Парижским летним вечером мы с Хью пошли посмотреть Конец одного романа, фильм Нила Джордана по роману Грэма Грина. Мне было трудно держать глаза открытыми, потому что я устал и не полностью вник в сюжет. У Хью были те же проблемы, потому что его глаза сильно опухли: он всхлипывал от начала до конца фильма, и, к тому времени как мы покинули кинотеатр, он был полностью обезвожен. Я спросил его, всегда ли он плачет на комедиях, а он обвинил меня в чрезвычайной черствости, хотя я ходатайствую о признании этого обвинения просто недопустимым.
Теперь я понимаю, что мне следовало дважды подумать, прежде чем сопровождать Хью на любовную историю. Такие фильмы всегда опасны, так как в отличии от сражения с инопланетянами или внедрения под прикрытием с целью выследить серийного убийцу влюбленность – это нечто такое, что большинство взрослых людей действительно испытали в определенный момент своей жизни. Эта тема универсальна и побуждает зрителя провести ряд нездоровых сравнений, сводящихся к вопросу: «Почему наша жизнь не может быть такой же?» Этот ящик лучше оставить закрытым, что объясняет вечную популярность историй о вампирах и буффонад с боевыми искусствами.
Конец одного романа заставил меня выглядеть полной жабой. Ненасытную парочку в фильме играли Ральф Файнс и Джулиана Мур, которые сделали все, разве что не съели друг друга. Их любовь была обреченной и тайной, и, даже когда падали бомбы, они выглядели ослепительно. Картина была интеллектуальной, так что я удивился, что режиссер использовал прием, характерный для телевизионных фильмов недели: все замечательно, а потом один из героев кашляет или чихает, что означает его кончину в течение двадцати минут. Все могло бы быть по-другому, если бы у Джулианы Мур вдруг стали кровоточить глаза, но покашливание по своей природе довольно прозаично. Когда она это сделала, Хью плакал. Когда это сделал я, он ударил меня в плечо и велел подвинуться. «Не могу дождаться ее смерти», – прошептал я. Что-то в Джулиане Мур и Ральфе Файнсе заставило меня занять оборонительную позицию, может, их цветущий вид.
Я не настолько бесчувствен, как считает Хью, но все меняется, если вы вместе больше десяти лет. Фильмы о долгосрочных парах снимают редко, и на это есть серьезная причина: наши жизни скучны. После многих лет совместной жизни мы стали предсказуемым сиквелом, за просмотр которого никто в здравом уме не стал бы платить. («Посмотри, они распечатывают счет за электроэнергию!») Мы с Хью вместе уже так долго, что для вызова незаурядной страсти нам надо инициировать физическую борьбу. Как-то раз он ударил меня по затылку разбитой рюмкой для вина, и я упал на пол притворяясь, что потерял сознание. Это было романтично, или было бы таковым, если бы он поспешил нагнуться ко мне, а не переступил меня, чтобы взять совок.
Назовите меня человеком без воображения, но я все равно не могу представить себя с кем-то другим. В наши худшие времена я надеюсь, что все получится само собой. Когда же все хорошо, я не думаю о наших проблемах. Ни один из нас никогда не выразил бы свою любовь на людях; мы просто не те люди. Мы не можем откровенно признаваться в любви и никогда сознательно не обсуждали наши отношения. Это, по-моему, хорошо. Хью тоже все устраивало, пока он не увидел этот треклятый фильм, напомнивший ему, что есть другие варианты.
Картина закончилась около десяти, и мы пошли выпить кофе в маленькое кафе через дорогу от Люксембургского сада. Я мог стереть фильм из своей памяти в любую секунду, но Хью все еще был им очарован. Он выглядел так, будто жизнь не только прошла мимо него, но еще и задержалась, чтобы плюнуть ему в лицо. Принесли наш кофе, и, когда он высморкался в салфетку, я подбодрил его. «Послушай, – сказал я, – мы, может, и не живем в военное время в Лондоне, но Париж тоже могут разбомбить. Мы оба любим бекон и музыку кантри, чего еще надо?»
Чего еще ему было надо? Это был невероятно глупый вопрос, и, когда он не ответил, я подумал о том, как мне на самом деле повезло. Персонажи фильма могут гоняться друг за другом в тумане или бегать по ступенькам горящих домов, но такие отношения – для начинающих. Настоящая любовь – это утаивание правды, даже когда тебе представляется идеальная возможность ранить чьи-то чувства. Я хотел сказать что-то в этом роде, но вместо этого придвинул свой стул на несколько дюймов ближе, и мы молча сидели за крошечным столиком на площади, и весь мир смотрел на нас, как на влюбленных.