Она приехала в наш двор откуда-то из-под Тамбова, её открытый, ясный взор в миг привораживал любого. Девчонка лет семи-восьми, с каким-то шармом скандинавским. Играла с местными детьми, носила кепку залихватски, с утра до вечера могла гонять на роликах и скейте. Но почему-то детвора над ней смеялась… Дети, дети… В пылу наивности святой вы так бессмысленно жестоки, и не прощаете порой уродства тел и душ пороки. Малышка с русою косой была воистину красива — одеждой, телом и душой, но почему-то молчалива… А если вдруг заговорит, то с губ срывается мычанье. Девчушка жестом подтвердит смысл непонятного признанья, а дети прыснут за спиной. Но, слава Богу, не услышит их смех безжалостный и злой та, чьё лицо румянцем пышет, та, что с рожденья глухотой отмечена жестоким роком и постигала мир живой за гранью звука одиноко. ……………………………………… Прошло три года… Как-то раз в конце дождливого апреля я у подъезда собралась садить кустарник и деревья. А заодно взяла с собой семян цветов для новой клумбы, ведро с прохладною водой. И вдруг ко мне (кто бы подумал!) бежит, торопится она, и очень правильно, раздельно кричит приветствия слова (девчушку, кстати, звали Эля). Я удивилась: — Как же так… Как говорить ты научилась? (она читала по губам) — Старалась… вот и получилось… Хотите, я Вам помогу, садить цветы или деревья? я справлюсь, правда… я смогу… — Конечно, справишься, я верю. Вот только… твёрдая земля… давай-ка мне сперва лопату, а ты потом… — Нет! Так нельзя! Сама хочу… Сама! — Понятно. Ну что ж, вперёд! И целый час с таким терпеньем и любовью, она, над клумбою склоняясь, боролась с твёрдою землёю. — Ух, непослушная трава, какие корни отрастила! Но ты поддашься мне… да-да, — шептала девочка сквозь силу и вырывала сорняки умелой, маленькой ладонью. — Вот здесь посадим васильки, сказала я, — а здесь — бегонию. — О, нет… прошу вас… так нельзя! Поверьте, будет не красиво — ведь не созвучны голоса. Ах, этот голос, темно-синий! К нему бы белого чуть-чуть. — Ты шутишь, девочка? Прекрасно… — Да нет же… нет… цветы поют! Я слышу это очень ясно. Пусть не дано мне распознать волшебных звуков человечьих, но я умею различать цветов улыбчивые речи. Вот незабудки-малыши — их звуки нежно-голубые, и так приятны для души… Хотя… Ведь вы же не глухие, и лучше знаете, чем я, о чём всю ночь поют фиалки, и замолкают — лишь заря, коснётся венчика — как жалко! Но только солнышко взойдёт, хор одуванчиков встречает лучей стремительный восход. Душа на время замирает от небывалой красоты… (вот, кстати, место для пионов) И мы садили с ней цветы, подобно чутким дирижёрам, сводя мелодию сердец многоголосых музыкантов в один божественный оркестр весенних, дивных ароматов. …………………………… Она приехала в наш двор откуда-то из-под Тамбова, её открытый, ясный взор в миг привораживал любого…