15. Когда люди в полиции описывают то, что с ними случилось, я глотаю информацию жадно, но бессознательно. И только потом довожу ее до своего сознания. Как при нажатии красной кнопки она переводится из автоматического запоминающего устройства в оперативную память – каждое слово, каждое всхлипывание, каждая гримаса. Какой-то механизм внутренней скорой помощи, что ли? Загораются соответствующие красные лампочки и включается сирена. Приводится в движение цепочка ассоциаций и что-то мне подсказывает. Но ведь не всегда так было. А почему сейчас так? При чем тут мой любимый?
Я возвращаюсь к себе в Старые Норы крохотным переулком под гордым названием Milkway, Млечный, значится, Путь. Ох уж эта мегаломания Веймута! Именно о ней я думаю, когда вдруг оказываюсь сидящей на тротуаре в совершенно ошарашенном состоянии.
И думаю о Кшиштофе из Валбжиха, которого пырнули ножом на танцполе в ночном клубе «Рандеву»: «Я помню, что находился среди людей, двигался, танцевал. Ни с кем конкретно, так, c толпой. И вдруг сижу на полу и ничего не могу понять. Кто я? Где я? Вижу под собой темную лужу, которая быстро увеличивается. Шум. Мне хочется спать. Полицейский показывает мне свою руку и спрашивает, сколько я вижу пальцев… и я удивляюсь, что вижу, но не могу сосчитать. Сейчас вспоминаю, конечно, что их было три. Никакой боли. Меня просто пырнули ножом».
Может быть, и меня тоже пырнули? – думаю я. Есть тут где-нибудь темная лужа? Нет. Что я должна сосчитать? Кшиштоф что-то считал, не помню, что.
– Я вам помогу, – кто-то протягивает мне руку. – На этом кафеле легко поскользнуться. От молочного магазина остался. Тут когда-то был молочный магазин. На Milkway.
Я поднимаюсь ужасно медленно, как старая баба… Благодарю. Идите себе, добрый прохожий. Идите, пожалуйста. Я должна сама собраться. Обдумать то, что со мной случилось. Ведь что-то случилось. Иначе не потеряла бы равновесия. Я, столько лет бегающая на роликах. Оглядываюсь по сторонам. Сканирую. Справа. Перед собой. Слева. Больно! Снова! Но не падаю, теряю равновесие только внутри себя. И кровь хлещет тоже только внутри. В душе. Дышу диафрагмой, как парамедик учил Кшиштофа, часто растягивая живот. Грудная клетка должна быть неподвижна, тогда не так больно. Можно дышать. Нужно дышать.
В витрине бюро путешествий вижу новое предложение: ДВЕ НЕДЕЛИ НА ШРИ-ЛАНКЕ. ALL INCLUSIVE. ДЕШЕВЛЕ НЕ БЫВАЕТ.
Я хочу к любимому! Я так по нему тоскую! Я так его жажду! Хочу на Шри-Ланку! За любую цену!
Только не могу. Потому что у меня проблемы со счетом. У меня все время выходят два человека – любимый и я. А у него, странное дело, выходят три. А может и больше.
Вдобавок в последнее время я странно себя чувствую. Психологически. Это что-то вроде эха чьих-то кошмарных переживаний. Как будто это меня кто-то пырял ножом, толкал, похищал, держал в темном подвале, душил телефонным кабелем, топил в гостиничном унитазе, бил ладонью по лицу, привязывал к горячей батарее… Вдруг, ни с того ни с сего. Но эти переживания всегда связаны с любимым. Один раз в меня, точнее внутри меня, выстрелили из ехавшей рядом машины. Сначала я думала, что тип в том «мерседесе» просто хочет меня обогнать. Именно тогда я попала в аварию. Не в воображении, а на самом деле. Я почти вдребезги разбила свой гранатовый «RAV». Его взяли в ремонт, а мне на три недели в качестве замены дали «Yaris». Я пару раз проезжала той улицей после аварии. А потом починили «RAV». Отдали мне его вымытым и вычищенным внутри. А отдельно, в пластиковом пакете, все те мелочи, которые обычно я держу в разных ящичках: шоколадки, помаду, визитные карточки, словарики. И был там компакт-диск. Вспомнила, что поставила его в проигрыватель как раз перед столкновением. Я доехала до дома, уселась в кресло с ноутбуком на коленях и вставила диск в дисковод. Услышала какой-то шорох, звуки ветра, капли дождя, бормотание радио. И вдруг:
– Бах! Бах! Бах!
Три раза. В голову. В упор. Точно так, как рассказывал Сергей из Костромы, когда его гангстеры из Московского коммерческого банка похитили из-за невыплаченного долга. Искали по всей Европе и выловили у нас на хуторке в степи под Веймутом.
В меня не попали… Я сидела в кресле, а не в машине. Нелегко попасть в сидящего человека, святая правда.
Этот компакт-диск – единственный, впрочем, выпрошенный мной подарок от любимого. На нем записан скопированный с его iPod’а звуковой файл, который он слушает, когда каждое утро пробегает свои три мили для поддержания спецназовской формы. Ежедневно – за исключением тех дней, когда мы были вместе, потому что тогда ему вроде хватало других упражнений. Этот файл начинается его любимой вещью – «Дорогой в ад» Криса Ри. Он записал мне этот диск во время моей последней поездки на Шри-Ланку, потому что я тоже хотела начать бегать. Думала, что раз я буду вместе с ним, то и бегать мы будем вместе – я тут, он там. Он только усмехался. Даже не подписал диск, настолько он осторожен и не любит оставлять следов.
– Роберт, что со мной?!
А Роберт наливает мне горячего чаю «лапсан-сушонг»: одеяло на колени, другое на плечи, скамеечка под ноги…
– Ну давай уже, выкладывай наконец, – говорит он, когда я полностью укутана. – Не защищай его так… Не прикрывай.
– Но я сама не знаю! В семье меня никто никогда пальцем не тронул! А когда меня касался любимый, я ощущала себя на пути в рай. У него ТАКАЯ эмпатия! Он лучше меня самой чувствовал, чего я хочу, от чего я отлетаю, как мне угодить. Я чувствовала себя с ним тогда в полной безопасности… А тут вдруг ножи, пули, кабели, кипяток… Что у него с этим общего? Почему это так во мне резонирует?
– Но ведь это засело в твоем воображении, правда? В голове. В душе. Что значит все это насилие?
– Скажи мне.
– Нет, ты мне скажи.
– Иди к черту! Если что-то знаешь, то говори! А если тебе сказать нечего, то заткнись!
– Наконец-то! Дай чмокну в щечку от восторга! Я горжусь…
– Чем? Тем, что довел меня до бешенства? Тебе нравится, когда я злюсь?
– Именно! Похоже, ты чувствуешь себя со мной безопасно и комфортно, чтобы позлиться вволю… А ты когда-нибудь на него злилась?
– Это тебя не касается! Это уже слишком. Не лезь в наши личные дела! Отстань!
– Я только спросил…
– О чем? Черт бы тебя побрал!
– …о том, что преступники делали со своими жертвами. Опиши одним словом. Давай.
– Мучили!
– Еще что?
– Издевались.
– Как это можно сказать по-другому?
– Да иди ты нахрен! Ты злоупотребляешь моим терпением!
– Бинго!
– Какое еще «бинго»?
– Правильное слово! Поняла. Повтори!
– Какое слово? «Иди на хрен»? С удовольствием, хоть сто раз! Ты злоупотребляешь… Злоупотребляешь… Боже мой. Роберт!
Бинго. Злоупотребление. Злоупотреблять.
Злоупотребил…
…моей любовью. Моей страстью. Моей увлеченностью. Моей уязвимостью. Моей наивностью. Моей открытостью. Моими надеждами. Моими мечтами. Моей преданностью. Моей расторопностью. Моей заботливостью. Моей жертвенностью. Моей верностью. Моей искренностью. Моей щедростью. Моим гостеприимством. Моей дружбой.
– Роберт, любимый злоупотреблял моим доверием. С самого начала.
– С начала…
– Как он мог?!
– Видимо, такой уж он человек.
– Я из этого выкарабкаюсь? Когда-нибудь?…
– Не знаю… А Сергей вышел невредимым из той перестрелки? А Кшиштоф? А Зденка? А другие?
– Не знаю… Наверное, да.
– И ты скорее всего выйдешь. Я буду рядом, пока тебе будет нужна моя помощь. И пока ты этого хочешь.
– Я хочу спать… Вызови такси, a?
– Уже звоню.
Xочу спать.
И рассказать кому-нибудь о том, что со мной случилось.
О том, что он со мной сделал. Может, тогда мне полегчает. И, может, кому-то это пойдет на пользу. Может, кто-то свяжет эту историю с собой. Берите, это все для вас.
Он сказал мне в начале, после первого поцелуя:
– Мы с ней знакомы много лет. Когда-то мы были близки, а сейчас – просто хорошие друзья. Помогаем друг другу.
Брехал.