«Но воздастся нам всем по вере,

И вопрос будет задан вслед:

Ты виновен в своих потерях? —

И придётся давать ответ...»

Елена Rain

«Мама, нас обманули:

На небе лишь только звёзды»

Дельфин

В степи дышится легче. Огненный ад позади.

Не лучшее воскресенье...

Выбраться из города было непросто: проспекты, казавшиеся раньше просторными, сжимали в тиски. Война виделась неизбежной, и город строили с этим расчётом — так, чтобы, когда сложатся здания, остались проходы для техники.

Но всё хорошо на бумаге. Когда первые этажи, в которых были расположены магазины, дышат огнём, а ты мечешься среди пылающего асфальта и оплавленных фонарей, когда сверху капают капли металла и сыплются осколки лопнувших стёкол, когда едкий дым застилает глаза, на чьи-то радужные теории тебе наплевать.

Сколько к войне ни готовься, она ужаснёт и размажет. В мирное время не выйдет представить войну. Она, как инсульт: вчера ты носился с внуками по лужайке, размышляя о том, сколь восхитительной может быть жизнь, а сегодня — лежишь на полу, лицом в омерзительной луже, не в силах пошевелить ни рукой, ни ногой...

Мы выбираемся на автостраду. Самое страшное позади. Мы не сгорели, не провалились в разлом, на нас не обрушилось здание. Скоро начнётся лес, а после — поднимемся в горы, где воздух станет совершенно прозрачным. Жаль, только на первый взгляд. В действительности, в нём полно радиоактивной пыли.

Снимаю с лица сделанную из рукава повязку — мокрую, с чёрным пятном сажи по центру. Отбрасываю в сторону. Облако снимает свою, мнёт в руках, а потом говорит:

— Кирилл, а из чего мы сделаем новую?

— Зачем? Дыма тут нет.

— А радиация? Пыль.

— С маской или без — смертельная доза. Но, если без — проще дышать, быстрее дойдём.

— Но ведь киберврачу, о котором ты говорил, будет проще нас вылечить, если в организм попадёт меньше активных частиц!

— Нет! — вру я девчонке. — Ему всё равно. Выбрасывай маску.

Облако закусывает губу, но подчиняется.

Она меня отчего-то побаивается — давно, с первого дня в Проекте.

Почему? Видит нечто ужасное? Скрытую от меня самого изнанку души?

Целая колонна автобусов. Одни на дороге, другие в кювете. Стёкла разбиты, из окон свисают тела.

Дети. У нас ведь курорт. В каком-нибудь лагере закончилась смена.

Шагаем мимо. Пытаемся не смотреть, но ничего не выходит.

Детские руки с чёрной полоской земли под ногтями и парящими над ней облачками, от нехватки в пище белка. Бурые дорожки свернувшейся крови.

Да, эти люди видели искры поярче моих, в момент, когда мезоны крушили их мозг и сетчатку. Скорее всего, сразу сошли с ума и ослепли.

Облако садится на корточки, обхватывает руками голову.

— Кирилл... Подожди... Сейчас...

В городе мы видели всякое, но там не было времени думать. Мы были как два биоробота, нацеленных только на выживание. В голове — лишь звенящая пустота.

Того, кто убил всех этих детей рядом нет, потому я срываюсь на Облаке:

— Но ведь, всеобщая смерть для вас не трагедия. Вы думаете: все они переродятся. В бактерий теперь, не иначе! И — всё сначала!

Она задирает голову.

Сколько во взгляде ненависти!

— А по-вашему, все отправились в лучший мир! Судный день, которого все так ждали, наконец наступил. Можно сказать, повезло!

Ещё чуть-чуть, и мы вцепимся друг в друга, как звери. Но, она берёт себя в руки:

— Хватит! Пошли!

Задираю голову.

Здесь уже нет клубов чёрного дыма, и я вижу, как высоко в мезосфере сияют частицы противоракетной защиты — будто яркие серебристые облака. Если бы не они, мы сгорели бы в термоядерном пекле. А так, с неба упали лишь кассетные мезонные заряды. Полгорода уцелело. Кончено же, без людей — мезоны легко проникают сквозь стены.

Серебристые облака... Защита оказалась картонной, ведь без разницы, от чего умирать, от ракет или мезонных бомб. Я же, стану теперь их поклонником. Почему бы и нет, раз обязан им жизнью? И жизнью любимой девчонки — которую, по совпадению, тоже звать Облаком.

Естественно, у неё есть и настоящее имя. Но участникам Проекта раздали другие: Солнце, Звезда, Метеор — и вышили их на форменных белых рубашках. Мне прозвища не досталось, просто Кирилл сократили до Кир. «У тебя и так отличное имя — короткое, хлёсткое, будто выстрел из лука!»

Жаль... Мне хотелось сделаться Ветром. «Ветер и Облако» звучит куда лучше, чем «Облако и Кир».

Впрочем, Облако по натуре своей — одиночка. А я навсегда запомнил тот разговор с отцом...

«Да, вот ещё что... Ты поменьше бы слушал девчонок. Не для того девчонки на свете, чтоб слушать их трескотню. Если уж быть объективным, мужчина здесь только один. И всё же, послушай меня, как мужчина мужчину... Девчонки делятся на две неравные части. Очень неравные. На тех, кому на тебя не плевать, и на всех остальных. И совершенно неважно, что остальные — безумно красивы! Ты меня понимаешь?»

Я понимал. Вот только, принять эту истину было непросто. И всё-таки, мне удалось.

Облаком я восхищаться не перестал, но настоящим другом мне стала Луна — конопатая девочка, с жёлтыми, как одуванчики, волосами и синими, как небо, глазами. Невысокая, выглядящая лет на тринадцать. Имя Луна ей не шло, она больше походила на Солнце — неунывающее и озорное.

Теперь Облако вместе со мной.

Как это странно!

Но по-настоящему странно, что Луны больше нет.

Нет... Совсем нет, нигде... Как это можно представить?

Они же её и убили — дядя, сбросивший бомбы, и отец, который их разработал.

Они так любили рассказывать про врагов. Объяснять, что те — вовсе не люди, а грязные извращенцы, и приводить повергавшие в трепет подробности. Обещать, что от них защитят, нужно лишь затянуть пояса, ведь бомбы важнее еды.

Теперь в мире нет никаких извращенцев и не осталось врагов. Стал ли он лучше?

Думаю, это я во всём виноват. Нужно было набраться смелости и пойти против взрослых. Сказать отцу: «Немедленно прекрати! Так жить нельзя!» Выкрикнуть дяде: «Я не нуждаюсь в защите!» Ну а маму, просто обнять...

В Проекте, я — единственный местный. Мне завидовали из-за того, что каждую субботу я отправлялся к родителям. Но такой ли уж это был плюс?

— Облако, как тебя на деле зовут? Теперь можно сказать.

— Можно. Вот только зачем? Уже нет нужды в человеческих именах. Пускай лучше так и останется...

— Кажется, ты не особенно любишь людей...

— Ты очень догадлив.

— Думаю, мизантропу должно быть сейчас хорошо — одному на целой планете...

Она зыркает так, что я умолкаю.

— Думай поменьше!

Всё же, она задавака! Впрямь, будто облако: белая и недоступная. Таинственный альбинос, с нежной кожей и фиолетовыми глазами. Но внешность — не самое странное.

По-настоящему необычна её голова, работающая, словно компьютер. Облако ничего не забывает, и знает, кажется, обо всём во Вселенной. Умножает в уме восьмизначные числа и способна вручную рассчитывать курс корабля. Если бы не её необщительность, быть ей Командиром. А так, только Старший Пилот.

И всегда на её исцарапанных бёдрах — белоснежный котёнок, своенравный и очень противный, норовящий царапнуть исподтишка. Не котёнок, а ягуар или даже дракон!

Угораздило же влюбится в эту девчонку!

Однажды она заявила, что в моей голове компьютер! Видите ли, в моей, а не в её!

«Ты так смешно говоришь! Заумно и без эмоций, как робот какой-то. Знаешь, когда-нибудь, чтобы расширить возможности человека, начнут имплантировать в голову чипы. Эти новые люди и станут так разговаривать!»

Я ответил ей: «Глупости! Болтать им будет не нужно: что стоит встроить антенну, объединив людей в сеть. И вообще, к тому времени разовьются нейрокомпьютеры, и не будет людей. Передав эстафету развития, мы канем в небытие».

Вышло иначе. Не будет ни людей с чипами, ни нейросетей.

Не будет будущего. А вот про небытие, я тогда угадал.

Но разве Вселенная не обязана усложнятся, а не откатываться обратно, к гелию и водороду?

Пожалуй, Вселенная никому ничем не обязана. И, не стоит судить по одной планетке. Вспыхнула на ней искра разума, да и погасла. Что с того? Может, в Галактике это случается постоянно!

Звёздных экспедиций не будет, и — освоения Галактики. Не будет земных колоний, курортных планет с восхитительными названиями. Не случится, наверное — к лучшему, даже межзвёздной войны.

Двадцать второй век стал последним.

Оборачиваюсь. Облако топает по дороге, на фоне горящего города. Что-то она выдыхается, отстаёт...

Вытираю пот рукавом. Шеврон — золочёный квантовый чип, знак корабельного Электронщика, царапает лоб.

Я всегда мечтал быть Пилотом — ведь только они видят звёзды, в своей сферической рубке, покрытой экранами с внутренней стороны. Глупо потратить десятилетия на полёт и не увидеть звёзд.

Но руководству плевать на чьи-то мечты. Одно лишь участие в Проекте им видится невообразимой удачей.

«Развивать нужно способности, выявленные тестами и нейросканером. Каждый должен быть на своём месте».

И никому ничего не докажешь! Хоть вой! Дай таким людям возможность — построят тоталитарное общество, в котором твоё положение будут определять результаты сканирования.

Впрочем, доказывать некому. Умерли пацаны, что готовились стать Пилотами. Я видел, когда выходил на поверхность. Так что вопрос, кому повезло!

Наверняка мы не одни на планете. Возможно, выжили миллионы. Да только, не всё ли равно? Построить цивилизацию после подобной войны можно лишь в идиотских романах. В тех, где герои стреляют по крысам-мутантам.

Животные тоже умрут за неделю-другую — за то, что стали ступенькой на пути к Человеку разумному. Останутся лишь тихоходки.

Жаль... Всех жаль.

А мы — будем жить долго. По-настоящему долго. Облако ещё об этом не знает. Не хочу её слишком пугать.

Мы были в самой глубокой части Полигона, внутри «звездолёта» — макета один к одному, когда перед глазами замельтешили какие-то искры. Я зажмурился, но искры не исчезали, будто рождались внутри головы. Не задумываясь — алгоритм действий в критических ситуациях отрабатывался тысячи раз, я зафиксировал время: «6:00». И только потом посмотрел на Облако.

Та лихорадочно моргала. Выходит, не только у меня этот глюк!

В ту же секунду пол начал уходить из-под ног, по потолку побежали трещины, а на пульт Старшего Пилота посыпалась пыль.

Тогда я всё понял. Ведь история началась ещё две недели назад, когда мой рехнувшийся дядя сбросил бомбы на один из их городов. С тех пор, напряжённость лишь нарастала.

Облако расширила без того большие глаза и тихонько спросила:

— Кирилл? Это то, что я думаю?

Так и сказала: «Кирилл», а не «Кир», в нарушение регламента.

В тот момент я её и обнял, ведь мне нечего было ответить.

Она не сопротивлялась. Уткнулась в плечо и сопела.

— Как думаешь, это везде?

— Облако... Мы в столице, под зонтиком противоракетной защиты. Везде куда хуже.

Потом, мы долго искали отрядного котёнка. Лазали по всем палубам подземного «корабля».

— Котёнок! Котёнок! —так уж его прозвали. Просто, «Котёнок».

Перепуганное создание залезло в «реактор» и злобно оттуда шипело, а в кармане у Облака откуда-то взялась колбаса.

— Кирилл, мы ведь не будем выходить на поверхность? Надо ждать, пока спадёт радиация.

— Разумеется. Нам повезло: здесь есть пища, вода и энергия.

Конечно, мы бы там и сидели, если бы из-за взрыва системы пожаротушения не случился пожар.

Не такие уж мы оказались везучие.

Пришлось выбираться наружу... Идти мимо наших девчонок: сероглазой задиристой Эйби и маленькой Ленки, рыжей взбалмошной Кати и звонкого Колокольчика.

И мимо Луны...

Они были столь разными, наши девчонки... И вместе с тем, друг на друга похожими. Не внешне, конечно. Внутри...

Сперва мы наткнулись на Ленку, и Облако закричала — с ней они были подружки.

Чёрная чёлка в густой красной луже. Раскосые глаза и выстриженный затылок.

Ленка «наша», хоть у неё азиатская внешность. Облако — наоборот.

Это так странно!

А вот Катя с Облаком не поладила, хоть они были похожи: обе плевать хотели на порядок и форму. Катя носила джинсовые шорты и пирсинг в носу, а Облако — красный чокер и гольфы со смешными зверушками. Обе были незаменимы, и руководство смирилось. Облако даже приволокла ховерборд, запрещённый в странах Союза.

Наши девчонки...

В лесу совсем хорошо. Воздух напоён ароматами прелых листьев и хвои. Мы поднимаемся выше и выше по горному серпантину. Будь я один, попробовал бы пролезть сквозь кусты напрямик. Но даже на асфальтированной дороге Облако отстаёт...

— Кирилл, подожди! Пожалуйста. Давай пять минут отдохнём.

— Хорошо.

— Попьём?

— Вода же заканчивается! А нам идти и идти!

— Ну пожалуйста! — она делает домиком белые бровки и нетерпеливо притоптывает на месте.

Я выкручиваю дозатор и протягиваю бутылку из-под жидкого мыла.

— На!

Девчонка делает несколько жадных глотков и удивлённо переворачивает бутылку. В пыль падает последняя капля.

— Всё! Тебе ничего не осталось! Не рассчитала, прости... — у неё на губах появляются радужные мыльные пузыри — после электромагнитного импульса встали насосы, промыть бутылку не удалось.

Не могу сдержать смех.

— Ничего, дойду.

Облако остервенело кидает бутылку о землю. Экопластик брызгает тучей осколков.

— Б**ть, б**ть, б**ть!

Вот уж не думал, что эта девчонка умеет так выражаться!

— Не истери! Отдыхай! — говорю я строго. Но, конечно, не злюсь. Ей давно надо было как-нибудь разрядиться.

Мы стоим и таращимся на долину. На бухту — ту самую, где чуть не погибла в трубах Луна. Если б не я...

Облако вдруг говорит:

— Волны, словно барашки.

Ну и глупость сказала Старший Пилот! Но, я пытаюсь её поддержать:

— Как белые стада...

Над городом стелется дым. Огонь перекинулся на городской сад, в котором волшебным апрельским деньком мы гуляли с Луной. Мои обожаемые платаны, фонтаны и домики с витражами, даже полосатая башня древнего Священного Маяка, на вершине которого мы впервые поцеловались — всё теперь превратится в руины и пепел. В мире не хватило места для волшебства.

Найти бы способ вернуться из этой пустыни в апрель...

Стоп! Я ведь к нему и шагаю, к этому способу. Иду сквозь пустыню, навстречу цветущей весне. Туда, где смеётся Луна. Туда, где в жизни есть смысл.

Но не факт, что захочется остаться на весеннем Маяке навсегда. Даже лучшие моменты надоедают, и люди начинают выискивать счастье в каких-нибудь глупостях. Уходят из уютных квартир в ледяные палатки, бросают жён и детей, устраивают войну.

— Всё от излишне хорошей жизни!

Облако хмыкает.

— Сомневаюсь... Но знаешь, я не удивлена. Лишь удивляюсь, отчего это не случилось раньше.

— Случилось бы! Хвала Пророку, принёсшему Тексты Посланника! «Не плодитесь и не размножайтесь!» — и я осеняю себя Знамением, как и следует поступать при упоминании Священных Имён.

— Не надоело? Ведь ты — Электронщик, хакер! А ведёшь себя, как бабка или дикарь! Как сопля! К тому же, путаешь причину и следствие: думаешь отчего, когда мир стоял на пороге войны, случайно обнаружились Тексты?

— Всё в мире разумно!

— Ага! Расскажи это миллиардам, сгоревшим в воскресное утро.

— Живы их души...

Она упирает руки в бока.

— Душа? Неужели? И что же, по-твоему, это за хрень?

— Отражение большего в меньшем.

— Большего в меньшем? Ну прямо в точку! Скажу тебе, как математик, — она хохочет так, словно меня ненавидит. — Та штука, которую ты считаешь собой — не ты, а всего лишь модель. «Живёт» этот смоделированный мозгом «Кирилл» — в модели мира, тонущей в океане тебя настоящего. Вот и чудится, что «большее отражается в меньшем»! — Облако плюёт на бетон, совсем рядом со мной. — Разглагольствуешь о душе! Но сейчас, ты — малюсенькая модель, набор реакций. Давай, выбирайся оттуда! Всплывай!

Облако расстёгивает шортики и присаживается. Ловит мой изумлённый взгляд.

— Всё! Нет больше правил! Умерли вместе с людьми! — в её голосе звучит обида и злость.

Тоже, придумала способ отомстить человечеству! Продемонстрировать отношение. Девчонки...

Некому демонстрировать, некого уже ненавидеть.

Всё-таки, я отворачиваюсь — нужно оставаться мужчиной даже на радиоактивной помойке. Человеком, в лучшем смысле этого слова. Ведь мы не животные — так сказано в Текстах!

Всматриваюсь в дымящиеся руины. До ушей долетает журчание.

Как хочется пить!

Да, не животные...

Наверное...

Небо заволокло такими тяжёлыми тучами, что теперь оно кажется твёрдым. Будто над нами зависла вторая, похожая на пекло, планета.

— Облако... Я не особенно понял, что ты хотела сказать...

— Только то, что люди в восторге от смерти. Им представляется, что за жизнью следует смерть, а значит она — её цель и итог. Знали бы они, что никакой смерти нет, есть только вечная жизнь!

Я осеняю себя Знамением, услышав про Вечную Жизнь. А она продолжает:

— Представь, если бы не убили Пророка! Никто бы о нём и не вспомнил!

Мир вдруг становится красным. В ушах бухает сердце. Рука, сжавшись в кулак, бьёт Облако по губам. Я падаю перед девочкой на колени и заливаюсь слезами.

— Прости, прости, прости!

— Ничего, я всё понимаю... Это не ты виноват...

Мне на щёку падает кровь из разбитой губы.

Часы выдают мелодичную трель.

«17:37»

Облако говорит:

— Никаких Ритуалов!

— В смысле?!

Она декламирует:

— «В случае, если болящий просит, а грех берёт на себя...». Я прошу.

— Ты не моей веры!

— И что?

— Не болящая!

— Кирилл, мы умираем.

До чего же непросто с ней спорить!

— Ладно, но грех на тебе...

Минут десять мы монотонно шагаем, потом она заявляет:

— Зачем, по-твоему, выполнять Ритуал точно в 17:37, и нельзя пропускать?

— Не знаешь о времени Второго прибытия?

— Смешно... Нет, Кирилл. Мозг устроен так, что чем чаще сигнал проходит по синапсам, тем прочнее связь. То есть, вера. Это — о важности регулярных молитв. Ну, и про точное время: раз подчинился бессмысленному приказу, подчинишься и новому, более странному. Без размышлений и колебаний.

Гнев поднимается, застилает глаза пеленой:

— Я не желаю слушать подобную ересь! Заткнись!

Облако хмыкает и замолкает.

— Завалило. Надо идти в обход.

Мы сворачиваем с дороги в кусты. Ветки бьют по лицу и царапают кожу.

До ушей доносится странный протяжный стон.

— Слышал? Может быть, раненый. Надо проверить! — Облако шагает на звук.

Не знаю... Я бы туда не пошёл — на человеческий, этот стон не похож... Только, куда мне деваться?

Она замирает и шепчет:

— Смотри!

Смысл шептать? Мы одни в этом мире. Кричи не кричи, никто не услышит... Смотреть тоже не обязательно, нос уже ощущает этот приторно-сладкий дух смерти.

Можно обойти стороной. И всё-таки, я смотрю.

Труп. Женщина. Тело раздулось, форменная одежда пропиталась жидкостью, вытекшей из покрытой пузырями и трещинами зеленовато-коричневой кожи. Лицо облеплено мухами, в глазницах копошатся личинки.

В голове звучит фраза: «Глаза — зеркало души».

«Екатерина Г...» — там, где должна быть фамилия — бурое пятно. Присматриваться неохота.

Звучит новый «стон». Мухи взлетают, испуганно и сердито жужжа. Из носа «Екатерины» вытекает чёрная жижа.

— Газы... Выходят газы.

Присев, Облако рассматривает труп. Лицо — будто мел, даже бледнее обычного. Но она не визжит и не отворачивается. Глядит, преодолевая себя... Ну и девчонка!

— Знаешь, Кирилл... Она не от бомб погибла. Трупу недели три. Есть идеи?

Есть. Но я их ни за что не озвучу.

Дядя в последнее время твердил о какой-то Катюше, мешающей жить. «Эта Катюша Гэ!» — и добавлял пару матерных слов. С учётом того, что он был со странностями... Чего только стоят его приставания к нашей маленькой Кате или разделка поросёнка на День Единения! Маме тогда было плохо, а мне закрыли глаза.

Выходит, мы наткнулись на истинную причину гибели человечества.

— Лежит вверх лицом, будто перед смертью решила на облака посмотреть! Странно... Смотри, смотри! — она указывает на прорехи в рубашке. — От ножа!

— Слушай, теперь всё равно: мертва и она, и её убийца.

— А что, если нет? Может, он бродит где-то поблизости!

Уверен, поблизости дядя не бродит. На прошлой неделе его расстреляли в китайской тюрьме.

— Пойдём, если не хочешь присоединиться к Екатерине.

Да уж, с родственниками мне повезло! Отец — разработчик оружия и исполнитель зверских экспериментов. Дядя — маньяк, чёрный дракон, ожившая эмблема авиабазы. Два певца апокалипсиса...

Генетические отклонения?

И думать не буду! Заподозрить, что я — такой же, как... Нет!

А может... Вдруг, во всех ЭТО есть? Не вдвоём ведь они уничтожили мир! Над этим трудилось всё человечество!

— Облако, ты ведь шпионка?

— Че-го? — она удивлённо вскидывает брови. Получается всегда столь красиво, что я готов постоянно её удивлять!

— Ты ведь, наверняка — агент! Разве пришлёт Сопротивление простую девчонку? А ты простой и не выглядишь — вон, как считаешь в уме! И трупы осматриваешь, точно эксперт! Может, ты робот? Синтет?

— Кирилл, ты больной? Я тебе доверилась! Иду за тобой, не зная куда, радиоактивной пылью дышу. Маску сняла, как ты приказал! А теперь должна слушать весь этот бред? Обиделся, что когда-то, я тебя роботом назвала? Мстишь? Злопамятный!

Чувствую, как пылают уши.

— Про робота я пошутил, чтобы сгладить вопрос. Но... Скажи, если б тебе приказали убить кого-то из наших — меня, например... Как бы ты поступила?

— Кирилл, война кончилась. Нет больше стран и спецслужб.

— Ты не ответила... — бурчу, понимая, что слышать ответ не хочу. Его и не будет.

— Кирилл, скоро стемнеет. Мы не дойдём!

Она отставала, и мне приходилось подстраиваться. Теперь она идёт рядом, стуча зубами от страха, и бормочет под нос романтические стишки про крылья, ветер и облака.

Тоже мне, суперагент!

Задыхается и плюётся какой-то пеной. Шортики больше не белые, рубашка взмокла от пота, грязные кроссовки порвались, а волосы спутались.

Кто мог подумать! Она всегда была, как недоступная Снежная королева!

— Давай отдохнём! Пожалуйста!

— Ну, хорошо.

Облако садится на разогретый за день асфальт. Роняет голову, потеряв на мгновенье сознание. Вздрагивает и опасливо заглядывает в глаза.

— Облако! Дай мне котёнка!

Она таращится исподлобья. Мотает головой. Спутавшиеся локоны бьют по плечам... Но... Тут же, протягивает замызганный бурый комочек.

— Позаботься о нём, если я не дойду. Обещай!

— Облако! Ты чего! Дойдём! Всё будет прекрасно!

— Обещай!

— Обещаю!

— Теперь, ты за него в ответе, — она успокаивается, обнимает ноги руками, а голову кладёт на коленки. И застывает, как робот, у которого отключили питание.

Солнце неумолимо приближается к дымному горизонту...

— Облако! Нужно идти!

Я тормошу её за плечо. Девчонка не реагирует, и я не знаю, что делать.

Она дёргается, кашляет, и начинает рвать — прямо на ноги. На форменные дурацкие шортики, на эмблему «Первой звёздной» — Священный Маяк на фоне Галактики.

Чёрт! Кажется, я просчитался. Но как я мог знать? Ведь со мной всё нормально!

Может, альбиносы неустойчивы к радиации? Или только она такая особенная? Может, ей всё-таки стоило идти в маске? Вряд ли... Чем бы она помогла?

Облако поднимает глаза и пытается вытереть рукой подбородок.

— Кирилл... Ты меня... бросишь? Котёнок... Его... Донеси...

Я прижимаю девчонку к себе. Крепко, как только могу.

— Облако! Ты чего? Я донесу вас двоих! Осталось около трёх километров.

Она ухитряется улыбнуться.

— Донесёшь? Ты — кожа да кости!

— Ничего! Ты ведь, тоже пушинка!

Просунув одну руку под коленки, другой — взявшись за талию, пытаюсь её поднять.

Она оказывается совсем не пушинкой. Кто мог подумать, что облака такие тяжёлые!

— Не нужно... Я сама. Просто подставь плечо.

Иду и считаю шаги. Так легче, когда в голове только цифры. Левой рукой прижимаю котёнка, правой — обнимаю за талию Облако.

Сколько раз, засыпая, я об этом мечтал. Пройтись вот так, вечерком, по горной дороге с любимой. Сейчас, когда сбылись мечты — никаких «этих» чувств. Лишь радость оттого, что дорога — гладкий асфальт.

Котёнок время от времени выпускает когти, и они впиваются в руку. Облако пахнет кислятиной и потом. Сильно... И воздух уже не прозрачен, он тоже воняет. В небе клубятся зловещие чёрные тучи. Тихо шурша, оседает тяжёлая пыль. Стараюсь не думать о том, сколько в этих острых крупинках активных частиц. Встроенный в часы дозиметр я отключил, чтобы Облако лишний раз не пугать. Теперь на дисплее, сдвинутом на тыльную сторону запястья, щёлкают цифры — расстояние до входа в лабораторию: 1543, 1542, 154...

Неожиданно я понимаю, что не только не устаю, но шагать становится легче.

Девчонка! Она опирается на меня меньше и меньше.

Будто услышав мысли, Облако отстраняется:

— Дальше сама. Мне уже лучше, только кружится голова.

Я осторожно её отпускаю и стою рядом, в готовности прийти на помощь, пока она делает первые самостоятельные шаги.

— Кирилл! Всё нормально, пошли!

На всякий случай беру её руку.

Какая горячая!

Под ногами хрустит белёсая пыль, вдалеке полыхают зарницы и до ушей доносится рокот.

— Кирилл... Пора доставать плащ.

Плащ? Дьявол!

От расстройства, я замираю, как вкопанный. Сколько раз мне вдалбливали правила выживания после ядерного удара!

— Кирилл? — она останавливается, заглядывает в глаза, не в силах поверить. — Ты чего? Ведь он всегда в форме, в кармане!

— Выложил... — бурчу я в ответ. — Нагибаться мешал...

— Мешал? Тонюсенький фуллеритовый плащ? Эх, ты... Ладно, своим поделюсь.

— Нет. Не нужно. Он маленький, только оба намокнем. Надевай сама.

— Это не обсуждается! — она разворачивает оранжевую ткань. — Не намочи Котёнка!

Грохочет всё ближе. Молнии режут небо на части, бьют вокруг нас, в деревья и скалы.

В пыль падают первые капли. Следующие плюхаются на нас — огромные и тяжёлые. По лицам стекает чёрная маслянистая жидкость, на дождевую воду похожая меньше всего.

Когда дозиметр выключен, жить не так страшно. Поглощённую дозу посмотрим потом.

— Кирилл, быстрей! — она накидывает ткань. Прижавшись друг к другу, мы бежим под деревья. Усаживаемся возле ствола, и, крепко обнявшись, укутываемся плащом. Прятаться от грозы под высоченными соснами не слишком умно, но громоотводом стоять по центру пустынной дороги не лучше.

Голова к голове, нос воткнулся в её плечо. Разглядеть можно только рубашку, топорщащуюся от острой подростковой груди, да кусочек земли, усыпанный сухими сосновыми иглами.

Мы молчим. Я слушаю наше дыхание и прерываемый громовыми раскатами шорох дождя. Изредка мяучит Котёнок.

Как хочется пить!

Пытаюсь лизнуть сухим языком воспалённые губы. Ничего не выходит: язык, точно камень.

А вокруг потоки дождя. Журчит драгоценная влага... Едва получается себя удержать и не глотать убийственную чёрную воду.

Мутит сильней и сильней... А наши, укрытые плёнкой тела, так воняют!

Чёрт! Надо как-то держаться! Не хватало ещё, чтобы меня стошнило на Облако!

Почему мы так пахнем? Разве это нормально? Мы же мылись вчера, после тренировок! Пот должен разложиться, чтобы начать так вонять!

Может, дело в гормонах? Адреналин... Запах страха...

Или нет никакого запаха, как не было искр — его выдумал повреждённый мезонами мозг?

Интересно, что чувствует Облако? Так же мучается от вони?

Тьфу ты! Ну и напасть! Почему в судный день, на пороге смерти, я могу думать только о запахах и девчонках! Может правда, излучение выжгло мой мозг?

— Вылезаем?

— Пожалуй. Не вечно же нам тут сидеть.

Гром отгремел, отстучали последние капли ядерного дождя. Мы осторожно встаём, стараясь не облиться чёрной водой. Облако отбрасывает в сторону плащ.

Мы застываем, шокированные представшей картиной.

Чёрная земля, чёрные кусты, чёрные сосны. Другая планета!

Нет. К сожалению, мы на Земле.

Я опускаю глаза и вижу — там, где мы сидели, валяется серебристая трубка.

— Что это?

— Это... Моё... — на белых скулах появляется лёгкий румянец. — Складная электронная флейта, — девчонка наклоняется и запихивает трубку в карман, а я замечаю, что у неё на правом плече расплылось пятно.

— Облако! Ты мокрая!

— Извини...

Извини? Разве не я должен был это сказать? Будто она виновата, что не стянула с меня ткань, чтоб укрыться!

Подношу к пятну дозиметр и хмурюсь.

— Снимай и выбрасывай!

— Нет! — теперь хмурится она. До чего они странные, эти девчонки!

Не обращая внимания на её руки, пытающиеся мне помешать, расстёгиваю и снимаю рубашку. Чистой стороной вытираю плечо.

Облако остаётся в одном белом топе, сердитая.

— Ты зачем со мной так?!

— Пойдём. Хватит истерик. И так, целый час потеряли... Стой! Это что? На белом топе маркером выведен одуванчик.

— Не твоё дело!

На землю падают сумерки.

Облако обиженно молчит, а я злюсь. Не на неё, на себя.

Зачем надо было пережидать этот дождь! Уже бы дошли! Схватили бы дозу побольше, и что с того?

Почему понимание, как следовало поступить, приходит только потом? Почему, сколько к беде ни готовься, всё идёт кувырком? У меня ни воды, ни плаща, ни фонарика!

Ладно. Что уж теперь... ЗКП близко. Успеем.

Мы движемся в полутьме на фоне далёкого зарева, раскачиваясь, как два привидения. Только девчонку шатает побольше.

Становится всё темней и темней...

— Кирилл, мы с тобой дураки! Не взяли фонарики.

Дураки? Ага! Только откуда мне было знать, что ей станет плохо? Иди я один — давно бы добрался! Ещё этот дождь!

Разумеется, вслух я это не говорю.

Кажется, впереди я вижу...

Что-то. Чуть более плотный сгусток мрака.

Тьма.

— Стой!

Она застывает, как вкопанная.

И как я не пропустил, ухитрился рассмотреть. Хорошо, что не включил подсветку дисплея часов и не таращился на экран! А вот теперь, включить её — самое время. Возвращаю котёнка, опускаюсь на четвереньки, и, подсвечивая часами, будто микроскопическим фонарём, осторожно ползу вперёд.

Дорога впереди обрывается.

Провал!

Будто пространство разорвалось, и наружу вылезла изнанка реальности...

Свечу «фонариком» вниз.

Темнота, только отсвечивают изрезанные трещинами камни.

Тихонько двигаюсь вдоль края — влево, к горе...

Повезло! Грунт провалился не полностью, возле скальной стенки образовался уступ.

Но какой! Шириной не больше десяти сантиметров.

И как мы перейдём на ту сторону? Девчонку шатает. Я — еле стою на ногах.

Идти за ней, поддерживая двумя руками за талию или за плечи?

Нет! Если она начнёт падать — не удержу.

А если двигаться боком, вжавшись грудью в скалу? Не факт, что по уступу можно пройти: вдруг дальше он обрывается или становится слишком узким? А если порода ослабла? Трещины в такой темноте не заметишь: поставил ногу, вес перенёс — и уже кувыркаешься вниз!

Я возвращаюсь к девчонке и объясняю ей ситуацию. Видя моё замешательство, она говорит:

— Хочешь, завтра пойдём. С утра.

— А как же ты?!

— Не волнуйся, мне уже хорошо.

Прямо там, хорошо! Врёт, конечно! Хотя, стоит признать, что она и впрямь слегка ожила.

Активирую дозиметр, узнать поглощённую дозу. Раздаётся тревожный писк, экран пульсирует красным.

— Чего там? — волнуется Облако.

Волнуется, кстати, напрасно. Всего-то 6 Грей! С этой дозой, можно ещё жить и жить!

Пару недель. Разумеется, если покинуть опасную зону. К утру, будет побольше. Но, ничего такого уж страшного. Правда, и мозг облучается. Повредятся дендриты, нарушатся синаптические связи, а с ними — память и личность. Кое-что мы, конечно, забудем — и станем немного другими. Слегка «не самими собой». Но это неважно, лишь бы не появилось критических повреждений.

— Нормально. Подождём до утра.

Итак, решение принято.

Ведь дело не в том, что я трус! Идти сейчас — нелогично. Если мы упадём в провал, то это конец. Но если дождёмся рассвета и гарантированно доберёмся до ЗКП — поглощённая доза станет уже не важна. Мы выживем, и будем жить долго, действительно долго.

У меня на руках пригрелся пушистый комочек.

Костёр трещит, искры сыплются вверх, в темноту. Ни звёзд, ни луны. До меня запоздало доходит, что луну я вообще никогда не увижу.

От этой мысли становится жутко. Всё-таки, человек предназначен для жизни в условиях привычной реальности. Кто мы без окружения? Существую ли я подвешенным в пустоте: без травы и небес, без солнца и звёзд? Без людей...

Ведь личность формирует среда. Нежные мамины руки и строгость отца. Красота облаков — всегда разных, как ни взгляни. Смешливая веснушчатая девчонка, с кожей, облезающей на ушах. Учителя. Ребята с района и одноклассники, на дух не переносящие «выскочку, которого папашка пристроил в Проект».

Кто я без этого?

Завтра узнаю ответ. А пока, я пытаюсь бороться со страхом. Днём, я что-то делал, нервничал и спешил. Но, когда из веток был построен шалаш, который я гордо назвал: «наше логово», и заниматься стало решительно нечем, накатил настоящий ужас. После, он растаял от света костра, превратившись в не слишком беспокоящий страх. Его я пробую победить, двигаясь взглядом по чёрному небу — воображая созвездия.

Стрелец, Скорпион, Змееносец... Вот оно — место, где должна быть звезда Барнарда, уже недостижимая цель нашего «Одиссея». Впрочем, с Земли её не увидишь даже без туч.

Учёные уверяли, что лететь к красному карлику глупо. На его каменистых планетах не может быть жизни.

Учёные... Как можно спорить со словами Священного Текста, неоспоримо доказывающими, что именно оттуда прибыл Посланник?! В конце-то концов, «Первая звёздная» организована на церковные деньги!

Взгляд движется вниз, притянутый двумя драгоценными звёздочками, отразившими пламя костра.

До чего же она необычная! Светлые волосы и большие глаза. Невозможно поверить, что Облако — представитель Азии в экипаже «Одиссея», эмиссар Мира и Дружбы.

Её миссия удалась — мы подружились.

Её миссия провалилась — войны не удалось избежать.

Вероятно, иначе и быть не могло...

— Теперь не узнать, чей Посланник истинный.

— Да плевать мне ваших Посланников! Говорят, в вере спасение. Но, мне никогда в это не верилось... Разочарование, поиск истины — вот суть любой настоящей религии. Но у нас таких нет! Что Западная, что Восточная — уводят людей из реальности! Очаровывают ещё больше!

— Как же... Как ты живёшь? Во что же ты...

— Верю? В то, что люди устроили ад на земле. А могли бы построить рай... Если бы были разумными.

— Разумными? — мой черёд удивляться и переспрашивать. — Может, и не они виноваты, а... — вспоминаю, что Облако в это не верит. Значит, оправдать людей не удастся.

— Если бы я создавала мир — это бы был мир без веры!

— Знаешь, Облако... Может, тебе и представится эта возможность...

«Только... Мир без веры... Смогу ли я в таком жить? Как совместятся наши вселенные — успешно или будет постоянный конфликт, извечная борьба противоположностей? И кто из нас двоих победит, кто кого уничтожит?»

Её брови ползут к переносице.

— Ты о чём?

Лучше перевести тему...

— А зачем тебе флейта? Ты же Пилот! У тебя в голове компьютер!

— Что с того? Я вообще не люблю цифры. Ни капельки! Я хотела быть музыкантом, художником или поэтом... Да, математика — своего рода музыка, а музыка — та же самая математика. Всё на свете можно представить в виде модели. Но разве не лучше услышать звук, в живую его ощутить, а не довольствоваться скучными символами?

— Как странно! Не думал, что такой робот, как ты, хочет стать музыкантом! Так почему же не стала?

— Робот?! Сам ты робот! Бесчувственный идиот!

— Облако, извини! Я не это хотел сказать! — тихонько дотрагиваюсь до её пальцев. Она терпит, но хмурится. — Но ты не ответила: если хотела, почему же не стала?

— А ты Кирилл, кем хотел стать?

— Пилотом, как ты! Представь, мы бы вместе...

Она и не думает слушать:

— На твои идиотские мечты мне плевать! Ответь, кем ты стал?

— Электронщиком...

— Ну, вот тебе и ответ! Бывал когда-нибудь в «красной» стране? Там нечего жрать! — она распаляется больше и больше. — Дети пухнут от голода, а людей расстреливают из пулемётов, когда они пытаются убежать! Мне надо кормить семью! Маму, сестрёнку! — она вдруг опадает, видимо вспомнив, что всё это — в прошлом. — Ладно, прости...

— Это ты меня извини...

Облако дотрагивается до моей руки.

— Давно хотела спросить, но стеснялась... Что это за шрамы?

— Так, чепуха... С велосипеда упал.

Виноват не велосипед — одноклассники. Но об этом, я ей не скажу...

Мы умолкаем. Смотрим в пламя костра и слушаем тишину, нарушаемую лишь шорохом падающей с небес пыли, да треском поленьев.

Взгляд цепляется за странный одуванчик на её топе.

— Так ты потому цветочками изрисовала бельё? Не можешь сдержать талант?

Облако смотрит подозрительно, силясь понять, издеваюсь я или нет. Но выбирает мирную тактику:

— Нет. Есть история.

— Расскажешь?

— Действительно хочешь? Или так, посмеяться?

— Смеяться не буду.

— Тогда расскажу непременно! Потом, когда будет всё позади. История станет наградой за спасение девчонки... А пока... Хочешь, сыграю?

— Конечно!

Облако раскладывает флейту, подносит к губам, и из тишины постепенно рождается звук. Он меняется, нарастает, превращается в музыку... В какой-то неуловимый момент мрачная и пугающая реальность исчезает, а вместо неё появляется новая — светлая и прекрасная.

Исчезает и страх.

Ого! Почему же я раньше такое не слушал! Оказывается, это так здорово! Как собрать электронную схему — такую, какой ещё не было. Или создать программу, которая будет работать на порядок быстрее других.

Круто!

Мелодия обрывается.

— Ты чего?

— Хватит. Не нужно слишком долго играть, потеряется смысл. Прекрасное должно ускользать, а не лежать в кармане покорным слугой, — Облако прячет флейту в карман. — Люди не ценят настоящее... Настоящие стихи, настоящую музыку, настоящий момент... Им лишь бы куда-то сбежать, — она поправляется: — Не ценили.

Музыка словно добавила ей своей красоты, и я не могу отвести глаза.

— Знаешь, ты не похожа на азиатку, — я никогда ей это не говорил, боялся обидеть. А сейчас, вырвалось само.

— Расширила глаза. Операцию сделала, чтобы свои надо мной поменьше смеялись.

— Смеялись? — я и сам расширяю глаза — от удивления. — Какие же люди придурки! Как можно смеяться над красотой!

Выходит, глаза у неё «улучшенные». Взглянуть бы на прежние — те, что дала ей природа!

— Спасибо, — она смущается, гладит спутанные волосы и придвигается ближе. — Только, я ведь уже не красивая. Грязная и вонючая...

— Красивая... — обнимаю девчонку за плечи, веду рукой по спине.

— Кирилл... — она кладёт голову мне на грудь. Сквозь гарь костра, вонь и пот, я чувствую её запах. Родной, настоящий.

— Облако... Ты всегда была ко мне равнодушна... Ну а сейчас, тебе что, на меня не плевать? Потому, что никого больше нет?

— Плевать? — она изумлённо распахивает глаза. — Ты же мне нравишься, очень! Разве не замечал? Разве мы не друзья? Ведь мы, и вчера, и сегодня с утра были вместе!

— Нравлюсь? Ты всегда меня избегала!

Девчонка смущается.

— Это прозвучит очень глупо... Всё равно говорить?

— Уж лучше сказать!

— От тебя исходит опасность. Я чувствую, ты меня убьёшь.

— Убью? Я, по-твоему, какой-то маньяк? Ну и бред!

— Да при чём тут маньяк! Будто нельзя убить не нарочно!

— Облако, это какая-то ерунда! Я не причиню вреда, не предам! Ни за что, даже если погибну сам!

— Прости... Я ведь... Теперь... Мы же вместе сейчас. Я тебе доверяю...

— Облако... Как могла ты так думать? Как, только, могла... — я прижимаю любимую и зарываюсь лицом в её волосы.

Пахнут, словно весенняя степь! Запах пота я больше не замечаю.

— Кирилл? Признайся, это ты подшутил над Шестым?

— Нет! Ты чего! «Прими ближнего, будь толерантен, не то разверзнуться небеса!» —хорошо, что она не может увидеть, как горят мои щёки.

— Вот и разверзлись... А ты — врун. Похоже, неисправимый... Ненавижу, когда мне врут. Обманывать других намного приятней! Но — неважно, я не про то... Понимаешь... Мне нравилась Луна...

Ну вот, приехали!.. Минуту назад говорила, что ей нравлюсь я!

А Облако продолжает:

— Такая весёлая... Втроём нам было бы так хорошо!

Она поправляет волосы, обнимает меня за плечи. Наклонив голову в сторону, заглядывает в глаза. Я чувствую на губах горячее дыхание.

— Кирилл... Может быть, мы не проснёмся... Нет ни будущего, ни прошлого. Нечего больше терять, есть только этот момент...

— Я понимаю...

Облако долго не убирает руки, словно чего-то ждёт...

А потом, отворачивается.

Меня вырывают из сна рассветные лучи — не будильник.

Это радует. В школе нам говорили о «ядерной зиме». Потому, вчера я тревожился: пробьётся ли солнце сквозь тучи поднятой сажи и пыли.

Но Господи, как страшно вот так просыпаться!

Мёртвым, облучённым, в Аду.

Всю ночь мне снились девчонки.

С Облаком мы бродили по тенистому влажному лесу и обливали друг дружку водой из ручья. Она кружилась под серебристым дождём среди тысячи радуг.

С Луной я сидел у огромного озера. У целого озера настоящей прохладной воды...

Облизываю деревянным языком пересохшие губы и поднимаюсь на четвереньки. В воздух взлетает мельчайшая пыль. Она всюду: противно скрипит на зубах, забивает нос и глаза.

Чихаю. Облако вздрагивает и открывает глаза.

— Привет! — она потягивается под оранжевой тканью и сладко зевает. Лицо заспанное, опухшее. Котёнок выгибает спинку.

От вида присыпанной ядерным пеплом, смертельно облучённой девчонки, ведущей себя буднично и беззаботно, становится по-настоящему жутко. Будто в мире всё в норме, всё хорошо. Будто война — совершенно обычное дело.

Конечно, я рад, что она жива и здорова. Что, по всей видимости, ей лучше. Но...

— Привет! Вылезай, нужно идти! Кто знает, сколько мы нахватали за ночь.

Знает дозиметр. И когда я вылезаю из «логова», первым делом смотрю на дисплей.

15 Грей!

Нельзя чувствовать себя хорошо, получив подобную дозу!

В носу щекочет, и на дозиметр падают алые капли.

— Кирилл... У меня кровь...

Я оборачиваюсь. Сзади стоит перепуганная девчонка.

Боже, что у неё с лицом! Опухло оно не от сна!

— Вот... — она показывает на промокшие шорты. На ноги, залитые кровью.

— Снимай!

— Нет, ты чего! — она стоит, покраснев и насупившись. Смотрит, как на врага. И я понимаю: она не ошибается, ведь это я во всём виноват. Нужно было идти вчера!

— Сама посмотрю. Отвернись.

— Только быстрей!

— Замолчи!

Я отворачиваюсь и лихорадочно соображаю, что делать. В общем-то, выход один — в ЗКП! До него триста метров, а внутри есть всё: вода, электричество, и главное — медсканер и киберхирург. Он введёт Облаку заменители плазмы и проведёт операцию. А потом...

— Кирилл... Всё.

Я поворачиваюсь. Она такая же перепуганная.

— Это кишечник, Кирилл. Внутреннее кровотечение.

— Пошли! Быстрей! Закружится голова — говори. Понесу.

— Понеси, для начала, Котёнка.

Ни светло, ни темно — словно обычный пасмурный день. Лес покрыт пеплом, слетающим вниз при малейшем дуновении. Ноги вязнут в серых «сугробах». Уже через тридцать метров наваливается усталость.

Ничего себе! Как я ослаб! Пока мы сидели, да лежали — казалось, что всё хорошо!

— Облако, прости...

— Ладно... Ты ведь не знал...

Я смотрю в сторону — потому, что по щекам текут слёзы.

— Мне больно, Кирилл.

Облако опускается в пепел, отстёгивает от пояса коробочку индивидуальной аптечки и достаёт обезболивающее.

Сможет ли она идти? Ведь это наркотик!

Мне страшно, но я не могу заставлять её терпеть боль. Стою и смотрю, как игла входит в ногу.

Облако ложиться на спину и начинает смеяться.

От ужаса я не могу шевельнуться и забываю дышать.

С веток на нас осыпается пепел...

Облако приходит в себя и встаёт. Смотрит туманным взором.

— Кирилл, всё уже хорошо.

Мы выходим на дорогу. К месту, которое я уже ненавижу — к провалу.

И застываем на краю...

Просто осела почва. Глубина — метра три. Оказывается, тут никуда и не свалишься! И в ширину — метров десять, не больше.

Какой же я идиот! Что стоило вчера достать из костра палку, да подойти сюда!

Облако, как всегда, корректно молчит. Мне же, сказать ей нечего.

Вжавшись в скалу, мы идём по уступу. Я первый, скидывая пепел неуместной белой кроссовкой. Девчонка за мной.

Лишь бы она не потеряла сознание. Пусть глубина небольшая, но внизу камни. Да и вытащить её я навряд ли смогу, даже смотавшись за верёвкой на ЗКП.

Облегчённо вздыхаю, когда провал позади. Надо же, я могу радоваться!

— Облако, ты как?

— Всё нормально.

У неё всегда всё нормально. Железная девчонка.

— Кирилл! Погляди, Олень! Такой необычный: зелёный и полупрозрачный, как из каких-то кристаллов.

Поворачиваю голову.

Да, там олень. Самый обыкновенный, коричневый.

Что это? Повреждения глаз? Не похоже! Значит... Нет! Только не это! Мозг должен остаться неповреждённым... Может, действие обезболивающего?

Смотрю на Облако. Она улыбается.

— Кирилл? Что-то не так?

Надо её поспрашивать. О чём-нибудь, неважно о чём. Но я не могу — я боюсь услышать ответ. Слишком боюсь остаться один навсегда или разделить мир с безумцем.

Олень... А ведь, по сути, он уже мёртв, как и все остальные животные... Мифическое создание!

Над городом всё ещё стелется дым.

Вверх идти тяжело, и ужасно трудно дышать. Ноги ватные, руки — будто чужие. В глазах, в носу, на сухом языке вездесущая пыль.

Как хочется пить!

Я иду, словно робот. В голове пустота, а грудь разрывается от совершённой непоправимой ошибки.

Но ведь, всё ещё можно исправить! Сотня метров, и мы у дверей!

Сотня метров... Казалось бы — ерунда. Но не тогда, когда шагаешь полуживой по усыпанной жирным пеплом горной дороге.

Доносится хрип. Девчонка совсем задыхается.

— Облако?

— Пыль... Трудно... Дышать...

Поскользнувшись, Облако падает.

Наклоняюсь над ней.

— Мама... Мамочка...

— Облако, ты меня видишь?

— Мама?

— Облако, это ведь я — Кирилл!

— И что?

Пытаюсь её поднять. Она отпихивает руку.

— Я сама! — встаёт, нахмурившись. Делает шаг и падает вновь.

Опускаюсь возле неё на колени. У Облака разбито лицо.

— Кирилл? Где Котёнок?

— За пазухой, не волнуйся, — я вытираю кровь рукавом белой, когда-то, рубашки. — Разреши мне тебя понести!

— Нет! Я сама! Ты — неси Котёнка! — она поднимается и идёт.

Я пытаюсь помочь. Девчонка вырывается и визжит.

Опасаясь, что она опять упадёт, отстраняюсь...

Шатаясь, мы шагаем сквозь пепел и пыль, а в голове мелькают воспоминания...

Весь день мы проводим на яхте. Отец крутит штурвал, как отважный пират, а я хохочу. Потом лежу на борту, свесив в воду ладонь, пытаясь схватить ускользающие пенные волны.

А вечером на террасе, когда мы пьём сок из высоких запотевших бокалов и смотрим на заходящее солнце, отец протягивает мне странную чёрную сферу.

— Держи!

Осторожно беру с отцовской ладони непонятный предмет.

— Открой.

Я поворачиваю половинки.

— Что это? Глаз? Будто твой!

Держать на ладони отцовский глаз по-настоящему страшно.

— Модель. Откроет доступ к запасному командному пункту в горах. Внутри, в лаборатории спрятан нейрокомпьютер. Код: «1.009809». Запомнил?

— Да. Но зачем это мне?

— Перестань. Не прячься, не убегай от реальности. Ты уже взрослый, всё понимаешь. Правду придётся принять... И вот ещё что, Кирилл... — он вдруг прижимает меня к себе и выдыхает: — Прости...

«Не убегай от реальности»! А сам постоянно пьёт! Пьёт так, что мама не выдержала, и съехала на другую квартиру.

Но, я молчу...

Краем глаза, я замечаю, как Облако медленно опускается на колени и ложиться в пыль. Похоже, она скорее умрёт, чем попросит о помощи.

Как же обидно! Неужто, она меня ненавидит?

Наклоняюсь над ней.

— Облако? Облако!

Её губы тихонечко шепчут:

— Кирилл... Я немножечко полежу, и пойдём.

Просунув руки под тело, пытаюсь поднять.

Куда там! Я сам еле хожу.

На дисплее часов застыла цифра «15». Но непохоже, что мы возле ЗКП. Дорога, всё так же, идёт в гору. С одной стороны — скала, с противоположной — обрыв. Правда, в этом месте дорога чуть шире... Зачем? Чтобы могли развернутся машины? Значит, ворота где-то в скале?

Переворачиваю девчонку на спину, хватаю под мышки и волоку по пыли... До тех пор, пока на дисплее не загораются цифры «00».

И что теперь?

Осматриваю скальную стенку. Камни и камни...

Так... Ну и где же тут датчик? Как его найти на стене, если не знаешь, где искать? С другой стороны, отец ввёл в часы точные координаты, до метра. Значит, надо просто осматривать стенку, не двигаясь с места.

Или?..

Достаю из кармана чёрную сферу, вынимаю из неё модель отцовского глаза, и начинаю размахивать перед скалой, ощущая себя дураком.

Разумеется, ничего не происходит.

Наконец, замечаю малюсенькую точку глазка — она выше, на уровне глаз взрослого человека.

Блин! Мог бы и догадаться!

Прикладываю «глаз», и через секунду на одном из камней возникает проекция наборного поля.

Двигаю пальцем по цифрам...

— Забавное сочетание. У военных странное чувство юмора... — девчонка, шатаясь, стоит рядом со мной. И уже подобрала Котёнка.

— Слушай, присядь!

— Не командуй! Всё со мной хорошо!

Ну и чудо! Что с ней поделать!

Каменная стена отъезжает в сторону. Перед нами теперь бронеплита с рисунком, призванным вдохновлять и внушать трепет входящим: три шестёрки по кругу — лепестками цветка, и чёрный дракон, рвущий красного ягуара на части. Реализмом пожертвовали в угоду политике: флаг Западного Союза — чёрного цвета, у Азиатского Сопротивления — красный.

И наименование командного пункта: « MAYBE -17».

Вспыхивают красные проблесковые маячки. Бронеплита исчезает в скале, открыв стерильный снежно-белый коридор.

— Добрались! Ведь я говорил! — я поворачиваюсь к девчонке, не пытаясь скрыть торжества. Но кажется, ей всё равно. Может, слишком устала.

— Ладно, пошли. Надо найти медблок.

Бронеплита закрывается — видимо датчики отслеживают наши перемещения. Наверняка, ИИ базы знает о войне. Но компьютеры не размышляют о том, как в огненном аду смог выжить научный сотрудник.

Нам в медблок.

Собственно, искать его и не нужно. В традициях военных развешивать кругом указатели, будто секретный командный пункт — курортный район, с толпами потеряшек-туристов. У них это называется: «армейский порядок». Упаси Бог, если что-то останется неподписанным!

Пыль слетает с нашей одежды на белый пол. За Облаком остаются кровавые следы.

Запоздало понимаю, что ИИ базы мог нас и не впустить, ведь мы светимся от радиации. Кажется, хорошо быть тупым! Будь я поумней — нервничал бы по этому поводу весь вчерашний день.

Тупой Электронщик! Гений, отобранный из миллионов желающих. Надежда человечества! Смешно...

Но ведь раньше, глупости за собой я не замечал. Всё-таки, у меня повредился мозг? Может, я вообще не на ЗКП, и даже не просыпался? Лежу сейчас в «логове», рядом с мёртвой девчонкой, присыпанный пеплом.

От страшной идеи пробирает мороз.

Нет! Буду исходить из того, что видят глаза. В конце концов, что ещё остаётся?

Вот и медблок. Мы заходим вовнутрь.

Аппараты на месте: и сканер, и киберхирург. Вот только... Они не подключены. Даже не распакованы до конца.

Вот тебе и военный порядок!

На Облако я не могу даже смотреть.

— Кирилл, я хочу пить.

Посмотреть ей в глаза придётся. И всё объяснить. Я мужчина.

Я мужчина, но я отчаянно трушу. Значит, нужно решаться сейчас. Иначе, потом не смогу.

Беру девчонку за плечи и смотрю ей прямо в глаза.

— Облако! Не бойся. Не думай, что всё потеряно... Мы шли не сюда. Просто, хотелось тебя подлатать. Нейросканер точно работает. Отец говорил.

— Кирилл, я хочу пить.

— Хорошо, пойдём.

— Куда? Вот же вода!

Блин, точно! Целый кулер чистейшей воды. Нет только стакана.

Руки трясутся от нетерпения, когда я вытаскиваю из шкафчика две пластиковые миски. На пол сыплется посуда, шприцы и пузырьки с препаратами.

Подставляю миску под блестящую трубочку.

До чего медленно вытекает вода!

Наполнив миску до половины, протягиваю девчонке. Она жадно приникает к воде. Пока она пьёт, я наполняю вторую.

Вода! Это, вне всяких сомнений — лучшее, что есть на Земле! Я тону в прохладном, растворяющем боль, океане блаженства. Разве может что-то сравниться с водой? Алкоголь, видеоигры и секс? Любые, самые изощрённые наслаждения меркнут в сравнении с этим безвкусным, бесцветным восторгом! Ведь наслаждаюсь не я, наслаждается каждая клеточка выжженного радиацией организма!

Сто триллионов экстазов!

— Ты сказал: «нейросканер»? — голос Облака возвращает в реальность. — Что ты имеешь ввиду?

— Давай, для начала, его найдём. Там, я всё объясню. Только сначала, нальём Котёнку воды.

И опять бесконечные белые коридоры...

На ложемент нейросканера падает золотисто-фиолетовый свет. Я копаюсь с настройками.

— Ты рехнулся! Я тебе доверяла! Ты такой же, как он! — она смотрит не на меня, а на бассейн с бирюзовым охлаждающим гелем, из которого торчат ряды металлических рёбер — как рифы над зеркалом океана. Рифы, о которые разбиваются белоснежные каравеллы наивных фантазий. — По-твоему, мы должны жить... ТАМ?!

— Облако, пойми... Другого выхода нет.

— Ты говорил, нас тут вылечат!

— Я тебе врал. Я постоянно вру.

— Стать частью нейросети! Это ведь навсегда! Что мы будем ТАМ делать?

— Честно? Не имею понятия. Но ведь, когда ты появилась на свет, ты этого тоже не знала. Верно? Но со временем, нашла для чего жить. Вот и мы, что-то придумаем! Найдём какие-то цели... Времени будет достаточно, заряда в реакторе хватит на тысячи лет. А как резерв, есть геотермальная станция. Это « Aeon -40», самый совершенный кластер из суперкомпьютеров! Он может моделировать всё! Для того и создан.

— По-твоему, я должна стать моделью, в модели Вселенной? Какие цели можно найти в нереальном мире?

— А наш? Настолько уж он реален? Что бы ты в нём ни сделала, всё будет разрушено, стёрто! Вся наша жизнь — не более, чем игра! — я пытаюсь взять её руку, но Облако вырывается. — Знаешь, отец отобрал у меня этот мир, но подарил другой. И может, в нём будет лучше — ведь там не будет его. Зато, будешь ты и свобода!

— Свобода? Как ты её себе представляешь? Ты сдохнешь от скуки, став всевластным божком!

— Не божком, самим миром! Если станет тоскливо, создам границы. Уменьшу собственную свободу. К тому же, там будешь ты! Две личности, две воли, сдерживающие друг друга!

— Нет! Я ухожу! Дай мне «глаз»! — она поднимает с пола Котёнка. По щекам текут слёзы.

— Облако, ну куда ты пойдёшь? — я разговариваю с ней, точно с ребёнком. — Пойми, наконец — дело не в облучении! И даже не в том, что из тебя хлыщет кровь! На Земле больше нечего делать! На дурацкой военной базе — тем более!

Облако садится в кровавую лужу и говорит еле слышно:

— Хорошо... Кирилл, я хочу пить. Принесёшь воды?

— Облако? Что это значит: «ты такой же, как он»?

Девочка опускает глаза.

— Твой дядя, он сделал это со мной. Под осенними клёнами — я всё ещё слышу запах гнилья и земли... Сказал, у меня сексуальные гольфы.

Ноги становятся ватными, и, забыв обо всём, я опускаюсь на пол.

— Но почему, ты никому не сказала?

— Кирилл... Если бы люди узнали, что школьницу, прилетевшую с миссией мира, изнасиловал вражеский офицер — началась бы война.

— Она и так началась...

— Но я подарила миру полгода.

Я могу лишь молчать, пытаясь не разрыдаться. Облако вкладывает что-то мне в руку.

Брелок-одуванчик. Не хватает кусочка.

— Он меня спас, помог не сойти с ума. Часть, осталась под клёнами — я слишком сильно его сжимала.

С какой же силой надо давить, чтобы треснул металл?

— И ещё... У меня был ребёнок.

За водой я бегу. Не в медблок: по дороге в вычислительный центр, я заметил недалеко в коридоре кулер. Туда — спотыкаясь и падая, обратно — чуть более осторожно, чтобы не разбить сорванный с кулера пластиковый бутыль.

Облако жадно глотает воду, будто в медблоке и не пила. Потом, отдаёт мне Котёнка.

— Кирилл... А Котёнок? Как же он? Нейросканер ведь, для людей!

— Нет, он для всех, не волнуйся, — я вру ей прямо в глаза.

Ложемент нейросканера сделан крестом. Она раскидывает руки в стороны, и я пристёгиваю ремешками запястья.

Она — как Посланник, а я — как Предатель...

Нет! Думать так — святотатство!

Я падаю перед сканером на колени и осеняю себя троекратным знамением.

Не думать! Не думать, не думать...

Как это сложно! Посланник сказал: «Мысль определяет поступок, поступок определяет тебя!» Но как контролировать мысли? Вот если бы в голову ставили чип, запрещающий неправильно думать... Какое было бы счастье!

Я запускаю программу.

Девчонка морщится, когда манипулятор с иглой входит в руку.

— Облако!

— Что?

— До встречи!

Её губы успевают шепнуть:

— До... — и она засыпает.

«До завершения сканирования шесть часов».

Таймер начинает обратный отсчёт.

Шесть часов? Ого! А мне чем заняться?

Для начала, позаботиться о Котёнке!

На складе я легко нахожу сухпайки. От вида еды начинает тошнить.

Конечно, можно использовать их, но у меня есть теория: если достаточно долго бродить среди стеллажей, можно найти всё, что угодно.

Я делаю именно так, и, в конце концов, замечаю сухой корм для собак. Вскрываю мешки и высыпаю на пол. Потом, отправляюсь в столовую, ставлю в раковину тарелку и программирую кухонную автоматику на выдачу в мойку ежедневных порций воды.

Котёнок опять потерялся. Размышлять, выживет он после облучения или умрёт, не хочу. Я сделал для него всё, что мог.

Спешить уже некуда... Я иду медленно, оглядывая всё вокруг. До уха доносится странный звук — нечто среднее между шорохом листьев и журчанием воды.

Подхожу к одной из массивных дверей с круглым окошком и приникаю к стеклу.

Под завязку набитая научным оборудованием лаборатория. По центру установлен прозрачный цилиндр, в дно и потолок которого вмонтированы катушки, видимо — генераторы поля. А в цилиндре висит...

Я смотрю на ЭТО, и не могу уловить ни форму, ни цвет. Можно только сказать, что ОНО существует, что за стеклянными стенками что-то есть. Из глаз текут слёзы и болит голова, но ЭТО притягивает. Ещё миг, и я сойду с ума...

ЭТО неуловимо меняется и внутри появляется человеческий силуэт.

Собрав волю в кулак, отталкиваюсь от металла руками и падаю на пол.

Что ЭТО было?! Что я видел сейчас?!

Вероятно, мне никогда не узнать...

К стеклу, с другой стороны, прикасается чья-то ладонь. Я поднимаюсь, словно во сне...

За стеклом стоит девчонка-снежинка. Облако — такая, какой я её оставил на нейросканере: спутанные грязные волосы, пропитанная кровью одежда и одуванчик на топе.

Трогаю ладонью стекло. От любимой меня отделяет лишь невидимая тонкая плоскость.

Облако улыбается и в глубине зрачков глазах вспыхивает ОНО. Я в ужасе одёргиваю руку и отступаю назад.

Облако тоже пугается.

— Не уходи! Не бросай! — доносится из-за двери.

Голос тает в шорохе листьев. Лицо меняется, осыпается, тает...

Тает девчонка-снежинка. А я — бегу.

Неужто, они создавали людей? Искусственных, ненастоящих... При помощи ЭТОГО... ЭТОЙ... Тьмы.

Зачем?

Для войны, для чего же ещё!

Отец... Эх, отец...

Выходит, « Aeon » может возродить человечество! Вернуть к жизни Луну и девчонок...

Значит, нам с Облаком тем более нужно вовнутрь! Проникнуть в него, в « Aeon »!

Вот только...

« Aeon » может возродить человечество... Но зачем? Чтобы всё повторилось сначала?

В ушах, на все лады, звучат голоса...

«Сексуальные гольфы...»

«У меня был ребёнок...»

«Почему же не стала?..»

«Дети пухнут от голода, а людей расстреливают из пулемётов, когда они пытаются убежать! Мне надо кормить семью! Маму, сестрёнку...»

«Чей же Посланник истинный...»

«Мы — не животные...»

Пожалуй, без человечества будет получше... А девчонки — во мне, в моей памяти. Значит, с ними я встречусь и так...

Надо отвлечься! Не думать, забыть!

Роюсь в столах, пока не нахожу в одном из ящиков чей-то планшет, с портами, залитыми пластиком. Военные строгости...

Так... Сети, разумеется, нет. Думаю, на ЗКП её не было никогда, из тех же соображений секретности. Только своя...

Отпихнув стулья, сажусь возле сканера прямо на пол.

Игр нет... Фильмов нет... Ага! Есть «читалка».

«Мифы древнего мира — Греция, Рим, Ближний Восток». И всё?

Да... Не та книга, которую интересно читать. Уже нет ни древнего, ни современного мира. Но, других книг на Земле не осталось.

Боги, герои, прекрасные женщины... На половине я засыпаю...

Тревожный писк нейросканера вырывает из сна. Я вскакиваю, ухитрившись разбить планшет.

На экране пылает табло: «Критическая ошибка!»

Что? Какая ещё ошибка!

Пальцы лихорадочно бегают по меню.

«Прототип не найден».

Как? Как это: «не найден»? Вот же она, на месте!

Боже, сколько под ней крови!

Сознание ещё пребывает в счастливом неведении, но бессознательному уже всё понятно — недаром мои пальцы «на автомате» щупают пульс и ложатся на губы, проверяя дыхание.

Всё ещё не в силах поверить, я прикладываю ухо к груди, а потом тормошу бездыханное тело.

И только потом — кричу.

— Пять с половиной часов... Сканирование почти завершилось. Не хватает «личности» — того, что свяжет информацию вместе. И самого главного — сознания, «Я». Оно безвозвратно утеряно.

Зато, оно есть у меня. А сознание, самая глубокая основа «себя», то, что создаёт основу для личности — у всех одинаково.

Что ж. Значит это — единственный выход.

Отдам ей себя. Пусть Облако живёт во мне, в моей памяти. Пусть смешаются наши желания, стремления, мечты. Ведь, в конце-то концов, разве не этого жаждет каждый влюблённый? Именно этого! Но в мире физических тел слияние невозможно, позволено лишь обняться, да потереться щекой, в жалкой попытке разделить боль или радость.

У нас же, всё будет иначе. Слияние, навечно.

Но только... Достаточно ли мы друг другу подходим? Второго шанса не будет: вечное счастье или бесконечные муки! Личность может отторгнуться или рассыпаться на куски — как происходит во сне, когда встречаешь людей, разговариваешь, даже дерёшься... Но все они — это по-прежнему ты.

Говоря откровенно, Облако я её едва знал. С другой стороны, разве бывает иначе? Таков этот мир. Даже вместе, не узнаешь друг друга за целую жизнь.

Боясь, что решимость исчезнет, я обнуляю ошибку и нажимаю: «Продолжить». Перекладываю Облако на стол. Из кармана её шортиков падает фото.

Мужчина-азиат в лётной форме, на фоне штурмовика с намалёванным ягуаром на фюзеляже. Я его никогда не встречал, хотя черты кажутся очень знакомыми. Угол фотокарточки залит кровью. Но ещё можно разобрать надпись: «Эйприл! Помни: время убивает лишь тех, кто в него верит».

Надо же! Даже имя у неё — не азиатское, наше... Эта девчонка и правда могла бы связать культуры, предотвратить войну.

Могла бы...

Прячу снимок в нагрудный карман и опускаюсь на ложемент, ещё тёплый от тела и скользкий от крови любимой.