Дядя Жорж (брат моей матери) всегда кого-то ругал: то мою мать, то

моего отца, то набрасывался на бабушку с дедушкой, требуя уважения к

собственной персоне.

Как-то моего отца в магазине остановил его приятель:

– Привет. Как cемья, дети?

– Растут. – Отец погладил мои шелковистые волосы.

– Жорж по– прежнему там?

– А где ему еще с такой протокольной рожей работать!

– И то, правда, ну привет семье, а я побежал за яйцами.

Приятель скрылся из вида. Мы вышли на улицу.

– А где работает наш дядя Жорж?

Отец ткнул пальцем в хмурое небо.

– Он что, Дед Мороз?

Нужно было видеть лицо моего отца, потому что передать это словами

невозможно.

– Почему?

– Потому что он умеет делать чудеса.

– Какие чудеса, что-то я не припомню?

– Ну, как же. Он ведь приносит мне дорогие подарки.

Отец болезненно скривил губу:

– Ношеные вещи и игрушки своих детей.

– Но с иностранными этикетками.

Сраженный моим доводом отец замолчал. Заграницу ему бить было

нечем.

Когда мне исполнилось лет семнадцать, дядя Жорж впервые набросился

на меня.

– Прекрати шляться с антисоветским элементом и бренчать на гитаре

запрещенную музыку! Ты порочишь мое имя!

Так я узнал, что дядя Жорж не Санта – Клаус, а секретарь райкома партии.

Хотя по тем временам это были почти равнозначные вещи.

Особую вражду дядя Жорж питал к моим длинным волосам.

– Я тебе их состригу!

– Что ты пристал к этим волосам!? – вступала на сторону моих баррикад

моя мать.

– Волосы, особенно длинные, не просто составная часть защитного

покрова тела, но самое настоящее оружие!

– Тоже мне нашел атомную бомбу!

– Я говорю не про конвенциональное оружие, а про идеологическое. А

впрочем, что с вами говорить…

Дядя шел в прихожую. Я следовал за ним.

– Как бы ты их не прятал, хоть себе под рубашку… хоть под шапку, -

заявлял дядя Жора, надевая пальто с бобровым воротником, – а я их все одно

состригу, обещаю!

– Вы и коммунизм обещали построить! – отвечал, закрывая за ним дверь.

Как – то я встретил на улице своего приятеля:

– Чувак, ты на концерт идешь?

Я поинтересовался:

– На какой концерт?

– Ну, ты даешь! «Wesoły chłopców» приезжают!

– Кто это?

– Славянская рок– группа, но лабают «пинков» и «перплов» лучше

оригиналов!

– Точно?

– Точняк… что бы мне больше не слушать «ципелинов»! – поклялся

приятель.

Я был страстным поклонником «перплов» и Ричи Блекмора в частности.

В тот же день я купил билет и вытащил из воротника рубашки свои длинные

шелковистые волосы. Они рассыпались по моим плечам, точно Ниагарский

водопад. У входа в концертный зал молодые люди спешили пожать мне руку и

сфотографироваться на фоне моих волос.

После пятнадцати минут концерта я сказал своему приятелю:

– Это не музыка, а онкология уха! Пока. – я встал с кресла и, скрипя

башмаками, направился к выходу.

«Nobody gonna take my car»– зазвучала мне вдогонку моя любимая

композиция…

Не успели «Wesoły chłopców» поставить финальный аккорд, как я уже

бросился к сцене. За мной рванулась толпа таких же, как и я, волосатиков. Как

сообщило потом об этом инциденте «Радио Независимость»: «Они походили

на табун колхозных лошадей рванувшихся к свободе прерий» На сцене

началось братание музыкантов и слушателей. Кто-то крикнул:

– За вашу и нашу свободу!

– Садись, – сказал мне участковый, – ну, что нагреб ты себе двести шестую

статью.

Участковый сделал паузу:

– Но я сегодня добрый, у меня, понимаешь ты, внук родился. Володей

назвали, в честь сам знаешь кого.

– Высоцкого что – ли?

– Ты мне эти шутки брось, а то я тебя в асфальт закатаю, и будешь ты у

меня дорогой в светлое будущее! Говорят тебе Володя.

Участковый достал из стола бутылку водки. Наполнил граненую рюмку:

– Поэтому тебе… от меня подарок.

– Подарок волхва.

– Какого волхва?

– Того, что к младенцу Иисусу приходил.

– Никаких Иисусов не было – это все бабкины сказки.

– Согласен, – заправляя волосы в рубашку, сказал я, – но легенда такая

есть.

– Хватит мне тут шутковать, – оборвал меня участковый, – а то я вместо

подарка в лоскуты тебя порву и плакат «Да здравствует КПСС» сделаю.

– Да не шучу я, – возразил я, – просто у вас фамилия такая… Волхвов.

Участковый снял фуражку, поскреб потный лоб:

– Проехали мою фамилию, а ты выбирай. Первое. Пятнадцать суток.

Второе. Карнаю твои патлы!

Ни секунды не мешкая, я воскликнул:

– Пятнадцать суток!

– Ну, сутки… так сутки.

Волхвов взял в руки шариковую ручку.

В это время в кабинет влетел, точно карающий грешников ангел, дядя

Жорж.

Участковый вскочил со стула и принял стойку «смирно»

– Что с этим!? – спросил дядя Жорж.

– Оформляем на пятнадцать суток!

– Неправильно мыслите, товарищ Волхвов. Пятнадцать суток, тьфу, и

прошли, а волосы вырастить– годы нужны. Может, он за эти годы-то у нас и

поумнеет.

Трое крепких дружинников заломали мне руки и нагнули голову. В руках

дядя Жоржа, точно нож гильотины, свервнули ножницы. Чик– чик и пряди моих

волос упали на грязный линолеум волхвовского кабинета. Они показались мне

рухнувшей в Гудзон статуи Свободы. Нечто подобное мне привелось испытать

через много лет, когда я смотрел на падающие башни World Trade Centre.

– Я тебя убью!

– Руки коротки, как впрочем, и волос,– дядя Жорж зловеще рассмеялся.

Вскоре после этого печального события я встретил в пивном баре

уголовного авторитета Бонда.

– Вижу, обкарнали менты твои патлы, но ты по ним не плачь Ты, братан, о

кумполе думай!

Через несколько лет вспомнив это поучение, я стал в очередь в ОВИР.

– Он выбрал колбасу, – ответил на вопрос моей знакомой «куда он делся?»

мой сосед…

Сегодня дядя Жорж живет по соседству со мной, когда я прихожу к нему в

гости, то он поправляет свои длинные седые волосы и начинает меня учить,

требуя уважения к себе.

– Дядя Жорж, а почему вы не пострижете ваши волосы? – спрашиваю я в

короткую паузу дядюшкиного молчания.

– А мне еще охота пожить!

Я интересуюсь, почесывая свою лысину:

– При чем же тут волосы?

– При том…. Типа, как у Самсона. В волосах. Знаешь – нет? Это раз.

Второе, не перебивай, а слушай, что тебе говорят старшие.

И я слушаю, ибо из близких мне людей у меня остался только он – дядя

Жорж.