Снова начались наши занятия. Только теперь к ним добавились мои каждодневные тренировки. Скучать было некогда. Время летело вскачь, как табун лошадей. Миновали зима и весна, мне сравнялось четырнадцать. Я чуть подросла за эту зиму и стала совсем девушкой. Долго не могла определиться, который из двух имеющихся у меня амулетов буду носить — тот, что достался от матери, или тот, который вырезал мне Кассий, и решила повесить на дуб у алтаря Богини оба. Что и проделала, набравшись смелости в ночь перед совершеннолетием. После чего стала носить их вместе, прицепив на один шнурок.

Нельзя сказать, что возрастные изменения разительно сказались на моем внешнем виде, но я с тайной радостью смотрела на свою слегка оформившуюся фигуру. В моих мечтаниях о великих приключениях теперь все чаще присутствовал некий собирательный образ рыцаря, который прикрывал мне спину в бою с врагами, помогал разгадывать головоломные интриги, сопровождал в странствиях и спасал от тысячи различных смертельных опасностей. Впрочем, я и сама была не промах в этих своих грезах, вытаскивая его из мрачных застенков злобных колдунов. И каждая история заканчивалась объяснением в пылких чувствах, сжиманием в крепких объятиях и утопанием в теплом сиянии карих глаз воздыхателя. Собранный мною образ рыцаря все больше и больше напоминал мне одного знакомого, но, в конце-то концов, кто видит, чей образ витает у девушки в голове, когда она занята домашними делами, бегает по лесу, или занимается с мечом.

И давешняя сказочка про дракона претерпела некоторые изменения. Принца я понизила в ранге до простого рыцаря, вместо огромного двуручника вручила ему парные мечи, наделила его парой выразительных карих глаз и растрепанными черными волосами (ну нравились мне кареглазые брюнеты, ничего не могла с собой поделать). Принцесса явно приобрела мои черты, сменив масть и потеряв часть прекрасности вместе с хрустальной короной и белым платьем, и уже не сидела в замке и не ждала спасения, а выбегала из него и, по мере сил, помогала рыцарю в бою мудрыми советами и чародейством. И только дракон, ничего не потеряв от моих подростковых амбиций, наоборот, приобрел злобности, свирепости и силы удара, что, впрочем, не мешало ему исправно дохнуть от совместной деятельности рыцаря и его дамы.

Словом, моя внутренняя жизнь текла бурно, несмотря на внешний покой и отсутствие событий. Благодаря регулярным физическим упражнениям, я стала крепче и сильнее и со своим тренировочным мечом управлялась уже куда как увереннее, чем неимоверно гордилась. Одно огорчало меня — невозможность обучиться езде верхом из-за отсутствия лошади. А мне очень хотелось этого после осенней поездки с Кассием на Призванном скакуне, а особенно, после встречи с Илларией. Я вспоминала, как она грациозно держалась в седле, и ужасно завидовала ее мастерству. Тем более, что в моих мечтах, моя будущая жизнь проходила в путешествиях и без лошади было никак не обойтись.

Нельзя сказать, что я совсем редко видела людей. Гораздо чаще, чем в первый год моей жизни в лесу, к нам стали заезжали чародеи (кто бы еще мог без опаски сунуться в Чернолесье!). Те, что приезжали к алтарному камню, как Иллария с дядей, все так же беспокоили нас не часто, а количество других — гонцов из столицы, увеличилось. Но я, хоть и была занята всякого рода упражнениями, очень часто смотрела в тоске на тропу, ведущую к переправе. Я не признавалась себе в том, что ждала только одного гостя…

Эдельвия. Поместье Орт. Конец Января — начало Февраля. 299 г от разделения Лиории. Виллем.

На следующий день после погребения баронессы Амалии Орт, чародей Виллем весь день провел в библиотеке. За окном уже смеркалось, а он все никак не мог отогнать от себя мрачные мысли, перед глазами навязчивым призраком стоял образ юной баронессы. Даже бутыль хорошего коньяка из погреба поместья, выпитая почти до дна, не принесла Виллемию никакого удовлетворения.

Он вырос один, не имея ни братьев, ни сестер, и чувство братской любви не было знакомо ему ранее. Чародей впервые ощущал нечто подобное этому чувству. Еще живая баронесса вызывала у него неведомые эмоции — желание защитить, укрыть от бед, наказать обидчиков. А сейчас, когда Амалия была мертва, совесть глодала Виллема со страшной силой — не защитил, не уберег, своей рукой подвел к смерти. На душе было мерзко, противно, и по-особому гадко. Чародей не понимал, куда подевалось то равнодушие, которое было у него после темной инициации, сейчас он с удовольствием испытал бы его, но нет — сердце сжимали горячие щипцы боли, заглушить которую не в силах был даже коньяк.

Дверь в библиотеку предательски скрипнула.

— Виллемий, не помешаю? — тихо спросил от порога барон Орт.

— Заходи, Желькский, я тут пью коньяк из твоих запасов. Тебе налить? — не оборачиваясь на вошедшего, пробормотал чародей.

— Да я поговорить к тебе, — тяжело вздохнув, ответил барон и расположился в кресле напротив Виллема.

Чародей отметил, что Желькский выглядит слишком бледным и усталым, даже в полумраке библиотеки было заметно, как осунулось его лицо, как выступили разом все морщины.

— Как твое самочувствие, мой друг? — поинтересовался он у барона.

Орт натянуто улыбнулся:

— Сердечко не шалит больше, тебе спасибо, но я не могу отделаться от мыслей об Амалии. Я вижу, и ты, Виллем, тоскуешь о ней.

Чародей кивнул. Барон закашлялся по-старчески и продолжил:

— Мне тяжело говорить с тобой об этом, я перед тяжелым выбором, Виллемий.

— О чем это ты? — удивленно посмотрел на собеседника чародей.

— С одной стороны, я обязан тебе жизнью, чародей, с другой стороны, мне невыносимо больно, когда я осознаю какой ценой ты спас мне жизнь, и чьей рукой была убита моя бедная племянница.

Лицо Виллема исказилось, он едва не поперхнулся от неожиданности.

— Не удивляйся, Виллем, моим словам, теперь я знаю, что ты темный чародей, что ты здесь не случайно, как не случайно и все, происходящее в нашей семье за последние несколько веков, — барон тяжело вздохнул. — Конечно, встретив полтора года назад заблудившуюся девушку на перевале, я и подумать не мог, что это Кларисса.

— Какая еще Кларисса, Жельксий, о чем ты? Я не понимаю тебя. Ты бредишь? — заволновался чародей, окончательно сбитый с толку.

— Все нормально, Виллемий, видишь и даже ты — всего лишь пешка в их цепких лапах, — грустно улыбнулся барон, — уже творят с помощью тебя свои злодеяния, а даже не удосужились объяснить тебе, кто есть кто. Ты, еще на удивление человечный, Виллем, они еще не погубили в тебе душу, но твой выбор уже сделан, обратного пути нет. Как нет его и у нашей семьи…

Чародей внимательно смотрел на собеседника и барон продолжил:

— История нашей семьи, мой друг, началась еще до распада Лиории. Мой прапредок был обычным ремесленником в старинном городе Истен. Он был талантливым оружейником, таким, что его даже пригласили ко двору Его Величества и пожаловали дворянский титул. При дворе он как раз и познакомился с очаровательной рыжеволосой фрейлиной Клариссией. Несмотря на то, что мой предок был в то время женат на Эстель, носившей от него под сердцем дитя, он закрутил роман с этой самой Клариссой, которая, по слухам, была искусна в любовных утехах и чудо как хороша собой. Эстель, узнав про похождения любимого мужа, страдала, но молчала, не смея сказать об этом никому. Но однажды к ней пришла рыжеволосая Кларисса и предложила сделку — она оставит мужа женщины в покое, и более того, в роду Ортов всегда будут рождаться только красавицы девочки, и мальчики, которым во всем будет сопутствовать удача, постепенно род станет богатым и влиятельным. Фрейлина также рассказала Эстель, что она чародейка из тайного ордена и в благодарность за услуги лишь нужно, чтоб род Ортов оказывал всяческую помощь ордену при обращении его представителей. Эстель не была слишком умна, чтоб почувствовать подвох, ее даже не смутило, что соглашение нужно было подписать каплей крови. И лишь подписав, женщина поинтересовалась у странной гостьи, а что же будет в случае, если Орты откажутся выполнить просьбу ордена или будут не в силах оказать помощь. И Кларисса, улыбнувшись, ответила, что в таком случае весь род будет проклят, а красота женщин и богатство и влиятельность мужчин станут не спасением, а наказанием семье, — барон снова закашлялся.

Виллем, тем временем, залпом опрокинул налитый коньяк и внимательно ждал продолжения рассказа. Жельксий томить слушателя не стал:

— Так вот, легенда о соглашении рода Орт с тайным орденом переходила от дедов к внукам из поколения в поколение. Род действительно богател, девочки удачно выходили замуж, влияние мужчин росло. Даже после распада Лиории, Орты, в отличие от многих влиятельных семей, сохранили все свои владения и сумели занять высокое положение при вновь образовавшемся Руазийском королевском дворе. Представители ордена беспокоили Ортов крайне редко, в основном, когда нужно было укрыть кого-то, либо отравить, либо сгноить в подвале. Род исполнял все эти по сути мелкие по их меркам просьбы, и все было гладко, пока к моему прадеду Джевалиусу Орту не явилась очередная посланница ордена — Бланка. Дело было не намного серьезней, чем выполняли ранее другие члены семьи Орт — нужно было убить маленькую наследницу одного графа, ставшего по каким-то причинам неугодным ордену. Но добряк Джевалиус отказался наотрез и, весьма грубо, выпроводил Бланку за дверь своего дома. Чтоб избежать проклятия, мой прадед продал свое имение в Руазии, забрал с собой жену и двух маленьких сыновей и переехал в Эдельвию, именно в это вот место, защищенное от различного рода чар прочной стеной гор. Он надеялся, что проклятие ордена не доберется до него здесь, и оказался прав. Но зато все остальные члены семьи Ортов, оставшиеся и в Руазии, и в Коэнрии, ощутили на себе странные вещи. Поначалу, никто не связывал это с нарушением соглашения, ну, по сути, подумаешь: на охоте пропал, или жена при родах умерла, всякое бывает. Так, кстати, и мама Амалии умерла, и сама Амалия оказалась разбита странной болезнью. Да и сам я, встретив полтора года назад в горах Агнию, и не подозревал, что это всего лишь одна из посланниц ордена. Не возникло у меня подозрений, когда она появилась внезапно у меня на пороге и попросила приютить ее и молодого чародея. Тем более, Виллемий, вы оба были так милы, так скрасили мое одиночество, а ты даже стал мне настоящим другом.

Чародей грустно опустил голову.

— Ну, ну, не печалься, мой друг, — стараясь улыбнуться, похлопал его по руке барон, — и ты не знал, что все это лишь часть древнего соглашения. Но оно работает, как видишь. Я помог, темные силы спасли мою жизнь. Только вот какой ценой спасли, и хотел ли я этого спасения…

Барон замолчал, обхватил голову руками, по щеке пробежала слеза:

— Амаличка, бедная моя племянница, ведь мой брат не столько на лечение ее отправил ко мне, а в надежде укрыть от проклятия. А вышло что на смерть ее, прямой дорогой…

Виллем растерянно смотрел на барона потрясенный услышанным, чувствуя, как к горлу подступает ком.

— Я не знал, Жельксий, ничего не знал… поверь…

— Я верю тебе, Виллемий, — внимательно посмотрел в глаза чародея барон, — ты с ними, но в тебе еще не умерло все человеческое, ты еще способен чувствовать, способен любить, способен быть другом… скажи мне, чародей, а Агния она ведь не человек?

Виллем кивнул. Жельксий улыбнулся грустно:

— Да, теперь я могу понять моих предков, перед такими соблазнительными посланницами трудно устоять, хотя… есть у меня предчувствие, что это даже не разные женщины, а одно и то же лицо. Но даже если и не так, Виллем, то суть у них у всех одна — они, в отличие от тебя, давно не люди, они не способны на искренние чувства, в них умерло все, вместе с их плотью. И даже если ростки любви по какой-то случайности взойдут, они безжалостно затопчут их своими хорошенькими ножками ради долга перед орденом.

Виллем отвел глаза.

— Да, мой друг, и Агния она такая же, я бы сам не поверил раньше, но увы, это так, бойся ее, Виллемий.

Чародей выпил залпом еще чарку коньяка и подошел к окну.

— Думаешь мне лучше покинуть твой дом, Жельксий?

Барон виновато развел руками:

— Ты не подумай, я не гоню тебя. Но сюда едет отец Амалии, он знает о проклятии. Прислуга видела в кого превратилась юная баронесса, Мадлен тоже все видела, пока все молчат, но кто знает, как оно повернется. А брату только скажи, что тут замешаны чары, он же камня на камне не оставит. Виллемий, не хочу больше смертей, пойми…

— Понимаю, Жельксий, и не виню. И благодарю, что называешь другом после всего, что произошло. Я уеду сегодня же утром, хочу попрощаться с Мадлен.

— Бедная девочка, она вся извелась, мечется между чувствами к Амалии и к тебе, — барон покачал головой, — все понимает, а объяснить не может или не хочет верить.

Жельксий Орт встал и, покашливая, вышел из библиотеки. Виллем, молча продолжил смотреть в окно, не обернувшись даже на скрип закрывающейся за бароном двери.

Рано утром от дома барона отъехал всадник на черном коне. Довольно быстро он скрылся из виду, оставляя за собой клубы дорожной пыли. А с террасы его провожали взглядами толстоватый мужчина в бархатном камзоле и русоволосая заплаканная девушка в цветастой юбке. Мужчина пробормотал что-то себе под нос, и если бы стоящая рядом девушка не всхлипывала слишком громко, она могла бы разобрать его слова:

— Я обманул тебя, Виллем, выбор есть всегда. Он был у нас, он есть у тебя. Но понять это ты должен сам…

Руазий. Истен. Февраль 299 г от разделения Лиории. Агния.

Агния нервно ходила взад и вперед по кабинету, Еугений расположился за письменным столом. Его руки были сцеплены в замок, взгляд устремлен на крышку стола, а голова нервно покачивалась в такт шагов дочери.

— Ты не понимаешь, Еугений, я должна ехать. Это важно. Он звал меня в декабре, я обещала. Еугений, он ждал меня, но сейчас его нет в поместье Орта, я чувствую это. Впрочем, ты и сам знаешь, что он покинул владения старика Жельксия.

Советник продолжал молчать. Агния остановилась посредине комнаты:

— Ну ответь же мне, отец! Не молчи! Я всегда все делала так, чтобы быть полезной. Я знаю, что такое долг, и вот именно сейчас я должна ехать за Виллемием и привезти сюда. Это не блажь, поверь мне.

Еугений поднял глаза на разгоряченную девушку:

— Агния, ты знаешь, что нужна здесь…

— Отец, знаю, и я буду здесь, я вернусь сюда сразу же, как заберу Виллема, и выполню то, что от меня нужно, обещаю тебе, — девушка присела на корточки у ног советника и взяла его руку в свою, не отрывая взгляда.

Еугений по-отечески ласково погладил ее по голове:

— Может быть, зря твое беспокойство и Виллемий как-то подождет до конца весны, когда ты закончишь с делами в Руазии? Все-таки он уже вошел в силу, он далеко не так беззащитен как раньше?

Агния покачала головой:

— Я чувствую, Еугений, ему нельзя быть там долго. Опасность… ему грозит опасность, он еще не сможет противостоять им один, я чувствую это…

— Хорошо, Агния, поезжай за чародеем и вези его сюда, но не задерживайся, ты нужна мне здесь, — вздохнув, кивнул советник.

А Агния, поцеловав ему руку, едва ли не бегом покинула кабинет.

В коридоре она столкнулась со Стасием. Принц удивился, увидев Агнию в дорожном костюме:

— Моя дорогая, ты куда-то уезжаешь?

— Ой, Стасий, как хорошо, что увидела тебя, у меня нет ни минуты лишнего времени, я срочно выезжаю в Эдельвию, иначе у близких мне людей случится беда.

Стасий открыл было рот, чтобы уточнить детали. Но девушка вдруг прижалась к нему всем телом, и он ощутил ее теплое дыхание, вкус ее губ слегка сладкий, слегка терпкий, как бывают лесные ягоды. Сладкая истома разлилась по всему телу юноши, каждая клеточка тела кричала о наслаждении. Он так давно мечтал об этом моменте, сотню раз представлял как впервые поцелует Агнию, и вот все случилось так внезапно, второпях, в темном коридоре замка. Но случилось, и это главное.

— Стасий, я вернусь, обязательно, обними от меня сестричку, не скучайте. Мне пора.

И, помахав на прощанье рукой, Агния скрылась в темноте коридора, а Стасий, опьяненный первым поцелуем, так и стоял какое-то время и рассеянно смотрел ей вслед.

Эдельвия. Дорога. Февраль. 299 г от разделения Лиории. Виллем.

Только за горным перевалом Виллем наконец-то ощутил дыхание зимы. Холодный февральский ветер пронизывал насквозь, покалывая лицо и руки чародея острыми снежинками. Хотелось вернуться в гостеприимное поместье, посидеть у камина с кружкой чая, выкурить с бароном по сигаре на террасе, послушать звонкий смех синеглазой Мадлен, сыграть с леди Амалией партию в шахматы… но дороги назад не было, и, закутавшись поплотнее в плащ, Виллем пришпорил коня. Он ехал вперед и вперед, не обращая внимания ни на время, ни на мерзкую промозглую погоду, ни на голод и жажду, пока не достиг до боли знакомой деревеньки.

Когда, ведя за собой черного скакуна по извилистой тропке, чародей вышел к домику на окраине, сердце предательски екнуло в груди. Вот сейчас он поднимется по скрипучему деревянному крыльцу, постучит в дверь, колокольчиком, зазвенит голос светленькой девчушки. Она, конечно, не простит его сразу, все-таки времени много прошло с их последней встречи, но Виллем все объяснит и обнимет крепко и заглянет в полные слез глаза. А потом его обязательно усадят за стол, и бабуля Веснии будет потчевать горячими пирожками и поить мятным чаем. Чародей улыбнулся, быть может все случившееся с ним лишь страшный сон, и не было никакой Агнии, никакой темной инициации, барона Орта, убитой Амалии, он просто возвращается из Чернолесья к доброй милой девушке, начнет с ней простую жизнь, далекую от чародейства. Подойдя к дому ближе, Виллем тяжело вздохнул — размечтался по глупости, а оно вон как — и окна в доме заколочены, и крыша покосилась.

— Эй, хозяюшка, — окликнул чародей проходящую мимо женщину с ведрами воды, — а в этом доме давно не живут?

Она остановилась и придирчиво осмотрела Виллема:

— А ты кем Матрии то будешь? Не видела тебя вроде здесь раньше.

— Нет, нет, я не родственник, из города просто письмо для внучки ее привез, они переехали? — поспешно объяснил чародей.

Женщина махнула рукой:

— Да померла Матрия еще летом, а внучка ее, Весния, к мужу недавно переехала в город, ребеночек у них будет, а больше я тебе ничего не скажу, сама не знаю, — кивнув на прощание женщина пошла дальше, оставив окончательно опечаленного Виллема.

Вот и конец истории, вышла замуж, ждет ребенка, и не помнит уже ни о каком проезжем чародее… Виллем покачал головой, напоил у колодца коня, выпил холодной свежей воды сам и тронулся в путь, уже ни о чем не жалея, и ничего хорошего не ожидая от жизни. Чуть задержался он только в той самой деревушке у Чернолесья — на пути ему попалась похоронная процессия, обгонять которую он не стал, так и шел за ними до поворота на кладбище. Странная процессия — телега, запряженная старой облезлой кобылой, в ней укрытый пологом кто-то, на козлах седой старик в тулупе, да за телегой три женщины, у одной на руках сверток с ребенком маленьким.

Невольно услышал разговор:

— И что это такое делается-то, что такая молоденькая умерла?

— И не говори, и дитятко малое оставила сироткой… что с ней-то будет теперь?

— Да, видимо, у себя оставить придется, не на погибель же ребенка бросать — грех такой потом не смоешь.

Женщины еще поохали, повздыхали, но дальнейшего разговора чародей уже не слышал. Процессия свернула с дороги на кладбище, а Виллем, вскочив в седло, помчался дальше. До Вейста оставалось совсем немного пути.

Кофейню в центре Вейста Виллем отыскал сразу, город не слишком изменился за время его отсутствия. Усевшись за свободный столик у окна, чародей осмотрелся. Лали он узнал сразу, соломенные волосы под яркой косынкой, пышные формы, неизменная светящаяся улыбка на губах. Девушка была слишком занята работой и не сразу поймала его пристальный взгляд. А поймав, слегка смутилась, поправила непослушную, выбившуюся из под косынки прядь волос, и подошла к столику принять заказ.

— Чего изволите, добрый господин? Могу предложить вам вкуснейших рябчиков в белом вине, свиную рульку, а если вас интересует кофе и шоколад, то у нас их более тридцати различных сортов.

Виллем улыбнулся, взял руку девушки в свою:

— Лали, неужели я настолько изменился?

Присмотревшись к посетителю внимательно, девушка охнула:

— Эй, да это никак ты, парень. А как повзрослел, как возмужал, — щеки девушки залились краской.

— Да ладно тебе, Лали, я все тот же. Ты-то как? Не хочешь пригласить старого знакомого на чай, как в былые времена? — Чародей подмигнул девушке, но Лали неожиданно опустила глаза, улыбка исчезла с ее лица:

— Виллем, ты прости, но не могу тебя к себе пригласить, я ведь не одна теперь. Замуж за кузнеца вышла, дите ждем.

Чародей только сейчас обратил внимание на заметно округлившийся живот Лали, который она поглаживала. Ловко скрыв свое огорчение, Виллем засмеялся весело:

— Ну это же замечательно, Лали, я так рад за тебя и твоего мужа!

Девушка понимающе улыбнулась в ответ, она-то гораздо лучше умела улавливать чувства людей, и огорчение Виллема не осталось для нее незамеченным.

— Но скажи правду, парень, — посмотрела она на него серьезно, — ты ведь не просто увидеть меня пришел сюда, и уж точно не кофе выпить? Что привело тебя ко мне? В чем я могу тебе помочь?

Виллем кивнул, в очередной раз поразившись необыкновенной проницательности этой простой с виду девушки.

— Это долгая история и вряд ли она будет тебе интересна, но суть в том, что мне нужно тихое место, где можно укрыться на какое-то время, а возможно начать новую жизнь, — полушепотом поведал девушке чародей.

Лали покачала головой:

— Ох, парень, натворил ты видимо дел, ну да ладно, я что-нибудь придумаю, хотя это и нелегко будет. Но я не забываю добра, Виллем, и отплачу добром, не сомневайся, — достав из кармана платья ключ, протянула его чародею. — Держи вот, пойдешь в мою комнату, она пустая стоит сейчас. Помнишь где?

Виллем кивнул.

— До вечера там будь, я приду после работы и что-нибудь сообразим. Только ни с кем не говори больше, чтоб поменьше народу тебя видело, — продолжила Лали.

Виллем принял ключ, встал, взял руку девушки, и поцеловал, окончательно смутив ее:

— Спасибо тебе.

И, не обращая внимания на заинтересованные взгляды посетителей заведения, печальную улыбку Лали, размашистым шагом вышел из кофейни.

За окном уже смеркалось, а Лали все не было. Виллем лежал на стареньком диванчике прямо в одежде, лишь скинув сапоги и плащ, и внимательно изучал трещины на потолке. Он уже было начал жалеть, что следуя слепому порыву, доверился почти незнакомой девушке, возможно, сейчас сюда нагрянут те, кому он, чародей, нужен. Кем они будут — чародеями из круга, шпионами княжества или родственниками умершей баронессы — было не так важно, Виллем придавал значение лишь самому факту его обнаружения. Наконец-то в дверь тихонько постучали, Виллем резко встал со скрипучего, еще со времен его юности, диванчика и, преодолев крохотную комнату в пару шагов, открыл ночным гостям. Лали была не одна, с ней в комнату вошел огромный широкоплечий мужчина в простой свободной одежде городского ремесленника.

— Познакомься, Виллемий, это мой супруг Петро, кузнец. А это мой старый знакомый Лорд-Чародей Виллемий.

Петро почтительно поклонился, прошелся оценивающим взглядом по щеголевато одетому чародею и, хмыкнув едва заметно, уселся за стол посередине комнаты. Лали извиняющееся улыбнулась:

— С тех пор, как забеременела, Петро меня никуда одну не отпускает, волнуется, чтоб не обидели злые люди. Он у меня хороший и слышит все, только говорить не может.

Петро печально опустил глаза в пол, упоминание о немоте задевало его. Виллем понимающе кивнул, и, присел за стол напротив кузнеца, все больше напоминающего ему медведя из-за огромного роста и крупного телосложения. Лали засуетилась у стола, выкладывая на стол свертки с чем-то вкусным и ароматным, а мужчины, тем временем, будто не замечали друг друга, в то же время внимательно изучая соперника, бросая изредка любопытные взгляды. Окладистая квадратная бородка, темно-русые волосы до плеч, пронзительные голубые глаза под густыми черными бровями, ладони, в которых могло уместиться пару ладоней чародея, и при этом невероятная нежность к маленькой женщине, которую просто невозможно было не почувствовать.

Виллем печально улыбнулся — Лали обрела долгожданное счастье с хорошим, добрым, сильным человеком, а вот ему, чародею, простое человеческое счастье, увы, не светит. Почему чем ярче личность, чем образованнее человек, тем сложнее ему найти желаемое? Или права была Лали, когда говорила, что не нужно хотеть многого, когда можно довольствоваться малым. Вот оно простое человеческое счастье, но было бы оно счастьем для умного, сильного, амбициозного чародея? Виллем покачал головой, нет, он хочет большего, не смог бы он жить скромно с простой девушкой, растить детей, ему нужна власть, нужна слава, нужно признание, ему нужно восхищение красавиц и уважение соперников.

Петро, наблюдающий за размышляющим чародеем, истолковал печальную улыбку Виллема по-своему и крепко сжал кулаки. Лали, как мудрая женщина, сразу заметила этот жест, оставшийся незамеченным для чародея, и, легко проведя рукой по волосам супруга, поцеловала его в лоб, моментально вызвав улыбку кузнеца. После скромного ужина, воспользовавшись тем, что кузнец задремал на диване, Лали протянула чародею письмо:

— Вот, я подумала, что тебе это подойдет, Виллем. Поедешь утром по указанному в письме адресу, это недалеко от города, увидишь дом у озера. Там живет мой троюродный дядя, он писарь, сейчас работает над книгами для королевской библиотеки, какой-то большой заказ. Ему помощник нужен грамотный, я подумала, что ты подойдешь. Поживешь у него, на жизнь копейку заработаешь, и искать тебя там никто и не подумает.

Чародей взял конверт, с благодарностью посмотрел на простую, едва знакомую ему девушку:

— Спасибо, Лали, я уже дважды обязан тебе жизнью.

— Не говори глупостей, парень, — дрогнувшим голосом шепнула Лали, — ты показал мне тогда то, что перевернуло все мое представление о мужчинах, я не забываю добра.

Девушка едва заметно коснулась руки чародея. И по ее взгляду Виллем так и не понял, о чем она говорит — о склеенной мальчишкой-чародеем хрустальной вазе или о ночи в этой самой комнате на скрипучем старом диване. Он только крепко сжал ее руку в своей, забыв об опасной близости кузнеца, притянул к себе и поцеловал в щеку. Лали, смущенная, встала из-за стола и засуетилась, собирая пустую посуду:

— Ну, будем мы домой собираться, парень, сейчас Петро растолкаю и пойдем. А ты отдыхай, ключ от комнаты занесешь завтра в кофейню.

Неожиданно Лали дернулась, покачнулась, и ойкнула.

— Что случилось? — взволнованно подскочил к ней чародей.

Девушка улыбнулась:

— Пинается, все нормально.

Виллем улыбнувшись в ответ, положил руку на ее живот:

— У тебя будет замечательный сын, Лали, сильный как его отец, и мудрый как его мать.

Руазий. Истен. Лето 313 г от разделения Лиории. Ретроспекция — весна 299 г. Кассий.

Как же давно он тут не был… В прошлый раз он топтал камни этой мостовой тринадцать лет назад. Чуть меньше, но это неважно. Он приехал сюда зеленым мальчишкой, не имеющим, ни жизненного опыта, ни умения видеть людей — одни иллюзии. Которые здесь же и потерял…

Кассий стоял на мостике через городской пруд, смотрел на древний город, в котором оставил свою юность, и в груди щемило — так было жаль мечтаний того мальчишки-идеалиста, которым он когда-то был. Давно надо было вернуться сюда и изгнать призраков прошлого. А он все тянул… пока необходимость не заставила.

Постояв еще, он пошел дальше, на лестницу, которая вела вниз к университету. Там все так же бурлила жизнь. Так же сидели торговцы всех мастей, жонглеры и менестрели, гадалки и мошенники, художники так же рисовали свои картины и продавали их тут же. Только той художницы не было, что привлекла его внимание тогда… тринадцать лет назад… где-то она сейчас. Он не искал. И не пытался, после тех событий.

Воин смотрел на художников, на торговцев вокруг и впитывал эту особую атмосферу Истена, которая очаровала его в юности. Он думал, что тоска будет сильнее, но время притупило и стерло те чувства, что раздирали тогда на части его душу. Остались только легкая грусть и ностальгия о несбывшемся…

Отпросившись на всякий случай не только у Видия, но и у дядюшки, и выбравшись, наконец-то, из руазийского дворца, Кассий рванул в город, посетить который давно мечтал. Он много слышал об Истене, все-таки выпросил у отца свое участие в свите посланника, и вот он тут.

Древняя столица Лиории лежала перед ним, как на ладони. Отсюда, с дороги, было видно, как город спускается к самому морю, можно было различить центральную площадь и парк, широкую лестницу к шпилям Университета, и там, за ними, набережную и даже порт вдалеке. Касс остановился на минуту, предвкушая восхитительное приключение — больше всего ему нравилось посещать новые места, путешествовать. Он уже повидал немало за свои шестнадцать лет, но эта любовь к открытиям новых городов, к дороге, тянула его вперед. Всегда хотелось узнать, что там, за поворотом, как и чем живут люди вдали. Ему повезло — сначала дед, а затем и отец поощряли эту его черту.

С дедом он объездил весь север материка. Тот сам был изрядным бродягой, несмотря на довольно-таки высокое положение в кланах Халана. Старый воин путешествовал много и часто, просто из любви к перемене мест. Его не смущали ни морозы и холода, ни наличие малолетнего внука, подкинутого легкомысленной дочерью, такой же легкой на подъем авантюристкой, как и вся их семья. И Кассий привык и полюбил эти переходы пешком или верхом вместе с дедом, по лесам и дорогам севера, смену мест и людей вокруг. Потом, когда дед заболел и отослал его в Эдельвию к отцу, Касс никогда не забывал этих уроков. Привычка к ежедневным тренировкам, привитая дедом и одобряемая признавшим его отцом, так и осталась в нем, въевшись в кровь. Он был очень признателен Густавию, что тот, несмотря на занятия сына в школе чародеев, брал его с собой в инспекции по гарнизонам и просто отпускал в поездки с дядей по стране и в другие государства, как вот сейчас.

Ему давались языки, и он с удовольствием учил и впитывал новое — обычаи, характеры и нравы иных земель, а способность творить чары принял с восторгом, как еще один плюс, усиливающий его воинские умения. Юный воин отдавал себе отчет в том, что никогда не станет великим чародеем и его это нисколько не мучило. Обнаружив в четырнадцать лет, что он еще и сын эдельвийского князя — только порадовался, что не имеет прав на корону, которая помешала бы ему жить так, как ему нравится. Одним словом, Кассий становился бродягой и искателем приключений, как его мать и дед, как поколения его предков — халанских воинов. А отец — он видел это, старался пристроить его умения и склонности на пользу семье и государству, чему сам юноша совершенно не противился.

Теперь, в шестнадцать, он мог ехать на чем угодно и его не испугал бы никакой самый необъезженный жеребец, мог пройти пешком по самым диким местам, обходясь минимумом снаряжения и комфорта, был вынослив и уверен, что может выжить практически в любом месте, куда только будет угодно забросить его судьбе. Глядя на невысокого, худощавого, и жилистого паренька с двумя старинными мечами, с которыми тот практически не расставался, только опытный воин мог бы увидеть в нем собрата, вполне оправдывающего ту уверенность, с которой юноша держался. Натасканный на войну практически с младенчества, он привык держать удар, со спокойным достоинством воспринимая как поражение, так и победу. И с возрастом, первых становилось все меньше, а последних все больше.

Вот таким Касс впервые пришел в этот город — уверенным в своих силах щенком волкодава, но совершенно не знающим реальную жизнь и реальных людей. И почти сразу увидел и отметил ее — хорошенькую художницу, сидящую на той самой знаменитой Истенской лестнице и с упоением что-то рисующую на листах бумаги. Она не была такой уж красавицей, но с таким азартом отдавала всю себя любимому делу, что юноша не мог отвести от нее глаз. Она иногда встряхивала головой, чтоб убрать падающую на глаза челку, и шоколадные кудряшки рассыпались по ее плечам красивой волной. Лиловый шарфик, в тон платью, призванный держать всю эту роскошь так, чтоб она не мешала хозяйке, давно развязался и упал на ступеньки, но девушка была слишком увлечена своей работой, чтоб поправить прическу. Кассий, чуть не впервые в жизни не знал, как подойти и завязать разговор. Он никогда не смущался в общении с девушками, даже если они были старше его, как эта, но тут… подойти запросто и познакомиться, казалось, чуть ли не кощунственным. Так бы он и простоял, как болван, мучаясь несвойственной для него нерешительностью, но тут вмешалась, как тогда ему показалось, судьба — сильный порыв ветра подхватил несколько листов с зарисовками и лиловый шарфик и понес вниз по ступеням, прямо к его ногам. Девушка вскрикнула в досаде, вскочила со своего места в бесплодной попытке поймать, и Кассий встретил взгляд шоколадных глаз, досадливый и в то же время веселый.

Юноша радостно подхватил свою добычу и, торжественно поднявшись на несколько ступеней вверх, вручил художнице со словами:

— Возьми, это же твое.

— Благодарю, — контакт взглядов прервался — девушка смущенно опустила длинные пушистые ресницы, но Кассию хватило и этого, чтоб сбилось дыхание и часто-часто застучало сердце.

— Если хочешь, можешь присесть рядом со мной, — художница явно поняла, что уходить он не собирается, а слов, чтоб остаться никак не подберет, и решила нарушить неловкую паузу, — можно я тебя нарисую? Ты необычный.

— Да, конечно, — юноша, не помня себя от радости, осторожно присел на ступеньку рядом с ней, звякнув рукоятью меча о камни парапета.

— Как тебя зовут? Я Стасия. А ты ведь нездешний, да? — продолжала щебетать девушка, не обращая внимания на скованность парня, и не отрываясь от рисования. — Халан? Мне брат рассказывал про воинов севера с парными мечами, но видеть и рисовать таких не доводилось.

— Мое имя Кассий. И не совсем Халан. Скорее Эдельвия. Я там теперь живу и учусь, но рос и правда на севере, — про папу-князя Кассий скромно умолчал, справедливо рассудив, что его заслуг в этом нет, а непринужденная атмосфера может и пострадать. Хотя какое-то чувство так и подбивало этак небрежно сказать, что он принц, и увидеть, как сразу заблестят красивые девичьи глаза… но не того склада девушка, да и неправильно это. И он скрутил в себе ненужный порыв.

— Расскажи мне про Халан. Мне нравится слушать о разных странах, — Стасия начала новый лист. — Поверни голову к университету, и сядь на парапет. Я назову эту картину — «Завоеватель с севера».

Девушка смеялась так заразительно, что парень стал тоже улыбаться, глядя на нее.

— Нет, не смотри на меня — смотри вниз на город, и сделай лицо серьезным. Я быстро.

Но сидеть так пришлось больше получаса и рассказывать про Халан и Эдельвию, про деда, и даже про школу чародеев. Новой знакомой все было интересно.

— Ты тоже мечтаешь путешествовать? — вдруг спросил он.

— Нет, — улыбнулась художница, — мне нравится слушать про дальние страны, но сама куда-то ехать я не хочу. Я люблю Истен. Просто влюблена в него. Смотри, какое синее небо и яркое солнце. Как это все красиво вместе с древними серыми камнями, из которых построен город. За королевским замком — горы, а внизу, за университетом — море.

— В Эдельвии тоже есть море… и в Халане.

— Но я же не про Руазий. Я про Истен. Я никогда не хотела бы покинуть его. Даже на время. Посмотри, — девушка закончила рисунок и повернула рисунок к Кассию, — тебе нравится?

На карандашном портрете он был изображен, сидя вполоборота к зрителю, и мечтательно смотрел на шпили университета и море за ним.

— Да… ты красиво рисуешь.

— Идем, я покажу тебе самое интересное, — улыбнулась, довольная похвалой девушка, и сложила рисовальные принадлежности в папку. — Тебе очень повезло сегодня. Я не занята, и у тебя будет самый лучший сопровождающий, — пошутила она. — Я много знаю о моем городе и с радостью расскажу.

Кассий, разумеется, был с ней полностью согласен.

Они гуляли по Истену целый день, сидели в уличных кофейнях, обошли весь центр и набережную, но идти дальше, в доки, она отказалась, ограничившись только верхней, самой благополучной частью столицы.

— Мне нельзя в нижний город, — грустно покачала головой Стасия, — если узнают, то запретят ходить одной и тут.

— Но ты же не одна…

— Вряд ли мачеха или отец оценят тебя в роли сопровождающего, — разочаровала девушка Кассия. — Прости.

— Да, я понимаю… — он действительно забылся и не думал о том, что девушки из приличных семей не гуляют в одиночестве по рабочим кварталам, где можно встретить кого угодно.

Пришло время прощаться.

— Куда тебя проводить?

— До университета, меня там встретит брат. Заодно и познакомлю, — художница опять рассмеялась. — Вы немного похожи. Только он нигде не был, кроме Руазия, но очень много знает о других странах и, в отличие от меня, хотел бы увидеть их своими глазами.

Брат, к досаде Кассия, оказался стройным молодым человеком, на полголовы выше и на несколько лет старше, чем он. Звали его Стасий, и они с сестрой были очень похожи — те же шоколадные глаза и кудри, тот же веселый взгляд, только у художницы он был цепким и внимательным, а у молодого человека мечтательным и отсутствующим. Девушка явно гордилась братом и не сводила с него обожающих глаз.

Сдав Стасию на руки родственнику и договорившись о встрече завтра, уже с ними обоими, Касс отправился искать дом эдельвийского посла, в котором остановилась делегация из княжества.

Весь вечер, пока не уснул, он вспоминал новую знакомую, которой был очарован так же, как и городом у моря, дышащим древностью и ожиданием чуда.

Весь следующий день, пока дядю с Видием принимал король, а позже, они с королевой в кабинете решали вопросы политики, Кассий провел с новыми знакомыми. В обществе брата, видимо, можно было гулять не только по центру города, и его отвезли на морскую прогулку. Они со Стасием по очереди были на веслах, и хоть тут самолюбие юноши немного утешилось — он был явно выносливее старшего парня. Впрочем, к его огорчению, девушка на это не обратила никакого внимания, занятая рисованием.

Чем больше времени Касс проводил в ее обществе, тем больше она ему нравилась. Она была серьезна только когда рисовала, все остальное время щебетала как птичка и смеялась. А два серьезных и молчаливых кавалера, не отводили от нее взгляда. Один слегка насмешливого, а второй восхищенного.

Время пролетело незаметно, и снова наступил вечер. Касс уже попрощался и уходил, договорившись встретиться послезавтра, так как завтрашний день у близнецов был занят, как случайно поймал обрывок фразы, сказанной девушкой брату:

— Стас, не опоздай во дворец. Официальный прием вечером.

— Демон, я совсем забыл…

Дальше Кассий уже не слышал, да и не прислушивался — его осенила догадка. Как он раньше не понял, все же было очевидно! Стасий и Стасия — так звали старших детей руазийского монарха. Девушка говорила про мачеху и отца… почему он, глупец, сразу не догадался!

Он не собирался идти завтра на прием, даже заранее сказал об этом дяде, но в свете этой новости… он пойдет. Он хочет ее видеть.

Ночью пришлось вызывать портного и делать срочный заказ, выслушивая ругательства дядюшки, ибо у драгоценного племянника, разумеется, совершенно нечего было надеть на торжественный случай.

Утро и почти весь день тоже прошли в подготовительных хлопотах. Раздражало это ужасно, но Кассий терпеливо сносил все издевательства портных и камердинеров, которые приводили его костюм в подходящий «прекрасному принцу» вид.

Ко времени приема все было готово, и делегация отправилась во дворец. Кассий нервничал и старался не показать этого, но выдавал свое состояние, поправляя, то перевязь мечей, то кружево ворота. Тиберий смотрел на него с удивлением — раньше он не замечал за племянником такой впечатлительности.

Этот прием он помнил смутно, все смешалось в водовороте противоречивых эмоций. Первыми, кого юноша увидел, войдя в зал, оказались кронпринц и его сестра, стоящие неподалеку от трона отца и мачехи. Всю официальную часть Кассий не сводил глаз со Стасии, которая несколько раз удивленно на него посмотрела, явно не ожидая тут встретить.

По его просьбе дядя нашел какого-то человека, который представил его близнецам официально, после чего юноша наконец-то смог поговорить с ними.

— Ваше высочество, вы не рады видеть меня? — спросил Касс, когда они остались наконец-то втроем.

— Просто я не ожидала, что вы окажетесь настолько высоким гостем, принц.

— Но и я не ожидал, что столицу Руазия мне показывают столь важные персоны, — он внимательно посмотрел на нее и затем на ее брата, — это что-то меняет? Мне показалось вчера, что мое, да и ваше положение, не имело значения.

— Не знаю… наверное нет… — опустила взгляд девушка.

— Нисколько, — открыто улыбнулся принц Стасий, ответив одновременно с сестрой. — Стаси, что с тобой?

Эта его улыбка вдруг растопила неловкость и напомнила о вчерашнем дне, таком светлом и радостном. Вечер, устроенный в честь эдельвийского посольства, вдруг стал продолжением вчерашнего дня, легким и приносящим радость. Единственное, что омрачило его, это заявление Тиберия, что все дела завершены, и они уезжают уже завтра. Это было как удар — Кассий рассчитывал еще на пару дней, как минимум.

Танцуя со Стасией, он увлек ее на открытый балкон, в освещенную световыми кристаллами темноту весенней ночи дворцового парка.

— Мы уезжаем завтра, — выдохнул он в совершеннейшем расстройстве.

— Мне жаль… — девушка тоже выглядела расстроенной, — я так и не закончила ваш портрет. Сделала только зарисовки.

— Я бы хотел, чтоб вы с братом приехали в Эдельвию.

— Не могу обещать, но я бы хотела увидеть вас снова, — голос Стасии был грустным, и у Кассия перехватило дыхание от эмоций — ей тоже жаль, что он уезжает!

— Я приеду, — пообещал он с горячностью, — обязательно приеду. И очень скоро, — он не стал сдерживать порыв, взял узкую ладонь девушки в свои руки и прижал ее к губам. — Простите. И до встречи.

Он развернулся и вошел в зал, присоединившись к покидающей дворец делегации, бросив на девушку прощальный взгляд сквозь открытую дверь. Она так же стояла в проеме балкона и прижимала к груди руку, которую он поцеловал.

Полмесяца пути до Вейста он был сам не свой. Дядюшка любил путешествовать с комфортом и никуда не торопился, а потому Касс весь извелся в душной карете — верхом бы он добрался за неделю. Первые несколько дней он пребывал в грезах и воспоминаниях, приводя Тиберия в отчаяние своей задумчивостью и неразговорчивостью — брату отца было скучно, и он хотел беседы хоть с племянником, за неимением другой достойной компании — Видий покинул их почти сразу, уехав, как всегда по каким-то своим чародейским делам. А Кассий вспоминал принцессу с шоколадными кудрями и тосковал по ее обществу, хотел видеть ее снова. Потом его деятельная натура не выдержала, он должен был что-то придумать, и он придумал. Они же были равны, хоть он и незаконный сын, но все-таки эдельвийский принц, да еще и чародей. Они могли послужить объединению своих стран, пусть не сейчас, а когда-нибудь в будущем. Отец же был помолвлен с коэнрийской принцессой Розалией, пока она не пропала, так почему же Кассию не связать так же Руазий с Эдельвией. Он обязательно убедит отца в том, что это выгодный союз, и королева Жардиния (он знал, что политику соседей вершит не король, а именно она), не должна быть против. Приняв такое решение, он перестал терзать себя воспоминаниями, но зато стало совсем невыносимо ехать так медленно. Он мысленно торопил время и лошадей, сотню раз обдумав уже разговор с отцом. Он обязательно его убедит!

Приехав домой, он едва дождался завершения деловой встречи между отцом, дядей и приором. Он изнывал в коридоре перед дверью, боясь пропустить тот момент, когда князь освободится. Потом, с жаром доказывал отцу, что помолвка с руазийской принцессой Стасией жизненно необходима княжеству, рассказывал, какая она замечательная, наговорил много глупостей, свойственных влюбленным юнцам. Князь в принципе не возражал, но предупредил, что Руазий может иметь и другие планы насчет девушки.

— Не хочу тебя расстраивать, мой мальчик, — с сочувствием, и даже чуть виновато, посмотрел на него отец, — но ты все-таки незаконный отпрыск нашей семьи, так что будь готов к любому исходу своего предложения.

Кассий, у которого сжалось сердце в тревожном предчувствии, заверил отца, что он готов ко всему, схватил письмо, и умчался в Руазий простым гонцом, потому что месяц еще ждать ответа был не в состоянии. Он решил сам передать документ с предложением о помолвке, благо не настолько уж он известная личность при руазийском дворе.

— Сударь, не хотите ли купить картину или сувенир? — мелодичный женский голосок вырвал Кассия из прошлого, вернув в реальность, не хуже, чем ведро холодной воды.

Он повернулся и увидел маленькую улыбчивую девушку в легких штанах и мужской рубахе, которая торговала на лестнице картинами и дешевыми поделками из камней и ракушек. Окинул взглядом ее прилавок, показав на первый попавшийся рисунок и расплатившись, он медленно пошел назад, к дому эдельвийского посла в Руазии, где по традиции остановился на время приезда. Вспоминать дальнейшее совершенно не было желания. Он чувствовал себя старым, разбитым и усталым. И это в самом начале визита, а впереди была еще встреча с королевой, у которой был змеиный взгляд и изворотливый ум. Нельзя было так распускаться.

Эдельвия. Дом Василия Полесских. Начало Марта 299 г от разделения Лиории. Виллем.

На веранде своего загородного дома, удобно расположившись в плетеном кресле, блаженствовал первый писарь Эдельвии, один из лучших знатоков старолирийского языка Василий Полесских. Старик довольно улыбался, щурясь от ярких лучей весеннего солнца, набивал трубку ароматным табаком и любовался буйством весны в саду. Молочно-розовое цветение деревьев, золотые переливы на озерной воде, сочно-зеленая трава — все казалось нарисованным искусным художником.

— Какая красота, не правда ли Виллемий? И почему я не родился поэтом или художником, чтобы запечатлеть все это? — не оборачиваясь к вышедшему на веранду чародею, прошамкал полубеззубым ртом старик.

— Василь, вот как Вам удается узнавать о моем приближении, при том, что я стараюсь входить почти бесшумно? — развел от удивления руками чародей, подходя ближе к креслу.

— Бесшумно? — Василь засмеялся своим скрипучим как несмазанная дверь смехом, потрясывая седыми волосами, — да Вы топаете как медведь, юноша!

Виллем улыбнулся — старик Василь определенно нравился ему. Хитро прищурившись, обнажив все морщинки на старческом лице, посмотрел на Виллема и старик. Ему тоже нравился его помощник — еще несмышленый как все юнцы, но глубокий и толковый. Кивнув на древний фолиант и кипу листов в руках Виллема, спросил:

— Ну? В чем трудности, Виллемий?

Чародей вздохнул, протягивая Василю работу.

Первый писарь Эдельвии, отложил в сторону трубку, достал из нагрудного кармана выпуклое стекло и, приложив его к правому глазу, начал читать, водя пальцем по строчкам фолианта. Наконец, старик оторвался от чтения, хитро посмотрел на помощника:

— И в чем же сложность, Виллемий?

— Простите, Василь, но я не смыслю ничего в этой старолирийской поэзии, мне куда проще работать с книгами по теории чародейства. А тут почему-то речь о людях, потом сразу о растениях, затем почему-то автор переключается на музыкальные темы. И вот как позвольте, я должен все это сплести воедино?

— Ох, юноша, но все же проще простого — это о любви. Автор сравнивает возлюбленную то с цветком, то с музыкальным инструментом, — снова засмеялся своим скрипучим голосом Василь.

Виллемий лишь недовольно хмыкнул и забрал протянутый фолиант.

— А скажи мне, Виллем, любил ли ты сам когда-нибудь? — все также хитро улыбаясь, спросил помощника старик.

Чародей только развел руками:

— Ну, если Вы о женщинах, Василь, то конечно они были у меня.

— Нет, юноша, я спрашиваю не в скольких спальнях ты был гостем, я спрашиваю — ЛЮБИЛ ли ты когда-нибудь?

— Неожиданный вопрос…

— Ну, можешь и не отвечать прямо, по глазам вижу, что любил, — довольно кивнул головой старик, и, набив ароматным табаком трубку, протянул чародею. — Присядь рядом, Виллемий, и послушай старика.

Чародей взял предложенное, послушно подвинул второе кресло и сел рядом. Добродушно похлопав помощника по плечу, старик Василь закурил еще одну трубку, взявшуюся непонятно откуда. Он странный, этот седовласый морщинистый старик. И не чародей совсем, но будто видит наскозь и знает заранее все, что собираются сделать и сказать люди вокруг него.

Виллем пожал плечами, задумавшись, закурил…

Сладковатые клубы дыма окутали чародея, молочно-розовое цветение деревьев опьянило не хуже дорогого вина, взор затуманился, голос старика звучал где-то на заднем плане. А перед глазами чародея та самая скамейка с той самой девушкой, которой он не смел сказать о своих чувствах. Ежелия оборачивается, Виллем тонет в ее синих бездонных глазах, опушенных длинными ресницами, что-то шепчет несвязно, девушка смеется заливисто, прикрывая рот рукой. И вот уже перед Виллемом улыбчивая пышногрудая Лали… что-то рассказывает ему. На минуту Лали отворачивается, а вместо нее уже золотые кудри рассыпавшиеся по плечам, оленьи печальные глаза Веснии. Чародей хочет коснуться прекрасного видения, но не успевает — вот уже вместо Веснии — мутно-зеленые глаза. Агния… бледное лицо, смоляные волосы и идеально вылепленное упругое обнаженное тело… Вот по кромке моря за ним бежит Мадлен, сверкая хорошенькими белыми ножками, вот он накидывает теплый плед на худенькие плечи баронессы Амалии. И снова образы встают перед ним, на этот раз все вместе, как бы сливаются в единое целое. В клубах сладкого дыма, на фоне безумных красок весны взору Виллема предстает прекрасная статная женщина, протягивающая к нему руки. И вот он уже не взрослый мужчина, а маленький мальчик бежит навстречу видению:

— …мама… мама, — шепчет Виллем, выныривая из полусна-полуяви.

— Так вот, юноша, бывают в жизни моменты, когда ты ощущаешь невероятный прилив эмоций, чувствуешь расправленные крылья за спиной и абсолютно счастлив. Хочется задержать эти мгновения, остановить время, остаться подольше в удивительном состоянии, но все тщетно. Время неумолимо уносит тебя и все, что ты можешь — запомнить эти мгновения. Ведь пережить дважды что-то невозможно, — голос старика снова вышел на первый план, образы растворились. — Даже если придешь на то же самое место, рядом будут те же самые люди, это все равно будет новый день и новое мгновение, не хуже и не лучше, а просто другие. Сладкие воспоминания с горчинкой грусти — вот все, что оставляет нам жизнь. Безысходность от понимания невозможности вернуться в те мгновения. Высокая, но справедливая цена за минуты абсолютного счастья, за мгновения любви.

Старик Василь замолк, молчал и Виллем. А в саду буйствовала весна в образе статной женщины в молочно-розовом одеянии.

Виллем вернулся с ночной прогулки по саду, бесшумно затворив за собой парадную дверь.

Хозяин дома и прислуга уже мирно спали под заливистые трели соловья. Чародей прошел через каминный зал, который освещался в такое время суток лишь лунным светом, сквозившим сквозь неплотно задернутые портьеры, и свернул в маленький темный коридор. Едва коснувшись ручки дубовой двери, он почувствовал присутствие в комнате незваного гостя.

Решительно отворив дверь, Виллем вошел в спальню и увидел удобно устроившуюся в большом кресле Агнию. В том самом удачно подчеркивающем фигуру дорожном костюме, девушка сидела закинув ногу на ногу и перелистывала страницы какой-то книги. В мерцающем свете свечи она была также соблазнительно красива, как и в ночь их знакомства в трактире.

— Ну, здравствуй, Виллем, — неторопливо отложив чтение, не поменяв позы, Агния хитро улыбнулась чародею.

Мужчина посмотрел на гостью внимательно, и, молча, прошел в другой конец комнаты. Как будто никакой Агнии сейчас рядом не было, чародей скинул сюртук, ополоснул лицо из кувшина и, налив бокал белого вина, сел на подоконник выходившего в сад распахнутого окна.

Ни тени удивления не отразилось на лице девушки. Невозмутимо встав, она подошла к чародею, взяла из его руки бокал, отпила немного и вернула обратно.

— Ты так рад меня видеть, что потерял дар речи, Виллем? — усмехнулась красотка, поймав холодный взгляд мужчины.

— Почему же? Здравствуй, Агния. Или может тебе больше нравится, когда тебя называют Клариссой?

Звонкий смех девушки наполнил комнату и заставил на время замолчать соловья в саду.

— Виллем, дорогой мой, с каких пор ты стал путать вымысел и реальность? Я еще могу понять старика Желькса, эту семейную легенду всем Ортам с детства вдалбливают в голову, тут волей неволей начнешь верить. Но ты, как ты мог поверить в эти россказни?! — Агния укоризненно покачала головой и, наклонившись к чародею, попыталась коснуться губами его щеки.

Виллем резко отстранился.

— Довольно вести себя, как мальчишка, мой дорогой, у нас на самом деле нет времени. Собирайся, мы едем в Руазий. Жду тебя во дворе, — ласково коснувшись рукой плеча чародея, Агния направилась к двери.

— Я никуда не поеду с тобой, — Тихо произнес Виллем ей вслед.

Красотка остановилась, обернулась на чародея, который полным ненависти взглядом буравил стену напротив и крутил в руках почти полный бокал вина.

— Хорошо, Виллем, — пожала плечами девушка, — это твой выбор и твое право. Позволь в таком случае сделать тебе прощальный подарок.

Она взяла со стола книгу в тисненом золотом переплете и, вернувшись к окну, протянула ее Виллему.

Так и не поймав взгляда мужчины, Агния быстрыми шагами вышла из комнаты. Поставив бокал, чародей взял в руки подарок. Обычная старинная книга, кожаный переплет, золотые вензеля на обложке. Перелистав пару страниц с затейливыми старолиорийскими буквами, переводить которые сейчас совсем не хотелось, Виллем наткнулся на рисунок, от которого у него перехватило дыхание. Дворцовый парк, девушка с книгой на скамейке, наблюдающий за ней из-за кустов темноволосый юноша — вот что увидел чародей. Едва справившись с волнением, мужчина перевернул еще пару страниц и наткнулся на новую картинку — пышногрудая девица наливает чай закутавшемуся в плащ, промокшему под дождем юноше. На третьем рисунке Виллем с замиранием сердца рассмотрел бегущего по кромке моря прозрачного скакуна и улыбающихся мужчину и женщину.

Холодными от ужаса пальцами, он перелистывал страницы, а перед его глазами мелькали — терасса, увитая розами и плетеная мебель, хрупкая девушка, старательно выводящая пером старолиорийские закорючки, деревенский дом с заколоченными окнами, всадник на черном коне, плетущийся позади похоронной процессии, свадьба девушки до боли напомнившей ему Ежелию с юношей похожим на Эддия, наблюдающий за церемонией жалкий темноволосый чародей. И в конце книги чародей снова увидел себя, но уже старого, морщинистого с лохмами седых волос, одинокого и никому не нужного в кресле-качалке на веранде такого же старого полуразрушенного дома.

Виллем в отчаянии отшвырнул фолиант, поняв, что пролистал сейчас свою собственную судьбу и увидел свой конец. Но книга упала раскрывшись, и взору чародея предстал еще один, не замеченный им ранее, рисунок. Мужчина, очень похожий на него, одетый в дорогой бархатный камзол, с золотым знаком княжеского советника стоял по правую руку от трона правителя Эдельвии, не склонив головы, в то время как все остальные придворные застыли в почтительном поклоне…

— Агния, ты еще здесь? — тихо окликнул чародей девушку, гладившую во дворе темногривого коня. — Ждала тебя, — улыбнулась красотка, по-кошачьи сверкнув во мраке глазами. И не обмолвившись больше ни единым словом, в предрассветном полумраке два всадника покинули дом у озера.

Руазий. Истен. Весна 299 г от разделения Лиории. Карнавал. Стасий.

Принцесса Стасия увлеченно работала в беседке городского сада. Под умелой рукой художницы на холсте как по волшебству возникали цветущие деревья, зеленые лужайки с островками красных и белых тюльпанов, сиреневых крокусов и желтых первоцветов. Весна ворвалась в Истен внезапно и прочно укрепилась в своих правах, погода стояла теплая, ясная и солнечная. Близился день Весеннего карнавала — праздника, почитаемого всеми, от мала до велика, жителями Руазия и близлежащих государств. Хозяйки намывали до невероятной прозрачности стекла распахнутых окон, выставляли на подоконники и балконы горшки с фиалками. Шумная детвора чертила мелками на мостовой. Старики на скамеечках грелись на солнце и с умилением наблюдали за детьми, покачивая головами.

— Вот ты где, сестричка! Еле нашел, — принц Стасий подхватил сестру и, подняв над землей, поцеловал в щеку.

— Стасий, ты вернулся! А я ждала тебя только в среду. Ты так часто стал уезжать, братик. Как же хорошо, что ты здесь, как же я соскучилась, — принцесса крепко обхватила брата за шею. — Ну, давай же поставь меня на землю.

Принц кивнул и послушно отпустил девушку. Внимательно посмотрел на холст.

— Как красиво, Стаси, не устаю повторять, что у тебя талант.

— Я просто люблю рисовать, вот и все, — улыбнулась принцесса, заправив выбившуюся прядь волос за ухо. — Пойдем, присядем, братик, — девушка потянула Стасия за собой к маленькой резной скамеечке.

— Так значит ты тоже пойдешь на весенний карнавал, Стасий?

— Ты знаешь, сестренка, как я не люблю все эти церемонии… Но отец… Ему впервые за последние месяцы стало лучше, и мне бы не хотелось расстраивать его своим отсутствием на празднике.

— Это правильно, Стасий. Во дворце уже почти все готово к торжеству, бальный зал украшают цветами, приглашено большое количество гостей, на кухне готовят сладости для праздничного стола… Такая суета, братик. Вот я и сбежала сюда в сад, чтоб поработать в тишине, — принцесса покачала головой.

— Стаси, дорогая, как думаешь, Агния успеет вернуться к карнавалу? — в глазах юноши мелькнула печаль.

— Она обязательно приедет, я чувствую это, — девушка взяла руку брата в свою, слегка сжав, внимательно посмотрела на него.

— Спасибо, что понимаешь как важно это для меня, сестренка, — улыбнулся принц. — Я, пожалуй, пойду к себе, Стаси. Очень устал с дороги, но хотел непременно увидеться с тобой.

— Да конечно, братик, отдохни. Увидимся завтра вечером на карнавале во дворце.

Стасий кивнул, встав со скамеечки, наклонился к сестре, поправил ее непослушную прядь волос:

— До завтра, дорогая, — и, поцеловав принцессу в лоб, покинул беседку. Девушка долго смотрела ему вслед, пока наконец-то силуэт брата не скрылся за зарослями акации.

У самых ворот городского сада, Стасия окликнул мужчина средних лет в одеянии чародея.

Принц остановился и удивленно посмотрел на этого человека, — ничем не примечательная внешность, серый балахон с капюшоном.

— Принц, Ваше высочество, — человек склонил голову в почтительном поклоне и протянул Стасию конверт. — Мне поручено передать Вам это.

— Спасибо, но от кого? — удивленно пожал плечами принц, но протянутый конверт все-таки взял.

— Мне неизвестен отправитель, Ваше высочество, — ответил чародей и, еще раз поклонившись, скрылся за деревьями.

Стасий распечатал конверт, в нем лежала записка — ровный красивый почерк, бумага еще хранила тонкий аромат знакомых духов… «Стасий. Возвращаюсь завтра вечером в Истен. Буду ждать тебя у себя в комнате в пять вечера до карнавала. Никому говорить о моем прибытии не нужно. Твоя Агния».

Принц еще раз перечитал послание и, свернув лист, бережно спрятал в нагрудном кармане. Сердце юноши забилось сильнее, на щеках заиграл румянец, а на губах появилась счастливая улыбка от скорой встречи с возлюбленной.

Направляясь в сторону дворца, принц Стасий заметно нервничал. Время от времени он останавливался, вынимал из нагрудного кармана уже порядком затертое письмо от Агнии, перечитывал и бережно прятал обратно. На юноше был надет его лучший выходной костюм из синего бархата, с вышитым гербом правящей династии, белоснежная рубашка из тончайшего шелка, обувь была до блеска начищена. Шоколадные непослушные кудри принца были стянуты в аккуратный хвост. Карие глаза сияли счастьем и одновременно выражали волнение. Воспользовавшись все тем же тайным путем, принц проник во дворец незамеченным, и вот уже стоял перед дверью в комнату Агнии, не в силах постучать. Неизвестно сколько бы еще времени юноша провел в коридоре, переминаясь с ноги на ногу в нерешительности, если бы дверь не отворилась изнутри.

— Ах, Стасий, это ты! Проходи же скорее, чего ты стоишь на пороге! Агния уверенным движением схватила принца за руку и, втянув в комнату, щелкнула запором. Тут только юноша заметил, что она стоит перед ним практически обнаженная, в полупрозрачном пеньюаре, скорее не скрывающем, а вызывающе подчеркивающем ее прелести. Стасий залился краской. Агния понимающе улыбнулась. Но вместо того, чтобы прикрыть себя, наоборот, раскинула руки и покрутилась на месте, засмеявшись звонко.

— Ну как, Стасий, нравлюсь я тебе? Хороша?

У принца перехватило дыхание, он смог лишь кивнуть в ответ. Она и впрямь была хороша. Нет, она была не просто хороша, а совершенна. Как выточенная рукой мастера из белого мрамора статуя с идеальными пропорциями.

Не давая Стасию ни минуты на размышления, Агния вдруг прильнула к нему всем телом и обвила руками шею юноши. Последнее, что помнил принц, это бездонные зеленые глаза и горячие сладкие губы, настойчиво коснувшиеся его губ. Все остальное терялось в тумане, казалось каким-то нереальным и происходящим как будто не с ним.

Его ласкали ее руки и губы, и он касался губами и руками каждого сантиметра ее белоснежного совершенного тела. Он тонул в волнах тепла, неизведанного ранее наслаждения и блаженства. Он потерял счет времени, уже не понимал, где находится — на земле или в небесах, где души обретают покой. Он видел лишь Агнию, ритмично двигавшуюся с ним в унисон, а все остальное вокруг не существовало. Это было безмерное безграничное счастье, от которого кружилась голова, бешено колотилось сердце. Когда последняя горячая волна накрыла принца с головой, он, лишившись всяких сил, откинулся на подушку и крепко прижал к себе девушку. Они так и уснули, не покидая друг друга, олицетворяя единство мужчины и женщины, слившееся после миллионов лет безуспешных поисков.

— Стасий, просыпайся, мы опоздаем на церемонию.

Принц открыл глаза и, увидев склонившуюся над ним Агнию, улыбнулся. Девушка уже успела поправить макияж и прическу и теперь возилась с корсетом карнавального платья.

— Какая ты у меня красивая, любовь моя, — прошептал юноша восхищенно.

Агния наградила его очаровательной улыбкой.

— Помоги мне со шнуровкой, Стасий, никак не могу справиться сама.

Принц послушно встал с кровати, обернув нижнюю часть тела шелковой простыней, и стал помогать девушке одеться.

— Какой интересный наряд, Агния. Кем ты будешь на карнавале? — спросил он, закончив шнуровать корсет и рассматривая переливающуюся всеми цветами радуги ткань платья.

— Одну минуточку, Стасий, сейчас сам все поймешь, — засмеялась девушка и скрылась за ширмой.

Когда она выскользнула оттуда в изящной маске, напоминающей голову птицы и скрывающей половину лица, раскинула руки, превратившиеся благодаря свободным рукавам в два крыла, Стасий восхищенно воскликнул:

— Ты — радужная птица, Агния, главный символ весеннего карнавала. Как же ты прекрасна! В этом году у нас будет самая великолепная радужная птица!

Подскочив к девушке, сходя с ума от переполнявших его чувств, Стасий поднял ее на руки и закружил по комнате.

— Это будет самый лучший карнавал в моей жизни, Агния! А после карнавала мы пойдем к нашим отцам и попросим благословения! А если нам не разрешат пожениться, я украду тебя и сбежим. Заберем отсюда Стасию и будем жить как простые люди. И будем любить друга друга, правда Агния? И у нас родятся дети, много детей!

От волнения Стасий даже забыл, что все еще держит Агнию на руках. Поспешно поставив девушку на пол, он заглянул в ее зеленые глаза, едва различимые в узких разрезах маски.

— Стасий, — она аккуратно стянула кудри юноши шнурком, — одевайся, тебе пора идти. До встречи на карнавале, — девушка улыбнулась ему, но в ее улыбке принц уловил едва заметную печаль.

— Что-то не так, милая? Я обидел тебя? Я сделал что-то не так? Ты печальна, — заволновался юноша, внимательно посмотрев на любимую.

Девушка прижала палец к его губам.

— Тсс… тебе показалось. Все прекрасно, Стасий, я буду ждать, что именно ты пригласишь радужную птицу на первый танец весеннего карнавала.

Проводив принца за дверь, Агния села на краешек кровати, с отчаянием посмотрела на смятое шелковое белье, сорвала с лица ненавистную маску, как будто именно эта вещь была виновницей всех бед, и обхватив голову руками, тихонько заплакала. Слезинки катились по щекам девушки и падали на платье, оставляя разводы на радужной ткани.

Стасий успел в бальный зал как раз вовремя. Церемония еще не началась, но отец — король Руазия Риолий IX, уже восседал на троне, у его ног на маленьких скамеечках расположились принцесса Стасия в нежно-голубом платье, расшитом полевыми колокольчиками, и юные принцы Генрий и Валенсий в зеленых бархатных костюмах с изображениями таких же, как у Стасия, гербов династии. У подножия трона, увитого весенними цветами, стоял советник Еугений, в черном бархатном костюме он напоминал огромного ворона, и секретарь Шалиам-бай в традиционных цветастых башангских шароварах и тунике, подпоясанной золотым поясом с бахромой. Место королевы Жардинии пустовало, и Стасий с возмущением отметил, что она могла бы и не опаздывать на церемонию, тем самым выражая прилюдно неуважение к королю. Пробравшись за спинами присутствующих в разнообразных карнавальных костюмах, Стасий почтительно склонился на колено перед отцом и, поймав его улыбку, занял свое место рядом с сестрой. Принцесса тоже улыбнулась брату и сжала его руку в своей.

Зазвучали фанфары, и королевский церемониймейстер торжественно объявил церемонию весеннего карнавала открытой. В то время как оглашались их регалии, гости подходили к королевской семье и почтительно склонялись в поклоне. Эта вереница знати казалась нескончаемой. Стасий натянуто улыбался и кивал головой гостям, как того требовала церемония, но глазами не переставал искать в пестрой толпе птицу с радужными крыльями.

Вот, наконец все приглашенные были представлены и заняли свои места, а король Риолий IX, еще не окрепшим после длительной болезни голосом, поблагодарил всех пришедших и пожелал, чтобы цветение весны принесло богатые плоды осенью.

Королевский оркестр заиграл вальс, двери бального зала распахнулись, и в зал вошла девушка в наряде радужной птицы. Она скорее не шла, а грациозно плыла, вызывая восхищенные взоры мужчин и завистливые взгляды женщин.

— Главный символ нашего ежегодного весеннего карнавала — Радужная птица — почтила всех нас своим присутствием, — не унимался церемониймейстер.

Птица остановилась в центре зала и раскинула руки-крылья. Пара десятков полупрозрачных бабочек взмыли вверх и рассыпались сверкающими искрами. Присутствующие ахнули. Советник Еугений незаметно для всех щелкнул пальцами и довольно ухмыльнулся.

— Отец, Ваше Величество, — принц Стасий почтительно поклонился королю, — позвольте мне пригласить нашу гостью на первый танец. Король добродушно кивнул головой, выражая согласие. А Стасий уже двигался в сторону птицы, уже кланялся ей, приглашая на танец.

Кроме нее принц не видел никого вокруг, а иначе обязательно бы заметил, как довольно потирает руки секретарь Шалиам-бай, и как хищно наблюдает за танцем первый советник Еугений.

А дама уже танцевала с принцем, кружилась легко под чарующие ноты вальса. Это был первый танец, который принадлежал всегда только одной паре, а потому двигались они свободно по пустому пространству под любопытные взоры знати. Стасий слегка придерживал партнершу за талию и безуспешно пытался поймать ее взгляд. Девушка в маске все время отводила глаза, жеманно хихикая. Стасий, еще одурманенный недавней встречей, безумно хотел коснуться ее губ, прикрытых вуалью маски. Оркестр заиграл куранту, вовлекая остальных присутствующих в веселье. Воспользовавшись тем, что пространство зала заполнилось танцующими парами, Стасий увлек партнершу на балкон. Следом за парой в сторону балкона направился и советник Еугений. По пути он остановился и завел беседу с очень уважаемым при дворе графом Георгом Шельским.

— А в зале душно, Вы не находите, граф? Может быть, продолжим на свежем воздухе? — театрально пытаясь ослабить галстук-бабочку, спросил у Шельского советник.

Граф вежливо кивнул, и они вышли на просторный балкон, увитый цветами, аромат которых витал в воздухе, наполненном свежестью весенней ночи. Балкон казался совсем пустым, но из-за дальней колонны до графа и советника неожиданно донеслось:

— Я люблю тебя, слышишь, люблю! И на все готов ради тебя! Если будет нужно, я пойду против воли короля! Я все брошу к твоим ногам! Любовь моя, почему ты отстраняешься от меня, я так хочу коснуться твоих сладких губ! — юноша старался говорить шепотом, но из-за волнения слова прозвучали слишком громко и привлекли внимание вышедших на балкон.

— Там что-то происходит, граф, может стоить взглянуть? — Еугений настойчиво потянул Шельского в сторону колонны.

— Но, лорд-советник, мне кажется это не слишком правильно мешать влюбленной паре, — попытался сопротивляться советнику граф и все-таки последовал за ним.

Резкий звук пощечины и пронзительный женский голос разорвали ночную тишину:

— Что ты себе позволяешь, мальчишка!

Стасий узнал этот голос и, поймав наконец взгляд дамы, в ужасе отшатнулся. Сквозь прорези маски на него смотрели холодные карие глаза королевы Жардинии. Но было поздно. Разъяренная королева выскользнула из полумрака колонны, срывая с себя маску. В бальном зале как раз закончился очередной танец, и балкон тут же наполнился пестрой толпой придворных, привлеченных шумом.

— Он… Он смел возжелать королеву, заменившую ему мать, он готов пойти против отца! — Жардиния указывала пальцем на абсолютно растерянного принца Стасия, еще не до конца осознавшего масштабы ловушки, в которую его искусно заманили. Перед глазами плыла цветастая толпа перешептывающихся гостей, разъяренно обличающая его Жардиния, а в голове была лишь одна мысль «Что она сделала с Агнией?» Этот вопрос сейчас был для принца важнее вопроса о его собственном будущем, жизни и поруганной чести.

— Принц Стасий… Ее Величество королева Жардиния… Нет, это невозможно… — пробормотал граф Шельский.

— Увы, мы все порой ошибаемся, но Вы слышали и видели все своими глазами, не так ли граф? — прошипел на ухо Шельскому советник Еугений.

Граф обреченно кивнул.

— И Вы, конечно же, сможете изложить увиденное Его Величеству, граф?

Георг Шельский удивленно посмотрел на советника.

— Потому что честь превыше всего, граф, и истина должна восторжествовать. И Вы, как человек благородный, должны это понимать.

Шельскому ничего не оставалось, как кивнуть еще раз.

Руазий. Истен. Весна 299 г от разделения Лиории. Стасия.

Ей так и не дали поговорить с братом. Ни вчера после бала, когда она рвалась к нему сквозь цепь гвардейцев короля, которые появились мгновенно, как будто ждали за дверью. Ни сегодня с утра, когда она умоляла отца пустить ее к запертому в своих комнатах Стасию. Рядом с отцом сидела королева со скорбно сжатыми губами и скромно опущенными ресницами, но веяло от нее халанским холодом. После того, как король ответил, что послушной дочери не о чем говорить с изменником и предателем, что у нее больше нет брата, а у него сына, Стасии показалось, что во взгляде мачехи мелькнуло торжество.

Девушка не выдержала и, разрыдавшись, убежала сюда, в дворцовую библиотеку, где и провела в слезах остаток утра. Сначала Стасия просто плакала, а потом, когда слез уже не осталось, она сидела на своем любимом диванчике среди книжных шкафов, обхватив голову руками, и невидяще глядела в стену. Принцесса понимала, что если она не придумает, как ей спасти брата, то им больше никто не поможет. Как же так, он два года удачно избегал ловушек королевы Жардинии и вдруг так нелепо попался. Разумеется, он не мог этого сделать. Но как, как доказать это отцу! В голову лезли совершенно ненужные мысли и воспоминания. Перед глазами ее стоял Стасий, такой веселый и счастливый еще день назад. Он ждал, когда приедет Агния… «Агния!!! — как же она могла забыть!? — Есть человек, которому небезразлична судьба брата. Ее приемный отец? — советник королевы… может быть он чем-то сможет помочь…». С такими мыслями, обретя хоть какую-то надежду, безмерно измотанная девушка, не спавшая всю прошлую ночь, задремала, сидя в дальнем уголке библиотеки.

— Ну и зачем ты притащил меня сюда? Неужели нельзя было поговорить в более удобном месте? Например, в моем кабинете, — раздраженный голос королевы внезапно вырвал ее из сна.

Сначала Стаси вообще не поняла, где находится и как тут оказалась.

— Ваше Величество, ну что вы говорите! В вашем кабинете изволит сидеть Его Величество! Не могу же я передавать вам эти документы в его присутствии! — противный слащавый голос секретаря королевы Жардинии сразу вернул в реальность.

Стасия вспомнила все подробности вчерашнего вечера и сегодняшнего утра. Хотела выйти из своего угла, но пока соображала, стало вроде как-то неловко, что сразу не дала о себе знать. Потому девушка затаилась и решила переждать, когда собеседники покинут библиотеку.

— Тебе привезли документы? — оживилась королева. — Что ж ты тянешь?! Давай их сюда!

Звук придвигаемого кресла и шелест бумаг коснулся слуха девушки.

— Возьмите. Позвольте поздравить вас с удачно законченной интригой, Ваше Величество!

— Да уж… два года я шла к этому дню. Наконец-то, он попался в ловушку, — голос королевы звучал рассеянно, шуршали письма — она просматривала переданное. — Агния молодец. Я, надо признать, не была уверена, что у нее получится.

Стасия не прислушивалась к диалогу, она просто ждала, когда мачеха со своим секретарем закончат и уйдут, позволив и ей улизнуть из комнаты незамеченной. Но имя Агнии привлекло ее внимание и она насторожилась, вникая в смысл.

— Очень талантливая девушка, Ваше Величество, очень, — мечтательно протянул башангец, — редкий мужчина устоит перед такой.

— Не знаю, я не нашла в ней чего-то особенного. Обычная смазливая вертихвостка, но умна, ничего не скажешь, раз мальчишка, так легко обходивший мои ловушки, наконец-то попался.

Принцесса слушала с ужасом, затаив дыхание и прижав руки, к так и норовящему выпрыгнуть из груди, сердцу. Кажется, она начинала понимать, о чем они говорят. Но Агния… Агния, в которую Стасий был так отчаянно влюблен. Это не могло быть правдой!

— И что мы собираемся делать с ними дальше? Мы же не будем держать преступника во дворце?

— Дальше? — королева, судя по всему, продолжала изучать принесенное секретарем. — Мальчишку в крепость. Девчонку — выгодно замуж, чтоб не путалась под ногами.

— Замуж? — в голосе секретаря появились мечтательные нотки. — Такую девушку жалко отдавать…

— По-моему, мой друг, ты начал забываться! Она все-таки королевская дочь. Такую карту нужно разменять с выгодой для государства, — Жардиния обдала секретаря холодом. — Ты думаешь, что я не вижу, как ты уже несколько лет слюнями исходишь, глядя на нее? Забудь. Мы подумаем, как ее лучше использовать.

Из груди девушки вырвался невольный всхлип. Она тут же замерла, зажав себе рот рукой.

— Что это? — насторожилась мачеха.

— Возможно, мыши, — пожал плечами секретарь.

— Дожили, — успокаиваясь, проворчала королева, — мыши во дворце! Давно я прислугу не гоняла. Все, ну совершенно все, приходится делать самой. Даже с мышами разобраться не могут без королевского участия!

— Так, — Жардиния, закончив читать, громко захлопнула папку с бумагами, — ты со своими людьми неплохо поработал. Эти доказательства даже такого далекого от политики человека, как наш кронпринц, приведут на плаху. О том, чтоб никто ничего не начал проверять, я позабочусь. Теперь он не выкрутится.

Стасия даже не заметила, когда успела подняться со своей банкетки. Она стояла за стеллажами, не в силах осознать весь размах свершившегося предательства. Слезы катились из ее глаз, но она не замечала их. Такой простой выход — поговорить с Агнией, а потом вместе что-нибудь придумать для спасения принца, теперь отпадал. Стасия не понимала, как девушка, которая еще даже не вернулась в город, могла способствовать планам королевы, но доверять ей уже не могла. Раньше с ней был брат. Он был умный, смелый и всегда знал, как надо поступить, но теперь… теперь его жизнь и свобода зависела только от нее — робкой и нерешительной. Она осталась совсем одна и могла рассчитывать только на себя.

— Теперь вам никто не помешает править, как вы пожелаете, мадам.

— Ты что же, думаешь, что я сделала это только ради власти, Шалиам-бай? — высокомерно спросила королева. — Ты не понимаешь. Я сделала это ради государства! Я верну былую славу Руазию и сделаю все, чтобы объединить все три королевства под единым гербом, как раньше! Неужели никто не видит, какими глупцами были предки моего мужа?! Как можно было позволить разделить Лиорию? Видят небеса и тьма — я всю жизнь положу на восстановление старшинства Руазийской ветви правителей.

— Но братские королевства не согласятся с вами, Ваше Величество. Мы можем проиграть эту войну. Эдельвийские чародеи…

— Будут заняты, Шалиам-бай. Поверь мне, я найду, чем занять эдельвийских чародеев, — оборвала секретаря королева. — И Коэнрийскую армию тоже. Начав подготовку уже сейчас, мы никуда не торопимся… пока. А через двадцать лет будет возможность открыть портал в один занятный мир. Приест Еугений обещал мне поддержку от живущих там чародеев. Мы поможем им выйти сюда, а они помогут нам закончить объединение королевств. Это великая и благородная миссия, мой друг. А принц Стасий — глупец. Я почти предложила ему править вместе после смерти его отца, а он ничего не понял и отверг меня. Меня! За что и поплатился.

Стасия, за стеллажами, слушала, кусая губы и ужасно боясь выдать свое присутствие. Грандиозные планы королевы потрясли ее. Принцессе и в голову не приходило, что подобные мысли посещают мачеху. Стаси лихорадило, слабость охватила тело девушки, она оперлась рукой на шкаф с книгами, чтоб не упасть… и слегка задела свитки, лежащие на полке. С громким шелестом свернутые бумаги посыпались на пол, а девушка замерла от ужаса, поняв, что ее сейчас обнаружат.

— Да что там такое, Шалиам? — раздраженный голос королевы заставил принцессу сбросить оцепенение и оглянуться в поисках какого-нибудь укрытия. — Посмотри, по-моему, там кто-то есть. Не хватало еще, чтоб нас подслушивали!

— Говорю же, вам, мадам, дворец полон грызунов, — успокаивающе промурлыкал секретарь, а Стасия увидела тяжелую портьеру на окне и метнулась туда, надеясь успеть спрятаться за ней.

Девушка опоздала совсем чуть-чуть. Уже задергивая за собой плотную ткань, обернувшись, встретилась взглядом с осклабившемся в ухмылке башангцем и оцепенела.

— Не так быстро, милая… не так быстро… — он шагнул к окну, и Стасия с ужасом почувствовала, как холодные цепкие пальцы больно схватили ее за плечо. Она дернулась, пытаясь вывернуться, но хватка не разжалась, а стала еще сильнее.

— Ты кого-то нашел, Шалиам-бай?

— О, как я и говорил, Ваше Величество. Это всего лишь очаровательная мышка, — липнущий к коже, сальный взгляд прошелся по ее фигуре. Пальцами свободной руки он провел по скуле девушки и слегка дернул выбившийся из прически шоколадный локон.

Принцессу замутило от страха и отвращения.

— Отпустите меня! — зажатая между окном и книжным шкафом, она мало что могла сделать для обретения свободы, но попыталась еще раз оттолкнуть противного ей человека. Тщетно. Плюгавый, худой башангец был сильнее, чем казался. — Вы не имеете права меня трогать!

— О, как вы ошибаетесь, принцесса! — почти интимно прошептал он ей на ухо, облизнув тонкие губы. — Как сильно вы ошибаетесь…

Звук отодвигаемого стула побудил его к действию. Он вытащил упирающуюся девушку в центр комнаты, под взор потерявшей терпение и вставшей, чтоб разобраться во всем самой, королевы.

— Стасия? — бровь Жардинии изумленно взлетела вверх. — Что ты тут делаешь?! Ты шпионила за мной?

— Нет! Это случайность… — принцесса вскинула опущенную было голову. Щеки ее горели, в глазах стояли слезы, но она с жаром продолжила, — но как вы можете? Он ни в чем не виноват! А вы… вы… это нечестно!

— Вот как? Что бы ты понимала в большой политике, девчонка! — глаза королевы воодушевленно сверкнули. — Я поступаю так не ради власти, не ради себя. Все это ради государства, ради величия Руазия. И если благо страны требует жертвы, то эта жертва будет принесена!

— Но ему не нужна власть! — сквозь слезы, с отчаянием пыталась доказать Стасия. — Брат всегда говорил, что не хочет править! Оставьте его в покое, и он будет тихо жить в университете, занимаясь науками.

— Сейчас не нужна, а через десяток лет вдруг понадобится. Или кто-нибудь честолюбивый решит воспользоваться его происхождением… — мачеха с сожалением смотрела на принцессу, — нет, я не могу так рисковать делом всей своей жизни. А вдруг твоему идеалисту-брату покажется, что я делаю что-то не так? Что пути, которыми я веду народ к процветанию, не те, и он решит вмешаться? Нет! Я не должна никому оставлять такой возможности.

— Ваше Величество… — прошептала Стасия, уже ни на что не надеясь.

— Молчи, он сам виноват! — не выдержала и королева. — Я предлагала ему весь мир, но он посмеялся надо мной, сделав вид, что не заметил! Это ли не измена? И он поплатится! А на твоем месте, я бы лучше думала о том, что будет дальше с тобой, а не с ним! Сидела бы тихо в своей комнате и не высовывалась, и тогда выдали бы замуж и жила бы спокойно, как полагается девушке. Так нет же! Тебе понадобилось влезть во все эти интриги! — она резко повернулась к секретарю. — И что теперь с ней делать?

— Мы можем, конечно, представить ее соучастницей преступлений брата, но… — они оба еще раз с сомнением окинули девушку взглядом. Башангец, на этот раз холодным и оценивающим, а мачеха неподвижным, змеиным, так, что мороз прошел по коже, — не знаю, не станет ли это той соломинкой, что перебьет нам хребет…

— Что ж… посмотрим. Еще есть время. Этой ночью нужно многое решить, и многое сделать. А сейчас… — Жардиния кивнула на Стасию и бросила секретарю что-то, оказавшееся небольшим ключиком, — запрешь ее в потайной комнате. Закончим с делами, и тогда подумаю, как с ней быть.

Девушка хотела что-то сказать, возмутиться, попросить… она сама не знала что, но Жардиния взмахнула рукой, странным жестом выгнув пальцы, искаженным, как от боли, голосом произнесла какую-то фразу, и Стасия поняла, что не может сказать ни одного слова. Она попыталась стряхнуть с себя руки Шалиам-бая, когда он подтолкнул ее к дверям библиотеки, вырывалась, царапалась, залепила ему пощечину, такое дикое желание освободиться овладело ею, что был момент, когда его хватка чуть не разжалась.

— У принцессы истерика, — королева слабым голосом уже отдавала распоряжения, шагнувшим в открытую ею дверь гвардейцам охраны, — она не в себе после случившегося с братом. Очень переживает, — тень сочувствия, ласковый тон. — Со всем почтением доставьте ее в мое крыло дворца. Я поговорю с Его Величеством и потом попробую ее успокоить. Шалиам-бай вас проводит.

Стасия заходилась в молчаливом крике. Невозможность ничего сказать, ощущение чужих рук на своих плечах, полная безнадежность положения — отчаяние полностью затопило ее, и принцесса утратила контроль над собой, и правда погрузившись в безумие истерического припадка, так мастерски вызванного у всегда спокойной девушки.

Когда два гвардейца вынесли сопротивляющуюся Стасию из комнаты, не менее измученная применением чар, Жардиния устало опустилась в кресло.

— Ваше Величество, — оставшийся с ней секретарь склонился над ее плечом, — вам что-нибудь нужно? Может воды?

— Быстрее! Запри и возвращайся, — прохрипела королева сквозь стиснутые зубы. — Я долго не смогу продержать заклинание.

— Как скажете, мадам.

— И без глупостей! Времени больше нет, и так задержались. Нас ждет король.

Она почувствовала тянущую боль и неприятное онемение в левой ноге. Машинально перевернулась и тут же, множество маленьких иголочек, грызущих конечность, которую она так неудачно отлежала, привели ее в чувство.

Стасия не помнила, как ее сюда несли, не помнила, сколько пролежала на толстом мохнатом ковре, устилавшим комнату от края до края. В памяти осталось только чувство безнадежной и бессильной ярости, которой она предалась бурно и самозабвенно, полностью отключившись от окружающей действительности. Сейчас девушке было очень стыдно за поведение, недостойное дочери короля. Она не могла понять, чем оно было вызвано: то ли пониманием, что рухнувший внутри нее мир никогда не вернется снова, то ли чародейством мачехи.

Надо же, никто и подумать не мог, что Жардиния обладает силой! Чародей не мог стать правителем, так же, как правитель государства не мог стать чародеем. Это был непреложный закон, который соблюдался всеми странами континента. Даже Башанг и страны, находящиеся еще дальше на восток, придерживались этого правила. А тут, королева одного из крупнейших государств, каким-то образом оказывается чародейкой! Впрочем, Стасию сейчас больше всего ужасало то, что это от нее не скрывали, а демонстративно использовали чары.

Она поднялась с ковра и огляделась. Комната была совершенно незнакомая, хотя они с братом в детстве облазили весь дворец. Небольшая, квадратная, она была обставлена вполне комфортно, хоть и без претензий на роскошь. На, уже замеченном девушкой, толстом ковре стояла широкая кровать черного дерева, накрытая покрывалом цвета вина. Небольшой столик с письменными принадлежностями и два изящных стула дополняли гарнитур.

Может быть потому, что уже была ночь, она не сразу заметила — окон в комнате не было совсем.

«Должен же быть какой-то выход, — Стасия подергала дверь. Ощупывая резные панели стен, обошла всю комнату, — все не может закончиться вот так…». Никаких результатов. Стены как стены, дверь даже не шелохнулась. Тревога снедала принцессу. Девушке казалось, что пока она сидит тут, беспомощная и бессильная, что-то страшное и невозвратное сделают со Стасием. То, что уже не поправить никогда и никому. Она боялась даже представить что.

Комкая кружевной платочек, принцесса кружила по комнате, изредка присаживаясь на стул, где не могла спокойно просидеть ни минуты. Вскакивала и снова мерила ногами комнатку.

Обрывки мыслей кружили в ее голове так же бессвязно. Ей вспоминался смеющийся брат, с обожанием глядящий на Агнию. Как он тогда вытащил ее в круг под барабаны и лихо отбивал ногами ритм. А она, Стасия, с восхищением смотрела на извивающуюся в диком, чужом танце пару и запоминала движения стройных тел, чтоб зарисовать дома.

Как они ездили на прогулки за город и на море. Сколько эскизов, иллюстрирующих прошедшую осень и зиму, она сделала! И никакой фальши, неискренности, никакого коварства не чувствовалось в поведении возлюбленной Стасия. Художница обязательно бы увидела это. Казалось, что Агния совершенно искренне наслаждается их обществом. Позже, когда Стаси начала рисовать ее портрет, то почувствовала некоторую неловкость своей модели, но это чувство быстро прошло. Принцесса поняла, что стеснение было вызвано тем, что Агния узнала, кто они с братом. И опять стало все как раньше. Только временами, Стасия ловила странный, без причины печальный взгляд девушки, и тогда ей казалось, что Агния старше и мудрее их со Стасием и вообще кого бы то ни было.

Снова и снова Стаси перебирала воспоминания прошедших месяцев. Память подбрасывала ей странности, которые она не замечала и от которых отмахивалась. Какие-то мелкие детали, которым не придавалось значения тогда, но которые теперь выросли до огромных масштабов, и девушке казалось, что она сходит с ума, выдумывая все новые и новые.

А потом Агния внезапно уехала и не вернулась. Хотя брат ждал ее. Он никак это не показывал, ничего не говорил даже сестре, но принцесса слишком хорошо его знала, видела в каждом жесте, в каждой недосказанной фразе… Сначала он не слишком хотел идти на бал. Но в самом начале вечера, настроение Стасия резко сменилось. Он был весел и радостен. Да что там! Он ликовал. Всегда спокойный и уверенный, молчаливый, как-будто занятый своими мыслями, в тот вечер он лучился счастьем и восторгом. Сестра видела его таким только изредка, с ней наедине, ну еще когда они гуляли с Агнией.

Она видела его взгляд, перехваченный ею перед тем, как его увела стража — неверящий, непонимающий, какой-то потерянный. Принц смотрел на сестру умоляюще, а она ничем не сумела ему помочь.

Ей стало почти физически больно.

Они с братом были никому не нужны, кроме друг друга. Отец… он уже давно находился под влиянием жены. Агния… она как-то оказалась замешана в этой интриге. Стасиевы друзья по университету… девушка совсем не знала их. И кто-то же прислал Жардинии документы, порочащие брата.

И вдруг она вспомнила еще один взгляд. Взгляд юного принца из Эдельвии. Как он смотрел на нее перед отъездом. Прямо и открыто. Обжигая и волнуя. Тревожа что-то глубоко внутри. Не то, чтобы она влюбилась, она через неделю забыла о нем, только иногда, наедине с собой, вспоминая ощущение трепета, опьяняющего желания быть любимой и кому-то нужной. Царить в чьем-то сердце и дарить внимание. Наверное, Кассий помог бы им. Но где он теперь… скорее всего, и думать забыл о ней, как и она о нем. Легкое увлечение… игра… жажда любви… Заглядывание на любую симпатичную девушку в надежде — а вдруг это она. Та самая. Симпатия, не перерастающая ни во что большее, проходящая и не оставляющая ни шрамов на сердце, ни горечи в душе, ничего кроме легкой ностальгии и приятных воспоминаний. В конце концов, он еще просто мальчишка.

Девушка отбросила бесполезные мечты и снова закружила по комнате, пытаясь придумать способ спасения и не находя выхода из этой ловушки.

Легко щелкнул дверной замок, оборвав ее мысли. Стасия замерла, держась за столбик кровати, вполоборота к двери, которая распахнулась, пропустив мачеху в сопровождении, так пугающего девушку, башангца.

— Итак, я придумала, как нам нужно поступить с тобой, — обратилась королева к ней, с элегантностью устроившись на стуле. — Как девушка благоразумная, ты должна оценить мою снисходительность.

Стасия слушала ее молча, не отводя глаз, цепенея под вожделеющим взглядом секретаря.

— Мне не хочется причинять тебе зло, потому мы просто выдадим тебя замуж, и ты уедешь к мужу, — продолжала между тем Жардиния. — От тебя требуется согласие и покорность. Королю я объясню все сама.

— Замуж? Но я не собираюсь никуда уезжать… — девушка была растеряна. Такого исхода она не предусмотрела — в ее голове все это время, пока она пробыла одна, крутились мысли о застенках, крепости и плахе.

— Да. И не перебивай меня. Ты выйдешь замуж в Эдельвию.

Влюбленный взгляд карих глаз принца Кассия на мгновение снова вспыхнул в ее памяти, и безумная надежда опалила душу, чтобы сразу же угаснуть.

— На юге княжества есть поместье одного чудесного человека, готового выполнить нашу маленькую просьбу, — мачеха мило улыбнулась. — Ты станешь женой барона Жельксия Орта.

Стасия судорожно вздохнула:

— Отец… он никогда не согласится выдать меня замуж без моего согласия. Он обещал матери перед смертью.

— Милочка, — раздраженно вспыхнула королева, — ты сейчас не в том положении, чтоб капризничать! До сих пор мне было в принципе все равно кому тебя отдать, но ты сама отрезала себе выбор, впутавшись в мои планы. Ты же понимаешь, что я не могу отпустить тебя из-под своего контроля?

Башангец стоял рядом со стулом ее величества и, по обыкновению, раздевал девушку глазами.

— А что будет с братом? — принцесса опустила взгляд, но отвратительное ощущение прикосновения чего-то противного не исчезло, а скорее усилилось.

— Тут нет вариантов, — вздохнула мачеха. — Изменников, замышляющих против короля — казнят.

— Вы не посмеете! Он не виноват! — Стасия подавила снова подступающие слезы. — В это никто не поверит! Отец не поверит!

— Ошибаешься, — ласковым тоном проворковала Жардиния, — он уже поверил. И подписал указ, — она помахала какой-то бумагой, которую держала в руках.

С громким криком отчаяния, девушка бросилась к мачехе, пытаясь вырвать свиток, но тут подоспел Шалиам-бай и схватил ее за руки.

— Сейчас стоит вопрос, что делать с тобой, — с сожалеющим вздохом королева встала со стула, — убивать мне тебя не хочется, но ты похоже, не готова пока договариваться? Мне хотелось бы услышать ответ…

— Нет! — Стасия сама не помнила, что кричала. — Нет, никогда! Я не соглашусь на ваши условия! Вы не посмеете! Мой ответ — нет!

— Ваше величество, — вкрадчивый голос секретаря вмешался в беседу, — оставьте мне разговор с принцессой. Я объясню ей, как должно себя вести послушной дочери… наедине.

— Что ж, — королева с сомнением взглянула на Стасию снова, — раз ты меня не поняла, то возможно, ты в состоянии услышать кого-то еще.

Мачеха, отвернувшись, направилась к двери, а девушка, неверяще смотрела ей вслед. «Она не сможет оставить меня тут… с ним… это просто проверка моей решимости… нет! — уговаривала она себя, — Это невозможно!» Но Жардиния уже открыла дверь и почти вышла из комнаты.

— Ваше величество, нет, не оставляйте меня! — Стасия поверила, она кинулась к закрывающейся двери, но жестокий рывок перехватившей ее руки, не пустил. Чужие, влажные пальцы сжали запястья, оставляя синяки на нежной коже. — Матушка! Нет, вернитесь!

Но этот крик, переходящий в визг, королева, видимо занятая своими мыслями, не услышала или не захотела услышать. Дверь мягко захлопнулась. Щелкнул замок, отрезая ту, беспечную часть жизни, что была до этой ночи, навсегда.

— Ну что, ты готова дать мне удовлетворительный ответ? — Жардиния, утомленная бессонной ночью, выглядела не намного лучше Стасии, сидящей перед ней на стуле.

Девушка, даже после того, как личная камеристка королевы привела ее внешний вид в порядок и переодела в новый наряд, выглядела плохо. Она сидела, склонив голову и глядя куда-то в пол. Аккуратно расчесанные умелой рукой темные волосы, тусклой, безжизненной массой лежали на плечах. Широкая белая прядь, которой вчера еще не было, серебрилась у виска. На руках, добросовестно закутанных заботливой горничной в тонкую шаль, все-таки были видны синие следы пальцев.

Стасия молчала, никак не реагируя на вопрос мачехи. Жардиния, промаявшаяся остаток ночи мыслями о правильности своего решения, но все-таки надеявшаяся, что сломит таким образом упрямство падчерицы, начала терять терпение:

— Я бы все-таки хотела услышать хоть что-то. И, желательно, разумное. — Жардиния положила руку на плечо девушки и та, вздрогнув, медленно подняла голову.

Королева была поражена отсутствующим и безразличным выражением ее лица. Падчерица осунулась за эту ночь, черты лица заострились, губы были искусаны, глаза опухли от слез, а на скуле проступал неудачно запудренный след удара. Хотя ее величество не отличалась особой впечатлительностью и чувствительностью натуры, скорее наоборот, была достаточно жесткой, а временами, даже жестокой, но пустой и отрешенный взгляд девушки много раз последующие годы посещал ее сны.

— Мне нечего вам сказать, Ваше Величество, — надломленный голос был хриплым и чуть слышным. — Единственное, что я еще хочу — нарушить ваши планы. Можете делать все, что угодно — мне все равно, что будет дальше со мною.

— Демоны и тьма! Да ты у нас, оказывается, героиня! — окончательно рассердилась Жардиния. — Только слишком уж пафосно, наивно и глупо!

Королева ничего плохого не желала падчерице, та сама впуталась в ее планы. Проще всего было бы отдать девчонку палачу и выбить из нее признание в измене, после чего казнить вместе с братом и дело с концом! Но ей было жаль наивную девушку, существование которой совершенно не влияло на дальнейший ход событий, и Жардиния решила сохранить ей жизнь. Для чего и задумала всю эту интригу. Но дурочка сама мешала своему спасению с ослиным упрямством! «Если так пойдет и дальше, то все-таки придется ее убить, — недовольно поморщилась королева. Она не любила, когда не получалось то, что она задумывала, — если не удастся уговорить ее уехать по доброй воле, то начнутся совершенно ненужные вопросы и предположения. Да, замужество, самый удобный предлог». Как назло, именно эти два дня советника не было в городе. Они ведь так все чудесно рассчитали и не думали, что его присутствие сейчас потребуется. «Где… ну где же я просчиталась с этой дурочкой? И как все-таки необходим сейчас приест Еугений!»

Как по заказу открылась дверь, пропуская советника, которого сопровождал довольный, как обожравшийся сметаной кот, Шалиам-бай. Следом за ними в кабинет проскользнула приемная дочь приеста.

Королева поджала губы — с самого знакомства, как только она увидела Агнию, испытала к ней чувство неприязни. Сначала она показалась смазливой простушкой и ее величество смотрела на девушку снисходительно-высокомерно, но потом, когда маска деревенской дурочки была сброшена, всего в ней оказалось слишком. Слишком красивая, она еще и обладала каким-то непонятным шармом, притягивая всех мужчин, оказавшихся рядом. Не имея дара силы, она легко избегала чародейских уловок — Жардиния не забыла еще той раздавленной змейки и последующих за этим нескольких дней головной боли. А еще, советник, хоть и тепло относившийся к самой королеве, но все равно, невзирая на личные отношения, неукоснительно соблюдающий с ней дистанцию «учитель-ученик», свою приемную дочь откровенно любил. И Жардиния безумно ревновала, хоть и старалась спрятать это свое чувство как можно глубже даже от себя самой.

— Кажется, у вас, Ваше Величество, возникла непредвиденная проблема? — Еугений, как всегда, уважительно, но чуть насмешливо склонил голову в приветствии. — Надеюсь, что мы не помешали?

— Разумеется, вы как всегда вовремя, советник, — королева протянула ему руку, и сжала его кисть в своей. — Я не знаю, как еще объяснить этому неразумному созданию, — она кивком указала на, все так же сидящую на стуле и не на что не реагирующую, Стасию, — что главное достоинство благородной девушки — послушание.

— Узнав о ваших трудностях, я тут же поспешил закончить свои дела, — и, заметив недовольный взгляд Жардинии в сторону своей приемной дочери, добавил, — Агния захотела тоже поговорить с вашей падчерицей. Они же были подругами. Может быть, принцесса послушает ее.

— По-моему, принцесса Стасия не желает слушать никого, и в первую очередь — голос разума, — королева раздраженно вздохнула. — Я сделала ей блестящее предложение. Вместо плахи, на которой ей придется присоединиться к ее изменнику-брату, я предложила ей выгодный брак в Эдельвии со всеми уважаемым бароном Жельксием Ортом. Но принцесса закатила безобразную истерику, и вот теперь изображает из себя жертву. Видимо, она вообразила себя героиней романа, и ждет, когда ее спасет какой-нибудь храбрый рыцарь. Увы, романы бывают только в воображении писателей и восторженных юных девиц.

При имени барона брови Агнии изумленно приподнялись.

— А скажите-ка, уважаемый, сам-то барон знает о предстоящей ему чести? — тихо склонилась она с вопросом к Шалиам-баю.

— Нет необходимости беспокоить господина барона, — так же тихо ответил ей секретарь, — пожилой человек, слабое здоровье, лишние переживания… все равно она до него не доедет.

— О… — Агния хотела что-то еще сказать, но ограничилась только взмахом ресниц и понимающим взглядом. Она явно оценила масштаб интриги.

— Неужели вы полагаете, что ее Величество вот так просто отпустит столь много знающую о ее планах особу в Эдельвию? — башангец лицемерно вздохнул. — Ее Величество намерена под благовидным предлогом отправить девушку из столицы, а там… дороги в провинции не безопасны… опять же, разбойники лютуют… всякое может быть.

— О да… мудрость ее Величества бесспорна…

Строгий взгляд советника прервал их тихий диалог. Они замолчали, каждый обдумывая свои личные планы в связи с полученной информацией и делая вид, что внимают происходящему в комнате. Хотя особо внимать было нечему — ситуация нисколько не изменилась. Королева продолжала что-то втолковывать, молча сидящей и, похоже, совершенно не слушающей ее, Стасии, а приест Еугений размышлял о чем-то, впрочем, наблюдая за ними с интересом.

С самого утра Стасия пребывала в пучине отчаяния и пустоты. Мир перевернулся. Она и подумать никогда не могла, что такое произойдет с ней. С ними. Когда ОН уходил, то сказал, что вернется вечером, чтобы провести с ней следующую ночь. Принцесса думала об этом с ужасом, хоть и старалась убедить себя, что ей теперь все равно и самое главное, что осталось ей в этой жизни — не уступить. Пусть делают с ней все, что захотят. Королева все равно не получит от нее согласия ни на что. Раз брата не спасти, а от ее собственной жизни ничего уже не осталось, то она должна быть твердой и мужественной. Хотя… ох, как страшно умирать! Но жить так еще страшнее. Сейчас нужно все сделать правильно, так чтобы поколения предков-королей могли бы ею гордиться.

Она всегда знала, что слаба и нерешительна. Восхищаясь подвигами героев легенд, которые рассказывал ей ее начитанный брат, надеялась прожить легко и счастливо. И сейчас, оказавшись жертвой интриги, принцесса боялась своей слабости.

Из ума не шла старая история про замок Листенкинг, развалины которого находились недалеко от Истена. Эту легенду она вспоминала недавно, осенью, когда рисовала портрет Агнии, а та в это время рассматривала ее книги. Наткнувшись на историю рода Сольк, Агния завела разговор о той мрачной легенде, что окутывала поместье. Сама Стасия в первый раз услышала эту историю, разумеется от брата, когда они еще подростками, улизнув из дворца, и исследуя окрестности города, набрели на развалины.

Стасий рассказал про бедную молодую графиню, ставшую неприкаянным призраком, бродящим по поместью и убивающим всех, кто пытался похитить клады, хранящиеся в замке, а потом предложил погулять по его руинам. Она и сейчас, как наяву, видела его горящие азартом темные глаза. Принцесса, испугавшись, умоляла брата не ходить туда, но ему очень хотелось посмотреть на место, овеянное мрачной славой. В конце-концов, они договорились разведать запущенный парк, но не лазить в сам замок. Девушка помнила свой страх, когда они шли по широкому каменному мосту через заросший ров. Она смотрела на каменную крошку под ногами, кусты и траву, проросшие сквозь полуразрушенные плиты, и представляла себе совсем еще юную наследницу, пережившую кошмар насилия, и сумевшую отомстить так страшно. Тогда Стасии казалось, что она сама никогда бы не посмела даже взять в руки клинок, не то, чтобы в кого-то его вонзить.

Сначала, держа брата за рукав легкой рубашки, она, обмирая, всматривалась в каждый куст, в каждую тень, боясь увидеть там призрака с окровавленным кинжалом или еще какие-нибудь ужасы. Но жаркое летнее утро было таким солнечным и ярким, так ласково шелестел ветерок в кронах деревьев старинного парка, практически превратившегося в лес, успокаивающе жужжали насекомые, чирикали пташки, что девушка постепенно расслабилась, перестав воображать себе темные ужасы прошлого. Она так прониклась очарованием этого заброшенного уголка природы, что приходила сюда еще несколько раз с братом и местными ребятами. Они лазили по руинам замка, а она сидела, рисовала те самые эскизы, и размышляла о печальной судьбе своей ровесницы, так трагически закончившейся четыре сотни лет назад.

Рассказ Агнии добавил ужасающих подробностей в эту темную историю.

И вот теперь, Стасия снова размышляла о решимости и силе духа юной графини. Оказавшись в похожих обстоятельствах, она ничего не могла сделать, только не уступить, не поддаться уговорам и давлению. Ах, если бы можно было хоть каким-то способом спасти хотя бы брата. Она с радостью пошла бы на любые жертвы, но пока впереди была беспросветная безнадежность и конец всему.

Из безнадежных размышлений девушку вырвало прикосновение к плечу. Ее передернуло. Подняв голову, Стасия увидела мачеху, которая явно ждала какого-то ответа. Впоследствии она сама не помнила, что сказала, в уме упрямо повторяя себе, что все выдержит и будет тверда. «Только бы не сломаться, не уступить, не заплакать, — она снова опустила взгляд, — все кончено, ничего не изменить, просто пережить все это». Стасия опять ушла в свои мысли и не обратила внимания, что в комнате появились новые лица.

— Возможно, если вы разрешите мне поговорить с принцессой наедине, то я смогу убедить ее, не прибегая к угрозам? — знакомый голос Агнии вернул девушку к действительности.

«Она все-таки тут… вернулась! Значит все это правда…» — горечь затопила художницу. Оказывается, она все еще надеялась, что все, сказанное про Агнию — ложь. «Что ей надо, если так? О чем она хочет поговорить? Если она действительно предала брата, то, что она может мне сказать? — вихрь вопросов взбудоражил столь тщательно лелеемое равнодушие в душе девушки, — А может и правда, она ни причем, а просто хочет и может помочь нам…».

— Стаси… — обеспокоенный голос Агнии нарушил тишину комнаты — пока Стасия металась между надеждой и отчаянием, все вышли, оставив девушек наедине.

Принцесса посмотрела на возлюбленную брата — вид у той был сочувствующий и даже, как-будто, виноватый.

— Это правда? — прошептала Стасия распухшими губами.

— Теперь это уже не важно, — Агния опустила взгляд и замолкла, но тут же быстро продолжила. — Сейчас важно сохранить твою жизнь. Как ты вообще умудрилась впутаться в эту интригу! Тебя все это вообще не должно было коснуться!

— Но почему? Мы ведь любили тебя… он любил… — голос художницы прервался.

— Я тоже… полюбила вас… как умею…

— О, да! Спасибо! Да спасет всех Дева от такой любви! — смех ее был горек. — Что же бывает с теми, кого ты ненавидишь?

— О… тех, кого я ненавижу, уже давно нет в этом мире, — Агния, наконец, подняла взгляд на собеседницу, и он был страшен — смерть клубилась в ее мутно-зеленых глазах. — И я молю тьму о том, чтоб больше никогда не испытать этого чувства!

Стасия промолчала, пораженная болью в голосе Агнии, болью, не уступающей ее собственной.

— Стаси, речь сейчас не обо мне, о тебе… о твоей дальнейшей жизни, — смертная тоска ушла из глаз Агнии, она говорила быстро и горячо, пытаясь убедить упрямую девушку. — Жельксий Орт — хороший человек. Соглашайся! Не губи себя упрямством. Он не обидит тебя. У него большое поместье прямо на берегу моря. Барон любитель выращивать цветы, а они отвечают ему взаимностью, и потому, вокруг дома все заполонено разноцветьями. Это сказочное место — ты, как художница, будешь в полном восторге.

— Моя жизнь окончена. Ничто не будет, как раньше. Никогда… — голос принцессы был спокоен и тверд, — художница умерла прошлой ночью вместе с моей юностью. А принцесса Стасия умрет на плахе вместе с братом через несколько дней.

Агния хотела что-то сказать, но Стаси, повелительным взмахом руки, остановила ее. — Одно только прошу я у тебя — спаси Стасия. Уж ты-то должна знать, что ему не нужны власть и трон. Он всегда тяготился этим своим долгом.

— Что такое ты говоришь?! Нельзя думать о смерти! Нужно сделать все, чтоб выжить!

— Ради чего жить? — с отчаянием перебила Агнию девушка. — Брата мне не спасти. Я пыталась… сама видишь, что вышло. А я… как жить после всего этого? Каждый миг вспоминать этого мерзкого башангца… его липкие, противные прикосновения… его торжествующий взгляд? Это так унизительно! И ведь я сопротивлялась, пыталась бороться! — Стасия скинула с плеч шаль и протянула чуть дрожащие руки к собеседнице, демонстрируя синяки, покрывающие тонкую кожу. — Я никогда не была физически сильной… но так и он не атлет. Но почему так устроено, что женщины слабее мужчин?!

Принцесса замолчала и опустила руки. Слезы текли из ее глаз, но девушка, погрузившись в свои мысли, не замечала их. Молчала и Агния.

— Я не хочу жить с этим. Мысли о прошлой ночи отравляют каждый мой вдох… — хриплый, срывающийся голос Стасии было едва слышно, как будто каждое слово произносилось через силу. Но вдруг она снова перевела взор на бывшую подругу и схватила ее за руку, сжимая, как бы пытаясь через прикосновение передать смысл своих слов. — Это она! Она позволила всему случиться! Она виновата во всех наших несчастьях! Как же я ее ненавижу! Мы стояли на ее пути к трону, и она наконец-то добилась своего! Королева давно пыталась очернить брата в глазах отца, а ты… да, да, именно ты, помогла ей в этом! — карие глаза девушки лихорадочно блестели, она говорила все громче и все сильнее сжимала запястье Агнии, причиняя боль. — Ты должна его спасти! Больше некому.

— Да… — приемная дочь приеста Еугения мягко освободила руку из цепкого захвата принцессы, — я попробую помочь твоему брату. Я не могла поступить по-другому — у меня тоже есть определенный долг, но не думаю, что делу королевы помешает, если принц Стасий останется в живых. Главное, чтоб все считали его мертвым. Но и ты должна попытаться выжить. Согласись с Ее Величеством, уступи. Выйдешь замуж за барона Орта, будешь жить у моря в достатке и спокойствии. Он не молод и не хорош собой, но он будет добр к тебе, а ты скрасишь его дни и сохранишь себе жизнь.

— Но почему я должна верить тебе?! Ты уже один раз предала нас!

— Больше-то, все равно, некому… а я хочу помочь вам. Что ты теряешь, доверившись мне? Ты сама говоришь, что все уже потеряно и кончено. А приобрести можешь многое…

— Я не хочу жить с этим. Он сказал, что придет вечером, и кошмар начнется снова. Ты просто не понимаешь, о чем просишь! Ты, блестящая и уверенная в себе, никогда не была на моем месте! На месте жертвы. Ты не знаешь, каково это — быть в чужой власти. Чувствовать, что не можешь ничего сделать, чтоб отстоять свою честь и жизнь.

— Много ты знаешь обо мне, — фыркнула Агния. — А что, если я скажу, что была на твоем месте? Что однажды мой мир рухнул, как и твой сейчас? И смыслом жизни тогда стала месть! Но я бы никогда не смогла так быстро отомстить, если бы мне не помогли. Я до сих пор плачу за ту помощь всем своим существованием, и нет у меня другого выбора, даже если бы я и хотела его! — она встала с кресла, на котором сидела рядом с принцессой. Грациозно потянулась всем своим, затянутым в черный кожаный костюм для верховой езды, телом, и заходила по кабинету. — Ты знаешь мою историю, да что там, ее знают все в столице. Одна из самых мрачных сказок Истена — я рассказывала ее тебе прошлой осенью в таких подробностях, которых не знает больше никто. Ты только не догадывалась, что этот рассказ обо мне. Это я пережила весь этот кошмар! И вот уже четыреста лет, как я отдала свою душу за возможность отомстить. Отдала тьме. Потому, что свету не было дела до страданий несчастного ребенка, и только темный колдун откликнулся на мои призывы к справедливости и мести!

Стасия молчала, во все глаза смотря на мечущуюся по комнате фигуру в черном. Она никак не ожидала таких откровений от бывшей подруги — ослепительной, всегда уверенной в себе красавицы.

— Где была ваша Светлая Дева, когда погибла вся моя семья? Куда смотрели могучие чародеи, когда юная девочка оказалась во власти опекуна, любой ценой желающего получить ее наследство? — Агния остановилась и требовательно смотрела на принцессу, как будто Стаси могла ответить на эти вопросы. В зеленых глазах ее горело темное пламя. — Ты хочешь, чтобы в твоей жизни вновь появился смысл? Если нет другого, то смыслом может стать месть! Обстоятельства переменятся, ты станешь другой, что-то изменишь в себе… и в один прекрасный день сможешь отомстить всем, кто обижает тебя сейчас. Я не понимала этого тогда и выбрала быстрый путь. Быстрая месть и смерть. И века службы тьме. Есть другой способ — ты, если приложишь усилия и волю, сможешь сделать все сама. Тогда, возможно, ты не потеряешь себя, — она отвернулась и подошла к двери. — Это все, что я хотела сказать тебе, Стаси. Я больше не стану уговаривать тебя. Подумай над моими словами и прими верное решение. Брату твоему я попробую сохранить жизнь, но это будет значительно легче, если ты не будешь такой упрямой и пойдешь на уступки королеве. И, кстати, в этом же случае, я думаю, что смогу устроить все так, чтоб башангец не пришел к тебе больше. Если же нет… уговорить Ее Величество вряд ли получится.

Стасия хотела остановить собеседницу, задать ей много вопросов, узнать… она сама еще не понимала что, так как рассказ Агнии взволновал все ее существо, и девушка была растеряна, но та, не обращая внимания на принцессу, вышла из комнаты и закрыла за собой дверь.

Руазий. Истен. Весна 299 г. от разделения Лиории. Виллем.

Виллем едва не заблудился в нижнем городе, пока наконец-то не нашел портовый кабачок, в котором Агния назначила ему встречу. Среди пьяного шумного веселья моряков и грузчиков, клубов дыма от дешевого табака, он никак не ожидал увидеть аристократку. Но Агния все же была в том заведении, сидела за дальним грубо сколоченным столом в углу, предусмотрительно завернутая в длинный черный плащ с капюшоном, почти полностью скрывавшим ее от посторонних взглядов. Чародей последовал ее примеру и накинул свой плащ, который Агния настоятельно рекомендовала захватить.

— Ну и местечко ты выбрала, — покачал головой Виллем, присаживаясь напротив девушки.

Агния молча подвинула мужчине одну из кружек, наполненных пивом.

— Так о чем таком важном ты хочешь поговорить? — Виллем отхлебнул пенящийся напиток, не отводя заинтересованного взгляда от девушки. — И почему ты сама не своя все то время, как мы прибыли в Истен?

Агния молчала.

— Если ты еще обижена на меня за мои слова в дома Василя, так прости. Ты должна понять мое состояние в тот момент. Но я не желаю тебе зла и, если быть честным, очень привязан к тебе…

Виллем взял холодную руку девушки в свою. Агния наконец-то ответила.

— Виллемий, я попала в странную для меня ситуацию, впервые за время службы у Темного Господина я не чувствую удовлетворения от исполненного долга и отлично выполненной работы, а напротив, ненавижу себя и не нахожу сил справиться с этим чувством.

Чародей попытался что-то спросить, но был остановлен девушкой.

— Только не говори ничего сейчас, не спрашивай меня ни о чем. Я позвала тебя, потому что ты единственный, кому могу довериться. Выслушай меня, а потом решишь — сможешь ли помочь мне или нет.

Чародей кивнул, не выпуская руку Агнии из своей.

— Принцессу Стасию завтра отправляют в Эдельвию к нашему знакомому барону Орту, и в данной ситуации для нее это прекрасный выход, чтобы сохранить себе жизнь. Но мне стало известно, что принцессе не дадут доехать до старика Жельксия, организовав нападение по пути в Эдельвию. Эта девушка стала мне подругой, Виллемий, хотя я так пыталась сопротивляться этому порыву.

Чародей понимающе кивнул, вспомнив барона и леди Амалию, невольно ставших ему друзьями.

— Я хочу тайно сопроводить ее до поместья Орта, убедиться что она жива и здорова. Ее сопровождают барон Герк — человек благородный, который сумеет защитить принцессу, и секретарь королевы Шалиам-бай — мерзкий тип, который я уверена и является угрозой для бедной Стасии. Мне необходимо быть неподалеку и придумать как устранить секретаря и уберечь принцессу. Еугению я уже сказала, что хочу побыть несколько дней одна в поместье Листенкинг, и он не будет меня искать, прекрасно зная о моем желании посетить родительский дом.

Услышав про Листенкинг, Виллем удивленно вскинул брови.

— Эту историю я расскажу тебе позже, Виллемий, обещаю удовлетворить твое любопытство, — слегка улыбнулась Агния и, отхлебнув из кружки, продолжила.

— Главная проблема в том, что именно в это время непоправимое может случиться и с принцем Стасием. У королевы на руках указ, подписанный Риолием, юношу могут казнить на днях. Я обещала его сестре, что помогу сохранить ему жизнь, я и сама хочу помочь этому ни в чем неповинному наследнику престола.

Агния резко обхватила голову руками, как будто испытала страшную боль. Но видимо, так оно и было.

— Ума не приложу, Виллем, как спасти этого несчастного, которого сама подвела к пропасти! И как мне одновременно сопроводить его сестру и быть здесь?

Виллем встал и, подойдя ближе к Агнии, обхватил ее за плечи. Девушка посмотрела на него с надеждой.

— Ты Великий темный чародей, Виллемий, хоть и не знаешь еще до конца своей силы, но я чувствую, ты сможешь спасти принца Стасия. Помоги ему прошу, спаси его…

Виллем кивнул, еще крепче обняв Агнию за плечи.

— Пока не знаю, как смогу помочь этому юноше, но обещаю тебе, что найду способ сохранить ему жизнь. А ты должна взять себя в руки и доставить принцессу в Эдельвию в целости и сохранности.

— Спасибо тебе, Виллем…

Прошептала Агния одними губами, и скользнула по щеке чародея своими тонкими пальцами, заставив его поежиться от пробежавшего по всему телу холодка. Пообещать спасти было легко, а вот как это сделать Виллем пока и сам представлял очень смутно.

Руазий. Истен. Лето 313 г от разделения Лиории. Ретроспекция — весна 299 г. Кассий.

Как и четырнадцать лет назад, делегацию возглавлял дядюшка, а задачей Касса на этот раз было тихо наблюдать и разведывать обстановку при руазийском дворе. Но он был не в состоянии сосредоточиться на своих задачах. Все вокруг напоминало ту весну.

Парадный зал для приемов ничуть не изменился за годы. Все та же, ярко-бордовая с золотом обивка, стен. Как и раньше, зал украшала все та же или похожая на прежнюю вычурная мебель красного дерева. И все та же женщина с неподвижным змеиным взглядом сидела на малом троне. Королева Руазия. Ныне вдовствующая. Вот уже больше двух десятков лет фактически управляющая государством.

Кассию не хотелось вспоминать все, что было тогда, но эта женщина… этот зал… и весь этот город, заставляли окунуться в мутный омут прошлого. Он слишком долго старался вытравить те события из своей жизни. Слишком привык к тому, что они причиняют страдание, и не заметил, как все отболело. Осталось позади. Превратилось просто в память о днях юности. Все эти воспоминания вдруг нахлынули на него лавиной, и пока Тиберий обменивался с королевой приветствиями и заверениями, бард провалился в прошлое с головой.

— Сожалею, принц, — слова Ее Величества падали весомо, как камни. Юноша почти физически чувствовал их тяжесть. — Принцесса Стасия выходит замуж. Пару дней назад королевский кортеж покинул Истен. Если бы мы могли предположить, что Эдельвия заинтересована в этом союзе, то были бы рады способствовать ему. Но сейчас уже поздно что-либо менять.

«Поздно…» — это слово эхом отдавалось в его голове, заглушая все то, что королева Жардиния говорила дальше.

Кассий и не предполагал, что со времени его отъезда обстоятельства могут так разительно перемениться. Девушка, даже и не помышляющая о том, чтоб покинуть родной город, еще месяц назад, вдруг оказывается почти замужем в чужой ей стране.

«Так внезапно… и так быстро… этого не может быть! — обрывки мыслей мелькали в голове. Он не мог поверить в то, что услышал. — Тут что-то не так. Мне нужно увидеть ее… узнать… спросить…» Совершенно оглушенный, юноша машинально склонился в поклоне, когда королева дала понять, что аудиенция закончена, и вышел за дверь.

С самого своего приезда в Истен, Кассий, захваченный одной идеей и полностью сосредоточенный на ней, не задумывался о некоторых странностях поведения окружающих. Город казался возбужденным какими-то неизвестными ему событиями. Встретиться ни со Стасией, ни с ее братом, не удалось, хотя Касс планировал перед передачей письма с неофициальным пока предложением союза, переговорить с девушкой лично. И вот теперь он в отчаянии понял, что необходимо все-таки встретиться с принцессой и услышать от нее, что она счастлива и согласна со своей долей. А потом уже как-то пережить все это.

О том, что королевский кортеж отправился позавчера по дороге на пограничную Латуссу, Кассий, сдерживая нетерпение, узнал у стражника на воротах. После чего, сразу же, не отвлекаясь на долгие сборы, забрал лошадь из платной конюшни у стен Истена и рванул следом. Два дня не такой большой срок для путешествующих дам. Он догонит, если поторопится.

Отгородившись от переживаний, отсекая мешающие эмоции и сосредоточившись на принятом решении, Касс скакал остаток дня и ночь без передышки. Только под утро перехватил пару часов сна — у кобылы не было светлой цели впереди, и она нуждалась в отдыхе.

Он ощущал себя сжатой до предела пружиной, устремившись вперед. Внутри него все застыло и омертвело. Только отвлекаясь на решение небольших бытовых задач, он чувствовал себя живым.

Не думать. Не чувствовать. Только вперед. Увидеть. Убедиться, что в нем не нуждаются и все закончилось, так и не успев начаться. Зачем? Он не задавался этим вопросом. Просто не мог по-другому.

Руазий. Латусская дорога. Весна 299 г от разделения Лиории. Шалиам-бай.

Шалиам-бай наслаждался ощущением своего превосходства. По каменному выражению его лица нельзя было этого определить, но он был в полнейшем восторге. Вот уже несколько лет он служил секретарем у ее величества королевы Жардинии. Его считали ее левой рукой. Боялись… льстили. Но все равно он был всего лишь фигурой на доске, а не игроком. Но сейчас… наконец-то ему удалось провернуть собственную интригу.

Принцесса Стасия привлекла его внимание сразу, как только он появился в Истене. Невысокая, пухленькая девочка-подросток на его глазах превратилась в фигуристую красавицу. Тугие колечки кудрей цвета шоколада обрамляли ее хорошенькое круглое личико. Большие темные глаза девушки наполнял ужас, когда она замечала его взгляд. И Шалиам-баю очень нравился этот ужас. Он, не скрываясь, рассматривал ее, стараясь представить, какова она под покровами. Смущая и пугая. Наслаждаясь своей властью над ее страхом. Оценивал. Выжидал.

Он знал, что рано или поздно принцесса Стасия будет принадлежать ему. Конечно, королева и не подумает отдать ему девушку в жены, но секретарь был терпелив и изворотлив. И когда случай представился, Шалиам-бай не упустил его.

Девушку не планировалось втягивать в эту интригу. Она не мешала планам ее величества своим существованием, как ее брат, потому события требовалось подкорректировать.

Самым сложным было завлечь королеву в библиотеку, где заснула утомленная переживаниями Стасия, для серьезного разговора. Жардиния была осторожна, всегда помня о том, что у дворцовых стен есть уши. Но, в конце концов, это ему удалось. А все остальное было сущей ерундой. Пара-тройка громких звуков и неосторожных фраз, и девушка выдала свое присутствие, вынудив королеву принимать меры. Советника не было в столице, а главным доверенным лицом Жардинии в его отсутствие был именно секретарь. И он все организовал. Разумеется, исходя из своих интересов.

Шалиам-бай и сейчас смаковал приятные воспоминания. Жаль только, что до сих пор они ограничились всего лишь одной ночью, но ничего, он наверстает свое.

Ее величество не хотела, чтобы принцесса, уехав в соседнее государство, исчезла из зоны ее контроля, потому велела организовать разбойное нападение на кортеж с инсценировкой убийства девушки и последующей отправкой той в Башанг. Желательно на территории Эдельвии.

Он все сделал как велено. «А как же, — Шалиам-бай довольно ухмыльнулся своим мыслям, — только принцесса не доедет до той засады. Потому что сегодня ночью ее похитят прямо из придорожного трактира, где мы остановимся на ночлег». Это была уже личная инициатива секретаря.

Девушку отвезут назад в столицу, там продержат до его возвращения в портовом квартале. Он же устроит на месте ее поиски и устранит несговорчивого капитана стражи — барона Герка, который все время пути подчеркивал свою значимость и опекал принцессу, путаясь под ногами и выражая свое презрение щуплому секретарю. А через недельку вернется в Истен, рассчитается с наемниками и устроит Стасию недалеко от города, где у башангца был приготовлен маленький домик с верными людьми.

Вот там-то он и будет, периодически наведываясь, заниматься укрощением прекрасной пленницы. А через несколько лет, родив ему сыновей, его робкая послушная женушка уже и слова поперек не скажет. Конечно, женщины по лиорийским традициям не наследуют трон… но времена меняются. Пусть Жардиния объединяет страну. Пусть перевернет небо и землю, изменив точку равновесия. Пусть добьется, чтоб прежних, слишком «правильных»» чародеев сменили новые, не настолько упертые в своих идеях. Он ей поможет. Но потом… мало ли что может случиться с королевской семьей… а он станет спасителем династии и регентом малолетнего принца.

Шум и резкий рывок кареты, заставивший ухватиться за расшитое золотом сиденье, вернули его из приятных воспоминаний, перемешанных с мечтами о будущем. Экипаж, нещадно встряхивая всех, кто в нем находился, протащился по инерции еще немного и, содрогнувшись пару раз, остановился. Стасия со своей камеристкой, сидевшие напротив Шалиам-бая, чуть не попадали на пол.

Крики, ржание лошадей и проклятия возницы раздавались снаружи. Этой остановки в пути секретарь не планировал. Нахмурившись, он выглянул в окошко. Два гвардейца проскакали вперед, а башангец, поняв, что больше ничего разглядеть не представляется возможным, и, велев девушкам оставаться внутри, вышел на дорогу.

— Что, собственно, происходит? Почему остановились?

— Королевский курьер, ваша светлость, — гарцевавший рядом с каретой усатый гвардеец, склонился к нему с седла. — Совсем мальчишка, а как лихо перепрыгнул со своего коня на коренную из упряжки…

— Где письмо? — раздраженно перебил секретарь восторги охранника. Шалиам-бай не представлял, что такого важного могло случиться, чтоб Жардиния отправила к нему гонца. «Неужели придется срочно корректировать планы?» — он с трудом сдерживал досаду.

Гвардеец обиженно кивнул на капитана, стоящего неподалеку от них и внимательно слушающего совсем юного виновника остановки. Мальчишка, смутно-знакомый башангцу, уже спрыгнул с ведущей лошади и что-то говорил. Не было слышно, что именно, из-за причитаний кучера, все еще успокаивавшего лошадок.

Похоже, что отчитываться перед ним и делиться новостями, капитан не собирался. Пренебрежительное отношение вояк, с этаким легким налетом презрения к его особе, бесило секретаря невероятно. Почему королева не назначила его главным в этом предприятии, он не понимал. Солдаты охраны во главе с капитаном воспринимали его только как лицо, сопровождающее принцессу. Все его распоряжения оспаривались, и постоянная необходимость давить на Стасию и напоминать ей все обстоятельства ее положения, ужасно раздражала. Капитан после каждого приказа секретаря смотрел на девушку, выполняя только то, что она подтверждала усталым кивком или слабой улыбкой. В самом начале путешествия башангец попытался объяснить, кто на самом деле отдает распоряжения, но потерпел неудачу. Капитан Герк заявил, что получил инструкции от ее величества и доставит девушку куда следует, но подчиняться будет только особам королевской крови. Ничего… скоро он разберется с заносчивым бароном и даже Жардинию заставит работать на себя. Нужно только узнать, что она хочет на этот раз, а дальше он сыграет по своим правилам. Шалиам-бай двинулся поближе к курьеру.

Слабый вскрик привлек его внимание — непослушная принцесса, разумеется, вышла из кареты посмотреть, что происходит. Теперь она стояла, держась за дверку и глядя на мальчишку-курьера изумленно и недоверчиво. Секретарю очень не понравилось, то, какой радостью засветилось лицо девушки.

— Я же приказал вам оставаться в карете! Вернитесь на свое место, немедленно! — тихо прошипел он ей.

— Приказывать будете прислуге во дворце, — дерзко сверкнула глазами Стасия. — Я соблюдаю свою часть договора с королевой, но не собираюсь подчиняться вам!

Башангец изумленно взглянул на свою подопечную — слишком быстро она оправилась от всего произошедшего с нею за последнее время. Все эти события как-то изменили ее. Он совершенно не узнавал боязливую и тихую девочку, робкой тенью пробегающую по дворцу. Он бы давно уже заставил ее подчиняться, если бы не проклятый капитан Герк. Она чувствовала, что находится под надежной охраной, и все увереннее дерзила своему сопровождающему, играя на распространенной нелюбви солдат к людям, никогда не державшим оружия в руках.

Пока Шалиам-бай размышлял, как бы спровадить принцессу в экипаж, барон Герк, оставив гонца, подошел к ним:

— Ваше Высочество, курьер настаивает, что передаст сообщение только лично вам и просит уделить ему пару минут.

— Об этом не может быть и речи! Это не посланник королевы. Убейте его! — Шалиам-бай развернулся к Стасии и, схватив ее за руку, подтолкнул к раскрытой дверце. — Извольте войти внутрь, мы продолжаем наше путешествие.

— Стойте! — девушка попыталась вырвать руку из цепкой ладони секретаря. — Разумеется это не курьер от ее величества, это мой друг — эдельвийский принц Кассий! И конечно, я поговорю с ним. Это не задержит нас надолго.

— Вы сошли с ума?! Вы уже забыли, почему вы тут? — злобно зашептал башангец, косясь на мальчишку, неподвижно и уверенно стоящего на прежнем месте. Шалиам-бай не верил, что юный гонец не догадывается о том, что находится под прицелом, как минимум трех арбалетов охранников, и его нервировало это кажущееся безразличие и невозмутимый взгляд карих глаз. — Стасия, будьте благоразумной. Вспомните о своем брате, о долге перед страной…

— Нет нужды так переживать, Шалиам-бай, я все помню, — это «все» принцесса особенно выделила, — Я дала слово, господа, и намереваюсь его сдержать. В конце концов, подумайте о том, что королеве сейчас вряд ли нужен конфликт с Эдельвией.

— Месть халанского клана лично мне тоже ни к чему, — капитан Герк, тонко улыбнувшись, склонился перед девушкой, предложив ей руку и заставив башангца в очередной раз заскрипеть зубами от раздражения.

— Имейте ввиду — одно только ваше неосторожное слово, ваше высочество, и ваш друг, кем бы он там ни был, имеет все шансы остаться на этой дороге навсегда, — Шалиам-бай нехотя побрел за ними. «Проклятый барон! А она… откуда только взялась эта дерзость… но ничего, это ненадолго. Сегодня вечером мы все исправим…»

Руазий. Истен. Ретроспекция-299 г. Лето 313 г от разделения Лиории. Кассий.

У него было достаточно времени, чтобы обдумать предстоящие действия. Разумеется, никто с ним на дороге разговаривать не станет. Арбалетный болт в лоб будет первым же ответом на попытку остановить карету, потому значок курьера руазийской короны он раздобыл еще на выезде из Истена. И вот теперь, уже обгоняя кортеж, крикнул начальнику стражи про срочные известия из дворца, размахивая лентой со знаком, и одним махом перепрыгнул со своей лошади на ведущую упряжки кареты.

Лошади взвились на дыбы, кучер ругался, на чем свет стоит, капитан стражи подъехал к нему почти сразу, как карета остановилась.

Касс соскочил с лошадиной спины прямо под ноги подошедшему. Юный воин старался не делать резких движений и держать руки на виду, ощущая кожей, нацеленные на него арбалеты. Щитам не выдержать прямых попаданий всех четырех болтов, в данный момент направленных на него. Если не удастся договориться миром, то ему придется изворачиваться, отбивая стрелы и уходя из под ударов мечников. Он уже продумал траекторию своего движения к карете, план был рискованный и оставлял очень мало шансов на удачный исход. Охранники тоже не для красоты гуляли рядом с экипажем, а были закаленными воинами, знающими свое дело. Значит надо, каким-то чудом убедить их начальника позволить ему переговорить со Стасией. Ему бы только ее увидеть, а там…

— Нет, я не могу предоставить вам письмо для ее высочества. Я должен передать ей послание на словах, — Кассий старался выглядеть полностью расслабленным, приготовившись в любой момент нырнуть под брюхо, вздрагивающей рядом с ним кобылы.

Тощий молодой арбалетчик, слева от него, беспокоил юношу больше всего. Касс физически ощущал, как тот нервничает, готовый отправить болт в цель в любой момент.

Капитан сомневался, ссылаясь на распоряжения ее величества и выспрашивая что-то о столичных делах, понятия о которых Кассий не имел.

Дело решил маленький щуплый человек, смутно знакомый юноше. Вылезший из кареты держался как важная персона, и всем своим видом старался показать, кто именно тут всем распоряжается. Только капитан, похоже, был в корне не согласен с таким раскладом. Кассий вдруг вспомнил, что видел его в Руазийском дворце — это был секретарь королевы Жардинии. Шалиам-бай, кажется, так его звали… «Интересно, что делает королевский секретарь так далеко от своей хозяйки? Какая необходимость заставила отправить именно его сопровождающим?» — пока Касс задавался этими вопросами, капитан стражи отвлекся от самозваного посланника на требующего объяснений чиновника.

А потом из экипажа вышла принцесса…

Приказание ждать на месте, Кассий слышал только краем уха. Всем его вниманием завладела Стасия. Глаза ее расширились в недоверии, и взгляд вспыхнул радостью узнавания. Она была ему рада! Он был уверен в этом, и тревога, снедавшая его всю дорогу, чуть отступила. Правда почти сразу девушка, как будто что-то вспомнила, и первый восторг отступил под напором каких-то других чувств.

Юноша жадно рассматривал принцессу, стараясь уловить все изменения, произошедшие с ней за время их разлуки. А она изменилась… все такая же красивая, девушка выглядела бледной тенью себя прежней. Стало меньше румянца, не так блестят глаза, живость юности и улыбка, без которой он ни разу не видел ее за все время их знакомства, покинули ее лицо. Она похудела, заострились скулы. Темный локон, выбивавшийся из-под капюшона серого дорожного плаща, уже не казался шоколадным, а стал каким-то поблекшим и тусклым. Казалось, что принцессу снедает какая-то забота. А еще чувствовалась решимость и упрямство. Вся робость и неуверенность, присущие девушке ранее, не ощущались в этой новой Стасии. И она совершенно не походила на счастливую невесту, едущую к своему суженому. Сердце Кассия сжалось в недобром предчувствии.

— Это не посланник королевы. Убейте его! — донесся до юноши голос королевского секретаря, и он отвел взгляд от девушки, изучая щуплого башангца. Напрягся, сохраняя внешнее спокойствие и расслабленность позы. Секретарь схватил принцессу за руку, и чуть ли не насильно попытался запихнуть в карету, на глазах изумленных такой наглостью воинов. Он быстро и повелительно говорил что-то еще, но девушка выдернула руку из его хватки и зло сверкнула глазами. Касс чувствовал ненависть девушки к этому человеку, не страх, но гнев и отвращение. Кассий не слышал, о чем говорилось возле экипажа, но внимательно следил за реакцией всех вокруг. И делал выводы. «Я убью этого башангца. Как только представится случай», — решение пришло внезапно. Холодно и расчетливо. Он понял, что не может допустить, чтоб его любимая девушка ехала дальше с таким сопровождающим. Как бы ни повернулись обстоятельства.

— Я прекрасно помню свой долг перед страной и… братом, — голос принцессы слегка дрогнул.

Спорящие почти подошли к нему, и Кассий уже мог слышать все, а не отдельные слова разговора. Юноша сделал шаг вперед и склонился в придворном поклоне, соблюдая все формальности.

— Оставьте, друг мой, я рада вам, — Стасия протянула Кассию руку, затянутую в тонкую перчатку.

Он что-то невнятно пробормотал в ответ, боясь, что голос подведет его, и заглянул девушке в глаза. Тоска и печаль были в этом взгляде. Касс окончательно понял, что надеяться ему не на что. Видимо принцесса тоже углядела что-то в его лице и воскликнула чуть раздраженно:

— Господа, может быть нам все-таки дадут поговорить приватно, если уж не наедине?

— Нет, я не допущу…

— Да, разумеется, простите, ваше высочество, — капитан чуть ли не за шкирку оттащил в сторону секретаря, шипящего что-то отрицательное.

Молодые люди остались одни, если это только можно было назвать уединением. Со всех сторон, на расстоянии нескольких десятков шагов, их буравили любопытные, а со стороны секретаря и злобные, взгляды. Внезапно юноша понял, что не знает, что говорить и как. Кассий преодолел большое расстояние, чтобы добиться этой встречи. Скакал день и ночь почти без передышки, а вот теперь не мог связать пары слов, растеряв всю свою уверенность и смелость под взглядом этих карих глаз. «Зачем?.. Почему я здесь? Она так уверена, так спокойна и печальна… но она была рада мне… я помню… или показалось?.. Какая красивая…» — обрывки мыслей и ни одной стройной фразы в голове.

— Касс, — молчание тянулось бы и дальше, но девушка взяла его за руку, — спасибо. Спасибо, что приехал и дал мне понять, что я не одна, что кому-то еще не безразлична в этом мире.

— Стаси… — как в омут, прыгнул он в разговор, пытаясь быстро сказать все, что хотел, пока решимость не покинула его снова, — я хотел спросить, ты по своей воле едешь? Согласна на этот брак? Я увезу тебя, куда ты захочешь, я…

— Шшш… — принцесса приложила, пахнущую цветами ладошку в перчатке, к его губам, не давая сказать дальше, — не надо ничего говорить. Просто выслушай меня.

Кассий вдыхал нежный запах ее духов, чувствовал теплое прикосновение пальцев, не смея, не то чтобы перебить, но даже шелохнуться. Он осознавал, что это прощание. Никогда больше не увидит он эту чудесную девушку, не услышит ее голоса, не ощутит этот аромат, присущий лишь ей одной. Отчаяние охватило его, но юноша задавил в себе это чувство. Все потом. Сейчас важно лишь услышать то, что она говорит, понять, что останется недосказанным… прощание…

— Не нужно говорить того, о чем мы оба потом пожалеем, — собралась с мыслями и продолжила Стасия после некоторой паузы, убирая руку. — Тебе же известно, что такое долг и честь? Мой долг ехать туда, куда я еду, навстречу своему будущему. Моя честь велит мне выполнить условия договора. Я принцесса и не принадлежу своим желаниям.

Касс хотел ответить, но девушка повелительно взмахнула рукой, запрещая говорить.

— Я уверена, что ты все это понимаешь, в твоей жизни все так же, как и у меня. Долг и Честь правят нами, — она слабо улыбнулась чуть дрожащей улыбкой, больше похожей на гримасу. — Может быть, все могло бы сложиться по-другому, но не сложилось. Значит не о чем и жалеть. Пусть то, что могло бы быть, оставит приятные и радостные воспоминания в наших душах. Я обязательно стану счастливой там, куда еду, а ты… ты тоже найдешь свое счастье… когда-нибудь. Я рада, что мы встретились, пусть и ненадолго. Рада, что у меня где-то далеко есть друг. Нет, нет… молчи. Я все решила, прощай.

Он, раздираемый противоречивыми эмоциями, ни слова не говоря, взял ее руку, прижался губами к тонким пальцам, обтянутым серым кружевом, и отпустил… навсегда. Стасия же, резко отвернувшись, направилась к мужчинам, ждавшим ее у кареты.

Кассий чувствовал себя потерянным. Бессвязный хоровод встревоженных чувств кружил в голове, не оставляя места разумным и рассудительным мыслям. «Вот… встретились… ты этого хотел? — вертелся в голове один и тот же вопрос. — Ты хотел знать… теперь ты знаешь, что все зря…» Он отвел глаза от уходящей принцессы и наткнулся взглядом на секретаря королевы Жардинии. Башангец, по-хозяйски торжествующе, оглядывал девушку. Нагло и без должного, по мнению Кассия, почтения.

— Стаси… — принцесса уже сделала несколько шагов к карете, когда он догнал ее и придержал за локоть.

Скованно остановилась вполоборота… ждала, что скажет.

— А этот… сопровождающий, — выразительный кивок в сторону башангца, — он не досаждает тебе?

— Ничего, капитан Герк присмотрит за ним, — почти прошептала она одними губами, не поднимая глаз на него в попытке скрыть слезы — недолго осталось. Всего пару дней. Я потерплю… — и взялась за ручку каретной дверки.

— Одну минуту, сударь, — Касс окликнул, уже собирающегося последовать за девушкой сопровождающего.

Тот оглянулся, высокомерно, почти презрительно посмотрев на юношу:

— Что еще? Вам разве неясно объяснили, молодой человек, что принцесса устала и желает продолжить путь?

— Принцесса вольна ехать, куда ей угодно, а вот вам я предлагаю остаться! — юный воин не собирался отпускать со Стасией этого человека.

— Чего ты хочешь от меня, безумный? — башангец изумленно приподнял брови. — Ты жив и можешь ехать дальше. Не испытывай мое терпение, щенок!

Все застыли, следя за разговором. Стасия, замерев возле экипажа, встревожено наблюдала за ними.

— Вы же хотели убить меня? Я решил предоставить вам такую возможность, — Касс не смотрел на нее, он не сводил глаз с предполагаемого соперника и хладнокровно просчитывал дальнейшие события. — Доставайте свое оружие.

— Убейте его, — равнодушно отвернулся к карете секретарь, не считая нужным даже отвечать на мальчишеские бредни.

— Сожалею, сударь, — голос капитана был полон иронии, — но команды охране отдаю только я. А я не вижу повода для вмешательства. На вас не нападают, а, похоже, вызвали на дуэль. Это обычное дело между благородными людьми. Личное дело.

— Да как вы смеете! — башангец окончательно потерял терпение. — Какой-то мальчишка оскорбляет меня на глазах моей свиты, и это сходит ему с рук!

— Не нервничайте, господин секретарь, — барон Герк откровенно развлекался, — это не какой-то мальчишка, а принц крови. Все законно, я бы даже сказал, чересчур.

Кассий ждал.

— Но я не воин, я чиновник! — вспыхнул Шалиам-бай. — Это абсурд! У меня нет оружия! Да и владею я им… весьма посредственно!

— Дворянин обязан уметь защитить свою честь, — холодно ответствовал барон, — хотя за вами остается право отказаться, — не без сожаления, закончил он.

— Вот этим-то правом я, с удовольствием, и воспользуюсь! — злорадно усмехнулся секретарь. — Не думаю, что это сильно ухудшит ваше отношение ко мне. Оно и так оставляет желать лучшего.

Касс не верил своим ушам. Он и мысли не допускал, что мужчина может отказаться от поединка. Но отпустить его ехать вместе со Стасией дальше, он не мог. Он должен был сделать для девушки хотя бы это… любой ценой.

— Прискорбно осознавать, что вы еще и трус, господин секретарь, — барон продолжал иронизировать.

— Каждый выживает, как умеет, господин барон, — маленькие глазки башангца торжествующе сверкнули, тонкая улыбка зазмеилась по его лицу. — Я не такой дурак, чтоб добровольно подставляться под нож, как бы вам этого ни хотелось. В моей стране совсем другие обычаи, так что урона своей чести я не вижу. Мы отстаиваем ее другими способами.

Кассий холодно смотрел на башангца, лихорадочно обдумывая свои дальнейшие действия. Отчаяние и бессилие все больше овладевали им. «Я не могу убить его на дуэли, но я же бард… чародей. Как жаль, что он не чародей! Я не могу вызвать его на чарах… но я могу… нет! Я бард, а не стихийник, у меня не хватит сил… так нельзя… невозможно… — чудовищные, неправильные мысли закружили в его голове, он пытался не думать, но не мог совладать с этим. — Оставить Стасию с этим человеком, отпустить его… как он смотрит на нее! Нет!..».

Уже погрузившись в транс, из-под полуопущенных век он видел, как свита принцессы стала расходиться по своим местам, готовясь к отъезду. Видел, как девушка, бросив на него прощальный, полный влаги взгляд, посмотрела с отвращением на спутника и вдруг остановилась, словно споткнувшись — Шалиам-бай зашатался, схватился руками за горло, как будто что-то душило его, и, ловя раскрытым ртом враз пропавший воздух, рухнул в дорожную пыль возле кареты.

Девушка тихо вскрикнула и беспомощно оглянулась на капитана. Охранники в растерянности замерли, выхватив оружие. Капитан склонился над телом секретаря, распростертым на дороге.

— Мертв, — удивленно констатировал барон и взглянул на юношу, напряженно наблюдавшего за происходящим полузакрытыми глазами. — Как вы… — он оборвал фразу в самом начале, осознав случившееся и овладев своими эмоциями, снова стал насмешливым и непробиваемым начальником охраны. — Похоже на сердечный приступ. Какая жалость. Что стоим? Последний экипаж освободить, тело убрать.

Касс отметил взгляд принцессы, полный ужаса, смешанного с облегчением и благодарностью.

— Прислуга… — гвардейцы, ощутимо расслабились, убирая оружие.

— Что прислуга? Потеснятся. Не каждый день такое дело. До Латуссы недалеко, — барон Герк продолжал отдавать распоряжения, а Касс почувствовал, что ноги больше не держат его. Силы оставили юношу, и с чувством выполненной задачи, он опустился на траву возле дороги.

— Принц Кассий поедет с нами, мы не можем оставить его тут в таком состоянии! — Стасия отошла, наконец, от кареты и участливо положила ладонь на плечо юноши.

— Оставьте меня. Это скоро пройдет, — спокойно солгал он, собрав остаток сил, не позволяя себе развалиться окончательно, пока они не уедут. — Немного отдохну. Поеду один. Мне надо в Истен. Не в Латуссу.

— Но я не могу оставить вас тут! Вам нехорошо…

— Можете. И оставите. Капитан… — «Да забери же ты ее отсюда!» — мысленно взвыл юноша, не в силах больше сдерживать силу, стремящуюся покинуть его тело.

— Ваше высочество, нам пора. Принц не нуждается в нашей помощи, а мы торопимся, — барон наконец-то закончил с раздачей приказов и, неслышно подойдя, предупредительно взял принцессу под локоть.

— Прощайте, — немного поколебавшись, девушка все же отступила, но сделав пару шагов к экипажу, обернулась. — Спасибо, я никогда вас не забуду!

— Будьте счастливы! — последнее, что он четко видел — слезы на глазах отходящей Стасии. Зрение и слух утратили свою ясность.

Как во сне, слышал лязг оружия, шум голосов и топот копыт. Жестокая головная боль и слабость накатывали на него волнами. Он понял, что это тот откат, о котором предупреждали наставники в школе чародеев… потрачено больше, чем можно было потратить. Кассий физически ощущал, как меняется. Как натягивается кожа на скулах, как сила отданная заклинанию, высасывает что-то изнутри. Он боялся, что изменения отражаются и на его облике и не хотел, чтоб кто-то, а тем более Стасия, видели его слабость, а потому опустил голову в колени, скрывая лицо за завесой растрепавшихся волос. Все остальное стало безразличным.

Кассий еще слышал, как затихает стук копыт отъезжающей кавалькады всадников и шум колес экипажей, после чего наступила тишина. И беспамятство накрыло его с головой.

Руазий. Латусская дорога. Весна 299 г от разделения Лиории. Агния.

— Госпожа желает заказать что-нибудь еще? Возможно Вас заинтересуют наша выпечка или сладости? — поинтересовалась молоденькая подавальщица у женщины, лицо которой надежно скрывал капюшон дорожного плаща.

— Нет, спасибо, — раздраженно ответила Агния, вот уже полчаса как углубленная в мучительные размышления.

Однако, несмотря на свои юные годы, подавальщица была не промах и научена опытом общения с посетителями, желающими просидеть весь вечер за одной плошкой похлебки и собственными мыслями.

«Нет уж, хочешь занимать столик в трактире, плати и на чаевые не скупись», — отметив, что гостья явно не желает привлекать к себе внимание и опасливо поглядывает на сидящих в другом конце трактира королевских стражников, подавальщица сделала собственные выводы и приступила к атаке.

— Милая госпожа, — схватила она за руку Агнию, — Вам дурно? Ох, какая холодная у Вас рука и голос хрипит, — запричитала хитрая девица во весь голос. — Принести Вам нашу настоечку на целебных травах или позвать лекаря? У нас как раз остановился врачеватель.

Агния возмущенно отдернула руку и как можно более мило попыталась успокоить прислугу, на причитания которой уже начали заинтересованно оборачиваться сидевшие поблизости посетители.

— Я прекрасно себя чувствую, не стоит беспокойства. Пожалуй, неси Вашу настойку, яблочный сидр и выпечку.

— У нас еще замечательные груши в белом вине, госпожа, — не унималась настырная девица.

— Хорошо, добавьте к заказу и груши, — раздраженно огрызнулась Агния и кинула девице серебряную монету.

Подавальщица хищно подхватила добычу и умчалась на кухню, довольно подсчитывая в уме свои чаевые.

Агния вздохнула с облегчением — посетители снова были заняты своими разговорами, а сидящий вдалеке с другими стражниками барон Герк вообще не обратил внимания на происходящее.

Поправив капюшон, она подвинула к себе вазочку с запылившимися искусственными ромашками и нервно завертела ее в руках.

«Кто бы мог подумать, ведь день начался так удачно», — пока Агния верхом сопровождала кортеж с принцессой Стасией по параллельной основному тракту лесной дороге и ломала голову над тем, как бы избавиться от секретаря-башангца, как нельзя кстати подоспел этот юноша-гонец. Она наблюдала издалека, как лихо он остановил кортеж и как достойно держался, разговаривая с Шалиам-баем и бароном. Слов она, конечно, расслышать не могла, но и по мимике, и по осанке, и по жестикуляции беседующих сделала верные выводы. Обратила Агния внимание и на взгляды, которыми обменялись принцесса и юноша и, в первые минуты, даже понадеялась на то, что этот лихой гонец увезет Стасию. Она готова была даже вмешаться, чтоб помочь им скрыться. Но Стасия почему-то вернулась к карете, к ужасному секретарю, и Агния обреченно склонила голову, осознав, что юную художницу теперь связывает долг. Но зато как ловко юноша, оказавшийся к удивлению Агнии чародеем, расправился с башангцем. Никто, кроме нее, похоже и не заподозрил, что причиной смерти секретаря стали мощные чары, а не сердечный удар.

Да, Стасия теперь была в относительной безопасности, избавившись от ненавистного Шалиам-бая, и находясь под опекой благородного воина барона Герка, но Агния все же намеревалась сопроводить подругу до поместья Орта. Но едва все остановились на ночлег в придорожном трактире почти на границе с Эдельвией, до девушки дошли слухи о том, что казнь принца Стасия, лишенного титула и права наследовать престол, назначена на утро пятницы, то есть через четыре дня. Об этом не говорили вслух, а перешептывались, но при этом весь трактир полнился разговорами о бедном принце Стасии, каким-то странным образом оказавшемся вдруг государственным изменником.

Посетители загадочным шепотом сообщали друг другу, что процесс разбирательства неожиданно ускорен, о каких-то бумагах, якобы изобличающих принца Стасия как зачинщика мятежа против собственного отца-короля, о попытках юнца склонить на свою сторону королеву, кто-то верил во все это, кто-то называл обвинения против принца чушью. Агнию не интересовали разговоры толпы, она мучительно размышляла — проводить принцессу Стасию хотя бы до Вейста или бросить все и мчаться на помощь принцу, которому скорее всего за такой короткий срок и при непонятном ей ускорении процесса разбирательства не сможет помочь Виллем.

Девушка не переставала при этом ругать себя за мягкотелость — в последнее время она дала слишком много воли чувствам и эмоциям, которые казались забытыми столько лет. А в итоге, окончательно запуталась и разучилась принимать решения. По сути, Стасия сейчас ничего не грозит, барон Герк предан короне и сумеет защитить принцессу в случае чего. Казнь принца Стасия уже так скоро, а значит, либо Виллем не успеет спасти его, либо сам, поторопившись, попадет в лапы Жардинии, а еще хуже если Еугения… После такого церемониться с ним не будут. Если проводить Стасию до столицы Эдельвии и сразу же поехать в Истен? Успеет ли она? Не будет ли поздно?

— Добрая госпожа, вот груши в белом вине, настоечка на травах и свежая горячая выпечка, — девица-подавальщица расставляла блюда, довольно улыбаясь, — кушайте булочки, пока горяченькие они такие вкусные, а то просидите до утра, и поздно будет, остынет все.

— Что ты сказала? — забыв об осторожности, рассеянно посмотрела на девицу Агния.

— Булочки, говорю, кушайте, госпожа, пока горячие, а то до утра простоят, и поздно будет… — опешила от стеклянного взгляда зеленых глаз служанка.

— Будет поздно… — все еще находясь в своих мыслях, повторила Агния, — да, пожалуй, ты верно говоришь.

— Ну, я пойду, госпожа, еще сидра яблочного принесу, — испуганно попятилась от стола подавальщица, приняв гостью за сумасшедшую или чародейку, или то и другое вместе взятое. Она так и пятилась до кухни, не отводя глаз от странной женщины в дорожном плаще, залпом опрокинувшей в себя половину бутыли крепкой настойки.

Когда, оправившись от необычного ощущения холода по коже, девица вернулась к столику, гостьи уже не было, все яства стояли нетронутыми, а рядом блестела еще одна монетка. Подавальщица покрутила серебро в пальцах и, посмотрев по сторонам, сунула в карман, удивляясь щедрости госпожи-чародейки.

А Агния тем временем уже мчалась в Истен, не жалея ни себя, ни свою порядком загнанную верную кобылку.

Руазий — Мароста. 299 г — 301 г от разделения Лиории.

— Эй, воин, ты чего тут сидишь? — сознание возвращалось медленно и мучительно. Все тело ломило. Голова раскалывалась на части. Молодой нетрезвый бас показался совершенно незнакомым.

Бродяга попытался открыть глаза и сказать хоть что-нибудь, но с губ сорвался лишь стон, а перед взором был лишь туман.

— Эээ, да ты совсем пьян, мужик, — чья-то рука поймала его тело, когда оно начало заваливаться набок.

— Постой, он вовсе не пьян, это ты пьян, как сапожник, — другой голос, более звонкий и чуть более трезвый, перебил бас. Холодные крепкие пальцы сжали запястье, и сразу стало легче. — Смотри-ка, надо же! Да он чародей!

— Ну, тебе виднее, Рим, ты у нас специалист, хотя… не намного трезвее меня, — бас залился густым смехом, видимо, считая, что сказал нечто остроумное.

— Молчи уж, пьяница, — цепкие пальцы сильнее сжали руку, сила вливалась через них в измученное тело…

«Чем это, интересно, измученное? Кто я, собственно, и где нахожусь?» — пока еще невидимый Рим сказал, что он чародей, а первый голос, что воин… это было приятно, хоть что-то знать о себе. Но недостаточно. Он еще раз попробовал разглядеть хоть что-то сквозь туман и белесую муть перед глазами.

— Эй, полегче, да ты совсем ничего не соображаешь!

Сильная рука звонкоголосого Рима помогла ему подняться, а из тумана стали проступать нечеткие фигуры. Они кружились хороводом перед глазами, вызывая тошноту.

— Дайте воды!.. Пей, — к губам прижалось твердое горлышко фляги, и он благодарно глотнул.

Жидкость опалила рот и горячей дорожкой побежала по пищеводу, обжигая внутренности. Он ожидал глоток воды и не был готов к такому эффекту. Закашлялся, задыхаясь. Резкий спазм скрутил его тело и снова уронил, на этот раз на колени — обладатель сильной руки, на которую он опирался, сам был недостаточно трезв, чтобы удержать. Содержимое желудка мучительно извергалось в придорожную пыль.

— Воды, олухи! А не коньяка! И слугу позовите, пусть поможет.

— Действительно… ик… зачем блевать благородным коньяком… ик… на дорогу… — еще какой то голос. — Дайте лучше, я выпью это саааам…ик…

— Рой, не испытывай мое терпение, позови лакея. И принесите же, кто-нибудь, воды!

«Сколько же их? Целая компания, — мысли текли отстраненно и независимо, пока приступ рвоты сотрясал тело, — А так же, — кто я и что мне делать дальше?»

Те же руки снова дали опору, чтоб подняться, едва стало легче.

— Пирис, помоги мне отвести его в карету! — Риммий продолжал отдавать распоряжения.

— Милорд, неужели вы возьмете с собой этого бродягу? — этот голос принадлежал человеку постарше и был совершенно трезвым. Для разнообразия.

— Не рассуждай! Не твоего ума дело!

— Что я скажу вашему отцу? Что вы подбирали всех бродяг на дороге? Давайте я отведу его в селение и оплачу лекаря, раз вы такой щепетильный, но брать его с собой… сударь…

— Молчи, я сказал! Делай как велено!

— Ты и, правда, берешь его с нами, Рим? — первый нетрезвый бас снова дал знать о своем присутствии. — Может Пирис прав? Заплатить лекарю в селе и дело с концом…

— Я не обязан объяснять свои поступки. Я плачу за путешествие, если кто забыл! — Римова рука куда-то направляла, и бродяга шел за ним, не сильно задумываясь. Все еще мутило, память и четкое зрение не желали возвращаться, так что ему было все равно куда идти, — А ты, Рой, ослеп? Не видишь, что это не просто бродяга? Благородный чародей не должен сидеть в пыли на обочине.

— Ой, какой миленький! Только чумазый, — низкий и грудной голос, не более трезвый, чем все остальные, но на этот раз женский. — Рим, он же поедет с нами в Латуссу?

— Поедет, поедет. Худо ему пока, так что не приставайте к человеку, девочки, — Риммий со слугой, почти на руках втащили его в экипаж, где уложили на что — то мягкое.

— Симпатичный… я бы не против познакомиться с ним поближе…

— Лиса, сказал же, не трогай его. Лучше напоите водой, только осторожно.

— Не переживайте, милорд, мы его живо на ноги поднимем, — раздалось жеманное хихиканье и бродяга почувствовал, как голова его укладывается на что-то теплое и мягкое… на чьи-то колени.

Сладкий запах цветов заполонил все вокруг. Зрение потихоньку возвращалось, хотя головокружение все еще мучило. Совсем близко, но еще нечетко, он вдруг увидел миловидное женское личико. Серые глаза смотрели участливо и чуть лукаво.

— Плохо тебе? Ничего, мы тебя быстро оживим, — к губам прикоснулся край какой-то емкости, и в горло полилась, на этот раз самая настоящая вода, принося облегчение.

— Тихо, болтушки, — холодная ладонь Риммия взяла за руку, снова передавая живительный поток сил, — пусть поспит пока. Лиса, приглядишь.

Глаза сомкнулись сами собой, и он погрузился в целительный сон.

Только, незаметное для посторонних, прикосновение к руке вывело его из воспоминаний. Тиберий давал знак, что официальная аудиенция закончена, видя, что племянник не реагирует на завершение обмена любезностями с ее величеством. Кассий едва заметно вздрогнул, в душе упрекая себя за невнимательность. Хотя… эта встреча пустая формальность. Ее величество дала понять, что со стороны Руазия по отношению к княжеству ничего не изменится.

Вечером он вышел на улочки города, напоенные запахом моря, и снова окунулся в эту непередаваемую атмосферу древних камней. Да, этот город слишком уносил его в прошлое. Надо же, сколько лет он гнал от себя все эти мысли и образы, но достаточно было всего лишь легкого толчка, и дни юности обрушились на него неудержимым потоком, грозя утопить. И сейчас, после встречи с королевой Руазия, гуляя по вечернему Истену, он не мог остановить этот поток, прокручивая в памяти те дни…

Он плохо помнил его, то далекое лето, да и вообще следующие два года. И не потому, что сказывалась потеря памяти. Просто после встречи со скучающим герцогским сынком Риммием Харалом и его друзьями, дни слились в одну яркую пеструю ленту.

На следующий день, после того как он очнулся на дороге, Кассий проснулся почти здоровым и в нормальной постели. Комната была светлой и чистой, кровать, на которой он лежал, мягкой и удобной, но все эти прелести не вызывали в его памяти никаких ассоциаций. Все это казалось чужим и незнакомым. И он по-прежнему не помнил, кто он и как оказался на той обочине.

— Нет, Рим, я не дам его будить! Человек болен и должен хотя бы элементарно выспаться, прежде чем ты подвергнешь его допросу, — из-за двери донесся тот самый вчерашний женский голос, под звуки которого он засыпал.

Воин сделал попытку сесть на кровати, но слабость позволила лишь слегка приподняться и опять уронила его на подушки. Дверь открылась, и в комнату проскользнула высокая девичья фигурка. Не сразу заметив, что человек на кровати уже не спит, девушка повернулась к нему спиной, устанавливая на столик у распахнутого настежь окна поднос, уставленный посудой. Расправила легкие занавески, которые растрепал ветер, смахнула со лба досаждающий ей локон, выбившийся из прически, тихонько рассмеялась чему-то, и только потом обернулась к лежащему.

— Ой, ты уже проснулся! Я старалась не шуметь… — миловидное личико, светлые волосы, чуть виноватый, но открытый и веселый взгляд… не красавица, но и не дурнушка.

— Ничего, я проснулся раньше, чем ты зашла, — хрипло, как будто голос отказал ему после долгого молчания, просипел больной. И сам скривился от звучания — после мелодичного низкого контральто девушки, эти звуки вызывали дискомфорт.

— Ты, наверное, хочешь пить… сейчас… — она обернулась к кувшину и налила воды в кружку, стоящую на столике. — Возьми, — присела на кровать, помогая напиться.

— Спасибо, — после воды, голос звучал уже не как карканье.

— Я — Лисания. Все зовут меня Лиса. А как твое имя?

Он нахмурился, пытаясь припомнить хоть что-то из своей жизни до вчерашнего дня, но этот процесс вызвал лишь отголосок головной боли.

— Нет, не помню… — уныло взглянул на нее мужчина. — Ненавижу это чувство беспомощности.

— Ну, вот видишь, хоть что-то ты о себе знаешь, — Лиса сочувственно погладила его по руке, — пусть даже такую малость.

Больной невесело усмехнулся, а она отвернулась и откуда-то из-под стола достала потертую лютню.

— Это было в твоих вещах. Твое? — протянула ему инструмент прямо в постель.

Он взял, привычным движением пробежал пальцами по струнам. Звуки не вызвали отторжения. И уверенно заявил, лаская пальцами гриф:

— Мое.

— Ну, вот видишь, — обрадовалась Лиса, — Еще один кусочек мозаики. Так потихоньку соберем всю. Со временем, вспомнишь и остальное. Рим поможет тебе — он у нас чародей! И, раз ты не помнишь своего имени, то назовем тебя пока — Роткив, согласен? Это по старолиорийски — певец.

Девушка явно гордилась своими знаниями. А ему было все равно. Певец, так певец. Он молчал, пытаясь сосредоточиться, а Лисания щебетала за двоих, попутно отбирая у свеженареченного Роткива инструмент.

— Риммий хороший, но немного высокомерен, как все дворяне. Он ведь у нас еще и граф Харал, так что ему положено, но ты не переживай, раз он взял тебя под свое крыло, то не бросит. Это он учит меня забытому языку. Может, покушаешь супчик? Мы путешествуем большой компанией. Рой, Теольдий и Нахтон из соседнего поместья, мы дружим с детства. Рим и Теольдий закончили обучение в Эдельвии… — рассказ Лисы непоследовательно перепрыгивал с пятого на десятое, но мужчина не особо вслушивался, улавливая только отдельные фразы и думая о своем.

— А еще с нами едут две девушки из Салица — это город неподалеку от наших владений. Рим взял их, чтоб мне не было скучно в мужском обществе. Нравится бульончик? Неплохой, правда? Но мне, наоборот, скучно с этими клушами, а с парнями интересно, — непосредственная сиделка не забывала запихивать ему в рот ложку с бульоном. Болящий сначала попытался увернуться от произвола, но девушка знала свое дело, и он, смирившись с судьбой, начал есть.

— Хотя нашим спутницам, похоже, тоже интереснее с парнями, чем со мной! — она хулигански подмигнула и продолжила. — Но мне, и правда, больше нравятся мужские развлечения. Например, скачки или стрельба из лука. Я любому парню фору дам. Не веришь?! Я покажу, как только поправишься. А все эти ленточки и бантики… нет, мне по душе красивые платья…

Лиса все говорила и говорила. Пока кормила его, пока протирала ему лицо и руки влажным полотенцем, пока собирала использованную посуду на поднос. А потом он просто заснул под это мелодичное журчание ее голоса. Когда проснулся в следующий раз, то у постели сидел тот самый пожилой лакей, что помогал вчера тащить его в карету.

— Ну что, проснулись? Вот и ладненько, я позову господина графа, — слуга встал с кресла и направился к двери.

— А где Лиса? — со сна хрипло прошептал больной.

— Выгнал я ее. Спать. Нечего молодой девушке в одной комнате с мужчиной всю ночь сидеть, — проворчал старик, удаляясь. — О чем только нынешняя молодежь думает.

Через несколько минут открылась дверь и вошел молодой человек. Высокий и подтянутый. Хорош собой. В каждом движении чувствовался аристократизм. Правда немного картинный — привычка рисоваться, видимо въелась в кровь. Властные, отточенные движения — явно знаком с мечом не понаслышке.

— Ну что, господин Роткив, побеседуем? — синие глаза насмешливо заглянули в лицо лежащему. Умный взгляд, открытая улыбка и что-то еще неуловимое располагали к вошедшему. Общий язык был найден мгновенно и навсегда. Так началась их многолетняя дружба.

Лорд Харал путешествовал, празднуя окончание школы чародеев. Красивый мальчик, с детства избалованный матерью и привыкший к женскому вниманию и всеобщей любви, вырос в очаровательного повесу, ни в чем не знающего отказа. Все же он был приятным и умным молодым человеком, талантливым чародеем, хотя очень ветреным и несерьезным. Они уже объехали Руазий и через Латуссу собирались пересечь Эдельвию до самой Калении. Там дальше по плану ждали Коэнрий, Халан и еще Богиня знает что. Возможно, что возвращение назад, в Эдельвию.

Сам Роткив — больной согласился с этим именем, раз другого все равно не помнил — не мог рассказать ничего, кроме того, что Рим и так знал. Он согласился присоединиться к компании, так как ехать ему было все равно некуда. На том молодые люди и расстались до утра, договорившись, что Пирис — личный слуга графа, придет помочь новому спутнику хозяина добраться до кареты.

После того, как они уехали из Латуссы, прошло уже почти два года, Роткив давно поправился, не чувствовал приступов головокружения и прочих прелестей болезни, хотя так ничего и не вспомнил из своего прошлого. Но это никому из его спутников не мешало, а сам молодой человек гнал от себя все мрачные мысли. Ему казалось, что прошлое таит что-то такое, что причинит ему боль. А боли он не хотел. Почему-то он чувствовал себя усталым, старым и боялся воспоминаний.

Компания подобралась лихая и развеселая. Тон задавал Римий, он же граф Харал. После окончания школы чародеев, этот достойный молодой стихийник предавался отдыху и разгулу, совмещая этот процесс с путешествием по миру. Теольдий Керст, обаятельный шатен — лучший друг графа, вечный подстрекатель ко всяческим авантюрам и безобразиям. Именно с его легкой руки они, то устраивали тренировочные бои на мечах, пугая обывателей, то скачки наперегонки по дороге, заставляя шарахаться лошадок сельчан, мирно везущих товар на ярмарку, а то и вовсе пьяную драку в таверне или придорожном трактире. Еще два молодых человека — братья Рой и Нахтон, с радостью следовали во всем за своим кумиром. Две девушки простого происхождения и не совсем скромного поведения. Ну и Лиса.

Лиса оказалась не возлюбленной Риммия, как Роткив решил сначала, а его молочной сестрой. Рим с нежностью относился к девушке, ревниво оберегая, но в тоже время позволяя ей участвовать во всех авантюрах парней. Хотя попробовал бы он ей хоть что-то запретить. Лисания не терпела запретов и ограничений, бунтуя против давления на нее в любой форме. Она сразу же проявила интерес к своему недавнему пациенту, и этот интерес всячески подчеркивала, нимало не смущаясь и не ведясь на подначки молодых людей. Она с каждым из них была знакома с детства и стойко держала удар в словесной дуэли. Сам же бард не знал как себя вести с этой девушкой. Да, она нравилась ему, и он не хотел ее обижать, но влюбленным он себя не чувствовал нисколько. Потому каждый раз, как она подступала слишком близко, он старался уйти от выяснения отношений и не нагнетать ситуацию.

Еще одной гранью его жизни стала тогда лютня. С той минуты, как Лиса вручила инструмент ему в руки, Роткив почти не расставался с ним, оправдывая свое прозвище. Он перебирал струны везде, где только выдавалась такая возможность.

В придорожных трактирах и в городских тавернах, на уличных стоянках и в столовых залах приграничных сторожевых башен, в доме сельского помещика или замке местного барона, после ужина, сдобренного вином, Лиса, молча, протягивала ему лютню. Он не помнил ничего из того, что играл на ней раньше, но пальцы сами знали что делать. Музыка рождалась где-то внутри, в глубине его души, иногда печальная и тревожная, а порой разудалая и наполненная бесшабашным весельем на грани отчаяния. Иногда, вместе с музыкой рождались слова, и он, не замечая окружающих его зачарованных мелодией лиц, пел чуть хрипловатым баритоном, а рядом с ним всегда сидела светловолосая девушка, прижавшись щекой к рукаву его куртки.

Так повелось, чуть ли не с первого вечера, когда его потянуло к музыке. Слушатели, ужинающие в трактире горожане и купцы, подносили ему чарки с вином, а хозяин, когда Роткив с затуманенным спиртным взором поднялся уйти в свою комнату, окликнул его:

— Мастер-менестрель!

Бард обернулся, чуть покачнувшись.

— Благодарствуем, мастер, не погнушайтесь, примите за работу, — трактирщик протянул ему большую кружку, доверху наполненную серебром.

Роткив с достоинством кивнул, а Лиса пересыпала монеты в объемный кошель.

Утром бард отдал деньги Риммию, отчего брови графа поползли на лоб.

— Что это? — насмешливый тон Рима не мог скрыть его удивления.

— Моя доля расходов, — невозмутимость певца сложно было поколебать какими-то бровями, — я ж не могу у тебя на шее сидеть, твоя светлость.

— Светлостью я буду, когда стану герцогом Харалом. Сейчас это место занимает мой папенька, продли Дева его дни, — Риммий попытался втиснуть мешочек с серебром обратно в ладонь барда, но не вышло.

— Или поедем дальше разными дорогами. Я не хочу сидеть на твоей шее, а тут так удачно вышло…

Рим улыбнулся и уступил. С тех пор все серебро за вечерние выступления стала сразу забирать Лиса и отдавать брату.

Еще одну интересную вещь бард узнал о себе. Когда компания выехала за пределы Коэнрия и достигла Маросты, Роткив с удивлением обнаружил, что понимает и говорит на маростанском языке, то же открытие его ждало и в Халане. Что за странная была у него жизнь, которую он не помнит? Он владел мечами и кинжалами. Понимал несколько иностранных языков. Играл на лютне и пел, но сила, если она у него была, так и не проявила себя. Рим говорил, что он растратил ее, и склонял барда посетить какой-нибудь из алтарных камней по дороге, но Роткив почему-то испытывал почти ужас при мысли об этом.

Кассий тряхнул головой, безуспешно пытаясь отогнать преследующие его картины прошлого — нужно было думать о настоящем, а не вспоминать рождение лихого барда Роткива Латусского. Существование его было недолгим, но имя оставило громкую память в трех королевствах, да и сопредельные им государства не оставило равнодушными. Но, по-видимому, Истен так действовал на него, что каждая мелочь уносила назад, в те далекие дни.

Воин сел на холодную каменную скамью в университетском парке и безучастно смотрел на пруд. Мимо прошла группа молодых людей в легких цветастых нарядах. Девушки несли в руках охапки полевых цветов и о чем-то щебетали. Одна из них, светловолосая и симпатичная, весело глянула на него, кокетливо стрельнув серыми глазками, но тут же смутившись, спрятала лицо в букет ромашек. А Касс видел перед собой другие серые глаза и лукавую улыбку.

Ромашек она нарвала целую охапку, и несла, прижимая к себе, периодически зарываясь в цветы лицом и вдыхая их запах. Хотя какой уж там запах мог быть у ромашек, Роткив не понимал. На все поддразнивания парней, Лиса весело смеялась и отшучивалась. Она вообще всегда была весела и всем довольна. В отличие от ее подружки — Малены, которая была всегда недовольна всем, вызывая досаду Риммия. Молодой граф давно бы уже отделался от этой капризной и прилипчивой девицы, но не мог оставить Лису без компаньонки.

— На, подержи, — девушка сгрузила цветы графу, усаживаясь на плед, расстеленный на траве.

— Лиса, зачем тебе столько? — Риммий неловко принял букет и ждал, пока она распределит юбки красивыми складками.

Лисания прекрасно ездила верхом, и до сих пор обычное мужское седло ей нисколько не мешало, но с месяц назад девушку захватила идея, что если она сменит штаны на амазонку, то будет выглядеть более элегантно.

— Они такие красивые… — она подняла руки, принимая свою охапку назад и рассыпая цветы рядом с собой. — Я сплету из них венок.

Риммий хмыкнул, отходя к своему вороному, а Роткив обреченно вздохнул, так как лукавый взгляд Лисы был направлен именно на него.

Все утро они провели на природе, прогуливаясь верхом, а вот теперь вся компания расположилась на берегу озера, наслаждаясь теплым весенним днем. Лиса сплетала свои ромашки, две другие девушки о чем-то перешептывались между собой, посматривая на молодых людей, граф прилег на плед с книгой, остальные мужчины неспешно беседовали.

Роткив тихонько пощипывал струны лютни, краем глаза поглядывая на Лису. Проворные пальчики девушки переплетали гибкие стебли цветов — она была целиком сосредоточена на каких-то своих мыслях, мечтательно глядя вдаль.

Она была хорошенькой и вызывала самые теплые чувства, к сожалению не те, которых добивалась. Он ничего не помнил из своей прошлой жизни и не знал, что может предложить женщине, а случайной связи на короткое время, для такой девушки как Лиса, было мало. Она была достойна большего, в отличие от тех девиц, которые вешались на него в каждой таверне. Некоторых он не отвергал, но наутро, на трезвую голову, легко прощался с ними. Испытывая чувство стыда и отвращения к себе самому, одарив красивой безделушкой, он выпроваживал очередную искательницу его мимолетного внимания.

А сегодня утром Лисания столкнулась с одной из этих ветрениц — с горничной поместья, где они остановились, когда та, покидала покои певца. Девушка окинула оценивающим взглядом незадачливую соперницу и как-то странно взглянула на отчего-то смущенного и чувствующего себя неловко, а потому сердитого Роткива. Молча, развернулась и ушла по лестнице вниз, как будто что-то для себя решив. Когда, позже, они встретились во время прогулки, Лиса вела себя как всегда, ни словом, ни взглядом, не напомнив об утреннем инциденте. А вот теперь увлеченно плела венок и загадочно на него посматривала, иногда отрываясь от своих мыслей.

Обычный день, но певец почему-то запомнил девушку именно такой, какой она была на берегу, среди рассыпанных по голубой амазонке белых цветов.

Руазий. Истен. Весна 299 г от разделения Лиории. Стасий.

Вот уже несколько дней принц Стасий содержался под стражей в восточном крыле замка. Комната была лишена окон и освещалась лишь световым кристаллом. Деревянная кровать под тяжелым балдахином, небольшой стол, кресло, пара стульев и пара книжных шкафов по стенам составляли все убранство. К комнате примыкали крохотные уборная и ванная. Прислугу, приносившую еду, а также стражников постоянно меняли, поэтому договориться о побеге с кем-нибудь, было невозможно. А сбежать из этой тюрьмы Стасий мечтал с первой минуты, как за ним закрылся замок. Ему очень нужно было на свободу, чтобы разыскать Агнию, убедиться что она жива и невредима и не пострадала от рук Жардинии. В то, что любимая девушка его предала, как говорили королева и советник, Стасий не верил. И конечно принц беспокоился за судьбу его дорогой сестры, которую к нему не допускали. Стасию он тоже хотел бы обнять и успокоить. Он был уверен, что сестра на его стороне. За размышлениями принц и сам не заметил, как задремал. Проснулся он от того, что кто-то коснулся его плеча. Соскочив с кровати, Стасий осмотрелся по сторонам, но в комнате никого не было, лишь световой кристалл отбрасывал причудливые тени по стенам. Не успел принц убедить себя, что прикосновение — лишь часть сна, как один из шкафов раздвинулся, открывая взору Стасия потайной ход. В комнату вошел темноволосый высокий мужчина во всем черном. Жестом он указал Стасию на стул и сам присел напротив него. Приложив палец к губам, гость показал, что говорить нужно как можно тише.

— Не знал, что в этой комнате существует потайной ход, хотя мальчишкой я исследовал все тайные ходы этого замка, — с удивлением прошептал принц.

— А здесь и нет хода, он через две комнаты от этой, Ваше Высочество, и мне стоило немало труда временно перенести его сюда, — улыбнулся ночной гость.

— Но кто Вы? Чародей? — все также шепотом спросил Стасий.

— Да, лорд-чародей Виллем к Вашим услугам, — слегка склонил голову мужчина. — Но, однако, сейчас нет времени для церемоний, мы должны уходить отсюда, пока я в силах держать ход и мое присутствие не обнаружено стражей.

Чародей поспешно встал, приглашая принца следовать за ним.

Стасий встал со стула, но к потайному входу идти не торопился.

— С какой стати я должен верить Вам, Лорд-чародей?

— С какой стати мне приходить сюда и спасать Вас, Ваше высочество? — возмутился Виллем, чувствуя как мал остаток времени на побег. — Пойдемте, пойдемте, принц Стасий, это Агния просила спасти Вас и сказала напомнить про какое-то разбитое сердце, если не поверите мне.

— Агния… разбитое сердце… ее любимый цветок, — прошептал Стасий и в два шага подскочил к чародею вплотную, схватив его за руку.

— Виллем, скажите, с ней все в порядке? Королева не причинила ей вреда?

— Да успокойтесь же, Ваше Высочество, — недовольно пробурчал чародей, — с Агнией все в порядке, она сопровождает Вашу сестру принцессу до Эдельвии, и прошу Вас все вопросы позже, ход закроется с минуты на минуту.

Принц кивнул, нервно улыбаясь, и последовал за чародеем. Едва они спустились вниз по узким ступенькам, дверь в потайной ход исчезла, и вдоль стены снова красовался целый и невредимый книжный шкаф.

Ход заканчивался дверцей, выходящей в нижний город. Чародей и принц оказались на каком-то заброшенном портовом складе, и наконец-то смогли передохнуть, присев на деревянные ящики.

Виллем протянул принцу сверток.

— Что это? — удивился Стасий.

— Послушайте, Ваше высочество, нужно надеть это на себя, одежду бродяги. Я обещал Агнии спасти Вам жизнь и единственный верный способ сделать это сейчас — отправить Вас на корабль, уходящий утром в плавание.

— Что? — возмутился принц, вставая с деревянного ящика и гневно буравя поднимающегося чародея взглядом.

— Я принц крови, мне не пристало прятаться и убегать! Я должен вернуться и отстаивать честь, защитить Агнию и мою сестру!

— Это ничего не даст, поймите же, принц! Сейчас важно сохранить Вам жизнь.

— Лорд-чародей, благодарю, что вывели меня из дворца, — кивнул Стасий головой Виллему, — Но я не могу бежать, подобно трусу, и скрываться на корабле, потому я должен остаться в Истене и найти способ доказать свою невиновность!

С этими словами принц Стасий развернулся и направился к выходу.

— Простите, принц, но я обещал Агнии сохранить Вашу жизнь, и я выполню свое обещание, хотите Вы этого или нет, — пробормотал вслед удаляющемуся принцу Виллем и сделал несколько движений руками. Не успев понять, что с ним происходит, принц Стасий вдруг начал оседать на пол, подобно тряпичной кукле, и в итоге повис без сознания на руках подоспевшего чародея.

— Я пытался убедить Вас, принц, но нельзя же быть таким упрямым, простите… Вы сильный духом и телом человек, принц Стасий, справитесь, в любом случае жизнь в шкуре раба это жизнь и возможность вернуться однажды на страх врагам… — бормотал себе под нос Виллем, поспешно переодевая потерявшего сознание юношу в лохмотья бродяги.

Руазий. Истен. Весна 299 г от разделения Лиории. Жардиния.

Ее Величество Жардиния, кажется, забыв о приличии и осторожности, ворвалась в комнату советника Еугения без стука. Королева тяжело дышала, на щеках играл нездоровый румянец, прическа растрепалась, но женщина не замечала этого.

— Еугений, что делать? — она опустилась на стул напротив разбирающего бумаги советника.

Он оторвался от работы и внимательно посмотрел на королеву.

— Что случилось, Ваше Величество? Я слушаю Вас.

— Я только что говорила с королем, утром он желает видеть принца Стасия.

— Интересно… Неужели совесть посетила нашего стареющего короля, и в нем проснулись отцовские чувства? — Еугений сосредоточенно вертел перо между пальцев.

— Вот и я об этом, Еугений! А если он поверит мальчишке?! А если простит его?! Еще хуже, если успеет вернуть обратно принцессу! Маленькая мерзавка поведает отцу обличающие нас подробности! — Жардиния, будучи не в силах усидеть на месте, подскочила и заходила по комнате.

— Обличающие Вас подробности… — сухо уточнил приест. От неожиданного замечания, королева опешила и остановилась, удивленно посмотрев на советника.

— Да, моя королева, подробности, обличающие именно Вас, но не меня, — с уверенностью подтвердил сказанное Еугений, — потому что это Вы имели неосторожность натворить кучу глупостей без моего ведома. Вот зачем было впутывать во все это принцессу? Да еще поступить с ней подобным образом, отдав на растерзание вашему скользкому секретарю?

— Но, Еугений… но я… — королева попыталась возразить, но советник остановил ее.

— Стасия все рассказала Агнии, и кто знает, кому успеет рассказать еще, пока Ваш гениальный план по ее устранению будет осуществлен.

— Но девчонку сопровождает Шалиам-бай… — сделала еще одну робкую попытку оправдаться Жардиния.

Тут уже не выдержал приест. Резко встав из-за стола, он подошел к женщине и цепкими пальцами больно сжал ее плечи, заглянув в глаза, от чего королеве стало не по себе.

— Сколько раз я просил отстранить от себя этого человека, Жардиния?! Ты разочаровываешь меня все больше — так глупо попасться в сети, расставленные для тебя твоим пронырой-секретарем! Если тебе интересно, так он специально заманил тебя в библиотеку, чтоб столкнуть с бедной принцессой. Что ж, поздравляю, твоими руками, моя королева, этот безродный башангец получил в постель особу королевской крови! — Еугений тихо, но отчетливо произносил каждое слово, все больнее сжимая цепкой хваткой, обдавая пораженную королеву холодом.

— Удивляешься сейчас? Правильно, потому что какая же ты чародейка, Жардиния, когда не можешь даже сущность окружающих тебя людей увидеть. Впрочем, я надеюсь, что все произошедшее послужит вам уроком, Ваше Величество, и впредь Вы будете более внимательны к моим советам и просьбам, — советник наконец ослабил хватку, и вместо холода одарил королеву горячим потоком живительной силы.

— Довольно беспокойства и лишней суеты, час назад я распорядился, чтоб охрана тайно вывезла принца Стасия из дворца и доставила в Яльскую крепость, что недалеко от Истена. Что-то делать с юношей внутри дворца опасно, а в крепости верные мне люди, которые смогут устроить самоубийство раскаявшегося принца, — советник хищно улыбнулся и провел рукой по растрепавшимся волосам королевы.

— Прости, что повела себя так глупо, Еугений. Что бы я делала без тебя… — слегка приподнявшись на цыпочки и прижавшись всем телом к мужчине, Жардиния положила руки ему на плечи.

Ухмыльнувшись, советник крепко обнял королеву за талию и, чуть наклонившись, прильнул губами к ее губам.

Руазий. Истен. Весна 299 г от разделения Лиории.

Ну что там, Баргот, чего хочет от нас начальство? Нас сменят сегодня или нет? — коренастый розовощекий гвардеец нетерпеливо набросился с расспросами на вернувшегося от начальника охраны товарища.

— Задание нам дали, Орис, важное, — в задумчивости почесав лысый затылок, ответил худощавый гвардеец постарше. И добавил шепотом. — Его Высочество вывезти нужно в Яльскую крепость без лишней огласки.

— Эх… — вздохнул обреченно молодой гвардеец, — А я собирался сегодня ночью навестить красотку Эзель из портового квартала…

— Ладно, пойдем за Его Высочеством, он человек благородный, хоть и слухи про него всякие ходят. Это ведь не преступника в крепость везти, сопроводим быстро до места и свободны. Я вернусь, начальнику охраны доложу, а ты сразу к своей Эзель отправляйся, дело молодое, — подмигнул товарищу Баргот и похлопал его по плечу.

Орис кивнул и вставил ключ в скважину замка. Маленькая комната встретила вошедших в нее гвардейцев тусклым светом кристалла и мертвой тишиной.

— Ваше Высочество… — шепотом позвал принца Баргот, — Вы здесь? Но в комнате никого не было — ни на деревянной кровати под тяжелым балдахином, ни у стола, ни в кресле, ни у книжного шкафа. Орис быстрым шагом прошел в примыкающие к комнате уборную и ванную, но и там никого не оказалось.

— Кажется, принца здесь нет… — пробормотал побелевший от ужаса Орис подошедшему к нему не менее напуганному товарищу.

Баргот молча чесал лысый затылок.

— Надо, наверное, начальству доложить… — робко предположил молодой гвардеец.

— И попасть на плаху вместо сбежавшего принца… — все также, почесывая затылок, пробормотал Баргот. — Вина наша, не устерегли, думать надо, как теперь из воды сухими выйти. Гвардеец помолчал какое-то время, и неожиданно лицо его просветлело.

— А мы и вывезем Его Высочество в Яльскую крепость, — с уверенностью произнес Баргот и, заметив недоумение товарища, пояснил ему вполголоса. — Вон одеяло скрутим, накинем плащ, — он кивнул в сторону кровати, — вынесем аккуратно, и в экипаж, а там устроим все будто при побеге принц погиб, с утеса прыгнул или еще что. Это кстати, лишним не будет, — хмыкнул Баргот, повертев в руках золотой с рубином перстень принца, забытый им в спешке на прикроватном столике, и засунул вещицу в карман.

— Но, а где же мы возьмем тело? А, Баргот? — все также недоуменно спросил товарища Орис, уже скручивающий одеяло потуже и закутывая его в плащ.

— Кум у меня — могилокопатель, в беде не оставит, — уверенно кивнул головой Баргот и подхватив получившийся сверток с одной стороны, будто спящего человека, скомандовал:

— Выносим Его Высочество, Орис, чем быстрее управимся, тем быстрее попадешь к своей красотке. Молодой гвардеец послушно подхватил воображаемого принца Стасия с другой стороны, и гвардейцы покинули комнату.

Мароста. Весна 299 г от разделения Лиории.

Вечером Роткив играл и пел для собравшихся в главной зале приютившего их замка. Ему, как обычно, подносили чарки с вином, просили петь еще и еще. Хозяин поместья, с благодарностью, преподнес чашу черненого золота, наполненную монетами, на которую певец и не взглянул, как всегда во время исполнения, пребывая в каких-то своих мыслях.

В какой-то момент, он встал, поблагодарил всех за внимание и, невзирая на разочарованный вздох присутствующих, удалился в предоставленные ему покои.

Проснулся от того, что откинулось одеяло, и холодный воздух коснулся обнаженной кожи. Теплое девичье тело скользнуло к нему в постель, тут же прогнав ночную прохладу. Певец решил, что это та черноволосая служаночка, что была с ним вчера, и прижал девушку к себе.

— Крея… ты все-таки пришла… — он не забыл еще, как неловко выставил ее утром, окончательно попрощавшись.

— Ах…

Тихий вздох, порывистые объятия, то, как она прильнула к нему… все было не таким, как вчера. Он осторожно провел рукой по волосам любовницы, чувствуя, что что-то изменилось. Вдохнув отличный от вчерашнего, знакомый и навевающий мысли о другой женщине, аромат, молодой человек потянулся зажечь стоящий рядом с кроватью светильник.

— Нет! — нежные пальцы сильно сжали его ладонь, не давая осветить комнату. — Не нужно!

Тонкие руки обвились вокруг шеи, горячие губы попытались прижаться к его губам.

— Погоди… — он отстранился, привстав на постели. Что-то было не так.

— Я тут, зачем тебе свет? — горячий шепот коснулся уха. Девушка цеплялась за его плечи, никак не желая отпустить.

— Я сейчас, — мягко отодвинув ее руки, Роткив все-таки встал с кровати.

Вспыхнул неяркий свет, пламя осветило светлые волосы и смущенное личико Лисы. Она с вызовом глядела на мужчину.

— Что ты тут делаешь? — менестрель не был сильно удивлен, скорее рассержен.

Девушка натянула на себя одеяло и сжалась на краю постели.

— Я пришла к тебе. Раз они все приходят, то почему нельзя мне? — дерзко сверкнула она глазами из под растрепанной челки.

— Может потому, что тебя не приглашали? — молодой человек отвернулся, надевая штаны, а когда, справившись с завязками, снова посмотрел на нее, то увидел, что глаза ее полны слез.

— Чем я хуже остальных? — Лисания обиженно смотрела на него.

— Перестань. Ты мой друг. Я не могу поступить с тобой подобным образом, — он поднял с пола сброшенное ею платье, положил на кровать и снова отвернулся, — оденься. Тебе нужно уйти.

— Но почему? Почти два года я смотрю, как они приходят к тебе по ночам и уходят по утрам с загадочной улыбкой. Каждый раз разные. Красивые и не очень… такое чувство, что тебе безразлично, кто из них скрасит тебе ночь. Но ни разу за это время ты не позвал меня! Хотя я ждала… каждый день я жду этого! Что во мне не так?

— Ты не хуже… ты лучше, — Роткив присел рядом с ней, утирая льющиеся слезы, которые Лиса уже не пыталась скрывать, — такая девушка, как ты, заслуживает большего, чем одна или две ночи, проведенные в чужой постели.

— Не в чужой… в твоей…

— Прекрати. Я не стою твоих слез.

— Я люблю тебя, — она и не подумала начинать одеваться, продолжая сидеть прижавшись к нему.

— Вот поэтому ты и должна уйти, — от вида заплаканных серых глаз сжималось сердце, но он не мог изменить свое решение. — Что я могу тебе предложить? У меня нет ничего. Даже памяти, — с горечью добавил он.

— Мне ничего не нужно… только ты…

— Лиса, сейчас ты оденешься и пойдешь в свою комнату, а потом мы забудем об этом недоразумении.

— Это не недоразумение! Я хочу быть с тобой! Ты совсем меня не любишь? Как ты можешь меня так просто прогнать?!

У менестреля не поднялись руки ее выставить в таком состоянии. Он приобнял девушку, уткнувшуюся ему в плечо, и успокаивающе гладил по спине, пока рыдания не стихли, и она не уснула. Сам же Роткив, в размышлениях, не сомкнул до утра глаз. Осторожно переложил спящую на край, укрыл одеялом и покинул комнату.

Забытый светильник так и горел, пока не закончилось масло.

Как только занялась заря, Роткив перестал мерить шагами просторную террасу поместья и направился к конюшням. Мысли бурлили в голове, не давая покоя. Он подумал, что быстрая скачка поможет привести в порядок растревоженные чувства.

Оседлав вороного, певец бросил его с места в галоп по направлению к вчерашнему озеру.

Зря… ох, зря все-таки он, наверное, так и не удосужился за время путешествия навестить алтарь Богини. В том, что память вернется, как только он коснется священного камня, Роткив не сомневался. Вот только воспоминаний он не хотел. Его устраивали эти два года, проведенные в дороге, когда ни о чем не нужно было думать и ничего не нужно решать. Песни, дуэли, скачки, женщины, которые не рассчитывают ни на что, кроме ласки и маленького знака внимания со стороны странствующего барда. Эдельвия… Коэнрий… Халан… Башанг… даже до Арамаи они добрались. Новые люди, обычаи, новые места… дорога… вот теперь Мароста. А дальше? Снова Эдельвия? Или путешествие по северному морю, на которое на днях намекнул неугомонный Теольдий? И никаких воспоминаний и никакой боли. Почему-то он не сомневался, что в забытом прошлом его поджидает что-то трагическое. До сегодняшней ночи он не хотел знать. Гнал от себя эти мысли. Топил в вине, песнях и разудалом веселии.

Но явление Лисании спутало его чувства. Сейчас, несясь верхом в бешеном галопе, менестрель пытался снова вытрясти эти думы из головы. Выбить их встречным ветром, снова вернуть хрупкое состояние бездумного покоя, которым жил еще вчера.

«Ах, Лиса… светловолосая разбойница с дерзким взглядом и нежными руками! Что же ты нашла в оборванном бродяге, подобранном на широком тракте? — ветер трепал длинные волосы барда, прохладный утренний воздух освежал кожу. — Что заставило тебя влюбиться в мужчину без прошлого и будущего?» Он ненавидел себя за то, что не может полюбить эту милую девушку так, как она того заслуживает и сделать ее счастливой на всю жизнь.

Озеро открылось внезапно из-за деревьев, и он, не останавливая коня, влетел в обжигающие холодом брызги, продолжая скачку по мелководью вдоль берега. То, что нужно для прояснения мыслей и упорядочивания чувств! Да! Он поедет к алтарю! Пусть это будет камень Серых Скал, раз уж они неподалеку от этого поместья. Сейчас он вернется и скажет Риммию, что согласен. Нужно вернуть себя, какую бы боль ни принесли с собой воспоминания.

Руазий. Истен. Весна 299 г от разделения Лиории. Агния.

— Виллем, друг мой, что произошло? Что с тобой? Почему в городе только и говорят о самоубийстве раскаявшегося в своих злодеяниях принце? Ты не успел? Стасий погиб, и это действительно его останки найдены в ущелье недалеко от Яльской крепости, как поговаривает народ? — Не переставая задавать мучавшие ее вопросы, Агния быстрыми шагами пересекала длинную комнату чародея, на ходу скидывая с себя дорожный плащ.

Заметив, наконец, что лежащий на кровати и не ответивший ей Виллем, смертельно бледен, бросилась к нему, присела у изголовья. Не говоря больше ни слова, девушка гладила и целовала разметавшиеся по подушке черные волосы, впавшие щеки, горящий лоб и пересохшие губы чародея, пока он не произнес едва слышно, посмотрев на Агнию затуманенным взглядом:

— Я спас ему жизнь, Агния… как обещал… перенес тайный ход… по слишком много сил потрачено… не рассчитал…

— Стасий жив? Виллем, спасибо тебе… — Агния резко переменилась в лице, не в силах скрыть переполнявших ее эмоций. Чародей заметил, как озарилось радостью лицо подруги, и сделал попытку улыбнуться. Впрочем, девушка почти сразу же переключилась на больного, как бы устыдившись своей вспыхнувшей радости. — Но, Виллем, зачем ты отдал свои силы на чары? Почему не воспользовался тем, что умеешь, как темный чародей? Тебе же никогда не вернуть потраченных на это лет жизни!

— И ты, полагаешь, что Еугений не обнаружил бы тогда… — грустно усмехнулся Виллем.

Агния кивнула:

— Все верно, во дворце лишь один темный чародей такой силы, тебя б вычислили в ту же ночь… А в то, что темный пожертвует своей жизнью ради почти незнакомого ему человека, в это приест поверит с большим трудом, поскольку сам на такое не пошел бы… Ты все сделал верно, друг мой, я благодарна тебе…

Девушка не переставала гладить чародея по голове, поправляя непослушные волосы.

— Я обещал тебе… принц на корабле уже далеко отсюда… он справится… в ущелье нашли останки и его кольцо… кажется, даже королева верит в самоубийство… — сквозь силу добавил Виллем.

— Ты Великий чародей, Виллемий… — прошептала Агния и еще раз припала к его губам.

— Но все разговоры оставим на потом, тебя нужно поднять на ноги как можно быстрее, чтобы не вызывать подозрений. Разрешишь побыть твоим личным врачевателем? — и, улыбнувшись, Агния начала доставать из небольшой кожаной сумки, крепящейся у пояса, и выкладывать на стол холщовые мешочки, пахнущие целебными травами и цветами.

Сделав очередную неудачную попытку улыбнуться, Виллем бессильно откинулся на подушку и почти сразу провалился в сон под убаюкивающие нотки голоса Агнии.

Еугений ждал ее на западной террасе дворца, как и в прошлый раз. Старец в сером балахоне чародея прогуливался от колонны к колонне и вертел в руках сорванную недавно белую чайную розу.

— Агния, дочка, ну как прошла твоя поездка в Листенкинг? — почти ласково улыбнулся приест, вышедшей на террасу девушке, приобняв ее за плечи.

— Я довольна посещением родового поместья. Ты же знаешь, Еугений, как давно я мечтала поехать туда. Все запущено, конечно, сад зарос до невозможности за прошедшие столетия, но я не оставляю надежды однажды возродить былое величие моего родового замка. — Улыбнулась в ответ советнику Агния.

— Подобные действия с твоей стороны преждевременны… надеюсь, ты понимаешь, что переезд в Листенкинг вызовет ненужные расспросы и подозрения относительно тебя. — покачал головой советник.

Агния кивнула, соглашаясь.

— Впрочем, ты не выглядишь отдохнувшей, скорее напряжена, — продолжил Еугений, — уж не болезнь ли твоего друга-чародея тому виной?

В глазах советника мелькнула хитрая искра, от чего сердце Агнии сжалось в недобром предчувствии. Девушка собралась с силами и, сделав удивленное лицо, спросила:

— О какой болезни ты говоришь, Еугений? У Виллемия обычная мигрень, после настоя трав он уже утром будет бодр и свеж.

Советник засмеялся:

— Это прекрасно, потому что Виллемию в твоем сопровождении нужно будет как можно скорее отбыть обратно в Эдельвию. Вернетесь к этому писарю… Полесских кажется…

Агния кивнула.

— Добьешься, чтоб писарь, как человек в княжестве уважаемый, рекомендовал своего помощника для работы в дворцовой канцелярии. А дальше, используя все наши связи в Эдельвии, ты будешь способствовать продвижению чародея как можно ближе к князю Густавию. Все ясно?

— Я поняла тебя, Еугений.

Советник посмотрел на девушку внимательно, все с той же хитринкой во взгляде, подошел вплотную и, все так же лукаво улыбаясь, украсил смоляные кудри Агнии белоснежным цветком:

— А ведь прав я был, когда говорил, что не стоило привозить Виллема в Истен? Видишь, как местный климат негативно воздействовал на его здоровье.

— Да, несомненно, прав… пойду, наверное, отец… — согласилась Агния и собралась было уходить, но Еугений остановил ее еще одним вопросом, от которого девушке снова стало не по себе.

— Агния, а почему ты ничего не спросила меня о трагической кончине нашего бедного принца Стасия или тебе неинтересно, что его останки нашли в ущелье у Яльской крепости? — ухмыльнулся советник.

— Моя работа выполнена, Еугений, почему дальнейшая судьба принца должна меня интересовать? — Агния безразлично пожала плечами, не единый мускул не дрогнул на ее лице.

Но советник не унимался, извлек из кармана золотой перстень с рубином и покрутил в руке.

— Собственно, это — единственная вещь, по которой изуродованное, упавшее с такой высоты тело смогли опознать.

— Что ты хочешь сказать этим, отец?

— Лишь то, что люди видят то, что хотят видеть, — улыбнулся приест. — Иди, дочка, отдохни, впереди у тебя новая нелегкая задача.

Агния поцеловала протянутую приестом руку и вышла с терассы. А Еугений проводил долгим взглядом ее стройную фигурку в шелковом вишневом платье, с сожалением отметив, что такой девушке, под дудку которой, кажется, будут плясать и свет, и тьма, а не бездарной Жардинии, нужно было оказаться на троне Руазия.

Мароста. Весна 301 г от разделения Лиории. Лисания.

Лисания была очень расстроена. Все складывалось так неудачно, начиная со вчерашнего дня. С утра, проходя по коридору мимо комнаты барда, она буквально столкнулась с очередной девицей, покидавшей его покои. И хуже того, он видел ее, проводил недовольным взглядом. Вот теперь Роткив наверняка думает, что она шпионила за ним. Но, если быть честной хотя бы с собой, то именно этим она и занималась. Не могла удержать себя в комнате в эти рассветные часы, всегда стараясь оказаться неподалеку от его дверей, чтоб увидеть с кем он провел эту ночь. Они всегда были разные — девицы всех возможных мастей и форм. Блондиночки и брюнетки, полненькие и худощавые, обычные симпатюлечки и, на ревнивый взгляд Лисы, откровенно страшненькие. Она вела негласный учет всех его пассий, пытаясь понять, каких же женщин он любит. Пыталась стать такой, но каждый раз убеждалась, что нравится барду кто угодно, кроме нее. Вернее нет. Она чувствовала теплоту его отношения, но это было не то. Не того Лисания хотела от мужчины своей мечты.

Богиня! Он не был таким красивым, как ее молочный брат, широкоплечим гигантом, как близнецы Рой и Нахтон, очаровательным балагуром, как Теольдий, который мог обаять кого угодно. Но что-то притягивало ее в этом серьезном, иногда даже немного мрачном, человеке. И, разумеется, все в нем менялось, когда он брал в руки лютню.

Когда он пел чуть хрипловатым голосом или просто перебирал струны длинными пальцами, Лиса чувствовала себя счастливой. Она прижималась щекой к рукаву его куртки и сидела так, чувствуя единство с исполнителем. Все, находящиеся рядом, завороженно слушали и смотрели на нее и на певца, воспринимая их как единое целое. Девушка чувствовала это. Она могла просидеть так вечно. Певцу подносили чарки с вином, он пил, как будто пытаясь забыться, снова пел, а потом, внезапно вставал и уходил спать. А она оставалась, собирая монеты и страдая от того, что не может последовать за ним. А после бродила неподалеку от его дверей, наблюдая, как очередная служаночка трактира, приютившего их на ночь, или горничная поместья лорда, у которого они остановились, пробиралась к нему, не сильно скрываясь. Если Роткив был почти трезв, то он выпроваживал девицу сразу же, и тогда Лиса праздновала маленькую победу и шла спокойно спать к себе. Когда же вина было слишком много, ночная гостья задерживалась у певца до рассвета, и Лисания места себе не находила, полночи просиживая у дверей своей комнаты и вслушиваясь в звуки снаружи, невидяще глядя в открытую книгу. Успокаивалась она тогда, когда очередная пташка, под утро, покидала постель менестреля. В щелку подглядывала, как он, хмуро выпроваживал девицу и одаривал ее какой-нибудь безделушкой, выставляя за дверь. Только после этого Лиса могла заснуть.

Несколько раз ее заставал за этим занятием Риммий. Каждый раз осуждающе вздыхал и уводил к себе, где наливал бокал вина и утешал разговорами.

Вчера же, Лисания наконец то решилась. В конце концов, чем она хуже всех этих вертихвосток, чередой проходящих сквозь его жизнь и не оставляющих в ней следа? Она проникла к нему ночью, так же, как та горничная, накануне подмеченная ею. Только ничем хорошим это не закончилось. Роткив чуть не выставил ее за дверь, почти сразу же узнав. Ничего Лиса не добилась. Проревела полночи, как дура, а он ее утешал глупыми словами. А как только она задремала — сбежал. Да потом еще, когда уходила из комнаты барда, натолкнулась на Риммия. Братец удивленно приподнял брови, но глядя на ее хмурое лицо и заплывшие от ночных слез глаза, ничего не сказал, а взяв за руку, отвел к себе.

— Лиса, оставь человека в покое, — усадив девушку в кресло и подав стакан воды, Рим встал у окна, изучающее смотря на нее. — Ну, сколько можно страдать и делать глупости? Я тебе уже сто раз говорил, что ничего хорошего не выйдет. И вот теперь ты убедилась? Дай ему разобраться хотя бы в себе.

— Ничего и не было, — мрачно буркнула Лисания, поставив стакан на изящный столик.

— Даже и не сомневаюсь, — Риммий устало вздохнул, и опустился на пол возле ее ног и, взяв сестру за руку, ласково сжал ее в своих ладонях.

— Ну почему? — слезы, казалось бы, закончившиеся ночью, снова потекли по ее щекам. — Чем я хуже всех этих…

— Я уже объяснял тебе разницу… — брат провел по лбу девушки свободной рукой, убирая светлые пряди с ее лица. — Уверен, что и Роткив говорил. Если тебе просто нужна была бы компания на ночь, то нет проблем. Он бы, наверняка, по дружески, ее тебе составил. Но тебе нужно большее… а потому, не трогай ты его.

— Но я согласна и так…

— Он не согласен. И, потом, может у него в прошлой жизни остались жена и трое детей? — улыбнулся Рим, видя, что девушка уже почти пришла в себя. — Он и сам этого не знает и тебе ничего не может обещать.

— Тогда уже отвези его к алтарю, и пусть он все вспомнит. Я так больше не могу, — она, освободив пальцы от рук брата, встала с кресла и, подойдя к двери, обернулась к Риммию, — я верю, что в его прошлом нет помех для моей любви.

— А вот это, сестрица, зависит не только от меня, — он, не вставая с пола, проводил ее взглядом. — И вряд ли продвинет тебя к твоей цели. Ему ведь может и надоесть девица, преследующая его, — тихо добавил граф в закрывающуюся дверь, но девушка услышала…

И вот теперь, узнав, что Роткив уехал верхом прямо с утра, сорвалась за ним. Она наверняка найдет его у вчерашнего озера. И скажет ему, что все поняла. Она больше не будет вешаться на его шею, бросать призывные взгляды и тоскливо вздыхать. Что ж, она согласна просто дружить с ним, раз только это и остается. Только бы, правда, не решил покинуть их окончательно.

Лиса бросилась на конюшню, но ее кобыла не была готова к выезду. Конюх как раз увел ее на перековку. Сегодня не планировалось отправляться в дорогу. Граф хотел воспользоваться гостеприимством хозяина и уехать только через несколько дней.

Девушка кусала губы в досаде. Как же так! Как раз, когда она решилась!

— Я возьму жеребца брата, — нетерпение снедало ее.

— Но, госпожа, возьмите кого-нибудь поспокойнее, — конюшенный мальчишка показал на хозяйских лошадок, стоящих напротив. — Вы можете не справиться с ним. Господин граф предупредил, что на Демоне ездит только он.

— Ничего, раз я не могу поехать на своей лошади, то конь брата как раз подойдет, — девушка чуть нервно улыбнулась — хороший повод досадить Риму, она давно уже мечтала проехаться на его вороном. — Я тороплюсь, а конь горяч и мне подходит. Что, господин бард выехал давно?

— Да уж пару часов как… госпожа, ваш брат мне голову оторвет, если я вам позволю уехать на его жеребце. Подождите, сейчас я приведу вам нашу Незабудку — спокойная и мирная, — парень пошел в дальний конец конюшни, — и хороша под дамским седлом. Мы всегда ее седлаем для гостий.

— К драконам Незабудку, — пробормотала Лиса, поглаживая коня брата по черной морде и ожидая когда мальчик отойдет подальше.

Подгадав момент, привычно накинула на спину жеребцу седло, и, закрепив, вскочила в него. Уже выезжая, почувствовала, что пряжка слабовато затянута, но перепроверять было некогда — голос мальчишки, ведущего ей кобылу, уже приближался. Девушка, пришпорив коня, вылетела из конюшен и помчалась вперед, не слушая раздававшихся сзади криков.

Да, жеребец значительно выше ее кобылки, и как-то непривычно было возвышаться на его мощной спине. Сначала Лисания чувствовала себя неуверенно и даже немного испугалась, но скорость захватила ее, мощь коня ощущалась в каждом его движении, и девушка, успокоившись, стала наслаждаться скачкой.

Мароста. Весна 301 г от разделения Лиории. Риммий.

— Господин граф, ваш батюшка приехал, — голос Пириса был полон скрытого яда.

Риммий обернулся от письменного стола и увидел, что герцог Харал стоит у двери, осматривая комнату сына.

— Отец! — Рим подскочил со стула и сделал несколько шагов ему навстречу. — Что вы тут делаете?

— Здравствуй, сынок. Я решил, что тебе пора вернуться домой.

Герцог Ивий Харал, еще не старый, но совершенно седой подтянутый мужчина, прошел в комнату и протянул Риммию руку. Молодой человек взял ее в свою ладонь, усадил отца в кресло и опустился на ковер у его ног.

— Приветствую вас, отец. Что-то случилось? Что вас привело сюда. Распоряжение, чтоб я заканчивал путешествие, можно было прислать и с нарочным.

— Понимаешь, какое дело, Рим, ты же знаешь, что мы с твоей матерью живем уединенно… — начал старший Харал, — так вот, с полгода назад поехал я в Вейст по делам. Ну и во дворце узнал сногсшибающую новость — принц Кассий пропал. Уехал с сообщением в Истен, а на пути назад исчез. Густавий перевернул три королевства, но принц как в воду канул. В последний раз его видели по дороге на Латуссу.

Герцог замолк, а Рим встал с ковра, принес отцу вина со столика и устроился на прежнем месте, приготовившись слушать продолжение рассказа.

И тут я вспомнил, — благодарно кивнув сыну, Ивий взял стакан и пригубил его, — что Пирис мне писал как раз в то время, что вы подобрали бродягу-Барда, не помнящего ничего из своего прошлого. И как раз, примерно, в той же местности.

— Но отец, принц слишком молод для нашего спутника. Наш друг Роткив уже далеко не юноша. И потом, я видел несколько раз принца Кассия в школе чародеев… хотя мы, ученики постарше, не сильно обращали внимание на мальчишек…

— Сынок, ты же знаешь, как могут старить некоторые чары… но место и время… и то, что он тоже бард… вы посещали за эти два года алтарные камни?

— Не было особой необходимости. Возможно, он немного похож… — молодой граф потрясенно замолчал, сопоставляя образ своего друга Роткива с виденным когда-то мальчишкой-принцем.

— Я не стал обнадеживать князя. Я должен был сначала убедиться сам… — герцог допил вино и отдал посуду наследнику. — Теперь-то ты понимаешь, почему я не мог прислать письмо? Я еле вас догнал.

— Отец, но Роткив действительно не помнит ничего…

Дверь распахнулась, прервав Риммия на полуслове, и в комнату вошел встревоженный Пирис.

— Господин граф, прошу прощения, что прерываю, но тут прибежал конюший…

— Что еще? — Риммий встал и грозно глянул на мявшегося на пороге комнаты детину.

— Господин граф, Ваша Светлость, ваша сестра…

— Что-то с Лисой? Я видел ее утром, не тяни, говори!

— Она уехала на вашем жеребце, господин граф.

— Что-о? Я же распорядился, чтоб Демона никому не давали! — Рим почти бегом бросился на улицу, отец кинулся за ним. — Куда она поехала? Коня мне!

— Меня не было в конюшнях, но мой мальчишка-помощник не смог ее остановить… — бормотал испуганный конюший — он-то видел крутой норов черного жеребца и представлял себе масштабы возможного бедствия.

— Ничего, Рим, — успокаивал сына герцог, пока седлали лошадей. — Девочка прекрасная наездница, все обойдется.

— Ты не знаешь. Паршивка сменила штаны на амазонку и пересела в дамское седло! — граф нервно гнул хлыст. — Я клянусь, что выпорю ее, наконец-то! Пусть только Богиня вернет мне ее целой и невредимой.

Мароста. Весна 301 г от разделения Лиории. Ретроспекция. Руазий 313 г. Кассий

Возвращаясь в поместье, Роткив пустил коня размеренным шагом. Все для себя решив и внутренне успокоившись, молодой человек никуда не торопился. Чуть задержался на пригорке, увидев вдали фигурку скачущей всадницы. Отсюда было еще не очень хорошо видно, но по яркому голубому пятну амазонки, Роткиву показалось, что это Лисания скачет ему навстречу во весь опор. Только вот на какой лошади? Роткив, когда брал из конюшни своего жеребца, сам видел, как кобылку девушки уводили на перековку. Присмотревшись внимательнее, перед тем, как всадницу скрыл перелесок, певец с ужасом понял — Лиса скачет на черном жеребце брата.

«Сумасшедшая девчонка, — менестрель пришпорил коня и понесся ей навстречу, — вздумала устраивать головоломные скачки на Демоне!» Скорее перехватить и вернуть домой обоих. «Кто ей позволил?» — беспокойство не оставляло мужчину. И не зря. Из-под деревьев, навстречу всаднику выскочил конь уже без наездницы. Ослабленное и сползшее седло, сиротливо болталось на его боку. Дурные предчувствия оправдывались. Роткив, не останавливаясь, летел вперед. Он уже предполагал, где жеребец мог потерять свою всадницу — на самой границе перелеска был небольшой овражек, преодолеть который можно было по мостику, но лихие наездники предпочитали перепрыгивать через него. Скорее всего там…

Он надеялся… он сам не знал на что… наверное, что смущенная и раздосадованная девушка выйдет ему навстречу по дороге. Но никого не встретил до самого края перелеска. Подъезжая к оврагу, издали заметил пятно голубой амазонки. Изломанная фигурка бессильно лежала на самом краю, среди камней.

Закусив губу в отчаянии, мужчина спрыгнул с коня рядом с Лисанией. Она еще дышала. Слабо и почти незаметно. Ему было страшно дотронуться до нее, но он опустился на колени и взял ее холодные руки в свои.

— Милая… что ж ты… — инстинктивно, видимо повинуясь навыкам забытой жизни, не понимая, как он это делает, Роткив попытался передать часть своих жизненных сил бессильно лежащей девушке. Безуспешно… смертельно бледное лицо, холодные, безучастные ладони… трудные, чуть слышные вдохи… струйка алой крови из уголка рта, пятнающая ворот платья. После нескольких бесплодных попыток влить силы в бесчувственное тело, бард увидел, что серые глаза распахнулись, и Лиса взглянула на него.

— Глупо вышло, — тихий, почти неслышный шепот, губы ее чуть дрогнули, пытаясь скривиться в улыбке.

— Молчи, я сейчас… — дернулся оставить ее на секунду, чтоб хоть снять с коня флягу с водой, но девушка протестующее застонала.

— Не уходи… больно…

— Где болит? — Роткив встревожено сжав ее холодные ладошки, снова склонился над неподвижным телом.

— Не знаю… все… ничего не чувствую… только боль…

— Сожми мою руку.

— Не могу… не чувствую пальцев… ты плачешь? Не нужно…

Певец только сейчас ощутил, что по его щекам потоком бегут безудержные слезы, капая на лицо девушки. Он ничего не мог сделать, только чуть притупить боль, испытываемую ею. Даже сейчас, почувствовав пробуждающуюся силу, попытавшись вспомнить, как ее использовать. Он никогда не был целителем, да даже и целитель вряд ли что-то сделал бы в этом случае. Внутренним зрением он видел, что она умирает. Остановить бы невидимое кровотечение, срастить бы все мелкие и крупные разрывы органов и тканей, множественные переломы костей, перебитый позвоночник — жеребец проволок ее за собой несколько метров, пока не выбросил из седла окончательно. Это было не под силу никому. Отчаяние затопило барда. Он гладил ее остывающие кисти, забирая боль, кусая в бессилии губы и бормоча что-то бессмысленное и успокоительное:

— Это я… я виноват во всем. Все пройдет… сейчас… потерпи… все обязательно будет хорошо… — шептал он, внутренне холодея и понимая, что «хорошо» уже не будет никогда.

— Послушай… не вини себя. Ты самый лучший… друг. Именно это я хотела сказать тебе, когда ехала сюда, — прерывистый голос уже был на грани слышимости, и Роткив с трудом разбирал слова. — Только пообещай мне…

— Все, что хочешь, милая… — сейчас он был готов сделать все, что только она попросит.

— Обещай… — шепот прерывался мучительными вдохами, кровь опять потекла по губам, — что поедешь к алтарю и вспомнишь прошлое.

Он с силой сжал ее пальцы, ее боль разрывала его нервы. Он был потрясен — на грани миров девушка думала о нем!

— Ты не виноват… я сама… но обещай же!

— Я сделаю это. Даю слово.

Слабая улыбка тронула ее губы, серые глаза закрылись:

— Спой для меня…хочу услышать твой голос, мой певец…

Глядя куда-то за горизонт, держа в объятиях холодное неподвижное тело Лисы, он запел хриплым срывающимся голосом нежную песню на чужом языке, а слезы бежали, оставляя мокрые следы на голубой пыльной амазонке, и теряясь где то в светлых растрепанных волосах. Вместе с тем, как жизнь покидала тело девушки, ее боль покидала его грудь, но он не чувствовал облегчения.

— Ну и долго ты еще собираешься сидеть в прострации? — дядюшка хлопнул ладонью по столу так, что бумаги, лежащие на нем, подпрыгнули.

Кассий рассеянно посмотрел на Тиберия, оторвавшись от окна, с которого не сводил взгляд вот уже с полчаса.

— Я уже в пятый раз спрашиваю тебя, что ты думаешь по поводу этого свидетельства, а ты ведешь себя так, как будто тебя это не касается. Хотя, именно твоя инициатива заставила Густавия заняться этим делом, — Тиберий встал из-за стола и нервно заходил по комнате. — Подумать только — пять лет, как мы этим занимаемся, а с мертвой точки почти не сдвинулись. А ты, между прочим, ни разу за это время сюда не приезжал, и даже сейчас безучастен и рассеян.

— Ну, почему же совсем ничего… — Касс стряхнул неуместные воспоминания, не дававшие ему покоя со времени приезда в Истен. — Мы совершенно доподлинно выяснили, что тело в королевской усыпальнице не принадлежит принцу Стасию. И что тогда, тринадцать лет назад, он остался жив.

— О да! Только это мы и так знали, основываясь на твоем видении, племянничек! Дальше то что? Куда он делся? Растворился в воздухе? Вот уже пять лет твои люди топчутся на одном месте, а ты изволил сюда явиться в первый раз и то… сам на себя не похож. От этого твоего шалопая Керста толку больше, чем от тебя!

— Теольдий не шалопай. Он умелый и талантливый дознаватель и чародей. Вдобавок еще и мое доверенное лицо, — Кассий так же рассеянно просматривал бумаги, привычно огрызаясь на старого ворчуна.

— Талантливый он… этот обормот умело только вино хлещет да девкам под юбки заглядывает! — Тиберий не на шутку разошелся, — передай этому своему «доверенному лицу», что я его отправлю в Эдельвию мигом, если еще раз услышу о его похождениях, чтоб не позорил княжество! Посол жалуется, что весь Истен на ушах стоит от его выходок. Раз уж он тут считается на службе нашего посольства, то пусть и ведет себя пристойно.

— Моих людей отстранить от службы могу только я. Или князь. А меня работа Теольдия Керста более чем устраивает, — холодно отчеканил бард, вмиг сбросивший свою рассеянность, как только разговор коснулся его друга. — Льщу себя надеждой, что в данном вопросе, отец, все-таки, прислушается ко мне. Теольдия я сам отзову отсюда, когда он мне понадобится в другом месте.

— Вот как ты заговорил? А кто просил меня глянуть на бумаги непредвзятым глазом? Не мое это дело — искать принца Руазия, — надулся дядюшка совсем по-детски. — Вот сам и занимайся этим, вместе со своим шалопаем Керстом! А я пойду спать.

— Тиберий, повторюсь — Керст не шалопай. Это лишь образ, который он на себя напускает, — Кассий устало потер ноющие виски. — А ведь это именно Теольдий нашел и разговорил тех стражников, что должны были переправить принца в крепость. Кто поверит, что этот светский хлыщ — эдельвийский шпион?

— Вот и я не верю! Очень уж образ совпадает с сущностью этого обормота, — Тиберий обернулся в дверях, — кстати, ты, занимаясь Руазием, не забыл часом, что твое основное дело в Коэнрии? Женитьба князя, в основном, зависит от тебя.

— Да помню я, помню. Не волнуйся, за принцессой Юлией приглядывают.

— Еще один такой же ветрогон, как и этот твой Керст? Если ты надеешься, что пропадет и эта, а корона достанется тебе, племянничек, то знай, что я этого не допущу!

— Побойся Темного лика Хозяйки, Тиберий! Мне и без короны хватает и власти, и приключений, и головной боли. Я бы еще половину кому-нибудь отдал!

— Да уж, приключений ты на свою… голову найти умеешь, племянничек, — дверь за старшим родственником закрылась, оставляя Касса в одиночестве за разбором бумаг.

Но работать он был не в состоянии. Головная боль усиливалась, а воспоминания, в которые его кидало, становились сродни приступу ви́дения, от которого он никогда не мог никуда скрыться.

Руазий. Истен. Весна 299 г от разделения Лиории. Агния.

В задумчивости она перебирала клавиши белого рояля. Это были всего лишь звуки… Не связанные в мелодию, извлекаемые неумелыми пальцами, они печально пронзали тишину комнаты. Лишившись хозяйки, это уютное место стало пустынным и каким-то мрачным. Одиноко стояли у стен диваны, подушки на них лежали как-то неуместно правильно. В воздухе не витали ароматы свежезаваренного зеленого чая и сладостей. От стен не отражался больше заразительный звонкий смех принцессы Стасии, а за витражными окнами серой стеной лил дождь.

— Скучаешь о ней? — Виллем вошел бесшумно и теперь стоял у Агнии за спиной.

Девушка вздрогнула и обернулась.

— Ты? Как ты нашел меня?

— Прости, но это не сложно заметить, ты приходишь сюда каждую ночь, с тех пор, как стало известно о гибели принцессы, — Виллем присел к роялю рядом с Агнией, прижавшись плечом к ее плечу.

— Она не погибла… Не могла… Ее похитили, но ведь тело не нашли… — инструмент издал минорный аккорд.

— Но, Агния, тело, скорее всего, и не найдут… Ее Величество уже вовсю носит траур…

При имени королевы в глазах Агнии вспыхнул зеленый огонь.

— Эта мерзавка Жардиния! Носит черное, потому что цвет удачно подчеркивает ее фигуру! А как заламывает руки, как увлажняются ее глаза при словах о принцессе, из нее б вышла хорошая лицедейка! Но как она обвела меня вокруг пальца?! Подстроила все так, чтоб после смерти Шалиам-бая, я расслабилась и оставила Стаси без присмотра! Если б я не уехала… Если б я проводила ее до Орта… — Агния склонилась на клавиши, обхватив голову руками, при этом рояль издал пронзительные, режущие уши, звуки.

— Не вини себя, ты сделала все, что смогла… — попытался успокоить девушку Виллем, погладив ее ласково по спине. Но Агния лишь тихонько всхлипывала, подрагивая всем телом. Чародей подхватил ее на руки и отнес на диван, укрыв мягким пледом.

— Хочешь, заварю тебе чай? — кивнул он на стоявший неподалеку столик с принадлежностями для чаепития. И, не дожидаясь ответа, занялся приготовлением бодрящего напитка.

— Стаси тоже всегда заваривала нам чай… Мне и брату… Как думаешь, Виллем, со Стасием там на корабле все в порядке?

Чародей промолчал, а Агния снова погрузившись в свои мысли, смотрела на ливень за окном. В затянутом пеленой ночном небе она пыталась различить те звезды, которые показывал ей сначала ее собственный брат, а потом принц Стасий. В ушах Агнии звенела та самая мелодия, которая познакомила их с принцессой Стасией. А в комнате уже витал такой знакомый аромат свежезаваренного зеленого чая, на этот раз заботливо приготовленного темным чародеем.

Мароста. Весна 301 г от разделения Лиории. Ретроспекция. Руазий 313 г. Кассий

Уехали из гостеприимного поместья сразу после похорон Лисы.

Не сговариваясь, свернули с дороги в сторону Алтаря Серых Скал, что почти на границе с Коэнрием. Роткиву нетерпелось поскорее выполнить обещание, данное умершей девушке, а почему за ним свернули остальные, он не спрашивал. Видимо, каждому чародею было что сказать Богине после этого путешествия. Певец был настолько поглощен своими мыслями, что присоединения к их группе герцога Харала просто не заметил.

На подъезде к горам тропа разветвлялась. Одна шла дальше вдоль кряжа к домику Хранителя, а вторая выше, к алтарю. Тут отряд разделился. Все поехали понизу, а Роткив направил своего коня в горы. Он не мог больше откладывать. Понимание необходимости этого посещения жгло огнем изнутри. Слишком долго он собирался и медлил. Возможно, сделай он это раньше, и Лисания была бы жива. Как то незаметно для барда, этот внутренний разлад с собой перестал касаться только лично его, затронув и окружающих людей. И смерть девушки теперь отягощала его душу.

Для обычного человека камень алтаря ничем не выделялся из нагромождения валунов на открытой всем ветрам площадке, разве что лежал у самого обрыва. Только тот, кто видел неочевидное, мог почувствовать, как от него ощутимо веяло силой.

Оставив коня еще на предыдущей длани гор, певец не стал задерживаться и любоваться видом с высоты на окрестности. Он сразу же подошел и склонился к алтарю, легко коснувшись его ладонью. Мягкое тепло разлилось по венам от этого прикосновения, сердце сбилось, перестраиваясь на новый ритм. Сила хлынула потоком через него, что-то отбирая, что-то отдавая, он еще не мог понять, что именно терял, а что приобрел. На первой от алтаря полупрозрачной ступеньке сидела женщина в белой накидке. Богиня на этот раз не спускалась по лестнице к нему, а укоризненно смотрела на него снизу вверх. У барда возникло чувство, что она так и ожидала его на этом месте все те годы, пока он собирал свои силы для визита.

— Наконец-то, ты изволил явиться, упрямый мальчишка! — Светлая поднялась на ноги и расправила складки одеяния, и так идеально ровно спускавшиеся на камень. — Я давно жду тебя.

Воспоминания медленно проступали, как рунные письмена на старом камне под рукой чародея. Никакой он не бродяга-менестрель! Теперь он знал свое имя, но нечем ему было гордиться. Поддавшись горю и слабости, он позорно сбежал в беспамятство, презрев обязательства и веление долга. Не думал о страданиях близких ему людей, потерявших его почти на два года. Предавался порокам, свойственным молодости, в то время, как его бедный отец, наверное, уже отчаялся найти единственного, пусть и незаконнорожденного, сына.

Да, он потерял надежду быть с любимой девушкой, что и сейчас болью отдавалось в сердце, но это не давало ему права вот так бездумно бежать от реальности и обязанностей.

И он убил человека бесчестным способом, воспользовавшись своим преимуществом, а не в поединке. И то, что человек этот отнюдь не блистал добродетелями, а сам Кассий чуть не расстался с жизнью при этом, ничуть не умаляло вины. Сейчас, припоминая хитрые маленькие глазки секретаря королевы Жардинии, Касс не испытывал чувства сожаления или раскаяния. Этот башангец с таким вожделением смотрел на принцессу, как на свою личную собственность, а девушка не скрывала своего отвращения… нет, молодой человек не раскаивался в содеянном. Но не Кассию было судить о том, кто достоин жить, а кто нет. Это он понимал. Даже тогда, но особенно сейчас. И он помнил это тошнотворное чувство власти над беззащитной жизнью другого человека. Он не хотел бы больше испытать такое. Его учили соблюдать справедливость и равновесие, служить людям во благо. Его стихией был поединок, пусть смертельный, но понятный. Вооруженное зло, под личиной разбойников, противостояло ему на дорогах. Он воин, но не палач. И потому, Кассию было мучительно взглянуть в глаза воплощенной силе… себе самому, тем более, что он ни о чем не жалел, и, пожалуй, поступил бы точно так же снова.

А после… он, несмотря на потерю памяти, знал, что прикосновение к алтарю вернет ему его прошлое… просто не хотел ни о чем вспоминать. Из-за этого умерла Лисания. Если бы он сразу все вспомнил, вернулся к отцу, жил бы той жизнью, что должен, то возможно обстоятельства сложились совсем по-другому, и девушка бы осталась жива. Лисания… воспоминания о карих глазах принцессы Стасии не стерли чувства вины в душе молодого воина. И боль свежей потери не притупилась от воспоминаний о потере более давней.

Теперь бард понимал и принимал груз платы за отданные заклинанию силы. Да, это его решение и его расплата, высшие силы не вернут затраченного… спасибо еще, что большего не потребовали. Хотя он с радостью отдал бы больше, лишь бы скинуть эту тяжесть с души и почувствовать себя полностью правым.

— Я вижу, что ты вспомнил… — Богиня с сочувствием смотрела на него. Протянула призрачную руку, чуть коснулась растрепанных волос… — бедный мой бард. Ты всегда был слишком строг к себе. Не взваливай непосильной ноши на плечи, не совершай еще одной ошибки. Все случившееся уже свершилось. Твои вина и честь, намерения и результат — все взвешено, отмеряно и воздано по заслугам. Просто прими то, что получилось, извлеки урок и живи дальше.

— Но почему? — горечь переполняла его душу. — Мне так много дано, но так выходит, что не в моих силах ничего изменить к лучшему. Люди либо гибнут на моих руках, либо от моей руки. А я остаюсь с тяжестью на сердце и чувством неисполненного долга. Я не хочу этой силы. Я хочу простой участи воина.

— Ты волен сам выбирать свой путь. Последние годы ты жил такой жизнью. И к чему это привело? Тебя устраивает результат?

— Я не помнил прошлого, не думал о будущем. Теперь все будет по-другому, — решение пришло к нему внезапно. — Пусть я не могу отказаться от силы, но я могу не использовать ее. Или использовать только то, что не выходит за рамки слабых сил барда. Прости меня, но я не хочу больше.

Богиня молчала.

— Я не вернусь к алтарю. Я справлюсь сам. Думаю, что справлюсь, — он, отвернувшись, направился к тропе ведущей вниз, — прости.

Она, все так же молча, глядела ему вслед. Только, когда он почти скрылся среди серых камней, прошептала:

— Ты вернешься… когда-нибудь…

— Мне нужны результаты, — Кассий сидел за тем же столом, заваленном бумагами, в той же комнате, в доме эдельвийского посла. — Мы уже почти пять лет бьемся над этой загадкой, но дело так и не сдвинулось с мертвой точки.

— Что я сделаю то? — мрачно огрызнулся Теольдий, расслабленно и совершенно неаристократично сидящий на подоконнике.

Окно второго этажа особняка выходило на центральную площадь Истена. В темноте кристаллы освещали памятник Дорию I, и всадник, на вставшем на дыбы драконе, казался загадочным существом в игре теней. Угрюмый Тей не сводил взгляда со старолиорийского монарха — редкое зрелище, так как друг Кассия отличался веселым нравом и шебутной натурой.

— Мы с моими парнями излазили все горы от Большого Яла до Малого. Я лично был в Яльской крепости и беседовал с комендантом.

— И не вызвал подозрений? — Кассий бросил скептический взгляд на друга, оторвавшись от изучаемого письма.

— Какие подозрения, Касс, о чем ты? — Теольдий по-мальчишески хулигански ухмыльнулся. — Комендант Галур — отличный мужик, но пить горазд… а какие там девочки… — «доверенное лицо» блаженно закатило глаза, — ммм мечта…

— Ну-ну, мечтатель… — Кассий не смог сдержать усмешки, — что удалось узнать?

— До крепости узник не доехал, хотя там его ждали несколько дней. И, скорее всего, это правда, потому что Галур обиду лелеет все эти годы. Ему обещали повышение и вознаграждение, а так, как принца там не было, то комендант остался не у дел.

— Я вообще считаю, что королева Жардиния уверена в его гибели, вряд ли она оставила принца в живых и где-то держит… — бард встал из-за стола и стал мерить шагами комнату по давнишней привычке, — Зачем ей это? Раз уж удалось тогда разжечь скандал, то ей выгоднее было бы довести все до конца. Я вообще не понимаю, как принца смогли застать обнимающим королеву. Я же познакомился с ним именно тогда, за месяц до этих событий, Стасий был влюблен до безумия в другую женщину.

— Пф… — Теольдий, все так же сидя на подоконнике, насмешливо сощурился, — обычная подстава… я говорил с гостями, бывшими на том балу. Маска королевы закрывала почти все лицо. А старый индюк граф Шельский до сих пор чешет затылок, пытаясь понять, как он мог увидеть то, чего не могло быть.

— Тей, ты невыносим. Будь же справедлив. Это ты почти пять лет ходил кругами вокруг руазийского двора, вынюхивая и вызнавая все подробности того бала. Ты переговорил с большим количеством людей, разыскивая нужные тебе доказательства, и имеешь в своем распоряжении детали, позволяющие взглянуть на всю картину со стороны. А люди видят лишь то, что на поверхности, — Кассий остановился напротив друга. — Но все это в прошлом и ничуть не продвигает нас в наших настоящих делах. Если принца прячет не Жардиния, если все те из его окружения, с кем ты разговаривал, не имеют к его освобождению отношения, если до сих пор нам не удалось обнаружить его в трех королевствах…

— Значит надо расширять зону поиска. Я тоже так считаю, — Теольдий наконец-то спрыгнул на пол. — Может мне поискать его в других странах?

— Нужен след. Каким способом он мог покинуть страну? Как он вообще исчез из запертой комнаты в глубине дворца? Чары? Но ты говоришь, что среди окружения Стасия не было чародеев, а при дворе их вообще очень мало, и ты проверил уже всех.

— Ну, если тут замешаны чары, то можно вообще никаких следов не найти! Вы — чародеи — большие мастера маскироваться. Если помогал сильный стихийник, то ему ничего не стоило и личину накинуть. Вышел из дворца, а там хоть по земле уезжай, хоть морем уплывай… — Тей оборвал себя на середине фразы и резко замолк, ошарашено глядя, на такого же пораженного идеей Кассия.

— Морем… — эхом откликнулся бард.

Они смотрели друг на друга несколько секунд, переваривая очевидную, но почему-то так ни разу не пришедшую никому из них в голову, мысль.

— Похоже, что скоро твое пребывание в Истене закончится, мой друг, — настроение Кассия стремительно поднималось.

— Хвала Богине! — мрачный сарказм Теольдия как рукой сняло. — Давно опротивел этот Руазий с его интригами.

— Не торопись. Сначала надо найти хоть какие-то зацепки тут в порту, а потом уже куда-то ехать, — но Касс уже не сомневался, что идея верна, — это может занять немало времени.

— Ну и пусть! — азарт охватил шатена, — засиделся я на одном месте. Моя жизнь срочно нуждается в перемене декораций.

Кассий, чуть улыбаясь, смотрел на друга — за прошедшие годы он ничуть не изменился.

Тогда, после посещения Алтаря Серых Скал в Маросте, вся их, погруженная в мрачные мысли, компания отправилась в Эдельвию, по домам. Кассий, занятый своими переживаниями, не обратил внимания на то, что никто не проявил большого интереса к его преображению. Он сам не вдавался в подробности вновь обретенной памяти, но, видимо, приехавший из столицы отец Рима рассказал о нем, и не пришлось ничего объяснять.

Теольдий распрощался с ними первый. Неугомонный нрав не могло укротить никакое несчастье, и он все-таки решил отправиться в путешествие по северному морю, пусть и в одиночестве.

Не доезжая до Вейста, Касс и герцог с сыном, у которых были дела в столице, распрощались с остальными, отправляющимися домой в Салиц. А бард переживал предстоящую встречу с отцом, не зная, что сказать князю о своем двухгодичном отсутствии.

Густавий находился в своем кабинете, когда Кассий быстрым шагом, сквозь строй шарахающихся от него придворных, встречающихся ему в коридорах, устремился к отцу. Неверием и радостью осветилось лицо князя, когда он увидел сына, как обычно в приветствии опустившегося на колено перед ним.

— Ты… — Густавий резко поднялся из-за письменного стола и сделал пару шагов навстречу барду.

— Прости, отец, я виноват… — Кассий с тревогой, жадно смотрел в его лицо, отмечая мельчайшие изменения, произошедшие за два года разлуки. Чувство вины и облегчения затопило его — лицо князя, удрученное заботами, когда сын вошел в дверь, посветлело. Блудному сыну были рады.

— Главное, что жив, — правитель поднял Кассия, чуть сжав за плечи в приветственном объятии. — Ты изменился… слишком повзрослел, для двух лет. Надеюсь, что эти годы ты провел не зря… рассказывай, — он опустился в кресло у камина, а Касс, как в детстве, присел на скамеечку у ног отца и, с трудом подбирая слова, начал говорить.

Разговор затянулся до ночи. Кассия тоже ожидали новости при дворе. Пока он отсутствовал, отец успел жениться по настоянию дворянского собрания. Ведь коэнрийская помолвка была расторгнута в связи с исчезновением невесты, отношения с северным соседом опять обострились. Но знать требовала наследников княжеской династии, и Густавий уступил настояниям. Так что во дворце вот уже год, как заправляла делами молодая княгиня. Правда, желанных наследников пока не предвиделось.

— Отец, ты счастлив? — спросил Кассий перед уходом.

— Я старый воин, а не герой-любовник. Джинивия старается быть хорошей княгиней, но слишком легкомысленна и непосредственна… все эти ленты и кружева… все эти хихикающие и щебечущие женщины, которые составляют ее свиту. Мне непривычно, а потому приходится непросто. Но она хорошая девочка, и я думаю, что мы справимся. Пусть только Богиня пошлет нам наследника, — Густавий чуть усмехнулся, — но я всегда могу скрыться в одном из своих гарнизонов, убежав туда с проверкой от жеманных улыбок и разных дамских штучек.

— Я рад, что она не из Коэнрия, — серьезно посмотрел на отца Кассий, припомнив свое давнее пророчество.

— А я не очень. Коэнрийская принцесса решила бы много политических проблем… да ладно, как вышло.

И дальше полетела монотонная дворцовая жизнь. Придворные постепенно привыкли видеть вместо юноши-бастарда, серьезного, иногда мрачного мужчину, и уже не шарахались, как от призрака, хотя и замолкали при его появлении, провожая любопытными взглядами.

Теперь Кассий не знал, чем занять себя — чародейство он оставил в прошлой жизни. Разгульные лихие деньки жизни Роткива Латусского тоже канули в небытие вместе с личностью знаменитого барда, хотя иногда он слышал песни этого сочинителя, исполняемые столичными менестрелями, а так же рассуждения о том, куда мог деться этот достойный певец. Но это больше не трогало молодого человека. Тоска глодала его душу. Мучительная печаль по несбывшемуся и чувство вины не отпускали его. Хотя песни и вино не наполнили и не излечили его душу, все равно в самые мрачные дни, как ни странно, помогали лютня и бутылка коньяка из отцовских запасов. Но бард нашел для себя и другое занятие — теперь он не вылезал с тренировочной площадки, проводя там большую часть дня и изводя себя упражнениями с мечом. Жизнь без цели и смысла потеряла свою прелесть. Придворные ветреницы поначалу строили ему глазки, и даже как-то раз одна дама не очень строгой морали пыталась навязать принцу свое общество, но Кассий внезапно понял, что не хочет больше чужой женщины рядом с собой. Мысль о близости с этой разряженной и раскрашенной кокеткой вызвала едва ли не тошноту, и он весьма резко, мягкие формы отказа дама понимать не хотела, выказал ей свое мнение, чем тут же заслужил при дворе славу женоненавистника. Но это его тоже не волновало.

Так прошло около полугода, а потом произошло очередное несчастье, потрясшее весь двор — умерла молодая княгиня. Поговаривали об отравлении, но лекари в один голос говорили о женской болезни, которую Джинивия тщательно скрывала. Князь Густавий тяжело переживал потерю. Ведь именно попытка понести убила его очередную жену — та принимала какие-то загадочные порошки с целью излечить бесплодие. Мнимое или настоящее, теперь уже никто не мог ему сказать.

А еще через полгода, когда траур миновал, коэнрийский король Октавианий III предложил князю, в качестве залога мира между их государствами, обручение со своей семилетней дочерью принцессой Юлией. Отношения с Коэнрием всегда были сложными, а обручение обещало быть долгим. Но Густавий, после последней женитьбы, не торопился снова вступать в брак, а потому, чтоб избавиться от давления знати в этом вопросе, и хоть чуть укрепить слабый мир с северным соседом, согласился.

Вскоре после этого, к Кассию пришел отец. Бард сидел в личной библиотеке князя, отдыхал после дня, проведенного с мечом, предаваясь тоскливым раздумьям. Вот уже несколько недель, как он утвердился к мысли, что больше так продолжаться не может. Он уже почти год не покидал Вейста. Его деятельная натура жаждала перемен. Но прошлое держало, не давая жить легко, как до всех этих трагических событий. Он пытался забыться, нещадно гоняя себя на ежедневных тренировках, занимая ими большую часть дня или просиживая тут за книгами по истории и языкознанию. Но этого было мало для него. Он не мог забыть, но старался хотя бы не вспоминать. Он уже хотел идти к князю и просить какую-нибудь работу — ну хоть бумаги разбирать, чтоб почувствовать смысл в своей жизни.

И вот отец вдруг пришел к нему сам…

Кассий встал, оторвав взгляд от фолианта:

— Отец… я не ожидал…

— Сиди, — махнул рукой князь, — я хотел поговорить с тобой.

— Я слушаю, — Касс снова опустился в свое кресло.

— Хватит тебе маяться бездельем, — князь устроился в другом кресле напротив сына, — мы с приором Силением придумали для тебя занятие.

Противоречивые чувства охватили Кассия — радость и досада сплелись воедино. Неужели его так легко просчитать? Отец выбрал как раз самый подходящий момент для своего вмешательства, иначе отчаяние готово было затопить жизнь барда.

— Ты займешься набором людей в тайную стражу. Тех, кому будешь доверять и кем будешь руководить, — Густавий устало потер залысины на лбу, — я не справлюсь со всем сам, сынок. Мне нужен верный человек — для этого тебя и готовили… мне казалось, что эта роль понравится тебе. Ты так похож на мать. Такой же бродяга. И мне совсем не нравится то, что с тобой происходит сейчас. Что скажешь?

— Я хотел просить тебя о чем-то подобном… хоть бумаги разбирать, — облегчение слышалось в голосе барда. — Я только не уверен…

— Мы поможем на первых порах, — перебил князь сына, — И я, и Силений, и Хранитель, и даже Тиберий. Для начала, я хочу поручить тебе негласную охрану моей малолетней невесты. Не приведи Богиня, и с этой что-нибудь случится. Я уже боюсь, что сама судьба ополчилась на наш род и не дает ему наследников. Жаль, что не могу передать корону тебе.

— Поверь, отец, мне нисколько не жаль…

— Знаю, — усмехнулся Густавий.

— А ты помнишь, чем грозит тебе коэнрийский брак? Пророчество не изменилось.

— Я не мальчик, Касс. Рано или поздно у всех нас будет свой конец, не мне бояться его прихода. Я осознаю свой долг и поступлю так, как лучше для княжества. А твоя забота — сохранить моей невесте жизнь. Справишься? — князь пристально разглядывал сына.

— Приложу все силы. А там, как рассудит судьба. Вот только где набрать тех людей, о которых ты говоришь, отец?

— Для начала, расскажу тебе одну историю, приключившуюся на днях… есть у меня один старинный знакомец — герцог Харал. Вот на днях он заявился ко мне и чуть ли ни слезно просил пристроить непутевого наследника на какую-нибудь службу.

При упоминании знакомого имени, Кассий вздрогнул.

— Вы кажется, знакомы? — чуть усмехнулся отец. — Его отец — верный короне человек, а вот как сам граф?

— Риммий Харал — надежный человек, умелый воин и, к тому же чародей, — бард уже обдумывал про себя вероятность найти Теольдия и остальных парней. Это будет основа его отряда. Да, это дело ему нравилось.

— Ну что ж сынок, я вижу, что тебе по душе мое предложение? — Густавий не сомневался в ответе — в глазах сына уже была дорога.