1771 год Резиденция в Полевском

Иоганна пила чай — напиток давно уже прижившийся в Петербурге и завезенный наконец-то в лавки Екатерининской крепости.

Отставив кружечку из яшмы на яшмовое же блюдце, она погладила малахитовую столешницу. И вот не один уже месяц она любуется на этот свой столик, а переливчатый камень всё так же её завораживает…

Иоганна склонилась над стопкой бумаг. На что ещё, если подумать, женщина может тратить свободное время? Вот и она впервые села за мемуары.

И теперь, обмакнув перо в красивейшую родонитовую чернильницу, обдумывала первую строчку.

Мемуары давно были в моде. И начинались по-разному. Те, у которых на первых страницах писалось: родился такого-то, там-то, Иоганна сразу же закрывала. Наверняка там ужасная скукотища. Её же жизнь была не в пример интереснее. Значит, и начать свои записи надо было как-то… не тривиально.

«А всё из-за любви… Из-за неё…»

Иоганна задумалась, что писать дальше?

Про то, как она полюбила русского графа и уехала с ним в Екатеринбург? Про то, как он бросил её и женился потом по расчёту? А она продолжала надеяться, что однажды он оставит жену и должность в «Канцелярии главного правления сибирских и казанских заводов». И они убегут… Даже крестьяне в этой России сбегают! В Петербурге и то каждый сезон случается скандал — какая-нибудь жена богатого старого мужа обязательно уезжает за границу с любовником. А чем Иоганна хуже?

Он ведь тоже любил её. Она видела. И тогда на балу, когда предложил непристойное, она чуть не согласилась, отказала только из-за характера… И как она была тогда хороша! Незадолго до бала в руки жены приказчика попала шкатулка с волшебными драгоценностями, которые проявили её настоящую красоту и делали такой манящей, обворожительной…

А потом шкатулка пропала. Иоганна была в отчаянии!

Но на интересе графа это никак не сказалось… После бала она не раз получала от него записки с признаниями. Было очень волнительно танцевать с ним на очередном Собрании высшего общества и делать вид, что он её никак не волнует. Она напускала на себя холодность и неприступность. И с торжеством следила за его глазами и тоном фраз.

Граф рвал и метал.

В душе.

Конечно, воспитание и приличия обязывали его на глазах всего света и жены сдержанно улыбаться и не показывать чувств.

И вот он официально приглашает её на пикник у реки. Там безопасно — будет много знакомых и ни одного повода для сплетен. Но она отказывает, хотя сердце рвётся пойти. Его рука дрожит и хочет собственнически сдавить её белую ладошку, как тогда… От воспоминаний белая грудь Иоганны вздымается в смелом вырезе корсета по новой французской моде… Глаза графа мечут искры от ревности, и чтобы скрыть досаду, он прикладывает к лицу кружевной платок. А в груди огнём разгорается ревность. Иоганна знает, он думает, что у неё на это время уже назначено другое свидание… Это не так. Но ни один мускул на её лице не дрогнул, не выдал. Вместо пикника они с мужем поехали в гости к генеральше Потаповой. А в обществе за ней окончательно закрепилась репутация верной жены.

Время шло. Летние прогулки сменялись осенними охотами и зимними балами. Она так и держала его на расстоянии, но точно знала — граф любит. Да так сильно, что с каждым разом ему всё сложнее держать и лицо, и самообладание. «Он получит меня, только если бросит жену. И судя по всему, перемен ждать осталось недолго,» — утешала себя Иоганна.

По весне всё и впрямь изменилось.

Последний бал Иоганна предвкушала неделями. А в нужный день коляска попала под ливень и застряла в ужасной грязи. Они с мужем опоздали к началу. Но когда вошли, новость о долгожданной беременности жены графа уже распространилась пожаром среди гостей. А на графа снизошло спокойствие и равнодушие. Их тет-а-тет теперь его… тяготил. О, это не было результатом умелой игры. Напротив, теперь он не прятал чувств. Тёплых, нежных. К собственной жене…

Стерпеть такое никому было бы не по силам. У Иоганны разыгралась мигрень, и муж повёз её домой раздражающе медленно, объезжая места, где коляска снова могла застрять в слякоти.

Дома она долго рассматривала себя в зеркале… 32 года… Время не пощадило красоту немецкой подданной. Зато к его жене пока было благосклонно. А на что Иоганна, собственно, рассчитывала? Что любовь их продлится до гроба, как в любовных романах?

Романы она, кстати, с того дня совсем забросила. До тех пор, пока к генеральше Потаповой, в доме которой в обществе людей пожилых Иоганна всё чаще находила утешение, не приехала на лето племянница из Петербурга — ровесница Иоганны и со схожими вкусами. Так вот племянница эта привезла с собой прелюбопытную книжицу. О графине Баттори, которая вернула себе молодость, красоту и любовь путём принятия кровавых ванн. История там, конечно закончилась трагически. Эржбета счастья так и не нажила: любимого убили на войне, саму её казнили за массовые убийства собственных подданных. Но главное — рецепты!

Убивать кого-то массово и купаться в крови Иоганна не собиралась. Зачем? А вот кровяные притирания… Должно было подействовать… К конце концов, Иоганна была в отчаянии! В некотором аффекте… И на что только не пойдешь, лишь бы вновь увидеть интерес в глазах любимого графа…

В помощники она взяла Григория — человека надёжного и, по мнению женской половины прислуги, загубившего душу. Наташка рассказывала, что он убил свою жену, заподозрив в неверности. Подобное хладнокровие ещё поискать.

В общем, ей повезло.

И девицу для сбора крови Григорий отыскал справную, но преглупую. Он обманом привёз её в подвал Полевской резиденции. И когда эта дура поняла, что не в прислуги нанята, то так заорала, что пришлось сунуть в рот кляп и связать по рукам и ногам.

Тут правда, заминка вышла. Муж весточку прислал, что на утро собирается тоже в Полевской прикатить. Пришлось место обряда переносить в лес. Потому как не объяснить потом по-немецки дотошному Себастьяну, откуда в подвале взялись следы свежей крови, когда он точно знает, что свежину не забивали — повар при нём был, а подвал теперь оттирать.

Так что, дождались ночи, и когда круглая Луна осветила посёлок, Григорий на руках вынес девку и на дно коляски кинул. И если б она не ерепенилась, поехала бы сидя, как барыня. А так, всю дорогу дёргалась, как живая рыбина. И был соблазн пнуть, чтоб выть перестала, да приличия не позволили.

Остановилась коляска на просёлочной дороге. Дальше пришлось идти по скошенной покосной поляне, за которой зловеще темнела Змеиная горка. «Эту фразу, про зловещесть и Змеиную горку обязательно надо будет в мемуары вставить…» Ну так вот, у берёзы с краю поляны Григорий девку и привязал. Приготовил нож, и кувшин с кружкой для сбора свежей крови. Из кружки Иоганна пить собиралась. Прямо там, пока кровушка свежая, тёплая. Немного набрать, она ж знает, сколько можно взять из человека, чтобы здоровью вреда не нанести.

И в кувшин — для притираний отлить. С пол стакана всего.

А девка, возьми да и выплюни кляп. Да как возопи-ит!

У Иоганны мигом уши заложило, а Григорий давай кляп в темноте искать. Торопились же, факелом не озаботились.

Вдруг Гришка присел, будто дивясь на что-то за спиной Иоганны, потом вовсе на колени упал, шапку снял, руки к груди прижал и запричитал так, жалобно, мерзенько. У какой-то «хозяюшки» прощения начал просить. Иоганна обернулась и сама обомлела…

Стояла позади неё женщина. Грозная, как императрица в гневе — Иоганна однажды видела. И одета по-королевски — вся в каменьях и корона зубчатая. Только лицо отчего-то знакомое, но где Иоганна её видеть могла?.. В общем, не растерялась она, и кувшин-то пустой в королевишну бросила.

Пролетел кувшин сквозь фигуру, и она ясно поняла — это призрак. Таких она в детстве в старом дедушкином замке видела. Чего их бояться, если призраки — существа бесплотные? А у Григория почему-то громко в животе заурчало, и он убежал.

Зато Иоганна держалась с достоинством. И даже презрительно спросила у призрака, чьих он, и чего ему надобно?

В ответ услышала, что призрак этот — Хозяйка. И людям простым — защитница. Так что надо Иоганне девку отпустить восвояси и идти куда шла.

Иоганна и тут не растерялась. Приметила она, куда Гришкин нож упал, быстро нашла и верёвки тугие перерезала. Девка голопятая к тому моменту совсем сомлела, Иоганна на траве её оставила, села тут же и…

Заплакала.

По красоте уходящей. По любви утраченной. По скучной жизни в Полевском, куда её — внучку самой королевы судьба занесла так нелепо.

Некуда ей было идти. От мужа безвольного с души воротило. В обществе ждали скрытые насмешки, одни и те же сплетни из года в год и собственная зависть к более молодым и блистательным.

О том она Хозяйке и рассказала. Почему-то подумалось, что призрак и выслушает — куда ему торопиться? И никому не расскажет — в Свете печальных историй не любили. Разве что любовные принимались благосклонно. А Иоганна о собственных чувствах предпочитала правдоподобно врать.

Призрак, и вправду, выслушал её, почти не перебивая. Пару раз только уточнил насчёт плотины, которую Воронов Себастьяну предложил за деньги взорвать. Так муж её — бестолочь, и денег не взял, и глаза закрыл на грязное дело Вороновских молодцев. А порох они, между прочим, при свете дня заложили. Рвануло так, что Иоганна в комнате своей услышала. И главное, дивились потом все до самого начальства, что рабочие, которые подняться из шахт не успели, каким-то образом на поверхности оказались. А вода сразу в штольню ушла. И спасённые все твердили, что помогла им какая-то Горных богатств Хозяйка. Но в нечисть народную Иоганна не верит.

Сказала про то, а сама на призрака покосилась.

Как стояла та женщина, сияя каменьями в лунном свете, так и осталась стоять. Развеселилась только отчего-то. А потом и говорит:

— Ну, раз идти тебе некуда, пошли со мной. И не бойся, неволить не стану. Если понравится тебе у меня, сможешь веками такой же молодой оставаться.

Иоганна встала и пошла.

Ни страха она не испытывала, ни печали — одно любопытство. А Хозяйка пока вела зелёными коридорами, рассказывала, как у неё тут всё устроено.

Иоганна — женщина образованная. Её, между прочим, прозапас для одного из династических браков держали. На случай, если с одной из принцесс что-нибудь непредвиденное случится. И учили всему, соответственно. Естественные науки очень теперь пригодились.

Иоганна сладко потянулась. Теперь она жила в настоящем дворце, хотя и подземном. Зато палаты его простирались на многие сотни вёрст вширь и вглубь. Главную залу с гостевыми комнатами, лесом, баней и термами, находящимися много глубже, Иоганна звала по привычке — Полевской резиденцией. Были ещё Красногорская, Мраморская, Изумрудная и много-много других. Иоганна во всём любила порядок. Даже опись богатств начала, но её составлять ещё сотню лет, не иначе. В общем, дел было много, но про досуг она тоже не забывала.

Ящерица-Наташка сидела напротив на малахитовом стульчике и вышивала. Молча. Можно было и речью прислугу теперешнюю наделить. Но говорили они преглупые вещи. К самостоятельности приучены не были. Только приказы исполнять, заложенные какой-то «программой». Зачем это всё и почему, Иоганна не знала. Хозяйка-Алёна — потом-то немка признала её, только смысла в прежней злости совсем уже не было — посоветовала сильно философией не увлекаться. И верить, как в бога, что миссия Хозяйки важна и ответственна.

Менять веру в корне Иоганне было не привыкать. Вот и с серебряным крестиком, надетым на неё батюшкой в Храме святой Екатерины, пришлось расстаться. Магия камня и религиозные символы уживаться никак не хотели. Алёна предположила, что вера, возможно, — продукт более высоких технологий, более тонких, почти неосязаемых… Во всяком случае, на уровне энергетических полей эти два явления были не совместимы.

Иоганна сначала не поверила. Но получив пару мощных ударов током, бросила всяческие изыскания в этом направлении. И принялась изучать не менее интересную тему — природу явления так называемых «кошачьих ушей» из земли, про которые ей в своё время Наташка рассказывала. Да и Алёна их видела. И прежняя Хозяйка-Айна про кошкины уши знала, вот только Алёне копаться в тех знаниях было недосуг.

Она вообще оказалась какой-то временной Хозяйкой. За место своё не держалась. И когда Иоганна услышала всю её историю, то согласилась помочь.

В назначенный день на Алатырь легли они обе. Надели украшения, взялись за руки, и платье с Алёны медленно переползло и свернулось коконом вокруг Иоганны. Авдей — оказывается, среди мужиков такие симпатичные встречаются — в последний раз спустился под землю. И всю процедуру хотел держать бывшую Хозяйку за руку, но Алёна почему-то запретила.

Вообще эта встреча влюбленных Иоганну до слёз растрогала. И прощание их… Тяжело было всем.

Иоганна не сказала, но она в ту минуту тоже мысленно с графом своим расставалась…

Наконец две иглы больно ткнули в сгибы локтей. И последним, что Иоганна запомнила, почему-то были чешуйчатые кольца огромного чёрного змея. А потом на них будто упало что-то тяжёлое… Или кто-то…

Она не увидела — темнота поглотила, а в ней завихрились цветные образы снов…

* * *

2019 год Полевской

Во дворе частного дома на окраине города в грядках копалась на редкость ухоженная женщина.

— Мама, пошли, поиграем с роботами! — ребёнок лет пяти в футболке и шортах выскочил с веранды и теперь стоял на самом краешке нижней ступеньки, будто проверяя, удержится или нет?

Женщина подняла нечеловечески красивое лицо и ответила:

— Артём, подожди немного, рядок дополю и поиграем. Но недолго, скоро обед.

— Обе-ед? Я не хочу-у.

— Не вредничай. И радуйся, что каждый день ешь досыта, и… — Алёнка осеклась.

Нет, она не будет попрекать куском собственного ребёнка. И не его вина, что в 18 веке, да и сейчас во многих местах дети недоедают. Она не будет ему об этом рассказывать. Не сейчас.

— Что-то занесло меня снова. Извини… — и, сменив тон голоса на более радостный, добавила, — сегодня стол под грушей накроем. На улице жарко, а в кухне вообще — духота. Поможешь тарелки принести?

— Ага… Мама, а к нашей калитке дядя какой-то идёт.

Алёнка глянула в сторону леса и обомлела.

По тропинке расслабленным шагом шёл мужчина с вьющимися волосами. В зубах его торчала травинка, и весь вид был на редкость… самодовольным. Именно «довольным» мужчина и выглядел. Он поглядывал в небо и явно наслаждался и солнцем, и воздухом и видом на южный район Полевского, который хорошо просматривался со склона Думной горы.

«И как ему в джинсах и косухе не жарко?.. Столько лет мужику, а всё понтуется». От неожиданной встречи со старым знакомцем какая-то радость поднялась и перевернулась у Алёнки внутри.

Мужчина подошёл к самой калитке и облокотился на неё, блеснув хитрыми золотыми глазами.

— Ну, здравствуй, хозяюшка.

— Тьфу, на тебя, Полоз Батькович. Не слушай, избушка-хороминка, не Хозяйка я более… Какими судьбами? — губы Алёнки предательски расползались в улыбке.

— А ты накорми, напои, а потом уж пытай.

— Проходи, гостем будешь. Видишь столик под грушей? Садись, я сейчас обед принесу.

— В дом не пустишь? Суеверная стала?

— Жарко там.

— Ты же жара не чувствуешь.

— О ребёнке думаю, — многозначительно покосилась Алёнка на сына и адресовала Змею свирепое лицо, надеясь на его понимание.

«И не могу ж теперь этому бестолочу мысленно сказать, что ребёнку о моих приключениях в 18 веке знать не надо!»

Через десять минут на столе, застеленном клеёнкой в ромашку, дымились паром тарелки с куриным супом, в глубокой чаше зеленел салат, а вокруг корзинки с хлебом и сладкими булками назойливо летала пчела.

— Чем богаты, как говорится, — Алёнка грохнула подносом с чайным сервизом и конфетами и уселась, наконец-то на табурет.

Вблизи Полоз выглядел как-то потрёпанно, лет на тридцать пять. Видно, шкуру давно не менял. Вон и седина золотистая на висках поблёскивает.

Он почти расправился со своей порцией супа. И Артёмка, видимо, взяв пример с дяди, на удивление бодро застучал по тарелке ложкой.

Алёнке есть не хотелось. Эта особенность — сниженный аппетит — она знала, пройдёт лет через пять, когда закончится отмывание организма. Вместе с каменной силой уйдут и все бонусы тела Хозяйки — чистые руки, к которым просто не прилипает грязь, железное здоровье и фарфоровая кожа. И узнает об этом Алёнка, когда у неё впервые сломается ноготь. Или ещё какое-нибудь человеческое несовершенство приключится. И странно, но теперь она ждала с нетерпением прыщика или седого волоса. А на красоту свою «неземную» смотрела в зеркале с толикой раздражения.

— Как ты? Как Арина? — начала Алёнка светскую беседу.

— Какая Арина?.. A-а… Ты про ту… А ребёнку не пора поиграть?

«Какой понятливый». Алёнка обратилась к сыну:

— Артём, если хочешь, можешь к Зыряновым во двор пойти, я сейчас тёте Гале смс напишу.

— Хорошо, — Артёмка бросил ложку в почти пустую тарелку, схватил со ступенек своих трансформеров и убежал за калитку к соседям, живущим через один дом.

Алёнка оторвалась от экрана смартфона.

— А у тебя нет такого? Жутко полезная штука.

— Полезная для чего? — скептически скривил губы Змей.

— Ну, знаешь, гораздо удобнее, когда гугл находится здесь, — приподняла она руку с самсунгом, — а не в твоей голове.

— Может быть, может быть… Вот шкуру лет через 7 поменяю, тогда новенький и куплю.

Алёнкин телефон пискнул, сообщая, что Артёмка в соседский двор прибыл в целости и сохранности.

— А сейчас у тебя кто-нибудь есть? — поинтересовалась Алёнка из чисто женского любопытства.

— Неа, взял перерыв. Жены, они, знаешь ли, порой утомляют.

— Мой бывший аналогичного мнения, — дни с Вадимом на секунду всплыли в памяти, но внутри ничего не шевельнулось.

«Значит, простила его наконец-то. Вот и хорошо».

— Так значит, ты с трудом вспоминаешь Арину? Как жалко. Мне казалось, она хорошая девушка. И достойна большего, чем вот этого… — Апёнка покрутила в воздухе ладонями, — «Какая Арина?»

— Алён… — Полоз тяжело положил руку на стол. — Я — не святой. И они все были хорошим девушками. А знаешь, сколько жен пережил я за последние двести пятьдесят лет?.. А ты посчитай, благо, задачка не сложная. Ладно, знаю, что у тебя плохо с устным счётом… 11. Не считая Аринки и теперешнего холостяцкого отпуска.

— Но зачем?

— Ты знаешь… Ты сама испытала. Одиночество сводит с ума… Да и что бы их ждало на поверхности? Крепостное право, голод? Разруха, война?

— Спасти малое число лучше, чем ничего не делать… Я тебя понимаю… Знаешь, когда прорвало плотину, я уже знала о скором распаде, — Алёнка горько усмехнулась. — Система так наказала меня за своеволие.

— Я знаю.

— Но я всё равно их вытащила… Ценой гигантской потери энергии. Алатырь после объявления о распаде в тысячу раз замедлил скорость восстановления!.. Конечно, и из эгоизма тоже — делать хоть что-то было лучше, чем оставаться наедине с мыслями о скорой мучительной смерти… — Алёнка задумалась и замолчала на какое-то время… — Я только одного не понимаю во всей этой истории с плотиной… На столе Турчанинова был контракт пятилетний с немецкой страховой компанией. Может это он сам затопил рудник, чтобы страховую выплату получить? Это объясняет, почему приказчик закрыл глаза на людей с бочками пороха средь бела дня. Просто он уже был в курсе. Но руки-то у него связаны… И деньги, которые Воронов предлагал… Это они неподкупность Эттингера проверяли? Можно ли его считать своим? Но при таком раскладе приказчик и так был у них в кармане, как не крути… А ещё, на руднике больше сотни людей тогда работало. Но в шахтах на момент взрыва осталось всего 34 человека… Значит, Себастьян велел раньше времени работу заканчивать? Знаешь, мне кажется, что Иоганна в нём ошибалась…

— Ты хочешь верить в то, что приказчик — хороший? Или что хорошим человеком был Турчанинов? А я тебе так скажу — никто этого не знает, Алёна. Как нечистая сила, мы можем многое. Но читать человеческие мысли нам не дано.

— Ты прав, не дано… Кстати, как там Иоганна в роли нечистой силы?

— Как Кощей, над богатством трясётся. От геологоразведки камни прячет. Переживает, что люди рудники почти все повыработали. С одной стороны работы у неё стало меньше — рудокопов поубавилось, технологии совершенствуются, а с другой… Впрочем, тебе не надо её понимать. Ты уже никогда не узнаешь, какого это — жить пятьсот лет и работать Хозяйкой 24 на 7.

— Наверняка, это схоже с сумасшествием…

— В точку. Но мы так живём. И даже радуемся, как ни странно.

— Хм, про человеческие радости. — Алёнка развернула блестящий фантик конфеты. — Я загуглила Фелициату. Далеко пошла наша юная барынька. Родила Турчанинову восьмерых детей. Сама прожила до 80 с гаком лет. А после смерти мужа несколько лет сама всеми заводами заправляла.

— Не удивлён. Знал, в чью семью золотишка подкинуть.

— Так это ты её отца обогатил?

— А то?

— А зачем тогда загадки, если ты сам решаешь, кому золото дать?

— А как, по-твоему, я понимаю, кому оно впрок пойдёт, а кто сопьётся и раньше времени в канаве окажется?.. Кстати, хочешь и тебе пару вопросов задам? Если ответы понравятся, облагодетельствую… Ты же знаешь…

Алёнка вся напряглась. Золото им сейчас бы не помешало. Да только ещё Варвара рассказывала, что если на Полозовы вопросы неверно ответить, богатство всю жизнь стороной обходить будет. А жить в нищете ей как-то совсем не улыбалось.

— Скажи мне, красавица… — золотые радужки Полоза, казалось, расширились и продолжили раскручиваться искрящимися спиралями… — А где сейчас твой благоверный находится?

— Что? — наваждение сразу же будто рукой сняло. — Ты про Авдея что ли?

— Ага, — улыбнулся Змей.

Алёнка задумчиво уставилась на листья груши.

— Надеюсь, что спит спокойно… — и глубоко вздохнув, уставилась на гостя печальными зелёным глазами.

— Женщина! — вскинулся Полоз. — Значит, ты всё испортила! — Змей распалялся. — Так и знал, что всё зря! А я через весь Каменный пояс нёсся любовь вашу коротенькую спасать! Бока все отбил, между прочим. Не стоило оно того, честное слово! — Таким Алёнка видела его только в дорожках Аиды. — Я ж его на Алатырь толкнул в момент выброса! А ты, значит, совсем о нём не думала, раз ничего не получилось!..

— Думала… — Алёнка вспомнила, как легла на алтарь и максимально точно свизуализировала самый сильный образ-якорь того времени, в котором снова хотела оказаться — черный экран телефона, с датой 07.07.2018 и временем 12:30, лежащий на туалетном столике в её однокомнатной квартире на ул. Хрустальной в Екатеринбурге.

Это был тот день и то время, когда она исчезла. Это был дом… И если бы ничего не получилось, она бы просто умерла при переносе. Но тогда ей было бы уже всё равно, что время в 21 веке тронулось с места и продолжило свой отсчёт без неё… А тогда…

Обжигающее сияние от камней охватило всё её тело, и она потеряла чувство реальности толи от боли, то ли от невыносимого для самовосприятия ощущения, что её тело и тело любимого рассыпалось на отдельные частицы, числом, стремящимся к бесконечности… Неужели Авдея всё-таки зацепило, и он пострадал?.. Тошнотворное чувство вины… И само это ощущение вечности… Звенит тишиной в голове… Так противно, что захотелось просто всё выключить, как телевизор. И вечность услышала. Она отправила темноту, которая чернильным дымом свилась вокруг Алёнкиного тела и сожрала её одним глотком вместе со всеми воспоминаниями о любимом, растворила в себе. И Алёнки не стало…

Очнулась она внезапно, будто после кошмара. Голая.

Лицо прижималось к знакомому до боли ковру, залитому тёплым полуденным светом.

Какое-то время она привыкала к самой себе, к запаху пыли и сбитому ритму дыхания. А потом попробовала встать и поняла, что не получается. Но не от тяжести в голове, а от того, что… На ней лежит человек.

Алёнка изо всех сил дёрнулась всем телом, освобождаясь из-под тяжёлого спящего мужчины. И когда частично выползла и смогла посмотреть на свою нежданную ношу из 18 века, то с щемящим чувством в груди узнала загорелые руки и светлые вьющиеся волосы, рассыпавшиеся по плечам.

Она быстро поднялась. Оделась в свою непривычно обтягивающую трикотажную одежду. И отыскала в шкафу оверсайзную черную футболку и свободные спортивные брюки, времён послеродовой полноты. Авдей — мужчина не плотного телосложения, и одежда должна была хотя бы натянуться на него, чтобы временно скрыть наготу.

Она бегала в суете по квартире и не верила своим глазам…

Она дома!

О, как она соскучилась по всем этим своим любимым вещам! Взгляд скользнул по фену и зеркалу. Она не верила, что это и вправду с ней… Горячая вода в кране, перекись и обезболивающее в аптечке, дешёвые сандалии вместо лаптей… Как она теперь всё это любила и ценила!

Через пол часа она приведёт из сада Артёмку, и… Начнётся новая жизнь!

— Получилось…

Полоз меленько захихикал, выводя её из потока нахлынувшей эйфории.

— Получилось… У нас получилось! — от радости он покачнулся на табурете.

— Да не ори, ты, — шикнула на Змея Алёнка, сквозь расползающуюся улыбку. Её розыгрыш с печалькой удался! — Говорю же, спит человек. Ночью вебинар смотрел по камнерезному мастерству. Бразилец что-то там рассказывал.

— На португальском?

— А какая разница? Мастер тут же на камеру показывает, как и что, станки, инструменты…

— Значит, освоился в 21 веке наш Авдеюшка?

— Как сказать? Буду честной, не всё у нас гладко. Он почти не выходит в посёлок… Но старается очень, дистанционно школьную программу осваивает. Я ему помогаю, конечно, хотя постоянная работа пока есть только у меня.

— А как он паспорт местный получил?

— А тебе тоже надо?

— Мне нет. Это так, любопытство.

— Если ты про наш мир много знаешь, то наверное, слышал, как люди ни с того, ни с сего теряют память. Такие почти ничего из прошлой жизни не помнят. И приходят в себя в незнакомых местах. Порой за тысячи километров от дома, родных и близких… С подобной легендой и мы в паспортный стол Екатеринбурга обратились. Сразу ему, конечно, ничего не выдали. Сначала задержали до выяснения, пробили фото и отпечатки пальцев по базам, естественно, ничего не нашли. Какой-то умник решил его на полиграфе проверить. Зуб даю, что они этот прибор с антресолей достали, но Авдей ничего, держался молодцом.

— А про тебя что сказали? Почему ты с ним носишься, если он якобы никого не помнит?

— У нас в паспортном столе, да и в полиции много женщин работает, — вспоминая об этом, Алёнка плечом повела. — Я сказала, что увидела его на улице… Такого потерянного… А он и, правда, от каждой машины и громкого звука весь будто сжимался… И я захотела помочь. И влюбилась. А что? Я в разводе и мать одиночка с двумя работами. Времени на поиск мужика просто нет. А тут… Счастье привалило. Всё это выглядело настолько правдоподобным, что тётки нас отпустили с миром… Знаешь, если б его в дурку на экспертизу отправили… — Алёнка поёжилась. — Даже не знаю… Но нам повезло. Паспорт Авдей через пару недель получил. Полиции, если подумать, так даже удобнее. Был потенциальный бродяга

— асоциальный элемент на улицах города. А стал семьянин.

— Так вы обвенчались?

— Что ты! Я церкви десятой дорогой обхожу. Надеюсь, что после отмывания мы сможем всё-таки повенчаться. Для Авдея это очень важно. А роспись в ЗАГСе он за настоящую свадьбу не считает.

— Так теперь вы — чета… — Полоз защелкал пальцами, вспоминая.

— Васильевых. Долго объяснять, — махнула Алёнка рукой.

— А сюда чего перебрались? В городе всё-таки перспектив больше.

— Потому что для Авдея эти места — родные. Здесь конечно многое изменилось, но всё-таки… Думная, Гумешки, Змеиная горка, которой уже нет… Да и старый дом на земле стоил дешевле квартиры. Я же в банке работала. Попросила девочек переоформить ипотеку на новый адрес. И начальство навстречу пошло, сделали перевод в филиал Полевского. Даже перспективы карьерные есть. Но об ответственности какой-то великой пока даже думать не хочется. А ещё я Артёмку из садика забрала. Пока Авдей тут в пристройке камнерезными делами занимается, Артём рядом с ним, смотрит, и сам с камушками возится.

— Ну, тогда, это вам пригодится.

— Что пригодится? — на ступеньках веранды, помятый со сна, в серой футболке и джинсах с дырочками от кислоты стоял Авдей.

Он потёр глаза, провёл рукой по коротко стриженым завиткам на макушке и, улыбнувшись, протянул руку Полозу, будто старому приятелю.

— Полоз… Алёнка много про вас рассказывала, — как-то смущённо поприветствовал он настоящую нечисть. — И это благодаря вам…

— Давай на «ты», — перебил его Змей и крепко пожал загорелую руку мастера.

Потом достал из-за пазухи грязный глиняный горшок с крышкой и поставил его на стол.

«И как вместил под одеждой?» — машинально подумала Алёнка.

Раньше она знала, как это делается. А теперь эта информация, будто за глухой стеной оставалась.

— Это клад. Золотые монеты времён Екатерины Второй. Скажете, что ключи в лесу потеряли. А когда с металлоискателем на то место вернулись, нашли горшок под землёй, — дал чёткие инструкции Полоз.

— Так нет у нас металлоискателя, — возразил было Авдей.

— Зато в интернете есть, — щегольнул нечисть своими познаниями.

— А как же ответы на вопросы? — Алёнка вдруг поняла, что за всеми своими рассказами совсем забыла про Полозовы загадки.

— А ты мне ответила самым подробнейшим образом.

— Так в чём хитрость-то? Я не понимаю… — она-то готовилась ребусы решать и шарады, а тут…

— А жизнь, ребята, она такая… Каждому человеку свои вопросы задаёт… Ну, рад был встрече, — Полоз приложил к груди обе ладони, сделал полупоклон и истаял желтоватым дымом прямо в воздухе, только золотые песчинки остались блестеть на земле и травинках.

— Понторез, — заключил Авдей и приобнял Алёнку за талию.

Увесистый мешок с монетами лежал на столе в ажурной тени от грушевых листьев.

— 25 % от кладов полагается отдать государству, — заговорил в Алёнке работник финансовой сферы.

— Всё равно останется много… Теперь заживём… — мечтательно произнёс Авдей. — Ты с работы уйдешь. Я в бизнес свой серьёзно вложусь. Камень смогу купить хороший для поделки. У других получается, а я чем хуже? Поперёк горла мне, что баба в семье — кормилица.

— Ты стараешься, я же вижу. Всё у нас будет. И знаешь, я счастлива. — Алёнка ободряюще улыбнулась мужу. — И не в золоте дело. Посмотри на Полоза. Не богатство в этой жизни — главное. Я сейчас в тысячу раз счастливее, чем тогда, когда владела несметными земными сокровищами.

— Поглядим мы ещё на драгоценные камни.

— Поглядим… Только знаешь, — Алёнка сделала лукавое лицо. — Мне глаза твои васильковые милее всех лазуритов уральских. Ты поверь, я правда их всех видела.

— Алёна… — Авдей сомкнул вокруг неё медвежьи объятия.

Она уткнулась в тёплое плечо… Скрипнула калитка.

— Обнимашки! — Артёмка с разбега врезался в стоящих рядом родителей и обхватил их маленькими руками.

— А вот и счастья главный компонент, — Авдей подхватил пятилетнего мальчика на руки и закружил на полянке под грушей под громкий восторженный смех.