Обстановка в Сталинграде оставалась сложной. Понеся существенные потери в авиации, гитлеровские оккупанты подтянули артиллерию и обрушили на советский город-крепость яростный огонь. Обстрел следовал за обстрелом. Сверхтяжелые дальнобойные чудовища – гаубицы «Дора» и самоходные осадные мортиры «Карл», оставались под Ленинградом и Севастополем, обстреливая русские твердыни. Но и Сталинграду доставалось от мощных полевых гаубиц калибра 150 миллиметров. Тем более что город на Волге находился на открытой местности, среди бескрайней степи. А над одно – и двухэтажной застройкой еще старого Царицына возвышались громады новостроек Сталинграда. Так что «Г-образный дом», дома комплекса НКВД, Элеватор, так называемые «дома специалистов», здание Госбанка служили гитлеровским карателям отличными ориентирами для стрельбы по жилым массивам и промышленным районам Сталинграда. Тяжелые осколочно-фугасные снаряды фирмы «Крупп» с немецкой методичностью грохали, уничтожая советские дома, калеча и убивая советских людей.
Но не молчали и советские «боги войны» . На дистанциях в несколько десятков километров завязывались ожесточенные артиллерийские дуэли. На первый план выходило умение быстро и точно засечь цель и поразить ее ответным орудийным огнем. А потом – так же быстро поменять огневую позицию, уйти маневром от ответного поражения.
«Совсем как в осажденном в 2014 году Донецке!» – подумал Виктор Ракитин. Он помнил весну и лето четырнадцатого года, когда от попаданий тяжелых снарядов содрогались и окраины, и центр столицы самопровозглашенной Донецкой Народной Республики. Тогда противостояние свелось фактически к бесконечной череде артиллерийских дуэлей между защитниками ДНР и «жовто-блакитными» карателями. Очень скоро с помощью захваченных у бандеровской армии самоходок и «Градов», а иногда – и чего посерьезнее, ополченцы Донбасса достигли «огневого паритета» с «укровояками». А затем все чаще и чаще стали сами эффективно работать на подавление артиллерийских батарей под сине-желтыми флагами. Время от времени разведывательно-диверсионные группы Республиканского спецназа совершали стремительные рейды и дерзкие вылазки, стараясь «пополнить» арсенал трофейного украинского оружия. У них это неплохо получалось.
* * *
В Сталинграде была совсем иная ситуация – Вторую мировую хоть и называют «войной моторов», но все же маневренность войск оставляла желать лучшего. А тяжелая полевая артиллерия даже у немцев оставалась преимущественно на конной тяге. Как ни странно, но вот как раз у Красной Армии было больше мощных орудийных тягачей. Могучие «Ворошиловцы» и трактора обеспечивали советские гаубицы необходимыми маневренными качествами. В огромных цехах Сталинградского тракторного они ремонтировались, рабочие «перебирали» дизеля и ходовую, ставили в строй поврежденных «железных богатырей». А на заводе «Баррикады» ремонтировались сами орудия. Вообще-то здесь производились 76-миллиметровые танковые пушки для «тридцатьчетверок» и тяжелых танков «Клим Ворошилов». Но – нужда заставила, и стали выполнять ремонт более тяжелых гаубичных артсистем.
В состав Волжской флотилии входили не только юркие и маневренные бронекатера с реактивными установками залпового огня, но и канонерские лодки с достаточно дальнобойными орудиями. Флотилия была создана в октябре 1941 года и насчитывала семь канонерских лодок, четырнадцать бронекатеров, тридцать три катерных тральщика и две плавучие зенитные батареи. Еще одна батарея волжских «моряков-речников» была на железнодорожном ходу. Изначально корабли флотилии базировались в Сталинграде, но в марте 1942 года они были переведены дальше – в Ульяновск. Канонерки выходили на позиции и долбали гитлеровцев тяжелыми залпами 100-миллиметровых орудий. Бронекатера били ракетами, речные «Катюши» уже не раз срывали своим массированным огнем контратаки гитлеровцев.
Но существовала еще одна угроза – вражеские диверсанты и собственные предатели. Лейтенант Ракитин с горечью вспоминал, что так было и в осажденном в 2014 году Донецке, когда предатели и диверсанты ставили радиомаячки на больницы, школы, важные здания в городе, чтобы по ним била «жовто-блакитная» артиллерия.
Почти также работали и вражеские корректировщики в Сталинграде, только сигнальная аппаратура у них была попроще, в основном, фонарики. Но попадались и отдельные «экземпляры» с портативными, размером с пару папиросных пачек, передатчиками. Такому радиомаячку не нужно было ни мощной батареи питания, ни сложной системы настройки. Главное, отработать без перерыва полчаса, пока по координатам сигнала не отработает немецкий самолет-разведчик и корректировщик артиллерийского огня. Диверсантов было довольно много, практически все они прибыли в Сталинград еще задолго до начала боев за город под видом беженцев. А теперь резко активизировались.
* * *
К добротному одноэтажному дому на берегу Волги подъехала видавшая виды затрапезная «полуторка» с закрытым тентом кузовом. Водитель выбрался из кабины, раскрыл капот и, выругавшись, взялся за ведро. Радиатор перегрелся в августовскую жару, но хорошо, что рядом был колодец. Солдат прицепил ведро на крюк длинной цепи и взялся за ворот. Никто и подумать не мог, что все это – всего лишь инсценировка.
Место, где скрывались корректировщики, было установлено «наружкой» НКВД, а теперь оставалось взять предателей и шпионов с поличным. В кузове «полуторки» под тентом прятались бойцы во главе с лейтенантом Ракитиным. Все они были экипированы, что называется, «по полной». Разгрузочные жилеты с магазинами к ППС-42 в карманах и подсумках, пистолеты в кобурах. Жилеты были «эксклюзивной» разработкой Виктора Ракитина, он по личной инициативе заказал подобное снаряжение для своих бойцов по собственным эскизам. Получилось несколько грубовато, но довольно надежно. И главное – гораздо удобнее обычных штатных подсумков.
Старший майор Госбезопасности Воронин приказал использовать в штурме дома с диверсантами свой главный козырь – маневренную группу Ракитина. В совершенно секретных документах НКВД, о существовании которых Виктор и не догадывался, она так и называлась. В кратчайшие сроки подопечные лейтенанта Ракитина доказали свою высочайшую боевую эффективность в сложнейших городских боях. Та спецподготовка, которую по своей инициативе проводил молодой лейтенант Госбезопасности, позволяла эффективно воевать в новых условиях, когда в городской застройке атаки можно было ожидать с любой стороны. То же самое относилось и к предложенной лейтенантом специализированной экипировке, в частности – к разгрузочным жилетам для бойцов спецгрупп НКВД и армейской разведки.
На соседних деревьях затаились снайперы Госбезопасности в «лохматом» камуфляже и с еще одним изобретением бывшего студента-историка, невесть как «провалившегося» сквозь десятилетия. Бесшумный диверсионный револьвер-карабин системы Ракитина-Нагана был оружием компактным, надежным и точным. Длинный ствол, съемный плечевой упор и диоптрический прицел обеспечивали достаточно высокую точность на дальности двести-триста метров. А съемный глушитель делал стрельбу еще и скрытной.
Медленно текли томительные минуты ожидания. Единственное, о чем жалел сейчас Виктор, – это отсутствие оперативной радиосвязи. К его огромному сожалению, портативные рации с наушником-«горошиной» и тонкой дужкой микрофона остались где-то там, в Донецке «образца» 2014 года. А здесь верх технологий – громоздкие приемники-передатчики на радиолампах.
Возле армейского грузовика как бы невзначай остановилась пара солдат, простых пехотинцев. У одного на плече висела гармонь. Оба – на вид бывалые, на груди медали и отметки о ранениях. Одежда и обмундирование находятся, как бы это помягче выразиться, в состоянии на грани уставного. Настоящий кошмар для комендатуры.
– Приготовились, – сквозь зубы выдавил один из них, закуривая самокрутку. Это был агент службы наружного наблюдения НКВД.
В кузове «полуторки» отчетливо лязгнули затворы. Ожидание в эти мгновения перед боем стало совсем уж невыносимым.
– На штурм!
– Ну, братья-славяне, – вперед! Действуем аккуратно и быстро, – лейтенант Ракитин первым выпрыгнул из кузова и помчался с компактным пистолетом-пулеметом наперевес к дому. Возле двери моментально встали три бойца, еще по одному засели под окнами. Двери вылетели от нескольких мощных ударов увесистой кувалдой.
Тут же внутрь плавно и быстро «перетекли» трое бойцов во главе с командиром. Сейчас они напоминали огромного ежа, «ощетинившегося» воронеными иглами дырчатых стволов пистолетов-пулеметов. В тесноте помещений компактный ППС-42 был гораздо удобнее тяжелого «Шпагина».
Виктор шел во главе штурмовой группы, ему и попался первый из жильцов этого дома.
– Цель впереди! – тут же прокричал командир. Постоянное взаимодействие между бойцами в экстремальной ситуации может спасти жизнь всем.
Неизвестный не стрелял в ответ и вообще не сопротивлялся. Поэтому лейтенант Ракитин его пожалел, только врезал разложенным плечевым упором компактного автомата врагу в челюсть.
– Чисто! Вперед!
Захват предателей-корректировщиков здорово напоминал те обстоятельства, при которых сам Виктор Ракитин попал в иные времена и иную реальность Великой Отечественной войны. Тогда тоже Виктор Ракитин в составе группы захвата МГБ ДНР ворвался в такой вот одноэтажный дом в Донецке. А потом ему прямо под ноги выкатилась граната РГД-5. Грянул взрыв, после которого спецназовец оказался в коме, а потом провалился сквозь десятилетия, очутившись в Сталино поздней осенью 1941 года. Как раз накануне сдачи столицы Донбасса гитлеровским оккупантам.
Но сейчас Виктор усилием воли заставил себя переключиться с отвлеченных рассуждений и воспоминаний на выполнение конкретной боевой задачи.
В его времени, в Донецке «образца» 2014 года, подобные штурмовые действия отрабатывались в «килл-хаузе» – специальном помещении, где отрабатывается штурм здания. Но здесь, среди развалин Сталинграда, недостатка в «килл-хаузах» не было. Лейтенант Ракитин гонял свою команду по этажам полуразрушенных зданий, обучая контролю лестничных клеток и пролетов, правильному входу в комнаты, движению по коридорам и контролю окружающего пространства. Он добивался идеальной слаженности действий и молниеносной реакции на быстро меняющуюся тактическую обстановку.
Работа в зданиях, в условиях ограниченного пространства для маневра имеет свою важную специфику. Огонь из пистолетов-пулеметов ведется на дистанцию всего два-три метра в движении из неудобных положений под разными ракурсами. Все – на скорость, на время. И тут очень важна слаженность работы в группе, взаимодействие, чувство локтя, умение быстро и четко сообщить напарникам об опасности.
Из соседней комнаты хлопнул пистолетный выстрел, посыпалась штукатурка. Лейтенант Ракитин отпрянул под защиту дверного косяка, присев как можно ниже и выставив перед собой ствол оружия. Краем глаза заметил шевеление в комнате справа и выкатившийся оттуда круглый предмет. Не отдавая себе отчета, на одних только рефлексах Виктор отфутболил овальное ребристое тело «лимонки».
– Граната справа! Ложись!
Тут же по ушам ударила тугая взрывная волна, за стенкой прилично рвануло. Потянуло кислятиной сгоревшей взрывчатки.
– Цель слева, одиночная! – Стрелок бьет в быстром темпе, два выстрела пистолета-пулемета сливаются в один. Из затвора вылетают горячие гильзы. К звукам стрельбы все привычны.
– Цель поражена! – перекличка между бойцами шла постоянно.
Бойцы ворвались в горницу, здесь по ним практически в упор открыли огонь диверсанты. Но группа лейтенанта Ракитина состояла из опытных бойцов. Они тут же попрятались за массивной, еще купеческих времен, мебелью, отступили под прикрытие дверного косяка. Вражеские пули с глухим стуком впивались в мореное дерево.
– Группа мишеней справа! Работаю левую крайнюю! – снова выстрелы.
– Окно!
Один из вражеских корректировщиков выпрыгнул в окно. Но там его уже ждали оперативники НКВД. Сработали они, как всегда, четко и быстро. На противника набросились сразу два оперативника, заломали болевым приемом руку с «Вальтером», выбили оружие. Повалили на землю, оглушили сильным ударом и скрутили руки.
– Комната слева – чисто!
Штурм и захват вражеских корректировщиков занял всего две с половиной минуты. Виктор заглянул в разгромленную взрывом гранаты комнату. Там в луже крови лежал один из врагов. Рядом с телом в луже быстро густеющей крови валялся «Парабеллум». Первого, кого «уработал» прикладом лейтенант Ракитин, тоже уже скрутили сотрудники Госбезопасности.
Один из бойцов шипел сквозь зубы, зажимая ладонью левую руку.
– Что случилось? – над ним, придерживая компактный автомат, склонился командир. – Дайте индпакет, перевязать рану, быстро!
– Да ерунда, царапина…
Пуля из вражеского «Вальтера» калибра 7,65 миллиметра только оцарапала кожу, оставив на плече кровавый след. Тем не менее бойца Госбезопасности туго перебинтовали, именно на случай ранений в маневренной группе всегда на выездах находился опытный фельдшер с укладкой неотложных медицинских средств. А у каждого пограничника в обязательном порядке был с собой жгут и пара перевязочных пакетов. Это тоже было одним из нововведений лейтенанта Ракитина, и оно уже не раз оправдало себя в реальных боевых условиях.
Бойцы штурмовой группы, не торопясь, направились к выходу, поддерживая раненого товарища. А в доме уже сверкали вспышками эксперты-криминалисты Следственного отдела НКВД, следователи проводили обыск. Привлекли даже инспекторов-кинологов со служебными собаками. Тут же из подвала и из тайников стали появляться весьма красноречивые улики: чистые и безукоризненные по форме бланки различных документов, удостоверений личности, пропусков. Компактные радиопередатчики-«маячки» и рация «Телефункен» для связи диверсантов с вражеским центром. Пистолеты и револьверы, ручные гранаты и даже два трофейных пистолета-пулемета MP-40. Виктор тяжело вздохнул: доберись предатели Родины до немецких автоматов – тяжело бы пришлось его штурмовой группе!
Возле «полуторки», кстати, вполне исправной, собрались и остальные бойцы. Снайперы на сегодняшнем задании так и не использовали свои высокоточные револьверы-карабины. Группа захвата сработала чисто. Солдаты курили, держа самокрутки подрагивающими от нервного напряжения пальцами. Адреналиновая накипь уходила вместе с незамысловатыми армейскими шутками и смехом.
* * *
На следующий день Виктора и остальных солдат центральной комендатуры Сталинграда подняли по тревоге. Бойцы привычно разбирали оружие и патроны, рассовывали магазины по карманам разгрузочных жилетов и подсумкам. Лейтенанта Ракитина вызвал сам старший майор Госбезопасности Воронин.
– Над пригородом Сталинграда – Сарептой – девчонки-зенитчицы сбили «Мессер». Самолет пошел на вынужденную, а пилот оказался какой-то важной фашистской шишкой. В общем, Витя, тебе поручено выяснить все на месте и препроводить этого гада живьем к нам в комендатуру. Для дальнейшей передачи в штаб фронта, – проинформировал подчиненного военный комендант Сталинграда. – Вопросы?
– Разрешите, товарищ старший майор… Я ведь не местный, сам из Сталино , с Донбасса…
– Ничего, дадим проводника из местных сотрудников, и поезжайте.
– Есть!
Лейтенант Ракитин взял два бронированных грузовика «Опель-Блитц» и покатил по маршруту, который указывал сотрудник местного Сталинградского управления НКВД. Когда лейтенант Ракитин объявил такому же лейтенанту, только из местных, что они направляются в Сарепту, тот не на шутку удивился.
– А что мы там забыли, у гернгутеров?.. – поинтересовался сотрудник Госбезопасности.
– У кого? – переспросил озадаченный Виктор Ракитин. Он и слов-то таких не знал.
– Гернгутеры – это поволжские немцы-переселенцы, – пояснил местный чекист. – Они сначала были вообще, что твои коммунисты – частной собственности нет, все должны были трудиться на пользу общества и получать от него средства к жизни.
– О как! – удивился Ракитин.
– Ага! – кивнул местный офицер НКВД. Мне по долгу службы полагалось ими интересоваться. – Так вот, секта эта ведет свое начало не от лютеровской реформации, а от революционера Средневековья Яна Гуса, и поэтому у них празднуется день сожжения Гуса. Главным основанием их учения есть братская любовь. Труд считался делом необходимым для христианина; все дни в неделе, исключая воскресенья, гернгутер обязан был работать без устали, всякие светские забавы возбранялись вступавшему в братство: ни театров, ни танцев не позволялось. Даже чтение легкого содержания книг считалось неодобрительным делом.
– Чего-то слабо верится, что все так гладко… Они же, как есть – буржуи.
– А вот в этом ты абсолютно прав! Такой общественный порядок не мог удержаться долго. Совсем скоро осталась от него одна формальность. Хоть и жили в складчину, но все же многие из гернгутеров завели на собственный счет хозяйственные и ремесленные заведения и вели сами свою торговлю. Общество разлагалось не без важных злоупотреблений: бывали случаи, что члены братства, получившие от общества какое-нибудь поручение, вместо того чтобы трудиться для общественных выгод, стали обращать в свою пользу то, что должно было вноситься в общественный склад. Гернгутеры утратили прежнее доброе о себе мнение; их стали называть протестантскими иезуитами и ханжами. В наружном виде гернгутера и в речах его все, по-видимому, дышало благочестием, а тайные поступки его часто были вовсе не благочестивы.
– Да, коммунизм может быть построен только на крепкой идеологической и экономической базе, когда народ сам владеет средствами производства – заводами и фабриками, – согласился Виктор Ракитин.
– Это точно!
Два бронированных грузовика пылили куда-то в степь, уже скрылись за холмами заводские трубы и постройки Сталинграда. И вот среди вольных приволжских степей открылась удивительная картина, будто бы лейтенант Ракитин попал сразу же в Западную Европу. Посреди голой и плоской, как стол, равнины открылся вдруг чисто немецкий городок. Красивый, благоустроенный, с улицами, обсаженными тополями, со сквером и фонтаном посреди него, с чистыми домами немецкой архитектуры и с европейским хозяйством огородов и полей. Конечно, за все время существования Сарепты она разрослась, по окраинам выросли вполне русские дома или глиняные беленые мазанки, но влияние немецкой готики чувствовалось особенно сильно в центре поселка, где напротив островерхой кирхи расположилось миниатюрное и какое-то игрушечное здание местной управы – наверное, бывшего муниципалитета.
Гитлеровцы Сарепту почти не бомбили, сосредоточившись на самом Сталинграде. Немногочисленные воронки на улицах были аккуратно засыпаны землей или щебнем.
Странно, но именно этот игрушечный вид и подчеркнутая аккуратность вызвали в лейтенанте Ракитине глухое раздражение. Всего в нескольких десятках километрах день и ночь идет смертельное противостояние с превосходящими силами гитлеровцев, гибнут, но держатся из последних сил солдаты, от мощных взрывов стонет земля. А тут – «европейская идиллия»! По лицам бойцов Госбезопасности было видно, что не только командира обуревают подобные чувства.
В местной комендатуре коллег из Сталинграда уже ждали. Сухопарый, сильно хромающий капитан с массивной тростью в руке приветствовал лейтенанта Ракитина.
– Леонид Степанцов, – представился капитан, пожимая руку. Ладонь у него была по-военному крепкая и жесткая. – Забирайте скорее этого «фрица», а то народ уже грозился над ним самосуд совершить. А то и комендатуру спалят вместе с заключенным!..
Виктору, да и всем остальным были понятны слова раненого капитана. После варварских авианалетов бомбардировщиков Люфтваффе на Сталинград местное население готово было разорвать гитлеровских летчиков на части. И рвало. В нескольких случаях комендантские патрули или местные отряды «ястребков» успевали только забрать изувеченные тела. Мало к кому советские граждане, сталинградцы, испытывали такую лютую, всепоглощающую ненависть, как к «пилотам Штук» – пикирующих бомбардировщиков «Юнкерс-87» и другой летающей нечисти.
Самый именитый «пилот «Штуки» – командир эскадрильи StG-2 Ханс-Ульрих Рудель вспоминал потом в своих мемуарах:
«Мы должны сбрасывать наши бомбы чрезвычайно аккуратно, потому что наши собственные солдаты находятся всего в нескольких метрах, в другом погребе или за обломками соседней стены.
Пролетая над западной частью города, вдали от линии фронта, удивляешься царящей здесь тишине и почти обычному движению по дорогам. Все, в том числе и гражданские, занимаются своими делами, как будто город находится далеко за линией фронта. Вся западная часть города сейчас находится в немецких руках, только в меньшей восточной части, на самом берегу Волги еще остались очаги русского сопротивления, и здесь идут яростные атаки. Часто русские зенитные орудия замолкают к обеду, возможно, потому, что они уже израсходовали все боеприпасы, которые им подвезли из-за реки прошлой ночью. На другом берегу Волги советские истребители взлетают с нескольких аэродромов и пытаются ослабить наши атаки на русскую часть Сталинграда. Они редко преследуют нас над нашими позициями и обычно поворачивают обратно, как только под ними уже нет их собственных войск. Наш аэродром находится рядом с городом, и когда мы летим в строю, то должны сделать один или два круга, чтобы набрать определенную высоту. Этого достаточно для советской воздушной разведки, чтобы предупредить зенитчиков.
После двух недель, во время которых я чувствую себя скорее в Гадесе, подземном царстве теней, чем на земле, я постепенно восстанавливаю силы. Между делом мы наведываемся в сектор севернее города, где линия фронта пересекает Дон. Несколько раз мы атакуем цели рядом с Бекетовом. Здесь зенитки ведут особенно сильный огонь, выполнить задание очень трудно. Согласно показаниям захваченных в плен русских, эти зенитные орудия обслуживаются исключительно женщинами. Когда мы собираемся на дневные вылеты в этот сектор, наши экипажи всегда говорят: «У нас сегодня свидание с этими девушками-зенитчицами». Это ни в коем случае не звучит пренебрежительно, по крайней мере, для тех, кто уже летал в этот сектор и знает, как точно они стреляют».
И вот 30 августа 1942 года севернее Сталинграда – над Сарептой те самые девчата-зенитчицы сшибли истребитель «Мессершмитт-109». А пилотом этого «Мессера» оказался целый граф Генрих фон Айнзидель! Он был известным асом Люфтваффе из эскадры JG 3 «Удет», а также именитой персоной «голубых кровей» – правнуком «железного канцлера» Отто фон Бисмарка.
Того самого, который заповедовал своим подданным никогда не воевать с Россией.
Но «попаданец» из столицы Донецкой Народной Республики начала XXI века помнил и еще одно изречение «железного канцлера»: «Могущество России может быть подорвано только отделением от нее Украины… необходимо не только оторвать, но и противопоставить Украину России. Для этого нужно лишь найти и взрастить предателей среди элиты и с их помощью изменить самосознание одной части великого народа до такой степени, что он будет ненавидеть все русское, ненавидеть свой род, не осознавая этого. Все остальное – дело времени». Виктор Ракитин на собственном жизненном и в том числе – боевом опыте убедился в правильности высказывания Отто фон Бисмарка. Так оно и получилось – всего четверть века прошло, а уже почти половина Украины ненавидит все русское, не осознавая, что губит сама себя…
Лейтенант тяжело вздохнул, отгоняя дурные мысли, и вместе со своими бойцами направился мимо распластанного на поле «Мессершмитта-109» к местной комендатуре.
Граф Генрих фон Айнзидель даже внешне был немного похож на своего именитого прадеда – круглое «породистое» лицо, высокий лоб с залысинами, даже усы были похожи. Несмотря на свой юный возраст, а было ему всего двадцать три года, держался Айнзидель с достоинством. Хоть на лбу под сетчатым «летним» шлемофоном и запеклась кровь – след от жесткой вынужденной посадки истребителя с убранным шасси.
– Шагай, граф, скоро дождешься своего именитого начальника – генерала Паулюса… – беззлобно сказал Виктор.
Местный начальник комендатуры передал лейтенанту Ракитину планшет с документами фон Айнзиделя, кобуру с пистолетом. Виктор обратил внимание на необычный «Парабеллум» с удлиненным стволом.
– Занятная вещица!
– Да, хороший пистолет, владелец через переводчика рассказал, что этот «Парабеллум» был изготовлен на заказ специально для него.
– Да уж, хорошо, наверное, жилось ему в Германии.
– Ну, тут ему подобного обхождения не гарантируем, несмотря на высокое происхождение! – рассмеялся начальник местной комендатуры.
* * *
Действительно, граф Генрих фон Айнзидель впоследствии был отправлен в офицерский лагерь под Москвой. Там он уже зимой 1943 года встретился все же с плененным в Сталинграде фельдмаршалом Паулюсом, теперь уже бывшим командующим разгромленной и задушенной в сталинградском «котле» Шестой армией Вермахта.
Граф фон Айнзидель, как и многие пилоты Люфтваффе, никогда не был ярым приверженцем теории Гитлера о «высшей расе и чистоте крови». Он пошел на войну, потому что верил – Германия ведет на Восточном фронте войну с большевизмом. Как и все «эксперты» Люфтваффе, правнук Отто фон Бисмарка считал себя элитой и предпочитал «воевать в белых перчатках». К тому же, ему покровительствовал сам Гитлер. Служил Генрих фон Айнзидель в элитной 3-й истребительной эскадре, названной в честь знаменитого летчика-аса Первой мировой Эрнста Удета. В боях под Белградом и Парижем лейтенант фон Айнзидель сбил два десятка самолетов, а в 1942 году Гитлер отправил его на Восток, напутствовав: «Наведите порядок в небе над Сталинградом, граф. Я верю, что вы это сделаете».
Но случилось все иначе. Уже здесь, в небе Сталинграда, он начал осознавать всю неправильность этой войны со стороны Германии. Русские оказались стойкими и умелыми бойцами, воевали с такой отчаянной смелостью, что удивляли многих своих противников. А тактика воздушных таранов, которые смело применяли русские летчики в самых безысходных ситуациях в воздушных боях, просто шокировала пилотов Люфтваффе. И графа фон Айнзиделя – в том числе.
Все это, а потом еще и плен, заставило его пересмотреть свои взгляды. В 1944 году правнук Отто фон Бисмарка стал членом антифашистского комитета «Свободная Германия», а затем и членом редакции одноименной газеты.
Конечно же, такая знаковая новость практически сразу же попала в поле зрения Политуправления Сталинградского фронта. Скоро все агитационные листовки пестрели сообщениями и по-русски, и по-немецки о том, что правнук «железного канцлера» оказался в советском плену.
Такое сообщение, действительно, подняло боевой дух советских войск. Еще бы – целого немецкого графа, любимчика Гитлера, сбили простые девчонки, вчерашние советские школьницы!
Узнав о том, что один из его «любимчиков» перешел на сторону русских, Адольф Гитлер объявил щедрую награду за то, чтобы его вернули в Рейх живым или мертвым. Голову потомка Отто фон Бисмарка фюрер оценил в целых полмиллиона рейхсмарок. Это были несметные по тем временам деньги. Но судьба улыбнулась потомку Бисмарка – после войны он вернулся в Германию, где и дожил до преклонных лет.