2. Вот я и в лесу. Артурчик остался в заключении. Просовещавшись четыре часа, присяжные единогласно вынесли вердикт: «Виновен».

Перед вынесением приговора судья запросил доклад офиса судебного куратора. Это учреждение прислало для беседы с Артуром немолодую женщину с большой анкетой в руках, и в течение двух часов та задавала ему вопросы типа:

– Являетесь ли вы алкоголиком? А если да, то хотели бы вы освободиться от алкогольной зависимости?

Ну скажите, в представлении человека, воспитанного на идее принудительного лечения от зеленого змия, какой алкоголик признается в том, что он не может не пить?! А? А здесь признаются. И только у таких есть шанс на бесплатное лечение. Специалисты по ресоциализации считать умеют, за принудиловку платить не будут.

Пожилая кураторша будет задавать свои вопросы, записывать ответы и – об этом Артур и не подумает – наблюдать за его реакцией: что вызвало у него раздражение? когда он запнулся? когда начал юлить и хихикать? когда замер и задумался? А потом с изумительной точностью подытожит свои заметки: подсудимый утверждает, что пьет по случаю, но не упоминает о том, что сам ищет такого случая; любой вопрос об отношениях между мужчинами и женщинами вызывает у него несоразмерное возмущение; он избегает вопросов на тему наркотиков и предпочитает возмутиться предположением, что у него может быть пивная зависимость.

Целью такого интервью является оказание помощи судье в выборе надлежащей кары из широкого диапазона наказаний, предусмотренных за совершение данного преступления. Это может быть восемнадцать месяцев тюремного заключения, а может и четыре года. Может быть в тюрьме строгого режима, а может – в исправительном учреждении открытого типа. Возможно даже лишение свободы с отсрочкой исполнения приговора. Только не в случае Артура. От решения судьи зависит, выдадут ли распоряжение о его высылке с территории Соединенного Королевства и пожизненном запрете на въезд в страну. Или только о запрете на въезд до апелляции в консульство. Десятки вариантов. Кураторша позвонит завтра, так что сегодня мне даже не нужно включать сотовый.

Лес – влажный и теплый, он пахнет детством и отцом, научившим меня собирать грибы. Интересно, если бы он был сейчас со мной, как бы он среагировал на то, что вместо плетеной корзинки я взяла сумку с рекламой Western Union и это дурацкое полотенце. А полотенце нужно для того, чтобы при виде другого грибника, собачника или еще кого-нибудь сразу же завернуть в него нож. Лучше всего еще до установления визуального контакта и обязательного How do you do?. В общественных местах можно иметь при себе острые предметы длиной не более трех с четвертью дюймов, то есть восьми с половиной сантиметров. И с чем-то таким идти за моховиками или приличными подберезовиками? Мы предпочитаем ходить в лес с тесаками! Ведь иногда надо и палку остругать, хлеба накусочить, ветчины наломтить. А здесь у каждого телефон наготове. «Эта иностранка с ножом – что она там копается под кустом? Что это за подозрительные останки под березой, напоминающие выбеленные дождем кости? Что у нее в той сумке? Что она делает в этом лесу без собаки и без улыбки на лице? Позвоним-ка в полицию. На всякий случай». Чего ожидать от общества, которому собирать грибы запретили еще в пятнадцатом веке после того, как одна королева умерла, отравившись мухоморами? А может быть, белыми грибами, приправленными цианистым калием?

Словом, без полотенца в английском лесу у тебя есть шанс нарваться на приключение и попасть в следственный изолятор за владение холодным оружием и «агрессивный», то бишь иностранный, акцент.

Если что-то рядом зашелестит, прячь нож в полотенце, изображай улыбку и наисладчайшим тоном говори: How do u do? Looks like rain today, d’you think?

Вот я и играю с этим ножом в прятки. Интересно, решился ли Артур на «сегрегацию» – на специальный блок тюрьмы для насильников, доносчиков и прочих тщательно охраняемых заключенных, которым грозит специфическое правосудие по уголовным обычаям? Ведь если он будет строить из себя героя и упорно твердить: «Я невиновен, это присяжные меня засудили», он рискует подвергнуть свое мужское хозяйство гораздо более тяжкому испытанию, чем то, которое выпало переодетой в полицейский мундир девушке с розовым вибратором.

Что-то я никак не могу отойти от работы, даже в лесу. Не отпускает она меня к отцу. Ощущаю только влагу, запахи, эхо, слабое прикосновение воспоминаний. Но нет связи с детством… И поэтому меня не удивляет вибрация правой ягодицы. Эта связь есть – звонит полиция.

– Констебль Трейси Кембридж, – слышу я в трубке.