Уже прошло более получаса, когда я наконец-то одетая и причесанная переступила порог голубой гостиной в сопровождении горничной Милы. Дворецкий Иван доложил о моем прибытии. Первое, что бросилось в глаза, когда распахнулась передо мной двустворчатая дверь из темного лакированного дерева, была шикарная обстановка. Небольшая комната, расположенная на первом этаже, полностью оправдывала свое название. Стены были оклеены голубыми обоями в серебристую вертикальную широкую полоску. Благодаря этому потолок в комнате казался еще выше. Самым главным украшением гостиной был большой камин, с широкой каминной полкой. На ее лакированной поверхности стояла мраморная статуэтка балерины. Изящная фигурка в короткой пышной юбочке замерла на носке одной ножки, а вторая — была откинута назад. Хрупкие руки, подняты вверх, а головка повернута набок. Рядом с балериной стояли большие часы, украшенные изумительным узором из чистого золота. Стрелки и римские цифры загадочно поблескивали золотом на темном циферблате. Часы тихонько тикали, отмеривая секунды.

Над каминной полкой висела огромная картина, в темной с бронзовым оттенком раме, изображающая опушку березовой рощи в летнем убранстве. Посредине комнаты стоял низкий столик из темного дерева. Вокруг него уютным кругом расположились два дивана и два кресла. Мягкая мебель была оббита темно-голубым однотонным репсом. Высокое окно было зашторено, и светло-голубые шторы защищали комнату от прямых солнечных лучей, бьющих в открытые настежь створки. Из разбитого сада вокруг дома, доносились утренние песни птиц, и в комнату вливался свежий аромат зелени.

В гостиной уже находились мадам Элен и пожилой господин в светлом летнем костюме. Они сидели на диванах друг напротив друга и о чем-то тихо беседовали. Мужчина встал со своего места и галантно поклонился мне. Я застыла на пороге, совершенно не зная, что мне делать. Ведь обо всех тонкостях этикета я имела весьма туманное понятие. Я лишь только приветственно кивнула головой. Доктор предложил присесть рядом с ним на диван. Я медленно подошла к дивану и с замиранием опустилась рядом с незнакомцем.

Добродушное бородатое лицо мужчины портили хитро прищуренные умные глаза. От этого странного сочетания сердце мое неприятно екнуло и пропустило один удар. Мне внезапно захотелось убежать обратно в спальню и спрятаться под кроватью. Но приходилось заставлять себя сидеть перед доктором.

— Здравствуйте, барышня, — поздоровался он со мной.

Этот мягкий тенор нисколько не вязался с его медвежьей фигурой. Карие глаза смотрели на меня с профессиональным интересом опытного эскулапа как на самый любопытнейший случай в его врачебной практике. Мой желудок неприятно дернулся под корсетом, и я еще раз за это утро почувствовала себя аферисткой и мошенницей.

— Здравствуйте, — проблеяла я, боязливо поглядывая на доктора.

Еще с детства я питала неприязнь к людям в белых халатах. Хоть этот доктор не был одет как врач, но доверия к нему от этого не прибавилась. К моей неприязни к этому пожилому мужчине еще прибавились опасения и боязнь быть раскрытой.

— Давайте познакомимся, барышня, — продолжил доктор тем мягким тоном, каким разговаривают с душевно больными. — Меня зовут Птицын Михайло Иваныч. А вас как?

"Черт, психиатр хренов! Дожилась, уже к психотерапевту на прием хожу. Ничего не помню и не знаю и не скажу! Не забыть, только включить дурочку" — эта ехидная мысль мелькнула в моем мозгу, и я едва сдержала нехорошую улыбку.

Я захлопала непонимающе ресницами и изобразила крайнюю сосредоточенность, словно вспоминала что-то.

— Все говорят, что меня зовут Габриэль, — растерянный голос у меня удался на славу, и теперь я смотрела на Михайло Иваныча глазами полными непролитых слез.

— Ну, ну, милая Габриэль, не надо так переживать, — он сочувственно ответил мне. — Вы помните свою фамилию?

— Нет, — что я могла ответить, если я ее и не знала и не могла знать.

— Кто эта женщина, вы знаете? — продолжал вкрадчивый допрос доктор, указывая кивком головы на сидящую напротив нас мадам Элен.

— Нет. Но она называет меня своей дочерью, — растерянно отозвалась я, прикидывая в уме, может ли человек с амнезией знать, что тогда в этом случае она является матерью. Взвесив в уме все за и против, я благоразумно промолчала.

Все мои раздумья доктор принял за тщетные попытки вспомнить что-либо о своем прошлом. Он нахмурился.

— Как зовут вашу маменьку? Вашего папеньку? А сестрицу?

"Твою мать, может тебе еще секретный пин-код от кредитной карты вспомнить и назвать? Вот же прицепился ко мне" — выругалась я про себя, до глубины души возмущенная настойчивостью врача.

— Габриэль, вы помните, в каком городе родились и выросли?

— Нет, доктор, я ничего не помню вообще! — я позволила отчаянию охватить мой голос и одинокой слезе скатиться по щеке.

Судя по жалости, показавшейся в глубине темных глаз Михайла Иваныча, мой маленький спектакль удался на славу. Слезы мне удалось выжать безо всяких усилий, лишь только напомнив самой себе, что будет со мной, если я не найду часы времени и не попаду домой.

— О! Не мучьте меня, доктор, — прибавила я, всхлипывая и утирая тыльной стороной ладони соленую капли, текущие по моим щекам.

Слезы возымели свое действие, доктор, как и все мужчины до жути боялся женских слез и совершенно не знал, что делать в данной ситуации. Ну, по крайней мере, я на это надеялась, что мужчины во все века были и остаются все теми же мужчинами. Но тут был особый случай — психиатр. Он знал, что делать. Михайло Иваныч порылся в своем чемоданчике, стоящем в его ногах. И как я его сразу не заметила? Деловито достал из его недр пузырек с какими-то каплями и велел дворецкому принести стакан воды. Иван кивнул и безмолвно исчез. Зато прекратились расспросы. В моей душе нарастала паника при виде лекарства, и я прикидывала в уме, как избежать приема капель.

— Все, все! Успокойтесь, пожалуйста, Габриэль. Все будет хорошо, вот увидите, все образуется, и вы все-все вспомните, — мужчина говорил ласковым тоном, как с ребенком, и ободряюще похлопал по руке.

— Видите, доктор Птицын, она решительно ничего не помнит, — отозвалась несчастная мадам Элен, ее полные изящные губы дрожали, выдавая ее нервное состояние.

До этого она, молча сидела на своем месте, и блестящими от волнения глазами следила за происходящим.

— Это ничего, должно пройти, просто память будет постепенно восстанавливаться. И запомните, мадам Элен — никаких волнений и нервных потрясений. У вас, кажется, есть имение на южном берегу Крыма? — деловитым тоном отозвался Михайло Иваныч.

Мадам Элен тихонько всхлипнула и кивнула, утирая кружевным платочком слезы.

— Да, небольшой домик есть, — сквозь слезы проговорила она. — Недалеко от дворца самого графа Воронцова.

— Вот и отлично, поезжайте туда с дочерьми, а супругу своему отпишитесь в Киев, и он в августе присоединится к вам.

В моей душе всколыхнулась волна радости. Я просто обожала Крым, и наша неразлучная троица каждое лето ездила отдыхать как минимум на две недели с палатками и прочим снаряжением. Сначала мы ездили с родителями, а когда нам стукнуло по восемнадцать, то и сами. Перед глазами уже поплыли виды гор, Воронцовского дворца в Алупке, галечные пляжи побережья, шум прибоя и соленый запах Черного моря. Сердце колотилось от волнения, при мысли, что я снова увижу этим места, уже ставшие мне родными. Я даже на миг забыла, что застряла в девятнадцатом веке и, возможно, надолго. Моя радость поутихла, в тот момент, когда в комнату вернулся Иван. В руках он нес поднос, на котором стоял изящный бокал из чистейшего горного хрусталя, наполненный водой. Он аккуратно поставил его на столик и вернулся на свой пост возле дверей. В комнате моментально распространился запах валерианы — это доктор капал в воду свои капли.

— Пейте, — коротко сказал он, протягивая мне бокал.

Я отрицательно мотнула головой, памятуя о том, что зареклась не пить тут никаких лекарств.

"Переиграла… И зачем мне вздумалось из себя истеричку корчить. Что тут скажешь…" — пронеслась в голове досадная мысль.

Я прикусила нижнюю губу и мотнула отрицательно головой. Мой взгляд остановился на мадам Элен и ее бледное, без единой кровинки, издерганное лицо настолько поразило меня, что я безо всяких колебаний взяла из рук доктора бокал и, протягивая ей успокоительное, нежным голосом сказала:

— Маменька, прошу вас не надо так нервничать. Вот выпейте. Все будет хорошо! Вот увидите…

На лице доктора отразилось удивление, но он ничего не сказал, когда мадам Элен послушно взяла из моих рук бокал и до дна выпила успокоительное. Я же в который раз за утро выругала саму себя за свою тупость.

— Думаю, что со старшей вашей дочерью я разобрался, теперь пройдемте, я осмотрю вашу младшую, — проговорил бодрым тоном Михайло Иваныч.

Он по-молодецки встал с низкого дивана, поклонился мне со словами:

— Мое почтение, барышня. Всего хорошего. Я вас навещу через пару недель в Крыму, у меня там дача. И как оказалось, мы с вами соседи. А пока отдыхайте. И помните, что вы не должны силиться вспомнить все о прошлом. Память будет восстанавливаться постепенно.

— Прощайте, — прошептала я, кусая губы, чтобы не засмеяться вслух от того, что мне удалось перехитрить доктора.