Г.Сечкин (ПУТЕВЫЕ ЗАМЕТКИ)

 

ШОКОВАЯ ТЕРАПИЯ

О, Америка! Великая, свободная, независимая страна. Земной рай! Голубая мечта миллионов людей! Уходящая в облака головокружительная высота небоскребов, изобилие переполненных супермаркетов, знаменитые Конгресс-центр и статуя Свободы! Счастливые лица американцев, развешивающих на своих домах национальные флаги!

Первый шок от незабываемого сервиса я получил в самолете, вылетевшем из Шереметьево по маршруту Москва - Нью-Йорк. Лететь нужно было более четырнадцати часов с двумя посадками в Шенноне и Гендлере. Ровно столько же надо было просидеть неподвижно, втиснув свое довольно объемистое тело в тесноватое кресло и упершись коленями в спинку переднего, изредка выворачиваясь для того, чтобы выпустить из своего ряда и впустить обратно пассажиров.

Сию мучительную процедуру можно было смягчить только одним способом - залить свой вакуум водкой и отключиться до полной посадки самолета в аэропорту Кеннеди.

- Будьте любезны! - обратился я к стюардессе, толкающей по проходу сервировочный столик с различными экзотическими напитками. - Можно вас попросить принести мне бутылочку водки?

- Одну минутку, - проворковала очаровательная стюардесса и исчезла на полчаса. Наконец, грациозно припарковав свою миниатюрную фигурку к моему месту, она с восхитительным изяществом поставила на раскладной столик крохотную бутылочку «Смирновской», емкостью в пятьдесят (!) граммов.

- Вы не поняли меня, любимая! Мне не нужны сувениры. Я наберу их в Америке. Просто хочется сгладить некоторый дискомфорт длительности путешествия, и вместо бесконечных облаков под крыльями самолета, посмотреть замечательные сны по мотивам сказок моей бабушки. Даю вам слово, что алкоголь действует на меня исключительно как снотворное. Правда, дозу преподнесенного вами напитка, необходимо увеличить, как минимум, в десять раз.

- Одну минутку! - вновь проворковала красавица, несколько разнообразив словарный запас Эллочки-людоедки.

Через полчаса на моем столике появилась вторая бутылочка, по своим размерам ничем не отличавшаяся от первой.

- Взгляните на меня, родная! При росте 170 сантиметров я имею массу живого веса 120 килограмм. Вы представляете себе, сколько промилле мне нужно принять, чтобы пропитать необходимой дозой алкоголя каждый килограмм моего мяса? При таких темпах мне придется принимать сей продукт до самого Нью-Йорка, а кайф ловить во время возвращения в Москву. Возможно, вы опасаетесь, что излишняя доза заставит меня раскачивать самолет или выпрыгивать без парашюта? Смею вас заверить, что этого не произойдет.

- Одну минутку!- и через полчаса - у нас больше нет.

- А что у вас еще осталось?

- Коньяк, виски, ром…

- Благодарю, незабвенная. Пейте сами на здоровье.

После мучительного перелета, зал аэропорта Кеннеди показался мне фешенебельным дворцом. Правда, вопреки рассказам об отсутствии в Америке очередей, длиннющая кавалькада пассажиров с черепашьей скоростью продвигалась к пункту паспортного контроля. Два громадных полицейских дотошно проверяли документы и, заглядывая в компьютер, сопоставляли данные. Наконец подошла моя очередь.

- Назовите адрес, куда едете, - грозно вопросил страж порядка на ломанном русском языке, перелистывая мой заграничный паспорт.

- К Мише, то есть к Майклу, - переступил я с ноги на ногу, чувствуя, как меня начала охватывать внезапная тревога. - А приглашение вместе с его адресом находится в моем чемодане, который я получу из багажа после прохождения паспортного контроля. Но вот моя записная книжка, в которой записан его телефон. Можно позвонить и он скажет свой адрес.

Громила-полицейский жестом подозвал чернокожую женщину, одетую в такую же форму, как и он, и, отчаянно жестикулируя, дал ей какие-то указания. Исходя из его жестов я понял, что он поручил молоденькой полицайке проводить меня до самолета, дабы предоставить мне возможность смотаться в Россию за адресом. Взяв под руку, дама повела меня по направлению к летному полю. В отчаянии я попытался угостить ее сосучими конфетами, которыми меня снабдила неразговорчивая стюардесса при посадке самолета. Взгляд, которым одарила меня полицейская дама, ожег как раскаленный утюг. Остальное впоследствии дополнили друзья, объяснив, что за дачу взятки полицейскому я элементарно мог загреметь в американскую тюрьму. Но я продолжал безрезультатные попытки убедить свою спутницу пропустить меня в вожделенную страну, держа перед ее черной физиономией раскрытую записную книжку, тыкая пальцем в Мишин телефон, и уговаривая ее дать возможность позвонить, чтобы узнать его адрес.

Внезапно, нацелившись своим носом в записную книжку, она остановилась, внимательно разглядывая записи. После графы с Мишиным телефоном были записаны нью-йоркские адреса других моих знакомых, которых тоже надлежало навестить, и многие адреса с поручением от московских родственников передать приветы и сувениры. Увидев их, полицайка моментально развернулась и потащила меня обратно. Возле стойки она показала полицейскому открытую страницу моей записной книжки, и он залез в компьютер.

«Теперь труба -подумал я. - Сейчас он убедится, что эти адреса не соответствуют Мишиному адресу в приглашении, и я уже точно погорю за подлог».

Но случилось невероятное. Основательно изучив монитор компьютера, гориллообразный полицейский сделал разрешающий жест рукой и я очутился на территории Штатов.

О, Амэрыка!

 

НА ВКУС, НА ЦВЕТ

До 1975 года я ежегодно приезжал отдыхать в Сочи, где у меня было множество друзей. Среди них два брата, Миша и Юра. У них был свой дом на улице Роз. Миша у себя во дворе штамповал пуговицы «под фирму», а потом до вечера продавал их на сочинском рынке. Ездил на стареньком «Москвиче». Юра работал на станции обслуживания автомобилей и катался на «Тойоте». В 1975 году оба со своими семьями эмигрировали в Америку.

Теперь Миша живет в Бруклине (район Нью-Йорка). Он имеет маленький магазинчик по прокату видеокассет, списанный из полиции громадный раздолбанный «Понтиак», работающую жену и двоих детей. Общий заработок семьи составляет примерно 3.000 долларов. За 950 долларов в месяц Миша снимает квартирку с видом на океан. Страховка автомашины (в Нью-Йорке она обязательна), аренда помещения под магазин, приобретение видеокассет, оплата служащей, адвокат, без которого в Америке не обойтись, а также коммунальные платежи (вода, газ, электричество, уборка мусора, телефон) обходится около 1300-1350 долларов. 200 долларов Миша ежемесячно откладывает на первый взнос для покупки собственного дома. Рассчитывает лет через десять набрать необходимую сумму. Если дом будет куплен с рассрочкой на пятнадцать лет, то за него придется выплачивать две цены, а если на тридцать, то три. Правда, этим уже предстоит заниматься его детям. 500 долларов семья тратит на питание и одежду.

Утром Миша обычно приезжает в свой магазин, отпирает все замки, поднимает жалюзи с витрин и запускает туда черную продавщицу. Далее он развозит детей по детским учреждениям и едет по магазинам, где объявлен SALE (распродажа). После закупки продуктов убирается дома, готовит обед, занимается другими хозяйственными делами. Потом забирает детей, везет их на океан. После океана - домой. К вечеру снова приезжает в свой магазин. Снимает тощую кассу. Выпускает черную продавщицу. Опускает жалюзи. Вешает замки. Отработав двенадцать часов, поздно вечером приходит усталая жена. И так изо дня в день.

Юра живет получше. У него собственный дом в пригороде Нью-Йорка (мечта каждого американца), антикварная мебель и маленькое кафе в Манхеттене. Жена работает в парикмахерской. Дочь учится в колледже. В кафе ему приходится самому закупать продукты, готовить пищу, мыть посуду. Обслуживают посетителей две официантки, которые работают только за чаевые и еду. Юрина семья имеет три машины. На двух крохотных «Тойотах» они разъезжаются по работам, а внушительный «Кадиллак» используется для воскресных поездок за город. Накоплений никаких нет, а поэтому, когда Юра из кухни выглядывает в зал своего кафе, и убеждается, что нет ни одного посетителя, у него начинается нервный тик. Ведь, если расход превысит доход, то случится самая настоящая катастрофа. Дом, за который надо выплачивать ссуду еще около десяти лет, продадут с молотка по остаточной стоимости. Семью вместе с мебелью вышвырнут на улицу, а дочку из колледжа. Ну, и все остальные прелести. Поэтому после работы он почти каждый день едет лечиться к психотерапевту, которому за визит платит по 70 долларов.

Такие вот разные братья подкатили к аэропорту. Миша на своем «Понтиаке», где в качестве оставшегося от полиции сувенира, с потолка свисали наручники, а задние двери невозможно было открыть без вмешательства водителя. Юра в честь торжественного случая подъехал на «Кадиллаке».

- Генрих, дорогой, с приездом! - кинулись навстречу мне братья.

После продолжительных объятий и рукопожатий, Юра без особого труда отбил меня у Миши, пообещав, что возвратит только после посещения мной ресторана. В машине Юра объявил, что предварительно покажет мне место, где превосходно готовят устриц. Я попытался было отказаться, так как одно упоминание о столь дефицитном продукте вызывало у меня рвотный инстинкт. Но по дороге Юра принялся рассказывать о том, как в прошлом году посетившие его родственники из России отказались есть устриц.

- Понимаешь? - возмущался он. - Эти сельские дебилы попросили заказать картошку с селедкой!

После его рассказа я замолчал и безропотно подчинился судьбе. В небольшой, но довольно уютной забегаловке Юру знали все. Хозяин принес из кухни ведро с какими-то особенными устрицами. Широким ножом ловко расщепляя ракушки, он отбрасывал пустые половинки в сторону, а другие с гнусным содержимым, раскладывал на тарелки.

- Ты какой соус любишь? - поинтересовался Юра, поставив меня своим вопросом в затруднительное положение.

- Наверное, томатный, - нерешительно промямлил я.

- Хорошо, - все поняв ответил он. - Я возьму десяток разных. Сам потом выберешь. А пиво какое будешь?

- Жигулевское…

Ненависть к пиву жила во мне с тех пор, как отец дал попробовать мне его в трехлетнем возрасте.

- Здесь такого нет. Ну да ладно, я сам выберу.

Наконец все приготовления были закончены и я, потягивая ненавистный напиток, сосредоточенно наблюдал за тем, как Юра примется за поглощение мерзких, живых, холодных, скользких тварей. Юра деревянной лопаточкой аккуратно оторвал содержимое ракушки и с удовольствием опрокинул его себе в рот. Я принялся за аналогичную работу, но, видимо, от волнения, не полностью отодрал устрицу от ракушки. Пискнув и проскользнув в мое горло ниже кадыка, она зависла на каких-то не оторванных от ракушки жилах и застряла намертво. Ракушка же, притянутая устрицей прижалась к моим губам. Попытки принудительно проглотить либо выплюнуть скользкий комок ни к чему не привели. Юра был настолько увлечен своим занятием, что даже не заметил, как я задыхаясь, судорожными движениями челюстей пытаюсь перепилить жилу застрявшей твари. Наконец мне это удалось: мерзость проскользнула внутрь. Переведя дух и превозмогая отвращение, я проглотил следующую порцию более удачно. После этого объявил, что полностью насытился. Юра с удовольствием переложил оставшееся содержимое моей тарелки в свою и продолжил трапезу.

- Теперь едем в ресторан, - сообщил Юра, допивая последний глоток пива из моей кружки. - Сейчас я тебя накормлю такой пищей, которую ты никогда в жизни не пробовал, - радовался он.

От этих слов меня лихо передернуло, но я не мог омрачить радость товарища и послушно поплелся за ним к машине.

Ресторан оказался классным. Среди громадного изобилия еды, которую заказал Юра, я сумел выбрать для себя безопасные блюда. Мы выпили водки. С аппетитом закусили.

- А теперь сюрприз! - победоносно воскликнул Юра, когда официант поставил на стол дымящуюся сковороду. На ней располагались корзиночки из жареного теста наполненные какими-то кусочками в соусе.

- Только не спрашивай что это! Сначала ешь.

Легко сказать! Но на вкус оказалось неплохо: чем-то напоминало грибной жульен. Я упросил Юру не сообщать мне рецепт данного блюда.

Наконец наши животы были набиты до отказа. Юра рассчитался с официантом, и мы поднялись, оставив на столе более половины заказанных блюд. Сидящие напротив американцы, раскрыв рты, коровьими глазами, чуть не плача, смотрели на происходящее. Оказалось, что заказывать больше, чем съешь, у них считается чуть ли не позором. Более того, если американец не доел котлету, официант, по его просьбе, приносит пластмассовую емкость, чтобы тот захватил остатки пищи домой. И поэтому публика, сидящая напротив, почти прослезилась от жалости к нам. К таким несчастным, слабоумным, недоделанным.

О, Амэрыка!

 

ГРИМАСЫ ЦИВИЛИЗАЦИИ

После бурной встречи Юра заявил, что у него еще сегодня много работы, а посему вызвал по телефону Мишу, и тот повез меня на квартиру, которую специально для этого снял. Когда я удивился, как ему удалось найти жилье за 15 долларов в сутки, да еще с питанием, он объяснил мне, что «квартира» - это только название. На самом же деле, это «угол» с диваном, на котором можно сидеть днем и лежать ночью. Там же проживает баба Люся, которая сдает данный «угол», дабы иметь возможность самой заплатить за эту квартиру, которую она, в свою очередь, снимает у итальянца. Баба Люся родом из Киева. В Америке живет десять лет и мечтает иметь поблизости русскоговорящего, поскольку английский не понимает совсем. Я также не обременен знанием этого языка, и такое соседство меня вполне устраивало. Малогабаритная, состоящая из двух смежных комнат квартира бабы Люси у американцев называется квартирой с одной спальней (гостиная не в счет), в отличие от квартир с двумя, тремя и четырьмя спальнями.

Самая дешевая квартира в Нью-Йорке (400-450 долларов в месяц) вообще без спальни, кстати, и без кухни. Называется «студия». У нас я таких не видывал, так как даже в коммуналках кухни имеются. Вход в комнату осуществляется прямо из подъезда. Санузел такого размера, что прежде чем входить, необходимо вначале решить, каким именно видом деятельности будешь там заниматься. В зависимости от этого нужно осуществлять вход либо задом, либо передом. Внутри уже не развернешься.

В комнате, у противоположной от окна стены, размещены газовая или электрическая плита, холодильник и раковина. При желании клиент может прикрыть эту часть комнаты занавеской. Вся эта роскошь находится не в какой-либо деревянной избушке, а в добротном высотном доме.

Вылетая из Москвы и имея при себе три тысячи баксов я чувствовал себя Рокфеллером. Но, прибыв в Америку и оценив ситуацию, понял, что я нищий. Проезд в один конец на любом виде транспорта стоил один доллар двадцать пять центов. Пачка сигарет - два с половиной доллара. Самое дорогое - жилье. Самое дешевое - продукты.

Цель моей поездки в Америку была туристической. Правда, было и несколько дел. Но не исключалась возможность, в случае благоприятной ситуации, остаться там на продолжительное время и даже вызвать семью. Поэтому я был благодарен Мише за столь экономичный поход к моему проживанию.

Расположившись у бабы Люси и терпеливо выслушав ее многочасовые жалобы на тяжелую жизнь, я пришел к следующему выводу. Друзей у нее нет. Американцы (в том числе и выходцы из Союза) дюже не любят людей, желающих поделиться с собеседником своими неприятностями. «У нас своих невзгод хватает, зачем слушать еще и про чужие», говорят они, и перестают общаться с жалобщиком. Даже дети и внуки бабы Люси, выехавшие из Союза вместе с ней, живут отдельно и не общаются со своей матерью и бабкой. Баба Люся «сидит на вэлфере» (социальном пособии). Это популярнейшее выражение среди наших соотечественников вызывает сильное раздражение коренных американцев, значительная часть заработка которых уходит на пропитание приезжих дармоедов. Наши ловкачи, даже работая, умудряются получать пособие. Вэлфер многофункционален. Баба Люся получает пособие по восьмой программе (для пенсионеров). Это половина доплаты за дешевую квартиру, один раз в год новые туфли, халат, и всякие другие вещи. Значительная часть пенсии выплачивается не долларами, а «фудстемпами» - отрывными талонами, эквивалентными долларам. Но на них можно купить только продукты. На черном рынке «фудстемп» намного дешевле доллара, являясь прекрасным материалом для махинаций. Самое главное в восьмой программе - это бесплатное медицинское обслуживание один раз в десять дней. Сию пикантнейшую ситуацию мне хотелось бы описать поподробнее.

У бабы Люси разболелся зуб. Щека превратилась в надутый шар. Мыча от боли, она звонит в «медикейшен» (поликлинику) и скороговоркой (бегут центики) пытается объяснить суть. В кампании, обслуживающей дом, повременная оплата телефонных переговоров, а в регистратуре бабу Люсю не понимают. Идут разыскивать русскоговорящую. Наконец вопрос улажен. Через полчаса к дому подъезжает роскошный лимузин с водителем и медсестрой. Бабу Люсю торжественно выводят из квартиры, сажают в лимузин, который с шиком разворачивается и исчезает за поворотом. Через три часа лимузин появляется вновь. Водитель с медсестрой заводят больную в дом, бережно сажают в кресло и чинно удаляются.

- Ну и как дела? - интересуюсь я.

- Доктор сказал, что у меня пульпит, - с трудом выговаривает баба Люся.

- Подлечил, доктор-то?

- Нет. Только диагноз поставил. Лечить начнет через десять дней.

- Что ж вы там делали три часа?

- В очереди стояла.

Десять дней баба Люся кричала от неимоверной боли. На одиннадцатый под окнами снова появился лимузин. Вся история повторилась в точности, (и по событиям, и по времени). На этот раз доктор просверлил дырочку и положил ваточку с лекарством. Следующий визит через десять дней. Два месяца бабу Люсю возили к врачу лечить один зуб. В конце концов доктор сказал, что болезнь уже сильно запущена и надо резать десну. Мучения продолжились. Поскольку муниципалитет оплачивает врачу лечение бабы Люси только один раз в десять дней, у того нет никакого стимула принимать ее чаще. Зато есть стимул, как можно дольше протянуть лечение.

О, Амэрыка!

 

ЭКОНОМИКА ДОЛЖНА БЫТЬ ЭКОНОМНОЙ

В мои планы входила встреча с давним другом Сеней из Львова. Много лет тому назад мы ежегодно встречались в Сочи и проводили вместе все лето. На моей машине мы катались по Крыму, Кавказу, путешествовали по Карпатам, Прибалтике. Ездили даже на Урал. Сеня был очень хорошим сапожником. По пути в Сочи обычно он захватывал с собой внушительную партию изготовленной им женской обуви. На местном вещевом рынке он за несколько дней реализовывал ее. Получалась довольно приличная сумма. К ней прибавлялась моя наличность. И мы путешествовали до тех пор, пока не кончались все деньги. Сеня неоднократно предлагал мне уехать в Америку. Но меня в то время почему-то за бугор не тянуло. В конце концов его мечта сбылась. В 1971 году с женой и малолетним сыном он укатил в Штаты на постоянное жительство.

Первые пять лет Сеня влачил жалкое существование. Он не гнушался никакой работы. За копеечную зарплату разносил рекламные листовки, мыл посуду в забегаловке, разгружал продукты в супермаркетах, работал посыльным. Наконец, накопив немного денег, арендовал крохотное помещение и открыл мастерскую по ремонту обуви. Слух о великолепном мастере быстро распространился по Бруклину. Миф о том, что американцы не ремонтируют обувь, а выбрасывают ее, оказался несостоятельным. Сеню, который к этому времени стал Саймоном, буквально завалили работой.

Еще через десять лет Сеня приобрел в рассрочку большой двухэтажный дом с солидным участком и громадным бассейном в экзотическом поселке Шерри Хилл (штат Нью Джерси). В этом же поселке при супермаркете он открыл большую сапожную мастерскую, в которую посадил трех обученных им мастеров. В скором времени процесс пошел без его участия: он только привозил материалы и забирал деньги. Жена работала в Нью-Йорке, где и жила, приезжая домой только по выходным. Сын поступил в медицинский колледж.

- Генрих, дорогой! Ты знаешь, как я узнал, что ты в Америке? - тиская меня в объятиях, орал Сеня. - Я же выписываю журнал «Калейдоскоп»! Ну этот, русскоязычный, издаваемый в Нью-Йорке. Беру очередной номер - там твоя повесть! Беру следующий - тоже! Звоню в редакцию - мне дают твой адрес. И что это за мусорная яма, в которой ты живешь?

Баба Люся жалостливо сморщила нос.

- Сейчас же собирай вещи. Будешь жить у меня, сколько захочешь!

- Не могу, Сеня. У меня в Нью-Йорке много дел. От тебя ездить далеко.

- Да я дам тебе машину!

- Не выйдет. Мои права здесь недействительны. А чтобы получить американские, сам знаешь, сколько кругов ада нужно пройти.

- Я без тебя домой не уеду. Поедем, погостишь хоть сколько-нибудь!

- Ну, немного погостить можно. Дела не убегут, - согласился я.

Шерри Хилл ухоженный, утопающий в зелени поселок. В основном двухэтажные дома. По деревьям скачут белочки. Заметил в густой листве даже обезьянку. Возле каждого дома цветник. Население сплошь белое. Если появляется черный, то моментально к нему подъезжает полицейский, интересуется, к кому тот приехал, и вежливо рекомендует удалиться, дабы не портить пейзаж.

Количество комнат в Сенином доме мне сосчитать так и не удалось. Правда, нормальных всего семь. Но, кроме этого бесчисленное количество мелких помещений: комната для стирки белья, комната для сушки белья, комната для кормления собаки, комната для установки кондиционирования воздуха, четыре санузла, бар и множество других, назначение которых я не выяснил. Парадное крыльцо увито различными декоративными растениями. Цветов море. Гараж на три машины. Заднее крыльцо выходит на громадный садовый участок, где расположен облицованный кафелем бассейн длиной двадцать метров, шириной десять и глубиной около трех.

- Ну что у тебя за одежда? - оглядев меня с головы до ног и скривившись, хмыкнул Сеня. - Завтра поедем в Атлантик Сити. Покажу тебе знаменитое казино Трампа, а ты одет как бомж.

- Да ты что? Нормальная одежда, - удивился я, поправляя ковбойку.

- В такой одежде только по Брайтону ходить. Сейчас же поехали в магазин, купим тебе приличный костюм.

Почти насильно затолкав меня в свой «Мерседес», Сеня рванул к центру поселка. Кроме костюма он купил для меня сорочку, галстук, плавки и даже халат, чтобы я ходил в нем по дому. Коллекционные туфли позаимствовал из своей мастерской, так как в продаже таких вообще не бывает.

Целую неделю Сеня катал меня по Штатам, с гордостью демонстрируя самые грандиозные зрелища Особенно меня поразило казино Трампа. Такой роскоши и красоты мне видеть еще никогда не доводилось, золотые пальмы в натуральную величину, интерьер, имитирующий фасад здания, игроки (новые русские), бросающие на стол десятитысячные долларовые пачки. От необычайного обилия громаднейших хрустальных люстр искрит в глазах.

Разменяв доллары, Сеня насыпал мне полные карманы двадцатипятицентовых монет и ушел играть за карточные столики, дав указание, чтобы я проиграл все до последнего цента в зале игральных автоматов. Я с воодушевлением принялся за эту увлекательную процедуру.

«Однорукие бандиты» грабили по-черному. Но через несколько часов я понял, что шанс выиграть имеется только в тех автоматах, в которых предыдущий клиент проиграл значительную сумму. Когда я начал придерживаться этого правила, из недр стали иногда выплескиваться жидкие ручейки монет. К часу ночи я полностью выполнил Сенино указание: карманы были абсолютно пусты, и из игрока я окончательно превратился в болельщика. Осмотревшись, понял, что в этом плане не одинок. Выигравших значительные суммы не наблюдалось, зато в четвертом часу утра, то здесь, то там начали раздаваться истошные крики. Вся публика бросалась на голос и с восторгом наблюдала, как из жерла автомата сыпался бесконечный поток монет, а ошалевший и дико орущий игрок подставлял один за другим картонные ящики под низвергающийся водопад. Не берусь утверждать, но происходящее весьма смахивало на рекламную акцию для поддержания духа уморившейся под утро публики, которая, значительно поредев, начинала покидать сие роскошное заведение. А сами счастливчики очень походили на инкассаторов, снимающих кассу.

Через неделю Сеня спохватился, что его сапожники сидят без необходимых материалов, и объявил, что должен несколько дней помотаться, чтобы обеспечить их всем необходимым. Мне предстояло одному целыми днями сидеть дома, так как, не зная языка, я не нашел бы дорогу домой, вздумав осуществить намерение куда-либо выйти. Здесь не Брайтон Бич, где со всех сторон звучат родные матюги и все вывески дублируются на русском.

Мучаясь от безделья, я вспомнил, как Сеня упоминал о том, что настала пора приводить в порядок бассейн. Солнце уже палило нещадно. Заглянув под брезентовую накидку, укрывающую бассейн, я увидел отвратительную, зловонную, зеленую тягучую пародию на воду. Решив внести посильную лепту в хозяйственные заботы, я разыскал помещение в котором находились несколько огромных вентилей от труб идущих из бассейна. Методом тыка мне удалось установить вентиль, имеющий отношение к сливу воды. Отвернув его до отказа, я услышал, как по трубам забулькала вода.

Вечером появился Сеня. К этому времени уровень воды в бассейне понизился примерно на четверть.

- Что ты делаешь? - побледнев, воскликнул Сеня.

- Сливаю грязную воду из бассейна! - гордо ответил я.

- Ты с ума сошел! - стремглав бросился к вентилям Сеня.

- Но ты же сам сказал, что надо приводить бассейн в порядок.

- Извини, я забыл, что ты из «совка» - завернув до отказа вентиль и снизив до минимума децибелы своего голоса, сказал Сеня. - Ведь ты не знаешь, сколько стоит вода в Америке!

- Нет, - откровенно признался я, - но что же делать в таком случае?

- Завтра покажу, - совсем расстроился Сеня.

На другой день, предварительно зачерпнув в баночку тухлую воду, мы отправились в специализированный магазин «Все для бассейна». Продавец вылил содержимое баночки в устройство, подсоединенное к компьютеру, и, водя носом по вылезшей распечатке, стал шарить по полкам, набирая в объемистый пакет бутылочки, пакетики, коробочки с различными химикатами. Другой пакет он загрузил фильтрами разных конфигураций. Напоследок продавец вручил нам в подарок сачок (каким ловят бабочек) с пятиметровой выдвижной ручкой.

Приехав домой Сеня открыл находившийся во дворе люк, отвернул какую-то крышку, вылил и высыпал туда все приобретенное в магазине, вставил фильтры, запустил электромотор и завернул крышку. После этого он достал из кладовки похожий на робота подводный пылесос, погрузил его в бассейн, включил дистанционным пультом и пылесос стал ползать по дну, взбираться на стены, становиться на дыбы, вычищая до блеска кафель.

- Когда тебе нечего будет делать, садись на бордюр и вылавливай сачком листья и комаров, - распорядился Сеня.

А через три дня, зачерпнув из бассейна воду стаканом, он протянул его мне и коротко изрек:

- Пей!

- Сеня, я уже так надоел тебе, что ты решил меня отравить?

Тогда Сеня, медленно смакуя, выпил стакан до дна и вновь зачерпнул воду. Я нерешительно попробовал жидкость. Ну конечно, на московскую водопроводную воду по вкусу она совершенно не походила. Такую воду я пробовал только из минеральных источников на Кавказе.

- Ты все понял?

- Да, - опустив голову ответил я.

Но на этом мое воспитание в американском духе не закончилось. На следующий день Сене необходимо было осуществить деловую встречу в Манхеттене и, чтобы я не скучал, он захватил меня с собой. Манхеттен самый фешенебельный район Нью-Йорка, американцы говорят Манхаттан. Они вообще акают как москвичи. Он имеет форму огурца и поперек его можно пройти пешком за пятнадцать-двадцать минут. Именно его нам показывают по телевидению, когда хотят подчеркнуть величие Америки.

Семья, состоящая из семи человек, начиная от бабки и кончая внуками, проживала в квартире с четырьмя спальнями. Пока Сеня согласовывал производственные вопросы с главой семейства, я решил посетить туалет. В коридоре было темно и я зажег свет. Тут же выскочила жена хозяина и на ломанном русском языке проинструктировала меня. Оказывается, в трехметровом коридоре имеются два выключателя: один при выходе из комнаты, другой при входе в туалет. Необходимо было включить первый выключатель, пройти три метра, включить свет в туалете, затем выключить свет в коридоре вторым выключателем. Поле необходимой процедуры проделать те же действия в обратном порядке.

- Да я на одну секунду!

- Все равно, - заупрямилась дама. - И пожалуйста, не сливайте воду в туалете!

- Что за чушь? - поинтересовался я у Сени, когда мы вышли из загадочной квартиры. - Зачем такие строгости с выключателями? Они что, больны?

- Нормальные люди. Просто экономят электричество.

- Так ведь у них целый день работает кондиционер! Лампочка ничтожна по сравнению с ним, - возмутился я.

- Есть такое понятие - рентабельность, - поучал меня Сеня. - Кондиционер необходим, а лампочку можно выключить. Экономия налицо.

- А что у них с туалетом?

- Ничего. Воду экономят. В туалет они ходят вразброд только по малой нужде. Воду за собой не сливают. По более крупным делам у них принято посещать туалет утром. Причем друг за дружкой. Воду сливает последний.

- Экономия?

- Да.

- Последний ходит с противогазом? А если Эверест, созданный его предшественниками, превысит посадочное место, что он предпринимает?

- Видишь ли, это не единичный случай, а мировоззрение нации. Вот у вас в «совке» устроят иллюминацию во всех комнатах и ложатся спать. Или кран на кухне открутят и варежку разевают. Почему? Потому, что даром. У вас же копейки за все это платят. А в действительности, стоит это очень дорого. Откуда государство берет деньги? С неба? От вас же и берет. Поэтому и зарплаты маленькие. И живете плохо. Американцы это прекрасно понимают. Ты сам видел, как твои земляки в казино бросали пачки долларов. И друзья ими восхищались. А американцы таких считают идиотами. Здесь восхищаются теми, кто умеет экономично жить. Достал человек макароны на 30 центов дешевле, чем остальные, и сразу заслужил уважение. Здесь совершенно другой менталитет. В «совке» ахают: «Ах, американцы зарабатывают от тысячи долларов», но не знают, что девятьсот приходится платить за квартиру. На одну зарплату семья не проживет. Должны работать, как минимум, двое. А у вас квартиры бесплатные. Зарплату можно пропить. Так, что не глумись над этой семьей. У них четверо малышей и приходится думать об их будущем: копить на дом, обстановку, образование.

После этой лекции желание остаться в Америке у меня моментально испарилось.

О, Амэрыка!

 

АВТО ДЛЯ ДАТО

В скором времени мне пришлось вернуться к бабе Люсе, так как кроме туристических интересов в Нью-Йорке у меня были еще и деловые. После встречи с Сеней во мне укрепилось мнение, что хорошие специалисты из наших эмигрантов в Америке все же не бедствуют. Но следующая встреча вновь изменила мой взгляд на противоположный.

Много лет тому назад я гостил в Ереване у своего армянского приятеля. Однажды ночью мы возвращались к нему домой. Его новенький «Форд» весело бежал по дороге.

- Вот гад, что делает! - внезапно завопил мой приятель.

В следующее мгновение раздался металлический грохот и я вылетел через лобовое стекло на дорогу. Когда пришел в себя, то увидел хлопотавшего надо мной приятеля. Нам очень повезло. Отделались небольшими ушибами и царапинами. Зато «Форд» был изувечен до неузнаваемости. Оказалось, что встречная машина ослепила моего приятеля дальним светом, и он потеряв управление, выскочил на обочину. Именно в этом месте стоял припаркованный каток для укладки асфальта, который и преградил нам путь. Немного оправившись, мы осмотрели машину: капот был завернут на крышу, правая передняя дверь валялась на земле. Об остальном даже говорить не хочется.

К великому удивлению, машина завелась. С большим трудом нам удалось высвободить передние колеса, обмотанные крыльями, и отломить капот. Оставив изуродованные капот и дверь на обочине, мы уехали в Ереван.

На другой день поехали на станцию обслуживания автомобилей, где жестянщиком работал его друг Дато Хуцатишвили. Дато осмотрел машину и сказал, чтобы мы приехали получать ее через три дня.

Через три дня в назначенное время я, открыв от удивления рот, смотрел на новенький, сверкающий «Форд», как будто только что сошедший с конвейера. Рядом, вытирая руки ветошью стоял улыбающийся Дато.

- Слушай, Дато, это непостижимо. Я автомобилист с большим стажем, но такого не видел никогда. Мне понятно, что можно выправить почти что любую деталь. Но как тебе удалось заново изготовить такую роскошную дверь? Ведь внутри ее были и замки, и пружины, и стеклоподъемник, и, наконец, стекло! Как же ты ухитрился все это сделать вручную?

- Дверь я вам, ребята, сделал очень плохую. У «Форда» дерьмовые двери, и мне пришлось правую дверь подгонять под левую, чтобы они были одинаковыми. Вот если бы вы разбили обе двери, то тогда я сделал бы вам такие, что сам Форд позавидовал бы!

Я подружился с этим классным, жизнерадостным мужиком. Наблюдать за его работой было высшим наслаждением. После его ремонта ни одна экспертиза не могла бы определить, что автомобиль побывал в аварии. Таких мастеров я не видел никогда. Ни до знакомства с ним, ни после. В последствии Дато несколько раз приезжал ко мне в Москву, а я к нему в Ереван. В 1989 году Дато уехал в Штаты и поселился в Бронксе (район Нью-Йорка).

Приехав в Бронкс, я нашел станцию обслуживания автомобилей, где рассчитывал увидеть преуспевающего, окруженного всеобщим уважением мастера - золотые руки, осаждаемого клиентами, почитаемого талантливыми учениками. Навстречу мне шел человек, в котором я не сразу узнал жизнерадостного весельчака Дато. Сгорбленный, со сморщенным лицом, с потухшим взглядом, он тащил огромную картонную коробку с мусором. Подойдя ко мне Дато поставил коробку на землю, обнял меня и глаза его наполнились слезами. Из его рассказа я узнал, что, продав свой дом в Ереване и приехав в Нью-Йорк с женой и двухлетним сыном, он в течение двух лет не мог получить вид на жительство. Перебиваясь все это время случайными мизерными заработками, свои сбережения Дато потратил на адвокатов и жилье.

Оказалось, что ювелирная работа Дато в Америке никому не нужна. Обслуживание здесь происходит совершенно иными методами. Если в Союзе жестянщик для восстановления крыла применяет сложнейший рихтовочный инструмент и весь опыт своей работы, скрупулезно доводя до совершенства, выстукивает каждый сантиметр погнутого металла, то в американском автосервисе просто сверлят в крыле отверстие, вставляют в него болт и накрутив с обратной стороны гайку, за болт вытягивают неровность в подходящее положение. То, что после этого в крыле осталась дыра, никого не волнует.

Высушивать машину после покраски тоже никому в голову не приходит. Используется краска, высыхающая сама по себе. На то, что поверхность отремонтированной детали после покраски оказалась не блестящей, а матовой, вообще никто не обращает внимания.

Если вам нужно заменить дефектную деталь в коробке передач, сцеплении или заднем мосту, никто этим заниматься не будет. Вам предложат поменять агрегат целиком.

Даже колесо вашего автомобиля не заменят, если специальное приспособление для отворачивания болтов оказалось неисправным (что бывает довольно часто). На все доводы, что у вас имеется баллонный ключ, которым отвернуть болты можно быстрее, чем их приспособлением, американцы разводят руками и вежливо советуют обратиться в другой автосервис.

Вот по какой причине необычайный талант Дато оказался невостребованным. Но другого пути у него больше не существует. Денег на обратную дорогу нет и не предвидится ни в ближайшем, ни в отдаленном будущем. В Ереване больше нет жилья. И вынужден теперь несчастный Дато влачить жалкое существование мусорщика до конца дней своих. То же самое ждет и его ребенка, которому он никогда не сможет дать образование.

О, Амэрыка!

 

БЕДА НЕ ПРИХОДИТ ОДНА

Если у эмигранта из Союза нет ни специальности, ни предпринимательской жилки, то в большинстве случаев исход его пребывания в Америке весьма печален.

Как-то мне позвонила Наташа, жена одного моего приятеля, с которым мы раньше часто общались в Москве. Она рассказала мне следующую историю. Год назад к ней в Бруклин приехала подруга из Харькова. Оля, так звали подругу, окончила филологический факультет и великолепно владела английским языком. С самого юного возраста она, насмотревшись американских фильмов, мечтала уехать в эту заманчивую страну, и жить припеваючи среди изобилия, богатства и полной свободы. В дальнейшем предполагалось выйти замуж за молодого, красивого, доброго миллионера.

Оля была необычайно привлекательной девушкой, с наивными, широко раскрытыми глазами, милой и доброжелательной улыбкой, точеной фигуркой. Несмотря на отчаянные уговоры и слезы родителей, Оля долго и целеустремленно добивалась получения визы. Несчастным родителям ничего не оставалось делать, как поменять все свои сбережения на доллары и вручить довольно крупную сумму единственной, любимой дочери. Сбылась наконец ее голубая мечта. Она едет в сказочную страну всеобщего счастья и благоденствия.

Неприятности начались в аэропорту непосредственно перед вылетом. Во время таможенного досмотра у Оли обнаружили припрятанные доллары. Правда, уголовное дело за контрабанду возбуждать не стали, но деньги отобрали в доход государства, оставив ей только разрешенные к вывозу пятьсот долларов.

Прилетев в Нью-Йорк, Оля убедилась, что даже первое время пожить у своей подруги не сможет, семья подруги ютилась в крохотной квартирке. Необходимо было с первого дня искать работу с проживанием. А найти такую (именно с проживанием) очень нелегко: сотни девушек бросаются на одно освободившееся место гувернантки, няни, кухарки или уборщицы. Но это только названия разные, а исполнять приходится все, что прикажут наниматели. Как правило, все вышеперечисленные функции. Никакого ограничения рабочего времени не существует. Могут поднять и ночью. Никаких выходных. Зарплатой в основном, считается кормежка за счет хозяев и право на жилье.

Русская семья, куда Оле посчастливилось устроиться, состояла из четырех человек: вечно взбудораженные семейными раздорами муж и жена, двенадцатилетний неуправляемый сорванец и полностью выживший из ума девяностолетний старик. Больше всего хлопот доставлял именно он. Оле чрезвычайно трудно было сообразить, что в необходимый момент нужно было подсунуть под старика - судно или утку. Сам же он недостаточно ориентировался в перечне этих принадлежностей и частенько путал названия. В результате почти ежедневно происходил казус. В случае ошибки старик необычайно сердился на несообразительность девушки. В отместку он руками выгребал из-под себя извергнутое из организма содержимое и с удовольствием, размазывал его по стене, вылепляя довольно оригинальные сочетания узоров. Обычно после сей процедуры на него нападало игривое настроение и он настоятельно требовал примирительного поцелуя, пытаясь обнять и прижать к себе девушку, не обременяя себя предварительной необходимой гигиенической процедурой. Отказ в столь пылком душевном порыве вызывал у него раздражение, которое выливалось в бесконечные жалобы на бездушное к нему отношение.

Маленький сорванец также был недоволен строптивой гувернанткой. Помимо ухода за ним и помощи во внешкольных занятиях, он требовал разъяснения азов предстоящей сексуальной жизни. Причем в качестве наглядного пособия наряду с картинками из соответствующих журналов предпочитал натуру в живом виде.

Каждый вечер возвратившиеся с работы усталые и раздраженные муж с женой пытались выяснить у Оли, по какой причине их дедушка и сын пребывают в неважном настроении. Не умеет или не хочет новая домработница создавать уют и покой в их семье?

Отчаянные рыдания уволенной, оставшейся за этот мучительный год без жилья, работы и копейки денег вновь прибежавшей к своей подруге девушки заставили Наташу в поисках помощи обзванивать всех своих знакомых.

Рассказав мне эту историю, Наташа добавила, что помимо всего прочего, Оля влезла в долги. Для того, чтобы получить вид на жительство в Америке, она наняла адвоката, который взял на себя все хлопоты по этому щекотливому вопросу. Ее долг адвокату составил более тысячи долларов, хотя вопрос еще не был решен положительно.

Драма одинокого человека, оказавшегося в чужой стране, практически на улице, тронула меня, и я принялся уговаривать бабу Люсю, чтобы та разрешила Оле временно пожить у нас, пока я не помогу ей найти работу и жилье. Баба Люся согласилась, потребовав доплату пять долларов в день. Оля переехала к нам. В моей комнате мы поставили раскладушку. Каждое утро Оля, просмотрев предварительно рекламные объявления о приеме на работу, отправлялась на различные собеседования. Но, не имея вида на жительство, она не могла официально устроиться на работу. Только обходя закон, и только за оплату «черным» налом. Во всех таких случаях оплата была мизерной, а положение бесправным.

Но даже и такая работа не попадалась. На каждое место было слишком много претендентов.

Все свое свободное время я тоже занимался этим же вопросом. К великому удивлению, даже довольно состоятельные мои друзья ничего не могли посоветовать. Наконец повезло. После двухнедельных поисков мне удалось пристроить Олю официанткой в итальянский ресторан. Усталая, но радостная прибежала она вечером с работы. Хозяин ресторана остался доволен, так как Оля слегка владела итальянским и могла изъясняться с посетителями на их родном языке. Он дал ей задание в течение недели сшить форменное платье, а пока разрешил поработать в своем. Правда, зарплата состояла только из чаевых. Но ресторан был довольно фешенебельным и при своем обаянии Оля могла рассчитывать на сносное обеспечение. Весь вечер, сияющая и счастливая, она строила планы своей дальнейшей жизни в Америке.

А на другой вечер Оля притащилась домой вся в слезах. Хозяин ресторана сказал ей, чтобы платье она не шила, так как уволена. Оказалось, что слабо разбирающаяся в национальной итальянской кухне Оля, вместо заказанного посетителем блюда, принесла совершенно другое. На этом ее карьера и закончилась.

Вновь мы уселись ломать голову: что делать? И пришли к однозначному выводу. Единственный возможный вариант - замужество. В Америке не принято знакомиться на улицах. Для этого существуют специальные клубы и брачные объявления в газетах. Именно с газет мы и начали. После публикации нескольких объявлений в квартире бабы Люси начали раздаваться телефонные звонки. Как правило, американцев интересовало наличие у Оли собственного жилья, ее специальность и должность, размер банковского счета, положение родителей. После ответов на все эти вопросы у большинства потенциальных женихов интерес к женитьбе пропадал. Правда, некоторые предлагали встретиться и провести вечерок вместе. Но почему-то, все предложения сводились к посещению офиса или прогулки на природе. Ни один из позвонивших не пригласил Олю к себе домой. Безрезультатные попытки продолжались около месяца. А однажды вечером, после делового свидания придя домой, я не обнаружил ни своей соседки, ни ее чемоданов.

- Где Оля? - поинтересовался я у бабы Люси.

- Я ее выгнала.

- Как? Почему? За что? - возмутился я.

- Она украла мой кошелек с деньгами.

- Да это полная чушь! Такое невозможно!

- Я утром положила кошелек в верхний ящик комода, а днем его там уже не было, - ворчала баба Люся.

Я выскочил из подъезда, в надежде, что Оля находится где-то поблизости. Шел дождь. Темная улица была пустынной. Больше я Олю никогда не видел. Дальнейшая ее судьба мне неизвестна. А свой кошелек баба Люся впоследствии нашла в другом ящике комода, куда сунула его машинально.

О, Амэрыка!

 

ДИСКРИМИНИРУЕМЫЙ КРИМИНАЛ

Я не могу поручиться за всю Америку, но наблюдения убедили меня, что в Нью-Йорке значительная часть белого населения относится к чернокожим с большой неприязнью. Часто мне приходилось наблюдать, как негр в метро садится рядом с белым. Тут же белый поднимается и переходит на другое свободное место. И это не только потому, что от негров исходит неприятный запах. Наглость в поведении основной массы этих выходцев из стран Африки переходит всяческие границы. Находясь под защитой закона о дискриминации, они позволяют себе выходки, за которые в нашей стране понесли бы уголовную ответственность. Все это ни в коей мере не касается интеллектуалов, которые своим внешним видом резко выделяются из общей массы. Черные адвокаты, врачи, полицейские пользуются повсеместным уважением.

Мне пришлось наблюдать, как на одной из центральных станций метро в Манхеттене черный абориген, расстегнув ширинку и вытащив оттуда свое мужское достоинство, хохоча во всю силу легких, старательно пытался мощной струей окатить опасливо огибающую его толпу пассажиров. И ни один человек не одернул мерзавца. Все знают: свяжешься с черным - неприятностей не миновать. А такие инциденты, когда в вагоне метро негр выпивает пиво и с размаху разбивает бутылку об пол, обдавая осколками сидящих пассажиров, весьма нередки. И все молчат.

Как-то ночью в Лос-Анджелесе полиция остановила нетрезвого негра, который при задержании оказал сопротивление. Полицейские слегка помяли хулигана. Кинопленка с кадрами насилия обошла все экраны мира. Прокатившаяся волна демонстраций протеста навела ужас на органы правопорядка. После этого каждый год по всей стране в этот знаменательный день возобновляются юбилейные беспорядки. Кому понадобилось ночью снимать данную сцену и каким образом кинолюбитель с камерой оказался именно в этом месте, остается тайной.

Если в Гарлеме (место, самого большого скопления черных) к вам подошел негр и ударил бутылкой по голове, то единственный рациональный вариант - спастись бегством. Белое население Америки, сплошь пользующееся кредитными карточками, всегда имеет в кармане пять-десять долларов на тот случай, если проходящий негр потребует денег. В этом случае лучше всего откупиться.

В один из жарких солнечных дней я шагал по 86-й стрит (самый центр Манхеттена). Внезапно резкий рывок за плечи заставил меня развернуться. Я увидел перед собой огромного негра, который, радостно оскалившись, стал ощупывать мои карманы.

- Долларс! - заорал он, всем своим видом демонстрируя намерение получить финансовое пожертвование.

- Я не понимаю английский, - ответил я.

- Нэ па-аныимаишь? - по-русски взвизгнул он. - Ты в Амэрыке! Должен па-анымать!

Вот уж никак не думал, что негры в Америке говорят по-русски.

- Видишь ли, любезный, - принялся отвечать я ему. - Дело в том, что я только недавно выписался из психиатрической больницы. У меня очень повышенная возбудимость, а в кармане имеется справка о моей невменяемости. Так что, сам понимаешь, полиции я не боюсь. В связи с твоим некорректным обращением моя нервная система подверглась значительной перегрузке. Это означает только одно: если ты вздумаешь сказать мне еще хоть слово, может произойти непредвиденный срыв, и тогда мне придется размазать твою мерзкую физиономию о фасад этого замечательного дома, хотя, видит Бог, мне очень не хотелось бы испачкать его твоими черными мозгами.

Терпеливо выслушав длиннющую тираду, ни слова не говоря абориген удивленно посмотрел на меня, повернулся и ушел.

Одна моя знакомая, узнав, что после деловых свиданий с ней я позже одиннадцати вечера возвращаюсь в Бруклин на метро, пришла в ужас. Обычно после этого времени поезда идут почти пустые. Настает время черных подростков- наркоманов, которые стаями в пять-десять человек врываются в вагоны, и, если там оказывается одинокий пассажир, глумятся над ним вволю. Случай не заставил себя долго ждать. Войдя в вагон, в котором дремал всего лишь один пассажир, я уселся на сиденье и приготовился к длительному путешествию. Ночью поезда обычно останавливаются в тоннелях и подолгу стоят там, прежде чем вновь двинуться в путь. Причина столь длительных остановок мне неизвестна. На следующей станции в вагон ввалилось восемь подростков. Двери закрылись. Поезд тронулся.

Юные мародеры, беснуясь, вначале вскочили на кресла и начали срывать со стен поезда рекламные плакаты. Потом, заметив сидящего в центре вагона пассажира, бросились к нему и, опрокинув на пол, начали бить его ногами. Возможно, дядя был под хмельком - он почти не реагировал на избиение. Первым моим побуждением было вмешаться и раскидать свору подонков, но, оценив ситуацию, я понял, что силы неравны. Подростки, хотя на вид им было по 14-16 лет, выглядели довольно крепкими парнями. Кроме этого, я твердо знал, что негра трогать нельзя. Выйти из вагона я не мог, так как поезд остановился в тоннеле. Двери не открывались. Вдоволь наигравшись с распластавшимся на полу господином, резвящиеся детишки стали поглядывать в мою сторону, демонстрируя свою заинтересованность новым объектом. Мне ничего не оставалось, как только подготовиться к отпору. Я решил, что первого, подскочившего ко мне черномазого, выведу из игры, откусив ему нос. Далее по ситуации. Напружинившись и слегка приоткрыв рот, я стал ждать нападения. Но что-то случилось с малолетними бандитами. Возможно, их смутил мой решительный вид, и они, бросив свою жертву, стали вырывать кожу из сиденья. Тем временем поезд тронулся и тут же выехал на станцию. Двери открылись. Гурьба вывалилась на перрон. Я был спасен, но зарекся по ночам пользоваться сабвеем.

О, Амэрыка!

 

БОГАТЫЕ ТОЖЕ ПЛАЧУТ

Кстати, о сабвее. Далеко не все маршруты и станции нью-йоркской подземки находятся под землей. Вдоль некоторых улиц на высоте двух-трех этажей проходят железнодорожные пути, которые правильнее было бы назвать надземными. Толстенные металлические конструкции при движении поезда издают такой лязг и грохот, что у неискушенного человека барабанные перепонки выдерживают такие нагрузки только с превеликим трудом. Если при приближении состава изо всех сил орать прямо в ухо своему собеседнику, то все равно он вряд ли что услышит. Круглые сутки трясется асфальт, трясутся проезжающие машины, трясутся дома вместе со своими жильцами. Как могут несчастные жители этих домов годами сосуществовать в таком восхитительном соседстве, до сих пор остается для меня загадкой.

Особенно меня потрясли американские миллионеры. В Союзе тоже всегда были миллионеры. Но только подпольные. Я даже вспоминаю годы, когда некоторые состоятельные личности, используя такси, последнюю остановку до своего дома доезжали на трамвае, дабы их не засекли соседи. Тем более, для меня было очень заманчиво познакомиться с образом жизни американских миллионеров. Телефон одного из них, бывшего нашего соотечественника Паши, у меня имелся. С Пашей мы были знакомы еще тогда, когда он работал на золотых приисках Колымы. Это был рубаха парень, способный за один вечер спустить свой годовой заработок в ресторане. Эмигрировав в Америку в семидесятилетнем возрасте, Паша сначала работал грузчиком в мебельном магазине. Потом он посетил одного из богатейших людей Америки и попросил в долг миллион долларов, пообещав через год возвратить два. Миллионер тщательно ознакомился с проектом деятельности Паши и деньги дал. Паша снял небольшое помещение, купил и установил там радиостанцию, разыскал и нанял нескольких грамотных радиотехников. Они настроили радиостанцию на трансляцию передач из Союза и стали изготавливать радиоприемники типа мыльниц, принимающие только одну эту волну. Радиоприемники продавали по мизерной цене.

Начался такой бум, какого в Америке не знала ни одна торгующая кампания. Все русскоязычное население Америки, а потом и Канады, бросилось покупать эти «мыльницы». Люди, смертельно истосковавшиеся по русскому языку, по родным песням, простаивали в очередях сутками, чтобы потом с наслаждением прижаться ухом к крохотному динамику и проливая слезы, вновь переживать годы своей молодости, ощущать тепло родного дома, вспоминать своих близких.

Через год Паша возвратил два миллиона. К моменту моего приезда он уже имел русский телевизионный канал. К этому времени ему было около восьмидесяти лет. Паша приехал ко мне на стареньком «Шевроле».

- Ну, и как жизнь в Америке? - после теплой встречи поинтересовался я.

- Так себе, - без особого энтузиазма отозвался Паша. - Хлопотно, но жить можно.

- У тебя, наверное, роскошный дом в богатеньком районе?

- Нет у меня дома. Я с семьей снимаю квартиру. Понимаешь, я уже старый. Умру, а семье придется много лет выплачивать ссуду.

- Ты что? При своих возможностях не можешь сразу

заплатить всю сумму? - изумился я.

- Так это же невыгодно!

Я аж поперхнулся. Миллионер с семьей мучается в квартире потому, что ему, видите ли, невыгодно покупать дом. Может быть, это старческий маразм?

Но следующая встреча убедила меня в том, что это закономерное для данной страны мировоззрение. Один мой знакомый, служащий банка, пригласил меня искупаться в бассейне. Не преминув воспользоваться этим приглашением и захватив с собой плавки с полотенцем, я поехал к нему. Бассейн размещался в небоскребе, на первом этаже которого находился банк. Колоссальный мраморный зал, персидские ковры, кристально чистая, слегка подогретая вода, роскошные вазы и статуи создавали ощущение невероятного богатства, комфорта и благополучия. Когда после приятного купания я отдыхал на роскошном диване, в зал вошел небольшого роста худощавый человек. Оказалось, что это и есть владелец небоскреба, в котором находился его же банк и этот бассейн. Навстречу выскочил банщик и протянул вошедшему какие-то старые, замызганные плавки.

- Что это он ему сунул? - спросил я своего знакомого.

- Плавки, которые здесь всем выдают напрокат.

- И не противно ему напяливать плавки, побывавшие на чужой голой заднице? - изумился я. - У него что, на собственные денег не хватает?

Вопрос остался без ответа. Впоследствии, поближе познакомившись с миллионером, я этот же вопрос задал ему.

- Видите ли! Плавки стоят пять долларов. А пять долларов приносят в год десять центов прибыли. Ради чего я должен отказываться от прибыли, если плавки получаю здесь даром?

Я был сражен наповал.

О, Амэрыка!

 

СТРАНА БЕЛЫХ МЕДВЕДЕЙ

Финансы мои постепенно таяли, а фирмы, с которыми я договаривался о взаимных действиях, отчаянно тянули время. Главный редактор американского журнала, в который я написал несколько очерков, о гонораре молчал, как рыба, считая, что меня вполне должна была удовлетворить моя фамилия, вынесенная на обложку журнала. У друзей просить деньги мне не позволяла гордость. Работать грузчиком не хотелось. Единственным вариантом оставалась строжайшая экономия.

Первым делом я снялся с довольствия у бабы Люси, считая, что платить пять долларов в день за питание - это чистое расточительство. Присмотревшись к жизни американцев, я решил, что вполне смогу прожить на один доллар. Оплачивать ей стал только по десять долларов в день за жилье.

За четыре месяца пребывания в Америке у меня появилось много новых друзей. Как я ни скрывал от них свое финансовое положение, невозможно было не прочувствовать ситуацию. И они изощрялись, как могли. То пригласят меня в гости, то в ресторан, то на концерт, то в путешествие по разным злачным местам. Прекрасно понимая, что если миллионеру так сложно купить себе плавки, то как же должен переживать человек, пригласивший меня в ресторан за свои кровные? Ведь даже дамы, приглашенные кавалерами в американский ресторан, оплачивают свою долю самостоятельно. Естественно, от познавательных программ я не отказывался

Я рассчитал свое меню. В него входили следующие компоненты: чай, соль, сахар, макароны, яйца, масло, курица и хлеб. То есть продукты, дешевле которых здесь не было ничего. Правда, хлеб был относительно дорог. Американцы употребляют его в мизерных количествах. Но для меня, по российской привычке, он являлся основным продуктом питания. Пришлось познакомиться с русскоязычными продавцами близлежащих магазинов, и те заранее предупреждали меня, когда у них предполагается распродажа. Допустим, звонит мне некий Володя и сообщает по строжайшему секрету, что в среду с одиннадцати часов у них будет объявлен «сэйл» на сахар. Тому, кто наберет различные продукты на десять долларов, будет предоставлена возможность купить сахар по сорок центов за «паунд» (около 400 граммов). Я тут же интересовался у бабы Люси, нужны ли ей продукты, так как все равно иду в магазин. Та с превеликой радостью писала мне объемистый список, снабжала своими «фудстемпами», и я отправлялся в поход. Накупив бабе Люсе продуктов, я брал для себя только сахар и счастливый возвращался домой. Примерно таким же способом я доставал для себя и другие продукты. Единственно, что смущало меня в этой ситуации - это отоваривание хлебом. Хлеб стоил довольно дорого, употреблять его приходилось по несколько раз в день, а в отношении цены никаких послаблений не было.

И вот стою я в хлебном магазине, терроризирую продавщицу.

- Хау мач (сколько)? - спрашиваю у продавщицы, тыкая пальцем в очередной батон, так как ценники написаны так, что разглядеть совершенно невозможно. Жестикулируя, она начинает мне что-то объяснять.

- Я не понимаю. Пиши цифрами на бумаге.

Кажется она поняла меня. Взяв бумагу - пишет: $1-85.

- Но-оу! - гневно восклицаю я. - Давай следующий!

Сортов хлеба очень много. Народу - ни одного человека. За полчаса мы с продавщицей миновали уже значительную часть прилавка. Я не увидел, а скорее почувствовал на себе заинтересованный взгляд. Спустившись со второго этажа, в дверях стоял владелец магазина и внимательно наблюдал за нашими потугами. Подождав еще немного, он подошел ко мне, и по его жестикуляции я понял, что он интересуется, откуда я приехал.

- Рашен! - объяснил я. - Москоу!

И тут началось такое, что заставило ужасно пожалеть об отсутствии у меня видеокамеры. Это были бы уникальные кадры. Зрачки глаз хозяина магазина сузились, как будто он взглянул на яркий свет. На глаза навернулись слезы.

- О, рашен, рашен! - заорал он и стал падать в обморок. Мне пришлось подхватить его за плечи, чтобы он не разбил себе голову о кафельный пол.

Придя в себя, хозяин бросился к прилавку, схватил два самых дорогих итальянских батона и стал совать мне их в руки, жестами поясняя, что никаких денег он с меня не возьмет. Одновременно он объяснял продавщице, что, когда этот «рашен» будет приходить в булочную, она должна давать ему самый лучший хлеб и никогда не брать с него плату.

Только много позже мне удалось узнать, что при своем безразличном отношении к чужим судьбам (прохожие могут идти мимо умирающего человека, и никто не остановится, чтобы помочь) американцы необычайно сентиментальны, ужасно жалеют русских, живущих в России. Нью-йоркские газеты без конца печатают статьи об их безрадостной, нищенской жизни. Помнится, мне один из приятелей читал статью о посещении в самом начале перестройки американским корреспондентом Тишинского рынка в Москве.

«На грязном снегу шеренгой безучастно стоят оборванные, поникшие люди. Мороз крепчает. Что же делают они здесь в такую стужу? Вот старик с трясущимися руками и длинной седой бородой. В руке он держит висячий замок, который рассчитывает продать, чтобы купить для себя краюху хлеба. Правда, замок без ключа. Но все равно в глазах старика теплится надежда. Рядом старушка на костылях демонстрирует проходящим алюминиевый чайник с отломанным носиком. Несколько поодаль стоит молодая мама с девочкой четырех-пяти лет. Мама продает собачий ошейник, а девочка умоляющим взглядом провожает каждого проходящего мимо. Она ужасно замерзла и не дождется, чтобы кто-нибудь наконец купил ошейник и можно было бы уйти с этого обжигающего мороза домой.

- А где же собака от ошейника? - заинтересовался здоровый, с обветренным лицом, похожий на северянина мужчина.

- Бобик очень много ел колбасы, и доктор сделал ему укольчик, - принялась объяснять малютка. - Теперь он сладко спит.

- Покупаю! - пробасил здоровяк.

- У вас что, собака есть? - вмешался корреспондент.

- Нет собаки. Девочку жалко…»

Вот такие очерки читают американцы в своих газетах и, услышав слово «Рашен», заливаются слезами.

О, Амэрыка!

 

ЗАКОН - ЧТО ДЫШЛО…

Большое впечатление произвело на меня общение с органами социальной защиты населения. Как-то баба Люся в очередной раз разболелась и попросила меня получить за нее пенсию. Придя по указанному адресу, я увидел грязнущее помещение, в котором стоял один деревянный стол, никакого намека на сидячие места и втиснувшуюся в этот отвратительный сарай толпу наших соотечественников.

За перегородкой в стеклянном окошке красовалась черная физиономия служащей, которая должна была выдавать квитанции, принимать их обратно заполненными и после этого выдавать пособие. На столе стояла чернильница-непроливашка. Такими наши школьники пользовались после Великой Отечественной войны. Рядом лежала деревянная ручка с 96-м металлическим пером того же времени. На ручке имелся круговой надрез, за который она была привязана пеньковой веревкой. Другой конец веревки был прибит громадным гвоздем к торцу стола. Веревка была довольно короткой и не давала возможности заполнять документы в любой точке стола. Поэтому вокруг происходило постоянное движение. Зато очередь к окошку стояла неподвижно. Молодая негритянка, засунув указательный палец в ноздрю до второй фаланги и тщательно изымая содержимое черного носа, абсолютно не обращала внимания на изнывавшую возле ее окошка публику.

- Ну, что вы делаете? Разве не видите, что люди стоят? - начала волноваться очередь.

- Я думаю, - глубокомысленно отвечала женщина, не прерывая своего гигиенического занятия.

И ничего сделать было невозможно. В частном секторе такая служащая, не проработав и минуты, оказалась бы на улице. В муниципальном - все наоборот. Тут имеется профсоюз, в обязанности которого входит разборка конфликтов между руководителями и служащими. Своих работников профсоюз в обиду не дает. Самый отъявленный негодяй может рассчитывать на его защиту. Уволить лодыря немыслимо.

Простояв в очереди более двух часов и получив причитающуюся бабе Люсе пенсию, я возвратился домой. И очень кстати. Хозяин дома, в котором баба Люся снимала квартиру, стоял в центре комнаты и чисто итальянской убедительной жестикуляцией давал понять, что все сроки оплаты квартиры уже миновали. Но баба Люся не понимала ни итальянскую жестикуляцию, ни английскую речь. Поэтому в таких случаях она звонила своей знакомой, владеющей английским языком, и просила выслушать то, о чем говорил хозяин. Затем совала телефонную трубку ему и, подождав несколько секунд, снова вырывала ее, выпытывая у знакомой, что именно он сказал. После этого, выдав свой ответ для последующего перевода, она снова совала трубку в ухо хозяину. Вот таким необычайным способом проходили выяснения их финансовых и других отношений. При всем этом нервное напряжение достигало наивысшей точки.

Дело в том, что все возникающие в Америке жизненные конфликты разрешаются положительно только в случае отличного знания и использования в своих интересах законов. А поскольку количество законов неимоверно велико (в каждом штате свои законы), то обывателю такой объем охватить весьма затруднительно. Поэтому очень трудно обходиться без адвоката или страховой компании.

На первом этаже нашего дома снимали квартиры две семьи. В одной из квартир семья на два дня просрочила оплату. На третий день, придя домой, родители с двумя детьми обнаружили возле подъезда свои вещи, аккуратно сложенные и увязанные красивыми ленточками. А в их квартире живут уже другие люди. На отчаяние и слезы несчастного семейства никто не обратил никакого внимания. Семья не имела адвоката.

В другой квартире глава семьи не платил этому же хозяину квартплату более полугода. И когда хозяин требовал деньги, он отвечал, что с громадным удовольствием заплатил бы ему, но никак не может сделать это по той причине, что кран в ванной комнате имеет красный цвет, а этот цвет его ужасно раздражает. И приходится ему не жить, а мучаться и еще лечиться у психотерапевта. Вот когда хозяин заменит кран, он с превеликой радостью будет оплачивать квартиру. У жильца был адвокат.

Два русских парня вышли на железнодорожную платформу и закурили. Тут же подошел полицейский, надел им на руки наручники и отвел в тюрьму. Оказалось, что грязнущая, заплеванная, забросанная банками от кока-колы и рекламными листовками открытая платформа в действительности является станцией метро, на которой курить запрещено. У парней адвоката не было.

Школьника, больного СПИДом, не пустили в школу на занятия. Суд вынес решение за нанесение морального вреда в течение пяти лет выплатить родителям мальчика, а после совершеннолетия и ему самому, за счет муниципалитета миллион долларов. У родителей школьника был адвокат.

Пациент обратился в суд, заявив, что месяц назад врач сделал ему укол, а позавчера у него от этого вскочил на носу прыщик. Теперь, полностью дискредитировав себя перед клиентами своим внешним видом, он вынужден уволиться с работы, в связи с чем ему необходимо закончить новый ВУЗ, чтобы получить другую специальность. И врачу пришлось бы очень туго, если бы он не был застрахован от подобных случаев. Но на суд вместо врача пришел маститый адвокат страховой кампании и раздолбал пациента в пух и прах. Именно поэтому львиную долю своего, довольно значительного заработка врачи вынуждены выплачивать страховым кампаниям.

О Амэрыка!

 

СТРАННОСТЬ НЕ ПОРОК

Когда-то я жил в центре Москвы. Предстоящий переезд на окраину казался мне катастрофой. Но «коммуналку» в районе площади Пушкина, в конце концов, пришлось покинуть. Долго не мог я привыкнуть к «спальному» району. Казалось, будто бы навсегда покинул свой родной город, переселился в село, и привычную бурную, веселую, кипучую жизнь променял на ленивую, размеренную, скучную.

Теперь же, навещая своего друга, живущего на Мясницкой улице, я прихожу в ужас. Сплошной поток транспорта часами не позволяет ему выехать из ворот своего двора. Водители специально прижимаются друг к другу, дабы не дать ему возможность высунуть нос своей машины на проезжую часть.

Американцы приятно поразили меня. Несмотря на жуткие пробки в Нью-Йорке, все движение на улицах останавливается, чтобы пропустить водителя, попавшего в затруднительное положение. Столь же уважительно относятся и к пешеходам.

Мы с моим московским приятелем Алексеем на его машине подъехали к автозаправке. В очереди стояла внушительная вереница машин. В этот момент от одной из бензоколонок отъехал автомобиль. Леша жил в Америке непродолжительное время, и московские привычки еще не полностью исчезли из его поведения. И пока медлительные американцы заводили свои машины, чтобы продвинуться дальше, Леша стремглав нырнул на освободившееся возле колонки место.

- Что ты делаешь? - заорал я, представив себе, как взбешенные водители выскочат из своих машин, выхватят монтировки и раздолбают Лешин лимузин в лепешку. И вдруг я увидел такое, что повергло меня в неописуемый шок: вся очередь отодвинулась назад, дав Алексею возможность поставить машину удобнее.

- Они что, все больные? - изумился я. - Из дурдома?

- Да, нет, - отвечал Леша. - Просто они подумали, что если я лезу без очереди, значит, очень спешу. Вот и пропустили.

Ха, поду-умали! Нашим разумом это не понять. Леша залил полный бак и под дружелюбные взгляды американцев тронулся с места. Этот эпизод окончательно убедил меня, что жить среди таких людей я просто не смогу.

В Америке меня больше ничто не удерживало. За пять месяцев я узнал много такого, о чем никогда не узнает турист, приехавший на две-три недели. Несколько попутных коммерческих дел были закончены и принесли мне настолько ничтожный доход, что, помимо собственного желудка, я был вынужден экономить еще и на транспортных расходах. Не всегда и не везде меня возили друзья и знакомые. Приходилось иногда передвигаться без их помощи. И если на автобусе можно было иногда прокатиться зайцем, то турникеты в метро не открывались, пока не опустишь в щель токен (жетон). Но на хитрую гайку всегда есть болт с резьбой.

Баба Люся, с ее восьмой программой, имела право на льготный проезд. Это значило, что, купив в кассе токен за доллар и двадцать пять центов, она, предъявив свое удостоверение, получала бесплатно еще и бумажный билетик на обратный проезд. Свободными вечерами я предлагал бабе Люсе прогуляться. Она с удовольствием шла рядом со мной и рассказывала обо всех своих болячках, а я, терпеливо выслушивая ее, вел по заранее разработанному мной маршруту. Дойдя до очередной станции метро, я давал ей доллар с двадцатью пятью центами и, остановившись поодаль, наблюдал, как баба Люся шла к кассе и покупала токен с билетиком. Не проходя через турникет, она шла обратно, а черная контролерша, разгадав маневр, злобно шипела ей вслед. Получив добычу, я вел бабу Люсю к следующей станции.

В дальнейшем я раскатывал по своим делам, используя только билеты. Практически все поездки обходились мне бесплатно, так как токены по номиналу у меня забирал сосед, ежедневно пользующийся метрополитеном. Только благодаря этой не совсем благородной акции мне удалось, не обращаясь к помощи друзей, сэкономить деньги на обратный билет в Москву.

- Возьми с собой в Москву мою жену Риту! - незадолго до моего отъезда обратился ко мне Леша

- Ты что? С ума сошел? У меня там своя имеется.

- Да я не в том смысле. Зубы она хочет сделать. Здесь в десятку тысяч баксов выльется, а у вас в штуку можно уложиться. Ну, еще билеты туда и обратно. Она, как твои челюсти узрела, так спать перестала.

- Минутку! Мне под шестьдесят, а ей двадцать пять. У нее же свои нормальные. Ну, немного неровные. Ведь придется все зубы умертвить. Нервы вытащить. Крутая операция.

- Ничего! Зато потом будет любоваться на свою голливудскую улыбку.

Просмотрев массу буклетов туристических фирм, мы с Ритой решили, что самые дешевые билеты на самолет, очевидно, удастся достать в агентстве Аэрофлота. Рита родилась в Израиле, эмигрировала в Нью-Йорк. Долгое время искала работу. Наконец устроилась в еврейский магазин, где ей по девять часов в сутки вместе с другими работницами, приходилось раскатывать тяжелой каталкой мацу. На кухне была установлена видеокамера и строгий хозяин-хасид, сидя перед монитором и внимательно наблюдая за работой, не давал женщинам ни одной минуты передышки. Единственный пятнадцатиминутный перерыв в 12 часов давал возможность перекусить, покурить, сбегать в туалет. Темп этой каторжной работы был ужасающим. Остановка на несколько секунд означала неминуемую потерю работы. А чтобы устроиться туда, Рита в течение двух месяцев ежедневно ездила в Манхеттен к пяти часам утра занимать очередь в департамент занятости, и к вечеру уезжала несолоно хлебавши.

Будучи молодой, спортивной и сильной девушкой, Рита, придя с работы домой, буквально без чувств падала на диван от дикой усталости, и не могла подняться до утра. За свою работу она получала шестьсот долларов в месяц. Этих денег едва хватало на оплату квартиры. Питаться практически было не на что.

Когда Рита вышла замуж за Алексея, жить стало намного легче. В Союзе Рита не была ни разу, хотя по-русски изъяснялась довольно сносно (родители были выходцами из России). Леша работал менеджером в радиомагазине и имел неплохой доход. Они сняли приличную квартиру. Лешины друзья помогли устроить Риту в парикмахерскую маникюршей. Жизнь стала налаживаться. Супруги купили себе по машине.

Подъехав на Ритиной машине к зданию, в котором размещалось агентство Аэрофлота, мы начали ездить по всем близлежащим улицам, разыскивая место для парковки. Дело оказалось нешуточным. В конце концов нашлось единственное местечко в получасе ходьбы от Аэрофлота. Оставив машину возле таблички «Стоянка разрешена до 11 часов» (было девять утра), и рассчитавшись за парковку с автоматом, мы направились к агентству.

- Нам нужно два билета до Москвы, - обратилась Рита к сидящему за стойкой служащему. - Один - только туда. Другой - туда и обратно. Сколько у вас стоит билет?

- Извините, я не знаю, - ответил служащий.

- Простите, - вмешался я. - Мы правильно попали? Это кассы Аэрофлота? Это не сапожная мастерская?

- Да.

- Так сколько стоит билет?

- Если вам нужны билеты, то вы закажите. Курьер доставит их вам домой. Он и скажет цену, которую нужно будет заплатить, - доходчиво объяснил служащий.

- Но мы хотим знать цену заранее. Может быть выгоднее будет взять билеты в туристической фирме? - начала терять терпение Рита.

- Сейчас я попробую узнать, - растерянно пробормотал этот странный человек и, попросив немного подождать, удалился.

Возвратились они втроем и наперебой принялись выяснять, для чего нам заранее надо знать цену билета. Ответить же на наш вопрос, они оказались не в состоянии.

- Попробуйте подняться на двенадцатый этаж. Там есть кабинет, - последовало точное описание расположения кабинета, - в нем находится господин Джексон. Он может знать. Извините нас еще раз!

Поднявшись на лифте и разыскав нужный кабинет, мы обратились со своим вопросом к долговязому американцу.

Перекопав на своем столе кучи бумаг и не найдя искомого материала, он попросил подождать нас пару минут в его кабинете и поспешно удалился. Через двадцать минут появившись вновь он радостно сообщил нам, что билет до Москвы в экономклассе стоит тысячу сто пятьдесят долларов.

- Не может этого быть! - вскочила Рита со стула. - Даже в туристических фирмах, которые пользуются вашими же услугами, билет стоит вдвое дешевле.

- Я схожу еще раз, - смутился господин Джексон.

Вернувшись еще через двадцать минут, он, без конца извиняясь, объяснил, что сотрудники что-то напутали и билет в действительности стоит шестьсот пятьдесят долларов.

- А туда и обратно? - поинтересовался я.

- Тоже шестьсот пятьдесят, - без тени смущения ответил господин Джексон.

Выйдя из этого развлекательного учреждения, мы зашли в туристическую фирму и купили билеты по пятьсот девятнадцать долларов. Кстати, двойной билет стоил столько же, сколько и одинарный. Оказывается, существуют шестнадцать цен на билеты. Аэрофлот продает билеты туристическим кампаниям с большой скидкой. Те же, в свою очередь, для ускорения оборота продают эти билеты пассажирам с минимальной наценкой. Вот и получается такая чехарда.

Прочесав все близлежащие улицы, мы не смогли найти Ритину машину. Расспрашивая всех уличных торговцев, мы вышли на чистильщика обуви, который видел, как полиция краном погрузила машину на эвакуатор и увезла в неизвестном направлении. Ну, конечно же! Время разрешения стоянки в данном месте закончилось, и, пока мы выясняли, каким образом можно сэкономить сто с небольшим долларов, Рита влетела на двести.

На другой день мы должны были вылетать в Москву. Утром позвонила Рита и сообщила, что разыскала местонахождение своей машины, которую она должна сегодня выкупить. Поэтому мы договорились встретиться прямо в аэропорту. Несколько часов у меня было в запасе и напоследок я решил съездить в одну из фирм, процесс переговоров с руководителями которой был не завершен. Фирма находилась в Манхеттене. Переговоры прошли на обычном уровне, ничего не дав обеим сторонам. Я вошел в метро и поехал домой к бабе Люсе, где меня ждали собранные чемоданы. Со всеми своими друзьями я попрощался накануне и поэтому времени до вылета было предостаточно.

Внезапно, на одной из станций машинист что-то объявил по радио, и все пассажиры вышли из вагона. Станция не была конечной. Английский текст я не понял, но на всякий случай вышел вместе со всеми. Толпа направилась к эскалатору. Наверху служащий метро выдавал всем какие-то бумажки. Мне сунул тоже. Ничего не понимая, я попытался вновь спустится в метро. Но вход был закрыт наглухо. Впоследствии я узнал, что метро попросту сломалось. Оказывается, такое в Нью-Йорке не редкость. В этом случае пассажирам выдают талончики на бесплатный проезд наземным транспортом.

На свою беду я находился в Манхеттене, где русский язык почти никто не понимает. Пока я, терроризируя прохожих, делал отчаянные попытки выяснить, каким транспортом и в каком направлении мне добираться до Бруклина, время бежало вперед. На пальцах я показывал порядковые номера стрит и авеню, на пересечении которых находилось жилье бабы Люси. Меня жестами посылали то вперед, то назад, то вправо, то влево, дабы я мог разыскать остановки автобусов, следующих в нужном направлении. Денег на такси не было, так как, заплатив за авиабилет, я полностью занулился. Оставалось полчаса до объявления посадки.

Наконец удача улыбнулась. Увидев мои метания по улицам, рядом остановился владеющий русским языком таксист. Выяснив ситуацию и пригласив меня в машину, он рванул с места и, минуя пробки, с помощью сообщений о них по рации другими водителями докатил меня до дома. Там мы побросали в багажник чемоданы и ринулись в аэропорт Кеннеди.

Посадка уже закончилась. По зданию аэровокзала в исступлении металась растрепанная Рита. Мокрый от пота, я подскочил к ней. Бросив таксисту деньги и поставив свою сумку на ленту транспортера, Рита бросилась к пункту паспортного контроля. Я также стартовал с двумя чемоданами. Трап еще не успел отъехать, и стюардесса открыла для нас дверь самолета.

Плюхнувшись на сиденье и пристегнувшись ремнем, я немного отдышался. Тем временем самолет тронулся с места и, покатившись по полосе, замер перед взлетом. Затем взревели двигатели, и невидимая мощная сила, стремительно нарастая, вдавила меня в спинку кресла. Оторвавшись от земли, самолет начал набирать высоту.

- Леди и джентльмены! - услышал я знакомый голос. - Наш самолет совершает рейс…

- Будьте любезны! - обратился я к воздухоплавающей красавице после ее продолжительной речи. - Можно вас попросить принести мне бутылочку водки?

- Одну минутку, - проворковала очаровательная стюардесса и исчезла на полчаса. Наконец, грациозно припарковав свою миниатюрную фигурку к моему месту, она с восхитительным изяществом поставила на раскладной столик крохотную бутылочку «Смирновской» емкостью в пятьдесят (!) граммов.

Гуд бай, Амэрыка!

P. S. Зубы Рите в Москве сделали такие, что число рейсов из Нью-Йорка в Россию пришлось увеличить.

КОНЕЦ