— Борис Лаврович, вам письмо! — входя в кабинет Зырянова, сказала секретарь-машинистка, держа перед собой голубой конверт.
— От кого, Машенька? — спросил замполит, не отрываясь от бумаг, которые просматривал с карандашом в руке.
— Не знаю, — ответила девушка, вспыхнув до ушей. Положила письмо на край стола и быстро вышла.
Письмо было от Лизы Медниковой, уехавшей на курсы электропильщиков. Неделю назад он отправил ей денежный перевод, послал свои собственные деньги, но в извещении сообщил, что это премия за образцовую работу на строительстве в Новинке.
Лиза благодарила за внимание. На многих страницах, испещренных мелким почерком, она писала Зырянову о своих переживаниях, о тоске, которая начинает порой овладевать ею. В такие минуты, доверительно писала она, хочется иметь рядом родного и близкого человека, поговорить с ним по душам, помечтать, пожать ему руку. Вспоминала про увлекательную прогулку на Водораздельный хребет, про медведя-музыканта, про восход солнца… Потом Зырянов получил от нее второе, третье письмо. Лиза подробно сообщала об учебе, о распорядке в общежитии, где они живут, о практической работе в лесу на опытной лесосеке. И вдруг она перестала писать. На отправляемые ежедневно письма Зырянов не получал ответа. Он не находил себе места, теряясь в догадках. Однажды зашел к Багрянцевым. Дома была одна Нина Андреевна. Зырянов сам не заметил, как рассказал ей о полюбившейся девушке.
Поразмыслив, они решили, что Лиза готовится к зачетам и ей теперь не до писем.
Занятия на курсах подходили к концу. Была поздняя осень. Замерзшая земля гудела под ногами, как пустая бочка. Лиственные деревья стряхнули с себя последние остатки летнего наряда и стояли голые, ежась от холода. Да и елки, и пихты в своих длинных шубах будто присели к земле, притихли и помрачнели, а вершина Водораздельного хребта казалась еще белее, словно покрылась снегом.
И вот стало известно, что курсанты приехали, сидят на железнодорожной станции и ждут автомашину. В этот день Зырянов собирался ехать на лесные участки, но отложил поездку.
— Нина Андреевна, Лиза сегодня приезжает! — с волнением сказал он, случайно встретив Багрянцеву. — Я совсем растерялся. А что если пригласить ее с подружкой к себе? Мука у меня есть, мясо есть. Пускай сами пельмени делают. Остальное куплю в магазине, — говорил он. — И вы приходите. Мне одному как-то неудобно с ними.
Со станции автомашина пришла уже в сумерках, остановилась у конторы леспромхоза. Курсанты все, как на подбор, были в серых шапках-ушанках, в серых стеганых фуфайках и брюках. Отыскав взглядом девушек, Зырянов подошел к машине и, протягивая руку через борт, поздоровался с ними.
— Ну, вылезайте, пойдемте ко мне.
— А мы домой едем, — отказалась Лиза, — машина должна пойти туда.
— Никуда не поедете, вылезайте… Есть договоренность с директором леспромхоза, вы останетесь работать на Чарусском лесоучастке.
— Кто это решил? Вот так так! — удивилась она.
— Об этом разговор будет завтра, девушки. Вам надо поесть, отдохнуть. Идемте ко мне. Я вас давно жду. Хотите, будем пельмени стряпать?
— Мы недавно ели, спасибо.
Лиза стала отговариваться, а Паня, ткнув ее в бок, прошептала:
— Айда, пельменей беда как хочется.
— Ну и ступай, — передернула плечами Лиза.
— Брось волынку тянуть, — шепнула Паня. — Вылезай!
— Надо, так вылезай сама, — отрезала Медникова.
— И вылезу.
Подхватив свой чемодан, Паня подала его Зырянову. Потом подхватила чемодан подруги, но та отстранила ее.
— Не лезь, куда не просят!
Зырянов был огорчен. Он никак не мог понять Лизу. Что с ней произошло? Почему она опять дичится его?
— Лиза, вы на меня обижаетесь?
— Зачем мне на вас обижаться?
— Ну, тогда пойдемте ко мне запросто. Я вас давно жду, приготовился к встрече.
— Айда, Лизка, сходим к нему, хоть посмотрим, как он живет! — сказала Торокина и начала подружку выталкивать из кузова. — Меня Гришка Синько ждет, и то я не спешу.
— Давайте руку, Лиза! — уговаривал Зырянов.
Девушка наконец согласилась. Стоя на тугом колесе и держась за борт кузова, она окликнула одного из курсантов:
— Епифан, Мохов!
Широкоплечий парень, сидевший калачиком в углу кузова, опустив голову на колени, встрепенулся.
— Ты уже спишь, что ли, Епифан?
— Нет, не сплю, — ответил парень, смахивая рукавом сладкую слюнку.
— Не спишь? А мух ловишь… Возьми-ка мой чемодан. Отнесешь потом в общежитие.
Мохов взял Лизины пожитки, поставил в свой угол и хотел на них сесть.
— Не садись, раздавишь, медведь! — забеспокоилась Лиза.
Парень покорно опустился на пол рядом с чемоданом.
— Возьми и мой, Епиша, — попросила Торокина, закинув на борт машины свой ящичек.
Епифан локтем столкнул его обратно.
Лиза взяла у подружки ящик и приказала Мохову поставить его вместе со своим чемоданом. Тот беспрекословно подчинился.
В квартире Зырянова топилась чугунная печка-боковушка.. Девчата сразу скинули фуфайки и подошли к ней греть руки.
— Озябли? — спросил Зырянов, поднося им по стопке кагора.
Паня взяла стаканчик, выпила.
Лиза отказалась.
— А теперь давайте стряпать, — засуетился Борис Лаврович. Он выставил на кухонный стол мешочек с мукой и кастрюлю с мясным фаршем. — Вот вам все, орудуйте.
Умывшись, девушки подошли к трюмо, распустили косы и начали расчесывать. Волосы у Лизы были длинные, волнистые, черные. Она быстро заплела косы и, закинув их за плечи, прошла на кухню.
Паня долго еще стояла у трюмо, расчесывая свои реденькие волосы, потом собрала их в кучу, свернула, винтом, положила шишкой на затылок, закрепила шпильками; взяла со столика одеколон, смочила волосы, кофту; пригладила белые, еле заметные брови и начала растирать мелкие морщинки, сбежавшиеся на лбу.
— Панька, хватит кокетничать! — крикнула Лиза. — Иди стряпать.
Пока подружка охорашивалась перед зеркалом, Лиза успела замесить крутое тесто, разделать его на палочки, нарезать колобки.
На кухню Паня вошла важная и надушенная. Скалки раскатывать сочни не было. И она начала орудовать бутылкой. Кастрюля с фаршем стояла у Лизы на коленях. Зачерпнув чайной ложечкой жидкое мясо, она клала его в сочень, ловко защипывала полукружком и клала на край стола на разостланную газету. Зырянов сидел с нею рядом и тоже делал пельмени.
В разгар этой работы вошла Нина Андреевна. Борис Лаврович вытер руки и пошел ей навстречу, помог раздеться.
Войдя в кухню. Багрянцева поздоровалась.
— Познакомьтесь, девушки! — молвил Зырянов из-за плеча вошедшей. — Нина Андреевна, врач! Наверно, знаете?
Лиза поздоровалась. А Паня смолчала, ниже нагнулась над столом, со всей силой нажала на бутылку, раскатывая сочни до дыр.
— Панька, ты с ума сошла! — Лиза держала на ладошке худой, тонкий, как кисея, сочень.
Нина Андреевна прошла в комнату, вернулась оттуда со стулом, поставила возле Лизы, постлала на колени полотенце.
— Я вам помогу.
— Пожалуйста! — сказала Медникова, подставляя колени с кастрюлей ближе к Нине Андреевне.
Смуглая, разрумянившаяся, с большими искрящимися глазами и темной родинкой на губе, Лиза выглядела очень привлекательно. Багрянцева невольно залюбовалась ею. «Да, она действительно красавица».
Потом спросила, чтобы завязать разговор:
— Как, девушки, закончили учебу?
— Ничего! — уклончиво ответила Лиза.
— Кто-то из вас отличник?
— Вот она, — кивнула Лиза на Паню, явно пошутив.
Торокина косо глянула на подругу, но ничего не сказала, только больше стала делать неудачных сочней: они у нее получались то квадратные, то длинные, как ленты.
Когда пельмени были настряпаны, Борис Лаврович положил руку на плечо Лизе и шутливо распорядился:
— Будешь сегодня хозяйничать в доме!
Девушка сперва смутилась, а потом, с озорной мыслью, решила разыграть новую и непривычную роль молодой хозяйки. Что, в самом деле, стесняться этой Нины Андреевны? Да и Зырянова самого?
— Панька, марш за дровами! — скомандовала она, шуруя в печке.
Торокина повеселела. Оттопывая, как в строю, по-солдатски, она кинулась за дверь.
— Дрова тут, за стенкой, — сказал Зырянов. — Идемте вместе. — И хотел пойти, но Лиза потребовала:
— Борис, не смей ухаживать за подружкой!
Паня принесла охапку дров и бросила к печке, почти не нагибаясь:
— Тише, ты! Ребенка разбудишь.
— Еще прикажете принести?
— Хватит! Ступай на кухню, не мозоль тут глаза… Борис, собирай на стол! Если тарелки грязные — вымой немедленно.
Игривое настроение девушки передалось всем. Все почувствовали себя непринужденно и весело. Борис Лаврович начал расстанавливать на столе посуду, раскладывать приборы. Нина Андреевна завела патефон, поставила пластинку «Тирольский вальс». Торокина села возле патефона, подперла щеки кулаками.
— Вальсы потом, — сказала Лиза, ставя широкое блюдо с пельменями на стол. — Садитесь есть.
За столом она сидела мало, то и дело срывалась с места, бегала к печке, засыпала в котел пельмени, мешала их, чтобы не уплыли. От жару в печи она раскраснелась, разрумянилась, Борис Лаврович и Нина Андреевна не сводили с нее глаз: уж очень она была мила, привлекательна.
Паня, занятая едой, ни на кого не обращала внимания, подкладывала себе на тарелочку пельмени, и как только наполняли стопку вином, она, не дожидаясь приглашения, опоражнивала ее. Лиза не стерпела, возмутилась, отставила ее стопку в сторону и шепнула:
— Хватит!
Ужин был уже окончен. На широком блюде стыли оставшиеся пельмени.
— Где вы, Лиза, намерены работать? — поинтересовалась Нина Андреевна.
— В лесу! Где же? — оживилась девушка. — У меня теперь есть квалификация. Раньше хотела пойти на валку деревьев, на самое увлекательное дело, но женский труд на валке отменен. Придется работать на разделке хлыстов. Эта работа тоже интересная. Уеду на Новинку, подберу себе бригаду…
— Но почему не в Чарусе? — удивился Зырянов.
— Я дала слово подругам вернуться на Новинку.
— Век с подругами жить не будешь, милая Лиза! — молвила Нина Андреевна. — Женщине нужна более крепкая опора.
Лиза потупила глаза:
— Я об этом еще не думаю.
Панька пристально посмотрела на подружку, ткнула ее коленкой под столом и шепнула:
— Оставайся тут, Лизка, оставайся! Не ломайся.
Медникова нахмурила брови, отвернулась.
Это не понравилось Пане. Она охладела к общему разговору, зевнула в кулак, перебралась на диван и уснула.
В комнате раздался резкий, отрывистый телефонный звонок. Зырянов подошел к круглому полированному столику, на котором стоял аппарат, и взял трубку.
— Борис Лаврович? — отчетливо послышался из телефона густой басистый голос директора леспромхоза. — Зайди ко мне ненадолго в кабинет. Тут надо разрешить один вопрос.
Извинившись за отлучку, Зырянов поспешно надел полудошку из оленьего меха, пыжиковую шапку с длинными ушами и вышел из дома.
Нина Андреевна поближе придвинулась к Лизе со своим стулом, положила руку ей на плечо.
— Почему вы все-таки хотите уехать в Новинку? Поверьте, я вам хочу только добра. А вы, мне думается, бежите от счастья…
— Мое счастье впереди. Я только начинаю жить.
— Борис Лаврович помог бы вам найти свое счастье.
— Я свое счастье сама найду.
— Вы очень упрямая, Лиза!
— Какая уж есть.
— Лиза, милая моя! Вы много мудрите и не доверяете своему сердцу. Оно ищет друга. А вы идете против сердца.
— Как вы можете знать, что творится у меня на душе?
Лиза украдкой взглянула на свои часики. Багрянцева заметила это, поднялась со стула.
— Ну, мне пора уходить. Борис Лаврович скоро вернется. Дожидайтесь его.
Нина Андреевна ушла. Лиза разбудила свою подругу.
— Уговорили они тебя? — спросила Торокина, поправляя расползшуюся прическу.
— А чего меня уговаривать? Я сама себе хозяйка. У меня свой ум.
— Ох, Лизка, что ты делаешь? Не надо его обижать. Он очень хороший человек. Смотри, как нас встретил… Ты бы хоть поласковее была с ним. Приласкала бы…
— Ты обалдела, Панька!
— А чего тут такого? Если сама не хочешь, разреши мне поухаживать за ним.
— Ой, Панька! Ты совсем потеряла совесть! Собирайся живо!
— Что ты? Куда мы пойдем? Ночь, холод.
— Собирайся без разговоров! — Лиза подала подружке фуфайку и шапку. — Одевайся скорее!
Ночь была темная и холодная. Снег еще не выпал, а земля застыла. На крышах и деревянных тротуарах лежал иней.
В лесу, на побелевшей лежневой дороге, прислушиваясь к звонкому хрусту инея под ногами, Торокина сказала с упреком:
— Что ты, Лизка, злишься на меня? Если любишь, выходи замуж. А то сама от него нос воротишь и других ревнуешь.
— Не ревную я!
— А что это, как не ревность?
— Не ревность это… Это такое чувство… Ты совсем, Панька, не уважаешь себя.