Грохот артиллерийской канонады разорвал в клочья майское утро 1942 года. Шестидюймовые гаубицы били по переднему краю гитлеровской обороны. Взлетели по широкой дуге реактивные огненные стрелы «катюш». Раскатистому грому орудий вторил рев танковых моторов. Над головами пехотинцев в окопах пронеслись звенья краснозвездных бомбардировщиков и штурмовиков. Их прикрывали юркие «ястребки». Так началась Вторая харьковская битва.
Со стороны зрелище потрясало масштабом – наступали войска Брянского, Юго-Западного и Южного фронтов, 640 000 солдат и офицеров и 1200 танков, почти 900 самолетов!
Но все же Виктор Ракитин своей «памятью попаданца» знал, что это наступление чересчур поспешное. Первоначально оно вообще было назначено на пятое мая, но из-за того, что подготовка к такому масштабному прорыву еще не была завершена, массированный удар трех фронтов перенесли на двенадцатое число. Но и такой перенос мало что дал, пополнения все еще были сосредоточены не в полной мере, не было накоплено достаточного количества боеприпасов.
Некоторые части занимали исходные позиции уже к концу дня одиннадцатого мая. Так что ни о какой рекогносцировке и разведке местности речи уже не шло. Не только командиры взводов и рот, но и комбаты и командиры полков зачастую не имели полной информации о характере местности, рельефе и укреплениях гитлеровцев. Знали лишь общее направление наступления: «Вперед – на Запад!».
К тому же из выделенных для огневой поддержки наступления тридцати двух артиллерийских полков на позициях к одиннадцатому мая было развернуто только семнадцать, то есть чуть больше половины. Еще одиннадцать артиллерийских частей только сосредотачивались, а четыре артполка так и вовсе еще не прибыли. А ведь «богам войны» нужно было бы наметить ориентиры, пристреляться, развернуть основные, запасные и ложные позиции, замаскировать орудия, создать полевые склады боеприпасов… Ну, и самое главное – увязать свои действия в рамках боевого взаимодействия с соседними подразделениями – пехотой, танкистами, летчиками…
Да какое там!.. Положились на русский «авось»…
Все это знал Виктор Ракитин, но ничего поделать не мог. Ну, в самом деле, не пробиваться же с боем в штаб Тимошенко и не доказывать ему, что младший лейтенант НКВД осведомлен о предстоящей секретной наступательной операции лучше, чем маршал Советского Союза?!!
* * *
Поначалу советское наступление развивалось достаточно успешно. На южном фланге в первый же день были прорваны оборонительные рубежи гитлеровцев на фронте в сорок два километра. Танки и пехота маршала Тимошенко продвинулись в глубь немецких позиций на пятнадцать километров. На северном крае, правда, успехи были поскромнее – там удалось прорваться от четырех до шести километров в глубь немецких позиций.
На следующий день, 13 мая 1942 года, на юге фронт прорыва был расширен до полусотни километров, было отвоевано еще двадцать километров территории. Это были уже оперативные тылы немецких войск.
Но на северном направлении темп наступления упал. За 14 мая войска 28-й армии прошли с ожесточенными боями всего пять-шесть километров и достигли рубежа реки Муром.
На этом рубеже планировалось ввести в бой подвижную ударную группу – третий гвардейский кавалерийский корпус, усиленный танками, и 38-ю стрелковую дивизию. Однако эти подразделения еще не успели закончить сосредоточение.
В результате боев 12–14 мая северная группировка советских войск прорвала оборону гитлеровцев на фронте протяженностью пятьдесят шесть километров и продвинулась в глубь захваченной немцами территории под Харьковом на двадцать пять километров. Фактически наступление шло по плану, если не считать первого контрудара немецких войск, которое советские части парировали, усилив свои боевые порядки резервами.
Маршал Тимошенко ожидал ввода в бой немецких резервов на пятый-шестой день наступления. Немецкий контрудар удалось парировать, но большой ценой – на левом фланге пришлось держать целых шесть танковых бригад из восьми. Естественно, предназначенные для прорыва, они только сдерживали противника.
Все решалось «в лоб», хотя логичнее было использовать для подавления ту самую артиллерию, которая все еще не завершила полное развертывание на позициях. Да и управление войсками откровенно хромало.
Южная группировка из района Барвенково наступала в более благоприятных условиях. К концу 14 мая фронт был прорван более чем на полсотни километров при глубине удара в сорок километров. Но здесь было принято одно из роковых решений: командующий 6-й армией Авксентий Городнянский отсрочил ввод в прорыв 21-го и 23-го танковых корпусов. Кроме того, оба корпуса были отдалены от места ввода в общей сложности на двадцать-сорок километров. Так что еще до боя танкистам пришлось пройти форсированным маршем, что измотало экипажи. Да и часть танков оказалась с поломками до рубежа ввода в прорыв.
* * *
Но даже такой, массированный, но недостаточно организованный удар русских переполошил немецкие штабы. Командование группы армий «Юг» пребывало в полнейшей растерянности. Фон Бок звонил начальнику штаба Верховного командования сухопутных войск Вермахта Францу Гальдеру и высказывал сомнения в возможности остановить наступление Красной Армии. Ему представлялось сомнительным, что первая танковая армия Эвальда фон Клейста и семнадцатая армия Германа Гота смогут дать русским достойный отпор. Осторожный Федор фон Бок предлагал взять у Клейста три-четыре дивизии и перебросить их непосредственно под Харьков.
План операции «Фридерикус» был на грани провала. Но Франц Гальдер принял рискованное решение все же ударить силами Клейста по южной части изюмского выступа и убедил в правильности этого решения самого Адольфа Гитлера.
* * *
Что же мог поделать младший лейтенант Госбезопасности в адских жерновах масштабной наступательной операции? Только лишь исполнить свой долг. На этом и сосредоточился Виктор Ракитин.
Незадолго до наступления его вызвал майор Осокин. Недавнее задержание двух особо опасных диверсантов только укрепило авторитет молодого командира Оперативного отряда НКВД.
– Вот что, Витя, твой рапорт об усилении противотанковой обороны города и гарнизона Барвенково рассмотрен положительно. Противотанковых пушек нам, конечно же, не дали. Они сейчас там – на вес золота, – комендант махнул в сторону западной окраины города, где слышалась гулкая артиллерийская канонада. – Но взвод истребителей танков с бронебойными ружьями нам прислали. Вестовой!..
– Товарищ майор, по вашему приказанию…
– Разыщи мне старшину Святкина. Он недавно прибыл со своими бойцами-бронебойщиками.
– Понял. Разрешите выполнять?..
– Вперед.
Вскоре в комендатуре появился старшина Святкин, невысокий, крепко сбитый вояка в вылинявшей, но чистой гимнастерке с подшитым белым подворотничком. На груди сияли медали «За отвагу» и орден Боевого Красного Знамени. Открытое располагающее лицо немного портил шрам на левой щеке. Да на висках по-военному короткой стрижки пробивалась ранняя седина. Но карие глаза смотрели насмешливо и оценивающе.
– Командир истребительно-противотанкового взвода старшина Святкин по вашему приказанию явился! – говорил он с мягким украинским акцентом.
– Старшина, это – ваш непосредственный начальник – младший лейтенант Ракитин. Бронебойщики временно прикомандировываются к Оперативному отряду НКВД для усиления.
– Сколько у вас людей и вооружения? – спросил Ракитин.
– Пять противотанковых ружей Дегтярева и четыре – системы Симонова, пятизарядных. По два человека расчета на каждое – вот и считайте, восемнадцать душ. Еще санинструктор и пятеро автоматчиков прикрытия. По штату полагается больше, но это все, что есть, – ответил командир бронебойщиков.
– А с боекомплектом как?
– Положено по два десятка бронебойных патронов к каждому ружью Дегтярева и по шесть пачек, то есть по тридцать штук для ПТРС. Но у нас по десять-двенадцать на ствол, к противотанковому ружью Симонова – всего по паре обойм. Патроны калибра 14,5 миллиметра очень тяжело достать. Еще – противотанковые гранаты – «танюшки». У автоматчиков – по два диска на брата.
– Н-да, не густо…
– В общем, так, младший лейтенант Ракитин, вы идите, обсудите между собой вопросы усиления обороны подступов к Барвенково.
– Есть, товарищ майор.
* * *
На улице старшина Святкин поправил ремень автомата «ППШ», который сдавал караулу на входе в комендатуру, и подал руку Виктору Ракитину.
– Зови меня просто Сват, так ребята во взводе кличут.
– Виктор, – командир Оперативного отряда НКВД пожал руку.
– Вот судьба-злодейка, я ведь больше вашего брата-«комендача» как бы по ту сторону фронта привык воспринимать. Ох, и попили у меня кровушки ваши, комендантские!.. Да и особисты – тоже… Кстати, лейтенант, а знаешь, чем отличаются особисты от медведя?.. А тем, что медведь спит только зиму, а особисты – круглый год!.. – рассмеялся Сват.
– Не язви, старшина, – улыбнулся Виктор. – Этому анекдоту – сто лет в обед! Кстати, а за что награды?
– За что могут быть награды у командира взвода истребителей танков?! – снова рассмеялся старшина Святкин. – Сжег пару «коробочек» с крестами, был при этом ранен. Награду получил уже в госпитале. Представляли к Герою, но дали Красное Знамя, а все потому, что раньше имел несколько взысканий от комендатуры.
– Да уж, у тебя действительно есть повод не любить комендантскую службу. Но что поделать, такие мы – «комендачи»…
– Куда мы сейчас?
– На склад боеприпасов, попробуем получить дополнительный боекомплект к твоим ружьям, Сват.
* * *
Увидев младшего лейтенанта Ракитина, майор – начальник гарнизонного склада боепитания, поморщился, как от зубной боли.
– Чего тебе, Ракитин? Снова будешь гранаты требовать, прошлые два ящика уже на рыбалке извел?!
– Ага, знатная ушица получилась, караси после взрывов противотанковых гранат сами в котелок прыгали! – улыбнулся Виктор.
– Что на этот раз?.. – без энтузиазма осведомился начальник склада боеприпасов. – Только учти: идет наступление, и каждая пачка патронов на счету.
– У меня – официальные документы на бронебойные патроны 14,5 на 114 миллиметров к противотанковым ружьям.
– Слушай, младший лейтенант, а может тебе сразу – «катюшу»?!
– Товарищ майор, ну вы же советский человек… В самом деле, надо – значит надо.
Начальник склада, бурча себе под нос что-то о «скороспелых командирах», перелистывал ведомости. Вообще, его недовольство было больше показным, он понимал, что младший лейтенант для дела старается. А то, что не всегда получается – так на то оно и война: все и всем нужно срочно и побольше. А где его достать?.. Там накладные перепутали, там немецкие стервятники эшелон разбомбили… Тот, кто думает, что в тылу жизнь – сахар, глубоко ошибается. Вот, та же контрразведка или следователи из НКВД каждую пачку патронов проверяют, каждый грамм муки, каждую пару кирзачей. «Все – для фронта! Все – для Победы!» – ведь это не только лозунг. Этими словами люди вот уж второй год живут, отдавая последнее. А сколько еще придется?.. Да и после Победы, которая, несомненно, будет, нужно же ведь и разоренную войной страну из руин поднимать – восстанавливать шахты, заводы, колхозы, отстраивать заново города…
– У меня тут по ведомостям есть пара цинков патронов «БС-41» с металлокерамическим сердечником и партия химических бронебойных патронов «БЗХ». Что это значит – черт его знает, я ведь не химик. Но тут написано, что для противотанковых ружей системы Дегтярева и Симонова. А значит, вам – в самый раз.
Работы над созданием 14,5-миллиметрового патрона с бронебойно-зажигательно-химической пулей «БЗХ» проводились перед Великой Отечественной войной. Боеприпас представлял собой пулю «БС-41» с капсулой, наполненной слезоточивым газом хлорацетофеноном. При пробитии пулей брони танка «слезогонка» воздействовала на экипаж, заставляя их покидать боевую машину. Такой же эффект был и у пуль винтовочного калибра к немецкому противотанковому ружью «Панцерблитц-39».
– Ну, товарищ майор – вот это выручили!
– Иди, воюй, Госбезопасность!..
* * *
Вся первая половина дня у Виктора Ракитина и старшины Святкина ушла на то, чтобы обжить позиции на окраинах Барвенково. Вместе с солдатами обновили стрелковые ячейки и окопы, наметили ориентиры на разных дистанциях. Последний рубеж обороны проходил уже по хатам. Дома пустовали, поскольку из полосы наступления местных жителей эвакуировали. Виктор прикинул, что на узких улочках предместий гитлеровским танкам будет довольно тяжело маневрировать. В таком случае бой неизбежно рассыплется на отдельные стычки. Так что гитлеровцев можно будет зажать в «клещи» и бить с незащищенных флангов. Своими соображениями Ракитин поделился со старшиной Святкиным.
– Грамотно рассуждаешь, младший лейтенант. Так с виду и не скажешь, что из комендантских, – оценил старшина-бронебойщик.
– Я свои «кубари» на петлицы из сержантов выслужил, так что первое впечатление зачастую обманчиво.
– И то верно, – кивнул Святкин. – Ладно, мы тут со штабными совсем про обед забыли. А он, как известно – строго по расписанию. Пошли на кухню, генерал…
* * *
После обеда «тихого часа» на сон не случилось. Как раз наоборот – с воем налетели немецкие пикировщики. «Юнкерсы-87» – ненавистные «лаптежники» с воем рушились с грозовых небес, рассыпая осколочно-фугасную смерть. Над городом Барвенково и железнодорожной станцией встали черные, дымно-огненные фонтаны взрывов.
В ответ отрывисто затявкали 37-миллиметровые автоматические зенитки, ударили счетверенные «Максимы» и крупнокалиберные пулеметы «ДШК». На рельсах пыхтел и огрызался огнем бронепоезд. На его броневагонах кроме башен от «тридцатьчетверок» были размещены тяжелые пулеметы «ДШК» и счетверенные «максимы». Вооружение дополняли две 76-миллиметровые универсальные пушки, которые тоже могли бить по атакующим самолетам.
Один из «лаптежников» вошел в свое последнее пике, оставляя за собой черный хвост дыма. Вслед за ним еще один «Юнкерс-87» прочертил гигантским факелом небосвод.
Но налеты бомбардировщиков Четвертого флота фон Рихтгофена не прекращались. Вслед за «лаптежниками» появились более тяжелые двухмоторные «Хейнкели-111». На дальних подступах их атаковали наши «ястребки» и умудрились-таки сбить пару стервятников с паучьей свастикой на хвостах. Но остальные сбросили свой смертоносный груз на Барвенково. Новые взрывы осколочно-фугасных авиабомб потрясли некогда уютный и живописный городок в Харьковской области. Небо заволокло дымом пожарищ, на улицах раздавались крики и стоны людей…
* * *
В кабинете оперативного дежурного этапно-заградительной комендатуры Барвенково ожила рация. С одного из постов ВНОС – воздушного наблюдения, оповещения и связи – докладывали о немецком самолете, сбросившем десант. Возможно, это просто экипаж подбитого бомбардировщика спасся на парашютах. А возможно, что в тыл нашим войскам заброшена диверсионно-разведывательная группа.
– Оперативный отряд – в ружье! Маневренной группе на двух грузовиках – выдвинуться в район предполагаемой высадки парашютистов противника. Бойцам – получить по два боекомплекта и сухой паек.
Виктор забрался в кузов головной «полуторки». Рядом с ним устроился пулеметчик с «дегтяревым». После памятного боя с немецкими диверсантами и соответствующего рапорта из Управления контрразведки штаба фронта пришла директива об усилении маневровых групп пулеметными расчетами.
Санинструктор раздавал бойцам жгуты и перевязочные пакеты – это тоже было обязательным перед боевым выходом. Виктор прекрасно знал, насколько важно бойцам иметь навыки оказания первой медицинской помощи. При ранении счет идет на секунды, поэтому он заставлял подчиненных отрабатывать приемы военно-полевой медицины наравне с огневой подготовкой и рукопашным боем.
Две «полуторки» неслись по грунтовой дороге, поднимая тучи пыли. Водители выжимали из машин все, что можно, нужно было как можно скорее добраться до предполагаемого места высадки вражеских парашютистов.
Недалеко от места выброски Виктор заметил группу вооруженных людей. Рядом с ними стояли две телеги, запряженные лошадьми. Командир Оперативного отряда НКВД заколотил массивным прикладом пистолета-пулемета Шпагина по деревянной кабине.
– Стой! Из машины, быстро!
Солдаты рассредоточились вокруг, беря на прицел неизвестных, одетых в полувоенную форму с оружием в руках.
– Кто такие?.. – Виктор держался настороже, автомат – под рукой. – Кто старший?
– Я старшой. Командир истребительного батальона народного ополчения, – вперед вышел невысокий мужик с прокуренными желтоватыми усами. Одет он был в серые штаны, такой же пиджак и рабочую кепку. Штаны заправлены в сапоги. – Шукаем сбитых немецких летчиков.
– Фу, елки!.. Мы вас за диверсантов приняли, чуть не перестреляли. Поймали кого-нибудь?
– Та еще нет… Тока выдвинулись, у нас же ведь транспорт только гужевой.
– Кто-нибудь кроме вас ведет поиск в этом районе? – Виктор достал из планшета карту местности и развернул ее на горячем капоте «полуторки».
– Да черт его знает… Может, и шукает кто-то еще. В сельсовет позвонили из города, приказали выдвигаться. Я ж, как только объявили воздушную тревогу, сразу и своих поднял «в ружье». Мало ли – пожарным помочь, немецкие бомбы-«зажигалки» тушить, мародеров изловить. Службу знаем, хоть и ограниченно годные к строевой…
– Видели где-нибудь парашюты?
– Ага, над лесом, километра полтора отсюда, – мужик провел узловатым пальцем с обломанным пожелтевшим ногтем по карте. – Вот тут, кажется…
– Радист, выходи на связь, передавай шифром: «В районе поисков установлен контакт с истребительным батальоном народного ополчения. Уточнены данные по предполагаемому месту высадки парашютистов. Продолжаю разведпоиск. Ракитин».
Связист развернул рацию, забросил гибкую антенну на дерево и застучал телеграфным ключом Морзе, вслушиваясь через наушники в шорохи и треск эфира.
Виктор обвел район на карте карандашом и отчеркнул две дороги: одна вела к городу, а вторая – прямо к железнодорожным путям. Если это диверсанты, то они явно не цветочки сюда собирать явились. Вероятнее всего – диверсия на маршрутах подвоза боеприпасов и пополнения.
– Товарищ командир, получено подтверждение, – радист снял наушники и выключил питание рации.
– По машинам!
Следующие полтора километра пришлось петлять по лесным дорогам, пока не вырулили в нужное место. Именно здесь видели парашюты. Отсюда прочесывание пойдет уже пешим порядком. Впереди был лес с достаточно густой молодой порослью. Нужно было держаться настороже.
– Так, ребята, построиться цепью. Оружие держать наготове, но быть осторожными. Искать любые признаки появления в лесу людей: следы сапог, примятые кусты, сломанные нижние ветки деревьев. Особенно – вероятные места тайников: под корягами, у основания деревьев, в камнях. В общем, пограничники, это вы и сами знаете, – Ракитин говорил шепотом, лес шума не любит.
– Так точно, товарищ командир! – так же тихо ответили солдаты с зелеными петлицами на гимнастерках.
Эх, сейчас бы толкового специалиста-кинолога с умной собачкой! Сразу бы следы отыскали. А так приходилось буквально на карачках обшаривать каждый квадратный метр леса. Около часа ушло на прочесывание, пока один из бойцов не обнаружил рыхлую землю у размытых корней могучего дуба.
– Товарищ командир… – позвал один из бойцов Оперативного отряда НКВД. – Тут земля рыхлая, а в других местах – более плотная.
– Ее копали?.. Ничего не трогай! – быстро сориентировался Ракитин.
Его «прошлая-будущая» служба в спецподразделении МГБ Донецкой Народной Республики научила ожидать любой «подлянки» от скрытого и очень изобретательного на всяческие подлости врага.
Он подошел к дубу, возле которого стоял пограничник, осторожно присел на корточки и внимательно присмотрелся. Только так он заметил тонкую и смертоносную паутинку, ведущую к кольцу гранаты. Пара «лимонок» была прикручена проволокой к вбитому в землю колышку. Задень за почти невидимую нить, и от всего отряда останутся только окровавленные рваные ошметки.
– Все назад! Здесь заминировано. Санинструктора ко мне.
– Я здесь.
– Дай ножницы и пинцет из своей фельдшерской сумки.
– Сейчас.
– А теперь – уходи.
Одно неверное движение, и «блестящая карьера «попаданца» может закончиться в этом лесу на Харьковщине… Виктор, придерживая нить пинцетом, аккуратно перерезал ее медицинскими ножницами. А потом осторожно вставил выдвинутую до половины предохранительную чеку на гранате и снова загнул в разные стороны проволочные усики.
– Ну, вот, разжились двумя «лимонками»!
Под корнями дуба оказалось то, что и предполагал увидеть Виктор Ракитин. Три смотанных десантных парашюта немецкой конструкции вместе с «запасками». Еще три купола нашли притопленными в болоте неподалеку. «Растяжек» на них не было, видимо, парашютисты решили сэкономить гранаты.
Важно было и то, что сами немецкие парашюты относились именно к десантным. У них сначала выходил купол, а затем разматывались стропы, которые крепились не к четырем свободным концам, а собирались в единый узел «на загривке». Такая система была более примитивной, к тому же на снижении десантник не мог управлять куполом. Потому немецкие парашютисты прыгали головой вперед, а для того, чтобы смягчить удар о землю, использовали щитки и наколенники. Это тем более удивительно, что спасательные парашюты пилотов Люфтваффе были как раз стандартными, с четырьмя свободными концами, к которым и крепились стропы.
Виктор снова сверился с картой. Недалеко, примерно через полкилометра, лес вплотную подступал к железнодорожному полотну. Неплохое место для минирования.
– Так, бойцы-пограничники, слушай мою команду. Первая группа в составе десяти человек с пулеметом идет со мной. Вторая группа тоже с пулеметом блокирует дорогу на Барвенково вот в этом районе, у развилки дороги, – Виктор отчеркнул указанную точку на карте карандашом и написал вероятное время встречи. – При огневом контакте стрелять только по конечностям или в воздух. Используйте бесшумный револьвер-карабин. Парашютистов брать живьем. Мы «садимся им на хвост», а вторая группа выдвигается форсированным маршем. Пока эти гады будут минировать железнодорожное полотно, у вас будет примерно минут сорок форы. Вперед, бегом марш!
* * *
– Товарищ командир, я засек одного. Вон он – сидит на дереве, словно сорока. Замаскировался, сука!..
– Тихо… Обойдем его. – Виктор достал из кобуры-чехла бесшумный револьвер-карабин собственной конструкции. Присоединил проволочный приклад, навинтил глушитель на ствол, установил на специальном кронштейне диоптрический прицел. В каморах барабана ждали своего часа семь патронов.
Диверсионных револьверов Нагана – Ракитина было два на весь Оперативный отряд НКВД. Спецвооружение пришло только перед наступлением, чтобы повысить эффективность подразделений НКВД по охране тыла фронта.
Пограничники Оперативного отряда НКВД бесшумно обошли сидящую на дереве «кукушку». Они были профессионалами – следопытами, привыкшими растворяться в природе. Один из воинов с зелеными петлицами остался стеречь противника. Остальные вышли к опушке леса и замаскировались в густом колючем кустарнике.
Парашютисты были как раз там, где и предполагал младший лейтенант Ракитин. Двое закладывали «адскую машинку» под рельсы, остальные рассредоточились по обе стороны от железнодорожных путей. Одеты они были в нашу военную форму, а вот оружие, которое они держали наготове, было немецким. Пистолеты-пулеметы «MP-40», да оно и понятно: немецкие образцы были легче и компактнее советских «ППШ» и «ППД».
– Вот сволочи! Хотят пустить наши эшелоны под откос!
– Спокойнее… Радист?..
– Здесь, командир.
– Выходи на связь. Передашь: «В районе сто сорок седьмого километра железной дороги на участке Изюм – Барвенково заложен фугас. Вероятно, нажимного действия. Прошу выслать саперов с боевым охранением для обезвреживания заряда. Продолжаю скрытное преследование группы парашютистов-диверсантов. Ракитин».
– Понял, сейчас сделаю, – радист развернул рацию, надел наушники и взялся за ключ Морзе. Шифрованное радиосообщение полетело в комендатуру Барвенково.
* * *
Диверсанты-парашютисты, установив мину на железнодорожном пути, пошли, как и предполагал Ракитин, в сторону Барвенково. Более-менее нормальная дорога отсюда была одна, и она была перекрыта второй группой из Оперативного отряда НКВД. А первая группа неотступно следовала за «диверсами» на безопасном удалении. Расчетливые и опытные «волкодавы» скрадывали в густом лесу матерых и безжалостных «волков».
– Товарищ командир, а почему мы сразу не взяли этих сволочей? – шепотом спросил один из пограничников.
– Главное, что мы передали данные по рации – железную дорогу разминируют, а поезда уже задержали. Но «парши», – Виктор употребил жаргонное словечко из лексикона контрразведчиков, – будут уверены, что первую часть задания они выполнили. Следить за эшелонами на том перегоне в их задачи не входило. Впереди у парашютистов, вероятнее всего, диверсия в самом Барвенково или же просто наблюдение за обстановкой. Уверен, где-то в городе у них есть законспирированная агентура. Если перехватим их по-тихому в лесу и «расколем», то возьмем и вражеских агентов в городе и на железнодорожной станции.
* * *
До приметной развилки оставалось совсем немного. Скоро настанет тот самый «момент истины» – жестокая схватка с умелым и безжалостным врагом. На Курсах контрразведки Виктора учили, что парашютисты – «парши», в плен стараются не сдаваться, дерутся до последнего и продают свою гнилую шкуру предателей подороже…
Ракитин взвел курок бесшумного револьвера-карабина собственной конструкции. В отверстие диоптрического прицела была четко видна спина и плечо одного из вражеских агентов. Парашютисты замешкались, выходя из зарослей на развилку лесной дороги. Сейчас им бы несколько секунд, чтобы сориентироваться…
Держались диверсанты с разумной осторожностью, но чувствовалось – после минирования железнодорожных путей, которое они считали наиболее опасным мероприятием (да так оно и было), парашютисты заметно расслабились.
Вот один из них, пока старший группы ориентировался по карте и сверялся с компасом, отстегнул от пояса флягу и сделал несколько жадных глотков. Его немецкий пистолет-пулемет при этом болтался на ремне через плечо.
«Сейчас ты у меня, сука, своей кровью захлебнешься!» – Виктор поймал в прицел фигуру и повел стволом вниз по ноге. До мишени было метров сто пятьдесят, и диоптр отлично справлялся со своей задачей, наведение было интуитивным, глаз смотрел строго в центр круглого поля зрения. Туда же, куда и мушка бесшумного револьвера системы Нагана – Ракитина. Автор и стрелок плавно нажал на тугой спусковой крючок. Негромкий хлопок и шипение, совсем непохожие на обычный звук выстрела. Только рукоятка упруго ударила в ладонь отдачей.
Парашютист упал, схватившись за простреленное бедро. Он и правда подавился, глотая воду. И теперь хрипел, не в силах ничего сказать, предупредить своих подельников-предателей.
– Эй, Вася, ты чего?..
«Трындец Васе! Да и тебе тоже, паскуда!» – зло подумал Ракитин, наблюдая, как еще один бесшумный выстрел с другой стороны – от второй группы, аккуратно «валит» цель. Он и сам выстрелил и успел ранить одного из парашютистов в руку. Итого – минус три одним махом! Применение бесшумных диверсионных револьверов-карабинов системы Нагана – Ракитина полностью себя оправдало в боевых условиях.
Только потеряв ранеными половину группы, немецкие диверсанты открыли ответный огонь. Они палили по кустам и деревьям, швырнули пару гранат, рассчитывая уйти за огневым валом. Но их надежды оказались тщетны. Пограничники ударили из пулеметов, прижимая диверсантов к земле. Коротко трещали «ППШ» бойцов Оперативного отряда НКВД – воины с зелеными петлицами неумолимо сжимали кольцо-удавку на шеях предателей Родины.
Отрывисто трещали выстрелы пистолетов-пулеметов, визжали пули, падали на землю срезанные ветви деревьев. Грохнуло несколько взрывов ручных гранат. Ругань и отрывистые команды носились в воздухе вперемешку с сизой кислой гарью сгоревшего пороха и взрывчатки.
Воевали воины с зелеными петлицами хладнокровно и умело: постоянной стрельбой над головами пограничники вынудили одного из парашютистов растратить впустую все патроны в тридцатизарядном магазине немецкого пистолета-пулемета «MP-40». А пока диверсант судорожно менял его на полный, короткая очередь из «ППШ» прошлась по ногам, перебив коленные чашечки. Предатель буквально взвыл от дикой, непереносимой боли в раздробленных суставах и костях.
– Радиста и рацию не повредите! – Ракитин продолжал стрелять из револьвера-карабина, одновременно руководя боем. – Обойдите его с флангов, не давайте возможности вести прицельный огонь.
Вражеский радист заметался, отбросил пистолет-пулемет «MP-40» с опустевшим магазином, выдернул из кобуры «Парабеллум». Но советский «Тульский Токарев» в руке одного из пограничников оказался быстрее – два метких выстрела в руку лишили предателя возможности не только отстреливаться, но и покончить со своей поганой жизнью или же повредить рацию.
Другой парашютист тоже выхватил пистолет и навскидку выстрелил в ближайшего бойца Оперативного отряда НКВД. Но опытный пограничник уловил опасное движение и кувырком ушел вниз, подсек его ноги и взял на излом руку с оружием. Спецприем из арсенала боевого самбо был проведен безупречно, и врагу осталось только скрежетать зубами со стальными фиксами. «Волчара» ничего не смог противопоставить матерому «волкодаву» Госбезопасности.
Но командир парашютистов оказался матерым диверсантом. Он прекрасно понимал, что советским пограничникам он нужен живым. Потому и дрался отчаянно. Отбиваясь короткими очередями из немецкого пистолета-пулемета, он уходил в глубь леса. Расстреляв все патроны, он отстегнул прямой магазин на 32 патрона и швырнул, как гранату. Расчет был верным – в горячке боя пограничники среагировали на опасность взрыва и залегли. Кто там будет разбираться, что прилетело от врага?! Явно не букеты полевых цветов… А за короткие мгновения он успел вогнать новый магазин и взвести затвор.
Кинувшегося сзади на него пограничника командир вражеских диверсантов сам взял на прием, выкрутив и сломав ему руку. Добивая, так припечатал сапогом, что пограничник «вырубился». Но эта заминка дала возможность еще двоим воинам с зелеными петлицами подойти ближе и наброситься на врага. «Волчара» рванулся, но не назад, а в сторону, перекрыв одному из них направление стрельбы. Пользуясь этим, он ударил ближайшего пограничника выдвинутым плечевым упором немецкого пистолета-пулемета. Удар пришелся в челюсть, и солдат рухнул как подкошенный. Присев, командир диверсантов выпустил длинную очередь и кубарем скатился по склону оврага. Дальше начиналось болото.
– А, черт! Упустили все-таки… – сокрушенно покачал головой младший лейтенант Ракитин. – Перевяжите раненых, окажите им всю возможную в таких условиях медицинскую помощь.
– У нас двое тяжелых, их состояние стабильное, но нужны носилки, – доложил санинструктор.
– Нарубите жердей и сделайте носилки из плащ-палаток. Что с пленными?
– Повязали, товарищ командир…
– Радист и рация?..
– Целехоньки!
На небольшой полянке сидели связанные немецкие парашютисты. Вернее, предатели, завербованные Абвером и прошедшие усиленную, как это следовало из боя, спецподготовку. Их раны уже были перевязаны, жизни и здоровью ценных носителей информации ничего не угрожало. Пограничники раздели парашютистов до нательного белья, те сидели в кальсонах и исподних рубахах, босиком. Даже если и попытаются сбежать, то далеко по лесу не уйдут!
Рядом на расстеленных плащ-палатках лежали трофеи. Немецкие пистолеты-пулеметы с запасными, уже опустошенными за время боя магазинами. Пистолеты, гранаты, ножи. Пачки с патронами, чистые бланки советских военных документов, поддельные печати и штампы.
Тут же имелись кровоостанавливающие жгуты, индивидуальные перевязочные пакеты, небольшие коробочки со стимуляторами – таблетками метамфетамина. Дьявольское изобретение японских химиков Нагаи Нагаеси и Акиры Огаты в нацистской Германии под названием «первитин» производилось в промышленных масштабах начиная с 1938 года. Таблетки первитина официально входили в «боевой рацион» летчиков и танкистов, подводников и парашютистов-диверсантов. Так, накануне вторжения во Францию военнослужащим Вермахта было выдано тридцать пять миллионов доз первитина. Да – гитлеровская армия была еще и армией наркоманов!
Отдельно, как главное сокровище, стояла рация «Телефункен», а к ней прилагались таблицы кодов, радиочастот и шифровальные блокноты. Радист был тут же – в двух местах простреленный, но живой и готовый для «потрошения» и перевербовки. Но этим уже займутся профессионалы «радиоигр» из Управления контрразведки фронта.
– Радист, передай в эфир кодом: «Возвращаемся с подарками»! – это означало, что диверсионная группа противника обнаружена и обезврежена.
– Есть, товарищ командир.
– Выдвигаемся к машинам. Организовать головной дозор. Соблюдать меры предосторожности, не шуметь. Вперед, шагом марш!
* * *
В комендатуре майор Осокин положил перед младшим лейтенантом Ракитиным бланк сообщения по ВЧ – высокочастотной связи, которая использовалась для особо важных донесений.
Срочно.
Секретно.
Начальнику этапно-заградительной комендатуры
Военному коменданту г. Барвенково
Майору Осокину И.В.
Предписание
В отношении рапорта мл. лейтенанта Ракитина В.Н.
Наложить взыскание на командира Оперативного отряда НКВД мл. лейтенанта Ракитина В.Н. за непрофессиональные действия при обезвреживании диверсионно-разведывательной группы противника, которые привели к срыву захвата командира парашютистов и позволили наиболее опытному немецкому разведчику уйти от справедливого возмездия.
В связи с этим начальнику этапно-заградительной комендатуры г. Барвенково майору Осокину И.В. предписывается принять срочные меры по розыску и задержанию командира вражеской разведывательно-диверсионной группы. Оперативно-розыскные мероприятия проводить по линии Государственной безопасности с привлечением по необходимости местных органов самоуправления, Рабоче-крестьянской милиции НКВД СССР, а также истребительных батальонов.
Начальник Управления контрразведки Юго-Западного фронта.
– Так-то, братец, задал ты нам всем задачку, – похлопал майор Осокин Виктора по плечу. – Будем вместе расхлебывать. А не расхлебаем – так вместе и подавимся!