На следующий день после смерти тело покойного торжественно перевезли в Яссы для вскрытия и бальзамирования. Аутопсия проводилась в его покоях во дворце Гики. Разрезав величественный мягкий живот, доктор Массо с помощниками осмотрели внутренние органы и по одному извлекли их, осторожно разматывая кишечник, словно длинный шланг [1]Все примечания можно найти на сайте автора http://www.simonsebagmontefiore.com и ЛитРес. Издатель и автор ради удобства читателя решили не приводить их в бумажном издании книги.
. Они нашли органы слишком «влажными» от желчи. Печень была увеличена, и доктора констатировали разлитие желчи. Разумеется, всюду ходили слухи об отравлении, но не удалось обнаружить ни одного тому подтверждения. Вероятнее всего организм Потёмкина ослаб от лихорадки (то ли тифозной, то ли малярийной), геморроя, злоупотребления алкоголем и общей усталости, но вряд ли эта измождённость стала причиной смерти. Ушные боли, влажный кашель и затруднённое дыхание позволяют нам заключить, что он, вероятно, скончался от бронхопневмонии. Так или иначе, запах желчи был невыносим. Даже бальзамирование не помогло от него избавиться [2]Под этой плитой лежит Бауер: ямщик, гони скорей!
.

Доктора забальзамировали тело: Массо выпилил треугольное отверстие в задней части черепа и извлёк мозг, затем наполнил черепную коробку ароматическими травами и зельями, чтобы высушить и сохранить в целости эту знаменитую голову. Внутренности поместили в ящик, сердце – в золотую урну. После этого тело вновь зашили, словно мешок, и нарядили в лучший княжеский мундир.

Вокруг царил полный хаос. Потёмкинские генералы спорили, кто же возьмёт на себя командование армией. Все ожидали решений Екатерины: тело, наследство, её собственные любовные письма, война и мир в империи [3]Василий Степанович Попов  – доверенное лицо князя Г.А. Потёмкина, действительный тайный советник.
. Семь дней спустя новость достигла Петербурга, и императрица упала в обморок, зарыдала, ей пустили кровь, а затем она заперлась в своих покоях, будучи не в силах уснуть. Её секретарь Храповицкий оставил заметки об этих днях «слёз и отчаяния». Екатерина пыталась найти утешение, сочиняя похвальное слово для Потёмкина: «Это был человек… превосходного сердца; цели его всегда были направлены к великому. Он был человеколюбив, очень сведущ и крайне любезен. В голове его непрерывно возникали новые мысли; какой он был мастер острить, как умел сказать словцо кстати. В эту войну он выказал поразительные военные дарования: везде была ему удача; и на суше, и на море. Им никто не управлял… Одним словом, он был государственный человек: умел дать хороший совет, умел его и выполнить».

Но больше всего императрица дорожила их личными отношениями: «Его привязанность и усердие ко мне доходили до страсти; он всегда сердился и бранил меня, если, по его мнению, дело было сделано не так, как следовало… в нем были качества, встречающиеся крайне редко и отличающие его между всеми другими людьми: у него был смелый ум, смелая душа, смелое сердце. Благодаря этому мы всегда понимали друг друга и не обращали внимания на тех, кто меньше нас смыслил». Это была превосходная и справедливая похвала.

На следующий день она вновь проснулась в слезах. «Как можно мне Потёмкина заменить? – восклицала императрица. – Кто мог подумать, что его переживёт Чернышев и другие старики? ‹…›… я стара. Он настоящий был дворянин, умный человек, меня не продавал; его не можно было купить». Вновь «продолжение слёз», записывает Храповицкий [4]Барон Фридрих Мельхиор Гримм  – немецкий публицист эпохи Просвещения, критик и дипломат, многолетний корреспондент императрицы Екатерины Второй.
. Екатерина оплакивала Потёмкина как члена семьи. Между его родственниками завязалась переписка: графомания должна была помочь унять печаль. «Весь мир охвачен горем, – говорила она Попову, – но мне больно даже говорить о своей печали» [5]«В чем был гений Екатерины Великой? – спрашивал Сталин своего любимого помощника Андрея Жданова во время знаменитого разговора летом 1934 года. Сталин сам ответил на свой вопрос: – Ее величие в том, что она умела выбирать и выбрала князя Потёмкина и других талантливых любовников и государственных деятелей для управления страной». Автор узнал об этой истории, когда готовил другую свою книгу – «Сталин: двор Красного монарха», для которой брал интервью у Юрия Жданова, сына Андрея Жданова, а позже – зятя диктатора. Юрий Андреевич Жданов наблюдал эту сцену в детстве.
. Племянницы, спешившие в Яссы на похороны, испытывали те же чувства. «Папы больше нет, и я лью горестные слёзы, – пишет Екатерине его «котёнок» Катенька Скавронская. – Я привыкла полагаться на него в моём счастии…» Перед тем как до Катеньки дошло известие о её «сиротстве», она как раз получила от Потемкина сердечное письмо [6]В частности, в 1994 году один известный кембриджский историк описывал политические и военные способности Потёмкина и сформулировал интересную, но совершенно ничем не подтвержденную мысль о том, что ему «недоставало уверенности в себе где-либо помимо собственной спальни».
. Варвара Голицына, которую Потёмкин так страстно полюбил сразу после расставания с Екатериной, вспоминала: «Он столь был ласков, милостив и благотворителен к нам!» [7]Дата его рождения, как и многие другие детали биографии, остаётся загадкой, поскольку в точности не известно, в каком возрасте он отправился в Москву и когда был записан в конную гвардию. Существует мнение, что он родился в 1742 году: эту дату приводит его племянник Самойлов. Даты и военные документы противоречат друг другу, и аргументы обеих сторон не слишком впечатляют. Указанная выше дата наиболее правдоподобна.

Но дела не терпели отлагательств. Екатерина с подлинно монаршим себялюбием печалилась не только из-за своей утраты, но и из-за сопутствующих неудобств: «Князь Потёмкин сыграл со мной злую шутку. Теперь вся тяжесть правления лежит на мне одной» [8]Когда Григорий Потёмкин, которому суждено было потрясти воображение западных людей, обретал своё величие в Санкт-Петербурге, ему понадобилось обзавестись знаменитым предком. Для этих целей пригодился портрет сварливого, нетерпимого и педантичного российского посла, служившего в эпоху Короля-солнце и Весёлого короля; вероятно, он был получен в подарок от английского посольства и затем помещён в екатерининском Эрмитаже.
. Совет, созванный в день печального известия, отправил в Яссы Безбородко, чтобы тот довёл до конца мирные переговоры. В Константинополе великий визирь принялся уговаривать Селима III вновь начать войну, однако иностранные послы резонно сообщили ему, что коль скоро будущий король Дакии мёртв, мирное соглашение стало куда более вероятным [9]Такой обычай сохранялся вплоть до 1917 года. Когда враги Распутина пожаловались Николаю II, что тот ходит в баню со своими поклонницами, последний русский царь ответил, что таков обычай простолюдинов.
.

Екатерина приказала «святому» Михаилу Потёмкину привезти из Яссы её письма и разобраться с финансовыми делами князя. Но письма императрицы были самой драгоценной реликвией, принадлежавшей Потёмкину. Михаил Потёмкин и Василий Попов принялись спорить [10]До сегодняшнего дня в потёмкинской части села кое-что сохранилось – Екатерининский источник и избушка двух восьмидесятилетних крестьян, которые пробавляются пчеловодством. В той части, где жили крепостные, остались только церковные руины. Рассказывают, что в советские годы комиссары держали в церкви скотину, но все животные заболели и погибли. Жители села всё ещё ищут клад, который называют «потёмкинским золотом», но пока не нашли ничего, кроме женских тел, захороненных на церковном кладбище в XVIII веке (предположительно, это сёстры Потёмкина).
; последний настаивал, что обязан передать их императрице лично в руки. Поэтому Михаил [11]В самом деле, Потёмкин заказал строительство круглого храма Вознесения Господня в Сторожах (на Большой Никитской), которая затем была перестроена его наследниками, – он умер, не успев воплотить в жизнь свои масштабные планы. Историки, полагающие, что он женился на Екатерине II в Москве, указывают, что венчание произошло именно в этой церкви.
уехал без них.

Попытки разобраться с вопросом о наследстве, однако, заняли двадцать лет; прежде чем дело было завершено, сменилось три императора, а все подробности так никогда и не прояснились. С 1783 года Потёмкин, по-видимому, получил в общей сложности пятьдесят пять миллионов рублей – в том числе 51 352 096 рублей и 94 копейки из государственной казны на жалованье военным, постройку флота и городов, – и почти четыре миллиона – на личные нужды. Полного отчёта о том, куда он потратил все эти миллионы, в его архивных бумагах не обнаружилось. Император Павел велел вновь начать расследование, но его наследник Александр, который танцевал на потёмкинском балу, отказался от этого напрасного занятия, и таким образом вопрос был закрыт [12]Молодой император, переместивший двор из Петербурга обратно в Москву, умер в своей пригородной резиденции. Сегодня в этом здании размещается Российский государственный военно-исторический архив, где хранится большинство потёмкинских документов.
.

В Петербурге только и было разговоров, что о мифическом богатстве Потемкина – миллионы или одни лишь долги? «Его наследство велико, и в особенности замечательны бриллианты, – сообщил граф Стедингк Густаву III, – но можно предположить, что когда все долги будут оплачены, семеро наследников получат не так уж много» [13]В течение XVII века фавориты постепенно превращались в фаворитов-министров, среди них – Оливарес в Испании, Ришелье и Мазарини во Франции. Они были не любовниками королей, но одарёнными политиками, которых избирали, чтобы держать под контролем непомерно разросшийся бюрократический аппарат. Эта эпоха подошла к концу, когда в 1661 году Людовик XIV после смерти Мазарини принял решение править самостоятельно. Но обычай переняли российские женщины-правительницы, и первой так поступила Екатерина I в 1725 году.
. Екатерине тоже были небезразличны эти подсчёты: она могла бы оставить его долги наследникам, и таким образом они истратили бы почти всю унаследованную сумму, по примерным подсчётам составлявшую семь миллионов рублей. Однако императрица понимала, что Потёмкин использовал казну в качестве банка, при этом тратя личные средства на государственные нужды, потому посчитать отдельно казённые и личные счета было попросту невозможно. «Никто еще не знает точно достатка покойникова, – писал непредвзятый Безбородко по приезде в Яссы. – Много он должен казне, но много и на казне считает». Более того, его банкир барон Сутерланд умер вслед за своим клиентом, и разразился финансовый скандал, который мог бы нанести серьёзный вред хрупкой репутации России. Потёмкин задолжал Сутерланду 762 785 рублей [14]В Историческом музее Смоленска хранится такой стеклянный кубок, якобы принадлежавший Потёмкину. Легенда гласит, что из него когда-то пила Екатерина Великая, проезжая через Смоленск.
, а всем петербургским кредиторам вместе взятым – в общей сложности 2,1 миллион рублей [15]Алкивиад был известен своей бисексуальностью – среди его любовников был и Сократ, но не сохранилось никаких намёков на то, что Потёмкин разделял его эротические интересы. Алкивиадом (l’Alcibiade du Nord) называли и другого исторического персонажа, жившего в XVIII веке, – графа Армфельта, фаворита короля Швеции Густава III, ставшего затем другом царя Александра Первого.
.

Екатерина занялась финансовыми делами с присущей ей щедростью: за 935 288 рублей она выкупила у наследников Таврический дворец, а вдобавок и потемкинскую коллекцию произведений искусства, стекольный завод, бриллианты на сумму в миллион рублей и несколько поместий. Она сама оплатила его долги, а основную часть наследства велела разделить между семью алчными и теперь чрезвычайно богатыми наследниками – представителями семей Энгельгардтов и Самойловых. В одной лишь Смеле каждый из них получил по 14 000 крестьян мужского пола, а в придачу к этому и русские поместья, тем не менее десять лет спустя они всё ещё делили между собой добычу [16]Потёмкина иностранцы тоже описывали как гиганта. Конечно, в гвардию шли самые лучшие, но, судя по комментариям приезжих иностранцев, в то время российские мужчины отличались особой крепостью: «Русский крестьянин – это крупный, плотный, крепкий и хорошо выглядящий человек», – восторгалась леди Крейвен, путешествуя по империи.
. Даже через двести лет, в советские времена, крестьяне в Чижове раскапывали церковный двор в надежде обнаружить потёмкинские сокровища.

Императрица приказала отменить все светские мероприятия в столице: приёмы при дворе прекратились, как и собрания в Малом Эрмитаже. «Императрица не выходила в свет» [17]Его сила была не выдумкой – баронесса Димсдейл в 1781 году пишет о том, как колесо повозки Екатерины на аттракционе «Летающая гора» (предок американских горок) соскочило с оси, и Орлов, «удивительно сильный мужчина, встал позади нее и ногой направлял ее в нужном направлении».
. Многие восхищались искренностью её горя: Массон понимал, что «она потеряла не любовника: это был друг, гений которого не уступал ее собственному» [18]Именно это Чудо Бранденбургского дома вдохновило Гитлера и Геббельса в 1945 году в бункере в Берлине, когда смерть президента Рузвельта, казалось, должна была разъединить союзников. Фридрих вскричал: «Мессалина Севера мертва!» – и одобрил «поистине немецкое сердце» Петра Третьего.
. Стедингк полагал, что sensibilité Екатерины были для Потёмкина похвалой лучшей, чем любой панегирик [19]Благополучие Панина зиждилось на его женитьбе на племяннице фаворита Петра Великого, князя Александра Меншикова, который начал карьеру с продажи пирогов.
. Вся столица была облечена в «показной траур», за которым нередко скрывалось ликование [20]Алексей Григорьевич Бобринский (1762–1813) был тем самым ребёнком, которого она вынашивала в то время, когда умерла Елизавета. Хотя он так и не был признан законным сыном Екатерины, она, тем не менее, позаботилась о его воспитании. Он вёл разгульную жизнь в Париже, а императрица оплачивала его счета; затем вернулся домой, чтобы вскоре вновь уехать. Позднее Павел I признал его законным братом и пожаловал ему графский титул.
.

В то время как мелкие дворяне и младшие офицеры, чьи жёны носили на шее медальон Потёмкина, оплакивали своего героя, некоторые аристократы и военные чиновники торжествовали [21]Что, однако, не помешало одному дипломату заявить, что Потёмкин «раздобыл в Париже стеклянный глаз».
. Ростопчин хоть и считал Зубова «дураком», был тем не менее «весьма рад» тому, что все так быстро позабыли о «падении Колосса Родосского» [22]Брат фаворита императрицы Елизаветы был назначен на должность гетмана Украины, когда ему ещё не было двадцати пяти. Таким образом, во всё время правления Елизаветы он был губернатором формально полунезависимых казачьих земель. Разумовский поддержал екатерининский переворот, а затем высказал просьбу, чтобы гетманский пост передавался в его семье по наследству. Екатерина отказалась, отменила эту должность, заменив её Малороссийской коллегией, и сделала его фельдмаршалом.
. Великий князь Павел якобы пробормотал, что теперь в империи одним вором меньше, но нужно признать, что Потёмкин почти двадцать лет препятствовал тому, чтобы Павел смог занять своё законное место. Зубов хотя и «не торжествовал победу», всё же имел вид человека, который наконец-то смог вздохнуть свободно, выйдя из «длительного и тяжкого подчинения» [23]Мать Румянцева родилась в 1699 году и дожила до восьмидесяти девяти лет. Эта знатнейшая придворная дама знавала герцога Мальборо и Людовика XIV, помнила Версаль и день основания Санкт-Петербурга. Всю свою жизнь она похвалялась тем, что была последней любовницей Петра Первого. Даты, безусловно, совпадали: мальчика назвали Петром в честь царя. Его законный отец также был крупной фигурой в русской истории: выходец из провинции превратился в графа, генерал-аншефа и одного из доверенных лиц Петра Великого; Пётр отправил этого головореза в Австрию выследить своего сына-беглеца, царевича Алексея, и привезти его на родину, где по приказу отца его пытали и замучили до смерти.
.

Тем не менее нужно отметить, что князя оплакивали трое самых одарённых людей империи, два из которых считались его заклятыми врагами. Когда фельдмаршал Румянцев-Задунайский, незаконный сын Петра Первого, услышал известие о кончине Потёмкина, его свита ожидала, что он возрадуется. Вместо этого он склонился перед иконой. «Что удивительного? – спросил он своих приближённых. – Князь был мне соперником, может быть, даже неприятелем, но Россия лишилась великого человека… сына бессмертного по заслугам своим!» [24]В одном из недатированных любовных писем 1774 года, которое, как считается, знаменует собой начало их романа, Екатерина пишет Потёмкину, что некий придворный, возможно, союзник Орлова, предупредил её, что её поведение по отношению к Потёмкину становится опасным, и попросил позволения отослать его обратно на фронт, с чем она и согласилась.
. Безбородко признавал, что «много обязан… редкому и отличному человеку» [25]Пётр I сделал князем своего фаворита Меншикова, но это единственное исключение. После 1796 года император Павел и его преемники стали раздавать княжеские титулы направо и налево, в результате чего престиж этого звания изрядно уменьшился.
. Суворов тоже опечалился и сказал, что Потёмкин был «великий человек и человек великий. Велик умом, велик и ростом: не походил на того высокого французского посла в Лондоне, о котором канцлер Бэкон сказал, что чердак обыкновенно плохо меблируют», однако в то же время он назвал светлейшего князя «образом мирских сует». Суворов понимал, что минул век героев: Потёмкин использовал его как своего собственного спартанского царя Леониду. Он дважды ездил молиться на могилу Потёмкина [26]После смерти Александра Первого в 1825 году широко распространилось поверье, что он стал монахом и отправился странствовать по Руси.
.

В Яссах Лев Энгельгардт встретил старых гренадеров и спросил, кого они любили больше – Румянцева или Потёмкина. «При батюшке нашем, графе Петре Александровиче, хотя и жутко нам было, но служба была веселая», – сообщили они, но о Потёмкине сказали, что «его светлость был нам отец, облегчил нашу службу, довольствовал нас всеми потребностями; словом сказать, мы были избалованные его дети; не будем уже мы иметь подобного ему командира; дай Бог ему вечную память!» [27]О, господин Потёмкин, что за странное чудо вы содеяли, расстроив так голову, которая доселе слыла всюду одной из лучших в Европе? ( фр. )
. Петербургские солдаты тоже оплакивали его [28]В конце XIX века художник Константин Сомов, один из основателей общества «Мир искусства», чей отец в то время был хранителем в Эрмитаже, как-то раз собрал на чаепитие свой дружеский круг. Среди них были преимущественно гомосексуалы: поэт Михаил Кузмин, вероятно, балетный импресарио Сергей Дягилев и несколько других мужчин. Как позднее рассказывал автор книги «Другой Петербург» К. Ротиков, Сомов поведал гостям, что его отец обнаружил в хранившейся в музее екатерининской коллекции огромный слепок члена Потёмкина в натуральную величину. Недоверчивых слушателей провели в другую комнату, где они с видом подлинных ценителей и затаив дыхание увидели фарфоровое «великолепное орудие» Потёмкина, завернутое в вату и шелк и лежавшее в деревянном ларце. Затем слепок вернули в Эрмитаж, где, надо заметить, его больше никто не видел. Когда автор сей книги посетил Эрмитаж с целью осмотреть коллекцию Потёмкина, о слепке сведений не обнаружилось – что, впрочем, объяснимо, ведь музей такой огромный.
. Даже злобный Ростопчин признавал, что потёмкинские гренадеры пустили слезу, хотя и говорил, что их скорее опечалила утрата своих «преимуществ в воровстве» [29]Эта баня, как и их покои, до наших дней не сохранилась, погибнув в пожаре 1837 года. Но взглянув снаружи, мы можем увидеть золотой купол и крест часовни. Теперь на месте бани располагается Египетский зал Эрмитажа, где и сегодня царят прохлада и влажность банных комнат.
. Безбородко тоже был свидетелем солдатского горя. Когда он расспрашивал их об очаковских лишениях, они обычно отвечали: «Ну тогда так нужда велела», – и тепло отзывались о покойном, который обходился с ними по-доброму [30]Успокойтесь, друг мой, вот лучший совет, который могу вам дать ( фр. )
. Но лучшим знаком уважения к князю стали военные песни о нём, которые солдаты пели во времена Наполеоновских войн.

Не только славный лишь войной, Здесь скрыт великий муж душой.

Выдающаяся личность Потёмкина не могла оставить равнодушными ни современников, ни потомков, тем самым затрудняя объективный взгляд на его достижения и приводя к чудовищному искажению фактов. Недруги обвиняли его в лени, продажности, распутстве, нерешительности, эпатажности, фальсификациях, некомпетентности в военных делах и масштабнейших обманах. Но оправданы были лишь упрёки в сибаритстве и экстравагантности. Даже враги всегда отдавали должное его интеллекту, силе характера, невероятной прозорливости, отваге, щедрости и грандиозным успехам. Кастера, один из первых биографов Екатерины, писал: «Невозможно отрицать, что положением первого министра он обязан своему уму, храбрости и энергичности вкупе с многочисленными талантами, что постепенно раскрывались во всей своей полноте». Де Линь был убеждён, что, создавая Потёмкина, природа использовала «материал, которого хватило бы на сотню человек» [31]Знаком анархии, захлестнувшей Поволжье, было то, что еще один Петр Третий, беглый крепостной, смог снарядить свою повстанческую армию, завоевать Троицк, к юго-востоку от Москвы, и основать там еще один гротескный двор.
.

Благодаря успешным завоеваниям и колонизации новых земель он достоин занять место рядом со своим кумиром Петром Первым, который основал город и создал Балтийский флот, – подобно ему Потёмкин тоже возводил города и строил черноморские суда. Оба они умерли в пятьдесят два года. На этом сходство заканчивается, поскольку Потёмкин был столь же отзывчив и великодушен, сколь Пётр жесток и мстителен. Но настоящий масштаб фигуры князя можно в полной мере осознать и оценить лишь в свете его уникального, почти равноценного партнёрства с Екатериной: это был неповторимый любовный и политический союз. В его основе лежали нежная любовь и благородная дружба, но не следует забывать и об их грандиозных совместных свершениях. Ни один из знаменитых в истории романов не может сравниться с головокружительным политическим успехом Екатерины и Потёмкина.

Их отношения позволили Потёмкину превзойти иных министров-фаворитов прошлого: он держался подобно царю. Князь, над которым не было начальников, выставлял напоказ свой императорский статус и тем самым вызывал бурю негодования. Он вёл себя эксцентрично, поскольку мог себе это позволить. Но и все трудности проистекали из специфической двойственности его положения – обладая поистине царской властью, он все-таки не был императором. Как и всем фаворитам, ему принесло много страданий распространённое заблуждение, гласившее, что он – «злобный советник», захвативший власть над монархом; потому его первая биография получила название «Князь Тьмы». Если бы Потемкин был государем, его бы судили по делам, а не по образу жизни: коронованные особы могут вести себя как им вздумается, но эрзац-императоров общество порицает за любые слабости. «Его завоевания упрочили славу империи, – говорил Сегюр, – но восхищение, которые вызывали эти свершения, доставались ей, а ненависть, которую они разжигали, – ему» [32]В 1925 году переименован в Сталинград, в 1961-м – в Волгоград.
.

Светлейший князь был энергичен в политике, но осмотрителен на поле боя. При непосредственном командовании он медлил с принятием решений, но зато оказался выдающимся стратегом и главнокомандующим на суше и на море: он одним из первых предпринял совместные сухопутно-морские операции на разных участках обширной зоны военных действий. Его обвиняли в том, что в русской армии царили беспорядок и коррупция (эти упрёки были справедливы двести лет назад, справедливы они и сегодня), однако его достижения также заслуживают признания. В 1791 году Безбородко [33]Есть и еще одна версия о московском венчании. В XIX веке коллекционер князь С. Голицын часто приглашал посетителей в свой дворец на Волхонке, заявляя, что в 1775 году здесь останавливалась Екатерина во время своего приезда в город. Он показывал гостям две иконы, которые Екатерина предположительно подарила для его часовни в память о том, что именно там она обвенчалась с Потёмкиным.
осмотрел русские войска и был удивлён тому, что вопреки всем кривотолкам армия содержалась в порядке. Нужно также отметить, что противники Потёмкина поначалу были не так уж слабы: турки неоднократно одерживали победы над австрийцами, которые считались куда более искусными вояками, чем русские. Таким образом военная история недооценила фигуру Потёмкина: вместо того, чтобы причислять его к некомпетентным командирам, следует отдать ему должное как по-настоящему талантливому стратегу, впрочем, стоящему на ступень ниже его гениальных современников Фридриха Великого, Суворова или Наполеона. Как писала Гримму Екатерина, Потёмкин всегда был победителем. Редкий генерал может похвастаться тем же. Его добродушие и терпимость по отношению к солдатам уникальны для российской истории и даже для недавнего прошлого с его чеченскими войнами. «Невиданную еще дотоле в вельможе силу свою он никогда не употреблял во зло», – писал о нём Вигель.

Тридцать лет спустя граф де Ланжерон, чьи предвзятые россказни о Потёмкине повредили репутации князя не меньше, чем сочинения де Линя и Гельбига, признался: «Я слишком строго судил его, и негодование сильно повлияло на мою оценку». Затем он высказал более взвешенное мнение: «Разумеется, ему были свойственны все недостатки придворных мужей, неотёсанность парвеню и сумасбродство фаворитов, но всё это было лишь топливом, зерном для мельницы его гения. Он ничему не учился, но всё прозревал. Его ум был так же велик, как его тело. Он был способен не только измышлять, но и воплощать в жизнь невероятные чудеса, и такой человек был жизненно необходим Екатерине. Он занял Крым, покорил татар, положил начало городам Херсону, Николаеву, Севастополю, построил везде верфи, основал флот, который разбил турок; он был виновником господства России в Черном море… благодаря всем этим великолепным свершениям он достоин признания».

Александр Пушкин, который познакомился с Ланжероном в Одессе в 1824 году, тоже полагал, что «имя странного Потёмкина будет отмечено рукой истории. Ему мы обязаны Чёрным морем» [34]Дорогой супруг ( фр. )
. Города, корабли, казаки, само Чёрное море и переписка с Екатериной – вот подлинные памятники Потёмкину.

Замысел оды «Водопад» родился у Державина вскоре после смерти Потёмкина. Ему удалось выразить те известные ему черты, которые снискали князю прозвища Мецената и Алкивиада. Образ водопада с его чарующим величием, стремительностью и природной силой служил символом самой личности Потёмкина, а также изменчивой и преходящей земной жизни. Потёмкин был одним из самых выдающихся государственных деятелей в Российской империи, наряду с Петром Великим и самой Екатериной. Герцог Ришельё, знаток человеческих душ, который и сам занимал высокий пост, лучше иных иностранцев понимал светлейшего князя. «Совокупность его грандиозных достоинств, – писал он, – превосходила все его недостатки… Почти все его общественные деяния отмечены печатью благородства и величия» [35]Екатерина пожаловала Дарье особняк на Пречистенке, где та прожила всю оставшуюся жизнь.
.

Алцибиадов прах! – И смеет Червь ползать вкруг его главы?

Императрица решила, что похороны князя должны состояться в Яссах. Потёмкин просил Попова похоронить его в родной деревне Чижово, но Екатерина была уверена, что его тело должно покоиться в одном из его городов [36]До 1733 года акушерские щипцы были личным секретом хирургической династии Чемберленов. В те годы даже медицинские знания передавались по наследству.
 – Херсоне или Николаеве [37]Говорили, что Потёмкин приложил руку к гибели княгини, нанеся тайный визит акушерке. Медицинское убийство в России – частый мотив в параноидальных политических слухах; сталинское «дело врачей» тоже возникло из страха перед «убийцами в белых халатах». Князь Орлов, великая княгиня Наталья, любовник Екатерины Александр Ланской и сам Потёмкин – все они, если верить слухам, погибли от рук своих лечащих докторов, а Потёмкин был якобы причастен к смерти первых троих.
. Странно, что она не распорядилась похоронить его в Петербурге, но возможно, императрица, дитя рационализма и Просвещения, не придавала большого значения захоронениям. Она куда больше дорожила памятными местами и общими знакомыми, которыми они обзавелись вместе. Кроме того, она знала, что чем дальше от столицы будет могила Потёмкина, тем труднее будет Павлу осквернить её после смерти императрицы.

Одиннадцатого октября для церемонии прощания тело Потёмкина перенесли в зал – вероятно, во дворце Гики. Катафалк поместили в павильон, задрапированный чёрным бархатом с серебряными кистями; ткань была подтянута серебряными шнурами. Помост покрыли богатой золотой парчой. Князь покоился в открытом гробу, обитом розовым бархатом, под балдахином из розового и чёрного бархата. Балдахин стоял на десяти древках и сверху был украшен страусиными перьями. Ордена и жезлы Потёмкина лежали на бархатных подушках и двух пирамидах из белого атласа, стоявших по обе стороны катафалка. Его шпага, шляпа и шарф были укреплены на крышке гроба. Мерцали девятнадцать огромных свечей, и подле гроба дежурили семнадцать офицеров. Столпившиеся у катафалка военные и молдавские бояре оплакивали «своего благодетеля и защитника». Перед всей этой великолепной mise-en-scene [зрелищем (фр.). – Прим. перев.] располагалась чёрная доска, на которой перечислялись все потёмкинские титулы и триумфы.

В восемь часов утра тринадцатого октября 1791 года екатеринославские гренадеры и днепровские мушкетёры выстроились вдоль улиц, по которым должна была пройти похоронная процессия. Гремели пушечные залпы, скорбно звонили колокола; генералы вынесли гроб, за ними шли державшие балдахин лейб-гвардейцы. Процессию возглавляли эскадрон гусар и кирасирский полк Потёмкина. Далее шествовали лошади, которых вели конюхи в богатых ливреях и чёрных епанчах, а за ними – 120 солдат в траурных одеждах с факелами и 36 офицеров со свечами. Затем следовали молдавские бояре в экзотических турецких нарядах и черкесские князья. За ними – духовенство и офицеры, которые несли княжеские знаки отличия. Среди них был и миниатюрный портрет Екатерины, инкрустированный бриллиантами, который говорил о покойном больше, чем все медали и жезлы.

Гроб везли на чёрных дрогах, запряжённых восемью лошадьми в чёрных попонах; каждую из них вёл конюх в длинной траурной одежде и в шляпе. За громыхающими дрогами шли племянницы князя. Шествие замыкали любезные его сердцу казаки.

Похоронная процессия приблизилась к округлым угловым бастионам монастыря Голия и прошла через тридцатиметровую надвратную башню. Гроб внесли в церковь Вознесения, которую однажды посетил Пётр Первый. В архитектурном облике церкви с её белыми колоннами и шпилями сочетались византийские, классицистские и традиционные русские элементы, что как нельзя более подходило Потёмкину. Прозвучал последний пушечный залп [38]Павел и Мария Федоровна обвенчались 26 сентября 1776 года. Их царственными потомками были Александр I и Николай I, который правил страной до 1855 года. Их второй сын Константин должен был также взойти на престол, но отказался, что послужило стимулом к восстанию декабристов в 1825 году.
.

С гибелью Потёмкина в жизни Екатерины образовалась зияющая брешь, которую никому бы не удалось заполнить: после Рождества она три дня не выходила из комнаты. Императрица часто говорила о нём. В честь Ясского мира она распорядилась дать салют из сто одной пушки и учредила торжественный обед, но со слезами на глазах гневно запретила произносить тосты. «Горе её столь же глубоко, как и раньше». Тридцатого января 1792 года приехал Самойлов с ратификацией мирного договора, она отпустила всех остальных и плакала с ним наедине [39]Он стал первым российским министром образования при Александре I.
. Когда тем летом императрица вернулась из Царского Села, то сообщила во всеуслышание, что собирается жить во дворце Потёмкина, который назвала в его честь Таврическим, и в самом деле часто там останавливалась. Ей очень нравился этот дворец, и она нередко гуляла там в одиночестве по саду, будто надеясь встретить Потёмкина [40]Письма с упоминаниями «духов Калиостро» В.С. Лопатин и другие исследователи склонны датировать 1774 годом, поскольку они так откровенно свидетельствуют о страсти к Потёмкину. Однако граф Калиостро в 1776–1777 годах только лишь появился в Лондоне, поэтому едва ли они могли обсуждать его «снадобья» двумя годами раньше. В 1778 году Калиостро пустился в странствия по Европе, имел большой успех в Митаве, опекая герцогское семейство и других курляндских аристократов, а затем прибыл в Петербург, где встретился с Потёмкиным; об их отношениях мы расскажем в следующей главе. Если иначе истолковать ее слова о том, что «полтора года назад» вместо «Ледяного супа» – Васильчикова – ей следовало бы обратить внимание на Потёмкина, то письмо можно датировать 1779–1780 годами, когда их воссоединение могло напомнить Екатерине о тех потерянных восемнадцати месяцах.
. Год спустя она вновь горько плакала в день рождения князя и в годовщину его смерти, целый день не выходя из своих покоев. Как-то раз она посетила Таврический дворец в сопровождении Зубова и своих внуков. «Tout etait charmant [Раньше здесь было так мило (фр.). – Прим. перев.], а теперь все не ладно», – сказала она Храповицкому. В 1793 году она тоже не раз возвращалась в этот дворец, иногда тайком отправляясь туда после обеда. «Никто, – писал Храповицкий [41]Среди адъютантов Екатерины, кроме фаворита, числились также отпрыски аристократических семейств и несколько племянников Потёмкина. Ситуация осложнялась тем, что в июне 1776 года Потёмкин учредил должность императорских флигель-адъютантов и собственноручно написал список их обязанностей (который заверила лично Екатерина), заключавшихся во всесторонней помощи адъютантам. Князь также располагал собственными флигель-адъютантами, зачастую затем переходившими в штат Екатерины.
, – не заменит Потёмкина в глазах Её величества», но она стремилась окружить себя его приближёнными.

Попов, который уже служил её секретарём, теперь стал живым воплощением политического наследия князя. В самом деле, Попову стоило лишь сказать, что Потёмкин бы не одобрил то или иное предложение, и Екатерина отвергала его, даже не взглянув. Таково было могущество умершего. Когда она приехала в Таврический дворец, Попов пал на колени и поблагодарил её за то, что она удостоила своим присутствием жилище его «создателя». Самойлову после смерти князя Вяземского досталась должность генерал-прокурора. Исполняя приказ Потёмкина, де Рибас основал на месте Хаджибея Одессу, а Ришельё, генерал-губернатор Новороссии, превратил город в один из самых космополитичных портов в мире. В 1815 году Ришельё стал премьер-министром Франции.

Спустя два года после смерти Потёмкина принц де Линь в письме Екатерине называл его «моим дорогим и несравненным другом, достойным любви и восхищения». Де Линь так никогда и не смирился с тем, что ему не доверили командования армией, и даже просил Меттерниха позволить ему участвовать в наполеоновском походе на Россию в 1812 году – вот как он собирался отплатить за щедрость Екатерины и Потёмкина. Он прожил достаточно долго, чтобы стать почтенным украшением Венского конгресса, и прежде чем испустить последний вздох в 79 лет, успел сочинить последнюю эпиграмму: «Конгресс не марширует, а танцует» [42]Если ваш отъезд тому причиною, вы неправы ( фр. )
. Граф де Сегюр приспособился к положению дел после Французской революции и стал главным церемониймейстером Наполеона, рекомендовал императору не идти войной на Россию в 1812 году, а после Реставрации вновь появился на политической арене в качестве пэра. Принц Нассау-Зиген пытался убедить Наполеона разрешить ему атаковать Британскую Индию, но в 1806 году погиб в Пруссии.

Франсиско де Миранда служил генералом французской революционной армии, а затем стал «предшественником» Симона Боливара, «Освободителя» Южной Америки. В 1806 году он и двести добровольцев высадились на берег Венесуэлы, но затем ему пришлось вновь отступить. Но в 1811 году Боливар убедил его вернуться в строй в качестве генералиссимуса патриотической армии Венесуэлы. Урон, нанесённый землетрясением, и военные поражения вынудили нерешительного генералиссимуса пойти на переговоры с испанцами. Когда он попытался бежать, Боливар арестовал его и передал испанцам. Этот борец за свободу умер в 1816 году в испанской тюрьме, спустя тридцать лет после встречи со светлейшим князем. Сэр Джеймс Харрис получил титул графа Малмсбери, и Талейран называл его «самым проницательным министром своего времени». Сэр Сэмюэль Бентам стал генеральным инспектором военно-морского флота и занимался строительством кораблей, которые победили в Трафальгарском сражении. Иеремии Бентаму при содействии Георга III удалось построить свою тюрьму-паноптикум, но эксперимент не оправдал себя. Иеремия счёл, что в этом вина короля.

Джон Пол Джонс по поручению Вашингтона и Джефферсона должен был отправиться сражаться с алжирскими пиратами у Варварийского побережья, но седьмого (18) июля 1792 года в Париже он скончался в возрасте сорока пяти лет и был похоронен со всеми почестями. Потомки чтили его как создателя Военно-морского флота США. Долгое время его могила считалась утраченной, пока в 1905 году генерал Гораций Портер не обнаружил свинцовый гроб с прекрасно сохранившимися останками Джонса. Под воздействием свойственного эпохе некроимпериализма президент Теодор Рузвельт отправил за телом Джонса четыре крейсера, и шестого января 1913 года, через тысячи миль и 125 лет после пирушек с Потёмкиным, Джонс был перезахоронен в Морской академии в Аннаполисе, в мраморном саркофаге, сделанном по образцу наполеоновского саркофага в соборе Дома инвалидов; там его останки пребывают и по сей день [43]Георг-Людвиг также был дядей ее мужа Петра III и приезжал гостить в Петербург во время его недолгого царствования. По иронии судьбы, его ординарцем был молодой Потёмкин.
.

Екатерина относилась к Браницкой как к духовной наследнице Потёмкина и потому отвела для неё потёмкинские покои в императорских дворцах, чтобы почаще видеться с ней; однако императрица велела, чтобы Сашеньке наняли другую прислугу – вид прежних лакеев Потёмкина разобьёт ей сердце [44]После ее кончины недоброжелатели герцога скандировали: «La pleures-tu comme mari. Comme ta fille ou ta ma î tresse?» (Ты оплакиваешь ее как муж? Горюешь по дочери или по любовнице?)
. Платон Зубов получил многие должности, которые раньше занимал светлейший князь, но обнаружил свою катастрофическую непригодность к государственным делам [45]Многие из этих сокровищ Потёмкин продемонстрировал гостям на своем балу в 1791 году, о котором будет сказано ниже, в 32 главе. Большая часть потёмкинской коллекции ныне хранится в Эрмитаже, и в музее выставлено немало предметов искусства, когда-то принадлежавших герцогине Кингстон. Жадность Гарновского стала его проклятием: император Павел I бросил его в темницу за долги, и в 1810 году он умер в бедности.
. Многие с сожалением вспоминали Потёмкина, досадуя на высокомерие и посредственность Зубовых – «отребья империи» [46]Сегодня часы «Павлин» – жемчужина экспозиции Эрмитажа. Они все еще исправно ходят и бьют каждый час.
.

При поддержке Потёмкина Екатерина, скорее всего, планировала лишить ненадёжного великого князя Павла права наследования и передать престол своему внуку Александру. Но без Потёмкина ей, должно быть, не хватило воли на этот поступок [47]Часы-орган сегодня находятся в филиале Эрмитажа – Меншиковском дворце и бьют в полдень по воскресеньям. Когда звучит музыка, мы слышим те же звуки, что раздавались в гостиной Потёмкина два века тому назад.
. Пятого ноября 1796 года императрица проснулась, как обычно, рано утром. Она зашла в уборную, где с ней случился тяжелейший удар. Как и английского монарха Георга II, недуг настиг её в том положении, что объединяет королей и простолюдинов. Лакей и служанка взломали дверь и вынесли императрицу в спальню, где доктор Роджерсон сделал ей кровопускание. Из-за огромного веса Екатерину не удалось поднять на кровать, поэтому она осталась лежать на матрасе на полу. В Гатчину помчались эмиссары известить великого князя, и когда они прибыли, он решил, что его приехали арестовать. Павел сразу же отправился в Петербург. Есть сведения, что после полудня, по приезде в столицу, он вместе с Безбородко уничтожил документы, выражавшие намерение Екатерины передать трон Александру. Шестого ноября в 21:45 Екатерина скончалась, и её тело осталось лежать на полу.

Павел I отменил все достижения правления своей матери, какие только смог. Он отомстил Потёмкину, превратив Таврический дворец в казармы гвардейцев, а Зимний сад отдал под гвардейские конюшни. Из ребяческой обиды он «сослал» библиотеку Потёмкина в Казань – уникальный пример библиографической мести. Павел также приказал переименовать Григориополь. Будучи пруссофилом, как и его отец, он питал любовь к парадам, относился ко всей империи как к большой казарме и приложил все усилия, чтобы разрушить гуманную «потёмкинскую армию», которую так ненавидел [48]Шотландцев и русских связывали особые отношения, и многие уроженцы Шотландии оседали в России. Бестужев, канцлер императрицы Елизаветы, вел свой род от шотландца по фамилии Бест; граф Яков Брюс происходил из семьи шотландских солдат удачи, а предок Михаила Лермонтова, Лермонт, в родной Шотландии получил прозвище «Томас-рифмоплет».
. Из-за своей деспотической невыдержанности он нажил себе тех же врагов, которые когда-то свергли с престола его отца Петра III. Поэтому его боязнь покушений оказалась самоисполняющимся пророчеством. (Одним из его убийц был Платон Зубов.) И хотя потёмкинские казаки ещё долго оставались опорой династии Романовых, сыновья Павла Александр I и Николай I унаследовали его прусскую парадоманию, и этот облик русской монархии сохранился до её последних времён: анархист Бакунин называл Россию «Кнуто-германской империей» [49]Когда Джордж Браун был на русской службе, один из его кузенов попал в турецкий плен, был трижды перепродан в Стамбуле, а затем стал губернатором Ливонии, занимал этот пост на протяжении почти всего екатерининского правления и умер в возрасте девяносто лет. Фельдмаршал граф Лэйси пользовался большим доверием Иосифа II как военный советник и собеседник, а граф Фрэнсис Энтони Лэйси был испанским послом в Петербурге и каталонским главнокомандующим.
.

София де Витт вышла замуж за богатейшего польского «князька» Феликса Потоцкого, которого она встретила и обворожила в Яссах после смерти Потёмкина. В дальнейшем София вступила в страстную инцестуальную связь со своим пасынком Юрием Потоцким, совершив «все грехи Содома и Гоморры». Когда Ланжерон навестил её, она призналась: «Вам известно, кто я и откуда я родом, eh bien [ну так что ж (фр.). – Прим. перев.], не могу же я жить всего лишь на 60 000 дукатов в год». В 1805 году её пожилой супруг скончался, а четыре года спустя она прогнала его сына и сумела нажить немалое достояние, в одиночку воспитывая своих детей. Графиня Потоцкая умерла в 1822 году, окружённая «почётом и уважением» [50]Британский «Cabinet Noir» внушал трепет, поскольку находился на перекрестке главных дорог – в Ганновере, курфюршестве Георга III, что позволяло ему без труда перехватывать письма, идущие из самых разных концов Европы.
.

Сашенька Браницкая удалилась в свои имения, где занялась преумножением бессчётных богатств. «Мне неизвестна точная цифра, – говорила она, – но должно быть, у меня около двадцати восьми миллионов». Она прожила великолепную жизнь почти что царственной особы и застала смену эпох. Свидетельница последнего вздоха Потёмкина стала «носительницей его славы». В зрелые годы она оставалась такой же грациозной, стройной и свежей, но неизменно носила длинные платья в екатерининском стиле, подчёркивая свою талию поясом с крупной пряжкой. В одном из имений Браницкая устроила усыпальницу в память Потёмкина и заказала свой портрет с его бюстом на заднем плане. Её дважды посещал Александр I и пожаловал придворное звание обер-гофмейстерины. Даже спустя двадцать лет после смерти Екатерины поражённый Вигель увидел, что знатные дамы подходят к руке Браницкой, словно она была великой княгиней, и та «без всякого затруднения и преспокойно» подаёт им руку., Она скончалась в возрасте 84 лет в 1838 году, во времена правления английской королевы Виктории, к тому времени её дети уже обзавелись собственными польскими и русскими аристократическими семьями [51]И действительно, расхожая фраза «travailler pour le roi de Prusse» означала «работать задаром».
.

Потёмкинский «ангел» графиня Скавронская после смерти своего супруга-меломана получила долгожданную свободу и вышла замуж по любви – за итальянского рыцаря Мальтийского ордена, графа Джулио Литту [52]Покинув Петербург, Калиостро отправился скитаться по Европе и повсюду снискал такой успех, словно бы он был поп-звездой, а не волшебником. Но в Париже из-за своего покровителя кардинала де Рогана он оказался втянут в знаменитую аферу с ожерельем королевы – скандал, который сильно повредил Марии-Антуанетте. Наполеон называл его одной из причин Французской революции. На судебном процессе, которого так опрометчиво добивалась Мария-Антуанетта и так легкомысленно одобрил Людовик XVI, Калиостро признали невиновным, но его карьера была разрушена. Он умер в 1795 году, заключенный в Италии в папской крепости Сан-Леоне.
. Младшая из сестёр Татьяна, вдова Михаила Потёмкина, сочеталась браком с князем Николаем Юсуповым, потомком татарского хана по имени Юсуф; супруг был значительно старше её и, по слухам, владел целой деревней любовниц-крепостных. Брак княгини Юсуповой оказался несчастливым, но подобно своему дядюшке она обзавелась большой коллекцией драгоценностей, в том числе приобрела серьги Марии-Антуанетты, алмаз «Полярная звезда» и диадему сестры Наполеона Каролины Мюрат. Последний представитель княжеского рода, Феликс Юсупов, участник убийства Распутина, гордился своим родством со светлейшим князем [53]Стормонт не мог не понимать, что речь идет о двух миллионах франков – сумме императорских масштабов. Эту «взятку века» министр Людовика XIV предложил герцогу Мальборо в мае 1709 года в Гааге.
.

Образу жизни Потёмкина созвучны судьбы двух его внучатых племянниц. Дочь Браницкой Елизавета вышла замуж за князя Михаила Воронцова, сына Семёна Воронцова, потёмкинского недруга. Ранние годы Михаила прошли в Англии, и он вырос флегматичным и бесстрастным милордом. Он стал наместником Новороссии и Кавказа, как и двоюродный дедушка его жены. Ходили слухи, что Элиза унаследовала тайную брачную запись о венчании Потёмкина и Екатерины и якобы выбросила её в Чёрное море – что было бы как нельзя более подходящим жестом. «Милорд» Воронцов не смог обуздать нрав своей кокетливой и манерной княгини. У нее был тайный роман с одним из ее кузенов Раевских, когда в 1823 году она познакомилась с Александром Пушкиным, который прибыл изгнанником в Одессу. Родство с Потёмкиным усилило её привлекательность в глазах поэта: он был знаком с потёмкинскими племянницами и записал истории, которые они рассказывали. Он влюбился в княгиню Воронцову. В своих стихотворениях он намекал на их любовные встречи на черноморских пляжах. Существуют предположения, что она была прототипом многих его женских образов, в том числе и Татьяны в «Евгении Онегине». В стихотворении «Талисман» есть следующие строки: «Там, где море вечно плещет / На пустынные скалы / ‹…› Там волшебница, ласкаясь, / Мне вручила талисман». Этим талисманом было кольцо с гравировкой на иврите.

Воронцов положил конец этой любовной истории, выслав Пушкина из города. Поэт отомстил князю, написав на него эпиграмму; возможно также, что именно Пушкин был отцом дочери Воронцова Софии, которая родилась через девять месяцев после его отъезда. Таким образом породнились Пушкин и Потёмкин. Когда в 1837 году поэт погиб на дуэли, при нём всё ещё был тот самый талисман [54]Одного из его сыновей, в дальнейшем ставшего Мехмедом II, вероятно, произвела на свет любимая одалиска султана Эме дю Бюк де Ривери, кузина будущей императрицы Жозефины.
.

Дочь Скавронской по имени Екатерина приобрела скандальную известность во всей Европе. Её прозвали «обнажённым ангелом» за привычку носить прозрачные, похожие на вуаль платья, и «le Chat Blanc» – «Белой кошечкой» – за чувственные аппетиты. Она вышла замуж за героического генерала Петра Багратиона. Её лицо, подобно чертам её матери, была ангельски прекрасно, кожа белоснежна, глаза невероятной голубизны, а волосы спускались на плечи водопадом золотых локонов. В 1802 году в Дрездене она стала любовницей Меттерниха и родила от него дочь Клементину, которая таким образом оказалась родственницей и Потёмкину, и «кучеру Европы». Гёте повстречал Екатерину в Карлсбаде и был охвачен восхищением, а она тем временем завела роман с принцем Людвигом Прусским. После смерти Багратиона в Бородинском сражении она отправилась щеголять и баловаться политическими делами на Венском конгрессе в 1814 году. Она ввязалась в безрассудное соперничество с герцогиней Саган за благосклонность царя Александра I: женщины поселились в двух разных крыльях дворца Палм. Австрийские полицейские, шпионившие за ней даже в её венской спальне, сообщали, что её «практические познания» невероятны. Затем Белая кошечка уехала в Париж, где прославилась склонностью к беспорядочным связям, прекрасным экипажем и потёмкинскими бриллиантами. В 1830 году она стала супругой английского генерала и дипломата лорда Хоудена. Трогательная деталь: когда тридцать пять лет спустя она приехала навестить старого Меттерниха в его изгнании в Ричмонде, его дочь не могла удержаться от смеха, поскольку «Ангел», будучи уже в годах, всё ещё носила те же прозрачные платья, в которых когда-то покоряла сердца европейских принцев. Екатерина скончалась в 1857 году, но её дочь Клементина, которая росла в доме Меттерниха, умерла молодой [55]Даже лакей Потёмкина Захар Константинов был греком.
.

И наконец, дочь Самойлова София вышла замуж за сына графа Бобринского, таким образом смешав кровь Екатерины, Орловых и Потёмкиных [56]Даже Фридрих Великий называл его «сгустком дурного вкуса и скуки».
.

В 1905 году в Одессе произошло восстание матросов на броненосце «Князь Потёмкин-Таврический» – первый из вооружённых мятежей начавшейся революции. Эти события вдохновили Эйзенштейна на съёмки фильма, и сама фамилия Потёмкина, казалось бы, столь близкая к царской власти, стала символом большевизма. Одесская Ришельевская лестница была переименована в Потёмкинскую, и теперь памятник французскому герцогу смотрит на уходящие вниз ступени, названные в честь «выдающегося человека», которым он так восхищался. Таврическому дворцу суждено было стать «лоном, цитаделью и могилой русской демократии». Именно там 6 января 1918 года прошло первое заседание Всероссийского учредительного собрания, первого по-настоящему демократического парламента в русской истории (следующий соберётся лишь в 1991 году). Члены собрания в присутствии Ленина и пьяных красногвардейцев встретились в первый и последний раз в Колонном зале дворца, где Потёмкин когда-то встал на колени перед Екатериной. Когда Ленин покинул собрание, красногвардейцы вышвырнули парламентариев и заперли Таврический дворец. В настоящее время во дворце проходят заседания Межпарламентской ассамблеи государств-участников СНГ, и в обители человека, который присоединил новые земли к Российской империи, теперь руководят процессами дезинтеграции [58]Один из знаков дружбы, полученных Харрисом от Екатерины и Потёмкина, – замечательная безделица, которую до сих пор можно увидеть в Лондоне. Когда Харрис уезжал, императрица вручила ему канделябр, сделанный на одном из потёмкинских стекольных заводов. Наследник Харриса, шестой граф Малмсбери, недавно передал его лондонской «Почтенной компании торговцев кожей», в парадном зале которой он теперь и находится.
.

И конечно же, в повседневный обиход вошла фраза «потёмкинские деревни».

Двадцать третьего ноября 1791 года в Херсон прибыли не все останки Потёмкина. Когда великих людей бальзамировали, их внутренние органы хоронили отдельно. Особенно важным было место захоронения сердца. В примеру, в начале того же года на торжественных похоронах Мирабо сердце покойного пронесли по улицам Парижа в свинцовом ящичке, украшенном цветами [59]Свойство, состояние людского – человечность, гуманность (Даль).
.

Считается, что внутренние органы Потёмкина захоронены в церкви Вознесения в монастыре Голия в Яссах. В самом храме нет никаких примет захоронения, однако даже спустя столетия, после того, как королевство Румыния сменилось коммунистическим режимом, а тот – демократическим, некоторые знающие люди всё ещё помнят, что останки Потёмкина покоятся в золотом ящике под покрытой ковром каменной плитой, лежащей перед обитым красным бархатом средневековым троном молдавского господаря. Мозг, замысливший королевство Дакию, нашёл своё пристанище под портретом бородатого молдавского князя Василия Волка, облачённого в кафтан золотого, белого и красного цветов и в шляпу с тремя перьями [60]Православный Потёмкин был счастлив от того, что Россия обрела древний крымский Херсонес, где в 988 году принял крещение Великий киевский князь Владимир и откуда христианство пришло на Русские земли.
.

Родственники Потёмкина не забыли о том месте среди бессарабских холмов, где погиб светлейший князь, а казак Головатый вонзил в землю своё копьё [62]Когда автор книги посетил Херсон, город всё ещё страдал от засилья насекомых: кровать и потолок центрального отеля кишели комарами, так что белые простыни и стены буквально почернели.
. В 1792 году Самойлов распорядился поставить там небольшой квадратный обелиск в классическом стиле и выгравировать на нём надпись с датой смерти Потёмкина. Белый камень, из которого был сделан обелиск, и весь его облик так напоминают фонтан в Николаевском дворце, что можно заключить, что обелиск делал тот же мастер – сам Старов. Позднее, в начале XIX века, наследники Потёмкина воздвигли десятиметровую пирамиду из тёмного камня со ступенями, ведущими на её вершину.

Когда тело прибыло в Херсон, его похоронили не сразу: сперва оно лежало в специально сооружённой открытой раке в крипте [62]Когда автор книги посетил Херсон, город всё ещё страдал от засилья насекомых: кровать и потолок центрального отеля кишели комарами, так что белые простыни и стены буквально почернели.
, расположенной в центре Свято-Екатерининского собора. Императрица приказала спроектировать величественный мраморный памятник и воздвигнуть его на могиле светлейшего князя, но к моменту её смерти пять лет спустя памятник всё ещё не был готов. И князь – парвеню, ставший почти царственной особой, – остался незахороненным [63]Центр города сейчас выглядит почти так, как и задумывал Потёмкин. Крепость была разрушена, и сохранились только её ворота. Огромный колодец, вероятно, тот самый, который Потёмкин приказал построить полковнику Гаксу, закрыт решёткой. Во время Второй мировой войны нацисты, отступая, сбрасывали в него тела убитых русских. Роскошный потёмкинский дворец простоял до 1922 года. Сохранились также здания Арсенала, Монетного двора, Адмиралтейства, а также Свято-Екатерининский собор. В этом храме из камня песочного цвета, с колоннами и величественным старовским куполом когда-то располагался антирелигиозный музей, где на всеобщее обозрение были выставлены разлагавшиеся тела из церковных захоронений, но теперь в ней снова ведутся службы. Инженер Корсаков был похоронен при церкви. Местный священник и его паства чрезвычайно гордятся тем, что основатель церкви Потёмкин покоится здесь же, под плитами церковного пола (об этом подробнее в эпилоге).
. Молиться у его останков приходили и местные жители, и приезжие, в том числе и Суворов.

В 1798 году император Павел узнал об этих паломничествах и решил отомстить покойному: он пришёл в бешенство от того, что Потёмкин даже спустя семь лет после смерти умудрился бросить вызов приличиям и церковным традициям. Восемнадцатого апреля он отдал приказ вице-канцлеру князю Александру Куракину: поскольку тело не было предано земле, то «находя сие непристойным, [государь император] высочайше соизволяет, дабы все тело без дальнейшей огласки в самом же том погребу погребено было в особо вырытую яму, а погреб засыпан землею и выглажен так, как бы его никогда не бывало». Быть бесследно погребённым для человека потёмкинских масштабов – весьма печальный финал. Ходили слухи, что в устном распоряжении император велел Куракину уничтожить все памятные знаки в честь Потёмкина и выбросить его останки в расположенное неподалёку Чёртово ущелье. Под покровом ночи гробницу засыпали землёй и закрыли, но никому не известно, исполнили ли чиновники устный приказ Павла. Лежат ли кости на дне ущелья, тайно перезахоронены ли они в скромной могиле, или, быть может, их увезла графиня Браницкая? [64]Автор этой книги слышал историю о том, что иконы написал В.Л. Боровиковский, и они в самом деле изображали Екатерину и Потёмкина. Священник Свято-Екатерининского собора ничего не знал об этом. Как выяснилось, иконы, ранее находившиеся в соборе, теперь хранятся в Херсонском художественном музее и согласно атрибуции принадлежат кисти Михаила Шибанова. Потёмкин, побеждающий дракона, и правда легко узнаваем.
. Долгое время это оставалось загадкой [65]В Севастополе по сей день располагается российский Черноморский флот. Все потёмкинские постройки погибли во время англо-французской осады в ходе Крымской войны и от рук нацистов во время Второй мировой войны. Но прямо рядом с портом, полным военных кораблей, находится памятник, на котором начертано: «Здесь 3 (14) июня 1783 года заложен город Севастополь, морская крепость юга России».
.

Четвертого июля 1818 года, когда могила снова подверглась тайному вскрытию, архиепископ Екатеринославский Иов Потёмкин, племянник светлейшего князя, поднял плиты церковного пола, открыл гроб и обнаружил, что забальзамированный труп всё ещё находится там. Оказалось, что как это зачастую и бывало, подчинённые уклонились от исполнения деспотических прихотей Павла. Однако они соблюли его приказ, представив всё так, будто бы могила действительно пуста. Говорят, что Иов Потёмкин, уезжая из этих мест, забрал что-то из захоронения и увёз в своей карете; считать ли это ограблением могилы? Или же он увёз с собой урну с останками покойного? Осталось ли тело князя в гробу после того, как туда заглянул архиепископ? [66]В СССР Днепропетровск был известен как малая родина руководителей страны в 1970-е годы. В 1938 году в разгар сталинских чисток 32-летний аппаратчик по имени Леонид Брежнев прошёл по трупам своих начальников и стал главой коммунистической пропаганды в Днепропетровске. Там он собрал команду, которая будет руководить Советским Союзом в 1964–1980-е годы – «днепропетровскую мафию». Местные жители вспоминают, что Брежнев особенно любил проводить досуг в Потёмкинском дворце.

С каждым новым полуночным вскрытием появлялись новые сомнения – такова природа секретности, темноты и могильного холода. В 1859 году государственная комиссия решила вновь проверить, на месте ли тело Потёмкина; когда они сняли пол в церкви, то обнаружили большой склеп, внутри которого был деревянный гроб с золотой бахромой, а в нём – свинцовый гроб. Местный чиновник Мильгоф прибрал склеп и снова закрыл его [67]Сегодня его имя носит один из самых красивых бульваров Одессы – Дерибасовская улица.
.

Теперь, когда все убедились, что останки покойного на месте, было принято решение воздвигнуть грандиозное надгробие. Однако никто не мог припомнить, где именно расположена могила, поэтому с выбором места для памятника возникли трудности. Как ни странно, для пытливых любителей совать нос в чужие дела это стало поводом ещё раз вскрыть могилу. В 1873 году новая комиссия взломала церковный пол и обнаружила деревянный гроб, внутри которого покоился череп с треугольным отверстием, проделанным Массо при бальзамировании, и с прядями русых волос – остатками былой шевелюры, что славилась по всей России. Внутри также лежали три медали, одежда и шитые золотом лоскуты мундира. Комиссия вновь закрыла гробницу и примерно над ней соорудила подходящее надгробие [68]Сегодня в Херсоне на месте самых первых доков стоит чудовищная бетонная скульптура – воздвигнутый в советские годы памятник отплывающему кораблю. Надпись на памятнике не упоминает Потёмкина, но отдаёт должное его достижениям: «Здесь в 1783 году построен первый 66-пушечный линейный корабль Черноморского флота “Слава Екатерины”».
. Наконец Потёмкин, если это был он, упокоился с миром.

Затем пришёл черёд революции: большевики с ликованием раскопали кладбище при Свято-Екатерининском соборе, где были захоронены офицеры, погибшие при штурме Очакова. У местного священника до сих пор хранятся пожелтевшие фотографии, запечатлевшие эту зловещую революционную сцену: крестьяне в одеждах 1918 года показывают пальцами на высохшие скелеты с жалкими пучками волос, в остатках расшитых мундиров, штанах и сапогах екатерининских времён, а на заднем плане видны сапоги и кожанки чекистов [69]Староверы следовали старым православным догмам и обрядам. К тому времени прошло уже сто лет с тех пор, как в результате раскола они были отстранены от общественной жизни, и многие из них поселились далеко в сибирской глуши, чтобы сохранить свою веру. Потёмкин очень интересовался старообрядчеством, защищал староверов и не позволял притеснять их.
.

Двенадцать лет спустя, в 1930 году молодой писатель по имени Борис Лавренев вернулся к себе на родину в Херсон, чтобы навестить больного отца. Он отправился на прогулку по крепости и возле Свято-Екатерининского собора увидел знак: «Херсонский антирелигиозный музей». Внутри он обнаружил пирамидальной формы витрину, в которой лежало «что-то круглое и коричневое». Подойдя поближе, он увидел, что это был череп; надпись рядом с ним гласила: «Череп любовника Екатерины II Потёмкина». В соседней витрине покоился ещё не до конца истлевший скелет с надписью «Останки любовника Екатерины II Потёмкина». В третьей витрине лежали клочки зелёного бархатного камзола, белых атласных панталон, чулок и обуви – костюм Потёмкина. Лавренев выбежал из церкви и отправил телеграмму в министерство, которое занималось охраной объектов искусства. Уже после того, как он вернулся в Ленинград, приятель написал ему, что «музей» закрыли. Останки Потёмкина сложили в новый гроб, опустили в склеп и замуровали его заново. «В 1930 году в Херсоне, – писал Лавренев, – фельдмаршал светлейший князь Григорий Александрович Потёмкин, бывший ранее экспонатом Херсонского антирелигиозного музея, похоронен повторно» [70]Кем были эти «арапы»? Действительно ли Потёмкин хотел привезти в Россию черных поселенцев – рабов из Африки? «Арапы», видимо, означало «арабы-беспризорники», то есть оборванцы с улиц Лондона, которых сегодня мы зовем бродягами.
.

Одиннадцатого мая 1984 года местные чиновники вновь увлеклись тайной Потёмкина: глава Херсонского областного Бюро судебно-медицинской экспертизы Л.Г. Богуславский вскрыл могилу и обнаружил «31 человеческую кость… принадлежащую скелету мужчины, рост которого составлял около 185 сантиметров… а возраст – 52–55 лет», и этот мужчина умер около двухсот лет назад. Однако в гробу также были найдены эполеты британского офицера времён Крымской войны. Сам гроб был более современным, и на нём были начертаны два креста – не только православный, но и католический. Исследователи заключили, что останки несомненно принадлежат Потёмкину.

В июле 1986 года Богуславский вступил в переписку с Евгением Анисимовым, уважаемым специалистом по истории XVIII века, который счёл заключение экспертизы неубедительным. Анисимов задавался вопросом: если это и действительно Потёмкин, откуда появились католический крест и британские эполеты? Быть может, комиссия приняла желаемое за действительное вместо того, чтобы провести экспертный анализ? Даже если оставить в стороне волнующий вопрос о том, кем был британский офицер, владелец эполет, то хочется узнать о главном: принадлежат останки Потёмкину или нет?

Рост и возраст покойного и датировка смерти соответствовали историческим данным. Старые гробы, будь то свинцовые, позолоченные или деревянные, а также ордена, иконы и одежда исчезли после революции. В католический гроб, который был короче скелета, вероятно, останки положили в 1930 году. Британские эполеты случайно попали сюда из другого захоронения по невежеству большевиков. Итак, в 1986 году князь Таврический был вновь предан в земле – в восьмой раз, если принять в расчёт погребение внутренностей в Яссах и все остальные эксгумации, – и вновь позабыт [71]Самый знаменитый уроженец Ставрополя – Михаил Горбачёв. Несмотря на то, что за строительство некоторых фортов на Кубанской линии отвечал генерал Суворов и советские историки именно его восхваляли как их создателя, заказал их строительство не кто иной, как Потёмкин.
.

Сегодня Свято-Екатерининский собор снова полон верующих. Первое, что увидит наблюдатель, заглянув внутрь сквозь старовскую классицистскую колоннаду, – это деревянное и железное ограждение вокруг одиноко стоящего белого мраморного надгробия. Надгробие длиной семь футов и шириной три фута располагается под куполом церкви, в самом её центре. Под большим позолоченным крестом на камне выбита надпись:

Фельдмаршал

Светлейший князь

Григорий Александрович

Потёмкин-Таврический

Родился 30 сентября 1739 года

Умер 5 октября 1791 года.

Похоронен здесь 23 ноября 1791 года

По краям мраморной плиты – семь позолоченных розеток, на каждой из которых выгравированы названия военных побед Потемкина и его городов. У входа в церковь старушка продаёт свечи. Потёмкин? «Подождите священника, отца Анатолия», – говорит она. Отец Анатолий, длинноволосый блондин с голубыми глазами, невозмутимый, как многие представители духовенства провинциальных городков, принадлежит к новому поколению молодых православных священников, выросших при коммунизме. Он рад показать иностранцу могилу Потёмкина. Никто не открывал склеп уже несколько лет, и чужестранцы никогда не заходили внутрь.

Отец Анатолий зажёг шестисвечник и открыл незаметную деревянную дверку в центре церкви. Вниз вели крутые ступени. Отец Анатолий, указывая путь, прилепил горячим воском к выступу стены первую свечу. Она осветила узкий проход. Идя вперёд, он прикреплял к стене остальные свечи, пока не подошёл к маленькой комнатке: когда-то в ней было множество икон и покоились гробы Потёмкина – серебряный, свинцовый и деревянный; «всё это было украдено коммунистами». Посреди склепа стоял на возвышении простой деревянный гроб с начертанным на нём крестом. Священник расставил остальные свечи, чтобы осветить помещение. Затем открыл крышку гроба: внутри лежал небольшой чёрный мешок, в котором хранился череп и немногочисленные кости князя Потёмкина. Вот и всё.

Нам остаётся лишь одна загадка: его сердце. Его не захоронили в Голии вместе с внутренними органами и мозгом, а поместили в золотую урну. Но где же она? Самойлов писал, что её разместили под престолом Екатерининского собора, однако отец Анатолий не видел никаких следов урны. Самым вероятным представляется сценарий, в котором сердце увёз архиепископ Иов Потёмкин в 1818 году. Куда же? – в имение Браницкой или в Чижово, где светлейший князь желал быть похоронен? По сей день чижовские крестьяне уверены, что сердце князя погребено у семейной церкви, где он когда-то учился петь и читать.

Это было бы прекрасным финалом: сегодня империя, которая стольким обязана Потёмкину, рассыпается на части, и большинство земель, завоёванных им, уже не принадлежит России. Если его внутренности покоятся в Румынии, а кости – на Украине, то, пожалуй, его сердцу самое место лежать в русской земле.

Шуми, шуми, о водопад!