Хмелинский П.В.

КРАТКИЙ ОЧЕРК СОБЫТИЙ И ОФИЦИАЛЬНОЙ ИХ ВЕРСИИ

26 июня 1953 г. в Москве был арестован Лаврентий Павлович Берия. Так гласит официальная версия, согласно которой его схватили на совещании в Кремле и быстро вывезли в штаб Московского военного округа (на улице Осипенко, в полутора километрах от Кремля), где продержали полгода, затем там же судили (вместе с шестью сообщниками) и расстреляли.

При этом в первые часы после ареста Берии был осуществлен массированный ввод войск в Москву – не менее двух дивизий (гвардейская Таманская и гвардейская Кантемировская); в частности, одна танковая колонна заняла всю улицу 25-го Октября (Никольскую), идущую от Кремля (от Красной площади) до Лубянки; войска оставались в столице трое суток. На ведущих в Москву шоссе были развернуты артиллерийские батареи, готовые к немедленному открытию огня; в дальнейшем в течение нескольких месяцев улицы Москвы патрулировали многочисленные автоматчики – населению разъясняли, что эта мера вызвана якобы неудачно проведенной массовой амнистией, в ходе которой на свободу вышло множество уголовников.

До сих пор как-то оставалось незамеченным, что ТАК НАЗЫВАЕМЫЙ «АРЕСТ БЕРИИ» И ПРИНЯТЫЕ ПОСЛЕ НЕГО ВОЕННЫЕ МЕРЫ – СОБЫТИЕ АБСОЛЮТНО БЕСПРЕЦЕДЕНТНОЕ. Рассмотрим ряды событий, которые, казалось бы, можно счесть аналогичными, – и убедимся, что они отнюдь не аналогичны.

СОБЫТИЙНЫЙ РЯД АРЕСТОВ И ОТСТАВОК

В последние сталинские годы (1945–1953) было осуществлено множество (сотни) отставок, перемещений, арестов, расстрелов высокопоставленных и чрезвычайно могущественных советских деятелей. Ни в одном случае сколько-нибудь заметных передвижений войск и боевых тревог не имели места. Перечислим лишь некоторые наиболее выразительные случаи.

Главы силовых структур

Командующий Сухопутными войсками Жуков: отставка, обыск дачи, предъявление обвинений уголовного характера, закрытое обсуждение возможного ареста – в кругу высших военных руководителей с участием Сталина; назначение со значительным понижением – в Одессу (1946 г.).

Командующий Военно-Воздушными силами Новиков: арест, суд, заключение (1946 г.).

Командующий Военно-Морским флотом Кузнецов: отставка, «суд чести», назначение со значительным понижением на Дальний Восток (1947 г.).

Министр госбезопасности Абакумов: арест, двухлетнее заключение (1951 г.).

Глава разведки Кубаткин: арест, суд, расстрел (1946 г.).

Итого: главы ВСЕХ мощнейших силовых структур подверглись репрессиям. Исключение: министерство (наркомат) обороны, в котором, впрочем, уходили в отставку три руководителя (Сталин, Соколовский, Булганин). Эти отставки, однако, не были связаны с опалой кого-либо из них.

Лица, работавшие в непосредственном соприкосновении со Сталиным

Многолетний начальник охраны Сталина Власик: арест, суд, заключение (1952 г.).

Многолетний глава секретариата Сталина Поскрёбышев: отставка, арест (1953 г.).

Глава лечебно-санитарного управления Кремля Виноградов: отставка, арест (1952 г.).

Не подвергался репрессиям, но скоропостижно умер 17 февраля 1953 г. комендант Кремля Косынкин.

Итого: ВСЕ четыре ближайших в повседневной службе «технических» сотрудника Сталина «исчезли с горизонта», из них трое – официально репрессированы.

Можно в поиске аналогий «зарыться» и в совсем уже отдаленные времена. И убедиться, что для арестов даже самых могущественных людей не требовалось передвижений войск, подобных произошедшим 26 июня 1953 г.

Россия, «Эпоха дворцовых переворотов», XVIII век.

Арест регентши Анны Леопольдовны и императора-младенца Иоанна Антоновича (1741 г). Задействована одна гвардейская рота.

Арест правителя Бирона (1741 г.). Задействованы от 30 до 80 офицеров и солдат – более точных цифр нет.

Арест «всемогущего» Меншикова (1727 г.) – войска не задействованы.

Свержение Петра III (1762 г.) – два полка (приблизительно) двинулись из Санкт-Петербурга на Ораниенбаум с целью ареста Петра III. Продвижение длилось не более 4–5 часов и после добровольной сдачи Петра III было прекращено.

Добавим и трагедию убийства Павла I (1801 г.) – задействованы не более 20 человек (высшие офицеры). Точное число их неизвестно.

При убийстве Гая Юлия Цезаря – разве вводились в Рим легионы?

Из иностранных схожих событий. При свержении президента Альенде в Чили (1973 г.) и при уничтожении Гитлером руководства нацистских штурмовиков («ночь длинных ножей», 1934 г.) войска в столицы вводились, но в меньших масштабах, чем при «аресте Берии», на меньшие сроки и, что главное, не для бездействия, не для стояния без всякой явной или хотя бы интуитивно ощущаемой цели. В связи с этим рассмотрим следующий ряд фактов.

СОБЫТИЙНЫЙ РЯД ВВОДОВ ВОЙСК В КРУПНЫЕ ГОРОДА

Хрущёвское руководство (по персональному составу – практически то же, что арестовывало Берию) трижды (кроме событий 26 июня) вводило войска в крупные города: в Берлин (июнь 1953 г.), в Тбилиси (март 1956 г.) и в Будапешт (октябрь-ноябрь 1956 г.).

Во всех этих случаях ситуация в данном конкретном городе уже вышла из-под контроля советского руководства, город был охвачен массовыми стихийными волнениями. Цель ввода войск в каждом случае совершенно очевидна: подавить волнения, восстановить контроль Москвы над городом. Можно подобную цель порицать, но нельзя отрицать, что она была и что она была для всех очевидной.

Во всех этих случаях войска вводились не в первые часы и даже не в первые дни массовых волнений, а лишь тогда, когда ситуация давно уже перезрела; это означает, что каждый раз решение о вводе войск давалось Кремлю с огромным трудом: в советском руководстве были разногласия, опасения, шли споры.

Во всех трех случаях войска, вступив в город, немедленно применяли силу, открывали огонь, были человеческие жертвы (особенно многочисленные в Будапеште).

В Москве 26 июня все было с точностью до наоборот: решение о вводе войск принято мгновенно (без колебаний) без какой-либо видимой цели (войскам ничего не говорили ни об аресте Берии, ни о том, что их возможный противник – войска своего же МВД); войдя в город, войска бездействуют, просто стоят и стоят, и смысл их пребывания в столице становится с каждым часом все более загадочным.

Можно для сравнения рассмотреть также ввод войск в Москву 19–21 августа 1991 г. (властью самопровозглашенного ГКЧП). Первое существенное отличие: в 1991 г. за много месяцев до событий перспектива возможного ввода войск в Москву открыто обсуждалась в обществе: Советский Союз трещал и разваливался, союзные республики одна за другой принимали «Декларации независимости», и в первой половине того года в Москве даже начали снимать художественный фильм «По Таганке ходят танки» (впоследствии он так и не был завершен). Газета «Вечерняя Москва» писала об этих съемках и публиковала фотографию танка возле станции метро «Таганская-кольцевая».

Войска продвигались в столицу и по столице нарочито медленно, соблюдая правила уличного движения. Я сам видел около 7 часов утра 19 августа, как колонна БМП шла по Можайскому шоссе к перекрестку с Рябиновой улицей – со скоростью степенного пешехода, примерно 4 километра в час. На перекрестке боевые машины остановились и дисциплинированно пережидали красный свет светофора.

Уже через сутки, к утру 20 августа, значительная часть войск была выведена из города. Это было заметно невооруженным глазом: на многих перекрестках, где вчера стояли танки или БМП, сегодня их уже не было.

Вывод войск был завершен через двое суток после ввода, утром 21 августа. Цель ввода ясна и прозрачна: не боевые действия, но демонстрация силы (присутствия).

АРЕСТОВАННЫЕ СООБЩНИКИ БЕРИИ

Хотелось бы все же знать фамилии, имена и отчества тех сообщников Берии, которых до такой степени опасались в Кремле, что оторвали гвардейцев-танкистов от обеда.

Не будет натяжкой предположить, что эти едва-едва не состоявшиеся бонапарты были осуждены и казнены вместе с самим Берией 23 декабря 1953 г. Таковых сообщников шесть человек. Кто же из них мог 26 июня двинуть на Москву полки и дивизии МВД?

Мешик. Бывший заместитель Берии по атомному проекту. К 26 июня – министр внутренних дел Украины. Находился в Киеве. Передвигать подмосковные дивизии МВД явно не мог.

Деканозов. Министр внутренних дел Грузии. Находился в Тбилиси…

Гоглидзе. Начальник контрразведки. Находился в Берлине…

Влодзимирский. Начальник следственной части по особо важным делам. Дивизий и полков у себя в подчинении наверняка не имел, да и арестован был лишь 30 июня – значит, в Кремле защищались не от него.

Меркулов. Министр государственного контроля. Ведомство у него в подчинении не силовое, войск оно не имело. Кроме того, в начале 1953 г. Меркулов перенес инфаркт. Ныне известна его записка к Берии, в которой он, Меркулов, выражает надежду полностью поправиться к осени 1953 г. Кроме того, Меркулов арестован был лишь 18 сентября – последним из шестерки. Значит, не он был самым опасным из всех.

Остается Кобулов – первый заместитель министра внутренних дел (то есть самого Берии). По должности он, безусловно, имел право и возможность отдавать приказы войскам МВД. Значит, он?

Однако самый беглый взгляд в анкетные данные Кобулова заставляет забраковать его как «контрпереворотчика». Всю жизнь он успешно делал карьеру – отнюдь не боевую и не революционную. В 1946 г., в возрасте 42 лет, Кобулов перешел на работу в Управление советским имуществом за границей, относившееся тогда к министерству внешней торговли. Известно, что главной заботой Управления в те годы был вывоз из Германии и других стран трофейных ценностей в Союз. Товарищ Кобулов руководил этим не самым рискованным в мире делом в течение 7 лет, вплоть до смерти Сталина, в служебном своем росте достиг должности заместителя начальника Управления, которое тем временем было передано из МВТ в МВД. Чиновников такого уровня в Москве было наверняка не менее тысячи.

Со смертью Сталина и приходом Берии к руководству МВД в марте 1953 г. Кобулов назначается первым замом министра. Это лично для него означает карьерный прыжок через две ступеньки (начальника Управления и «простого» зама министра) – и совершенно иной уровень и характер работы, рабочее взаимодействие с совсем иными людьми и в совсем ином ключе. Чтобы освоиться со всем этим, требуется, конечно, время, и, конечно, не три месяца, так что самовольно двигать дивизиями 26 июня Кобулов не мог, да и вообще сомнительно, чтобы человек с таким складом характера и служебным опытом когда-либо решился на авантюру государственного масштаба, да еще взяв на себя роль лидера.

Кобулова арестовали днем 27 июня – быстро, но все-таки недостаточно быстро для главного и страшного врага. Зачем было оставлять ему свободу действий на целые сутки? Да и сама процедура его ареста не свидетельствует о том, что из-за него сильно нервничали: Кобулова вызвали в ЦК партии, там и арестовали. По-видимому, понимали, что Кобулов явится по вызову, куда ему укажут, «взбрыкивать» не будет.

Причем были люди, которых поспешили арестовать днем 26 июня, не откладывая ни на минуту. Это, во-первых, личные охранники Берии (их задержание выглядит естественным и даже, пожалуй, неизбежным в сложившейся ситуации). Это, во-вторых, семья Берии: жена, сын, беременная невестка с двумя маленькими (дошкольного возраста) дочками – внучками Берии. Впрочем, семью арестовали как бы «не совсем»: поместили под домашний арест на дачу, и лишь 18 июля жену и сына Берии арестовали «по-настоящему».

Это само по себе беспрецедентно – ни до, ни после при аресте «врага народа» в Советском Союзе «членов семьи врага народа» не помещали под домашний арест и вообще не оставляли вместе. Взрослые (как правило, не вся семья и не одновременно) отправлялись в тюрьму – и, конечно, не в одну и ту же камеру. Если арестовывали и детей (что делалось не всегда), то их отправляли в спецдетдома, где им немедленно меняли имена и фамилии. Традиция была однозначной, никаких вариаций не существовало. Почему же для Берии сделали такое торопливое и странное исключение?

Вообще чем могли быть так опасны родные Берии, что их арестовали на сутки раньше, чем Кобулова? Сын Берии – Серго Лаврентьевич – был главным конструктором КБ «Алмаз», создавал технику для противовоздушной обороны. Его должность сама по себе не давала ему никаких особых возможностей для борьбы за высшую государственную власть. Можно, разумеется, предположить, что 28-летний здоровый мужчина, хорошо образованный и имеющий руководящий опыт, представлялся кому-то опасным независимо от занимаемой должности; но как могла его беременная жена с двумя маленькими дочками представляться опаснее первого зама министра МВД Кобулова?

И если Серго Лаврентьевич впрямь казался опаснее Кобулова, то почему Серго Лаврентьевича не арестовали 26 июня «по-настоящему», а тянули с этим три недели?

АРЕСТ БЕРИИ: ПОЧЕМУ В КРЕМЛЕ?

Больше никого из высших советских руководителей не арестовывали прямо на заседании высшего советского руководства.

Оно и понятно.

С одной стороны, если прямо на заседаниях высшего органа власти управляющие государством люди принимаются друг друга арестовывать, то это роняет его, органа власти, авторитет.

С другой стороны, создается нерабочая обстановка – ведь даже и в самой диктаторской диктатуре орган власти призван решать вопросы управления государством, а если каждый или почти каждый из присутствующих его участников мысленно прикидывает, не арестуют ли его, участника, прямо здесь и сейчас, – это может до некоторой степени отвлекать его, участника, от сути обсуждаемых вопросов и в итоге снижать качество принимаемых решений.

Даже в 1937–1938 гг. никого не арестовывали прямо в кабинете у Сталина, мало того: по отношению к некоторым уже назначенным в жертву руководителям Сталин в последний момент перед арестом проявлял показную благожелательность, успокаивал, обнадеживал. Так было с Бухариным, Тухачевским, Блюхером, и не только с ними.

Кроме того, как правило, нет стопроцентной гарантии, что арестуемый не вооружен и не окажет сопротивления, быть может – отчаянного. Кому нужна беспорядочная стрельба прямо на заседании в Кремле? Или хотя бы драка с использованием, скажем, разбитого графина?

Наконец, человек в Кремле в середине рабочего дня, скорее всего, находится в рабочем, бодром состоянии, да и неподалеку от правительственных телефонов и своих охранников, в общем, в центре событий и на суточном пике тонуса. Куда удобнее осуществлять (предрешать) отстранение руководителя во время его отсутствия в столице – как поступили с Хрущёвым в 1964 г., когда он отдыхал в Пицунде, или с Жуковым в 1957 г. во время его официального визита в Албанию и Югославию. Арестовывать же лучше ночью, разбудив спящего, что в сталинские времена, как известно, широко практиковалось.

Берия как раз накануне своего ареста вернулся из Берлина, где провел несколько дней. Если уже решили его арестовать, зачем было дожидаться его возвращения в Москву? Боялись, что он и в Берлине (или находясь в воздухе) узнает, что что-то происходит, и начнет противодействовать? Но, будучи в Москве, он имел куда более возможностей для противодействия.

Словом, выбор времени и места для ареста Берии – еще одна странность в этой истории, хотя и не самая большая.

СОДЕРЖАНИЕ БЕРИИ В ЗАКЛЮЧЕНИИ И СУД В ШТАБЕ МОСКОВСКОГО ВОЕННОГО ОКРУГА

Бывает, что непосредственно после ареста арестованного содержат не в тюрьме, а где-либо еще. Чаще всего это случается на войне, в походах и экспедициях, вообще – вдали от городов и/или при необычных обстоятельствах и бытовых условиях.

Случается это и в городах, хотя и реже, и, как правило, ненадолго.

Содержание Берии под стражей, как его описывает официальная версия, необычно до абсолютной исключительности – как, впрочем, и вся версия и в деталях ее, и в ее целостности. Ни до, ни после ни одного заключенного в Советском Союзе не содержали полгода в войсковом штабе. Во всяком случае, мне подобные примеры неизвестны.

Кто надзирал за Берией в штабе МВО? Может, туда командировали опытных надзирателей с Бутырки? Или поручили его охранникам самого штаба? Но слова «надзиратель» и «охранник» не зря образованы от разных корней. За заключенным требуется именно «надзор», а не только «охрана»: надо предотвратить не только побег или похищение заключенного, а и многое другое, скажем, самоубийство заключенного. А способы самоубийства бывают необычайно изощренными, скрытными, неожиданными. И опытный надзиратель тем среди прочего и отличается, что он хорошо и твердо знает, чего именно в связи с этим следует опасаться и за чем именно надо следить.

Как Берию выводили на прогулку – ведь в штабе МВО не было специально оборудованного дворика для прогулок заключенных? А подобный дворик – это исключение возможности побега или установления контакта с внешним миром, а также исключение наблюдения извне за режимом и расписанием прогулок.

Если место заключения Берии надо было хранить в каком-то особом секрете, то зачем же было помещать его как раз в штаб, где неизбежно каждый день по долгу службы бывают генералы и офицеры из округа и не из округа? Не говоря уже о том, что сами многочисленные сотрудники штаба, не имеющие никакого отношения к работе с заключенным Берией, ежедневно оказывались неподалеку от него без всякой к тому надобности.

Если бы некие доброжелатели Берии попытались бы освободить его силой, то заодно (и неизбежно) пострадал бы и штаб МВО. Кому и зачем понадобился такой добавочный риск?

В Москве и Подмосковье имелось много мест заключения, в том числе и тайных – некоторые из них за прошедшие полвека с лишним были рассекречены и подробно описывались в прессе. Если уж все они по какой-то немыслимой причине не подходили – то за полгода (на самом деле много быстрее) можно было специально выстроить или переоборудовать место для содержания одного-единственного заключенного?

Может быть, однажды в спешке решив поместить Берию в штаб МВ О, в дальнейшем опасались куда-либо его перемещать – не напал бы кто-нибудь при таком перемещении? Но как ни важен был Берия, товарищ Хрущёв (например) после 26 июня был наверняка еще важнее – и его, Хрущёва, возили по Москве каждый день.

Суд над Берией проходил также в штабе МВО – то есть обвиняемого судили прямо в месте его заключения. Так бывало, но крайне редко. А вот чего не бывало никогда – это чтобы весь состав суда был из высших военных – во главе с маршалом Коневым. Чем на этот раз оказались непригодны испытанные кадры – товарищи Ульрих, Вышинский, да и вообще весь корпус юристов Советского Союза? И чем маршал Конев так уж хорош в роли судьи? Впрочем, при всем уважении к заслуженному маршалу приходится заподозрить, что с ролью судьи в «деле Берии» он, по-видимому, справился не блестяще, ибо больше его на эту роль никогда не привлекали.

СЕКСУАЛЬНЫЕ ПРЕСТУПЛЕНИЯ БЕРИИ

Впервые эта тема возникла на закрытом пленуме ЦК КПСС в начале июля 1953 г.: Хрущёв в своем выступлении сообщил кое-какие единичные факты. Затем по Москве и по Союзу распространились слухи о каких-то необычайных развратных действиях Берии: он якобы содержал под Москвой целый особняк с наложницами; проезжая по Москве, приказывал охране схватить прямо здесь же, на улице, приглянувшуюся ему девушку… и т. д. В советской прессе все это появилось в конце 1980-х гг. Подробного пересказа эти сплетни были бы недостойны, даже если бы они были правдой.

Для оценки этих версий отметим, что товарищ Сталин за последние свои 8 лет жизни принимал научного руководителя советского атомного проекта Игоря Васильевича Курчатова лишь 2 (два) раза; некоторых других физиков-ядерщиков – 1 (один) раз. Это значит, что Сталин, строго говоря, не руководил атомным проектом.

Подлинным административным главой атомного проекта был Берия. С физиками он встречался, перезванивался и переписывался постоянно. Мне доводилось слышать отклики о Берии от физиков – участников атомного проекта: они оценивали Лаврентия Павловича исключительно высоко как толкового, умелого администратора. Берия ездил и на конкретные строившиеся и запускавшиеся в эксплуатацию объекты. Так, в 1947 г. он дважды выезжал на Урал, под Кыштым, на объект, называвшийся тогда «База-10» (позднее – «Челябинск-70»). В результате этих поездок сменились два директора этой важнейшей стройки.

Вообще советские «аппаратчики» после войны продолжали работать в режиме военного времени, не только без отпусков, но и без выходных. Тогдашний начальник Генерального штаба Штеменко свидетельствует в своих мемуарах, что среди его сотрудников имели место случаи смерти от нервного истощения. В соответствии с личным режимом дня Сталина рабочий день советского аппаратчика заканчивался в 3–4 часа ночи, а начинался в соответствии с законодательством – в 8–9 утра. В 1980-е гг. мне довелось взять интервью у пенсионера, бывшего в начале 1950-х гг. замом министра строительных материалов. Он и его жена рассказали мне, что при Сталине у них в семье считалось маленьким праздником, если супругу в воскресенье удавалось пообедать дома – так, чтобы за время обеда его не «выдернули» обратно на службу.

Быть может, Берия, в силу своего высокого положения, и мог себе позволить некоторые вольности, которые были немыслимы для «рядового» министра или зама министра; но атомную бомбу все-таки надо было делать; срочность, чрезвычайность, новизна и сложность задачи были исключительны, и чтобы справиться с таким проектом, нужно было им жить, дышать. Возможно, у Берии и была любовница или несколько любовниц; но что он был не в состоянии одновременно и делать бомбу, и устраивать массовую охоту на симпатичных москвичек – очевидно.

В 1953 г., по опубликованным ныне сведениям, у СССР имелось 5 ядерных зарядов. Это значит, что к тому моменту атомный проект своей цели еще не достиг – ведь требовалось не просто устроить ядерный взрыв, но создать серьезный ядерный потенциал, который имел бы военное значение. До этого было еще далеко, а значит, у Берии не было возможности (даже если было желание) расслабиться и вволю поразмышлять о девочках.

Не говоря уже о том, что он руководил не одним только атомным проектом… Только один пример на эту тему: Берия курировал строительство в Москве первых советских высотных зданий (приблизительно 20-30-этажных) – дело для страны совсем новое и считавшееся тогда вопросом государственного престижа.

Наконец: если Лаврентий Павлович развратничал прямо-таки до буйства, зачем ему было жить в одном доме не только с законной женой, но и с семьей сына? Уж отселить-то от себя молодое поколение он, конечно, был в силах.

В 1990-е гг. я разговаривал со Светланой Петровной Мозгановой, учительницей математики. Она рассказывала, что в начале 1950-х, учась в пединституте, проходила на учебу и с учебы по переулку мимо особняка Берии; зачастую Берия прогуливался по переулку в сопровождении одного-двух охранников; студентки узнавали Берию в лицо и здоровались с ним; он отвечал им и, в свою очередь, здоровался. Никаких исчезновений студенток в институте не бывало, никаких слухов о похождениях Берии не было.

Но даже если бы сексуальные преступления Берии были фактом, нельзя не обратить внимание, что по отношению к остальным многочисленным «врагам народа» эта тема советскими властями никогда не эксплуатировалась. Почему же для Берии и тут сделали исключение? Ведь наверняка среди множества репрессированных по политическим обвинениям в 1920-1950-е гг. можно было бы найти мужчин, небезгрешных в своих отношениях с женщинами.

ОБЩАЯ ОЦЕНКА ОФИЦИАЛЬНОЙ ВЕРСИИ

В поведении людей, как индивидуальном, так и коллективном, бывают странности и противоречия. Иной раз они даже превалируют.

Но при всем том какую-то логику в действиях человека (группы людей) практически всегда уловить можно. Она может строиться на заблуждениях, просчетах, конфликтующих мотивах, переменчивых эмоциях, но она есть. Полный абсурд являют собою только действия душевнобольного.

Чтобы опровергнуть официальную версию, достаточно было бы, на мой взгляд, указать лишь на один – до сих пор мной не упомянутый – пункт. Вдумаемся: утверждается, что после ареста Берии МВД могло (и пыталось?) победить (превзойти) все остальное советское руководство не в интригах, не в арестах, не во внезапных действиях каких-либо малых вооруженных групп, а в открытых крупномасштабных боевых действиях сухопутных войск.

Иными словами, среди генералов МВД нашлись (или в Кремле опасались, что найдутся) такие, кто хотел померяться силами и талантами в деле ведения сухопутной войны с маршалами Жуковым, Василевским, Коневым, Малиновским… Словом, со всем советским корпусом командующих и штабных работников, только что разгромившим гитлеровский вермахт и его союзников, участвовавшим в руководстве разгромом армий Гоминьдана в Китае (1946–1950) и войной в Корее (1950–1953).

Если бы среди генералов МВД и нашелся бы вдруг подобный оригинал (хотя откуда бы ему взяться?), ясно, что никто под его знамена не встал бы, и остаток жизни этот человек играл бы в солдатики на Канатчиковой даче.

То есть официальная версия не просто слаба, а очень слаба, настолько, что принять ее и провозгласить руководители СССР могли, на мой взгляд, лишь в одном случае: вынужденно, от некуда деться, от крайней необходимости. Не потому что в Кремле сидели круглые дураки, не способные придумать что-нибудь правдоподобное, а потому что хоть какое-то правдоподобие версии было бы для государства самоубийственным.

РАССУЖДАЯ НА УРОВНЕ ЗДРАВОГО СМЫСЛА

В любом деле, даже самом простом, вроде забивания гвоздей, чтобы выполнять его хорошо, необходимо овладеть теми или иными тонкостями, известными лишь профессионалам.

В то же время любое дело строится на основе здравого смысла, которым наделен любой человек, независимо от профессии.

Говоря очень грубо и приближенно: чтобы знать, что и как можно сделать в данном конкретном деле, – надо быть профессионалом; чтобы догадаться, что и как в данном деле сделать нельзя (или как поступать заведомо неразумно), – достаточно здравого смысла и некоторого кругозора.

Порассуждаем же на уровне здравого смысла.

Если в Кремле опасаются, что некая расположенная в Подмосковье дивизия самовольно двинется на Москву, нет необходимости тащить в Москву другую дивизию для предотвращения опасности. Достаточно посадить у расположения подозреваемой дивизии в доме напротив у окна одного наблюдателя – и, если подозреваемая дивизия начнет выходить за пределы своего расположения и строиться в колонну, наблюдатель не сможет этого не заметить и успеет сообщить, ибо готовиться к организованному продвижению дивизии придется никак не менее часа.

После чего блокировать ее продвижение можно быстро и надежно, не привлекая никаких войск – просто выставив в подходящем месте на шоссе несколько грузовиков или автобусов и образовав тем самым пробку. Именно так азербайджанцы препятствовали вводу советских войск в Баку в 1990 г., и весьма эффективно – колонны войск два или три раза вынужденно поворачивали обратно.

Но командир дивизии не может быть главным путчистом – он должен получить приказ от кого-то более высокого по положению, из Москвы. Круг этих «кого-то» в Москве неизбежно узок – уж никак не более одного-двух десятков человек, причем все они занимают высокое положение в партийной и/или государственной иерархии. Чтобы нейтрализовать и их, не требуются даже грузовики и автобусы, не нужны аресты. Можно двоих потенциальных «путчистов» вызвать на двухдневное совещание к Маленкову, еще троих – к Микояну, еще двоих – направить в командировку в Ленинград и т. п. Если кто-то из них не подчинится этим распоряжениям высшего руководства страны (а в самом высшем руководстве, согласно официальной версии, налицо нерушимое антибе-риевское единство) – никакая подмосковная дивизия ему помочь не успеет.

В общем, при том развитии событий, какое «официально» имело место 26 июня, требовалось несколько часов (никак не более суток), чтобы убедиться, что никто из московских служащих МВД и никакая из подмосковных дивизий МВД не «дергаются» и опасности для государственной власти не представляют. Как оно и было на самом деле.

Зачем же войска стояли в Москве еще двое суток? И зачем они были нужны в столице после того, как артиллерийские батареи уже блокировали шоссе в Подмосковье?

При этом надо заметить, что город в мирном состоянии не предназначен для длительного пребывания войск, а войска, в свою очередь, – для нахождения в городе. Один лишь вопрос: где танкистам спать? В мирное время они обычно спят в казармах. На маневрах и на войне – в палатках, шалашах, землянках. Но в танке спать крайне неудобно. Тем более трое суток кряду И туалета в танке нет. В расположении своей части танкисты ходят в имеющиеся там в достаточном количестве туалеты. На войне и на маневрах могут сходить под ближайший кустик. В Москве – в общественный туалет, если их поставили поблизости от него. Но поскольку войска вводили в Москву явно не для охраны общественных туалетов, для некоторых подразделений эта сторона человеческого бытия, видимо, превратилась в те дни в серьезную проблему.

Для города тоже проблема – войска не могут не мешать уличному движению, у населения не могут не возникнуть недоуменные вопросы, и при этом власти ничего не объясняют ни солдатам, ни москвичам. Как это и тем, и другим понимать? Возникновение общего ощущения нестабильности и соответствующих слухов – неизбежно. И не только среди населения. Дипломатический корпус, например, тоже не останется в стороне.

И тем не менее власти решились на длительное «стоячее» нахождение войск в столице.

СВИДЕТЕЛЬСТВО СЕРГО ЛАВРЕНТЬЕВИЧА БЕРИИ И ДРУГИЕ ПУБЛИКАЦИИ ПО «ДЕЛУ БЕРИИ»

В опубликованных в 1994 г. мемуарах сын Берии Серго Лаврентьевич сообщает, что в обеденный перерыв 26 июня 1953 г. ему позвонили и сообщили, что его отец, Лаврентий 1Тавлович Берия, только что, «видимо, убит» у себя в особняке на площади Восстания. Примчавшись домой, Серго Лаврентьевич застал в доме солдат, выбитые стекла окон, следы пуль на стенах, выбитые двери.

Последнее обстоятельство – выбитые двери – указывает на то, что дом не только обстреливали, но и штурмовали. Единственная возможная цель – захват Берии.

На это же (штурм) указывает и то, что приехавшему Серго Лаврентьевичу сказали, что несколько минут назад из дома увезли чье-то тело, накрытое простыней. То есть ни при телефонном звонке, ни по прибытии домой Серго Лаврентьевичу не сказали определенно, что Лаврентий Павлович убит.

Опубликованные фотокопии дела Берии не содержат его тюремной фотографии (анфас и профиль) – в отличие от дел шестерых его «сообщников», в которых тюремные фотографии есть. Находящаяся же в деле Берии фотография, во-первых, выполнена не по законам жанра (она сделана «почти анфас», если можно так выразиться), во-вторых, представляет нам человека в явно хорошем настроении – еще не улыбающегося, но, кажется, вот-вот готового улыбнуться. Это не фотография человека, только что арестованного.

На мой взгляд, это может означать лишь одно – у «охранявших» Берию не было в руках самого Берии, во всяком случае, живого и невредимого.

На это указывает также и то, что в наше время имеется – и опубликован – акт о казни Берии, но отсутствует акт о его захоронении.

ДРУГАЯ ВЕРСИЯ

Что же произошло в действительности?

Видимо, дело было так.

Середина лета 1953 г. Утром 26 июня Лаврентий Павлович Берия прибыл на работу и всю первую половину дня занимался делами, никто его не арестовывал и арестовывать не собирался. Сын Берии Серго Лаврентьевич находился на службе, жена, невестка и внучки – на даче. Около двух часов дня, когда Лаврентий Павлович Берия приехал из Кремля в свой особняк на площади Восстания пообедать, на особняк совершила внезапное и стремительное нападение группа вооруженных неизвестных. Была стрельба, были жертвы, были многочисленные свидетели среди прохожих и проезжих, а также среди живущих и работающих в соседних домах.

Нападавшие, не оставив визитных карточек, увезли Лаврентия Павловича в неизвестном направлении. Был ли он захвачен живым или мертвым, сказать, конечно, трудно, но намерение нападавших очевидно – захватить живым. В противном случае они могли бы обойтись одним выстрелом профессионального снайпера. Особняк Берии одной своей стороной выходит в сеть старомосковских переулков и двориков; затеряться там за 2–3 минуты вполне реально.

Когда в Кремле узнали о происшедшем, было принято разумное и естественное решение о вводе войск в город: во-первых, для защиты множества важнейших лиц и объектов Москвы от возможных дальнейших нападений; во-вторых, для того, чтобы максимально затруднить скрывшимся вооруженным неизвестным дальнейшие передвижения по городу. При этом смысл происходящего раскрыли лишь нескольким высшим командирам, так как дать всему миру узнать, что первое лицо в Советском государстве, носителя важнейших атомных и неатомных секретов, похитили прямо из дому средь бела дня, было, конечно, недопустимо.

Находившаяся на даче семья Берии была взята под вооруженную защиту. К ней, естественно, был доставлен и сын пропавшего – Серго Лаврентьевич.

Кого следовало счесть виновным в происшедшем страшном провале? Во-первых, самого Лаврентия Павловича – ибо именно он как глава МВД отвечал за такие вещи; кроме того, как охраняемое лицо он, по-видимому, допустил непростительную беспечность, лично (по-видимому) настояв на том, чтобы его охрана была сравнительно слабой. Во-вторых, следовало винить контрразведку – именно она должна противодействовать подобным акциям. Поэтому первым действительно арестованным оказывается начальник контрразведки Гоглидзе – в ночь на 27 июня в Берлине. Не было ни самодурством, ни произволом счесть виновным и первого зама главы МВД Кобулова – он ведь тоже наряду с Берией отвечал за всю работу МВД в целом. Поэтому в середине дня 27 июня арестовывают и его.

Далее – расследование (вероятно) ничего не дает, неизвестных нападавших ни найти, ни заочно идентифицировать не удается; войска при таких обстоятельствах держат в городе до последней возможности, что и понятно. Однако новых нападений не происходит, и войска, и город устали от неестественного и никак не объясняемого властями соседства друг с другом. Не держать же танки у Кремля до бесконечности. Поэтому войска уводят по казармам, на улицы выводят патрули автоматчиков.

К 30 июня расследование все еще не дало нужных результатов; кремлевское руководство сильно и небеспричинно нервничало; тогда арестовывают начальника следственной части по особо важным делам Влодзимирского. Справедливо это было или нет – теперь трудно сказать, но своя логика в подобных действиях, безусловно, была.

Свидетелями ввода войск в Москву были миллионы москвичей. Никак не объяснить им произошедшее было политически просто невозможно (потому что тогда «объяснять» станут те, у кого фантазия богаче). Но на какого врага (от коего якобы защищались) указать, если ближайшие войска, которые можно назвать неприятельскими, находятся в 2 тыс. км от Москвы – в Норвегии с одной стороны и в Турции с другой? Поневоле приходится указать на якобы опасные войска своего же МВД. Не потому, что они опасны. Просто больше указывать не на кого.

Свидетелей же нападения на особняк Берии было намного меньше миллиона, но все-таки достаточно. Дабы затмить связанные с этим слухи, в ход пускается версия о необычайных сексуальных преступлениях Берии. Ясно, что сплетники подхватят и разнесут ее с куда большим азартом, чем сведения о том, что кто-то стрелял в особняк Берии или перелезал через его ограду.

Сформулированная официальная версия сообщается закрытому Пленуму ЦК КПСС. Затем 9 июля публикуется официальное сообщение: Берия – враг народа.

Не имевшее места «содержание Берии под стражей» «поручили», по-видимому, тем самым военным, которых и так уже посвятили в совершенно секретную суть дела днем 26 июня. Мотив этого понятен: незачем расширять круг носителей главного секрета. И «судили» Берию, по-видимому, те же самые военные, которые «организовывали» его содержание в заключении. Это тоже представляется разумным.

Вероятно, в июле в Кремле усиливались подозрения, что Берию могли похитить с его согласия – в конце концов, высшие советские руководители жили, по меркам западноевропейского среднего класса, скромно. Ни Берия, ни Хрущёв, ни Молотов не могли, скажем, по собственному желанию съездить в отпуск в Мадрид посмотреть корриду, купить приглянувшуюся дешевую модель «форда» – и позволить себе еще многое и многое, доступное в Западной Европе и США отнюдь не миллионерам. В общем, «западным людям» было что посулить Берии, а ему, со своей стороны, было чем с ними расплатиться (секретами).

Мне интуитивно кажется, что в июле 1953 г. никаких новых оснований для подобных подозрений у Кремля не появилось, а просто расследование похищения 26 июня никак не выходило из тупика, и это все больше и больше усиливало нервозность высшего советского руководства и заставляло его строить все новые предположения.

Поэтому 18 июля и последовал арест жены и сына Берии – их тоже начали подозревать в измене, заодно с главой семьи…

ПОЧЕТНА ЛИ «ДРУГАЯ ВЕРСИЯ»?

Не ошибается, как известно, тот, кто ничего не делает.

«Другая версия» утверждает, что Берия допустил роковую ошибку, чересчур ослабив свою охрану. Возможно, и его охрана, подвергшись внезапной атаке, совершила какие-то ошибки. Если так, то провал был крупный и с далеко идущими последствиями, но в оправдание его все же можно сказать: «с кем не бывает». Президента США Джона Кеннеди тоже убили средь бела дня на глазах у многотысячной толпы. И его брата, кандидата в президенты США Роберта Кеннеди, – тоже. И знаменитого лидера Индии Махатму Ганди. И президента Индии Раджива Ганди. И президента Египта Анвара Садата. На 100 % застраховаться от таких трагедий невозможно.

Официальная же версия утверждает, что участник высшего советского руководства Берия был не владеющий собою маньяк, а также и шпион, остальное советское руководство слабо разбиралось в вопросах борьбы за власть (!), вождения войск и содержания заключенных, а войска МВД были готовы нарушить присягу по первому сигналу. На мой вкус, ничего более порочащего государство, чем этот «букет», и выдумать нельзя.

В 1953 г. провозглашение данной версии было правильным и даже, быть может, единственно возможным шагом; но с течением лет признание этой версии постепенно и незаметно стало анахронизмом.

Мне кажется, мы имеем здесь дело с тем довольно редким случаем, когда более правдоподобная версия является и более почетной, причем для всех, так как и Вашингтону (например), с моей точки зрения, приятнее было бы считать, что с 1945-го по 1991 г. США соперничали не с компанией тупых маньяков и неумех, а с людьми по-своему разумными. Иначе с чего бы возиться с ними столько времени?

Кто же организовал похищение Берии? Рассуждать, исходя из традиционного вопроса «Кому это было выгодно?», в данном случае бесполезно. Любая группа или организация на земном шаре, способная организовать внезапную атаку в центре Москвы с участием 10–15 человек (а таких групп и организаций в мире было, очевидно, не так уж мало), могла иметь в этом деле сильнейший интерес: одни только атомные секреты можно было если не реализовать «в железе» самим, то за немаленькую сумму продать на сторону.

Естественно предположить, что имена авторов этого похищения никогда не станут известны.

Впрочем, чего только в жизни не бывает…