— Вас ждёт в саду Императрица! — Я очень рад… да… очень рад! «Какого чёрта ей не спится в такую ночь и снегопад?!» — Поторопитесь, граф… — Конечно! Орлов спускается с крыльца: — Ах, Катерина, друг сердешный… Так вот ты где! Не прячь лица… Смотри, какая заваруха! Буран! Кружится голова… Зима Кудесница-старуха плетёт над нами кружева. Но ты молчишь… Аль мне не рада? В неровном свете фонарей не различить родного взгляда. Уймись, проклятая метель! Вдруг Катерина, сдвинув брови, спросила тоном ледяным: — Ну, что голубчик мой…… Григорий, В последний раз поговорим? — О чём, Пресветлая? О чувствах? — Не зубоскальте, граф Орлов… О Ваших пьянках и распутствах. — Пардон… но я… — Не нужно слов! Распутства? Господи… Бог с ними — Когда б они, кроме всего, моё не оскверняли Имя и не порочили его. Когда бы Вы не забывали и отдавали в том отчёт: КОМУ(!) на верность присягали, КОГО(!?) любили… И ещё… Вообразив, что я Вам ровня, не возмущали б высший свет и не плевали с колокольни на такт и царский этикет. Похвально, что ж… И очень смело! Но до поры…… лишь до поры. Теперь Судьбе найдётся дело: точить не перья. Топоры! — Всё, не могу… Довольно вздора! Я думал шутишь. Вот те раз! И ты для этих разговоров меня звала в столь поздний час? — Орлов, Вы помните, быть может, насколько я была щедра? Но мне так просто уничтожить Вас лёгким росчерком пера. Нет! Даже в самом страшном гневе я не лишу Вас, милый мой, чинов… наград… и привилегий — кроме единственной(!)……одной… — Какой? — Григорий, не смешите… Вы — мой неистовый Каприз: Орёл. Мужчина. Повелитель, смотревший властно сверху вниз. Вы тот, с кем дальше я могла бы, отдавшись телом и душой, считать себя обычной бабой — бедовой, страстною, хмельной. Всегда готовою на шалость — Звездой, упавшей с высоты. Лишь Вам, мой ангел, дозволялось с Императрицей быть на «ты». Ни сна не ведая, ни страха, всерьёз, так искренне любя, я величала Вас не графом, а Богом! Слышите меня? Но полно! Ветер, свирепея, швырял снежинки им в лицо, а тьма, сгущаясь и чернея, когтила царское крыльцо. Птиц растревожив медным звуком, над парком плыл вечерний звон. — Уж поздно, граф… Целуйте руку… И убирайтесь к чёрту… Вон!!! — Не передумаешь? Однако… Он развернулся тяжело. Ревел буран… Хотелось плакать… И спазмом челюсти свело… Пустым, неумолимым взглядом Она смотрела вслед Ему — тому, кто был так долго рядом, и навсегда ушёл во тьму. Ушёл! Как больно! Боже правый… Да что ж ты делаешь, Любовь?! Но за спиной её — Держава. А в жилах — царственная кровь. Последней милостью внезапной сумев свой гнев перебороть, перекрестила троекратно, шепнув: «Храни Его, Господь…»