Ты говорил мне: «У НАС в Париже…… У ВАС в России…» Твой взгляд был карий — две спелых вишни, Мой тёмно-синий. И ты впивался в меня глазами, сжимая руку, Цедил сквозь зубы: «Предашь ведь, знаю… Предашь ведь, сссука…» А после долго и безутешно рыдал в подушку. Я улыбалась, о чём-то нежно Шепча на ушко. Но ты не верил, о, мой Художник, И хмурил брови. Твердя, что в Риме таких безбожниц Рисуют кровью… Срывал одежды одним движеньем И нёс нагую Меня к спартанской своей постели, И поцелуи Ложились лёгким горячим слоем На грудь и плечи. Мерцали звёзды… В России полночь, в Париже вечер… О, этот вечер! Безумный вечер… Волшебно-пьяный… Нет, не увечья — Мы наносили друг другу раны. Так осторожно — Как только может быть осторожен Клинок горячий, легко и плавно входящий в ножны… И ты входил в меня бесконечно, продляя пытку… До немоты и потери речи. До слёз…… до крика… И тут же в свете ночного пламени и прозрений Спешил к мольберту Мой падший ангел, мой добрый гений… А я лежала, шепча сквозь дрёму В твоей постели, «У нас в России сейчас сугробы — Поют метели…» Ты поцелуем сбивал с дыхания: «Тише… тише… Мы не в России с тобой, родная… И не в Париже…» Мы где-то между землёй и небом… Да…… где-то между… Как в первый день свой Адам и Ева — Чисты, безгрешны…