Подворотня дома на улице Шлиской потеряла ворота — разбитые и превращенные в кучу щепок боевым големом. Полиция заменила их временными, сбитыми из нескольких досок и запертыми изнутри на железный брус с висячим замком. Генриетта остановилась перед бывшими воротами и, немного поколебавшись, пошла дальше. За объектом могли следить, как полиция, так и террористы. Девушке дали свободу в ведении следствия, но ей не хотелось, чтобы открылось, что она интересуется беглецом. Так что она не просила разрешения на то, чтобы зайти в дом, а попала сюда как бы случайно. В глубине души она рассчитывала на то, что Данил мог появиться здесь, хотя вот это было бы настоящей глупостью.

Генриетта даже не могла сказать, почему для нее все это так важно. Ведь она старалась забыть о Даниле, выбросить из сердца и памяти. По после совещания у наместника Берга почувствовала потребность проверить, что деется с Довнаром. Какое-то непонятное, зато жгущее беспокойство не дало спокойно согласиться с тем, что инженер сделался врагом общества номер один. Генриетта не верила в его вину — ну ведь это же невозможно, чтобы этот милый, скромный мужчина руководил целой сетью террористов и убийц. Тогда бы это означало, что это именно он наслал на нее запрограммированных бандитов. А ведь все выглядело так, будто бы что-то он к ней испытывает, что она ему не безразлична. Необходимо было поглядеть ему в глаза. Неважно то, что их союз закончился еще до того, как смог хорошенько начаться. Генриетта еще раз хотела увидеть Данила и спросить, во что же такое он влез.

Похоже, князь Кусов не имел бы ничего против того, что она заботится о знакомом? Всего лишь приятеле, больше ни о ком! Тем не менее, она ни слова не сказала своему новому обожателю, что интересуется Данилом. И надеялась, что тот об этом тоже не узнает.

Генриетта свернула на Тварду, широкую улицу, идущую от Виленского вокзала, через весь центр, и за ближайшим перекрестком пошла по улице Плаской. Таким способом она обошла квадрат доходных домов, потом скользнула в открытые ворота одного из домов, внутренний дворик которого соседствовал с тылами флигеля дома Довнара. К счастью, местных сторожей поблизости не было видно, а на площадке играла пара мальчишек, гоняясь за деревянным колесом, которое они подталкивали кривыми палками. Те даже остановились, увидав уверенным шагом прошедшую на самую средину двора даму в черном платье и в шляпке. Совершенно не обращая внимания на зрителей, она направилась бегом к высокому забору, разделяющему участки. Девушка отразилась от земли в могучем прыжке, схватилась за ограды и перемахнула ее ну совсем как в цирке. Исчезла она столь же неожиданно, как и появилась. Все случилось настолько быстро, что онемевшие дети какое-то время не двигались, размышляя над тем, а что они, собственно, видели.

Тем временем Генриетта приземлилась в узеньком проходе, заполненном гниющим мусором и, в связи с чем, немилосердно вонявшем — между забором и стенкой флигеля. С отвращением прикасаясь к замшелой стене, девушка осторожно пошла вперед и вышла во двор дома Данила. Увидав валявшуюся посреди площадки кучу мусора, она даже всплеснула руками. Прямо под дождем валялись разбитая мебель, одежда, книжки и уже ни на что не пригодное лабораторное оборудование. Рядом стояло незавершенное транспортное средство, на которое любящие здоровую шутку солдаты затащили кровать вместе с постелью. В ходе обыска практически все движимое имущество было вытащено во двор и изничтожено. И это было всего лишь формой предостережения, говорившего, что подозрения в отношении обвиняемого весьма серьезны, и что относиться к нему будут со всей суровостью.

Дверь, ведущая вовнутрь флигеля, болталась на ветру, окна в головном здании скрипели открытыми ставнями. Выходит, в последнее время хозяин дома не появлялся.

Выходит, нечего мне здесь делать, поняла Генриетта и уже повернулась было, чтобы вновь перепрыгнуть забор.

И тут она застыла на месте. Ее взгляд встретил невидящий взгляд черных глазниц трупа, сидевшего под стенкой флигеля. Зомби! Это он. Культи поломанных органных труб торчали у него из спины, носившей следы гнили, смешанной с трупной бледностью. Насильно лишенный демоничности, зомби выглядел, скорее, жалко — это были только лишь чудовищно изуродованные людские останки. Зомби сидел неподвижно, уставив глаза на сложенные на коленях и лишенные кистей руки. С момента появления Генриетты он даже не шевельнулся, вот почему та заметила его лишь спустя какое-то время.

В течение нескольких ударов сердца они глядели друг на друга, хотя трупоход и был лишен зрения. Но, похоже, после смерти это ему совершенно не мешало.

В конце концов, девушка сунула руку в карман своего пальто и вытащила револьвер. Второй рукой она вытащила плоский гаечный ключ, чтобы в случае чего отвернуть клапаны на лбу. Зомби лишь поднял обе культи рук, как бы сдаваясь.

— Ты искала меня? — спросил он не совсем четко. Как и все творения, которым не нужно было дышать, у него были определенные проблемы с артикуляцией слов. — Теперь-то я вижу, что на нее ты не очень даже и похожа. Музыка многое изменяет.

— Даже не пробуй шевелиться, — рявкнула Генриетта в ответ. — Ты откуда здесь взялся?

Зомби опустил руки, как будто вонзенные в них лезвия представляли для него значительную тяжесть, затем склонил голову, словно смертельно уставший человек.

— Я не сделаю тебе ничего плохого. Ноги перестали меня слушаться, я теряю силы, — жалобно сообщил зомби. — Сюда я добрался, потому что помню это место еще по той стороне. Оно не раз светилось во мраке, когда живущий здесь исследователь заглядывал в пустоту между мирами и протягивал руку к другим реальностям.

— Так тебя призвал Довнар? Ты выполняешь его приказы?

— Меня призывает только музыка. Могучая, сильная, такая — что пробивается в мир умерших, несомая самыми способными артистами. Моя музыка. Это ее я ищу…

— Зачем тебе музыка в мире теней? — Генриетта опустила револьвер.

— Без нее я не могу успокоиться. Я страдаю. Злодей находится где-то близко, я его чувствую. Это он украл у меня тебя, любимая, а когда ты ушла, исчезла и музыка.

Девушка спрятала оружие в карман и подошла к трупаку. От того ужасно воняло вскрытой могилой: землей, тухлыми останками и сладкой вонью разлагающегося мяса. Человек пал жертвой жестокого убийства, а его труп не был захоронен в освященной земле. Ему еще повезло, что разложение не зашло слишком далеко, и эктоплазмы хватило добраться сюда. Наверняка, когда он шлепал в темноте по варшавским улицам, прохожие принимали его за пьяницу, который только-только выполз из сточной канавы.

— Ты вернулась, моя дорогая? — зомби поднял голову, и Генриетта вновь глянула в его пустые глазницы.

«Нет, какая же сволочь так с ним поступила?» — с ужасом подумала юнкер-девица. На войне она видела много случаев жестокости, тем не менее, поежилась, представляя себе страдания этого несчастного. Ничего удивительного, что он превратился в демона. Чудовищная несправедливость, любовное разочарование и утраченная музыка. Результатом всего этого стало появление ущербного духа, ищущего мести в мире живых.

— Я не твоя любимая, — буркнула Генриетта. — Ты ведь и сам заметил, что я на нее не похожа.

— Простите, пани, — вздохнул тот, и из его рта потекла струйка черной крови. — Мой разум все чаще и сильнее теряется. Я так устал, так ужасно измучен…

— Я прослежу за тем, чтобы тебя похоронили надлежащим образом. Больше не будешь страдать, но вначале скажи: а что ты здесь делаешь. Зачем ищешь Довнара? Быть может, это он украл у тебя музыку? Ты убиваешь по его приказу, чтобы вновь обрести часть собственной души?

Зомби отрицательно покачал головой, затем пошевелился, как будто пытался встать, но упал на место.

— Я не знаю, о чем ты говоришь, — с трудом пробормотал он. — Никакого Довнара я не знаю. А сюда пришел затем, ибо, если не считать костелов, церквей и синагог, это единственное место, которое на том свете светится силой. Я знаю, что ученый, который ею владеет, сможет мне помочь. Он вышлет меня на тот свет с моей музыкой, позволит найти любимую.

— А кто приказывал тебе убивать?

— Ярость. Голод. Жажда, — сообщил тот. — И еще — он. Злодей и изменник. Это он сделал мне все это, это он за все отвечает. Это он украл у меня любимую женщину, и музыка меня покинула… Когда я прибываю на зов, он снова там. Стоит рядом с моей дражайшей. Издевается надо мной. Я обязан его убить, и убиваю, но он все время возвращается.

— Ничего не понимаю, — раздраженно отмахнулась Генриетта. — Какие-то бредни чертовых трупаков. Тут пригодился бы некромант.

Девушка глянула на груду вытащенного из дома и превращенного в мусор ценного имущества. Под дождем мокли раскрытые книги, древние издания и бесценные инкунабулы. В коллекции Данила имелась и знаменитая и проклятая Книга Мертвых. Быть может, в ней удалось бы что-то вычитать и самой допросить трупохода? Промелькнула мысль вызвать полицию и незамедлительно привезти сюда полковника Кусова. Но вот что же с Данилом? Зомби может снять с него все обвинения в шпионаже и терроризме.

Генриетта энергично направилась в сторону ворот, но на полпути остановилась. А что если при виде жандармов трупоход начнет сопротивляться? Достаточно будет приличного пинка, чтобы башка у него отвалилась, и тогда все шансы очистить Данила пойдут псу под хвост. Необходимо с зомби переговорить, зафиксировать, чтобы он не подвергся деструкции, после чего спокойненько перевезти в Цитадель. Там он попадет в лапы царских некромантов, которые выжмут из него любое, даже самое малое воспоминание. Его наколют эктоплазмой и смонтируют механическое поддержание псевдо-жизни, чтобы после того пытать сколько им будет угодно.

Девушка глянула через плечо на несчастное создание. Жалко беднягу, он и так настрадался при жизни, так за что же ему терпеть пытки еще и после смерти. Быть может, гораздо этичнее было бы допросить его по-хорошему? Да, он убивал, но одурманенный приказами некоего демонолога или какого-то другого шустрого мерзавца. Он всего лишь жертва, орудие в руках бесчувственного убийцы. Нельзя обречь его на дальнейшие страдания! О нет! Необходимо выбить себе из головы подобные мысли! Ведение следствия за спиной союзников противоречит всем уставам. Нельзя нарушать закон во имя жалости и заботы в отношении какого-то там зомби и неудачливого любовника! Ведь фон Кирххайм — в первую очередь — остается прусской дворянкой, юнкер-девицей и солдатом! Обязанность, посвящение, железная мораль! Никаких частных дел, никакой жалости!

Тем не менее, вопреки рассудку и уставам, она вернулась к трупаку, который с трудом, опираясь о стену, поднялся на ноги. Генриетта покрепче схватила одну из погнутых органных пищалок, торчащих из спины зомби, и, рванув, вытащила.

— Благодарю тебя, прекрасная панна, — зомби искривил рот в кошмарной имитации улыбки. Из-за зубов выпало несколько белых личинок. — Мне сразу же стало легче.

Он выпрямился и потянулся, треща суставами. Сунул лезвие, торчащее в культе правой руки в зубы и с хрустом вырвал, после чего выплюнул кусок жести на землю.

— Сейчас избавимся от всего лишнего и пойдем в лабораторию Данила, поищем чего-нибудь для подкрепления и освежение памяти, — решительным тоном заявила девушка. — У инженера имелся приличный набор всяческих эликсиров. Как-то он мне его показывал. Интересно, пережило ли хоть что-то обыск. Настойки на травах, искусственные токсины, смолы реальности, растворы субстанций, меняющих сознание; машинные масла, экстракты из препаратов сверхъестественных существ и эссенции чужих реальностей. Надеюсь, что русские всего не выпили.