Ровно в семь утра одетый в неброский темно-синий спортивный костюм и такого же цвета ветровку, Нелюбин уже выбегал на свой обычный маршрут. Два километра трусцой заряжали организм на весь день скрытой энергией и позволяли до мельчайших деталей спланировать день. Кирилл Филимонович был уверен в том, что благодаря этой привычке ранняя старость ему не грозит. В домах зажигался свет, люди просыпались большей частью раздражительными и вялыми, кто, заработавшись допоздна, кто просто с похмелья, а Нелюбин уже вдыхал полной грудью чистый, еще не загазованный транспортом воздух и наслаждался наступлением нового дня.

Но сегодня привычного удовольствия он не получал, и виной тому была глупая ситуация с этим недоделанным французишкой. Появился, как черт из табакерки, напылил, навонял, заставил поругаться с дочерью и исчез. Интересно только, он специально раньше пришел и допросил Алёнку или случайно так вышло? Ничего, выясним. Мысль, ещё с вечера пришедшая ему в голову, сейчас была окончательно доработана и приведена в действие. Уже вбегая во двор, Нелюбин неожиданно поскользнулся на ровном участке дороги и растянулся прямо перед своим подъездом. Растяжение отозвалось резкой болью в голеностопе. «Не было печали – черти накачали. Ну, ничего, за это ты тоже ответишь», – зло улыбнулся он, поднимаясь на ноги.

Оперативно позавтракав и одевшись, чуть прихрамывая, он отправился на работу. При входе в здание серого цвета Нелюбин машинально достал из внутреннего кармана пиджака красные корочки и, поздоровавшись с козырнувшим ему дежурным, поднялся к себе в кабинет на четвертый этаж. Немного приоткрыл форточку для циркуляции свежего воздуха, присел за рабочий стол и набрал внутренний номер на телефоне. Через пять минут дверь открылась и в кабинет с аскетичной обстановкой – стол, приставленный к нему еще один стол, шесть стульев, сейф, шкаф и портрет родоначальника ЧК – вошел худой мужчина, среднего роста, с ничем не примечательной внешностью, в сером костюме и в полусапожках на толстой подошве. Глубоко запавшие морщины на лбу и возле рта подсказывали, что человек немало повидал и еще больше испытал в этой жизни. На вид ему можно было дать лет пятьдесят, хотя на самом деле эту отметку он миновал пять лет назад. Для категории людей, которые всегда спокойны и уверены в себе, возраст вообще роли не играет. Это так, статистическая учетная запись в метрике. Майор Крутов Виктор Иванович являлся начальником подразделения наружного наблюдения и по совместительству был старинным товарищем Нелюбина. Друзья обменялись крепким рукопожатием.

– Привет, Вить, присаживайся, от кофе, надеюсь, не откажешься? – Кирилл Филимонович вскипятил воду в электрическом чайнике на пластмассовых ножках, налил в кружку кипятка и подвинул её Крутову вместе с банкой кофе и сахарницей.

– Кто же от хорошего отказывается, Кирюш? – улыбнулся в усы Виктор Иванович. – Сам-то будешь? А, – заметил он отрицательный кивок друга, – сердце бережем, ну правильно. Кстати о сердце, поехали ко мне на выходные на дачу, лед еще крепкий, посидим, порыбачим?

– Можно и порыбачить, только давай уже на майские праздники, сейчас дел невпроворот. Слушай, я вот зачем тебя позвал. Мне твоя помощь нужна.

– Да я уже понял, что не на кофе, выкладывай.

– Одного типа нужно попасти. Сразу прямо скажу, дело личное, материалов нет. Поможешь?

Крутов едва не поперхнулся кофе. Он всегда считал себя честным службистом, в меру выпивал, в меру любил слабый пол, но подлостями и авантюрами не занимался. Если бы кто вот так из друзей предложил бы что-нибудь подобное, мог бы сразу в морду получить, за Иванычем не заржавело бы, но с Нелюбиным отношения были особенные. Тому была отдельная причина. Крутов всю жизнь мечтал о машине, а денег вечно не хватало, то жена, то дети, то внуки. Вернее, деньги всегда были, но только на половину машины. С таким положением дел он почти примирился. И вот однажды, около года назад, когда Нелюбин продал дом в деревне, принадлежащий его матери, он одолжил ему на вторую половину машины, и Крутов купил себе новую шестерку вишневого цвета. За год обладания персональным транспортом радость не выветрилась, равно как и не исчезло чувство благодарности.

– Кирилл, мне до пенсии год, ну ты что? – Иваныч расстроенно посмотрел на друга. – Да и что стряслось-то, сказать можешь?

– От тебя секретов нет, проблема у меня, Вить. Алёнка выросла, второй курс, девчонка молодая, ну и как водится, без мозгов. Нашла себе кавалера, преподавателя французского, Поля Дюваля, мать его. Он иностранец, старше ее лет на семь. Вот я и не пойму, то ли она его нашла, то ли он её. А если знакомство это только предлог? Ты меня как отца и как чекиста пойми.

Крутов присвистнул. Да, влип товарищ. С детьми вечная проблема, особенно со взрослыми, это он знал по собственному опыту. Как не воспитывай, а проблема отцов и детей всегда остаётся. Не дай бог замуж за иностранца выскочит – всё, прощай карьера. А если что посерьёзнее, то и проблемы могут тоже быть, врагу не позавидуешь.

– Ну и что сделать-то надо? Хочешь, я сам, в личном, так сказать, порядке, его установлю?

– Вить, его устанавливать не надо. Он полгода работает преподавателем французского в университете. Ты бы бросил бригаду за ним на недельку. Походили бы аккуратно, может, дискотеки там, девки или еще что. Я бы тогда ей объяснил бы всё по-доброму. Она у меня гордая, его не простит.

– А что я своим-то объясню? Меня попросили, я в свою очередь прошу, а вы поработайте для дяди?

– Можно и поумнее сделать. Скажи, что учебное задание, с целью повышения профессионализма, а то мхом зарастут. Выручишь? Я в долгу не останусь.

Иваныч заёрзал на жестком стуле, но вида не показал. Согласиться было сложно, а отказать невозможно.

– Вить, давай сделаем так, – жесткая морщина прорезала лоб Крутова, – я тебя выручу, но и ты меня не подставь. Если будут проблемы, задним числом напиши указание, что в целях совершенствования службы, отработки практических навыков необходимо провести внеплановые учения, ну или что-то в этом роде, тогда без вопросов, договорились?

– Конечно, а как же иначе? Только начни сегодня, – Нелюбин протянул руку для пожатия старому товарищу. «Вот хитрый лис, каждый раз фанерку под зад подкладывает», – подумал он, но виду не показал, а лишь сердечно улыбнулся. – Спасибо.

«Ну попал. Хотя сам виноват. Лучше половина машины, но своя, чем долг у друга …м-да», – Крутов кивнул, пожал руку и вышел. На столе осталась стоять кружка с недопитым кофе.

На улице сырой воздух заставил Иваныча плотнее запахнуть драповое пальто и чуть ускорить шаг. Толстые подошвы не спасали от влаги, и через некоторое время пальцы ног ощутили обычную для подобного межсезонья ломоту. Красавица «Лада» стояла в гараже и дожидалась своего летнего часа. Лучше простыть, чем подвергать риску коррозии своего ребёнка. Крутов прокручивал разговор в голове с Нелюбиным и понимал, что согласился, конечно, на очень рискованную авантюру. Но с другой стороны, волков бояться – в лес не ходить, он понимал, что профессия рискованная сама по себе, поэтому утешение принесла еще одна мудрость – «Бог не выдаст – свинья не съест». По мере удаления от управления, настроение пришло в норму, и он даже усмехнулся в усы, поймав на себе взгляды двух девушек, которые двигались ему навстречу и оживленно о чём-то болтали.

Свернув за угол, он прошел насквозь полузаброшенный двор и подошел к железной двери с большим круглым глазком ничем не примечательного подъезда двухэтажного кирпичного двора. Нажал кнопку звонка, поднял лицо в сторону малозаметной камеры, висевшей под козырьком двери, и подождал некоторое время характерного щелчка замка. Поднявшись по лестнице на второй этаж, он оказался в пустом коридоре с прижатым к стене аппаратом газированной воды. Крутов прошел мимо нескольких дверей без привычных глазу номеров или табличек кабинетов и вошел в предпоследний из них. Молодой высокий мужчина в белом свитере, с честными, немного наивными глазами, короткой стрижкой, прямым носом и темной щеточкой усов под ним, встал из-за стола и радостно поприветствовал вошедшего:

– Здравия желаю, Виктор Иванович!

– И тебе не хворать, Стёпа. – Крутов присел у стола и, расстегнув пальто, глазами указал хозяину кабинета на стул. Степан Паршин, его заместитель, послушно опустился на свое место и приготовился немедленно и безупречно исполнить любой приказ. Парень был просто золото. Никогда ни о чем не спрашивал, не жаловался на трудности, просто тянул лямку непростой службы и честно исполнял свой долг. Иваныч достал из кармана пачку сигарет «Друг», подарок приятеля из столицы, в Лисецке такие не продавались, и щелчком пальца ловко выбив одну из них, прикурил. Выбросив спичку в услужливо подвинутую пепельницу, он без лишних предисловий задал вопрос:

– Степан, скажи, наши давно бездельничают?

– Товарищ майор, ну так ведь не поступало оперативок. – Паршин почувствовал себя явно виноватым и развёл длинные руки в стороны. На самом деле он задавал себе подобный вопрос еще две недели назад и горько сожалел о том, что шпионская деятельность вражеских стран явно стремилась к нулю и никак себя не проявляла в городе, наполненным большим количеством заводов. Нет войны, значит, нет наград и почёта, в результате чего боевые организмы ржавеют. – Может чайку?

Крутов помедлил с ответом, переводя взгляд с паркетного пола, сохранившего запах мастики, на слегка облупленную казенную столешницу. Он тщательно перебирал варианты разговора со своим замом, коих было два. Или сказать ему, как было на самом деле, или использовать в темную, то есть предложить версию учебной тренировки. Крутов понимал, что в первом случае он даст лишнюю информацию в руки Паршина, которой тот может со временем использовать против своего начальника, а во втором – если что-то просочится, то можно навсегда забыть о преданности Степана. Поэтому он выбрал третий вариант:

– Спасибо, Стёпа, только что пил кофе. Послушай, у меня там, – он поднял указательный палец в потолок, – разговор сейчас был. Нет, всё в порядке, – Крутов заметил напрягшийся взгляд Паршина, – но интересовались, чем заняты, что делаем. Сам понимаешь, если такие вопросы задают, значит, скоро работа предстоит. Я воздух понюхал и нарыл кое-что.

Заместитель с нетерпением чуть наклонился в сторону начальника, который не спеша затянулся и положил дымящуюся сигарету на край пепельницы. Но привычки перебивать или подгонять у него никогда не было. Кашлянув, Крутов продолжил:

– Мне кажется, – он, усмехнувшись, сделал ироничный акцент на последнем слове, – в управлении скоро заинтересуются одним иностранцем, который работает преподавателем в университете. Я предлагаю сыграть на опережение. Мы с тобой объявим личному составу учебную тренировку и немного заранее поизучаем объект. Когда пришлют задание, вся информация уже будет у нас с тобой на руках. Результат, который мы должны предоставить за месяц, дадим за неделю. Вот и прикинь, медаль вряд ли дадут, а вот премию – гарантировано. Ну и будем застрахованы от неприятностей, типа «потерял или не установил»…Что скажешь?

– Виктор Иванович, а что тут говорить, приказывайте, – Паршин безоговорочно был предан Крутову. Он считал, что начальник – великий профи и очень умный человек. Вон додумал, кого, когда и заранее всё рассчитал. Услышать что-либо краем уха и выстроить план – это не каждому дано.

– Стёпа, я в этом случае не могу приказать. Сверху задания еще не спустили. Риск, конечно, не маленький, но если всё сделать правильно, то для нас остается только один вариант – грудь в крестах, – Крутов глухо рассмеялся. – Хорошо, сделаем тогда так. Время терять не будем. Объект – Поль Дюваль, преподаватель французского, двадцать шесть лет, около полугода трудится в лисецком университете, в корпусе напротив Кольцовского сквера. Через час отправь старшего бригады в деканат, пусть возьмет до вечера дела всех иностранных преподавателей. Легенда – сверка внутреннего учета лиц, прибывших по контракту из-за рубежа, а наших ребят выставишь на его маршрут после окончания занятий. Фотографию возьмете из личного дела. Задачи – установить его контакты, места посещений, круг интересов. Сегодня после обеда напишешь план учебной тренировки, я вечером подпишу.

Паршин всё моментально запомнил – привычка, выработанная за годы службы. Сомнений не было, только уточняющие вопросы:

– Виктор Иванович, сколько бригад ставить и на какой срок?

– Степан, здесь всё аккуратно сделать надо, – Крутов с сожалением затушил столичную сигарету с желтым ободком возле фильтра. – Бригаду поставь пока одну. Кто у тебя самый толковый и главное, кто меньше задает вопросов, Оганесян? Вот его ребят и ставь. Нам засветиться никак нельзя. Пусть поработают до выходных, а там видно будет. Перерабатывать им ни в коем случае не надо. Отвели вечером в адрес, отписались и сами по домам. Да, главное, им не надо сообщать, что это тренировка, а то я знаю, какие результаты тогда мы с тобой получим. На самом деле риск нулевой. Даже если случись что и если будет протечка наверх, в интервале между началом несанкционированной работы и до момента получения приказа из управления, а это самое тонкое место, отбодаемся. Мало ли на свете случайностей… Согласен? – он перевел задумчивый взгляд с пепельницы на лицо своего заместителя.

– Так точно, – прозвучало немедленно в ответ.

Лицо Паршина выражало целую гамму чувств, начиная от благодарности за доверие в щепетильном деле и кончая детским нетерпением побыстрее начать выполнение задания шефа. Не было одного, банального чувства сомнения в деле, за которое он получал от государства свою зарплату. Это и радовало Крутова – преданный человек у него, ничего не скажешь, и огорчало одновременно – наивное и доверчивое поколение растет, не чета тому, которое скоро выйдет в тираж.

– Повтори для моего спокойствия, Стёпа, – по-отечески мягко попросил Иваныч.

Паршин, не вставая из– за стола, выпрямил по-военному спину и отчеканил, глядя прямо перед собой:

– Поль Дюваль, француз, преподаватель, двадцать шесть, легенда – внутренний учет иностранных граждан, задача – установить контакты объекта, места его пребывания. Начало задания сегодня, ориентировочно в четырнадцать – пятнадцать часов. В течение рабочего дня предоставить план учебной тренировки. – Стёпа выдохнул и внимательно посмотрел на руководителя.

Крутов улыбнулся и молча кивнул:

– Давай, не задерживайся, время дорого.

Паршина не следовало уговаривать. Через секунду Иваныч уже был в одиночестве в опустевшем кабинете, и если бы не покачивающаяся по инерции спинка кресла его заместителя, то могло показаться, что здесь вообще никого не было. Крутов еще раз насладился этим моментом, когда чувствуешь, как по щелчку твоих пальцев начинает мгновенно раскручиваться громоздкий маховик секретной службы, и вся огромная машина от рядового до генерала подчинена решению только твоих задач. Он никогда не был властолюбцем, но идея – быть частью великого целого – всегда приятно волновала его. Крутов посмотрел на часы, стрелки показывали начало одиннадцатого – время заняться рутинными делами, и, вздохнув, он отправился к себе в соседний кабинет. Однако, выйдя в коридор, он обнаружил приближающийся силуэт в белой блузке с воротником апаш и в черной юбке, строго по колено, но такой узкой, что зубы непроизвольно начинали отстукивать азбуку Морзе. В правой руке силуэт изящно держал электрочайник, и по мере приближения к начальнику явно обозначил два ряда белых зубов в приветственной улыбке. Силуэт с электрочайником, равно как и юбка, равно как и зубки, принадлежали недавно прибывшей в подразделение лейтенанту Маше Скворцовой, двадцати девяти лет от роду. Золотое колечко матово мерцало на безымянном пальце её правой руки, но его присутствие превращали в полное отсутствие эта безукоризненная фигура, юбка, блузка, улыбка и даже чайник.

– Мария Игнатьевна, чайком пенсионера побалуете? – Крутов попытался вальяжно улыбнуться, но голос предательски дрогнул, и «Мария» прозвучало с петушиным фальцетом. Пришлось спешно откашливаться, намекая на простуду и крайне пренеприятную погоду.

– Виктор Иванович, – Скворцова насмешливо вскинула брови, – это вы-то пенсионер? Не смешите меня. Три десятка таких пенсионеров обеспечат демографический взрыв в любом городе СССР. Вы этот, – она щелкнула пальцами свободной руки, – юный пенсионер. – И звонко рассмеялась.

Крутов стоял на одном месте, как вкопанный. Он пытался понять, где сидел дьявол – в юбке, в словах или в этом волшебном смехе?

Мария зашла к себе в кабинет и обернулась:

– Ну, вы чай идете пить? Проходите, – она пропустила бочком проскользнувшего в дверь начальника, – сейчас заварю, пять минут, – и подошла к невысокому столику, на котором стояла вазочка с конфетами и початая пачка печенья.

Крутов сел в кресло и немного успокоился. «Черт знает, что, ну как пацан, ей-богу», – подумал он. Надо срочно взять себя в руки. Но это было решительно невозможно, поскольку молодая женщина в данный момент стояла к нему немного наклонившись спиной , расставляя чашки и раскладывая нехитрый десерт по тарелочкам на маленьком столике. Неожиданно Скворцова обернулась:

– Вам покрепче заварить?

Крутов растерялся окончательно, поскольку именно в тот момент он разглядывал то, что джентльменам рассматривать совсем уж неприлично. От неожиданности, скосив левый глаз на дверь, а правым одновременно изучая трещинки в потолке, он промямлил «пожалуй». Мария внимательно на него посмотрела и продолжила манипуляции с заваркой. Крутов представил себе, каким полудурком-маньяком он выглядел последние пять минут. Виктор Иванович вытянул ноги, достал из пачки сигарету и начал её разминать. Волнение понемногу отступило. Когда Скворцова закончила процесс приготовления чая и понесла в его сторону маленький поднос с напитком и конфетами, Крутов положил сигарету на тыльную сторону ладони левой руки и небрежно ударил по ней пальцами правой. Трюк был отработан и отшлифован за последние тридцать лет. Обычно сигарета, совершив сальто в воздухе, залетала точно в рот к всеобщему восторгу зрителей, особенно женского пола, но сегодня метательный снаряд пролетел мимо рта, мимо уха и угодил в один из пары женских сапог хозяйки кабинета, стоявших в углу под вешалкой. Благо, Мария смотрела исключительно на поднос и этого кошмара не видела.

– Угощайтесь, – улыбнулась она приветливо.

– Спасибо большое, – он вымученно улыбнулся, глядя себе под ноги. По-хорошему, надо было быстро прикончить чай и перейти к делам на своем рабочем месте, но две коленки, пристроившиеся в кресле напротив, очевидно являлись конечностями гомеровской Горгоны, поскольку полностью парализовали волю майора КГБ…