Мама уже давно не рассказывает Аудрюсу и Угнюсу по вечерам сказок. А папа посоветовал близнецам по очереди рассказывать перед сном друг другу что-нибудь интересное. Один вечер сказку придумывает Угнюс, а другой — Аудрюс. Позже, когда оба научились читать, самые увлекательные приключения они находили для себя в книгах. Начитавшись их, братья откладывали книгу, гасили свет и вступали в таинственный мир сновидений, где всякие происшествия, всякие события кружились вокруг, как карусель.
Но самое интересное, что Угнюсу и Аудрюсу удавалось видеть одни и те же сны! Стоило им смежить веки, как они оба сразу начинали озираться в поисках своей палочки-путешественницы — словно закладки в книге.
Просыпаясь поутру, они эту палку втыкали в какое-нибудь легко запоминающееся местечко, а встав с постели, обязательно напоминали друг другу, как оно выглядит, это место. И вечером едва успевали пожелать один другому спокойной ночи, как опять встречались там, где торчала их палочка-поводырь.
А палочка эта появилась у них таким образом…
Гостили двойняшки в деревне у дяди Пятраса и в один из летних вечеров вместе с двоюродным братом Рамунасом и его друзьями играли в колхозном саду в «прятки». Прятаться здесь можно было за деревьями, можно было залезть в скирды клевера или притаиться за ульями. «Застукивать» нужно было возле фургона — передвижного домика на сплющенных резиновых шинах.
Угнюсу и Аудрюсу необычайно везло. Им еще ни разу не выпадало считать до тридцати, уткнувшись в стенку фургона, и потом искать попрятавшихся приятелей. И вдруг в тот самый миг, когда братья громко забарабанили в стенку — «палочки-стукалочки, раз, два, три!» — неожиданно распахнулась дверь, из фургона-сторожки вывалился лохматый пьяный мужчина в рубахе нараспашку, откуда выглядывала косматая грудь с татуировкой дракона. Этот сторож-не сторож, не разберешь, кто такой, был всего в одном сапоге, другой он пытался натянуть на ходу, но тот почему-то не налезал на ногу. Ругаясь, человек вытащил из голенища бутылку вина и обрадовался:
— Ха! — Потом прогорланил сгрудившимся поодаль семерым игрокам: — Ну, змееныши! Ваше счастье… Пока вылакаю, проваливайте с глаз долой! Кого первым ухвачу — мне поставит первачу!
Сорвал зубами металлическую пробку с бутылки и, отвернувшись к стене, принялся хлестать вино как воду. Ребята разбежались кто куда. Близнецы подумали, что пьяница этот постарается поймать именно их, потому что, натягивая сапог, он прорычал:
— Погодите у меня! Сейчас выясню — действительно вас двое или у меня в глазах двоится..
Угнюс и Аудрюс вскарабкались на ветвистую яблоню, но такое укрытие показалось им ненадежным: слишком уж яркие у них рубашки. Неподалеку стояла высокая скирда сена. Оба точно кроты зарылись в нее и притихли. Им почудилось, что сапоги прошлепали совсем рядом и остановились возле скирды. Донеслось какое-то бормотание. Чиркнула спичка. Сейчас он закурит… Вроде пахнуло дымком, никак сено горит? Уж не надумал ли этот помешанный подпалить скирду?!
Так и есть! Только вот сено не спешит разгораться. Перепуганные братья зарываются поглубже в скирду. Сенцо на редкость мягкое и рыхлое. Правда, они оба даже не предполагали, что стог такой огромный. Уже давным-давно им пора бы выбраться с другой стороны!..
Дальше пришлось пробираться сквозь такое рыхлое сено, что, казалось, в лицо метет вьюга из сухой мелкой травы.
— Я уже вижу землю и деревья, — наконец заметил один.
— А я — облака и небо, — отозвался другой.
Однако запах дыма настиг их и здесь. Оглядевшись, они заметили в сумраке отблеск костра. Пламя полыхало прямо у подножия развесистого дуба с мощным стволом. Белёсый дым курился сквозь зеленые ветви, отчего казалось, будто дерево светится каким-то призрачным жутким светом.
Вокруг шныряли скорее всего браконьеры в высоких броднях с подвернутыми голенищами. У реки, в кустах, белела машина, на ветках сушилась сеть с набившимися в нее водорослями. А эти негодники теперь толпились чуть поодаль и метали в дерево бутылками, камнями, палками… Запустят чем попало и насторожатся, прислушаются.
— Слышите, слышите? — выкрикивал один из них. — Дуб не просто скрипит — он что-то там бормочет! Это он нам силится что-то сказать!
— Я боюсь… — раздался женский голос. — Давайте собираться и поехали…
Угнюс и Аудрюс обратили внимание, что издалека дерево напоминает голову бородатого великана. На ветру красновато вспыхивал тлеющий снизу ствол, словно рана на шее, а пышная крона приоткрывалась совсем как рот, откуда явственно доносились стоны.
— О люди, люди! О люди… Эх, вы, челодрали!..
— Мужики, бросьте, хватит, поехали! — наконец произнес один, заметив, что на них сердито уставились два незнакомых мальчика. — Бубнит одно и то же… Люди, люди… Больше ничего.
Он подхватил с земли закопченный котелок, постучал им о дерево и вытряхнул гущу от ухи. Женщина в брюках сняла с ветки магнитофон, пустила его на всю мощь. Другой парень взял топор и сказал, обращаясь к ней:
— На таком феномене не грех оставить отметину. Поглядим, что он запоет в другой раз.
— Эй, карапузы! — позвал тот, что занимался котелком. — Может, вам что-нибудь известно про это дерево?
— Известно! — воинственно откликнулись оба.
— Ну и о чем же он тут разохался? Кто такие эти челодрали?
— А может, так в старину называли людей? — сказала женщина, приглушая маг. — Ведь дуб чертовски старый…
— Нет, вы не люди… — выдохнуло дерево. — Вы просто челодрали… Челодрали несчастные…
Но браконьеры его уже не слушали. Один тем временем со свистом выпускал воздух из надувной лодки, другой укладывал сеть, женщина смахнула с капота машины целую охапку водяных лилий, которые успели увянуть. Нелюди уехали.
Близнецы нашли облепленный чешуей полиэтиленовый пакет, набрали в него воды и плеснули на тлеющий ствол дуба. С другой стороны его, где не так ел глаза дым, челодраль вырезал на коре свои инициалы.
Братьям стало жаль изувеченного дуба, было горько оттого, что они ничего не могут сделать этим негодяям. Не желая показывать слез, оба встали по разные стороны дерева, прижались к шероховатому стволу и немного поплакали. Потом, когда Аудрюсу захотелось обхватить стонущий дуб, он дотянулся пальцами до кончиков пальцев Угнюса. Так они и стояли молча, выжидали, вдруг им тоже что-нибудь прошелестит дерево.
И дуб заговорил. То и дело примолкая, тяжело вздыхая, принялся рассказывать:
— Один добрый-предобрый, но уже старый, много повидавший на своем веку человек… посадил меня возле избы… и привязал к своей палке-посоху, пока не окрепну… Вырос я большой… вырвал палку, поднял высоко и укрыл в ветвях… Взберитесь на верхушку, достаньте ее… И тогда вам откроется мир… Она убережет вас от нелюдей…
Палка уже покрылась зеленоватой плесенью, однако была еще крепкая, звонкая, яблоневая. Гнутый ее конец слегка выпрямился, а другой истлел от долгого пребывания в земле. Подгнивший конец братья умело обточили, плесень отдраили речным песком и тут же устроили состязание, кто дольше продержит палку стоймя на одном пальце.
Удивительное дело: палка не падала ни при быстром беге, ни при прыжках, если на пути встречались камни! Мало того — с нею шагалось вдвое или втрое быстрей. Попробуй угонись!
А когда они оба подошли к железной ограде и провели по ней палкой, стальные прутья зазвенели совсем как мамина гитара. Или… ну, точь-в-точь как будильник…
Братья почувствовали, что вот-вот проснутся, быстро воткнули палку и огляделись, чтобы запомнить место: вон высокая железная ограда, за ней какой-то замок, а на деревьях несметные полчища галок…