Размышления на тему случайности и необходимости

Печальной памяти наша наступательная операция на Харьков в мае сорок второго года провалилась.

…Еще 22 марта 1942 года Военный совет Юго-Западного направления — главнокомандующий маршал С. К. Тимошенко, член Военного совета Н. С. Хрущев, начальник оперативной группы направления генерал И. X. Баграмян — предложил Ставке доклад, в котором высказывался замысел разгрома группировки противника на южном крыле советско-германского фронта с последующим выходом наших войск на линию Гомель — Киев — Черкассы — Первомайск — Николаев. К слову сказать, это рубеж, который нам удалось достигнуть только осенью 1943 года. Такой широкий замысел действий, естественно, вызвал сомнение в Ставке. Сталин предложил главкому направления С. К. Тимошенко (он же командующий Юго-Западным фронтом) операции не проводить. Тогда вскоре был подготовлен новый план действий войск Юго-Западного направления на апрель — май 1942 года. Командование направления заверило Сталина в полном успехе операции, и он дал согласие на ее проведение, разрешив сомнение Генерального штаба приказом: «…считать операцию внутренним делом направления и ни в какие вопросы по ней не вмешиваться».

Дальше известно. Историки и мемуаристы уже широко рассмотрели это «наступление», окончившееся трагической неудачей. Успокоительные заверения о положении войск, запоздалые решения, утрата планомерности боевых действий 6-я, 57-я армии, часть сил 9-й армии, оперативная группа генерала Бобкина оказались полностью окруженными В неравных боях погибли командующий 57-й армии генерал-лейтенант К. П Подлас, начальник штаба генерал-майор А. Ф. Анисов, член Военного совета бригадный комиссар А. И Попенко, командующий 6-й армией генерал-лейтенант А М Городнянский, член Военного совета бригадный комиссар А. И. Власов, командующий армейской группой генерал-майор Л В. Бобкин и заместитель командующего Юго-Западным фронтом генерал-лейтенант Ф Я Костенко. Лишь незначительная часть нашей ударной группировки во главе с членом Военного совета фронта дивизионным комиссаром К А. Гуровым и начальником штаба 6-й армии А. Г. Батюней сумела выйти из окружения.

Срезав барвенковский выступ, немцы получили выгодные позиции для дальнейшего наступления и в первую очередь наметили окружить и уничтожить наши войска, прикрывавшие Воронежское направление.

Почему это я все упоминаю? Дело в том, что после моих многочисленных просьб и настойчивых рапортов в штабе ВВС наконец-то решили вопрос о направлении меня на фронт «Согласен принять дивизию?..» — только и спросили в штабе Я был согласен хоть командиром эскадрильи, хоть рядовым пилотом! Так что, сдав на Дальнем Востоке командование ВВС 25-й общевойсковой армии, я прибыл вскоре под Елец в распоряжение командующего только что сформированной 2-й воздушной армии генерала С. А. Красовского. Именно здесь гитлеровское командование планировало нанести один из ударов после наших неудач под Харьковом. Другой удар предполагался немцами из района Славянска на Старобельск, Кантемировку Таким образом, в результате двух ударов планировалось окружить войска Юго-Западного фронта, покончить с этим фронтом навсегда и, овладев правым берегом Дона у его излучины, прорваться к Волге.

К этому времени, весной сорок второго, у немцев уже появился модифицированный «мессершмитт» — Ме-109ф. Более совершенные аэродинамические формы, мощный мотор, вооружение значительно улучшили истребитель противника. Он широко применялся в боях под Харьковом. И вот в связи с появлением его на фронте штаб ВВС в начале июня подготовил директиву, в которой указывались летно-тактические данные этой машины и давались конкретные рекомендации по способам ведения воздушных боев. Учитывая указанные качества «мессершмитта», наиболее пригодным для боя с ним считался наш истребитель Як-1 На высоте 3000 метров он обладал большей скоростью, равной с «мессером» скороподъемностью и лучшим горизонтальным маневром.

Как же удивило меня во время знакомства с дивизией отношение к Яку некоторых пилотов: они почему-то драться с «мессерами» предпочитали на американских «аэрокобрах» (были на вооружении у нас поставленные по ленд-лизу и такие самолеты). «В чем дело»? — недоумевал я. С американскими истребителями мне пришлось познакомиться еще до Ельца — летал и на «харрикейнах», и на этих «кобрах» Сказать, что они были сильнее нашего нового самолета, я никак не мог. Но тут дело вообще не в словах: пилоты, думая о схватках в небе, предпочитают верить не призывам — митинговать в таких случаях бессмысленно. И я решил дать бой.

Да, учебный или показательный — как уж его и назвать, не знаю, но бой состоялся. У командира полка я попросил выделить для этого воздушного поединка самого сильного летчика.

— Капитан Силин, — представился мне пилот, и я обратил внимание, что он очень молод, но виски у него совсем седые Летчик казался элегантным, как английский капитан, только вот, когда улыбнулся, получилось как у охотника за скальпами.

«Ничего боец», — подумал я, видимо, знали, кого послать на поединок с комдивом. Пока расспрашивал пилота: сколько боевых вылетов, сколько сбитых на Яке, сколько на «киттихауках», — он отвечал и не переставал улыбаться. Тогда мне эта официальная душевность надоела, и я обрезал:

— По самолетам!

— Товарищ полковник, — остановил капитан, — но ваше звание Что скажут подчиненные?..

Это было уже чересчур, однако в таких ситуациях я умел сдерживаться.

— В воздухе посмотрим, — ответил спокойно. Только когда садились в кабины, крикнул, чтоб слышал: — Проявите слабину — арестую!..

Я не стану рассказывать перипетии нашей встречи на высоте. Мой бывший командарм Степан Акимович Красовский спустя много лет вспоминал, что некоторые летчики-истребители недооценивали летно-тактические качества отечественных машин, что такие голоса раздавались и в моей дивизии. И вот, вспоминает Красовский, «чтобы восстановить престиж отечественного самолета, Савицкий решил провести показательный учебный бой… Схватка состоялась на глазах многих летчиков. Савицкий — мастер высшего пилотажа — убедил всех, что Як — отличный самолет. Весь бой он провел на вертикалях…

Командир дивизии прижал своего «противника» к земле и закончил воздушный «бой» победой. Затем полковник собрал летчиков и произвел разбор «боя».

— Можно ли успешно вести воздушный бой на Як-1? — И сам же ответил: — Можно не только воевать, но и побеждать врага. Для этого требуется лишь смелость и мастерство.

Мне никогда не приходилось слышать более убедительной беседы командира со своими подчиненными, чем эта…»

Отважусь признаться в неизменном моем доверии к Степану Акимовичу: престиж нашей боевой машины был действительно восстановлен. Летчики полюбили самолет Яковлева и много побед впоследствии одержали на этом истребителе — простом и надежном, как солдат.

А бои продолжались. 28 июня армейская группа «Вейхс» перешла в наступление. Семь дивизий первого эшелона немцев и три наши стрелковые дивизии сошлись на левом крыле Брянского фронта в районе станции Щигры. Немцев поддерживал их 4-й воздушный флот. Наша авиация состояла из частей 2-й воздушной армии, в которую входила и 205-я истребительная авиадивизия под моим командованием. Враг нес большие потери, но, обладая превосходством в силах на земле и в воздухе, продолжал наступать.

Тут следует остановиться — оставить в покое борьбу сторон за стратегическую инициативу. Я расскажу один случай, который, возможно, еще в какой-то степени проиллюстрирует философическую категорию «случайность». В словаре это понятие трактуется так: — способ «превращения возможности в действительность, при котором в данном объекте при данных условиях имеется несколько различных возможностей, могущих превратиться в действительность, но реализуется только одна из них». Все вроде бы понятно. А вот как реализуется — судите сами.

Еще до начала наступательной операции, известной под условным названием «Блау» («Голубая»), немцы проводили крупные массированные налеты на Воронеж, Елец и другие города в полосе Брянского фронта. Наши истребители перехватывали их, уничтожали. А где-то во второй половине мая, сбив самолет-разведчик, мы захватили фотопленку со снимками почти всех наших аэродромов на этом фронте. Тогда-то и было принято решение о строительстве ложных аэродромов. Немцы клюнули на нашу хитрость, и, когда началась та их «Голубая» наступательная операция, немало массированных налетов гитлеровских бомбардировщиков пришлось по пустым полям. Так, например, в первый период авиационного наступления по ложным аэродромам противник совершил 23 налета и лишь 3 — по действующим.

Вот и весь случай — один сбитый самолет-разведчик (мало ли их сбивали!) да оказавшаяся в нем фотопленка с заснятыми аэродромами. Из возможностей, «могущих превратиться в действительность», реализовалась только одна, при этом, на мой взгляд, довольно неплохо.

А наши задачи в конце июня определялись уже другой философской категорией — необходимостью, выраженной директивой Ставки ВГК, которая гласила:

«Главная задача авиации фронта — завоевать воздух, создать наше подавляющее превосходство и заставить немецкую авиацию, особенно бомбардировщики, уйти с поля.

Вторая задача — всю силу нашей штурмовой и бомбардировочной авиации употреблять на то, чтобы раз-, бить танковые и моторизованные колонны противника, уничтожить живую силу врага и тем поддержать наши войска.

Третья задача — наша истребительная авиация должна не только прикрывать наши войска, но и бомбить живую силу противника, насколько это возможно».

И мы завоевывали воздух — в небе и на земле. Помню, был бой одного звена Яков против двадцати четырех «мессершмиттов». Это на одного нашего — шесть истребителей противника. Выдержали пилоты тот бой, да не просто выдержали, а еще и победителями вышли — гитлеровцы недосчитались тогда пяти машин! Командовал четверкой отважных капитан А. И. Новиков.

Александр Иванович был удивительным человеком. Кстати сказать, вскоре он стал Героем Советского Союза и моим помощником по воздушно-стрелковой службе.

Но не это главное. В боевой обстановке капитан Новиков чувствовал себя так же уверенно, как рыба в воде, словно в одиночку собирался выиграть не какой-то один воздушный бой, а целую войну! Ну вот пример Как-то к нам, уже на Миусе, прибыли молодые пилоты. Летали мы тогда в основном на штурмовку и брали с собой новичков, постепенно приучая их к встречам с противником. Время от времени над полем боя появлялись немецкие бомбардировщики. Чтобы сбивать их, мастерства ребятам явно не хватало. Тогда я отправил своего помощника «по огню и дыму» разобраться в ситуации, помочь летчикам овладеть воздушным боем.

Так вот, как рассказывали мне потом, прилетел Александр Иванович в полк и вместо разбора да раздумий — как да что, почему не получаются у истребителей атаки, заявил: «Вылетаем вместе. Я атакую — вы смотрите. Потом вы работаете — я смотрю…»

Взлетели восьмеркой. Вскоре и цель — тринадцать «юнкерсов». Один из бомберов поотстал, и все, конечно, решили, что Новиков ударит именно по нему: в хвосте плетется, поддержать да защитить некому — все пушки его приятелей впереди. Но у летчика-истребителя Новикова не тот был характер. «Бью ведущего!» — дерзко бросил он в эфир и ринулся в атаку. Что там говорить, бил мой помощник по воздушно-стрелковой службе мастерски. Бензобак бомбардировщика взорвался, и ведущий «юнкере» развалился прямо в воздухе.

На земле молодые пилоты ахнули, узнав, что по «юнкерсу» Александр Иванович выпустил всего три снаряда!

А вот расскажу, как мы работали с ним по прикрытию штурмовиков от ударов истребителей противника. Этот способ боевых действий был общепринятым, но истребители наши нередко несли при этом потери, так как, связанные своей задачей, теряли одно из главных преимуществ — маневренность. Что-то следовало придумать: гитлеровской авиации на нашем фронте вообще было с избытком, а когда работать приходилось над их аэродромами — тут и говорить нечего, доставалось нам крепко.

Предложил я тогда такой ход. Перед тем как вылетать на боевое задание штурмовикам — минут за десять-двадцать, — мы атакуем аэродром, на котором базируются истребители противника, и связываем их боем. Таким образом, «мессерам» будет не до наших штурмовиков, а мы частью малых сил сможем еще и прикрыть их. Командарм С. А. Красовский разрешил проверить этот тактический ход в деле.

Началась подготовка. Штурмовать решили Щигры — основной аэродром, где «мессершмиттов» сидело как огурцов в бочке. Учесть требовалось многое, особенно важно было правильно рассчитать время. Точно выходим на аэродром мы — за определенный срок до вылета штурмовиков! Точно взлетают штурмовики — ни раньше ни позже ни на минуту. Мы наносим удар и связываем боем тех, кто взлетит. А в это время наши Илы работают по своей цели.

Словом, совместный план боевых действий со штурмовиками был тщательно продуман, мне не терпелось проверить, что получится из этой затеи, и ранним утром, когда пилоты еще спали, я отправился к капонирам с нашими боевыми машинами. Утро было тихое. В воздухе стоял нежный, застенчивый запах полевых цветов. Почти ничто не напоминало о войне — лишь отдаленная артиллерийская канонада погрохатывала где-то в сторонке. В такие минуты я особенно остро ощущал, что все еще придет, что вернется мирная жизнь — и снова каждый год будет звенеть лес, будут синеть незабудки, гореть костры рябин…

Прошло полчаса. Незаметно у боевых машин собрались люди — механики, вооруженны, летчики. А еще через полчаса я занял место в кабине истребителя, почувствовал прилив странной легкости и понял: все будет хорошо — мы одолеем врага!

…Ударную группу истребителей на Щигры вел капитан Новиков. Я — группу прикрытия. Всего двадцать четыре машины. У фашистов, должно быть, неплохо было поставлено визуальное наблюдение и оповещение. Во всяком случае, мы еще только подходили к их аэродрому, а «мессеры» уже выползали на взлетную полосу. Успеют ли?..

Еще мгновенье — и такой вопрос задавать уже не имело бы смысла.

Саша Новиков, оставаясь верным себе, зашел вдоль полосы, ударил с ходу по одной паре — машины рухнули прямо на взлетной — лучшего и желать нечего! Теперь немцам не подняться в воздух, пока весь этот мусор не уберут. И ударная группа навалилась на стоянку «мессершмиттов».

Наша группа прикрытия бой в том вылете не вела — противника в воздухе не было. Штурмовики нанесли удар по наземным войскам тоже без помех со стороны немецких истребителей. Все закончилось благополучно, и новый метод боевых действий получил распространение по всему фронту.

И все-таки натиск противника в конце июня сорок второго сдержать нам не удалось. После понесенных в районе Харькова потерь наши войска не смогли как следует закрепиться на новых оборонительных рубежах. Немцы же обладали значительным превосходством в живой силе и технике, особенно в танках, артиллерии, самолетах. Создалась угроза прорыва их ударной группировки к реке Дон, захвата врагом Воронежа. Тогда Ставка передала Брянскому фронту из своего резерва две общевойсковые армии и усилила фронт танковыми соединениями. Это облегчило организацию обороны Воронежа. Созданный в те дни Воронежский фронт под командованием генерал-лейтенанта Н. Ф. Ватутина приостановил дальнейшее продвижение немцев.

Однако общий успех противника был очевиден. К исходу 15 июля гитлеровцам удалось прорвать оборону между Доном и Северным Донцом на глубину до 170 километров и выйти в большую излучину Дона. Ударные группировки немцев устремились на Сталинград и Кавказ. На сталинградском направлении наступало около тридцати гитлеровских дивизий. С воздуха их поддерживали эскадры 4-го воздушного флота — 1200 самолетов!

Ни на один день не затихали в приволжских степях бои на земле и в воздухе. Именно тогда вышел приказ № 227, известный своей категорической формой: «Ни шагу назад!» Его основные положения были продиктованы лично Сталиным. Доводился этот приказ до каждого бойца и командира Красной Армии. Вот его фрагменты:

«Враг бросает на фронт все новые силы и, не считаясь с большими для него потерями, лезет вперед, рвется в глубь Советского Союза, захватывает новые районы, опустошает и разоряет наши города и села, насилует, грабит и убивает советское население. Бои идут в районе Воронежа, на Дону, на юге у ворот Северного Кавказа. Немецкие оккупанты рвутся к Сталинграду, к Волге и хотят любой ценой захватить Кубань, Северный Кавказ с их нефтяными и хлебными богатствами…

Ни шагу назад! Таким теперь должен быть наш главный призыв.

Надо упорно, до последней капли крови защищать каждую позицию, каждый метр советской территории, цепляться за каждый клочок советской земли и отстаивать его до последней возможности.

Наша Родина переживает тяжелые дни. Мы должны остановить, а затем отбросить и разгромить врага, чего бы это нам ни стоило. Немцы не так сильны, как это кажется паникерам. Они напрягают последние силы. Выдержать их удар сейчас, в ближайшие несколько месяцев — это значит обеспечить за нами победу.

Можем ли выдержать удар, а потом и отбросить врага на запад? Да, можем, ибо наши фабрики и заводы в тылу работают теперь прекрасно, и наш фронт получает все больше и больше самолетов, танков, артиллерии, минометов.

Чего же у нас не хватает?

Не хватает порядка и дисциплины в ротах, в батальонах, полках, дивизиях, в танковых частях, в авиаэскадрильях. В этом теперь наш главный недостаток. Мы должны установить в нашей армии строжайший порядок и железную дисциплину, если мы хотим спасти положение и отстоять нашу Родину…

Отныне железным законом дисциплины для каждого командира, красноармейца, политработника должно являться требование — ни шагу назад без приказа высшего командования…»

Необычный документ этот с полной откровенностью раскрывал положение нашей страны. Он произвел на всех неизгладимое впечатление. Не буква, а дух и содержание этого документа очень сильно способствовали морально-психологическому перелому в умах и сердцах всех, кому его тогда зачитывали. Такой приказ не мог не дать результатов. Каждый проникся мыслью о необходимости стоять в бою насмерть: «Ни шагу назад!» Хотя и так всем было ясно — больше отступать некуда.