К Хранителю время от времени приезжали чародеи из разных мест. Кто по делам, а кто и к алтарю. Ночевать оставались в нашем домике, по вечерам рассказывая разные столичные новости, да и просто интересные вещи.

Чуть больше, чем через год, в первый раз за то время, что я стала учиться у отшельника, приехал Кассий.

Стоял теплый день середины осени, из тех, когда солнце пронзительно ярко обрисовывает золотую листву на деревьях. Я развешивала сушиться свежевыстиранное в ручье белье, когда почувствовала спиной чей-то взгляд. Обернувшись, я увидела его, стоящего у края леса, окружавшего наш домик. Только теперь, почувствовав вдруг переполнившую меня радость, я поняла, как ждала его прихода. Бросив занавеску, которую как раз собиралась повесить на веревку, я, не рассуждая, рванула к нему через все пространство, разделявшее нас, намереваясь кинуться на шею. Но, по мере приближения к своей цели, я все замедляла свой бег, с каждой секундой чувствуя неуверенность — я не знала, рад ли он видеть меня, имею ли я право на объятия при встрече. Да, мне те два дня нашего знакомства запали в душу очень глубоко, но что могла значить сельская девчонка для столичного чародея, под ногами которого лежал весь мир?

Он был рад. Я разглядела это в его теплых карих глазах, в которых затаилась улыбка, когда, уже медленно, подошла и остановилась напротив него.

— Здравствуй, — робко произнесла я.

— Здравствуй, Леся, — чуть улыбнулся он, сжав мои холодные пальцы своей горячей ладонью. — Ты подросла.

— Наверное. Немного, — улыбнулась и я.

— Проводишь в дом?

— Да, идем. Учитель там свитки разбирает.

Я проводила Кассия в дом и оставила мужчин одних, вернувшись к белью. Пока я заканчивала с работой по дому, Видий собрал ужин, и мы все вместе сели за стол. Мужчины, видимо успели переговорить о делах без меня и теперь Касс рассказывал про то, как съездил куда-то на север, а я не столько занималась едой, сколько глазела на него.

— А я ведь привез тебе подарок, Леся, — внезапно сказал воин и достал из своего мешка какой-то длинный предмет. — Примерь.

— Это действительно мне? — я не могла поверить своему счастью. В руках у меня были ножны с небольшим мечом — примерно таким же, как у него. Дыхание перехватило от восторга.

— Касс, ты рехнулся? — учитель тоже не мог поверить своим глазам. — Она же порежется! Да и ни к чему он ей, она девочка, ты ничего не напутал?

— Видел бы ты, какими глазами эта девочка в прошлый раз смотрела на мое оружие, тогда бы не удивлялся, — усмехнулся Кассий. — Не бойся, это тренировочный меч. Я покажу тебе упражнения, и будешь заниматься без меня. Будешь?

Энергично закивав, не в силах сказать ни слова, я хотела уже убежать — мерить и испытывать подарок, но Видий остановил:

— Сядь и доешь по-человечески сначала!

Я с энтузиазмом принялась за ужин, а мужчины смотрели на меня — Кассий с понимающей легкой усмешкой, а Хранитель удивленно.

— Лучше бы ты ей отрез шелка привез на платье, а то бегает в штанах, как мальчишка, и никаких нарядов у нее нет приличных, — ворчал старик. — Ездил я на торжище с месяц назад, так заказала пару штанов и несколько рубашек. Да и нет на сельской ярмарке ничего толкового.

— Привезу, — серьезно кивнул бард. — Леся, тебе какого шелка привезти?

Я отчаянно замотала головой. Рот был набит, так как хотелось поскорее доесть и ускакать на улицу.

— Не, не… не надо шелка, — я наконец дожевала и сумела запротестовать внятно, — что я с тем платьем делать-то буду? Я ж в любом платье как чучело, да и зачем оно в лесу? Привези ты мне, лучше… нет, ты не подумай, я и этому рада, но если бы меч был настоящий… — почти проскулилось у меня.

— И не вздумай! — учитель аж стукнул рукой по столу. — Нам тут только смертоубийства не хватало.

— Привезу и настоящий, только не в следующий раз, а если увижу, что достойна, — одновременно со стариком, согласился воин. И добавил уже Видию: — что ты переживаешь, пусть тренируется, нельзя полагаться только на чары. Для большого волшебства — сам знаешь, нужно время, а в бою не всегда оно есть. Заодно и в форме будет, а то расслабилась она у тебя тут за книгами, так и жирком обрастет, — поддразнил он меня.

Я задохнулась от возмущения, вскочила из-за стола, и вылетела за дверь.

Там достала из кожаных ножен меч и стала его разглядывать — по форме точно такой же, как у Кассия, только попроще, и не заточен совсем. Но радость тихим клубочком теплилась где-то внутри меня — надо же, не забыл!

Мужчины вышли на улицу следом за мной, и следующие часа два мы с Кассием занимались с его подарком. Он показывал мне, как правильно держать мою новую игрушку, простейшие движения с мечом, ну и упражнения без него тоже, чтоб тело стало крепким и сильным. Все это я обязалась исполнять в точности каждый день. Видий только головой качал укоризненно и насмешливо — дескать: «Посмотрим, насколько тебя хватит».

Кассий остался ждать, когда приедет какой-то человек из Руазия, с которым хотел встретиться у нас, чтоб, как я поняла, никто их вместе не видел. Я присоединилась к его каждодневным разминкам, разумеется, в меру своих сил. Было нелегко — я не привыкла заниматься никакими упражнениями, хоть все детство мы и пробегали с мальчишками по оврагам. Но мне очень хотелось оправдать роскошный дар и доверие барда, и я старалась изо всех сил.

Как-то утром, после завтрака, меня позвали на полянку перед домом, и Касс попросил:

— Покажешь, чему научилась за год?

Я вопросительно взглянула на Учителя.

— Заклинание призыва, например. Покажи работу со стихией — у тебя это хорошо получается, — ободряюще улыбнулся он.

Кассий сразу же перевел взгляд на ручей, протекающий рядом с домиком, ожидая, когда я кого-нибудь призову из него. Традиционно, проще всего у чародеев получалась именно работа с водой, потому, как объяснял мне Хранитель, такие уроки всегда проходили у водоемов, и студенты учились вызывать существ именно из нее. Но мне, почему-то, как раз водная стихия давалась наиболее тяжело — даже неподатливая земля и то слушалась моего слова легче. А любила я работу с воздухом. С его тенями и светом. Учитель знал эту особенность и хитро улыбался, предвкушая удивление зрителя.

Мне очень хотелось создать что-то необычное, поразить воображение барда и доказать, что вся возня со мной была не напрасной. И я, закрыв глаза и сосредоточившись, представила не какую-нибудь бабочку-птичку, которую, наверное, от меня ожидали, я представила, как из лесного воздуха выходит конь. Я позвала его, потянула за тонкую нить воздушной стихии: вот показалось серое, полупрозрачное сторожкое ухо, уплотнилась и проявилась умная морда с горящими черными глазами, светлым бликом на спине заиграли лучи солнца, а грива, дымной тенью струилась и опадала темными кольцами. Конь шел ко мне из леса, мягко и глухо ступая по траве сияющими копытами. Я потянула еще сильнее и открыла глаза. Он уже подошел и встал рядом со мной — немного прозрачный или, скорее призрачный, казалось, что его шкура мерцает и переливается всеми оттенками светло-серого. Он потянулся бархатными губами к непроизвольно протянутой руке, онемевшего от неожиданности Кассия, и тихонько заржал.

Я была горда собой, довольна и не скрывала этого. Видий тоже наслаждался произведенным эффектом — коня он, конечно, и сам от меня не ожидал, но это только усилило его радость.

Воин погладил шелковистую мерцающую шерсть на конской голове.

— А выдержит он хоть тебя, твой призрачный конь? — спросил он, справившись с удивлением.

— Он-то выдержит… — слегка увяла моя радость. — Я не выдержу. Не умею я верхом ездить. Даже залезть не смогу.

— Эх ты, чародейка, — усмехнулся страж. — А ты, старик, куда смотришь? — это уже к Видию обращаясь. — Совсем ты девчонку книгами заморил. Ни верхом, ни бегом не может. Что из нее вырастет-то? — и снова обернувшись ко мне. — Хочешь прокатиться?

— А… можно? — оторопела я от неожиданного подарка.

— Ну, это тебе виднее, лесная колдунья, конь-то твой. — Кассий откровенно смеялся.

Я протянула ему руку, он легко подхватил меня за талию и уверенно закинул на крепкую спину призванного скакуна. Помог удержаться, сам запрыгнул следом, сжал ногами бока коня, и, под ворчание старика, мы тихим шагом двинулись в обход поляны.

Я только что не пищала от восторга. Призванный вел себя достойно и не норовил освободиться. Счастью моему не было предела.

Две недели пролетели для меня, как один день. Занятия с Кассием, прогулки, долгие разговоры у вечернего костра — Видий был занят с бумагами, которые привез ему бард, и, временно, отменил занятия чародейством. Он весь день писал что-то в своей комнате, видимо письма, которые нужно было отправить с воином в столицу.

Но все хорошее когда-нибудь заканчивается — кончилось и мое счастье.

С начала третьей недели испортилась погода, и начались мелкие осенние дожди. А на следующий день в дверь постучал улыбчивый шатен в промокшем плаще и мужчины втроем закрылись в комнате учителя на половину дня, оставив меня готовить пищу и изнывать от скуки и любопытства.

Когда они вышли к обеду, Видий выглядел озабоченным, Кассий был молчалив, а шатен, назвавшийся Теольдием, зубоскалил и смущал меня улыбками.

Быстро закончив трапезу и не рассиживаясь за столом, чародеи опять удалились обсуждать мировые проблемы, а я, прибравшись и не зная, чем себя занять — села за книги.

Так прошел весь этот день — длинный и скучный. После ужина, отклонив предложение учителя переночевать, Кассий, сказав, что уже дождался всего, чего хотел и, как обычно, торопится, попрощался, улыбнулся мне, и ушел в ночную сырость, ввергнув меня в состояние уныния и тоски. Балагуристый Теольдий остался отдохнуть до утра, чтоб с рассветом тоже уйти по своим делам. Но самое большое потрясение ждало утром, когда Видий разбудил меня, уже одетый в дорожный плащ.

— Лесия, мне надо отлучиться на пару недель, — сказал он, с беспокойством глядя на мое заспанное лицо. — Сможешь пожить одна и, если кто-нибудь приедет, сделать видимость того, что я тут недалеко и скоро вернусь?

— Наверное… — я растерялась и не знала, что ответить. Сказать по правде — меня страшило предстоящее одиночество.

— Девочка моя, — Видий положил руку мне на плечо и заглянул в испуганные глаза, — если не можешь или сильно боишься, то я отведу тебя в селение через реку — поживешь там, но лучше бы никто не знал, что я покинул Чернолесье.

Я глубоко вздохнула и покачала головой:

— Я не маленькая, Учитель, я справлюсь, — ах, если бы я была уверена в своих словах хотя бы наполовину. Но подвести Хранителя и не оправдать его надежд, я не могла. — Что такого-то? Я тут год прожила в руке Богини. Ничего мне не сделается, только вот… возвращайся поскорее, а то заскучаю.

Видий улыбнулся моей браваде и потрепал меня по растрепанной макушке:

— Я постараюсь побыстрее, девочка, обещаю, — и, уже с порога, выходя вслед за попрощавшимся Теольдием, добавил, — заниматься не забывай. Приеду — проверю успехи.

И я впервые осталась одна так надолго.

Руазий. Истен. Конец осени 298 г от разделения Лиории. Агния.

Дверь в комнату приоткрылась, и, освещаемый пламенем свечи, к кровати, на которой спала девушка, почти бесшумно подошел приест Еугений. Сев на краешек, ласково, по-отечески погладил спящую Агнию по волосам.

— Дочка, просыпайся, нет времени! Нам нужно поговорить.

Девушка, нехотя открыв глаза, сонным голосом пробормотала:

— Ты уже вернулся?

— Да, но поскольку дела наши не слишком успешны, я через час отбываю снова. Мне просто необходимо дать тебе дальнейшие указания.

Агния резко села на кровати, взгляд тут же стал сосредоточенным и внимательным.

— Я слушаю тебя, Еугений.

Мужчина встал, приложил палец к губам:

— Не здесь. Оденься и спустись на западную террасу, буду ждать тебя там. И так же бесшумно, как и вошел, приест покинул комнату.

Агния же наскоро умылась из кувшина, накинула легкое домашнее платье, стянула волосы шнурком и, стараясь не цокать каблучками, вышла из комнаты. По широкой каменной лестнице девушка спустилась на нижний этаж дворца. Длинный коридор, ведущий в западное крыло, освещался дюжиной световых кристаллов. В ночное время они излучали мягкий голубоватый свет, причудливо освещающий старинные гобелены на стенах. Ступая по каменным плитам очень осторожно, чтобы не привлечь внимания спящей прислуги, Агния то и дело бросала заинтересованный взгляд на изображенные на гобеленах сцены сражений, коронаций, пиршеств. Казалось, что ночью картины живут своей собственной жизнью, или это свет кристаллов придавал всему новый смысл. Вот, на фоне искусно вышитого предгрозового неба, крепкий юноша с развевающимися золотыми кудрями, верхом на огромном расправившем крылья драконе. Агния улыбнулась — сомнений нет — так виделся народу легендарный Дорий I, хотя говорят, в жизни, молодой король-основатель был худ и темноволос. На другом гобелене сцена королевской охоты — в центре лесной поляны пестрая толпа придворных, на одеждах герб правящей династии. Среди всех выделяется грузный бородатый мужчина на коне — по-видимому, сам король Руазия — Риолий IX еще до болезни, так внезапно подкосившей его.

Еще несколько метров оставалось пройти по коридору до выхода на террасу, как очередное изображение на гобелене приковало взор девушки. Мороз пробежал по коже, она едва сдержалась, чтобы не закричать и даже прикрыла рот ладонью. На фоне бушующего сине-черного моря с белыми гребнями вздымающихся волн, пристань Истена казалась совсем уж мрачной и серой. Умелой рукой были вышиты фигуры насквозь промокших уставших моряков, толпившихся у своих пришвартованных кораблей. И, казалось, что даже косой дождь и пронизывающий ветер, приносящий соленые брызги волн — все это более чем реально. Но не это поразило Агнию. Широко открытыми от удивления глазами, она смотрела в правый угол картины — там, опустился на одно колено загорелый мужчина. Своим внешним видом он походил на морского разбойника, и, как будто, чтобы подчеркнуть этот образ, лицо его пересекала черная повязка на левом глазу. Мужчина протягивал цветок — красные сердца со слезой на тоненьком стебельке — стройной даме со смоляными волосами и бледным лицом.

В ужасе Агния закрыла лицо руками и бросилась по коридору к выходу на террасу, уже не беспокоясь о соблюдении осторожности. У двери, однако, она благоразумно отдышалась. Привела себя в порядок, пригладив растрепавшиеся волосы, решив не посвящать Еугения в свои странные видения. В конце концов, уж ей то — посланнице Великого Темного Господина — не пристало шарахаться от картинок. Именно так он бы и сказал.

— Ну, наконец-то, я уж думал, не дождусь тебя, Агния.

Приест бесшумно возник из-за каменной колонны, наполовину утопающей в ветвях деревьев.

— Прости, старалась не разбудить прислугу и шла медленно, — девушка виновато опустила глаза.

— Хорошо, присядь, дитя, — Еугений расположился на каменной скамье и жестом указал Агнии на место рядом с собой. Девушка присела.

— Как, полагаю, ты уже догадалась, — продолжил мужчина, — твоя задача очаровать молодого человека королевских кровей, так, чтобы он потерял голову, чтобы на любую глупость пошел ради тебя.

Еугений хитро улыбнулся, провел рукой по щеке приемной дочери.

— Впрочем, зачем я тебе это говорю? Ты прекрасно понимаешь, о чем я, и уверен, лучше тебя никто с этим не справится.

Агния натянуто улыбнулась. Пугающий холод снова начал возвращаться, а в горле казалось бы, застрял комок. Мысли и образы всплывали в памяти, перемешиваясь друг с другом, но то страшное — во что не хотелось верить, уже всплывало на поверхность бесплотным призраком. С трудом выдавив из себя слова, девушка задала мучавший ее вопрос, ответ на который уже знала.

— Но кто этот человек, Еугений?

Приест усмехнулся, взял девушку за подбородок и внимательно посмотрел в ее испуганные глаза.

— Разве я не сказал тебе? Вот я старею, дочка, старею… Конечно же, речь идет о принце Стасии. Но насколько я понимаю, ты уже знакома с ним.

Агния кивнула, и отвела взгляд. Кожей она уже вовсю ощущала пронизывающий холод, в голове стеной стоял туман. Она делала вид, что слушает приеста, но его голос звучал где-то вдалеке. Агния не разбирала слов, какие-то непонятные звуки. Одна лишь мысль звенела и не давала покоя — «Этот человек Стасий… этот человек принц Стасий». Пугающее предчувствие наконец-то выплыло на поверхность и стало реальностью. Неотвратимой… неизбежной. А перед глазами стоял он — темноволосый кареглазый юноша и протягивал ей цветок разбитого сердца.

Вот уже третий день после разговора с Еугением, Агния не находила себе места, не желая смириться с мыслью о неизбежности выполнения данного ей приестом задания. К счастью, принц Стасий отбыл в то же утро к горе Сим, тем самым предоставив Агнии еще немного времени. Но туман не желал отступать, девушка не видела ни малейшей причины, по которой Стасий заслуживал подобного предательства с ее стороны, и более того, совсем не желала причинить юноше зло. Вот и сейчас, позируя принцессе в образе Светлой Девы, в ниспадающей белоснежной накидке, открывающей лишь ее бледное прекрасное лицо, Агния выглядела очень напряженной и скованной. Подобное поведение подруги, конечно же, не осталось незамеченным для Стасии.

— Агния, дорогая, да что с тобой происходит? Ты такая странная все эти дни, как уехал мой брат.

— О, не переживай, Стаси, я просто очень тоскую по нему и жду встречи, — Агния даже попыталась слегка улыбнуться принцессе, но затуманенный взгляд по-прежнему выдавал внутреннее напряжение.

Принцесса отложила кисть и подошла к креслу, на котором расположилась подруга. Присела на корточки, взяла холодные руки девушки в свои теплые ладони, и внимательно заглянув ей в глаза, спросила:

— С ним все хорошо? Скажи мне, не скрывай.

— Да, Стаси, с твоим братом все в порядке. Совсем скоро он должен вернуться, и ты знаешь это также хорошо, как и я. Я просто очень скучаю по нему.

Агния вздохнула и опустила глаза, не выдержав пристального взгляда принцессы. Понимающе кивнув, Стаси вернулась к холсту и продолжила работу. Некоторое время обе девушки молчали. Наконец, принцесса Стасия, не выдержав застывшей тишины, попросила подругу:

— Расскажи мне что-нибудь, Агния. Ведь ты многое знаешь о том, что там, за пределами нашего города.

Девушка задумалась на какое-то время, по-видимому, перебирая воспоминания, и, зацепившись за одно из них, спросила:

— Ты бывала когда-нибудь в Листенкинге, Стаси?

— Заброшенный старинный замок в недалеко от Истена? Да, отец как-то взял нас с собой, когда посещал поместье неподалеку от него. Стасий, естественно, не удержался от того, чтоб предпринять туда вылазку, — девушка улыбнулась чуть насмешливо и мечтательно. — Разумеется, я пошла с ним. Не могла отпустить одного.

Агния кивнула. Откинув белый капюшон, встала с кресла, подошла к книжному шкафу у дальней стены. Провела рукой по кожаным тисненым золотом корешкам. Выбрав одну из книг, пролистала несколько страниц.

— Вот. Здесь собраны описания всех родов Истенской знати, начиная еще со времен неразделенной Лиории.

— Да, я знаю, очень ценная книга, — Стасия удивленно пожала плечами, не понимая, к чему клонит Агния.

— Иди сюда.

Принцесса послушно подошла. На открытой Агнией странице было жизнеописание последней из рода Сольк. Инаттия, двенадцати лет от роду, сошла с ума и совершила убийство родного дяди и еще нескольких человек.

— Да, я, конечно, читала об этом. Жуткая история. Но, Агния, я всегда не могла понять как юное хрупкое создание могло так жестоко расправиться со взрослыми мужчинами? Это же невероятно. Да и откуда у девочки столько силы? Мрачная легенда, чтобы пугать людей. Это такая давняя история… наверное, никто уже и не знает, как там было на самом деле, — взгляд Стаси натолкнулся на мрачное и загадочное выражение лица подруги и она прервала свои рассуждения. — Или ты знаешь нечто большее, чем написано тут, да?

Глаза принцессы загорелись нескрываемым интересом. Агния кивнула и присела на диванчик у стены, Стасия удобно разместилась рядом с ней.

— Инаттия Сольк росла в прекрасной семье — дружные семейные обеды за большим столом, отец и мама, барон и баронесса Сольк, бесконечно влюбленные друг в друга, и безгранично любящие своих детей, старший брат, увлекающийся исследованием звезд, красавица-сестра, прекрасно музицирующая на любых музыкальных инструментах, их пес — золотистый ретривер Амбер — любимец всех детей. Не будучи такой умной, как брат, и такой ослепительно красивой, как сестра, Иннаттия тем не менее получила в наследство от родителей замечательное качество — невероятную силу воли и стойкость, не раз выручающую ее во многих ситуациях. Она не плакала, когда больно расшибала коленки во время игр, сжимала зубы и, молча, ползла за упавшим в заросли терновника мячом, стараясь не обращать внимания на расцарапанные до крови руки и ноги.

В тот день, она тоже не показала родителям своего недовольства, и, расцеловав, проводила их, а также брата и сестру в Истен. Девочке, конечно же, было очень обидно, что родители не взяли ее на этот раз в столицу. Но, в конце концов, решила она, наказание было заслуженным, дорогую вазу из маростанского стекла она действительно разбила, увлекшись игрой с Амбером, а за свои поступки нужно всегда отвечать, как учил их отец.

Агния на минуту закрыла глаза, будто вспоминая что-то важное. Стасия терпеливо ждала продолжения рассказа, затаив дыхание.

— Сама судьба спасла малышку в тот день, но и посмеялась тем самым над ней. Дело в том, что в то время к поместью от Истена вела еще одна короткая дорога, сокращавшая путь почти в два раза. Она проходила через каменный мост в горах, и именно этой, известной только местным жителям, дорогой, и пользовались испокон веков представители рода Сольк. Так вот, на обратном пути, когда карета с семьей Инатты уже была почти дома, мост обвалился посередине, увлекая в пропасть транспорт, людей, лошадей и груду камней. Живых не нашли.

— Это ужасно… Агния, и что же? Тогда-то бедная малышка Инаттия и сошла с ума от горя?

— Нет. Это было лишь началом мучений девочки, — печально покачала головой Агния. — Король назначил малышке опекуна — ее единственного ближайшего родственника — двоюродного дядю. Человека жадного, лишенного каких бы то ни было представлений о чести. Мало того, что он полностью взял под контроль поместье и тратил деньги на разгульную жизнь, так постепенно он начал делать подрастающей Инатте недвусмысленные намеки. Девочка боялась дядю, как огня и, по возможности, не появлялась в поместье, все дни напролет проводя в саду и в горах. Однажды, вернувшись домой, она, как обычно, не зажигая света, еле слышно ступая, попыталась подняться по лестнице в свою комнату, и в тот момент почувствовала удар в затылок. Последнее что она помнила, это то, как крепкие мужские руки подхватили ее, а еще резкий запах вина.

Очнулась она абсолютно голая, распятая и связанная по рукам и ногам на дубовом обеденном столе. Вокруг нее плыли красные пьяные лица. Дядя, его дружки, еще какие-то смеющиеся, тыкающие в нее пальцами, дурно пахнущие мужчины. Хотелось плакать, кричать, царапаться, но рот был заткнут какой-то грязной тряпкой, руки и ноги связаны.

— Бедное, бедное, дитя… — прошептала чуть слышно, принцесса Стасия.

— На грани отчаяния, в голове девочки была одна лишь мысль: «За что? Почему Светлая Дева так жестока ко мне?» А потом, уже не в силах бороться с этим ужасом, она закрыла глаза и провалилась в темноту, где тишина была тишиной, а пустота пустотой.

— Но что же произошло дальше, Агния, расскажи.

— Боюсь, Стасия дорогая, того, что было дальше, не знает никто, кроме самой Инаттии. Говорят, утром прислуга нашла всех присутствующих на пьянке мужчин, включая опекуна, мертвыми. Правда, опознать тела было сложно, так страшно они были изуродованы, кроме того, они были лишены напрочь мужского достоинства. В углу нашли обнаженной мертвую Инаттию, в руке она крепко сжимала окровавленный нож, на ней не было ни единой царапины и раны, казалось, девочка просто спит. Пошли слухи, что в наследницу вселились темные силы, что она сошла с ума, но по мне, так ей просто дали силу и возможность отомстить.

— Да… какая страшная история… и все-таки Светлая Богиня протянула ей руку в последний момент, как ты думаешь, Агния дорогая?

На Стасию история произвела неизгладимое впечатление, так ярко и с такими неизвестными подробностями она была рассказана сейчас. Принцесса даже сжалась в комочек в самом углу дивана.

— Конечно, Стасия, ей протянули руку, одна бы она не смогла… — взяв ладонь потрясенной принцессы в свою, Агния грустно улыбнулась. — Ну что? Продолжим нашу работу или на сегодня отпустишь меня? Мне бы хотелось немного отдохнуть, если честно.

— Да, конечно, до встречи.

Стасия растерянно направилась к холсту собирать кисти и краски, а Агния быстрым шагом ушла в свою комнату. Решение витало где-то рядом, и ей просто необходимо было сейчас поехать в Листенкинг. Откладывать поездку больше не хотелось ни минуты.

Всю ночь и утро Агния гнала свою кобылку без устали. Конец ноября выдался холодным для Руазия, жухлая трава по обочинам покрылась первой изморозью. Руки мерзли, несмотря на кожаные перчатки. И вот вдалеке в просветах деревьев показались серые башни Листенкинга.

Сердце Агнии замерло в груди от предчувствия. Как давно она хотела вернуться домой, сколько раз представляла этот момент, но сейчас все внутри сжималось от страха перед прошлым. Остаток пути девушка промчалась на одном дыхании, пришпорив и без того уставшую вороную. Спрыгнула перед тяжелыми коваными воротами. Толкнула давно уже не открывавшуюся калитку, заскрипевшую в ответ, и осторожно ступила на каменную дорожку, усыпанную поблекшими осенними листьями.

Листенкинг — родовое имение Сольков, некогда величественный особняк с башнями из серого камня, сейчас заброшенный, утопающих в зарослях вековых деревьев и кустарника, увитый плющом, производил неизгладимое впечатление. Агния прикоснулась к серой холодной стене, провела рукой по кованым решеткам окон. Дом, где прошло ее детство, он ждал ее — последнюю из рода Сольк, маленькую хозяйку Иннатию, бережно храня ее воспоминания.

Дубовая парадная дверь оказалась заколоченной, но для девочки, знавшей в поместье каждый укромный уголок, не было преград. Агния вошла в дом с черного хода, предварительно отыскав в щели между камнями порядком заржавевший ключ и открыв не менее поизносившийся за столько лет навесной замок. Сначала пришлось пройти через кухню, толстый слой пыли покрывал все вокруг — медные котлы, огромную печь. Девушка вздохнула. Когда-то тут кипела жизнь, готовились вкусные блюда, все бурлило, источало манящие ароматы еды. Розовощекая кухарка жарила что-то скворчащее и невероятно вкусное. Ее помощница мелко рубила зелень, дворовый мальчишка, делавший вид, что пришел помочь, на самом деле пытался стянуть горячую оладью за спиной кухарки.

Агния прошла по узкому темному коридору на ощупь, поднялась по винтовой лестнице. Огромная столовая с витражными окнами была светла от лучей полуденного осеннего солнца, причудливо играющих на полу и стенах. Коснулась запыленных картин в золоченых рамах, гобеленов с гербами рода Сольк, грустно улыбнулась. Девушку переполняли чувства и эмоции, странным образом смешивались боль, тоска по навсегда утерянному прошлому и счастье, ликование от долгожданного возвращения в родной дом. Смахнув пыль с зеркала, Агния увидела в отражении не прекрасную холодной красотой расчетливую женщину, а маленькую испуганную девочку с растрепанными волосами и слезинками, сверкающими в широко открытых глазах.

— Иннатия, — мелодичный как колокольчик голос окликнул девушку.

Агния вздрогнула, ощутив пронизывающий ее холод. Она спиной чувствовала присутствие еще кого-то в зале, но зеркало не отражало никого кроме нее самой.

— Иннатия, — вновь зазвенел до боли знакомый голос-колокольчик.

Собравшись с силами, Агния обернулась и едва не вскрикнула. В двух шагах от нее стояла прекрасная русоволосая девушка в длинном темно-синем бархатном платье. Этот пронзительный взгляд голубых глаз, эта ласковая улыбка, так хорошо знакомые с детства.

Агния протянула руку навстречу сестре.

— Солия? Ты? Но как? — шепот отражался от стен мрачным эхом.

Протянутая рука прошла сквозь призрака, Агния ощутила лишь холод. Ответ был не нужен больше. Это всего лишь фантом, на минуту внушивший Агнии надежду.

— Иннатия, — снова знакомый голос, но губы Солии не шевелились при этом, глаза не моргая смотрели на Агнию.

— Солия, зачем ты здесь? Что хочешь сказать мне, сестра?

— Зачем ты здесь? — то ли отозвалось эхо, то ли прошептал призрак.

— Зачем здесь я? — пожала плечами Агния, — а ведь, знаешь, сестричка, я и сама не знаю… Столько всего переплелось, столько всего смешалось. Я запуталась, я чувствовала необходимость приехать сюда в Листенкинг. Солия, помоги мне…

— Чем я могу помочь тебе, Иннатия? — звучал голос призрака, дробясь звоном по залу.

— Скажи мне, что важнее — долг или чувство, обязанность или справедливость?

— Иннатия, если мой ответ поможет тебе, я скажу. Наши чувства, наши представления о справедливости — это личное. Богат тот, кто имеет возможность думать и поступать в соответствии с представлениями о справедливости, по воле чувств. Но прежде чем думать о личном, каждый должен искупить свои долги, выполнить свои обязанности. Иначе нельзя чувствовать себя свободным…

Призрак сестры замолчал.

Молчала и Агния, обдумывая услышанное.

— Да, все верно… Ты права, спасибо…

— Удачи тебе, Иннатия, береги себя, — прозвенел голос.

Агнии даже показалось, что сестра улыбнулась ей как живая, прежде чем призрак ее растворился в воздухе. Девушка быстрыми шагами подошла к двери, отомкнув с трудом запор, вышла в сад. Разноцветные листья шелестели под ногами, но Агния не видела ничего, закрыв лицо руками, она почти бежала к воротам поместья. Теперь-то она понимала, почему ее так тянуло в Листенкинг, ответы на вопросы найдены, все, казалось бы, встало на свои места. Она должна, она обязана Еугению, Темному Господину, и долг этот нужно искупить. Но почему так больно, почему так рвется внутри что-то, и на глазах слезы… или это моросит осенний дождь? Агния покидала Листенкинг, решение было принято.

Эдельвия. Поместье Орт. Декабрь 298 г от разделения Лиории. Виллем.

Виллем сидел в кресле у горящего камина в гостиной и в задумчивости вертел между пальцами бриллиантовую заколку Агнии. Не сказать, чтобы он тосковал по этой самоуверенной брюнетке, но ему очень не хватало ее ежедневного присутствия, мудрых советов и наставлений. Чародей даже поймал себя на мысли, что долго ворочается в постели по ночам, не может заснуть. Ему все время кажется, что вот-вот скрипнет дверь, и в комнату на цыпочках войдет Агния. Почему она до сих пор не вернулась в поместье Орта, хотя обещала? Нет, вряд ли что-то могло случиться, но неужели в таком случае ей трудно написать письмо? Могла бы послать какую-нибудь весточку. Уже конец декабря, сколько еще ждать? И где она? Где? Виллем и сам не заметил, как за размышлениями вошел в транс.

Вот, как и бывало с ним ранее, чародей провалился в темноту, почувствовав, как что-то больно обжигает ладонь и пальцы правой руки. Он разжал кулак и зажмурился от яркого света бриллиантов. Заколка рассыпалась на множество искрящихся кристалликов, которые упав под ноги чародея, сами собой сложились в слово «жди». Очнувшись, Виллем открыл глаза, и удивленно посмотрел на сломанную пополам драгоценную вещицу. Неужели он смог связаться с Агнией на расстоянии с помощью своей силы, и она его услышала и ответила. Или это просто его бесконечные мысли о девушке обернулись таким вот странным сном. Но нет, Агния ответила ему, велела ждать. Чародей грустно улыбнулся, покачал головой и слегка щелкнул пальцами — бриллиантовый цветок вновь засиял как новый — целый и невредимый. Бережно убрав заколку в нагрудный карман жилета, Виллем покинул гостиную.

Руазий. Истен. Декабрь 298 г от разделения Лиории. Агния.

— Агния, теперь твой ход. Что сделать этому фанту? — принцесса Стасия, смеясь, подтолкнула под локоть сидящую рядом Агнию.

Поправив смоляные кудри, та, очаровательно улыбнулась, сверкнув глазами в сторону принца:

— Этому фанту… нужно станцевать со мной.

— Стасий, это твой фант, приглашай даму на танец, — довольная объявила принцесса, — а я сыграю вам.

И, поднявшись с одной из мягких цветастых подушек, на которых удобно расположилась веселая компания, Стасия направилась к белоснежному инструменту. Стасий тоже мигом встал, и, протянув руку Агнии, помог ей подняться с пола. Галантно поддерживая даму под локоть, принц вывел ее в центр комнаты.

Они снова танцевали вместе, на этот раз под звенящую капель рояля. Принцесса перебирала маленькими пальчиками клавиши, поглядывала на танцующих, и любовалась братом и подругой — оба изящные подтянутые, легкие, прекрасные как герои сказочных историй. Мелодия закончилась, но они, увлекшись танцем, не заметили этого, продолжая двигаться, не отводя друг от друга глаз.

Принцесса старалась не шелохнуться, чтоб не мешать, но дверь в комнату предательски скрипнула, витражное окно распахнулось настежь от ворвавшегося в комнату ледяного ветра, жалобно зазвенели фарфоровые чашечки на покачнувшемся столе. Очнувшись от сказочного мгновения, так некстати разрушенного, все одновременно бросились закрывать окно поплотнее. Мороз, однако, успел пробраться в комнату, заставив девушек зябко поеживаться и кутаться в теплые пледы, заботливо накинутые им на плечи Стасием.

— Да уж, зима в этом году на редкость суровая, — покачал головой принц, разливая по пиалам свежезаваренный зеленый чай.

— Надеюсь, братец, вы отложите свою поездку? А то в такую-то непогодь ехать в горы — безумство, — с надеждой и тревогой поинтересовалась принцесса.

Стасий улыбнулся, протягивая пиалу с чаем:

— Сестричка, не волнуйся так, все будет в порядке. Таким чудакам как я и мои товарищи даже погода не препятствие.

Стасия отхлебнула горячий чай, укоризненно покачала головой и не найдя что возразить в надежде посмотрела на Агнию.

Но девушка, казалось, не слышала разговора брата и сестры, отстраненно смотрела в невидимую точку на стене и была бледнее обычного. Стасий тоже заметил перемену в возлюбленной и испуганно коснулся ее белоснежной руки.

— Агния, дорогая, все в порядке?

Рука оказалась слишком холодной, глаза будто остекленели.

— Братик, что с ней? — прошептала Стаси.

— Агния, Агния, очнись же, — Стасий слегка тряхнул девушку за плечи, но она будто окаменела.

Перепуганная принцесса подскочила к подруге и, прижавшись ухом к ее груди, постаралась услышать стук сердца. Бледными губами, широко распахнув глаза, Стаси прошептала брату:

— Стасий, сердце… я не слышу стука ее сердца…

Стараясь не поддаваться панике, хотя самого его от происходящего кидало то в жар, то в холод, принц аккуратно взял девушку на руки и отнес на диван.

— Не волнуйся, сестричка, это обморок, бывает такое с дамами, тебе ли не знать, — подмигнул Стаси принц, пытаясь говорить убедительнее.

Черные волосы Агнии обрамляли прекрасное бледное лицо, мутно-зеленые глаза все так же стеклянно смотрели вдаль, но губы слегка приоткрылись и до брата с сестрой донесся шепот:

— …жди.

— Вот видишь, сестричка, она уже говорит, и смотри — глаза закрыла. Грудь вздымается, она дышит, все будет в порядке, просто переутомилась, пусть отдохнет, — приобнял за плечо принцессу Стасий и помог ей присесть в кресло.

Сжатая до этого в кулак левая рука Агнии разжалась, на пол упали несколько прозрачных блестящих камешков. Это были бриллианты, в точности, такие как на заколке, забытой Агнией в поместье Орта. Но всерьез обеспокоенные здоровьем девушки принц и принцесса, не обратили внимания на эту незначительную деталь странно закончившегося вечера.

Эдельвия. Поместье Орт. Январь 299 г от разделения Лиории. Виллем.

Конец января выдался на удивление теплым, даже для побережья, в саду барона, не дождавшись начала весны, зацвели несколько кустов роз, море тоже было спокойным, едва заметно набегающие волны почти не нарушали водной глади. Виллем возвращался по берегу с послеобеденной прогулки весьма довольный собой — сегодня он в совершенстве освоил призыв существ из воздушной стихии, считавшейся наиболее сложной в работе. Еще издали он заметил людей на обычно пустующей террасе поместья. Подойдя ближе, разглядел в незнакомках двух юных девушек. Одна из них — худенькая блондинка лет двадцати трех в дорожном платье цвета топленого молока, отличалась нездоровой бледностью лица и огромными голубыми глазами на осунувшемся лице. Она сидела в плетеном кресле и смотрела куда-то вдаль за линию горизонта. Другая — чуть постарше и покрепче, с заплетенными в тугую косу русыми волосами, в цветастой юбке и вязаной накидке из шерсти, суетилась вокруг, по-видимому, своей хозяйки, заботливо накидывая ей на плечи теплую шаль. Поднявшись по ступенькам на террасу, Виллем вежливо поклонился дамам, и, учтиво поцеловав тоненькую ручку блондинки, поймал заинтересованный взгляд русоволосой.

— Позвольте представиться, Виллемий Лионский, к вашим услугам. Гость барона Жельксия.

— Очень рада познакомиться с Вами, лорд Виллемий, я — баронесса Амалия Орт, двоюродная племянница барона, а это Мадлен — моя помощница, — баронесса попыталась изобразить на лице вежливую улыбку, но видимо была слишком слаба, и даже отразить эмоции для нее было тяжелым трудом.

Зато хорошенькая Мадлен сверкнула на явно приглянувшегося ей лорда синими глазищами и хитро прищурилась.

— О, да мои дорогие гости, кажется, уже сами познакомились между собой, без участия непутевого хозяина, — добродушный Орт, вышедший на террасу, всплеснул руками. — Амаличка, милая, лорд Виллем гостит у меня с этого лета, и за это время стал мне хорошим другом. Надеюсь, и ты с ним подружишься, уверяю тебя, Виллем отличный собеседник.

Чародей попытался возразить, но хозяин и слова ему не дал молвить.

— Не скромничайте, мой друг, если б не вы, то я, наверное, умер бы со скуки в эту зиму, — барон расплылся в улыбке. — А Амаличка, Виллемий, моя любимая племянница, дочка моего двоюродного брата из города Калении, что на севере от столицы. Знахари прописали ей лечение и посоветовали пожить где-нибудь на побережье, морской воздух очень полезен для ее истощенного организма. Тебе здесь нравится, милая? — он помог Амалии подняться с кресла и подойти к перилам.

Виллем заметил, как тяжело дается девушке каждый шаг, она опиралась на заботливо подставленный локоть дяди, и от каждого движения на ее бледном личике напрягались все жилки.

— Чем она больна? — шепотом спросил Виллем у оказавшейся рядом Мадлен.

— У госпожи Амалии редкая форма заболевания суставов. Ей тяжело двигаться, тяжело говорить, пищу она принимает через силу, потому там бледна и худа, бедняжка, — также шепотом сообщила чародею девушка.

Но, несмотря на серьезную болезнь, поразившую ее юное тело, баронесса держалась очень мужественно. Улыбнувшись через силу, она восхитилась здешней погодой и прекрасным видом на море, поблагодарила дядюшку за теплый прием, выразила надежду на дружеские отношения с лордом Виллемием и, поддерживаемая под руки бароном и Мадлен, отправилась отдыхать после дороги в приготовленную для нее спальню.

Виллем же проводил новую знакомую печальным взглядом, не то, чтобы он испытал чувство жалости к этой бедной больной баронессе, но было страшно видеть, как молодой организм хорошенькой до сих пор еще девушки практически уничтожен и разбит изнутри. Ему вспомнилось, как он сам ловит нить жизненной энергии у больных растений и животных и использует в своих чарах, убивая их постепенно. Чародею пришлось отогнать от себя неприятные мысли о том, что болезнь баронессы Амалии вот также хитро, изнутри, вытягивает из девушки драгоценную жизнь.

— Лорд Виллемий, — кто-то звонко окликнул вышедшего на вечернюю прогулку чародея.

Оглянувшись, Виллем увидел Мадлен, догоняющую его по кромке моря. Девушка торопилась. Чтобы длинная юбка не мешала ей бежать и не промокла от соленых брызг, она без стеснения прихватила и приподняла подол, отчего даже в сумраке молодой мужчина отчетливо различил хорошенькие ножки. Остановившись рядом с ним, Мадлен отдышалась и, также как и днем на террасе, хитро прищурив глаза, посмотрела на чародея.

— А Вы быстро ходите, лорд Виллемий, никак угнаться не могла.

— Что-нибудь срочное, Мадлен? — удивился мужчина.

Девушка замахала руками и засмеялась звонко:

— Нет, что Вы, лорд Виллем, просто вышла прогуляться перед сном, увидела Вас, хотела составить компанию, но Вы такой быстрый.

— А, Вы, Мадлен, предпочитаете медленных спутников? — подмигнул девушке чародей.

— Я предпочитаю приятную перемену скорости, — игриво отпарировала Мадлен.

— Что ж, юная леди, надеюсь, моя скорость придется Вам по вкусу, пойдемте, — улыбнулся Виллем, предложив даме руку.

Девушка кокетливо засмеялась и приняла предложенную опору. Вечер был совсем не по-зимнему теплый и прогулка за приятной беседой обоим нравилась. Виллем наконец-то вновь ощутил женское присутствие, которого ему так не хватало после отъезда Агнии в Руазий, а Мадлен, по-видимому, уставшая от забот о госпоже, сейчас отдыхала душой, вовсю кокетничая с интересным мужчиной.

— Так Вы из Калении, Мадлен? Никогда не был в этом городе. Он большой?

— Совсем нет, маленький, уютный городок, почти на границе с Коэнрием. Достопримечательностей особо никаких. У отца баронессы Амалии поместье за городом.

— А Вы, Мадлен, давно при леди?

— Меня еще девочкой взяли в поместье, даже ходят слухи что я внебрачная дочь барона Орта, уж не знаю, правда это или нет. Но господин Орт всегда был добр ко мне, а леди Амалию я полюбила всем сердцем как родную сестру, — синие глаза Мадлен стали, при мыслях о больной баронессе, печальными.

— Давно больна леди Амалия? — поинтересовался Виллем.

— Всего лишь пару лет, до этого она была бодрой и абсолютно здоровой. Когда ей исполнилось шестнадцать, стали поговаривать, что она одна из самых красивых девушек в Эдельвии. Даже сейчас, когда болезнь измучила ее, она сохранила свою красоту, — Мадлен тяжело вздохнула.

— Ну-ну, не печальтесь, дорогая Мадлен. Возможно, морской воздух и лечение действительно помогут баронессе, — постарался приободрить девушку чародей.

— Вы знаете, Лорд Виллемий, мне кажется, тут замешаны чары, — шепнула Мадлен мужчине на ухо.

— Почему шепотом, Мадлен?

— Ох, эти чародеи, не люблю я их, не доверяю, все беды от них, — с раздражением ответила девушка.

— Вы точно не принадлежите к роду Ортов, Мадлен? — с улыбкой спросил Виллем, — я уже слышал эти слова от барона Жельксия.

Девушка улыбнулась.

— А если, — заговорщическим тоном спросил ее мужчина, — если скажу Вам, что и я чародей. Убежите от меня и спрячетесь?

Мадлен от удивления широко распахнула глаза:

— Вы? Но Вы такой хороший.

— Не все такое, каким кажется на первый взгляд, — покачал головой чародей. И каждый из них понял эту фразу по-своему.

— Лорд Виллемий, а может быть, Вы сумеете помочь баронессе Амалии? Уж если Вы знакомы с чарами… — с надеждой в голосе спросила она его.

— Ну, я совсем слаб для настоящего чародея, — не моргнув, соврал девушке Виллем, — но обещаю подумать, что тут можно сделать.

В этом чародей спутницу не обманул, только он и сам пока понятия не имел, какую сможет оказать помощь измученной редкой болезнью баронессе.

Моросил нудный осенний дождь, на главной площади Вейста было совсем пусто, редкие прохожие старались побыстрее укрыться в уютных заведениях, манящих ароматами горячего шоколада, сладкой сдобы и хорошо прожаренного мяса. Казалось, что никто не замечал одиноко сидящего на скамейке под раскидистым кленом, молодого человека. С взъерошенными черными волосами, худощавый, остроносый, насквозь промокший от дождя, он напоминал нахохлившуюся черную птицу. Лали — работница кофейни, уже около часа наблюдала за этим странным юношей, пробегая с заказами мимо окон, выходивших на городскую площадь, и, с удивлением отметила, что за это время он даже не сменил позы, лишь изредка шевелил губами, стеклянным взглядом уставившись куда-то вдаль. Еще через полчаса женское сердце Лали не выдержало, и, улучив момент, она накинула плащ с капюшоном и выбежала на улицу. Юноша не обратил никакого внимания на подошедшую к нему девушку, и Лали пришлось тряхнуть его за плечо:

— Эй, парень, ты простыть хочешь окончательно?

Темноволосый перевел все такой же стеклянный взгляд на хорошенькую работницу кофейни и ничего не сказал. Осознав, что юноше уже видимо совсем плохо, она схватила его за руку и потянула за собой.

— Пойдем… пойдем, сейчас согреешься, поешь чего-нибудь.

Он послушно встал и пошел в сторону кофейни, увлекаемый бойкой Лали.

— Садись здесь, — девушка указала на скамью за печью в самом углу кухни, — и сними ты этот мокрый плащ, я его сейчас высушу.

Юноша медленно скинул с плеч промокший плащ, Лали ловко подхватила его и унесла куда-то. Через несколько минут девушка вернулась с тарелкой ароматной похлебки, и поставила на стол:

— Ешь, давай, грейся, тебе сейчас это нужно.

Юноша, молча, взял заботливо придвинутую ложку и с аппетитом начал черпать из тарелки дымящееся варево. Лали села напротив него и, подперев щеку рукой, с умилением смотрела на уплетающего за обе щеки странного незнакомца. Одежда на нем не простая, и внешность интересная, на дворянского сынка похож.

— Ты учиться в столицу приехал, парень? — поинтересовалась Лали у юноши.

Не отрываясь от еды, он кивнул. «Ну, точно, дворянского сынка науку постигать отправили, а он тут вместо учебы за девушкой, наверное, приударил, да не за той, за которой стоило бы», — сообразила Лали, видевшая за пару лет своей работы в столице не одну такую вот историю.

— Влюбился ты, парень, правда ведь? А потом ее с другим увидел? — без стеснения запросто спросила она.

Похоже, этот вопрос задел юношу за живое, потому что он едва не поперхнулся и с удивлением посмотрел на девушку. Впервые Лали поймала его осознанный взгляд и улыбнулась:

— Думаешь, я — чародейка какая-нибудь, как там их называют… предсказательница? Нет, просто опыта жизненного хватает. Думаешь, ты один такой страдалец, сидишь под дождем, стеклянным взглядом вдаль смотришь. Да сколько я таких видела, о вечной любви слезы льют, на глупышек высокородных время тратят, капризы их выполняют. А в итоге потом они же их и предают.

Юноша перестал есть и внимательно слушал молоденькую работницу кофейни.

— Ну что ты удивленно так глазами моргаешь? Думаешь, что я понимаю в этой жизни? Да уж побольше, чем некоторые. Уверена, что та, о которой ты страдаешь сейчас, и не помнит о тебе, проводит время с очередным кавалером. Ну что молчишь, права ведь?

Темноволосый уверенно кивнул.

— Ну и молодец, что все понимаешь, — заулыбалась официантка. — Ты вон, хорош собой, парень, а девушек вокруг видимо-невидимо, и многие хотят всего лишь немного нежности и ласки, которой в жизни не видят, а не требуют от тебя луну с неба. Ты ешь, парень, ешь. Я сейчас заказы выполню и тебе еще шоколад принесу горячий.

Лали скрылась за дверью, а Виллем, обсохший и отогревшийся, обдумывал слова этой простой и одновременно такой мудрой девушки. Она вернулась довольно быстро, махнула рукой юноше, чтоб сидел, ждал, подхватила хрустальную вазочку со сладостями и побежала в зал, но неудачно подвернула каблук и, пошатнувшись, уронила ношу на пол. Дорогой хрусталь разбился вдребезги, разлетевшись на сотню крошечных осколков. Лали испуганно закрыла лицо руками, потом посмотрела на подскочившего к ней юношу глазами, полными слез и, всхлипывая, сказала:

— Хозяин меня уволит! Какая же я растяпа! Еще и все сбережения свои отдам за это дурацкое стекло!

— Тсс… — приложил палец к ее губам Виллем.

Произошедшее дальше было для девушки удивительным сном. Юноша сделал странное движением правой рукой, пробормотал что-то непонятное и закрыл глаза. Самое невероятное, что Лали своими глазами видела, как разлетевшиеся по полу осколки притягивались в центр комнаты, к тому месту, где стоял молодой чародей, потом срастались друг с другом, сливались обратно в единое целое, пока не образовали на полу абсолютно невредимую вазу. Юноша открыл глаза, поднял хрустальную вещицу с пола, и, улыбнувшись, подал ее девушке. Удивленная увиденным, Лали, еще какое-то время и с места сдвинуться не могла, никогда ей не доводилось разговаривать с настоящим чародеем, и никогда раньше мужчина не делал для нее чего-то подобного.

После окончания работы, она пригласила юношу к себе домой, в маленькую комнатку под крышей дома, на окраине Вейста. Весь вечер согревала гостя горячим чаем со сладкой сдобой и душевными разговорами о жизни, а потом всю ночь отдавала ему тепло своего юного, упругого, пышного тела. Лали не говорила о вечной любви, о преданности и долге, она просто хотела капельку простого женского счастья для себя, а еще подарить немного уверенности в собственных силах этому странному молчаливому юноше. Удалось это ей или нет, но после ласковой пышногрудой Лали, с которой все закончилось после той же ночи, была высокая рыжая портниха Катия, а потом Мириам — горничная из одного богатого дома, а еще Илейн, Мария, Геалия. Виллем, почувствовавший вкус к жизни, менял любовниц как перчатки, вскоре он даже не стал удосуживаться запоминать их имена, и для него была только череда блондинок, брюнеток, рыженьких, пухленьких, худеньких, высоких, низеньких, совсем юных и постарше. Без чувства любви, женщины для чародея сливались в единое пятно, казались похожими одна на другую, ничем больше не цепляли, и даже удовольствие от плотских утех стало каким-то серым и однообразным.

Виллем проснулся в своей комнате в поместье барона Орта. Опять эти сны, как же измучили они его за последнее время! Повернувшись в предрассветном полумраке на бок, с удивлением обнаружил рядом с собой в постели женщину. Первая мысль была о том, что вернулась Агния, и с его губ едва не сорвалось ее имя. Он очень вовремя остановился — в сладко спящей рядом, разглядел русоволосую Мадлен, составившую ему компанию, не только на вечерней прогулке, но и скрасившую одиночество в ночи.

«Ну конечно, — сообразил Виллем, — потому и вспомнилась во сне первая любовница Лали из кофейни, что Мадлен чем-то напомнила ее».

И не столько даже внешне напомнила, сколько простым отношением к чувствам между мужчиной и женщиной, обычным желанием хотя бы несколько часов побыть счастливой и не требовать потом ничего взамен. Лали ведь тогда тоже сама не дала ему дальнейшего шанса. Он был всецело ее, после той первой ночи любви, а она лишь поцеловала сладко юношу на пороге своей бедной комнатки и, попросив забыть о ней, беречь себя и знать себе цену, закрыла перед ним дверь. Конечно, она тогда понимала, всю бесперспективность их дальнейших отношений, просто сыграла свою роль в жизни молодого чародея и оставила для себя немного приятных воспоминаний.

Виллем провел по мягким русым волосам Мадлен. Тоже уставшая, измотанная заботами о любимой госпоже, девушка, умная, красивая, но без роду без племени. В лучшем случае может рассчитывать на брак с каким-нибудь дворецким или конюхом, ну и быть любовницей какого-нибудь мелкопоместного дворянина. Но она знает цену счастью и не просит за свою любовь ничего кроме удовольствия и тепла, и никаких потом капризов и истерик, чем обычно так любят баловаться высокородные барышни.

Первые солнечные лучи пробежали по лицу девушки. Мадлен открыла глаза, и улыбнувшись, посмотрела на внимательно рассматривающего ее чародея.

— Уже проснулись, лорд Виллемий? Вот Вы ранняя пташка. А я-то думала первой встать, завтрак для Вас принести прямо сюда с кухни.

Удивительно простая девушка, отметил Виллем. Агния, так она бы еще до обеда валялась на кровати обнаженная в призывных позах и уж явно не побежала бы на кухню за чем-нибудь съестным для любовника. Мадлен, тем временем, стыдливо завернувшись в простыню, пыталась найти под кроватью, в спешке скинутое ночью, платье. Отыскав наконец-то, смущенно оглядываясь, быстро натянула на себя одежду и, присев к туалетному столику, стала ловко заплетать густые волосы в тугую косу.

— Уже убегаешь? — удивился Виллем, взглянув на часы, — еще только семь утра. Иди ко мне!

— Нет, что Вы лорд Виллем, — замахала на него руками Мадлен, — госпожа Амаличка могла проснуться уже! Она рано встает, вдруг я понадоблюсь ей, да и Вам, наверное, нужно одному побыть, не хочу быть навязчивой.

Чародей улыбнулся:

— А почему ты, со мной на «Вы», Мадлен? Насколько я помню, мы были весьма близки этой ночью. Разве это не повод перейти на «Ты» хотя бы наедине?

Девушка развернулась к нему и посмотрела очень серьезно:

— Лорд Виллемий, я ж не глупая совсем, какой кажусь, наверное, понимаю всю разницу между Вами и мной. Как можно мне, простой безродной девушке, с Лордом-Чародеем на «Ты»? Я рада, что Вам хорошо было со мной. Если захотите встретиться еще, я с удовольствием составлю компанию, хоть на прогулке, хоть в спальне. Хочу попросить лишь об одном, если действительно хотите сделать мне приятное…

— О чем же, Мадлен?

— Помогите чем сможете моей дорогой баронессе Амалии. Я очень верю в Вас.

— Я попробую, обещаю тебе, — кивнул головой Виллем.

Он притянул за подол платья подошедшую к кровати Мадлен. Девушка, тихонько взвизгнув, и сама не поняла, как снова оказалась в крепких объятиях чародея под напором его настойчивых горячих губ.

Целый день баронесса Амалия не покидала своей комнаты, ей было нехорошо, и взволнованная Мадлен бегала по дому с пузырьками и компрессами. Только к вечеру, бледная и истощенная, Амалия спустилась в столовую к ужину. Есть она, правда, ничего и не ела, лишь жадно пила воду пересохшими губами и пыталась улыбаться присутствующим.

Барон рассказывал про новые сорта роз, которые ему прислали на днях из Вейста, уставшая Мадлен с аппетитом ела гусиный паштет с белым ароматным хлебом, а Виллем не сводил глаз с больной баронессы, размышляя над причиной ее недуга.

Когда ужин был окончен, и барон поднялся к себе, а Амалия и Мадлен расположились у камина почитать перед сном, Виллем обратился к больной баронессе:

— Леди Амалия, как Вам, наверное, уже успела рассказать Мадлен, я немного понимаю в чарах, слегка разбираюсь в знахарстве, и если Вы позволите, я бы попытаться найти причину Вашего странного недуга.

Амалия удивленно подняла брови, взглянув на помощницу — Мадлен покраснела и опустила глаза.

— Леди Амаличка, я, я… просто господин Виллем он может помочь, Вы так молоды, Вам еще жить и жить… а он чародей.

— Ну что ж мне с тобой делать, Мадлен… — укоризненно покачала головой баронесса и обратилась к Виллему:

— Господин Виллемий, прошу меня простить, но скажу честно, я не верю в то, что мне можно помочь. Будь Вы хоть сильнейшим из чародеев страны. Однако, зная, что Мадлен не успокоится и не оставит в покое меня, пока не соглашусь, я готова принять Вашу помощь.

Амалия слегка улыбнулась, поймав засветившийся радостью и надеждой взгляд любящей ее Мадлен. Виллем кивнул и присел на кресло рядом с баронессой.

— Позвольте Вашу руку, леди Амалия.

Баронесса протянула чародею тонкую бледную ручку, которую ему сразу захотелось согреть, так она была холодна.

— А теперь закройте глаза, леди Амалия, расслабьтесь и вспомните самые приятные моменты своей жизни еще до болезни.

Баронесса послушно закрыла глаза. Мадлен с любопытством наблюдала за происходящим. Виллем, сомкнув веки, провалился в кромешную темноту, ставшую для него за последние годы привычной, сделал несколько шагов вперед, остановился в недоумении. Чародей впервые не мог понять, куда ему двигаться, кругом только темнота и пустота и никаких подсказок. За спиной что-то скрипнуло, подобно плохо смазанной петлям, и, повернувшись, Виллем, увидел слегка приоткрытую дверь. Подойдя ближе и дернув ее на себя, чародей, поеживаясь от пронизывающего холодного ветра, вошел внутрь абсолютно пустой комнаты с давно некрашеными серыми стенами и окном, задернутым плотной портьерой. Единственное, что радовало глаз в этом странном неуютном помещении — так это картины, развешанные по стенам. Виллем подошел ближе к одной из них — на поляне, под лучами солнца, танцевала прекрасная белокурая нимфа в легком полупрозрачном платье. На второй картине, рядом, эта же самая нимфа с огромными голубыми глазами, напомнившая чародею Амалию, была в объятиях какого-то мужчины. Еще на двух картинах были изображены чудные пейзажи — утопающее в цветах поместье, лодка на голубой глади озера.

«Это ее воспоминания», — наконец-то сообразил Виллем и перешел еще к одной картине. На ней — юная нимфа, все такая же прекрасная, но безмерно печальная и напуганная, прижимала к груди малютку, а со всех сторон к ней тянулись страшные искривленные руки, пытающиеся отнять младенца. Чтобы развеять неприятное впечатление от увиденного, Виллем подошел к окну, от которого веяло холодом. Он резким движением отдернул тяжелую занавесь — море… из огромного распахнутого окна чародей увидел бескрайнее лазурное море, голубое небо, яркое солнце, а холодный порыв ветра, неожиданно сменился свежим бризом. Виллему даже почувствовался такой привычный и знакомый запах соли и хвои.

Чародей открыл глаза, Амалия и Мадлен внимательно смотрели на него, с нетерпением ожидая его слов. И Виллем не стал томить девушек:

— Леди Амалия, простите мою дерзость, но Вы были замужем, у Вас есть дети?

Баронесса удивленно вскинула брови и резко отдернула руку, которую чародей все еще держал в своей. Этот жест причинил ей боль, и она изменилась в лице.

— Лорд Виллем, ну что ж Вы за глупости то говорите, — испуганная Мадлен замахала на чародея руками. — Наша леди Амалия молода и невинна как Светлая Дева! Какие дети, о чем Вы?!

В кротком до этого взгляде баронессы, Виллем уловил не только боль, но и отчаяние и даже раздражение. «Неужели ошибся, неверно истолковал образы, приняв их за воспоминания леди?» — мелькало в голове чародея, пока он в красках извинялся перед дамами за дерзость, за неверное толкование увиденного, оправдывая это своими малыми познаниями в чарах.

— Что ж, лорд Виллем, как я и думала, ничего нового Вы мне не предложите, лишь очередные догадки, не имеющие ничего родственного с истиной, — с ноткой разочарования тихо сказала баронесса и с усилием встала с кресла с помощью подоспевшей Мадлен.

Виллем тут же встал и предложил баронессе опереться на его руку:

— Еще раз прошу меня простить, леди Амалия, за неверно истолкованные мной образы и видения. Позвольте проводить Вас до комнаты.

— Прощаю Вас, лорд Виллем, — с достоинством кивнула ему Амалия.

Помогая больной баронессе подняться по лестницам на второй этаж, Виллем никак не мог понять причины совершенной им ошибки. Все увиденное было так реально, так понятно ему в тот момент, но, выходит, картины говорили о чем-то ином, не столь очевидном, как показалось ему на первый взгляд. Попрощавшись у комнаты с леди Амалией и Мадлен, Виллем направился в библиотеку. Решение этой сложной задачи он надеялся отыскать в какой-нибудь из древних книг, в изобилии имеющихся у барона Орта.

Он даже успел шепнуть Мадлен, что сегодня не будет ждать ее у себя в спальне, так как намерен поработать в библиотеке, после чего, и без того опечаленная провалившейся затеей девушка, расстроилась окончательно. Но Виллему было сейчас совсем не до юной красавицы.

Налив себе еще красного вина, Виллем продолжил чтение. За три часа он перелистал уже половину библиотеки, но никаких зацепок, никаких подсказок. Чародей никак не мог понять, что означают увиденные им в сознании баронессы картины, и не скрывал раздражения. В дверь тихонько постучали. Нехотя отложив чтение, Виллем встал и подошел к двери:

— Мадлен, ну я же просил не беспокоить меня сегодня.

Каково же было удивление чародея, когда на пороге вместо Мадлен он увидел баронессу Амалию. Бледная, в одном пеньюаре, накинутом на худенькие плечи, она поеживалась от холода и виновато улыбалась:

— Прошу меня простить, лорд Виллемий, что помешала Вашей работе, но мне необходимо побеседовать с Вами. Позвольте войти?

Виллем, все еще слегка смущенный неожиданным визитом, поспешно подал руку баронессе и помог ей сесть в мягкое кресло. Обратив внимание, что леди Амалия уже не на шутку замерзла в своем легком одеянии, он снял с себя сюртук и накинул на плечи девушки. Это, конечно же, было очень дерзким жестом, но чародей рассудил, что и визит полуобнаженной леди к мужчине в третьем часу ночи совсем не комильфо. Амалия кивнула с благодарностью и, все так же виновато улыбаясь, объяснила:

— Простите мне, лорд Виллемий, столь неприличный вид, но, понимаете ли, в силу своей болезни я не могу одеться сама — завязать все эти шнурки, застегнуть крючки… а будить Мадлен я сейчас не стала. Не хочу посвящать никого в наш с Вами разговор.

Виллем присел напротив баронессы.

— Вы меня тоже простите еще раз, леди Амалия, за мои сегодняшние дерзкие выводы, я совсем не хотел обидеть Вас или причинить боль. Просто я никудышный чародей, а Мадлен… она так просила, хотя бы попытаться помочь Вам… — Виллем запнулся на полуслове.

— Не стоит смущаться, лорд Виллем, я не буду ругать Мадлен за отношения с Вами, — Амалия улыбнулась почти ласково, взяла его за руку, внимательно посмотрев в глаза, — я давно заметила, как она смотрит на Вас. Каждая девушка имеет право на долю счастья. И Вы… лорд Виллемий — Вы самый сильный чародей из всех, с которыми мне довелось встречаться.

Мужчина удивленно поднял брови, уж не шутит ли над ним баронесса, но нет, девушка смотрела на него все также серьезно.

— Да, не удивляйтесь, лорд Виллемий, за время моей болезни каких только чародеев и знахарей не присылал ко мне отец, но только Вы сегодня смогли увидеть правду.

— Но, леди Амалия, Вы же отрицали все сказанное мной? — удивлению Виллема не было предела, он даже резко встал и подошел к столу, чтоб налить себе еще вина.

— А Вы полагаете, Лорд-Чародей, я могла посвятить еще кого-то в свою тайну, пусть даже Мадлен? — возмутилась баронесса. — Налейте и мне вина, мой рассказ будет долгим.

Чародей послушно подал девушке бокал и, присев напротив, с интересом посмотрел на нее. Амалия слегка пригубила вино, ее щеки чуть порозовели, а голубые глаза потянулись дымкой задумчивости. Баронесса вспоминала.

— Как Вы, наверное, уже знаете, лорд Виллем, моя мать умерла, когда я была еще совсем маленькой, и воспитывалась я отцом в поместье Ортов, недалеко от Калении. Рядом с поместьем был замечательный лес с полянами полными ягод, с лесным озером. С детства я любила убегать туда, проводить там время, представляя себя лесной нимфой. Отец, конечно, спохватывался, и меня возвращали обратно, ругали за непослушание, но я всегда находила лазейки, чтоб убежать в мой любимый лес снова. Когда мне было одиннадцать, в поместье появилась Мадлен, девочка была старше меня на три года и гораздо серьезней, мы очень подружились и многое делали вместе. Но даже, несмотря на то, что у меня появилась подруга, были моменты, когда я убегала в лес, чтоб побыть там наедине сама с собой. Я любила танцевать на поляне, под лучами заходящего солнца, пробивающегося свозь кроны вековых деревьев, напевая. Эти моменты были одними из самых счастливых в моей жизни, — Амалия замолчала, отпила еще немного вина из бокала, а Виллем вспомнил одну из картин, где прекрасная нимфа танцует на поляне. Теперь сомнений в том, что это была именно баронесса у него не осталось.

— Когда, мне исполнилось шестнадцать, в округе стали поговаривать о моей необыкновенной красоте. Я, действительно, была тогда очень хороша, не то, что сейчас… — Амалия грустно опустила глаза.

— Нет, что Вы, леди Амалия, и сейчас в болезни Вашу красоту все еще заметно, — попытался успокоить девушку чародей, но она лишь печально улыбнулась и продолжила свой рассказ:

— Отец с гордостью говорил, что такую красавицу-дочь он выдаст замуж только за князя, принца или короля. Но непослушную дочь угораздило влюбиться в женатого мужчину старше себя — старинного друга отца лорда Хербарта Линнея, жившего по соседству в Коэнрии и навещавшего нас изредка.

— Но, неужели, леди Амалия, тот лорд воспользовался Вашей юностью и неопытностью? — напрягся Виллем.

???????? — Увы да… — печально ответила Амалия, — а еще он воспользовался моей безграничной влюбленностью в него и верой в искренность его чувств.

Виллем тихо сжал кулаки, его переполнила неожиданная ненависть к этому взрослому мужчине, называвшему себя другом, и совратившего такую юную и беззащитную девочку, как леди Амалия. Почему-то в тот момент, чародею и в голову не пришло, что сам он соблазнил не одну такую вот хорошенькую девушку. Сейчас перед его глазами стояли лишь бездонные голубые глаза худенькой Амалии, полные слез. Глаза девушки, за честь которой некому было заступиться. Заметив, как изменился в лице чародей, Амалия слегка похлопала его по руке:

— Не нужно ненависти к нему, лорд Виллем. Я любила этого мужчину и была счастлива с ним несколько месяцев, на протяжении которых он часто приезжал к нам. Конечно, я хранила наши отношения в тайне и от отца, и даже от Мадлен, с которой была очень близка всегда. Я была тогда такой глупой, лорд Виллемий, потому что была уверена, что Хербарт оставит свою жену, которую представляла старой и страшной, и попросит моей руки у отца. Я мечтала, что вскоре, стану леди Амалией Линней, перееду в белоснежный дом у озера и рожу Хербарту белокурого сына, которого не родила ему его жена.

— Что же произошло дальше, леди Амалия? — из головы Виллема никак не выходила последняя картина с тянущимися к нимфе и младенцу руками.

— А дальше оказалось, что взрослая жизнь намного сложнее, чем мне представлялось. Я забеременела от Хербарта, причем, несмотря на мою юность и неопытность о том, что ношу под сердцем, я догадалась едва ли не с первых дней. С какой радостью я сообщила приехавшему Хербарту эту новость, и как резко ответил он мне тогда, что от ребенка нужно избавиться. Я — всего лишь увлечение, а жену, Диалию, он любит и оставлять не собирается. Помню, в слезах, я убежала в лес, скрывалась там несколько дней, а когда отец нашел меня и вернул домой, придумала историю о том, как в лесу меня соблазнил дух озера в образе юноши и теперь я жду от него дитя.

Виллем возмутился:

— Леди Амалия, но почему Вы не сказали правду отцу об этом негодяе Линнее? Он бы смыл с Вас пятно позора кровью этого подлеца!

— Лорд Виллемий, именно потому и не сказала, ведь я все же любила Хербарта, я носила его сына, и не желала его смерти. Отец был вне себя от гнева, но я была непреклонна, сказала, что не избавлюсь от ребенка. Тогда отец сказал, что если даже малютка родится, оставить его у себя я не смогу, но такой вариант меня устраивал больше, чем убить еще не родившееся дитя. Чтоб избежать позора и сплетен, отец решил отправить меня жить до рождения ребенка к своему другу Линнею, который сначала сопротивлялся, но под напором отца сдался и обещал сохранить тайну. Я же, все еще влюбленная в Хербарта, увидела в его согласии принять меня доказательство его любви и раскаяние.

Виллем лишь грустно покачал головой.

— Да, лорд Виллемий, сейчас-то я понимаю, что не было в этом любви. Но тогда, я, окрыленная, приехала в поместье Линнея, и с удовольствием осознала, что, как в мечтах, поселилась в белоснежном доме у озера. Познакомилась я и с женой Хербарта — леди Диалией, женщиной умной, приятной во всех отношениях и безгранично доброй. Я подружилась с Диалией, которая была старше меня на десять лет. Конечно, я не могла сказать ей правды, и было очень стыдно, когда она жалела меня, бедную девушку, соблазненную духом озера. Ах, если б она только знала, как и сама она обманута Хербартом. Лорду Линнею наша дружба совсем не нравилась, он почти не появлялся в поместье, а когда появлялся, то был мрачен. Рождение малютки близилось, и я, понимая, что ребенка у меня все равно отберут, попросила бездетную Диалию взять моего сыночка себе и любить, как родного. Добрая Диалия, со слезами на глазах, согласилась и даже пообещала, что я смогу видеть сына в любое время, когда только захочу. Мы даже придумали подкладывать Диалии под платье подушечку, что она и делала, чтоб все вокруг поверили в ее беременность. Весной мне исполнилось восемнадцать, когда на свет появился мой мальчик, мой Андрий, необыкновенно похожий на меня, белокурый и голубоглазый. Я передала ребенка на руки Диалии, и, сев в экипаж, отправился обратно в поместье к отцу, — Амалия замолчала, по ее бледным щекам покатились слезы, и вот уже худенькая баронесса рыдала, всхлипывая время от времени.

Виллемий пытался успокоить девушку, встал на колени перед ее креслом, прижал к себе худенькое вздрагивающее тело.

— Амаличка, ну не плачьте, не терзайте же Вы себя так, — успокаивал он баронессу.

Когда девушка перестала плакать и вытерла слезы, а Виллем снова сел в кресло напротив, Амалия продолжила:

— Дома в поместье все было как прежде, всем сказали, что я гостила у Линнеев, составляла компанию скучающей леди Диалии. Даже Мадлен поверила в это и не задавала лишних вопросов. Я же жила лишь надеждой на поездку в поместье Линнеев и встречу с сыном Андрием. Ездить часто не позволяли приличия, но раз в месяц я навещала сына, видела, как он растет, как начинает ползать, ходить, называет мамой Диалию. После таких поездок, дома в поместье я металась как птица, у которой отняли птенца, впадала в истерики. Отец грозился запретить мне эти поездки, опасаясь за мое здоровье. Так прошло два года терзаний и мучений, и все-таки редкие встречи с сыном давали мне надежду, заставляли жить. Но случилось страшное — леди Диалия неожиданно заболела и умерла, а Хербарт достаточно резко объяснил мне, что не желает моих посещений, поскольку именно я сломала его тихую семейную жизнь. Он пригрозил мне, что если его люди заметят меня даже вблизи поместья, он не будет воспитывать сына, а отдаст его в приют, так что я даже не узнаю, где ребенок, и жив ли он вообще. В страхе, я даже не пыталась больше увидеть Андрия. Мне оставалось лишь довольствоваться слухами, о прекрасном малыше, подрастающем у Линнея. Тогда-то болезнь и разбила мое еще молодое, но уже такое истерзанное внутри тело. И я знаю, лорд Виллемий, что мне не помочь, потому что я сама не хочу излечения, моя жизнь закончилась в тот миг, когда я отдала своего сына, — Амалия снова хотела заплакать, но Виллем вовремя положил руку ей на плечо, вливая живительную силу.

Баронесса улыбнулась печально:

— Спасибо Вам, лорд Виллем. Вы — единственный человек, который знает всю правду теперь. Прошу Вас сохранить эту тайну. И если когда-нибудь случайно судьба столкнет Вас с моим сыном, отдайте ему вот это, — Амалия сняла с шеи золотой медальон на цепочке и вложила в ладонь чародея, — и расскажите Андрию о его настоящей матери.

Виллем рассмотрел медальон — изящный кленовый лист, расписанный затейливыми вензелями, крепко сжал его в руке:

— Обещаю Вам, леди Амалия.

— Только не нужно искать Андрия специально, лорд Виллем, сделайте, как я прошу. Только тогда, когда случайно столкнетесь с ним на жизненном пути. Я уверена, судьба сведет вас с моим сыном однажды…

— Вы так много пережили в столь молодом возрасте, леди Амалия, но ведь можно излечить болезнь, я могу попытаться, — с надеждой в голосе предложил чародей.

— Вы, лорд Виллемий, сможете, я не сомневаюсь в Ваших силах, но не нужно, прошу Вас не нужно меня держать, когда я больше всего хочу уйти. Поймите, я не живу, а доживаю свой век, а моя болезнь — справедливое наказание за всеми мои прегрешения.

Виллем попытался возразить, но Амалия с улыбкой остановила его:

— Не нужно слов, лорд Виллемий, проводите меня до комнаты, пожалуйста, я слегка пьяна.

Чародей помог баронессе подняться. Она посмотрела на него внимательно:

— Знаете, чего я хочу, лорд Виллемий?

— Чего же, леди Амалия?

— В день, когда смерть придет за мной, я хочу смотреть на море — бескрайнее, синее, вечное… и моя душа, наконец-то, обретет долгожданный покой…