Приветственную телеграмму Иосифа Сталина на имя маршала Тимошенко и других генералов Виктор Ракитин прочел уже в госпитале, во фронтовой многотиражке «За Родину!».

«Поздравляю вас с победой над врагом и освобождением Ростова от немецко-фашистских захватчиков. Приветствую доблестные войска 9 и 56-й армий во главе с генералами Харитоновым и Ремезовым, водрузившие над Ростовом наше славное советское знамя!»

Ракитин усмехнулся, что самое интересное – своей «памятью попаданца» он помнил прочитанную когда-то давно книгу Валентина Пикуля «Операция Барбаросса», в которой автор описывал в том числе и Барвенковскую наступательную операцию весной 1942 года на Харьков. То наступление закончилось масштабным окружением наших войск. В какой-то мере «Барвенковский капкан» стал прологом к летнему отступлению 1942 года, потере Севастополя и тяжелейшей битве за Сталинград. Но уважаемый автор исторического романа всю вину возлагает, естественно, на Сталина и на маршала Тимошенко. А вот о том, что именно Семен Константинович Тимошенко годом ранее провел фактически первую контрнаступательную операцию и успешно освободил Ростов-на-Дону – крупнейший промышленный центр Юга России, Валентин Пикуль напрочь умалчивает.

Вообще-то Валентина Саввича часто критиковали за чересчур вольное обращение с историческими фактами.

Теперь Виктор Ракитин, неведомым образом переместившийся в иные времена, что называется, на своей шкуре испытывал правдивость и объективность важнейших исторических событий. А также переносил – экстраполировал свой прежний жизненный и военный опыт на эти самые события.

Виктора вынесли с поля боя, он был без сознания. Обстрел «театра-трактора» прекратился сравнительно быстро, как только на площадь вышла советская стрелковая рота. Они-то и раздолбали этот треклятый шестиствольный миномет вместе с расчетом, а потом и полностью «зачистили» Театральную площадь от гитлеровцев.

Ракитин получил контузию, перелом левой руки, правой ноги и пары ребер – так сильно приложила его о бетонную стену ударная волна. Из его взвода автоматчиков погибла половина личного состава, а среди выживших было много раненых. Но боевую задачу они выполнили – отвлекли на себя значительные силы гитлеровцев.

* * *

В госпитале старшину Ракитина нашла и заслуженная награда – орден Красной Звезды. К нему Виктора представили еще в комендантской роте Сталино, когда он во главе патруля задержал особо опасных немецких диверсантов. Боевую награду вручил военный представитель, майор из штаба фронта. Правда, цеплять орден на больничную пижаму было неуместно, так что Красная Звезда пока дожидалась своего владельца в сейфе главврача госпиталя.

Правда, соседи по палате недвусмысленно намекали, что «надо бы обмыть»… Но тут уж врачи были непреклонны, после контузии – никакой выпивки!

* * *

Пока Виктор был в гипсе, ему хватило свободного времени, чтобы осознать все, что произошло с ним за короткий отрезок времени с октября по декабрь 1941 года. Кстати, Ракитин порой даже удивлялся тому спокойствию, с которым воспринял свое нежданно-негаданное перемещение во времени и пространстве. Хотя ведь какая разница – просто вместо «калаша» – верный «ППШ»! Пистолет-пулемет Дегтярева, если уж быть совсем точным. А война, как и в сорок первом, так и в две тысячи шестнадцатом – одна и та же. И враг тот же – лютый, безжалостный и беспощадный. Фашисты – они такие, и не важно, какой нации – хоть «арийской», хоть «бандеровской».

Вспомнился видеоролик, который был опубликован в Интернете еще в декабре 2014 года: «Зря они к нам полезли… Ссыкливые подонки польских лакеев! Не додавили деды – значит, наша очередь. Отхерачим, как в сорок пятом!» – так рассуждает ополченец, спокойно набивая «рожок» автомата Калашникова патронами. А рядом – паспорт гражданина ДНР и граната-«лимонка». Просто и красноречиво. Как лязг затвора верного «калаша».

Вот и для себя Ракитин уже давно решил – всеми правдами и неправдами он должен попасть в подразделения погранвойск, которые вели борьбу с бандеровцами и другим националистическим отребьем в Карпатах. Он должен задавить врага в его логове!

Но для этого нужно набираться опыта. В своем «прошлом-будущем» Виктор знал такое понятие «экспириенс», или «экспа», – словечко из жаргона компьютерных геймеров. Им описывались навыки персонажа в компьютерной игре. Вот только в реальности «экспириенс» и «левел-ап» – повышение уровня персонажа – были отмечены пулевыми и осколочными шрамами на собственной шкуре. Да и жизнь у него, Ракитина, была всего лишь одна. Именно это обстоятельство и добавляло остроты и огромной ценности жизненному опыту. Его, Ракитина, боевому опыту.

Вообще-то Виктору повезло, что он попал, получается, «с войны на войну». Причем дело тут не столько в выдающихся боевых навыках и не в самом знании грядущих событий. Главное – война на Донбассе в XXI веке (чудовищное сочетание!) сделала Виктора взрослее на целую жизнь.

Он прекрасно понимал, что его «в процессе получения опыта», вполне возможно, скосит пуля или же шальной осколок. Тот самый, о котором бывалые фронтовики говорят: «когда вокруг свистит – не страшно, своего – не услышишь». На такие мысли Виктор обычно только пожимал плечами – значит, судьба такая. Не он первый, не он последний в той череде смертей сорока с лишним миллионов человек, которые так же, как и он, хотели жить.

Ракитин даже рассмеялся собственным рассуждениям. Какой там «экспириенс»…

За Родину – за Сталина! Все – для фронта, все – для Победы!

В этих обстоятельствах и в этих временах с детства знакомые по фильмам лозунги писались без кавычек – кровью миллионов советских людей. Вот именно это и стоило уважать. Виктор каждый день видел тот самый, беспримерный подвиг огромного народа могучей страны, раскинувшейся на одной шестой части суши. Но самое главное – в этом беспримерном подвиге нашлось место и одному человеку – крохотной песчинке на не ведающих снисхождения жерновах Истории, ему – старшине погранвойск НКВД Ракитину. Виктор искренне верил в правильность своего выбора. Другого пути у него попросту не было.

* * *

– Ну, вот он – наш герой! – широко улыбнулся майор Кочетков.

Виктор лежал на кровати и читал книгу. Левая рука и правая нога – в гипсе. Под больничной пижамой белели бинты. После контузии он уверенно шел на поправку, переломы костей быстро срастались. Врачи обещали не сегодня завтра снять опостылевшие гипсовые повязки. Честно говоря, он уже скучал по своим ребятам. Стрелковая бригада особого назначения была отправлена на переформирование, и Ракитин боялся, что подразделение уйдет на фронт без него.

Вместе с майором Кочетковым прибыл незнакомый офицер с одной «шпалой» в петлицах и с блокнотом в руках.

– Это – капитан Савельев, военкор фронтовой многотиражки «За Родину!», – представил незнакомца майор Кочетков.

– Николай Иванович, – представился журналист, пожимая руку Виктору. Было заметно, что он сильно хромает. – Хочу написать заметку о геройском поступке – о том, как вы сумели подбить немецкий танк на подступах к Ростову.

– Да как – прорвался один «панцер» к нашим окопам. Стал заходить во фланг артиллеристам. Ну, я и шарахнул бутылкой с огнесмесью!..

– Вы, наверное, в тот момент думали о Родине, о том, что отступать некуда – позади боевые товарищи?.. – Военкор быстро черкал в блокноте химическим карандашом.

– Вообще-то я думал, как бы бутылка с зажигательной смесью из рук не выскользнула, – честно признался Ракитин. – Она скользкая, зараза!

– Но вы все же героически пошли в атаку – советский солдат против проклятого гитлеровского танка!

– Да в окопе я сидел – на жопе ровно! – вспылил Виктор. – Послушайте, товарищ капитан, вы вот так видели немецкий танк, который на тебя прет?! Какие там, нахрен, мысли?!! Собрался с духом – швырнул бутылку. Танк и полыхнул. Повезло мне – иначе этот клятый «панцер» и меня бы своими гусеницами перемолол, и «сорокапятки» наши раздавил.

– Представьте себе, старшина, и танк я видел довольно близко. А также сумел его подбить. Правда, не бутылкой с горючей смесью, а связкой гранат. Он передо мной, что называется, «гусеницу расстелил». За что имею Красное Знамя, – спокойно ответил военный корреспондент. – Потом, правда, под обстрел попал, осколок кость на ноге перебил, чудом спасли. Теперь вот хромаю. Хотели комиссовать по ранению, да я уперся. Теперь служу в газете.

– Виноват, товарищ капитан, – смутился Ракитин. – Вы ведь тогда сами должны понимать, что не стоит превращать мой поступок в «агитку». Лучше пусть это будет… своеобразный обмен опытом.

– Тоже неплохо! – улыбнулся журналист военной газеты. – Вы рассказывайте, рассказывайте… А уж я «выкручу» в нужном русле – работа такая. Да и заметку напишем – так, как надо.

Статью под немудреным названием «Поединок с немецким танком» Виктор прочел во все той же фронтовой многотиражке «За Родину!». Капитан Савельев действительно сделал из их разговора довольно дельный материал, толково и с пониманием описав со слов Виктора Ракитина обстоятельства того ночного боя на подступах к Ростову. Добавил, конечно, и пропагандистских штрихов к портрету самого Ракитина, но совсем немного. Виктор понимающе усмехнулся – пойдет!

* * *

Протирая казенную пижаму в госпитале, чтобы скоротать бесконечно тянущиеся дни, Виктор Ракитин взялся за разработку своей давней идеи – создать бесшумный револьвер-карабин для разведчиков и партизан. За основу он взял «пограничный» револьвер Нагана с длинным стволом с отъемным прикладом-кобурой.

Вместо тяжелого и неудобного деревянного приклада Ракитин применил отъемный плечевой упор из стальной проволоки, который крепился к нижней части револьверной рукоятки вместо более тяжелого и неудобного деревянного приклада. Сверху к довольно длинному стволу двумя хомутами крепился кронштейн для оптического прицела. А на ствол накручивался глушитель.

При этом вместо «БРАМИТа» Ракитин разработал новый глушитель, применив собственный «опыт попаданца». За основу он взял устройство интегрированного глушителя специальной снайперской винтовки «Винторез». Цилиндр делился на две камеры, внутри которых стояли под разными углами круглые перегородки с центральным отверстием для пули. При этом температура раскаленных пороховых газов существенно снижается, а ударная звуковая волна дробится благодаря перегородкам. Сброс давления происходил через кольцевой сепаратор с отверстиями в задней камере глушителя, так же, как и в снайперской винтовке «Винторез». Звук становится существенно тише и при этом искажается настолько, что вместо выстрела раздается какое-то невнятное шипение и «покашливание».

Для большей эффективности стрельба из револьвера-карабина Нагана должна была вестись специальными патронами с более тяжелой пулей.

В итоге получалось компактное, надежное и мощное оружие для диверсантов, разведчиков и партизан. К тому же «наган» имел весьма интересную особенность, делавшую этот револьвер действительно бесшумным. При выстреле у него барабан специальным вырезом надвигался на ствол. И это исключало прорыв пороховых газов – так называемую обтюрацию. К тому же боевая пружина в револьвере Нагана одним пером упиралась в спусковой крючок, а другим – в курок. Так что спуск был относительно плавным, хоть и тугим. Поэтому точность стрельбы «Нагана» была действительно высокой.

Еще одно новшество касалось и прицела. Вместо дорогой и сложной оптики Виктор решил использовать более простой диоптр. Диоптрический прицел был хорошо знаком спортсменам-стрелкам из малокалиберных винтовок и пистолетов. Он состоял из диска – тарели с центральным отверстием.

Дело в том, что человеческий глаз не может сфокусироваться одновременно на близко и далеко расположенных предметах. Вот почему невозможно в один и тот же момент четко видеть цель, мушку и целик обычно открытого прицела. Однако если не фокусировать взгляд на целике, а смотреть сквозь него, как это происходит с диоптрическим прицелом, наблюдаемое изображение будет значительно четче.

Когда кто-либо в первый раз смотрит в диоптрический прицел, он всегда удивляется обилию свободного пространства вокруг мушки. Максимальная яркость сосредоточена у центра отверстия, поэтому глаз естественным образом выравнивает себя и мушку именно в этом месте. Чтобы заставить глаз смотреть куда-либо, кроме центра отверстия, необходимо приложить усилие. При прицеливании сквозь диоптр увеличивается также глубина резкости. Диоптрический целик и мушка отлично работают на дистанции между 100 и 200 метров. А это вполне приемлемо для стрельбы из револьвера-карабина Нагана.

Свои соображения и наброски, снабженные подробными комментариями, Виктор записывал в толстую тетрадь в кожаном переплете для того, чтобы впоследствии показать их «заинтересованным органам». Ракитин описывал все как можно подробнее, ссылаясь на свой «опыт попаданца». Он осознавал, что во время войны различные рационализаторские предложения просто сыпались как из рога изобилия. Были и действительно ценные изобретения и замечания, достаточно вспомнить, что самый лучший по целому ряду параметров и наверняка уж самый массовый автомат создал старший сержант Михаил Калашников. Но были и совершенно фантастические, ничего общего не имеющие с реальностью идеи. Потому Виктор и старался прорабатывать детали, объяснять все просто и доступно, чтобы легче было разобраться.

* * *

Вскоре врачи, как и обещали, сняли гипсовую повязку сначала с левой руки, а потом – и с правой ноги. Ребра тоже зажили, и шум в ушах, равно как и головные боли, после сотрясения мозга и контузии Виктора не беспокоили. В целом можно сказать, что он легко отделался.

Ощущая прилив сил, Виктор бодро скакал на костылях и приставал к молоденьким медсестричкам. Эти девочки, вчерашние школьницы, были так похожи на тех девушек, которые остались в Донецке в 2016 году! Та же юность, перечеркнутая войной. Тот же чуть ироничный, испытующий взгляд. Они очень рано повзрослели – эти вчерашние школьницы, ушедшие на фронт с выпускного вечера. Они сменили воздушные тонкие платья на грубую ткань гимнастерок и шинельное сукно. Изящные туфельки – на кирзовые строевые сапоги. Вместе с мужчинами и с не меньшей отвагой они шли в бой. Так же просто и страшно – погибали.

Но все же в душе они оставались теми же вчерашними школьницами. Ни грубые шинели, ни строгий устав не могли подавить девичью красу, а тяготы и лишения войны побуждали искать утешения в действительно чистых и сильных чувствах.

А когда отгрохочет, когда отгорит и отплачется, И когда наши кони устанут под нами скакать, И когда наши девушки сменят шинели на платьица, Не забыть бы тогда, не простить бы и не потерять…

* * *

На врачебной комиссии Виктор заметно нервничал – а ну как «служители Гиппократа» найдут еще что-нибудь, что нужно срочно вылечить?! Они такие – суровые ангелы в белых халатах, заставят и генерала рыдать, как младенца… Но все обошлось, строгий военврач записал в красноармейскую книжку: «Годен к строевой службе без ограничений».

В день выписки старшине Ракитину выдали новенькую, «с иголочки», форму. На гимнастерку Виктор привинтил сияющий орден Красной Звезды. Он рвался на фронт, но у вышестоящего командования были иные планы. В выданном на его имя предписании значился тихий и неприметный городок где-то под Тулой и номер войсковой части.

Тяжело вздохнув, старшина Ракитин направился на вокзал, чтобы отбыть к новому месту службы. На душе у Виктора было тяжко – ехать на восток вместо того, чтобы вместе со всем фронтом наступать на запад. Это в то время, как Красная Армия стремительным контрнаступлением отбросила гитлеровцев от Москвы и впервые погнала оккупантов на запад! Но приказ есть приказ.