Вот говорят: в минуту смерти мелькает жизнь перед тобой, как кадры в старой киноленте…… А нынче утром…… Боже мой! Душе ничто не угрожало…… Я сладко нежилась, спала под тёплым, лёгким одеялом… И вдруг…… увидела себя двухлетней, маленькой девчушкой… Кричала, топала ногой — просила мне купить игрушку…… Потом стоп-кадр… короткий сбой…… И вот уже я вижу стены больницы старенькой (Ангарск), а медсестра не может в вену четвертый раз никак попасть…… Попала… Небо… Солнце… Горы… Вершины снежные вдали…… Ташкент — родной, волшебный город, столица дружбы и любви………… Мне десять лет… Я улыбаюсь… В коротком платьице бегу по полю маковому в мае…… Гроза… И флаги на ветру…… смеюсь… кричу… а жизнь прекрасна…… Опять стоп-кадр…… Я вижу дверь…………… Вход в реа-нима—а-ааци… аци…… Как сложно выговорить ей — студентке, что лежит недвижно с кровавой пеною у рта… — Анюта… Анечка…… ты слышишь? Очнись…… пожалуйста…… Стоп-кадр… Я снова… Снова вижу горы…… Но каждый шаг невыносим…… Иду к вершине… Скоро… скоро последний камень, а за ним…… И вот — открылась(!) распахнулась навстречу неба синева…… И в тот же миг душа взметнулась, и закружилась голова…… Хочу обнять весь мир руками, кричать… Но эхо унесло капризно-вздыбленную память в одно узбекское село…… Осенний день…… Работа в поле…… Дехканин добрый… молодой даёт мне чашку с вкусным пловом… — Катта рахмат, хороший мой… Сидим устало под чинарой, вода искрится в арычке……… О, боже мой, как я устала…… Лежу на старой курпаче…… А рядом хлопковое поле — пушистой, ласковой рекой течёт…… течёт… и я с любовью касаюсь трепетной рукой волшебных хлопковых соцветий, чей белый, невесомый пух мне греет сердце…… В киноленте… разрыв… стоп-кадр…… короткий звук… И вновь: Мне двадцать… Свадьба… Дети…… И дней сплошная череда — где быт настолько беспросветен, что даже память не всегда могла фиксировать в сознанье полёт не месяцев, а лет…… Как вдруг… толчок… Я просыпаюсь… а напоследок вижу свет… И чей-то голос в подсознанье мне шепчет: «Стой! Ты у черты! Пора сбываться предсказаньям, и выходить из темноты……» Умолк…… Но вновь добавил строго: «Щедрот своих не умаляй, лишь предназначенное Богу, ты кесарю не отдавай……»