Он проснулся в своей детской кровати. Ноги и одна рука свешивались с постели, точно он потерпел кораблекрушение и теперь плыл на каком-то обломке.

Сначала он не мог понять, где он и почему, но потом вспомнил и сел рывком в кровати, так что чуть опять не сломал больную ногу.

На его чертыхания вбежала мама:

– У тебя все в порядке, дорогой?

Опасливо потирая ногу, Джейкоб натянул одеяло до подбородка, чтобы прикрыть голый торс.

– Который час, мам?

– Половина десятого примерно.

– Что?! Охренеть! Прости, мам. Почему ты меня не разбудила?

– Я подумала, тебе нужно поспать. Что-то не так?

– Да нет, все нормально. Не волнуйся. – Он попытался изобразить успокаивающую улыбку.

Интересно, медсестры заметят? Скажут что-нибудь в следующий раз? Эми-то точно ничего не поймет. По крайней мере, он на это надеялся.

– Я принесу тебе чаю. Что ты будешь, тосты или яйцо всмятку?

– Чая хватит, мам. Спасибо.

Просто удивительно, как это ему дали поспать. Когда он еще ходил в школу, сон был практически единственным поводом для серьезных раздоров. Джейкоб был стопроцентной совой и с удовольствием спал бы весь день, но мама воспринимала любое «разбазаривание» светового дня как личное оскорбление.

Она запрещала ему спать по утрам, пока не нашли Эми. Потом его оставили в покое, и он ночами напролет бродил по дому, без конца заваривая себе чай, перемещаясь из кровати на диван в гостиной и обратно, включая телевизор, чтобы перед глазами что-то мельтешило. А когда он пошел на «A-levels», негласная договоренность стала практически официальной. Он жил ночью, Том – днем, и пересекались они очень редко.

Отца он в тот период практически не видел. Возможно, при других обстоятельствах его бы постепенно подвели к пустующему месту Саймона, с которым отец раньше был неразлучен. А может, эту привилегированную позицию так никто бы и не занял.

Когда-то здесь кипела жизнь, но потом обитатели стали уходить один за другим, и скоро в доме повисло гнетущее молчание.

* * *

Джейкоб оглядел кухню. Тот же чайник, тот же тостер, прикрытый выцветшей тканевой салфеткой, тот же фарфоровый контейнер для яиц в виде курицы со знакомой щербиной сзади.

– Удивительные все-таки вещи могут творить эти гормоны, – сказала Сью. – Их воздействие на женский организм так легко недооценить. А уж беременная женщина вообще попадает в полную зависимость от происходящих в ее теле изменений. – Потянувшись через стол, она погладила сына по щеке: – Я в свое время вела себя с папой просто ужасно!

– Это не то. Она не просто ведет себя ужасно или как-то нелогично. Все гораздо глубже. Она говорит, что не знает, что творится у меня в голове. И считает, что я от нее отгораживаюсь.

– А ты отгораживаешься?

– Ну, я, конечно, не высказываю каждую мысль, которая приходит мне в голову, но в целом общаюсь больше, чем папа.

– Твой папа вообще из другого поколения. Приятно было бы сознавать, что я научила тебя делиться своими чувствами, а не держать их в себе.

– Да нет, ты не думай, мы разговариваем! Наверно, я действительно немного замкнутый, но дело ведь не только во мне. Мы препираемся постоянно. И никогда не можем друг друга понять. Конечно, сейчас она стала более нервной, но все это уже давно назревало. А когда я засел дома с этой ногой, процесс пошел еще быстрее.

– Надо было тебе позвонить мне из больницы. Я бы приехала и ухаживала за тобой.

– Ну, я уже взрослый, мам.

– Для меня нет. Для меня ты всегда будешь маленьким мальчиком. Даже когда у тебя свой малыш появится, – улыбнулась она, глядя в его хмурое лицо. – Все это так ново и непривычно для вас обоих, милый. Ты ведь раньше не общался с беременными и не знаешь, как меняет женщину это состояние. Я уверена: когда родится ребенок, все наладится. И окажется, что оно того стоило.

Он не поднимал глаз от чая.

– Возможно, тебя утешит вот что… во второй раз – с тобой – было уже намного проще. И папа, и я чувствовали себя гораздо спокойней. Мы знали, чего ждать – и от беременности, и друг от друга.

– Сейчас нам бы хоть с этой проблемой разобраться, – вздохнул он. – Что уж говорить о следующих детях… Я думал, наши отношения прочнее. А теперь оказывается, что даже если все выглядит вроде бы неплохо, то развалить это все равно ничего не стоит.

– Такова жизнь, Джейкоб. Таков брак. Он требует усилий. Если ты создал семью, то это не значит, что все пойдет без сучка без задоринки. И ты продолжаешь стараться, потому что над браком нужно работать.

Она налила им обоим еще по чашке и продолжила:

– Вы с этим разберетесь, ребята. Вы должны – ради ребенка. Подождите пару дней, успокойтесь. И дай ей понять, что ты никуда от нее не уйдешь.

Джейкоб медленно жевал печенье, не чувствуя вкуса. – Тебе хочется стать бабушкой?

– О, Джей, я так об этом мечтаю! Хотя мне сложно принять тот факт, что у моего ребенка будет ребенок. Это прозвучит банально, но кажется, еще вчера вы все трое тут бегали маленькие. И я за всеми вами могла присматривать, чтобы ничего с вами не случилось.

Джейкоб стряхнул крошки с пальцев в тарелку с печеньем.

– Том не объявлялся с тех пор, как не приехал на обед на той неделе?

– Пока нет. Ничего, я ему скоро позвоню. Я бы звонила ему хоть каждый день, но он так занят на работе… Хотя с нетерпением ожидает появления племянника или племянницы.

– Что, правда?

– Ну разумеется правда! Понятно, что он не из тех, кто будет открыто проявлять свои чувства, но ведь можно увидеть, как он болеет душой… Помнишь, с каким благоговением он смотрел на тебя в детстве? Он хотел стать таким же, как ты.

– Ну не знаю, мам. По-моему, ты смотришь на все сквозь розовые очки.

– Может быть, немного, – улыбнулась Сью. – Я прекрасно помню, что у вас были и драки, и немало. Но Том тебя любит. И мечтает стать дядей.

– Ну-у-у… у меня такое ощущение, что он на меня уже давно забил. Да и вообще нас всех из жизни вычеркнул. Надеюсь, с племянником или племянницей он так не поступит. Простить это было бы трудно.

– Ну ты же знаешь Тома – он идет своим путем. Не принимай это на свой счет.

– Кстати, возможно, он и так уже стал дядей. И я тоже.

Сью резко обернулась к нему:

– Что ты хочешь сказать?

– Ну, я не удивлюсь, если Саймон оставил кому-нибудь подарочек на память…

– Джейкоб! – Брови Сью взлетели вверх; она чуть улыбнулась, но явно была шокирована. – Нехорошо так говорить!

– К нему там наверняка очереди выстраиваются из прекрасных волонтерок.

– Ну хватит уже! Спасибо тебе за информацию, но Саймон бы сообщил, будь у него какие-то важные новости.

В неподатливом замке заскрежетал ключ, и дверь со скрипом отворилась. Через секунду появился отец в своих белоснежных теннисных одеждах. Спина прямая, как всегда; темные волосы с заметной проседью поражают густотой, зеленые глаза смотрят со знакомым непроницаемым выражением.

– А, привет. Ты, значит, еще здесь? – сказал Грэхем. Звякнул лед, ударяясь о тяжелый граненый хрусталь. В стакан полилась янтарная жидкость – и была проглочена одним махом.

Когда они с Томом были еще совсем мелкими, звяканье льда служило первым предупреждением: они понимали, что должны немедленно прекратить возню и разобрать сложенный из диванных подушек шалаш.

– Наверно, мне придется побыть здесь еще пару дней, – ответил Джейк, глядя в спину, удаляющуюся по направлению к холодильнику.

Снова звякнул лед.

– Можешь оставаться сколько захочешь, Джейкоб. Фиона скоро остынет. Это все гормоны. Лучше в это вообще не лезть, а подождать, пока она сама успокоится.

Два глотка.

Сью не глядела на мужа. Но когда Грэхем открыл рот, чтобы продолжать, она поспешно перебила его:

– Грэхем, может, вы с Джейкобом купите нам к обеду вина? А то я совсем забыла.

Когда Джейкоб, хромая, выходил за отцом из парадной двери, то услышал, как мама на кухне открыла заварочный чайник.