Поль вот уже полчаса дожидался ненавистного Лёшку в просторном вестибюле здания университета. Мимо пролетали тайки первокурсников, весело чирикая и не обращая внимания на окружающий их мир, солидно и не спеша спускались по лестнице костюмы, галстуки, дубленки и высокие сапоги, принадлежащие пятикурсникам и их сокурсницам – истеблишменту университетского сообщества. Профессура в задрипанных пальтишках неопределенного цвета и пирожками на головах проскальзывала тенью и практически не была заметна. Больше всех радовалась окончанию занятий массивная входная дверь с толстой пружиной, которая норовила дать под зад любому зазевавшемуся, вне зависимости от его рангов и заслуг перед родиной и наукой, однако людишки были уже ученые, поэтому, опасливо открывая дверь, они зайцами вылетали на улицу, наслаждаясь своей нечеловеческой ловкостью.

Поль посмотрел на часы и покачал головой: «Еще десять минут, и надо отправляться на поиски Алекса. Ну куда он запропастился?» Однако не успел он мысленно поставить знак вопроса, как увидел своего друга, который появился вовсе не со стороны аудиторий, а просто отделился от группы студентов, толкущихся в гардеробной.

– Привет, – Поль протянул руку. – Ты как здесь оказался? Я вроде внимательно смотрел и не мог прозевать тебя.

Алекс пожал узкую ладонь товарища и коротко ответил вопросом на вопрос:

– Нелюбину видел?

– Да, видел, махнул ей рукой, как ты просил, но она, наверное, не заметила – спускалась с подругой вместе, поэтому и не ответила, – Поль нервно повел плечом, но французское упрямство настаивало на том, что это было лишь досадное недоразумение, а не предсказание Алекса.

– Ну да, наверное, – задумчиво ответил Самойлов. Он не стал расстраивать Дюваля, но именно сразу после занятий он, опередив всех, спустился в гардероб и, достав из сумки конспект с лекциями, наблюдал за Полем и ожидал его встречи с Алёнкой. Та появилась минут через пятнадцать вместе с Нинкой Мещеряковой, девчонкой из ее группы, и Лёшка увидел в этот момент и приветственный жест преподавателя французского, и мгновенно опущенные в пол глаза Нелюбиной. Сомнений не было, дома состоялся непростой разговор, как минимум, и теперь Нелюбин в курсе игры, затеянной Полем и Самойловым. Еще пятнадцать минут Лёшка пытался расстаться со своим сокурсником Вениамином, который в силу своей невероятной косоглазости и такой же близорукости был достаточно одинок и поэтому привязался к Лёшке, который не гнал его прочь, терпеливо выслушивая заумные сентенции. Вот и сегодня, увидев Самойлова, он решительно направился к нему и категорично заявил:

– Будь моя воля, я бы узаконил мини-юбки и джинсы бутылочного цвета.

– Ну для этого тебе для начала надо избраться хотя бы в районные депутаты, – Лёшка улыбнулся в ответ. Он уважал этого сутулого, тщедушного паренька с толстенными линзами очков, который к тому же и безбожно картавил, за его недюжинные познания во многих науках и за весьма смелые взгляды на многие вопросы, связанные с политикой и экономикой родной страны. Хотя порой он мог отчебучить полнейшую нелепицу типа сегодняшней. – Ну ладно, с мини-юбками я вас полностью поддерживаю, коллега, а почему джинсы бутылочного цвета?

– Это по-настоящему благородный цвет, без пошлости и вульгарности, – без запинки ответил Веня.

– Избирайся, старик, ты созрел. Общественность тебя поддержит, мужская его часть, как минимум. За женскую не уверен, особенно, если голосование пройдет в зимнее время года. Кстати, угости сигареткой, у тебя есть? А то я полностью искурился сегодня.

– Omnia mea mecum porto, – слегка насмешливо прокаркал по латыни Вениамин, явно намекая на то, что он, Веня, всегда все носит с собой, но при этом протянул пачку «Опала».

– Amicus certus in re incerta cernitur, – не менее насмешливо парировал Самойлов, намекая на то, что истинный друг познается только в беде, но сигарету принял и растворился в толпе.

Через пару секунд он уже стоял перед Дювалем и размышлял о вирусе слепоты, поразившем его друга. Точнее он понимал, что имя этому вирусу гордыня, но спорить не стал, надо было спешить. Он знаком увлек за собой Поля и, примостившись к одинокому столику в углу вестибюля, раскрыл сумку и извлек из нее карту Лисецка. Ловкими пальцами раскрыл её, сложил, перегнул несколько раз и ткнул пальцем в интересующий их квадрат.

– Смотри, вот начало Плехановской, вот ее конец. Но я думаю, интересующий нас сектор немного меньше. Чесать будем от сквера и до площади Заставы. Твоя чётная сторона, моя нечётная, – палец скользил по карте вверх – вниз, потом ушел чуть правее. – Вот здесь тошниловка. В ней встретимся и обсудим результаты поиска.

– Алекс, что есть «тошниловка»? – озадачился Поль.

– Тошниловка – это ваш французский бистро, заведение общественного питания, если точно.

– Отлично, тогда там и закусим, – радостно продолжил Поль.

Лёшка не разделял его оптимизма:

– Закусим лучше дома, дешевле и полезнее. Ну и безопаснее… Там просто встретимся и поговорим. Так, не отвлекайся на еду, гастроном. Итак, подобьем бабки. Исходя из твоего описания, мы ищем три желтых дома, в форме разорванной буквы «П», образующие небольшой дворик. Два дома имеют сквозные проходы в виде арок, одна из которых ведет непосредственно на Плехановскую. Обращай внимание и на новострой. Вполне вероятно, что искомый дом мог быть на его месте. Вот тебе ручка, вот карта. Там, где явно новые дома, ставь букву «Н», там, где не сможешь разобраться, ставь вопросительный знак, там, где очень похоже, ставь восклицательный.

– Алекс, ну что ты со мной как с ребенком, – возмутился Поль, – разберусь как-нибудь. Поставлю те обозначения, которые мне будут понятнее. И вообще, зачем мы ищем дом, из которого моя семья уехала сто лет назад.

– Поль, послушай, не время возмущаться, – терпеливо объяснял Лёшка, – Ставь те обозначения, которые посчитаешь нужными, мне всё равно. Главное, чтобы ты потом смог объяснить их значение. Я пытаюсь всё упростить и не изобретать велосипед второй раз. Что касается поиска дома, так это вообще то самое, с чего необходимо было начинать, а не по архивам лазить. Там, наверняка. остались старые жильцы, или, по крайней мере, люди, которые могут подсказать, где их искать. Если повезет, найдем родственников Моряка, возможно, даже и его самого, и тогда получим то, что искали. Если человек переправил с риском для себя вашу семью за границу в те годы, значит, сто процентов, навел справки и о главе семейства, о твоем деде. Что здесь не ясно? И еще… давай просто сделаем дело без лишних эмоций. Я влез в эти поиски по твоей просьбе. Если я тебе не нужен, просто скажи. Баба с возу – кобыле легче. А если тебе нужен результат, то руковожу поиском я, а ты – мой помощник. Прими это как реальность, в следующей жизни я тебе буду помогать. К тому же интуиция мне подсказывает, что дальше всё будет ой как не просто в нашей поисковой экспедиции.

Поль немного растерялся, выслушав эту тираду, его глаза виновато потупились за стеклами очков, и он нервной рукой коснулся рукава Лёшкиной куртки.

– Алекс, прости, у меня и в мыслях не было тебя обидеть. Я просто… дёрганный сегодня, сам не знаю почему.

Лёшка похлопал его по рукаву в ответ и, вручая карту с ручкой, напутственно произнес:

– Проехали. Будь внимателен при обходе. Если дом вызвал сомнение, даже небольшое, зайди немного вглубь, посмотри оттуда. Я прикинул, нам с тобой на осмотр часа полтора, не больше. Потом уже начнет темнеть. Сейчас времени три часа. В тошни… в бистро встречаемся ориентировочно в половине пятого плюс-минус. Всё, по коням.

Лёшка уже повернулся, но Поль его притормозил:

– Леш, извини, я тебе соврал – Нелюбина меня точно видела, но почему-то не поздоровалась, всё как ты и говорил.

– Старик, я знаю, я всё видел. Просто будь аккуратнее – держи ушки на макушке.

– О да, я знаю, мне это говорила мама. В случае опасности вы, русские, умеете превращаться в кроликов, – Поль от души рассмеялся, – у нас у французов уши всегда на месте, и мутировать мы не можем.

– В кроликов вы не можете, а в зайцев – да. Доказано Кутузовым, – улыбнулся в ответ Лёшка.

Поль усмехнулся с легкой грустинкой, кивнул головой и вышел на улицу. Мартовское солнце ласково коснулось лучами его лица, и все неприятности мгновенно улетучились в глубокий космос. Поль ощутил себя разведчиком, историком, первооткрывателем в одном лице. Мысли и мечтания были только об одном – как он заходит в книжный магазинчик Катрин и вручает ей папку с информацией про ее отца. Задумавшись, он налетел на бабку, тащившую серую клеенчатую сумку. Та огрызнулась бабьим лаем, а пока Поль извинялся, отчаянно жестикулируя руками, он умудрился ткнуть своим увесистым портфелем проходящего мимо мужичка немного ниже пояса.

На его счастье мужчина, высоко ойкнув, молча продолжил свой путь, потому как был одет в пальто с серым каракулевым воротником, а значит принадлежал к интеллигентной прослойке общества. Иначе Полю было бы несдобровать. В голове тут же прозвучал голос Алекса «… просто будь аккуратнее», и Дюваль подумал, что друг его оказывается зачастую прав, несмотря на молодость. Ему осталось пройти еще не более ста метров и повернуть направо, именно отсюда начинался его персональный сектор поиска. По мере продвижения по маршруту настроение Поля менялось несколько раз. Сначала он придирчиво осмотрел здание гостиницы, потом еще одно здание явно казенного назначения с кованной решеткой по всему периметру. Но и то и другое были явно старых построек, хотя, как знать, может, они были построены после войны, но в старинном стиле. «Надо у Алекса спросить, каким образом можно узнать про год постройки. Ладно, поставим знак вопроса». Тут Поль оценил простоту обозначений своего друга еще раз и расстроенно покачал головой. «Так, перекресток. Здесь на перпендикулярной улице находится та самая «тошниловка», где мы встретимся. Так, еще казенное здание без вывески. Так, длиннющее девятиэтажное здание с торговым центром на первых двух этажах»… После очередного перекрестка Полю явно взгрустнулось. Не было даже намека на присутствие тех домов, которые он искал. Ранневесеннее солнышко скатывалось за горизонт вместе с французским настроением. Ноги уже промокли и заметно замерзли, а путь был пройден едва наполовину. Поль от отчаяния даже перестал ставить знак вопроса на каждом здании, справедливо решив поставить один знак вопроса на всю чётную половину улицы. Асфальт уже покрылся тонкой коркой льда, и в довершении ко всем бедам ботинки стали скользить, а ноги нещадно разъезжаться в разные стороны. Город готовился ко встрече с вечером. Зажигались лампы на фонарных столбах, трамваи всё чаще тренькали сигналом, распугивая зазевавшихся пешеходов, троллейбусы и автобусы подвергались мощным натискам замерзших в ожидании транспорта пассажиров, которые бросались на них в атаку с сумками, портфелями и авоськами наперевес, весело подбадривая себя воинственными кличами, в которых чаще всего упоминалась чья-то мать. Автобусы еще долго раскачивались неведомой силой, утрамбовывая в своё нутро человеческие тела, после чего плавно, как лайнеры, отчаливали от остановок с торчащими из полузакрытых дверей сумками, авоськами, портфелями и, нередко, конечностями нерасторопных граждан.

Поль честно дошел до конца маршрута, но уже практически не разглядывал здания по своей стороне, повернулся и поплёлся обратно. Обиднее всего было осознавать, что Алекс, который был явно его моложе, не позволил бы опустить свои руки и бросить дело на половине сделанного. Но ноги ныли от постоянной напряженной борьбы со скользкой дорогой, спина болела от частых ударов портфеля, висящего на ремне через плечо, руки замерзли, потому что Поль не догадался захватить с собой перчатки. Больше не хотелось быть историком, разведчиком и первооткрывателем. Оставалась единственная надежда на русского друга.

Между тем русский друг, застегнув молнию на зимней куртке почти до конца и закинув спортивную сумку на плечо, попрощался со стоящими рядом сокурсниками и вышел из здания университета с десятисекундным опозданием от времени Поля. К этому моменту тот как раз успел почти с ногами запрыгнуть на бабульку и засадить портфелем между ног спешившему по своим делам и ничего не подозревающему о коварных планах Дюваля завкафедрой по гражданскому праву Науму Семеновичу Шапиро. Краем глаза Лешка заметил, точнее, услышал, как из припаркованной недалеко от входа в университет серой замызганной машины, именуемой в народе «копейкой», громко хлопнув дверью, вылез с пассажирского сиденья молодой парень в черной болоньевой куртке с двумя красными полосками на правом рукаве, напоминающими повязку дружинников, и не спеша начал двигаться между Лёшкой и Полем. Самойлов тогда еще подумал, что когда купит себе машину, то будет гораздо бережнее относиться к ней.

Француз умудрился, принося всем подряд извинения, организовать затор на тротуаре, «дружинник» нагнулся завязать волочившийся по асфальту шнурок, а Самойлов тем временем легко обогнул всех по дуге и продолжил свой путь. После гостиницы он пересек Плехановскую по пешеходному переходу и оказался на её нечётной стороне. Перебирая в голове все беседы с Полем, он нанизывал как бусинки на ниточку мельчайшие описания старого дома. Ряд капитальных домов довоенной постройки он миновал быстро и не уделил им никакого внимания. Он отчетливо представлял, как вся семья Бартеневых выходным погожим днем дружно пересекала маленький двор и выходила прогуляться по центральной улице города. «Интересно, Конная площадь была слева или справа? Нет, Поль ничего не говорил про нее. Так, рядом рынок. Он существовал в те времена на том же месте. Но Катрин тоже ничего об этом Полю не рассказывала». Здание музея из красного кирпича стояло монументально и интереса так же не вызывало. Лешка нисколько не сомневался, что найдет нужное место, пусть даже без дома, но место найдет. Оно не могло испариться или раствориться. Да, скорее всего, если не повезет, придется потратить необходимое время на составление исторической справки всего лишь одной улицы, но это решит проблему. К тому же, Самойлов мысленно вычеркнул из списка половину домов довоенной постройки, которые совершенно не подходили под описание. Осталось проверить только вновь построенные дома – и решение задачи в кармане. Он стоял и размышлял об этом уже в конечном пункте своего маршрута, на площади Заставы. На нечётной стороне Плехановской признаков дома Бартенева не наблюдалось. «Ничего, теперь надо перейти на чётную сторону и проверить изыскания Поля. Всё равно предстоит возвращаться обратно». Лёшка стоял возле остановки и наблюдал обычную картину вечернего города – крохотный мужичок, делая совершенно непристойные, но энергично-ритмичные движения тазом, безуспешно пытался не только затолкнуть дородную тетку в парике цвета красного дерева в заднюю дверь автобуса, но и влезть туда самому. Самойлов пожалел бедолагу, подошел к двери и, рявкнув в глубину автобуса «Выдохнули!», одновременно нажал жилистой рукой на спину страждущего попасть домой к ужину. Что-то хрустнуло, потом лязгнуло, но двери закрылись, и счастливые пассажиры укатили в закат.

Лёшка еще раз благополучно пересек проезжую часть и пошел в обратном направлении, но уже по чётной стороне улицы. Череда из разнокалиберных домов из разных эпох и разных стилей медленно ползла вдоль левого плеча. Солидные, основательные дома дореволюционной постройки сменялись революционно-барачным барокко, а те в свою очередь передавали эстафету трехэтажным постройкам сороковых годов, возведенным руками пленных нацистов. Иногда всё это разбавлялось более современными строениями эпохи развитого социализма, мимо одного из которых Самойлов только что прошел. Лёшку что-то смутило, но он продолжил движение. Там не было ничего необычного – банальная пятиэтажка, между ней и такой же предыдущей пятиэтажкой проходной дворик, за которым виднелась уже вторая линия домов. «Стоп!». Следующий кадр перемотки памяти вспять заставил его бегом пробежать назад пятьдесят метров. «Вот оно!» – стараясь успокоиться и заставляя сердце биться ровнее, Лешка осторожно, боясь вспугнуть удачу, исследовал глазами два тополя, сросшихся в причудливый узел посреди маленького двора.

Верхушки их были безжалостно спилены, но несомненно это были два дерева, а не одно, как могло показаться издали. Самойлов, затаив дыхание, проследовал вглубь двора и обнаружил там трехэтажный дом, расположенный перпендикулярно пятиэтажке, который совершенно не был виден с дороги. Никаких проходных арок не было и в помине, но Лешку это совершенно не смутило. Оглядев двор и обнаружив в сумерках одного лишь дворника, старательно счищавшего наледь с дороги, Алекс решительным шагом направился в его сторону.

– День добрый! – бодрым голосом поприветствовал он работника ЖЭКа.

Последний оказался древним стариком, одетым в защитного цвета бушлат, который закрывал черный клеенчатый фартук. Серые валенки в галошах снизу и шапка-треух с опущенными ушами сверху заканчивали классический образ советского дворника. Брезентовыми рукавицами он сжимал небольшой ломик, которым очищал асфальт. Лица не было видно совсем, только седая борода колыхалась на порывистом ветру. Дворник к тому же был глуховат, поскольку неопределенно склонил голову вбок, и было непонятно, то ли он поприветствовал незнакомца, то ли пытался рассмотреть плоды своего земного труда. Лёшку это не остановило, и он, приблизившись почти вплотную, второй раз за день гаркнул дворнику почти в самое ухо:

– Дед, здесь стояло еще два дома до войны?

Этот вопль, наверное, услышали все жильцы дома, но дворник лишь повернулся к Самойлову лицом и, хищно блеснув глазом в надвигающихся сумерках, спокойно произнес:

– Кричать не надо, я слышу. Кто вы и что хотели?

Старик оказался из бдительных. Лёшка достал из кармана студенческое удостоверение коричневого цвета и продемонстрировал дворнику свою фотографию внутри него:

– Я студент, с факультета журналистики. У меня курсовая работа по дореволюционным зданиям нашего города. Где-то здесь раньше жила сестра моей бабушки, – Лёшка врал не краснея, – и она рассказывала про это дерево и про две арки, одна из которых выходила во двор. Дерево я нашел, а арки нет. Вот и хочу узнать, то ли это место.

Дворник внимательно слушал, не перебивая, опираясь двумя руками на ломик:

– Как фамилия сестры бабушки?

– Дед, а ты что, знаешь всех поименно? – Лёшка ответил вопросом на вопрос, – Да и какая разница, какая у моей двоюродной бабушки фамилия, – мне что теперь, в милицию топать, чтобы про адрес узнать?

– Вы можете идти куда угодно, но если это интересно, то да. До войны здесь были еще два здания, но они попали под бомбежку. Третье сохранилось, но рано или поздно и его снесут.

Лёшка заметно оживился:

– Класс, я нашел то, что искал. Дед, а кто здесь жил до войны? А среди тех, кто сегодня проживает, есть ли свидетели довоенных событий?

– Здесь я вряд ли чем помогу. Только не пойму, товарищ студент, вы дом или людей ищете? – его пальцы в брезентовых рукавицах сжали лом, и он продолжил свою неспешную работу.

Лёшка задумался и некоторое время изучал удаляющуюся спину старенького дворника.

– Вообще-то я ищу Моряка, – достаточно громко сказал он.

Дед перестал колоть лед, вернулся к Самойлову и ответил:

– Сынок, так тебе в райвоенкомат надо по этому вопросу, – глаза блеснули в темноте по-молодому зло. Видно, парень уже утомил сотрудника коммунальной службы своей настырностью.

– Моряк – это кличка, дед. А в миру он Михаил Шестаков, вор, отсидел лет десять еще до войны.

– Сынок, здесь проживают порядочные люди и никаких воров и жуликов не имеется. А ты шел бы отсюда и не мешал бы работать, – слова были произнесены неторопливо, но весомо. Дед отвернулся, и спина в бушлате и с перекрученным хлястиком от клеёнчатого фартука снова стала удаляться.

Лёшка пересчитал окна в доме и быстро прикинул, какое количество жильцов придется опросить. Но это только радовало. Хуже было бы, если вообще не пришлось никого опрашивать. Да, сегодня однозначно его день. Редкая удача. Самойлов посмотрел на часы. До встречи с Полем оставалось пятнадцать минут, а до кафешки идти минут десять быстрым шагом. Он развернулся на каблуках и вышел на улицу. Лёшка шел и, уткнувшись носом в трикотажный шарф, размышлял о том, как удивительна история. Он тысячу раз ходил по этой улице и в повседневной суете не обращал внимания на то, что вот эти стены городских домов трясли гитлеровские бомбежки. Думал, как они испуганно наблюдали за революционно настроенным людом, который спешил на очередную стачку или забастовку, и наверняка радовались празднично одетым семьям, выходящим из дворов на воскресный променад. А сегодня история ослабила свой непробиваемый панцирь времени и неожиданно дала возможность прикоснуться к себе рукой.

До кафетерия осталось пройти не больше трехсот метров. Лёшка поднял глаза и увидел впереди знакомую сутулую спину знатока французского языка и литературы. Сгорбившись и засунув руки в карманы куртки, тот шел, не глядя по сторонам. Полю осталось дойти до перекрестка и повернуть налево. В следующее мгновение Самойлова словно окатило ледяной водой. На некотором удалении от француза, но в том же направлении двигался «дружинник», парень в черной куртке с красными полосками на рукаве, тот самый, который вылез из машины возле университета. Ошибки быть не могло – за Дювалем велось наблюдение. Причем, то, что это была не милицейская наружка, было понятно сразу. Мысли пронизывали мозг со скоростью электрических разрядов. «Так, вариантов здесь три» – лихорадочно соображал Лёшка. – «Первый и самый тупой – Дюваль шпион. Всё, что он рассказал чушь, легенда, а на самом деле он собирает секретную информацию, – отметаем сразу. Если бы это было так, то они бродили бы сейчас не по центральной улице города, а в районе механического завода или иного засекреченного предприятия. Второй вариант – плановая слежка за всеми прибывшими в город иностранцами – тоже слабоват. Дюваль уже полгода в городе. На такое количество иностранцев не хватит чекистов, наверное, со всего СССР. Остается третий и самый логичный – Нелюбин. Но почему он так вцепился в Дюваля? Судя по всему, шутки кончились. Если чекисты жгут бензин, то за него они будут позже отчитываться, значит, должен быть результат. Кстати о бензине…» – тут Лёшка вспомнил и малоприметную, немного замызганную «копейку», из которой выпрыгнул юный филер. Он аккуратно скосил глаза на проезжую часть, но ничего подозрительного не заметил. Настроение опустилось до нуля. Лешка имел опыт выскальзывания из милицейских облав, когда те окружали плотным кольцом толкучку и ловили всех подряд: торговцев книгами и пластинками и даже покупателей. Он с друзьями частенько убегал от городского патруля, если попадал в драку в чужом районе, и надо было срочно уносить ноги. Но это казалось детскими развлечениями по сравнению с тем, что произошло сегодня – их посадили на предметное стекло, прижали сверху другим предметным стеклом и стали разглядывать в микроскоп. И как показывает практика, обычно после изучения подопытные организмы выбрасывают в мусорное ведро безо всякого сожаления.

Поль, тем временем, дошел до кафешки и зашел внутрь. «Дружинник» остановился недалеко от входа и с удивлением начал изучать циферблат наручных часов. Практически сразу из-за угла появилась та самая «копейка» и притормозила у тротуара. Парень шмыгнул на переднее сиденье, а из задней двери вышла моложавая пара и отправилась следом за Полем.

Лёшка, стараясь не привлекать к себе внимания, достал сигарету и начал ожесточенно чиркать зажигалкой. Пришлось отвернуться от ветра, но зато открылась отличная возможность рассмотреть поближе машину и ее пассажиров. Задние стекла были закрыты темно-серыми шторками явно от любопытных глаз. А спереди водитель – кавказец что-то выговаривал явно неприятное «дружиннику». Последний молча кивал головой, но и без озвучки было понятно, что он согласен с каждым словом говорившего. Лёшка сделал три глубоких затяжки, бросил окурок в урну и зашел в кафетерий.

В небольшом зале было достаточно народа и свободных столиков почти не наблюдалось. Самойлов сразу выцепил взглядом одинокую фигуру Поля, с удовольствием уплетавшего за обе щеки пельмени с уксусом, а через столик от него, ближе к выходу, как раз усаживалась парочка влюбленных из комитетской машины. У них гастрономические пристрастия были ограничены какао и коржиками. Лешка понял, что выйти незамеченным через центральный вход уже не получится, но у него уже было готово решение этой проблемки. Поля необходимо было предупредить. Действовать надо было спокойно, точно и решительно.

Тем временем в «копейке» Рафик Оганесян, практически не разжимая зубов, костерил последними словами бестолкового парня, который своими действиями мог провалить всю операцию. Начало дня было боевым. Наконец-то Стёпа Паршин озадачил реальным делом, чему Рафик был искренне рад. Единственное, что огорчило, была просьба командира обкатать в деле новое пополнение, двадцати трех лет от роду. Оно как раз вошло в кабинет и представилось. Рафик профессионально мазнул взглядом по лицу и предупредил, что носки должны быть любого цвета, при условии, что этот цвет черный и не дай бог он еще раз наденет эту куртку с двумя красными полосками. Стажер густо покраснел за ярко-зеленые носки и предложил поехать на задание без куртки. На что Рафик иронично заметил, что действительно, гуляющий в одной рубашке или босоногий прохожий среди сугробов совсем не привлекает внимания. И добавил, что при условии – если, конечно, этот прохожий попал в город инвалидов по зрению. Но делать было нечего. Получив в отделе кадров университета фотографию Дюваля, Рафик подробно инструктировал парня :

– Как только увидишь объект, пропусти его на десять метров вперед и спокойно, заметь, спокойно, а не рывком выходишь из машины. Мягко закрываешь за собой дверь, держа при этом его постоянно в поле зрения. Дистанция до объекта должна быть максимально безопасной. Это значит, что главное – чтобы он не срисовал тебя. И не менее важно, чтобы ты не потерял его из виду. Запомни, ты наблюдаешь за ним, мы за тобой. Поэтому заранее информируй нас о действиях объекта. Он повернул направо – ты упираешься правой рукой в бок, если налево, то левой рукой соответственно. Если объект развернулся и идет в обратную сторону, подними руку к голове, если потерял его, – Рафик грозно сверкнул глазами, – поднимешь обе руки к голове. Если внимательно будешь смотреть на свои часы – это знак, что ты просишь сменить тебя. Кстати о смене. Проведешь его не больше километра, дашь знак, и мы тебя поменяем. Задача для всех, – он развернулся в пол-оборота к двум мужчинам и одной женщине, расположившихся на заднем сиденье, – установить его адреса и возможные контакты, которые так же введем в адрес. Фотосьемка обязательна, Гриша, – он обратился к одному из сидящих сзади, – но в разумных пределах, конечно.

У здания университета они благополучно взяли Поля под контроль, но на этом их благополучие и закончилось. Тупица тажер мало того, что как ошпаренный вылетел из машины, едва не оторвав ей пассажирскую дверь, но начисто забыл про инструктаж и практически наступал на пятки французу. На протяжение всего маршрута он не подал ни единого знака, так что Рафику, который был за рулем, пришлось изрядно попотеть. На площади Заставы объект резко развернулся и пошел в обратном направлении, при этом едва не сшиб с ног стажера. Рафик был вне себя от ярости. Поэтому, когда молодое пополнение уселось в машину, бригадир монотонным голосом делился с ним своими соображениями про его отца и мать, про родовую травму, которую тот, очевидно, получил двадцать три года назад, про неизлечимые формы заболевания коры головного мозга и про школу балета, как альтернативу профессии чекиста, если вдруг что-то пойдет не так…

Недолго думая, Лёшка напялил на затылок вязанную синюю шапку, которую держал в кармане куртки на случай сильных морозов, подошел к раздаче, снял с нее чай и пирожок с повидлом, заплатил в кассе девять копеек и, немного сгорбившись, подошел к столику Поля. Не снимая шапки, он взгромоздился на стул спиной к выходу и заодно к влюбленным чекистам. Поль от неожиданного вторжения едва не подавился очередным пельменем. Он еще больше ссутулился и начал активно работать челюстями, пытаясь дожевать горячий пельмень и начать разговор. Лёшка навалился локтями на стол, приблизил лицо к Полю и почти беззвучно прошептал: «Молчи, за тобой следят. Поешь и спокойно иди домой, головой по сторонам не крути. Я приду позже». После чего одним махом слопал пирожок, поставил чай на край стола, поднялся и, не поворачиваясь, пошел вглубь кафе в сторону туалета. У любого наблюдателя это не вызвало бы удивления – на то и существуют ватерклозеты. Эту кафешку Лёшка знал, как свои пять пальцев. Здесь директором работал дядя Миша, его сосед по дому, и Самойлов частенько к нему забегал просто поболтать, а иногда, когда в карманах было пусто, заодно и бесплатно поесть. Лёшка прошел мимо туалета и, повернув направо, оказался в длинном коридоре с расколотыми квадратиками кафельных плиток на полу и кривыми от бесчисленных слоев краски стенами сине-желтого цвета. Справа промелькнули перекошенные белые двери с надписями «склад», «разделочная», «комната отдыха» и «директор». Лёшка открыл засов на двери запасного выхода и, громко хлопнув дверью, оказался в маленьком дворике. Он пересек его быстрым шагом и, пройдя дворами пару кварталов, благополучно сел на автобус и поехал в сторону своего дома.

Оганесян курил сигарету, успокаиваясь после разноса стажеру. Тот сидел молча рядом и виновато сопел. Неожиданно из кафе вышел француз, поднял воротник и, не глядя по сторонам, повернул налево и пошел в сторону Комиссаржевской. С небольшим интервалом показалась стройная фигурка лейтенанта Миловановой и отправилась в ту же сторону. А её напарник Яковлев не появлялся. Так, это становилось интересным и значило только одно – ребята зафиксировали контакт. Оганесян в зеркале заднего вида проводил взглядом Милованову и завел машину. Но Яковлев вышел только спустя пятнадцать минут и с расстроенным видом сел на заднее сиденье…

Поздним вечером Лёшка позвонил в широкую, обтянутую коричневым дерматином дверь. Она открылась почти сразу и из-за нее выглядывало встревоженное лицо Поля:

– Алекс, ну наконец-то … давай проходи, рассказывай, что случилось – а то я места себе не нахожу. Как же ты меня напугал в кафе … скажи, а ты не мог ошибиться?

Самойлов скинул куртку, расшнуровал ботинки и привычной дорогой попал на кухню. Налил кофе в чашки, сел за стол и, размешивая сахар, обратился к другу:

– Начнем с тебя. Какие результаты осмотра? – Самойлов шумно отхлебнул горячий напиток.

– Алекс, у меня пусто. Я ничего не нашел, – Поль замялся и опустил голову, – да и вообще… не умею я искать, как оказалось, – он взял ложку и монотонно начал чертить круги в чашке.

– Ты сахар-то кинь, потом уже можно мешать – ну не знаю, как там во Франции, а у нас в СССР именно так делают, – пошутил Лёшка, – у меня две новости, в том числе и хорошая. Заметив, как вскинулись брови его друга за стеклами очков, он продолжил: – Я нашел твой дом, Поль! – не тряси меня за рукав!.. твою мать … кинь полотенце – у меня кофе на джинсы пролился. Старик, успокойся и послушай. Да, я нашел это место, причем на твоей чётной стороне!.. – это была месть за опрокинутый кофе.

– Алекс, там стопроцентно не было никаких арок, я проверял, – взмолился Поль.

– Арок не было, правильно, но ты сам мне рассказывал про два сросшихся дерева во дворе – вот по ним я и нашел. Значит так, там два дома разбомбило из трех в годы войны, но один остался, и главное – остались люди, у которых можно многое узнать. Люди… – Лёшка задумался на секунду. – Люди там, кстати, очень даже любопытные. Познакомился с одним стариканом, он дворником работает. Очень странный тип, задал мне больше вопросов, чем я ему. Интересовался фамилией моей двоюродной бабки, которая с моих слов якобы жила в этом доме, а когда я спросил в свою очередь про тех, кто там жил до войны, дед сослался на склероз. Ну ничего, мы еще раз его проведаем, но уже вдвоем.

Лёшка перевел дыхание, сделал приличный глоток кофе и, закурив сигарету, продолжил:

– Теперь о неприятном. За тобой следят. Спокойно, – он сдерживающим жестом осадил Поля, готового было задать еще десяток вопросов сразу. – Я предполагаю, даже уверен, что это дело рук Нелюбина. Ты же не лазил нигде по радиоактивным помойкам, нет? И госсекретами не торговал, нет? Тогда остается что? Правильно, сунулся к гэбэшнику, вот он тебе глаза на спине и нарисовал.

– Алекс, я не боюсь, – успел вставить реплику бравый Поль, – Я ничего плохого не сделал, значит, мне бояться нечего.

– К сожалению, я боюсь, Поль, – ответил Лешка. – Я боюсь, что они могут пойти на принцип и что-нибудь состряпать против нас. Иначе, если они следят за невиновными, их там по голове не погладят. А нам с тобой потом трудно будет отбрехаться. Я пока не могу понять – почему, но Нелюбин не просто так возбудился. И еще я боюсь, что даже если они ничего не придумают, но я попаду в их поле зрения, то потом о хорошей работе и поездках за границу мне можно будет забыть навсегда.

– Это почему? – искренне удивился Дюваль. – Какая связь между испорченной репутацией и отсутствием вины, я не понимаю.

– Всё предельно просто, Поль, кому нужны непонятные персонажи, если есть альтернативные, прозрачные и кристально чистые. Никто не хочет рисковать.

– Скажи, а они-то тебя не засекли? – до преподавателя французского стало доходить сказанное, – они наверняка тебя видели со мной в кафе. И что теперь нам делать?

– Око видит, да зуб неймет, – улыбнулся Лёшка и, предвосхищая вопрос, пояснил: – У меня так бабушка говорила. В смысле, видеть-то они видели, да вот потрогать не смогли. Я выскользнул через черный ход и дверью грохнул напоследок. А дядя Миша, это мой знакомый, очень не любит, когда её вообще открывают. Так что они еще поломают себе голову. Так, теперь насчет дальнейшего. У нас с тобой еще два мероприятия – поездка в Синие Дали, где мы попытаемся найти и опросить гражданина Сороку, и второе, снова на Плехановскую, надо доделать то, что начали. Ладно, мне пора… Домой мне пока не звони, сам тебя найду. А насчет моего инкогнито, так это временно, побуду немного в тени для возможного маневра, но потом, рано или поздно, всё равно придется представить свою морду общественности в погонах. А по большому счету задача у нас одна – научиться думать и действовать быстрее, чем они.

– Алекс, – Поль встал и протянул руку, – Я всё понимаю и чем ты рискуешь, и зачем вообще тебе всё это надо. Я хотел сказать тебе спасибо за то, что ты уже сделал и не обижусь, даю слово, если ты больше не будешь в этом участвовать.

– Паша, мы – русские, своих не бросаем, а ты ведь свой, правда, Паш? – Самойлов ткнул его кулаком в плечо. – Теперь без лирики. Поскольку ты под наблюдением, встречаемся и решаем наши вопросы в пределах универа. Так будет надежнее, всё, давай до завтра, – Лёшка пожал ему руку и, оставив озадаченного «Пашку» Дюваля, растворился в ночи.

Утром следующего дня Крутов сидел за своим столом и во второй раз перечитывал докладную записку:

*** … марта, в 15. 00 нами был взят под визуальный контроль объект «Француз». Покинув здание университета по адресу… он проследовал в сторону улицы Плехановская. В 15.01 он споткнулся и вступил в физический контакт с пожилой женщиной и мужчиной пятидесяти – пятидесяти пяти лет, славянской внешности. Данные контакты нами не отрабатывались, так как были оценены как малозначительные и несущественные. Следуя по улице Плехановской, «Француз» изучал все дома на её четной стороне и делал заметки на карте, предположительно города Лисецка. В 16.05 на площади Заставы он развернулся и проследовал в обратном направлении. Затем объект свернул на улицу Кольцовская и в 16.25 зашел в кафе по адресу… Там он купил порцию пельменей, какао и занял четвертый столик от входа возле окна. Ориентировочно в 16.29 «Француз» вступил в контакт с подсевшим к нему неопознанным лицом, предположительно мужчиной лет 20 – 40 в черной куртке, в синей спортивной шапке и в голубых джинсах. Ориентировочно в 16.30 контакт проследовал вглубь кафетерия, в сторону туалета, где был потерян нашими сотрудниками.

В 16.38 «Француз» покинул заведение и в 17.05 прибыл в адрес… на съемную квартиру, в котором оставался до 20.00. Наблюдение было прекращено в 20.01.

В 16.39 нами был обследован туалет кафетерия и подсобные помещения. Запасной выход был закрыт изнутри на засов, в подсобных помещениях находились два сотрудника кафетерия. В 16.50 поиск контакта был прекращен…».

Крутов поднял глаза и, не повышая голоса, задал вопрос:

– Степан, что это за бред?

Напротив него сидел несчастного вида Паршин, одетый в неизменный свитер белого цвета, который никак не мог найти место своим длиннющим рукам. Полчаса назад Стёпа задавал такой же вопрос Оганесяну, который блеял и мычал, но ничего вразумительного пояснить не смог. Очевидно, неизвестный вирус теперь проник в организм заместителя, поскольку он так же пытался объясниться с начальником, но ничего кроме вздохов и сопения Крутов от него не услышал.

– Степан, спокойно, давай просто разберемся. Итак, судя по рапорту, у Дюваля произошла встреча с неизвестным в кафе. Вопросов несколько: откуда он появился и куда пропал. Он что-то передал на словах или вручил что-либо? И что значит эта ахинея «предположительно мужчина лет 20 – 40»? То есть, возможно, что это была женщина? А почему не взяли больший интервал, например десять – девяносто лет, то ли бабка, то ли дед?

– Товарищ майор, поверьте, Оганесян – лучший, но здесь просто несчастный случай, – Паршин пересилил себя и смог наконец заговорить. – Я опросил каждого в бригаде… Он просто с неба свалился. Оганесян и стажер контролировали вход, но клянутся, что его не засекли. Яковлев и Милованова были внутри, вы же знаете, они профессионалы, также заявляют, что его до этого в помещении не было. Он просто возник из ниоткуда. Он ни разу не повернулся, и его наблюдали исключительно со спины. Передавал что-либо или говорил, никто достоверно сообщить не может. По одежде мужик, по походке – от двадцати до сорока…

– Я понял, Степа, нам повезло. В наш город снова приехал фокусник Эмиль Кио, – съязвил Крутов, – он появился, потом исчез, цирк уехал, а клоуны остались. Хватит нести чушь, я материалист и не верю в чудеса. Если не входил и не выходил, то вывод простой. Знаешь какой? Он сотрудник кафетерия!

– Простите, Виктор Иванович, мы тоже так подумали, – посмел возразить Паршин. – Сегодня с утра, под видом проверки санэпидемстанцией, мы выяснили, что сотрудники кафе все женщины, за исключением директора, ветерана войны, и мясника из разделочного. Но тот весит больше ста килограммов. И его не получилось идентифицировать как контакт. Вчера, сразу же, Яковлев проверил все подсобные помещения, но там были только сотрудники. Еще к нему там обратился неизвестный, по виду спортсмен… Нет, нет, – он заметил знак вопроса в глазах начальника, – он под описание совсем не подходит. Рослый, здоровый, шея как у быка. Заблудился, не мог найти туалет.

– Что с выходами из помещения?

– Выходов два. Основной и запасной. Через основной контакт не покидал кафетерий, а запасной был закрыт на засов.

– Ну не мог же он исчезнуть?! – Крутов начал терять терпение.

– Не мог… – Паршин опустил голову, – но исчез…

– Фотографии хоть какие-то сделали?

– Но его же толком никто не видел, – Стёпа безнадежно развел руками.

Майор закурил и задумался. Дело принимало скверный оборот. «Здесь явно работал профессионал, если легко запутал целую бригаду в закрытом помещении на ста квадратных метрах. А значит… а значит, что Дюваль не просто ухажер, но тогда… Господи, бедный Нелюбин». Крутов мысленно перекрестился. Оставалась, правда, очень призрачная, но всё же надежда. Кто-то просто подсел, поел, потом встал и ушел, а эти дуболомы прозевали всё на свете. С другой стороны, для чего он обследовал здания по Плехановской? Надо было срочно сообщить обо всем Филимоновичу…

В просторной ленинской комнате Леший, опираясь спиной на стенд с должностными обязанностями дневального по роте и текстом присяги, докладывал непростую ситуацию капитану Прудникову:

– Короче, взял я «Католика» возле универа ровно в 15.00. «Католик», потому что у него взгляд такой смиренный и блаженный, как у служителя культа. Но оказалось, что его в этот раз пасла «наружка» – наши лисецкие коллеги… Там всё просто, как по учебнику. «Католик» явно искал какой-то дом на Плехановской, причем исключительно на ее чётной стороне. На все поиски у него ушло полтора часа ровно. И, судя по эмоциональному состоянию, он ничего не нашел. Дальше началось самое интересное. На перекрестке Плехановской и Кольцовской я неожиданно обнаружил контрнаблюдение за объектом вплоть до входа в кафе. Оно велось одним человеком, славянской наружности, достаточно молодым. Хотя внешность точно описать не смогу. Темно уже было. Да и видел я его только со спины. Просто резво шел, поэтому я и решил, что молодой… Он срисовал автотранспорт местных топтунов, вошел в кафе, взял пожрать, сел к «Католику», что-то передал ему на словах, вышел в туалет и исчез… В 17.00 я отвел «Католика» в адрес его проживания. У меня всё.

Прудников с удивлением посмотрел на подчиненного:

– Лёша, «исчез», «неожиданно» – это не твой сленг. Он же не с неба свалился, может, ты просто не сразу его обнаружил? И что касается исчезновения. Люди не исчезают: они входят, выходят, передвигаются и иногда прячутся, а самые толковые прячутся очень грамотно, так, что выставляют дураками опытных профи. Он тебя срисовал?

– Володь, ты прав, чувствую себя идиотом, но появился он точно из ниоткуда. Просто на ровном месте образовался в поле зрения. Правда, и исчез в никуда… Знаешь, я был уверен что он в туалете. Реалистично сыграл, гаденыш. Я буквально через минуту был там, но уже никого не было. Запасной вход закрыт на прочный засов, в комнатах подсобки только сотрудники, люка в подвал нет, вентиляционные каналы и выходы в чердачное помещение отсутствуют. Как сквозь землю… Да и наши коллеги тоже шухер подняли. Они вообще прозевали, каким путем он вошел в кафе. Один даже притопал ко мне в подсобку, пришлось срочно искать туалет. Меня он точно не срисовал.

– Я не понял, а куда он тогда делся?

– Володь, прости, ума не приложу… первый раз такое…

– Ясно… переиграл… Игрок, значит. Ну да ладно…

«… марта …Секретно. Генерал-майору Лебедеву. В процессе отработки одного из контактов объекта «Католик» нами засечен, но не установлен контакт «Игрок» определенно с перспективным оперативным интересом. Прошу разрешения на его включение в план оперативных мероприятий. Прудников».

Старые друзья встретились спустя полчаса в укромном уголочке Кольцовского сквера. Нелюбин выслушал доклад внимательно, но крайне спокойно. Не отреагировал на изучение Дювалем зданий города, отметки на полях карты, однако признаки волнения проскочили при упоминании о третьем неизвестном, причем сам факт потери объекта его волновал меньше, чем его появление:

– Я так и не понял, что за моментальная встреча, Витя? Что там было: информация, может быть, деньги?

– Кирилл, пока рано о чем-то говорить. Сообщение оперов я тебе передал слово в слово. Дальше поводим, может, что и прояснится. Главное – это исключить худшее, ты понимаешь, о чем я?

– Вить, не неси ерунды. Я общался с ним. Он может быть кем угодно – наркоманом, алкоголиком, но не кадровым сотрудником и не агентом, не того полета птица. Продолжай наблюдение.

Товарищи пожали друг другу руки и расстались. Крутов чувствовал, что Нелюбин явно чего-то не договаривал, поэтому шел и смотрел себе под ноги, изредка покачивая головой. О чем в свою очередь думал Нелюбин, было неизвестно, потому что от сквера до управления он прошел с непроницаемым выражением лица.

Около трех часов дня Алекс нашел Поля там, где и должен был найти, в столовой университета. Очереди практически не было, потому как лисецкие студенты после занятий немедленно бежали домой на бесплатный обед, а иногородним на пиршество постоянно не хватало денег. Юность – удивительная пора, когда экономия на здоровье или желудке не приводит к печальным последствиям. Сегодня Лёшка решил себя побаловать двумя аппетитными сардельками с картофельным пюре, компотом и кусочком ароматного хлеба с кубиком сливочного масла сверху. Мимолетно улыбнулся молоденькой кассирше и подсел к скучающему Дювалю.

– Бонжур амиго, са ва? – поднос подвергся немедленной разгрузке и был отправлен на соседний столик.

– Шолом, май френд, комси комса пока роса, – улыбнулся Поль, так же не желая оставаться должником. – Какие планы на сегодня?

Лёшка, сидевший лицом к входной двери, не спеша окинул взглядом столовую, вытащил из сумки карту города и протянул её Дювалю:

– Есть ручка? Угу, – он сбросил кусок масла в картошку и, вооружившись вилкой, приступил к обеду. – Сегодня планов нет, скоро стемнеет, а мне нужен дневной свет, – заметив удивленный взгляд Поля, он продолжил, – хорошо, давай подробно. Вчера мне почудилось, что за тобой наблюдал еще кто-то, кроме тех, кого я заметил. Может, это паранойя, может, это на самом деле так и было, в этом нужно разобраться…

– Прости, Алекс, что-то я не понял, как еще кто-то мог следить, что ты имеешь в виду?

– Всё просто. На улице я увидел парня, нашего с тобой ровесника, возле универа и возле кафе. Значит, он полностью повторил твой маршрут. Значит, он целенаправленно следил за тобой. Это первое. Потом он запрыгнул в машину, из которой вылезла парочка голубков и полетела за тобой. Это второе. Но мне показалось, что за тобой наблюдал кто-то еще. Это третье и самое нелогичное. Ты не девушка в мини, чтобы тебя рассматривало мужское население нашего города. Логично, если они меняют друг друга, а не наблюдают все сразу. Вчера перед кафешкой я немного покурил и интуитивно заметил мужика в годах, который быстро глянул на меня и отвернулся. Его я еще раз увидел, когда выбежал через запасной выход. Я стоял за деревом, а тот тип приоткрыл дверь, бегло осмотрелся и снова ее закрыл. Спрашивается, зачем за одним тобой следить одновременно нескольким сотрудникам. Странно всё как-то. Вот это я и собираюсь проверить. Да, заодно, и перефотографируем их всех на хрен.

– Лёш, а ты не подумал о том, что если они наблюдают за мной, то вполне возможно уже знают и о тебе. Поэтому они следят за нами обоими, – сквозь стеклышки в металлической оправе блеснул пытливый взгляд.

– Не исключено… – Самойлов задумался, меланхолично помешивая ложкой сахар в граненом стакане, – тем более, нужно проверить.

– Я не понял, ты что, решил следить за спецслужбой? И вообще, если как ты сказал, что это дело рук Нелюбина, то кто тогда третий? И откуда ты знаешь, как они наблюдают?

– Я не вижу здесь проблемы. У них же на лбу не написаны три буквы… – заметив вопросительный взгляд друга, тут же добавил, – я имел ввиду «КГБ». Значит, мы ничего с тобой не нарушаем. Поль, чтобы не ошибиться, мы должны быть во всем уверены. Если ты ничего плохого не сделал, но за тобой слежка, значит в их понимании – ты скоро это сделаешь. То есть, вся проблема в твоем поиске родного деда или, точнее, в его истории. И чем ты ближе к её пониманию, тем хуже для них. Если для этого надо следить за следящими, то это надо сделать, только с умом. Может, тогда и поймем, кто третий. Что касается методов работы, читай больше детективов, там всё про всё написано. Причем очень даже подробно, – Лёшка расправился с сарделькой и накинулся на её сестричку. – Теперь слушай внимательно: завтра пятница, у тебя выходной, а я прогуляю одну лекцию, там всё глухо – тупо. По прогнозу погоды солнечно. Ровно в десять утра будь вот в этом сквере, я тебе его крестиком сейчас отмечу. Там памятник погибшим в годы Великой Отечественной стоит, не ошибешься. Твоя задача – погулять там полчаса, головой по сторонам не крутить. Возьми с собой блокнот и нарисуй в нем памятник, ну как сможешь. В десять тридцать выйдешь из сквера и пройдешь пешком вот по этому маршруту, – Лёшка бегло скользнул указательным пальцем по карте. Здесь три километра, если строго по прямой. Иди не очень быстро. По адресу Московский проспект, вот в этом доме, – ноготь постучал по карте несколько раз подряд, – есть книжный магазин. Зайди в него и остановись в разделе «Художественная литература». Не торопясь, сними по очереди несколько книг и полистай их. Поговори немного с продавщицей, узнай о новых поступлениях. Ни на кого не обращай внимания, никаких рассматриваний. Они должны быть четко уверены, что ты остаешься в неведении. Так, вот план магазина, – Лешка протянул Полю тетрадный листок, – здесь я отметил вход, а крестом обозначено твое местоположение в магазине. Итого, три километра ты пройдешь, не спеша, минут за сорок, то есть в магазине будешь ориентировочно в одиннадцать пятнадцать. Там пробудешь еще полчаса и в одиннадцать сорок пять покинешь его. И, наконец, последнее. Дальше снова пешком и снова километра три, пройдешь вот так и вот так, – палец Лёшки прочертил две перпендикулярные прямые, – а вот в этом месте, где фломастером стоит крест, здесь проходной двор, и мне нужно, чтобы ровно в двенадцать тридцать ты прошел его с севера на юг. На севере проход только через арку, а на юге – там дома почти вплотную прижаты друг к другу, но проход между ними есть. Смотри, не перепутай. И самое главное, если увидишь на маршруте меня или еще знакомые лица, не обращай абсолютно никакого внимания.

Поль слушал друга как никогда внимательно, не смея задать лишнего вопроса. Но услышав в его голосе финальные интонации, он обратился к нему:

– Так, а потом что мне делать?

– Всё, что угодно. Главное, не крути головой по сторонам, не оглядывайся, не беги, живи, как обычно живешь, и главное, завтра в шесть вечера зайди на часок на работу. Поль, – Лёшка кинул в его сторону изучающий взгляд, – ты всё понял, есть вопросы?

– Алекс, я не очень хорошо рисую и боюсь, что памятник у меня получится неудачно, а так всё ясно. А на работу-то зачем?

– На работу зайди и побудь там, мне надо кое-что проверить, – с нажимом на слове «надо» сказал Самойлов, – А что касается памятника… Поль, мне до лампочки, как ты его нарисуешь, – улыбнулся Лешка, – мы же не выставку Поля Гогена готовим, главное – со стороны должно быть понятно – Поль Дюваль что-то отметил в блокноте. Вот и всё…