Выпусти! Выпусти! Выпусти! — голос менял тональность, «плыл», пока отчаянные вопли не превратились в слова: «Отпусти! Отпусти! Отпусти!»

Волосы и глаза почернели, лицо изменилось и стало его собственным отражением.

— Нет! Нет! Нет!

Кир ударил. Раскрытой ладонью — но зеркальный бетон подёрнулся паутиной трещин...

Шумел ветер. Кир стоял на коленях среди пирамидок антенн. Из рассечённого лба на траву капала кровь.

Перед глазами мелькали отражения в зеркалах и разрисованная стена...

Солнечный день превратился в кошмар. Изумрудный Олень заманил в ловушку и показал самое страшное.

«Ядерный взрыв! На картине, похоже, всё как в зеркалах: чем что-то важнее, тем ближе! Но тогда, почему взрыв по центру? Почему рядом с ним одуванчик и этот дурацкий олень?»

Кир затравленно огляделся.

Никаких коридоров. Синее от цветущего льна антенное поле.

Сжимая флейту в руке, к нему неслась Эйприл.

— Что случилось? Зачем ты сюда пришёл?

— Потерялся... — буркнул Кирилл.

— Потерялся... — повторила Эйприл, нахмурившись. — Ты так кричал...

— Всё этот Олень!

— Олень? — Эйприл отвела взгляд. — Кир, опухоль выросла и давит на мозг. Не ходи больше сам.

Кир лежал на диване, уставившись в затянутое тучами вечернее небо. Эйприл играла его волосами.

«Неужто, я скоро сойду с ума?» — он хотел произнести это вслух, но не смог.

Счастье превратилось в кошмар. Разве реальность позволит забыть о страданиях и наслаждаться моментом!

— Эйприл... Ну почему, счастье такое недолговечное?