Лесозаготовительный сезон начался. Между Чарусом и железнодорожной станцией ежедневно курсировали автомашины, привозили колхозников, прибывших на лесозаготовки. В большинстве это была молодежь: парни, девушки. Народ крупный, тепло одетый, с большими котомками.

Чибисов, поглядывая на мешки с мукой, крупой, мясом, скептически говорил парторгу Березину:

— Да разве этот народ будет у нас работать? У всех полно продуктов. Зачем им работать?

— Я понимаю, Евгений Тарасович, куда ты гнешь… Думаешь снова, как и в прошлом году, прикрываться низкой производительностью труда колхозников? Не пройдет теперь этот номер. Ты вот вечерком собери-ка всех мастеров, комендантов домов, уборщиц общежитий, да и потолкуем с ними, как надо встречать колхозников. А то некоторые из нас смотрят на них как на обузу: мол, много с ними возни, мол, пускай сами, как хотят, осваивают работу в лесу, а мы лишний часок посидим дома… Есть такие настроения, Евгений Тарасович?

— Есть.

— Я знаю, что есть. Это наша беда! Так давай сделаем, чтобы в этом году она не повторялась.

К Чибисову и Березину подошел высокий плечистый парень в белом полушубке и серой ушанке с вмятиной, где когда-то была армейская звезда.

— Вы тут начальники? — спросил он, поглядывая живыми, но строгими глазами.

— Я начальник лесопункта, а это парторг, — сказал Чибисов. — А что?

Парень обратился к Березину:

— У вас тут комсомольская организация есть?

— Организация-то есть, только работы настоящей нет.

— А вы, парторг, чего же смотрите?

— Я везде смотрю, только у меня два глаза, за всем не усмотришь. Нашего комсорга пока держишь в руках — он работает, а чуть отвернулся — он за девушками увяжется и про комсомольскую работу забудет. Парень молодой, день работает в лесу на тракторе, вечер настанет: не то комсомольцев собирать, не то на свидание идти? Раскинет умом и пойдет к своей девушке — благо, что тут особой подготовки не требуется… Нам нужен хороший комсорг!

— А как вашего комсорга зовут-величают? Где его найти?

— Комсорг у нас Яков Мохов, а живет он в избушке, вон напротив конторы стоит, три окна на улицу, одно в огород… Вы, что же, комсомолец?

— Нет, не комсомолец, а член партии. Просто я люблю народ веселый, живой. У себя в колхозе я организовал самодеятельность. Наш драмкружок на областном смотре Почетную грамоту получил…

— Вы лес рубить приехали или на балалайке играть? — вмешался в разговор Чибисов. — У нас тут «артистов» своих хоть отбавляй.

— А мы будем и лес рубить и песни петь! — не растерялся парень.

Березин взял Чибисова за рукав.

— Тебе, Евгений Тарасович, надо подготовиться к собранию мастеров. Дай мне поговорить с человеком.

Чибисов не обиделся, ушел. Ему и самому надоело смотреть, как колхозники сгружают с автомашин свои огромные мешки.

Узнав, что парня зовут Владимиром Коноплевым, Березин спросил, из какого он колхоза.

— «Новая жизнь», — ответил тот.

— А, из «Новой жизни»! Слыхал, слыхал. Богатый, говорят, колхоз?

— Не из бедных. Теперь у нас есть и Дом культуры, и электричество, и радио, и телефон. А у вас тут клуб есть?

— Клуб в Чарусе, а здесь только красный уголок.

— Что ж это вы подкачали? Вон какой замечательный поселок лесорубам выстроили, а клуба нет.

— Силы не хватило. Клуб на будущий год запланирован.

— Плохо. Ехали к вам и думали, что скучать не будем. А у вас, оказывается, и самодеятельностью заняться негде.

— У нас общежития большие, можно там.

— Это не то, что в клубе.

Коноплева позвали колхозники, столпившиеся возле кучи сгруженных с автомашин котомок. Пришел комендант и стал разводить людей: мужчин в один дом, женщин — в другой. Вскоре из обоих домов колхозники пошли к стогу сена, находившемуся на задах, получили там толстые белые матрацы.

Коноплева и еще двух парней из колхоза «Новая жизнь» Чибисов послал в бригаду Лизы Медниковой на разделку хлыстов, доставляемых из лесосеки на верхний склад. Владимир Коноплев стал ее помощником.

Мастер Чемерикин, маленький, конопатый, переведенный со строительства на лесозаготовки, привел бригаду в лес, на эстакаду, рассказал, что люди должны делать, постоял минут десять, посмотрел, как были раскряжеваны первые хлысты, и ушел.

Оставшись полной хозяйкой в бригаде, Лиза со всей ясностью представила, какая большая ответственность возложена на нее — ведь нужно за всем углядеть, все предвидеть. Нужно, чтобы люди не покалечили себя, чтобы не поломать пилу, чтобы из каждого хлыста выкроить наиболее ценные и нужные кряжи, выполнить норму и, наконец, чтобы автомашины, присланные на вывозку древесины, не стояли по вине бригады. Она слышит, как в стороне, в лесосечных лентах, вальщики и сучкорубы у больших костров громко разговаривают, смеются, что-то кричат ей.

Но Лизе теперь не до них. Она приставляет электропилу к зарубке на длинном хлысте, выпустившей густые капельки блестящей серки; пильная цепь с визгом врезается в смолянистую древесную массу, идет, точно по мягкому желтому сыру. Разделав один хлыст, она тут же переходит к другому дереву, направляет на него свой инструмент, точно живой, точно дрожащий от нетерпения.

Эта работа увлекает ее. Окинув взглядом эстакаду, длинные свежие остовы елей и сосен, поблескивающие серебром и золотом, Лиза испытывает чувство радости и удовлетворения своим трудом: эти распластанные на эстакаде деревья стали под ее рукой строительным лесом, поделочным материалом.

Разделав десятки хлыстов, Лиза выключила электропилу, прикоснулась ладонью к горячему кожуху моторчика и сказала, обращаясь к бригаде:

— Перекур, товарищи! Надо остудить инструмент.

Люди тотчас же разбрелись с эстакады. Колхозники из «Новой жизни» пошли в лесосеку к своим друзьям, работавшим неподалеку.

— Не долго ходите! — крикнула им вдогонку Медникова. Сняв шапку-ушанку, она ладонью обтерла со лба пот. Ее пышные черные косы клубками упали на плечи.

Солнце уже взошло, поднялось над тайгой, над горами. Его лучи позолотили вершинки елей и высокие кроны одиноких, перестоявших сосен. А внизу на тонких веточках рябинок и черемушек, серебрясь, лежит иней. На соседних делянках поют электропилы, пофукивают дизеля передвижных электростанций, тарахтят на лесовывозке трактора. И Лизе кажется, что она находится сейчас не в глухом уральском лесу, а на каком-то большом заводе, где все машины работают не в каменных корпусах, а в зеленом прохладном лесу, где долбят кору дятлы, шуршат по стволам деревьев малюсенькие пичужки-ползунки, где так легко дышится и хорошо работается.

Ощупав электромотор пилы, Лиза глянула на ручные часики и крикнула:

— Ого, эй! По местам!

Не спеша, один за другим стали подходить парни. Лиза знает, что ей, как бригадиру, надо с первых же дней взять людей в руки. Сейчас следовало бы на них прикрикнуть за то, что они зря растрачивают рабочее время, сказать им, что с земляками можно вдоволь наговориться в общежитии, а не заниматься разговорами здесь, в лесосеке. Но она смолчала — зачем портить хорошее настроение.

Она спешит приступить к работе, торопит парней. И вот снова запела пила, раскидывая брызги желтоватых опилок; толстые длинные хлысты, точно по волшебству, стали распадаться на кряжи. И чем больше было разделано лесин, тем азартнее работала Медникова. Ее азарт передавался всем остальным. Люди ловко орудовали на эстакаде: раскатывали по ней привезенные деревья, выкраивали нужные заготовки, скатывали готовые кряжи на вагонетку, а с нее с помощью лебедки подавали их в штабеля.

Медникова была рада, что все идет так прекрасно: люди быстро сработались, стали понимать друг друга без слов. Достаточно ей было сделать кивок головой или взмахнуть рукой — как это делали бригадиры электропильщиков на опытной лесосеке — и ее помощники уже знали, что она от них требует.

К эстакаде подъехал верхом на взмыленном коне Чибисов.

— Ну как успехи, артисты? — спросил он, ни к кому не обращаясь.

— Дело идет! — весело отозвался Коноплев. — Подрепетировались.

— Сколько деревьев уже разделали?

— Близко к сотне!

— Не шутите?

— Это точно! — подтвердила Медникова. — Кабы было у нас две пилы, дали бы гораздо больше, а то с одной пилой много времени теряем зря. Мотор сильно греется, приходится сидеть и студить… А ребята у меня подобрались хорошие. Дело сразу пошло.

— Молодцы, коли так! Держите марку бригады. Наш Чарусский леспромхоз вызвали на соревнование лесозаготовители Удмуртии. Придется подтянуться и взять повышенные Обязательства.

— И возьмем! — задорно сказала Медникова. — Да ведь, ребята?

— Конечно! Не подкачаем. Только пусть дадут вторую пилу, — поддержал Коноплев. — Мы приехали из колхоза не на бревнах сидеть. У нас задание — сто десять норм на брата за сезон.

— Будете перевыполнять нормы — богатые поедете из леса.

— Мы это знаем! — вмешался в разговор краснощекий парень-крепыш. — Кабы не знали, так, может быть, и не явились к вам… Обратно на поезде от вас не поедем.

— А на чем же?

— На мотоциклах. Подзаработаем денег и домой явимся на своих машинах. Мы и дома сказали, как поехали, — вернемся на мотоциклах!

— С собой, поди, еще по девушке посадите?

— Без этого не обойдется.

Когда Чибисов уехал, Лиза, взявшись за пилу, скомандовала:

— Ну-ка, ребятки, приналяжем! — И шагнула к толстой, в полтора обхвата, бортевой сосне.

В смолистое дерево пила пошла со скрежетом, с визгом, а потом, сделав глубокий паз, зашипела, зафыркала и, наконец, остановилась совсем. Люди переглянулись. Мотор выключенной пилы замолк.

— Вот, черт ее забрал! — сорвалось с языка у Лизы. — Пилу заело.

Все рабочие собрались вокруг Медниковой. Глядя на зажатую электропилу, они ждали, что скажет бригадир, какую даст команду. А она и сама растерялась, не зная, как выручить инструмент из такого толстого, огромного дерева.

«Ну и разиня, ну и разиня! — сокрушалась она про себя. — Поспешила и людей насмешила. И как это я не доглядела, что средина лесины провисла».

Ей было стыдно перед бригадой за свою оплошность. Но она тут же взяла себя в руки и распорядилась подсунуть под хлыст вагу.

— Да разве подсунешь под такого лешего, его с места не сшевелишь, — возразили ей.

— Так что же, стоять будем и ждать у моря погоды? — повысила она голос. — А ну, быстро за дело!

И сама взяла толстую жердь, попыталась подсунуть ее под бревно возле зажатой пилы. Все взялись за вагу и хотели пикой, с размаху, подсунуть ее под дерево. Однако вага под дерево не пошла, а только сдвинула его с места и повернула на бок, вместе с электропилой, взыгравшей мотором вверх и упершейся ручкой у рамы в настил эстакады.

— Э, постой, постой, что вы делаете? — раздался тревожный голос за спиной у Медниковой.

Она оглянулась. По эстакаде подле черного блестящего кабеля от электростанции шел пилоправ Кукаркин с кожаной сумкой на боку.

Увидев Кирьяна Корнеевича, Медникова смутилась, покраснела.

— Кто у вас тут бригадир? — спросил он.

— Я, — чуть слышно проговорила Лиза, потупясь.

— Эх ты, размазня Ивановна, — с веселой усмешкой сказал Кукаркин. — Ты, видно, девушка, техминимум не проходила? Разве так надо выручать пилу, когда ее заест?

— А как, Кирьян Корнеевич? Ну помоги, милый! — Она ласково заглянула в глаза пилоправу. К ней вдруг вернулось обычное, игривое настроение.

— Ишь, «милый»! Набедокуришь, а потом, как кошка, отираешься возле ног.

Обращаясь к парням, пилоправ приказал:

— Заострите-ка комли у жердей, сделайте лопаточками.

Людей с жердями он расставил по обе стороны дерева, велел возле него положить чурбаки, а на них жерди и подсунуть концы заостренных ваг под лесину. Сам ухватился за вагу.

— А ну, налегайте все! — И наваливаясь грудью на жердь, запел: — Раз еще берем, раз еще берем!

Огромный хлыст оторвался от помоста, приподнялся одним концом вверх, Кукаркин подсунул под средину возле пилы катыш.

— Вот и все. Теперь вынимайте пилу.

Все это показалось Лизе необыкновенно просто. И почему она не догадалась сама? Ведь на курсах об этом говорили. Сколько сейчас из-за своего неуменья потеряла времени. Как волновалась? Хорошо, что не разревелась, взяла себя в руки. А то бы — стыдобушка перед парнями! Пустили бы славу на весь леспромхоз, как у них девка-бригадир разревелась в лесосеке. Лиза повернулась к Кукаркину, обняла его и поцеловала в щеку. Он обтер щеку рукой.

— Ну и ну! Не Лиза, а подлиза… Ты зайди-ка завтра перед выходом в лесосеку ко мне в пилоправку. У меня там есть специальное металлическое приспособление для подъема хлыстов: подсунешь под дерево, повернешь рычажок — и одна будешь приподнимать вот такие махины.

— Неужели, Кирьян Корнеевич, есть такое приспособление? Нам на курсах о нем ничего не говорили.

— Не дошло оно еще до курсов. Я его только что сделал. Еле додумался до механической ваги.

Взяв электропилу, он осмотрел ее, проверил остроту пильных цепей.

— С обеда меняла цепь-то?

— Сменила.

Он включил мотор, прислушался к его работе. И чтобы испробовать пилу, шагнул к толстой, не до конца перепиленной сосне, уже пустившей по срезу янтарные слезы.