Джуна. Одиночество солнца

Савицкая Светлана

Взаимодействие с элитой

 

 

Джуна, Давиташвили, Шеварднадзе, Паторидзе…

Элита Грузии стала неожиданно, разобщившись на все официальные лица в отдельности, многоголовым покровителем целительницы.

Свидетельствую тому, что многочисленные грузинские гости не раз и не два посещали дом Джуны. На каком-то этапе произошла метаморфоза, и многим из тех, кто покровительствовал ей, она стала «помощью и отрадой и несказанным светом» в жизни.

Они брали с нее «чистоганом» – качественным чудом излечения неизлечимых болезней. Джуна до конца жизни платила за площадку, которую можно назвать взлетной полосою ее карьеры.

 

Джуна и Брежнев

Она рассказывала, как помогала Леониду Ильичу справляться с неизлечимой болезнью – старостью. Его речь после приемов становилась более внятной. Его взгляд – более светлым. Его печень очищалась. Он в свою очередь оберегал феномен Джуны, как мог.

 

Джуна и Ельцин

Аналогичная ситуация складывалась между Джуной и Ельциным. Но диагноз остается диагнозом, и рассказывать о болезни Бориса Николаевича нет никакого интереса. А вот официальные их встречи можно проследить по ряду опубликованных фотографий. То Джуна награждала Ельцина орденами. То он ее.

Так или иначе, они были связаны общением более тесно, чем хотят сейчас представить в желтой прессе, выставляя ее в самом неправильном свете.

 

Джуна и Путин

Я не исключаю вариант, что люди Кремля следили за ней. По крайней мере, это было бы логично. Но я ни разу не видела в приближении Джуны людей президента.

Она пыталась передать ему бумаги с обозначением своих открытий и пользой от патентов, которыми владела.

Но, как мы видим, ее способы лечения больных и ее биокорректоры так и не были внедрены в производство.

И ни одной фотографии, подтверждающей взаимодействие целительницы с нынешним правительством России, у Джуны не было.

 

Опыты над Джуной

Опыты достаточно активно проводились с того самого дня, как только она прибыла в Москву в 1980 году. Далее повторялись во всех самых современных институтах.

Опыты проводились как Джуной, так и над Джуной.

Да. Это истинная правда. Приборы фиксировали ее влияние на другие предметы, как одушевленные, так и неодушевленные.

От ее рук сворачивались бумажные деньги. Она засвечивала кинопленку. Она заставляла биться быстрее сердца. Она заживляла раны. Растения росли лучше.

Все это можно было бы назвать чудесами. Наши медики и ученые назвали это особенностью ее организма.

Опубликованных фотографий и документов, подтверждающих эти данные, как в периодике, так и в Интернете достаточно много, и мне, как существу, далекому от медицины, не стоит их перепечатывать, дабы не наделать случайных ошибок.

Единственное, хотелось бы к этому добавить слова самой Джуны. Она стремилась изучать свой дар. Всячески содействовала его трансляции.

 

Частичное стирание памяти. Частичная утрата дара

Представьте – молодой красивый организм, полный энергии, сил и любви к дорогому человеку, к семье, к сыну, к стране, к человечеству, попадает под увеличительное стекло научного объектива. Режим изучения – нон-стоп! Время изучения – день и ночь. Двадцать четыре часа в сутки. Нагрузка – один к десяти.

Джуна не отказывалась и от таких опытов, которые опасны для клеток. Для жизни. Для психики. Для памяти. Для биополя. Ее собственного биополя.

Не скрою, меня интересовал именно этот вопрос:

– А каким образом тебя изучали?

– Света. Я подписывала бумаги о неразглашении информации! Пройдет пятьдесят лет, и тогда об этом можно будет рассказывать. Сейчас это правительственна я тайна, – она считала на пальцах, называла цифру, – еще пятнадцать лет! – и замыкалась.

Никакими клещами невозможно было добыть из нее эту секретную для страны информацию.

 

Барокамеры, изотопы и смертельное облучение

В России принято богатым людям бросать вдогонку: «От сумы да от тюрьмы не зарекайся!» Мало ли чем для кого-то обернутся «медные трубы»! Так уж лучше подать случайному прохожему. Вдруг именно оно, его веское слово, поможет спастись от самого себя у ворот Божьих…

На блатном жаргоне, что корнями врос в социалистическую действительность, Джуна решительно не являлась «девочкой-пай». «Блатной» и «центровой» стала лишь в процессе взаимодействия с внешним миром. Она скорее всегда была «шухарной» и «понтовой». А называла себя хулиганкой.

Несмотря на то что воспитывалась в селе Краснодарского края, матерных слов до приезда в Москву Джуна не знала. Общалась на приближенном к русскому литературному. Стыдом и грехом считалось для ассирийских и русских женщин, проживавших в Урмии, пить и использовать нецензурную брань. Для грузинских и подавно! Будучи медиком и леча больных, Джуна ограничивала себя ревностно и последовательно от всех вредных привычек.

Оказавшись среди московской невоспитанной «элиты», где своеобразным языком являются тюремные жаргонизмы, Джуна, как существо весьма способное к восприятию всего нового, живо переняла повадки шоу-биза по принципу «с волками жить – по-волчьи выть». Элита, она ведь только на глянцевых обложках элита, а ковырнешь вопросами да поставишь в тупик, так и покажет «заинька» волчье нутро. Царапнет необразованностью так, что уши отвалятся!

Я никогда не забуду, как брала интервью у Сергея Зверева, парикмахера Аллы Пугачевой. Он буквально кричал: «Если я говорю „б..“, значит, вы должны писать „б..!“, потому что это прямая речь звезды!»

Вот среди таких вот «звезд» и приходилось очень часто вращаться Джуне.

Вредные слова, да еще встреченные одобрительными хихиканиями шалых девиц, как мании и фобии, цепляются мгновенно. Избавиться от «низколитературных установок» можно, лишь расширив словарный запас, обезвредив огромным набором нормального «чтива». Но на художественную или научную литературу требуется немало времени. А жаргончик, он прыг – и в мозг, быстро обосновался и гнездышки свил! Попробуй выведи! Тем более что и замечание сделать некому. Ты ведь уже на равных с теми, кого ежедневно по «ящику» показывают! Ты ведь почти что Бог и царь. И твое слово – закон. И мнение твое, даже ошибочное, возводится в ранг величия и красоты!

Джуну никогда и ни в коем случае нельзя назвать рыцарем без страха и упрека. Уж что-то, а упрекать – ее любимое занятие. Страх же сопровождал ее ежечасно.

Самым страшным воспоминанием Джуны была барокамера.

Она так и говорила:

– Я прошла самые страшные испытания! Барокамеру!

Что такое барокамера, я так и не поняла. Но именно там, как утверждала Джуна, она потеряла часть себя!

Не знаю, зачем она являла предо мною эти откровения. Однажды, когда столовая была наполнена дюжиной подвыпивших гостей, которым до Джуны никогда не было никакого дела, потому что ее квартира жила какой-то отдельной от мира своей жизнью, Джуна нашла одну лишь пару заинтересованных глаз – моих – и снова стала говорить об этой самой барокамере.

– Там коридор такой. И люди стояли, – она начала их перечислять по именам, да я не запомнила, – они стояли, и я знала, я читала у них здесь, на лбу, что меня ведут на смерть. Они так смотрели на меня, точно впереди находилась гильотина. А там просто смертельная доза облучения. Радиация зашкаливала за сто возможных облучений для человека. Они смотрели, как мой организм справится. Я чувствовала себя, как в клетке. Как в одиночной камере.

Джуна горько улыбалась, закуривая и снова туша окурки о круглую пепельницу, и эта непростая улыбка в точности повторяла ухмылку всех, кто отсидел «на зоне» без вины.

– Но я шла! – гордо и залихватски повторила она, – шла! Это же было надо для науки! Во имя человека!

Она без слов, не обещая на разрозненные реплики гостей, что улаживали свои бизнес-вопросы за ее хлебосольным столом, налила мне в рюмку виски:

– Пей. За науку!

Но, не выпив и не дождавшись, что выпью я (Джуна и в этом в последние годы жизни была непоследовательна), она вдруг снова превратилась в сморщившую носик деревенскую хулиганку и заговорщицки вдруг запела, как поют за шумным пьяным свадебным столом шепотом «на двоих»:

– А после Танюшу связали и в камеру повели…

Она пела наивно и душевно, сиплым срывающимся голосом. Содержание простоватой песенки было таким: молодую девушку Таню посадили в тюрьму, и сидит эта Таня в камере, и ждет эта Таня смерти…

– Это чья песня?

– Моя! – гордо похвалилась Джуна. – Я ее никогда не пела никому. Потому что дураки все. Не поймут. Я ее написала, когда сидела в одиночке. И мне было страшно.

– Не поверю, чтобы тебе было страшно.

– Мне было страшно за сына. Тебе понравилась песня?

Я увидела свои четыре года. Вокзал. Поезда. Старух. Мальчика, поющего на мешках «жалесные песни». Дядьку безногого, аккомпанирующего ему на шарманке.

– Как в детстве. Давай шарманку купим, пойдем петь на Арбат, – предложила я вместо ответа.

Джуна подхватила злую шутку:

– Денег заработаем! Аренду отдадим!

 

Дружба и ссора Джуны с Пугачевой

Джуна любила каждый раз удивлять. Новой картиной. Новым прибором. Иногда она хвасталась, что ей принесли копию измененных врачебных диагнозов пациентов. К примеру, был запущенный простатит или аденома. И вот уже совершенно чистые показания врачей. Я всегда искренне радовалась за нее. Не испытывая неприязни, зависти, «стресса художника за художника».

Иногда Джуна повторялась. Особенно когда за ее столом оказывались новые люди. Она перечисляла свои рыцарские «подвиги», поглядывая на всех, и на меня.

Заметив, что тема мне уже приелась, она неожиданно обратилась прямо в мой адрес:

– А хочешь, расскажу, как я Пугачиху отпи. а?

– Хотим! Хотим! – закричали гости.

Прямую речь я передавать не буду. Ее легко представить, если заменить имя Аллы Борисовны на упрощенное джунино «эта б…». Расскажу суть.

Перетасовывая время, Джуна, надо отдать должное ее справедливости, сначала перечислила все песни, которые ей нравились в исполнении Аллы Борисовны. Она подчеркивала, как любила Аллу Борисовну и как у них вместе что-то получалось на сцене.

Но, если читатель внимательно просмотрел предыдущие главы, Алла Борисовна как раз относилась к категории людей, которых лечила Джуна. Ее отношение к такой категории было очевидно.

Целительницу вызывали помогать Алле Борисовне, когда та оказалась в трудном и деликатном положении после наезда Демиса Руссоса. Джуна прибыла в ночь в больницу и буквально, как она говорит, выкачала Аллу Борисовну с того света.

Но на утро поведение подруги резко не понравилось Джуне, в красках описывала она ее недостатки (читайте – особенности). Неприязнь росла.

Росла и популярность Джуны. В общей сложности, она уже являлась автором текстов известных эстрадных песен и изъявила смелость появляться на сцене, чтобы петь самой.

Голос, надо сказать, у Джуны был простой, народный, без права на музыкальное дарование. Но ее убеждали, льстили негодники, что поет она почище соловья. Джуна поверила и, лапонька, старалась петь, как может, веря подлецам, «что если человек талантлив, то талантлив во всем…»

О чем еще не знала Джуна, так это о том, что: «Ни перепеть, ни перепить звезду в Москве невозможно!» Есть и еще один, но важный секрет о пресловутых слезах: «Если в Москве зажигают новую звезду, значит, это кому-то по средствам или по силам!» О нужности или ненужности речи не идет. Лицо оплачено в ротации – будьте любезны слушать: это звезда!

К своей «звездности» и та, и другая подруга относились одинаково – без страха, что их заподозрят в излишней «интеллигентности», поэтому старались вести себя в свойской компании как можно проще и понятней, пуская в ход все прелести бульварной риторики.

Тут стоило бы добавить цитату из Михаила Жванецкого: «Игра слов рождает игру дел», и чуть-чуть ее усилить: «Привычка к распущенности слов рождает возможность бесконтрольности поступков».

А дальше произошло то, что уже не раз описывала «желтизна» московских сплетниц.

Джуна собиралась с сыном Вахо в Сидней на конгресс Международной ассоциации традиционной и альтернативной медицины. Ее там должен был награждать уже ранее упомянутый лорд Стэнли Кук.

Накануне поездки Алла Борисовна пригласила ее на день рождения или именины.

Джуна, как чувствовала, наотрез отказалась от вечеринки, но Вахо сказал: «Мама! Ну съезди, раз она просит. Может, ей плохо, и она хочет, чтобы ты ее полечила».

Далее Джуна всегда рассказывала и перечисляла людей, с которыми была дружна и уважала не меньше Аллы Борисовны, оказавшихся там. Это «голосистый» Буйнов и не менее «голосистые» Пресняков и Орбакайте. Не важно, что в любой деревне любая тетя Маша и дядя Паша их могут не только перепить, но и перепеть, главное, лица эти частенько показывали по телевизору, а значит, по традиции СССР, они являлись законными звездами.

Джуну встретили, как «центровую», и усадили во главе стола.

Алла Борисовна была уже, в общем, не совсем трезвой. Она предложила Джуне выпить.

Целительнице предстояли трудные дни ответственнейшего для страны лечения иностранцев, и не где-нибудь в Крыму, а во враждебном лагере – в Европе. За ее визиты стране платили валютой!

Джуна отказалась пить, что обидело Аллу Борисовну. Она тоже, по всем жаргонным канонам, никогда не была «девочкой пай», поэтому крепко схватила Джуну за волосы на затылке, другой попыталась влить ей в рот насильственным образом стакан водки.

Нет. Эту ситуацию можно представить как угодно – наивной, скандальной, комичной. У меня в жизни было нечто подобное.

Я приехала в Мордовию на форум в 2003 году. Администрация города Рузаевка провела его великолепно, а потом лучшие предприятия города пригласили нас на пикник. Дюжина крепких мужчин и женщина, директор какого-то мясокомбината – они накрыли стол. Я мало ем. И не пью совсем. Женщина поднесла мне стакан водки. Я отказалась. Тогда она одной рукой взяла меня сзади обхватом за шею, другой – влила в меня этот самый стакан водки.

Я была так возмущена, что не запьянела. Покраснела, как рак, и закричала на весь лес:

– Меня только что изнасиловали! Мужики! Что же вы стоите?

Но министры только в голос хохотали. Эта ситуация, как высокопоставленная свинарка влила в горло московскому писателю-интеллигентишке стакан водки, их до слез позабавила. Я же до сих пор негодую. Тетка-то оказалась в два раза выше и в два раза толще!

Но Джуна была драчливой с детства и не дала себя в обиду.

– А ну-ка пей! – командовала Алла Борисовна, таща гостью за волосы.

Джуна до конца жизни терпеть не могла, когда люди дотрагиваются до ее волос. Как только стакан водки оказался у ее губ, сработал некий бойцовский механизм самосохранения.

– Света! Я не знаю, как, но одной рукой я дала ей под дых, у меня же черный пояс по карате, второй взяла невероятно огромных размеров хрустальную вазу с цветами, как я ее цапанула, не знаю, ваза не входила в руку, и она оказалась на голове Аллы. Разбилась, осколками поранив лицо. Все произошло мгновенно, в каком-то инфернальном зверином состоянии защиты. Помню только, что еще оттолкнула летящую ко мне Кристину. Та вообще обалдела – бросаться на людей с ножом! Тем более на меня! Сумасшедшая! Убить могла! Я не помню все четко, в руках моих остался обрывок ее подвесок каких-то дрянных. Не то бус, не то цепочки. Меня оттащили. Я опомнилась уже в лифте с этой дрянью в руках. Как с военным трофеем… Я никогда не прощу ей, что она так унизила меня перед гостями!

Джуна была последовательна в своей ненависти.

Однажды она показала картину, где изобразила своих врагов. Люди в рубище, держащие камни, их роняли. И камни не долетали до центральной фигуры, в виде, конечно же, Джуны, идущей по зеленому цветочному лугу.

Врагов обуревали пороки. Одна из врагинь держала в руке нож, другая – бутылку… Третьи, голубые, были объяты пламенем.

– Это Алла Борисовна, – показала Джуна на правую фигуру сверху, которая падала со скалы с бутылкою в руках. – А это ее выкормыши-педерасты!

– Колдуешь?

– Просто не люблю б…, – ухмыльнулась Джуна и добавила, – и п…

Наши российские звезды запросто звонили ей и просились на прием.

Джуна позволяла или не позволяла. В основном, не отказывалась.

Однажды при мне в офис позвонил Сергей Зверев.

У Аллы Борисовны как раз родились близнецы. То, что не удавалось ассирийской царице Джуне в плане клонирования, удалось ее бывшей подруге – царице советской эстрады – и ее экс-мужу, которого шоу-биз почему-то величал королем, – Киркорову. Зверев в разговоре пытался выполнить роль примирителя. Алла Борисовна хотела, особенно когда появился шанс понять друг друга и простить, а также благословить невинных младенцев на удачу, помириться с Джуной.

По лицу целительницы трудно было угадать, какие чувства вызвала в ней новость чудесного материнства Аллы. Но Сергей ведь парикмахер, к тому же сейчас еще и певец, а не посол доброй воли. Дальнейшую прямую речь передавать нет смысла. И последующие комментарии тоже. Искушенный читатель и сам додумает рваные обрывки фраз. Скажу только, что переговоры потерпели фиаско.

 

Тальков и дети Талькова

Джуна в восьмидесятые тоже выступала на эстраде. Подпитанная популярностью чудесных излечений, социалистическая система клубов была более других заинтересована в появлении целительницы на сцене в любом виде. Пусть хоть поет, хоть пляшет, хоть просто стоит и поднимает руки. Популярность ее росла. Проводились какие-то конкурсы. Все и каждый хотел вручить что-то Джуне. Самой Джуне!

Она дружила с Игорем Тальковым. Шальные деньги вкладывала в его проекты. Покупала вещи. Новую гитару, к примеру, и даже машину! Как утверждает Джуна, знаменитую в дальнейшем песню «Россия» «протащила на телевидение» именно она, воспользовавшись связями на ТВ с председателем Гостелерадио СССР Сергеем Лапиным и его заместителем Генрихом Юшкявичюсом. «Они у меня лечились. И я попросила Генриха Зигмундовича показать Талькова с этой песней».

Игорь Тальков, естественно, пел песни и на стихи Джуны.

Я не могу судить об их литературной или музыкальной высокой ценности, но факт остается фактом.

После убийства Талькова Джуна всегда помогала его семье и сыну как родным. Тот звонил при мне, каждый раз что-то прося.

 

Слова известных людей, посвященные Джуне

Джуне многие посвящали песни, художественные произведения, стихи. И это нормально и естественно. Илья Глазунов написал портрет.

Андрей Дементьев опубликовал в своем журнале «Юность» собственный рассказ о ней. Джуна его всегда благодарила за это. И лечила, если в том возникала необходимость.

Она лечила Аркадия Райкина. И тот никогда не скрывал этого.

Охотно давал интервью и Иосиф Кобзон.

Лена Ленина и Стас Садальский, Бари Алибасов и Геннадий Норд отзывались о ней всегда с неизменной благодарностью и нежностью.

– Всех разве упомнишь? – перечисляла друзей и приятелей Джуна. – Вардан Маркос у меня лечился после гололеда: мениск левого колена. Нога вспухла, и он не мог ходить. В течение получаса я держала руку на больном колене, и опухоль исчезла. Я лечила Ираклия Андроникова, Сергея Бондарчука, Андрея Тарковского. Федерико Феллини приезжал ко мне с женой Джульеттой Мазиной. Были Роберт Де Ниро, Марчелло Мастроянни и Настасья Кински, Грегори Пек, Клаудиа Кардинале, Йоко Оно, Софи Лорен, Крис Кристоферсон, Марсель Марсо…

«После первого сеанса, – пишет А. И. Райкин, – почувствовал себя значительно легче. После первого же сеанса! А сеанс продолжался не более 15–20 минут. Я просто не узнавал себя, своего тела. У меня появилось отличное самочувствие. Раньше боль в сердце не покидала меня, а тут исчезла. Я перестал чувствовать сердце… И с каждым сеансом я чувствовал себя лучше и лучше. Джуна провела 13 сеансов. И меня, человека, который выходил из санатория на костылях, не узнать. К сожалению, врачи не смогли мне помочь… Я благословляю ее. Это прекрасный целитель. То, что она делает, это удивительно».

Расул Газматов: «Когда пришел к вам, я был похож на подстрочник стиха, где не хватало рифмы, ритма, где была разрушена гармония, красота и мелодия песенных слов. От вас я ушел, как оригинальный перевод. Вы вернули мне живую душу поэзии и избавили от скованности…»

Роберт Рождественский:

У Джуны целебные руки – Ей свойство такое дано, Хотя, по законам науки, Подобного быть не должно… Как черный взлетающий лебедь, Невидимой силы полна, Протяжными пальцами лепит Чужое здоровье она. Себя величаво швыряет И руки вздымает светло. Как будто стекло протирает, Покрытое болью стекло… Не верю! Застыли мгновенья. Не верю. Распахнута дверь. Но боль пропадает… Не верю! Ну что ж, если можешь, не верь. Нахохлены Джунины плечи, Топорщится звездная нить. Не верить – и проще, и легче, Чем вдуматься и объяснить… А что, если эта рука Природой, как сущность и совесть, Протянута нам сквозь века?.. Врачует усталая Джуна, Ладонью в пространстве скользит… В квартире и тесно, и шумно. За окнами день голосит. Деревья листву обретают, Костры на бульварах горят… А Джунины руки витают И ведают то, что творят.

 

Строки из писем

«Уже после второго сеанса я почувствовал себя хорошо. Кардиограмма стала стабильной. Сердце работает сильно и уверенно. Могу теперь бегать и быстро ходить…
Джеймс Дифферес, профессор, голландский медик

Но здесь я еще и для того, чтобы изучать достижения Джуны. Мы слышали о них в Голландии, и я немало читал об этом в научной литературе. Джуну хорошо знают как в Европе, так и в США. Я видел ее несколько раз в работе с пациентами и был поражен набором и совокупностью ее приемов. Я также беседовал с некоторыми пациентами и врачами. И пришел к выводу, что ее лечение равно реальному и эффективному лекарству. Знаю, что она спасает жизни с тяжелейшими случаями заболеваний» .

«Передаю сердечную благодарность Джуне за лечебные сеансы, ее уроки. Передаю этой милой, всегда молодой женщине огромнейшую признательность за то, что она идет на помощь к людям, передает нам дар здоровья, данный ей звездами. Преклоняюсь перед Джуной, ее мудростью, добрым сердцем. Спасибо вам, Джуна. Желаю жить долго, долго и сеять людям добро».
С уважением, Л. И. Кульчик, Одесская обл, г. Березовка

«В 1977 году у меня обнаружили опухоль. Головные боли вызывали даже отключения сердца. Перенесла стенокардию, серьезные гипертонические кризы. Предложили операцию. Риск большой, и я на него не решилась. Обратилась к Джуне. После ее лечения головные боли у меня бывают, лишь когда очень сильно устаю. Болей в сердце теперь совсем не ощущаю».
А. Завидовская

«Болел язвой прямой кишки. Лечился в институте проктологии в Москве и других городах. В Тбилиси мне дважды рекомендовали операцию. Попал к Джуне. После второго курса лечения боли прекратились. Всего было пятнадцать сеансов. Чувствую себя отлично».
К. Тегиз

И так далее, и так далее… Отзывы о многих болезнях и на многих языках…

 

Манифест ассирийской царицы

Ассирийцы, восприняв невероятную популярность Джуны, предложили ей стать их царицей.

Я подчеркиваю, это было так, а не иначе. Не Джуна себя провозгласила царицей. А ассирийцы попросили ее на почетную миссию.

«Царица ассирийского народа Евгения Бит-Сардис-Серегина-Давиташвили-Джуна, глава Регентского совета Российского дворянского общества „Новая элита России“.
Евгения Джуна

Я, Евгения Бит-Сардис-Серегина-Давиташвили-Джуна, по волеизъявлению ассирийских общин всего мира, принимаю на себя титул царицы ассирийского народа во имя добра, любви и согласия между народами планеты!
Москва, 18 октября 1997 года

В этот знаменательный день я возношу горячую молитву о процветании народов мира, и призываю глав всех государств и конфессий к миру, сотрудничеству, взаимопониманию на благо всех народов Земли».