– Привет, Эми, это Алекс. Надеюсь, ты не против, что я опять пришла.

Она взглянула на свои руки – они тряслись.

– Мне ужасно неудобно за ту сцену, которую я тут устроила. Даже не знаю, что сказать. Представляешь, я на полном серьезе думала, что меня больше не пустят.

Пылинки плясали в струящемся сквозь высокие окна солнечном свете. В соседнем боксе другая посетительница ритмично похрапывала у постели любимого супруга. Сестры стояли в дверях кабинета и не спускали с Алекс глаз.

– Я тут пытаюсь узнать побольше о тебе и о твоей жизни до больницы.

Она тяжело сглотнула; даже самые простые фразы давались ей с большим трудом. В палате царило спокойствие. Щекочуще пахло судном и антисептиком.

Небольшая грудь Эми мерно ходила вверх-вниз. Тонкие руки протянулись вдоль тела ладонями вверх. Голубые глаза были открыты. Эми «бодрствовала», хотя кожа еще поблескивала от «ночного» пота. Ее как будто завернули в пищевую пленку.

– Эми, я все еще чувствую, что лезу куда не просят. Я тебе никто, а знаю про тебя так много. Надеюсь, что не нервирую тебя своим присутствием.

Она оглянулась на соседние кровати. Светловолосая женщина с удовлетворенным выражением лица лежала в тени громадного букета цветов. Из больничной вазы высовывалась золотая ленточка. Пожилая чета застыла в полной неподвижности. Он – в клетчатой пижаме, с подложенными под спину подушками; она держит его руку, свесив голову на грудь, точно у нее села батарейка.

– Мы ведь могли подружиться, если бы познакомились еще тогда. И знаешь, я прямо вижу тебя кем-то вроде журналистки, как Бекки говорила.

Грудная клетка все так же мягко поднималась и опускалась.

– Эми, я знаю, что вы с Джейком уже довольно долго встречались, когда все это случилось.

Все то же мерное посвистывание на вдохе и выдохе. Алекс погрузила дрожащие пальцы себе в волосы и отвела их назад.

– Но я тут подумала немного… и я чувствую, что ты, наверно, встречалась с кем-то еще. Параллельно с Джейком. По-моему, ты не из тех, кто готов расстаться с девственностью на первом свидании. – Она покосилась на Эми, ожидая реакции. – Ты совсем не такая. Думаю, вы общались уже какое-то время. Он был старше, и тебе, наверно, казалось, что все нужно хранить в глубочайшем секрете.

Она замерла: это игра света или нос Эми и правда чуть поморщился?

– Он наверняка вел себя так, что с ним ты чувствовала себя особенной. Доверяла ему. На твоем месте я… если бы я в пятнадцать лет начала с кем-то тайно встречаться, и особенно с кем-то взрослым, то была бы в диком восторге. Но при этом мне, наверно, было бы страшно. Особенно в первый раз.

Эми явно задышала чуть быстрее.

– А потом он вдруг переменился, Эми. В какой-то момент ты, наверно, увидела в нем то, чего не замечала раньше. Перестала чувствовать себя особенной. Или он нехорошо себя с тобой повел. А может, тебя одолело чувство вины. В общем, я думаю, что-то случилось, и тогда этот человек причинил тебе зло.

Ей кажется, или дыхание Эми еще ускорилось? Ладно, хватит сходить с ума; она сама дышит слишком часто, вот и чудится всякое.

– Я очень много думала об этом, Эми. И поняла, что он был каким угодно, но только не глупым. Полиция прочесала весь район; у них была твоя одежда и соскоб изпод ногтей, – она понизила голос, – но они ничего не нашли. Я сильно сомневаюсь, что он провернул все экспромтом, без подготовки.

Кожа Эми уже не поблескивала от пота. Глаза были широко распахнуты.

– Он наверняка продумал все до мелочей. Но ты не могла этого знать. Он обманул тебя, Эми; ты ни в чем не виновата!

* * *

Алекс собрала волосы обратно в конский хвост и потерла глаза. Она уже почти час тут болтает; однонаправленный словесный поток утомил ее гораздо больше, чем она могла предположить. Жаль, что нельзя полежать тут на свободной кровати: с каким удовольствием она бы сейчас вытянулась под одеялом и провалилась в сон!

В противоположном углу палаты сестра Рэдсон умывала немолодого пациента. Было слышно, как она тихонько напевает, вытирая пузырьки мыльной пены. Старая песня Фрэнка Синатры или что-то в этом духе.

Алекс увидела, что сестра слегка приподняла пациенту подбородок. Потом, зачерпнув что-то пальцами из маленькой красной баночки, растерла в ладонях и принялась укладывать пациенту волосы, аккуратно разделяя их на пробор черепаховым гребнем.

– Ну вот, – удовлетворенно заметила она, отступив на шаг, чтобы обозреть результат своей работы. – Теперь ты похож на молодого Кэри Гранта, Берт.

Она положила расческу в маленькую черную коробочку, поправила Берту воротник и – последний штрих – пригладила ему пальцами брови. Затем убрала все коробочки и, похлопав Берта по руке, удалилась в свой кабинет.

* * *

Солнце стояло еще высоко. Промокшая одежда противно липла к телу. Алекс ехала домой раздраженная; Эми явно разволновалась, и эта реакция страшила ее в той же степени, в которой воодушевляла.

Все было не так, все выводило из себя. Сумка все время спадала с плеча, дверца машины клацнула о ремень и не закрылась сразу, в туфлю попал камень, и в довершение всего у нее дико болела голова.

Пакеты больно оттягивали руки. Пятясь задом, она переступила порог и вдруг, заметив нечто краем глаза, остановилась как вкопанная.

Потом снова с легким щелчком открыла входную дверь, положила вещи на пол и медленно пошла через холл.

– Ну, привет, – обратилась она к волонтеру. – И что ты делаешь у меня дома?

– Черт, – сказал Джейкоб. – Черт, черт!

– Не слышу ответа. Что ты здесь забыл? – повторила она. Сердце бухало в груди.

– Я прошу прощения.

Джейкоб стоял с опущенной головой, изогнувшись в сторону и тяжело опираясь на правый костыль.

– Как ты вошел? – спросила она, поглядывая одним глазом на дверь.

– Залез через кухонное окно. Блин, извини меня, пожалуйста. Я только хотел понять, что ты знаешь. Обо мне.

– А что, есть что знать?

– Обо мне и Эми.

– Так… продолжай.

– Я женат, – тихо сказал он. – Скоро родится ребенок.

Алекс похлопала рукой по карману, проверяя, на месте ли телефон, и, еще раз убедившись, что входная дверь открыта, жестом пригласила Джейкоба в гостиную.

– Ты иди садись, а я принесу выпить. И начнем все сначала.

* * *

– Ладно, я Алекс. Но ты, по-моему, и так уже в курсе. А ты кто?

– Джейкоб.

– Джейкоб Арлингтон? Парень Эми?

– Да. Парень Эми. И ты тоже уже в курсе.

Она вздохнула: как можно было не догадаться? Молодой парень без всякой причины упорно каждую неделю таскается в палату, полную чужих ему людей? Он же делает это ради Эми! Ради нее одной.

– Джейкоб, – начала она, осторожно подыскивая слова, – ты все пятнадцать лет ее навещаешь?

– Нет-нет, не так долго. Сначала мама не давала мне шагу ступить… – Он замолчал, бросив взгляд на дверь и потом на костыли, брошенные на полу гостиной.

– А потом? – Она закусила губу.

Джейкоб откинулся на спинку кресла и, морщась от боли, уложил больную ногу на кофейный столик.

– Можно? – спросил он.

– Да, конечно. Похоже, болит жутко. И что же произошло?

– С лестницы упал. Так по-идиотски получилось…

– Да нет, – мягко возразила она. – Я имею в виду, что произошло дальше, после того, как на Эми напали? Когда ты начал ее навещать?

– Я так понимаю, выбора у меня нет? Придется рассказывать? – вздохнул он.

Алекс глянула на распахнутое кухонное окно, потом снова на красное лицо Джейкоба.

– Ну, учитывая обстоятельства… я думаю, это будет справедливо.

– Ладно, – сдался он и, набрав в легкие воздуха, резко выдохнул. – Когда полиция нашла Эми, они позвонили моей маме и все ей рассказали.

– А где был ты в этот момент?

– Дома. Я сидел на лестнице, когда они позвонили. Мама не дала мне подойти к телефону. Прошло уже два дня, так что новости могли быть самые печальные. Она взяла трубку и тут же повернулась спиной ко мне. Но я уже понял. Она как-то так пискнула…

Алекс опустилась на другой конец дивана.

– Она положила трубку и еще какое-то время так стояла, не поворачиваясь. Потом подошла, села рядом на ступеньки и обняла меня за плечи. Я понимал, что случилось что-то ужасное, но она никак не могла начать говорить. Я просто сидел и ждал. Я не плакал, но не знал, что делать. В конце концов она сказала, что Эми в очень тяжелом состоянии, и полиция будет говорить со всеми, кто хорошо ее знал. Сначала я не понял. Я спросил ее – зачем мне общаться с полицией, если она сама уже мне все рассказала? Мне хотелось сразу пойти к Эми и узнать, как она. Посидеть с ней. Я не догадался, что полиции нужно было понять, не причастен ли я к этому.

Он повернулся, чтобы взглянуть на нее, и, прокашлявшись, продолжил:

– Мне было всего пятнадцать. Я не знал, что делать, и, наверно, был в шоке. А потом еще и до смерти испугался. Мама с ума сходила от беспокойства; в тот же вечер приехала полиция и забрала меня в участок. Она поехала со мной. У нее было такое выражение лица… я его всю жизнь буду помнить. И у брата тоже. Он смотрел из гостиной, как меня усаживают в полицейскую машину. Он был в полном ужасе. И мне казалось, что я всех подвел и все испортил, хотя в действительности ничего плохого я не сделал. Я знаю: мама думала, что на меня повесят какое-нибудь обвинение, хотя она этого и не говорила. Никогда не видел, чтобы она так переживала.

Алекс до боли закусила губу, чтобы не перебивать. Правило ведения интервью номер один: заткнуться на хрен. Собеседник сам заполнит образовавшуюся паузу.

– В полиции меня раскручивали по полной, – продолжал Джейкоб, бросив на нее быстрый взгляд. – Работа у них такая. Но, я думаю, с самого начала было ясно, что ничего такого я сделать не мог.

– Значит, когда тебя опустили, ты навестил Эми? – спросила она, изо всех сил стараясь не очень торопить своего незваного гостя.

– Нет. Я вернулся в школу. На один день всего. Родители сказали, чтобы я вел себя как обычно, – усмехнулся он. – Мама работала в школе и вечером опросила всех моих учителей. Хотела узнать, как я справлялся. А справлялся я, естественно, никак. Ну и все. Нас забрали.

– Нас?

– Меня и Тома, моего брата. Он меня на пару лет младше. Думаю, его в школе тоже доставали.

– Ему, наверное, было тяжело?

– Наверное. Его перевели в частную школу рядом с домом. Ему там не нравилось, но я тогда был слишком погружен в себя, чтобы это заметить.

– Значит, ты тоже в новую школу пошел?

– Нет, учителя присылали мне задания на дом. Выпускные тесты я сдавал в близлежащем колледже. А потом пошел туда же на «A-levels». На вечернее отделение – вместе с молодыми мамашами.

– Но почему?

– Мама боялась, что днем я могу встретить школьных знакомых. Она не хотела, чтобы меня доставали. Но я никого из них больше не видел.

– Понятно, и когда ты пошел в колледж, то начал навещать Эми?

– Ну, сначала только изредка. Когда Джо умерла, у Эми никого не осталось. Идти мне не хотелось, но я чувствовал, что должен. Когда я пришел в первый раз, она еще была подключена к аппарату и выглядела ужасно хрупкой. Мне казалось, это вроде как мой долг или что-то типа того. В общем, я начал… и уже не смог остановиться.

– С тобой кто-нибудь ходил?

Джейкоб помотал головой:

– Нет. Я ходил один. И это была тайна.

– Каждую неделю?

– Ну, не сразу. Поначалу эти визиты давались мне с огромным трудом, и приходилось прямо-таки заставлять себя насильно. Я ходил раз в несколько месяцев. Готовился к каждому посещению. Тогда она еще была в интенсивной терапии, но, когда ее перевели в «Голубую лагуну», стало полегче. Я ходил все чаще и чаще и в конце концов уже не мог без этого. Решил стать волонтером. И почему-то на душе стало полегче. Звучит, наверно, дико, но…

– Совсем нет! Звучит круто. Я думаю, иногда с ней по целым неделям не разговаривал никто, кроме тебя. Это очень самоотверженно с твоей стороны.

– Ну, я так об этом не думаю, но все равно спасибо. – И давно ты стал волонтером?

– Года два назад. На самом деле я тогда пришел сказать, что больше не смогу навещать ее так часто. А в результате…

– Почему вдруг так?

– Потому что собрался жениться, – проговорил он, глядя в пол.

– А-а.

– Да-а-а.

– И что же случилось, когда ты пришел ей сообщить? – Ты будешь смеяться… Тогда я навещал ее примерно раз в две-три недели, хотя бывало и чаще. И вот я пришел и говорю, что через неделю женюсь. И что всегда буду ее любить, но теперь мне уже не следует приходить так часто. Я предупреждал, что ты будешь смеяться; так вот, Эми… у нее сделалось такое лицо, словно она сейчас заплачет. Она, конечно, не заплакала; в смысле, она же не могла, правда? Но ее глаза как будто наполнились слезами. Так это выглядело.

Мне стало стыдно, – продолжил он после паузы. – И тогда я сказал, что не хотел так говорить и буду приходить по-прежнему. А на обратном пути увидел объявление о наборе волонтеров, которых приглашали сидеть с пациентами. Я посчитал, что тут не будет никакого особого обмана, – ведь я делаю что-то для пациентов, причем сразу для многих, а не просто зависаю со своей бывшей девушкой.

– Ее еще кто-нибудь навещает – из тех, кто знал ее раньше?

Джейкоб на секунду заколебался.

– Я думаю… Нет, сейчас только я.

– И каков был твой план сегодня? Чем бы ты тут занимался, если бы я не пришла и не накрыла тебя?

– Я просто хотел понять, что тебе известно. Накрутил себя, представляя сенсационные разоблачительные статьи обо мне и Эми. С обвинениями и… в общем, все такое. Я знаю, что теперь я крепко влип. Я реально облажался.

– Я такими статьями не занимаюсь, Джейкоб. А что у тебя в сумке?

– Флешки.

– Ты что, собирался скопировать информацию с моего компьютера?! – воскликнула она, не сдержав возмущения.

Джейкоб испуганно отставил недопитый чай, который она приготовила, несмотря на все его возражения, и попытался подняться.

– Не надо, не вставай! Ты себя так совсем покалечишь. Я не буду звонить в полицию.

– Правда?

– Обещаю. До тех пор, пока ты со мной честен.

– Моя жена беременна. И она не в курсе, что я хожу к Эми. Она вообще не в курсе, кто такая Эми. Она не здешняя, а у меня дома о случившемся не говорят. Так что это мой большой секрет. У нас сейчас все непросто. С женой, в смысле. Я боялся, что ты напишешь о нас с Эми, и тогда все вообще пойдет прахом. Полагаю, ты не оставила идею написать что-то обо мне? Ну, вот я тебе все на блюдечке и преподнес… – Он сидел, подперев руками голову и методично надавливая на лоб большими пальцами.

– Я даже не догадалась, что это ты был там, в больнице, – призналась Алекс. – Так далеко моя фантазия не заходила.

– Отлично. Значит, я тем более облажался по полной программе.

– Я совсем не хочу портить тебе жизнь. Но почему бы тебе не рассказать все жене? Ты ведь ничего плохого не сделал.

– Ты мою жену не знаешь. Она не выносит вранья. И с ней в такие игры лучше не играть, особенно когда речь идет о другой женщине.

– Но это же не роман на стороне! Да и Эми не в том состоянии, чтобы конкурировать с твоей женой!

– Не имеет значения. Поверь мне. Я скрывал все это от Фионы с самого начала. Еще с тех пор, когда почти не появлялся у Эми. Чем дальше, тем больше налипало вранья, и теперь уже образовался целый снежный ком. За столько-то лет! Уж ей-то не покажется, что я ничего плохого не сделал. – Он пожал плечами. – Хотя я ведь и правда виноват, разве нет? Я ей врал.

– Я знаю, каково это – скрывать что-то от любимого человека. А еще я знаю, что беды идут от тайн, а не от честности.

– При всем уважении, – ответил Джейкоб, поднимая на нее глаза, – я сомневаюсь, чтобы у тебя когда-нибудь была подобная тайна. Я годами изворачивался, навещая свою полумертвую школьную подружку. И ты будешь говорить, что можешь мне конкуренцию составить? Ну-ка, послушаем.

Она попыталась отогнать возникший перед глазами образ: лицо Мэтта, когда он нашел бутылку в бачке унитаза.

– Что? – засмеялась она. – Ты что, серьезно? Я вот прячу запасную кредитку в морозилке, чтобы удержаться от ненужных покупок. Но это же не значит, что я шопоголик!

Мэтт тогда ничего не сказал. Поставил бутылку на стол в их крошечной лондонской кухне и начал медленно и тщательно мыть руки. Она топталась в отдалении, размышляя: вернуть бутылку на место или открыть, раз уж случай представился?

– Ну, хотя бы слив заработал, – произнес Мэтт. – Мне пора на дежурство.

Алекс глядела на Джейкоба и думала о его здоровой, трезвой жене, в животе которой жил здоровый, крепкий малыш. Она, наверно, гадает, куда подевался ее муж.

– Возможно, мы еще продолжим, – сказала она. – Оставь мне свой номер, и я вызову тебе такси.