Класса до восьмого все, что я знал о Толе Усикуме, укладывалось в

несколько прилагательных и одно существительное: высокий, пунцовощекий

антисемит.

Мне приходилось слышать теорию: «антисемитизм проистекает от евреев-

полукровок». В качестве примеров фигурировали фамилии: Бонапарт, Ульянов,

Джугашвили, Шикльгрубер…

Но Толик не был полукровкой, в его родословной доминировали Ивановичи,

Петровичи и Федоровичи. И угадать в его широкоскулом лице потомков

племени Давидова было невозможно.

Как бы там ни было, но от Толиной нелюбви к семитам натерпелись многие, в

том числе не имевшие никакого отношения к евреям Бори, Левы, Аркадии и я,

обладавший подозрительным для Усикума фамильным окончанием «ич».

Помню, как, напуганный его подозрениями, я выкрал из учительской

школьный журнал. Долго, с тревожным волнением в руках рылся в серых

плотных листах. Наконец, нашел. Возле моей фамилии стояла «правильная»,

исключающая Толины претензии, национальность!

Я выкрал, рискуя грандиозной взбучкой, школьный журнал и ткнул Усикуму

пальцем в графу «национальность».

«Заметано» – сказал Усиком и протянул мне руку.

Антисемитизм у Толи доминировал во всем: в поступках, привычках,

высказываниях. Главной своей способностью он считал умение распознавать

«жидовскую морду». А других у него, казалось, и не существовало. Он и

правда– не рисовал, не лепил, не вырезал лобзиком, не занимался

художественным выжиганием. Учился плохо, но свою неуспеваемость Т.

Усикум списывал на «жидовские» козни.

Но случилось так, что на заре Толиной юности в его большие

оттопыренные уши влетели поразившие его мелодии ливерпульской четверки

«The Beatles» и, особенно задевшие душу Усикума, барабанные соло

“битловского” ударника Ринго Стара. Толя, употребив несколько кастрюль и

тарелок, попробовал скопировать запавшую в душу барабанную

импровизацию. И к своему и общему удивлению у Толика обнаружились

музыкальные способности. Это можно было бы списать на наследственность.

Однако Толины родители музыкальными способностями были обделены

напрочь. И, сколько я помню, в застольных спевках всегда фальшивили и

путали тексты песен.

Жизнь, как и музыка, состоит из беспрерывных вариаций! Не прошло и

нескольких месяцев, и Толя уже играл на трехрядке и басовой балалайке! В его

комнате появилась небольшая фотография «золотой четверки» и отдельно-

большой портрет барабанщика Ринго Стара.

Следуя за Ринго Старом, волосы на Толиной голове стали катастрофически

удлиняться. В «техасах» местной швейной фабрики появилась подозрительная

бахрома. Пальцы обеих Толикиных рук украсились плетеными из телефонного

провода кольцами.

– Как у Ринго! – комментировал обилие колец Толя Усикум.

Вскоре Толина комната напоминала скорей каморку папы Карло, чем

жилую квартиру. В ней пахло: стружками, опилками, пластмассами и кожей.

Усикум творил барабанную установку. Когда не хватало болтов, фанеры,

пластмассы, кожи, а украсть их было негде, Толя заявлял: «Кучерявые дела!» -

подозревая в отсутствии материалов еврейские происки…

В итоге, Толя смастерил не совсем эстетически выдержанную, но довольно

звонкую ударную установку.

– Тр – ра – ааааа! – с утра до ночи выдавал трескун. – Ту-ту! – вторил ему

большой барабан. Микрорайон стал напоминать не то военный плац, не то

идущую в атаку армию. Нельзя сказать, что Толины импровизы отличались

слаженностью и имели композиционный рисунок, но зато громкостью они

могли поспорить с самыми громкими рок барабанщиками.

– Толян, куда ты лезешь, все ж музыканты– моромои! – пытались сбить Толика

с выбранного пути непутевые товарищи.

– Они больше на скрипках и кларнетах шарят. А в роке их нет.

Аппарат тяжело таскать! – парировал Толя. – И потом битлы – пацаны, как

и я, с рабочих окраин! А кучерявые на окраинах не живут!

Освоив несколько незамысловатых ритмов и отправив при этом парочку

слабых здоровьем соседей в госпиталь, Толя с головой ушел в организацию

школьной рок-команды. Дирекция, понимая злободневность вопроса, назначила завуча по воспитательной работе Макара Антоновича посредником

между Толей и дирекцией школы.

– Толян, слухай сюды, – сказал завуч. – Немедленно сбрей пейсы, бахрому,

сыми эти «пидарские» кольца, и ты получишь гупера. (динамики). -

Заметано: Толя пошел на компромисс. Через несколько дней, подравняв кое-

что на голове и “техасах”, Толя поехал с Макаром Антоновичем на подшефный

завод за аппаратурой. В целом и в частностях она оказалось старьем, мусором и

обломками.

Убогие колонки «Аккорд-10» издавали кашляющие и хриплые звуки. В

предположительно солирующей гитаре фирмы «Иолана» не хватало одного

звукоснимателя и пары колков. На бас-гитаре «Орфей» отсутствовали струны.

Орган «Вельтмайстер» походил на фисгармонию. Комплект тесловских

микрофонов носил на своих металлических сетках отпечатки чьих-то зубов. Во

всем этом лампово-транзисторном хламе привлекательней всего смотрелась

барабанная установка рижского производства…

Раздобыв золотой краски, Толик, вывел на большом барабане сурово -

романтичное название «The Руссичи» и принялся формировать состав.

Барабанщиком и руководителем Толя назначил себя. Гитаристом утвердил

меня (человека, поведавшего этот рассказ). Басистом объявил узкоглазого и

коротконогого Тимура Багирова.

– Но он же не умеет играть, – возразил я Толе.

– Зато на Леннона похож, – оборвал руководитель.

Горячий спор разгорелся вокруг клавишника.

Толя предлагал слабенького аккордеониста славянина Лешу Дьякова. Я-

сильного классического пианиста еврея Леню Кантора. Нельзя передать

словами шум, поднятый руководителем группы. Отборный мат дрожал на

стеклах и ухал в углах маленькой репетиционной комнатки. Самым приличным

предложением длинной петляющей Толиной речи было: «Я лучше раскромсаю

аппарат, чем сяду играть с кучерявым!»

Не подействовало и то, что Леня согласен тягать аппаратуру, что он классно

разбирается в электронике и что, наконец, он– парень с окраин.

– Нет, – Толя категорически отвергал аргументы в пользу Кантора.

Я уже было хотел сдаться, как в мои руки попал журнал «Кабета и Жице» (из

которого мы в основном черпали сведения о современной рок– музыке).

В статье о «Битлз» я обнаружил слово «жиде»: за ним стояли фамилии

битловского менеджера Брайна Эпстаина и барабанщика Ринга Стара. Я ткнул

Толе пальцем в слово «жиде» и указал на фамилию битловского ударника.

– Ты хочешь сказать, что Ринго– кучерявый? – недоуменно спросил меня

Усикум.

– Я ничего не хочу сказать. Я только констатирую!

– Как ты можешь констатировать. Когда ты не знаешь польского, -

ухмыльнулся ударник Толя.

– Хорошо, – ответил я. – Пойдем к Стасу Ковальскому…

Стас Ковальский, перешагнувший полувековой рубеж жизни, но так и

оставшийся без возраста человек, являл собой, как тогда говорили, нерушимую

связь поколений и социальных слоев советского народа. Стас водил дружбу с

замом винного отдела и репрессированным троцкистом. Распивал спиртные

напитки с несовершеннолетними и с людьми, давно позабывшими свой

возраст. Ковальский встретил нас своим любимым вопросом «Цо маж?» и с

любопытством глянул на наши карманы.

– Переведи, что тут написано… – Толян ткнул в статью о «битлах».

– То есть работа. А за всякую работу повинно наливать, – перебил его

Ковальский.

– Налью, – Усиком отвернул полу пиджака.

– Дзе? – Стас заглянул в журнал.

– Тут, – указал Толик.

– Жиде, – прочел Ковальский.

– Кто? – взволнованно осведомился Усиком.

– Все, – объявил переводчик.

– И этот? – барабанщик ткнул пальцем в фотографию Ринго Стара. – Не может

быть!

– И той. Вшысткие вокуль, сына, жиды! Вшистко едно жидовско паньство!

Толя вмиг стал чернее грозовой летней тучи, даже пить отказался.

– Ну, так берем Кантора на орган? – поинтересовался я у руководителя, выходя

из Стасова подъезда. Толя промолчал.

А вечером из Толиной комнаты исчезла фотография «The Beatles» и портрет

Ринго Стара. На следующий день Толя явился в школу без колец, а после

занятий постригся и объявил:

– Иду записываться в бокс.

Руководство группы легло на мои плечи….

В составе замелькали еврейские фамилии: Кантор, Сандлер, Дольник,

Абрамович…

– А что же Толик? Как же он? – спросит читатель. Скажу только, что знаю.

В секции бокса Толе не повезло. И рост у него был что надо. И левая ударная.

И «крюк» получался, дай Бог каждому. Но на Толино горе тренером оказался

крючконосый Вениамин Залманович Альтшунер!! Пришлось бросить и

податься в подпольную школу каратэ, но и там руководителем числился Алик

Фридман!!!

И в Советской Армии Усикуму не «покатило» Ротным старшиной у него

оказался прапорщик с окаянной фамилией Рабинович!!!

– Всю службу сбил, – жаловался мне Толян после демобилизации…

1Прошло несколько лет, Толя окончательно пропал из моей жизни, и что с

ним сегодня мне неведомо. В мире теперешних реалий скорей всего он

возглавляет какое-нибудь националистическое движение.

Кстати, недавно мне в руки попалась патриотическая статья, подписанная

инициалами А.У.