На лицо падают яркие солнечные лучи.

Неужто, наконец, распогодилось? И неужто, получилось заснуть, после стольких бессонных ночей, проведённых у терминала, в попытках постичь непостижимое, разобраться в логике Маяка?

Похоже, что так!

И что же мне снилось? Вроде бы, ничего... Сон без сновидений — как и всегда, в последнее время.

Здорово! И логично, ведь Фиест мёртв.

Рядом сопят два очаровательных клубочка: котёнок и свернувшаяся в «позу зародыша» Мэйби.

Удивительно, но я абсолютно спокоен. Будто угроза смерти, чудаковатый отец и мои собственные бесплодные попытки взлома Маяка — остались где-то далеко, во вчерашнем дне.

Спокойствие. Спокойствие и ясность. Будто вышел из мрака. Свет внутри, свет снаружи... Стоп! С комнатой что-то не так...

Исчез терминал!

Отбросив одеяло, вскакиваю с кровати. Мэйби недовольно бурчит.

Точно! Ни терминала, ни кабелей! Что за шутки! Выходки отца?

Мчусь к нему, распахиваю дверь и застываю на месте.

Ни терминалов, ни стоек с аппаратурой. Только пустые столы, да дремлющий в кресле отец. Исчезли даже его любимые баночки.

— Б**ть!

Отец дёргается и открывает глаза.

— Кирилл? Ты как выражаешься!

Не обращая внимания на неуместные нравоучения, ору:

— Аппаратура! Всё пропало!

— Пропало? Всё?

— А я ведь тебе говорила!

Фраза, которую надо забыть в отношениях.

Мы стоим у Шлюза втроём. Мы с Мэйби выглядим не слишком прилично: как есть из кровати, в трусах и босиком. Отец же — в официальном рабочем костюме. Правда лишь потому, что в нём он и спит.

Никаких кабелей, и дверь заблокирована. Отец напрасно машет маленькой сферой — моделью глаза какого-то шишки, имеющего право расхаживать, где заблагорассудится.

Кажется, теперь его исключили из списка доверенных лиц.

Но я уже понял: контакт между человеческим разумом и Маяком принципиально невозможен. Мэйби была права: мы мыши в лабиринте, не больше.

Разворачиваюсь и шагаю к себе. Если не знаешь, что делать, нужно хотя бы одеться!

— Сын, не отчаивайся! Я что-то придумаю!

Захожу в комнату, смотрю на не заправленную постель. И в этот момент, вспоминаю, что сновидение всё-таки было.

Дзета! Фиест! Лайя!

Меня прошибает холодный пот.

Значит, он всё-таки, родственник. Дядя!

А говорил, что мне не родня.

Вот о какой «сестрёнке» Фиест вспоминал в снах, вот чем Маяку не угодила мама! Вероятно, и я пропаду, если воспользуюсь гипертранспортом.

Видно поэтому, он считает меня своим.

Но, не только! Ещё — облака! Какая-то «необычность»!

Бред!

Ладно... Значит, ему я обязан жизнью.

Странное чувство, быть обязанным жизнью маньяку. Но, это неважно — ведь он уже мёртв.

Я одеваюсь, не обращая внимания на Мэйби, и выхожу.

— Мне можно с тобой?

— Нет.

В лужах отражается небо. Ветер гуляет среди антенн.

«И если бы небо не сияло пронзительной голубизной, если бы облака были не столь белоснежными, а ветер — потише пел волшебные песни...»

Да! В самую точку! Как я его понимаю!

Бывают такие необычные дни. Особенная погода: после весенней грозы, когда яркое, но нежаркое солнце сушит землю, а ветер несёт по синим небесам облака. Или, когда в пропитанном тяжёлой дымкой воздухе висит осенняя тишина. В эти дни ты не можешь сопротивляться...

Я вздрагиваю.

Понимаю? Фиеста?

И, собственно, чему это я не способен сопротивляться?!

В один момент жизнь становится невыносимой. Не в силах больше видеть небо, степь, облака, я возвращаюсь обратно и падаю на кровать, уткнувшись в подушку лицом.

Мэйби, догадавшись, что что-то не так, гладит спину и дышит в затылок.

А я, не могу не только смотреть — не могу даже думать.

К счастью, вскоре приходит тьма.