Вчера князь с женой не разговаривал. Не потому, что не хотел, а потому что большую часть вечера потратил на успокоение впавшей в истерику Валери. Она то рыдала, то грозилась, то требовала наказать Селестину, а не то!!! Тарант, как мог, утешал, но не мог подобрать ни одного нормального слова. То же, сегодня утром испытал при общении с женой. Этот разговор был коротким, но непростым. Минуту он стоял перед ней, мрачно сопя. Несколько раз гневно открывал рот, но ничего говорил. Селестина насмешливо посочувствовала, сказав, что понимает, как тяжело найти слова, когда сказать, по сути, нечего.

— Зачем ты это сделала?

— То есть ты считаешь обязанным меня отчитать, но не знаешь, как, поэтому задаешь подобные вопросы? Милый, ты знаешь, почему я это сделала. Попробуй еще раз. Но спроси так, чтобы я вину почувствовала.

— Ты чуть не убила ее.

— Кого? — охотно откликнулась княгиня.

— Ты знаешь кого.

- Тогда ты знаешь и ответ.

— Погиб сын Бонифация. И что мне теперь делать?

— Я сейчас не пойму, о чем ты спрашиваешь? Если ты считаешь, что должен что-то сделать в этой ситуации, то спрашиваешь не того человека. Какой я тебе должна совет дать?

— Я тебя не узнаю. Ты раньше такой не была.

— Все меняется. Но я изменилась вслед за тобой.

— Пойми, я мужчина. Это другое. Для нас ЭТО нормально.

Селестина засмеялась. Громко, вызывающе.

— Пойми, я женщина и для нас нормально ТАК реагировать на ЭТО.

— Ты не должна была…

— Милый! Пошел ты на…

Прежде князь и не подозревал, что его жена знает такие слова. Он не стал продолжать разговор, вышел из комнаты. Прошел несколько шагов, остановился. Бесшумным шагом вернулся по мягкому ковру к двери спальни и прислушался. Селестина не плакала, как он ожидал. Более того, вполголоса напевала. Мотив веселый.

В кабинете Таранта ждал Йохан.

— Маэстро, может вы посоветуете, что мне делать? Хуже всего, что этот скандал прогремит не только на весь Баэмунд, и даже не на все Пять княжеств, а пойдет гораздо дальше. Историй и анекдотов будет рассказано столько, что уверен моя дражайшая Селестина еще и в обожаемых ею любовных романах об этом прочитает. И наверняка всё переврут.

Йохан осторожно кашлянул:

— Ваша Светлость, в произошедшем есть некоторая доля и моей…

— Да вы тут при чем, — князь отмахнулся, — это я так. Самое смешное, что теперь у меня в голове интересная мысль поселилась. Может мне жену во главе тайной службы поставить? С такими-то организаторскими способностями.

Йохан не стал развивать тему.

— Чем могу помочь маэстро? Вы меня ждали.

— Мне нужен херр Бонифаций. Чтобы организовал доставку требушета в Цирк. Или передал эту обязанность, кому-нибудь другому, в связи с трагедией с его сыном. Но я нигде не могу его найти. Еще мне нужен Арман, чтобы занялся размещением требушета на Арене. Но и его нигде нет.

— Да, по поводу Бонифация жуткая история. Я вчера хотел выразить ему свои соболезнования, но он пропал еще до всей этой истории. Его вчера не видели с самого утра. И на совещании с покупателями не был. Не понимаю, куда он пропал. Жена скорбит над сыном, а его нет. Не знаю, что думать. На него это не похоже.

— Последний кто его видел, как мне сказала убитая горем фру айт Досандо, был его писарь.

— Писарь? У Бонифация есть писарь?

— Он его выиграл позавчера, поставив на Армана, в поединке против барона.

— А этот. Кстати, и с Арманом странная история. Он повеса, бабник, но всегда был исполнителен.

— Предлагаю начать с писаря. Может он что-то знает.

— Сейчас пошлю за ним, — князь потянулся к колокольчику на бюро.

— Я взял на себя смелость сделать это. Бонифаций поселил его в Цирке. Он уже пять минут, как здесь. Но я не стал расспрашивать без вас.

Разговор ничего не дал. Хэнк сообщил, что последний раз видел работодателя позавчера вечером, крайне расстроенного, сначала пившего вино, затем бьющего полный кувшин об стол. Хэнка, сунувшегося с расспросами, с чего начать службу, Бонифаций послал по тому же адресу, по которому жена недавно направила Таранта.

Хэнк отправился в отведенную ему комнату в Цирке и сидел там сутки, пока не вышел узнать будут ли его кормить? Крейклинг к которому он подошел с этим вопросом, долго не мог понять кто это и почему ходит по жилым помещениям Цирка. Хэнка проводили к капитан-командору, затем на кухню, где его уплетающего плюшки с халуой и нашли по приказу Йохана.

Все это было странно, но времени, лично заниматься поисками первого сенешаля княжества, не было. Второй уже неделю был в морском походе, так что оставалось скинуть обязанности по доставке требушета на Йохана и вызванного Фабриса, что князь и сделал, к вящему неудовольствию обоих.

Хэнк, внимательно наблюдающий за происходящим и тщательно прислушивавшийся, дал несколько советов по «погрузке, разгрузке, укладке и последующей транспортировке грузов посредством конной тяги в городских условиях». После этой фразы Фабрис свалил на него все только что полученные обязанности и попытался улизнуть, сославшись на необходимость поиска Армана и нескольких крейклингов, которые тоже куда-то исчезли ночью.

И это было странно, но не тревожно. Серьезных происшествий в городе не случалось. Все опасности, традиционно, соотносились только с морем.

Хэнк заметил, что «проведение розыскных работ, необходимо начинать с окружения пропавшего — родственников, знакомых и лиц с которыми исчезнувший был связан по роду деятельности».

После этой фразы уже Тарант отправил Хэнка потому же адресу, что Селестина час назад самого князя. Когда Хэнк осторожно пояснил, что ему «не очень понятен смысл полученной инструкции», Тарант раздраженно спросил:

— Хэнк, тебе незнаком смысл выражения «иди на хрен»?!!

— Почему же? Знаком. Обычно это симптом крайнего раздражения, а смысловая нагрузка требует от объекта раздражения, чтобы тот перестал донимать.

Тарант выразительно и мрачно смотрел на него.

Хэнк с интересом смотрел в ответ и лишь несколько секунд спустя, на его лице появилось понимание.

— А-а-а… в этом смысле.

Тяжелый будет день, подумалось князю.

Оливия попросила у Селестины разрешения отлучится на час. Княгиня была в хорошем расположении духа и дала разрешение на весь день, а вот завтра ждет продолжения чтения романа об Антуане и Памеле.

В Цирк Оливия шла не спеша, по центральным улицам, думая о своем. Подняла голову и увидела заинтересованный взгляд молодого человека, судя по одежде баннерета. Увидев, что его заметили, он улыбнулся и подмигнул. Оливия, решив, что это кто-то из знакомых, приостановилась, но парень поправил меч на боку и, посвистывая, пошел дальше.

Оливия подошла к стеклянной витрине, за которой, на резных, с позолоченными уголками лотках, лежали серьги, ожерелья, подвески. Как и по витрине, по ним пылко прыгали солнечные зайчики. Оливия посмотрела на свое отражение. Поправила волосы, повернула голову, пригладила передник. Снова поймала заинтересованные взгляды двух охранников рядом с дверью в магазин. Мощные, в кирасах и шлемах, с алебардами в руках, они забыли про охрану дорого магазина, где витрина из настоящего стекла, и ухмылялись, глядели на Оливию.

Вместо того чтобы идти к Цирку, она свернула на набережную. От нее шла небольшая дорожка в Приморский сквер. Там у памятника Лефану Маларме, поэту и алкоголику, собирались студенты Валленхемского университета. Школяры изучали Семь свободных искусств, но упор в учебном заведении, делался на арифметику, географию и астрономию. Поэт, не имевший отношения даже к грамматике, заполучил статую совершенно случайно. Стихи он писал с ошибками, простенькие, но про любовь и его, вполне себе банальные вирши, обожали декламировать дамочки за тридцать. Одна такая была женой ректора и сразу после смерти поэта, вытребовала у мужа место для памятника при недавно открывшемся университете.

Статуя была выполнена безупречно и по праву считалась шедевром скульптурного мастерства. По оценкам критиков, намного лучше, чем стихи самого Маларме, но, возможно, это было проявлением зависти.

Оливия остановилась на мосту с перилами в виде виноградной лозы и засмотрелась на студентов. Еще рано, большая часть была на занятиях, но некоторые уже сидели на скамейках, кто-то на траве. Внимание Оливии привлек один из них. Он стоял у самого памятника с букетом франжипани в руках. И судя по тому, какие взгляды он бросал по сторонам, цветы предназначались не поэту.

Оливия увидела и ту, кого он ждал. Улыбающаяся девушка пряталась недалеко за деревом и осторожно подбиралась к кавалеру со спины. Подошла к памятнику, осторожно выглянула и тихонько позвала.

Парень дернулся, недоуменно посмотрел в ту сторону и пошел проверять. Девушка обежала вокруг и позвала с другой стороны.

Сиреневое платье. Застиранное. Белоснежный фартук сверху. Батистовый чепец-парус. Наверняка служанка, «позаимствовавшая» чепец у хозяйки.

Парень, наконец «нашел» ее. Они стояли, целовались, не обращая ни на кого внимания. Никто не обращал внимания и на них. В сквере это привычная картинка.

В Цирке вместо того, чтобы подняться наверх, Оливия спустилась в цокольный этаж, пройдя длинными запутанными коридорами подошла к нужной двери. Ее ждал только капитан-командор. Он вежливо и даже галантно поприветствовал ее, а на вопрос, где Арман, только пожал плечами.

— Всем интересно. Подозреваю, что опять кому-то рога приколачивает, — и тут же смутился:

— Простите, я не хотел…

— Все в порядке, мне неинтересна его жизнь. Мы просто помогаем друг-другу в некоторых вопросах.

— Да, и насчет этого — Арман попросил меня выполнить эту вашу просьбу. Сказал, что всю ответственность берет на себя.

— Я рада, что вы помогаете мне. Большое спасибо.

— Вы знаете, что и как делать? Это все-таки механизм.

— Арман показывал мне, я все поняла, спасибо. Надо быть совсем уж неумехой, чтобы не разобраться в двух рычагах.

— Скажите, могу я спросить? — капитан-командор замялся.

— Прошу вас, не надо, — как можно вежливее ответила Оливия и вошла в комнату.

Как и множество подвалов под Цирком, этот был заброшен. После одной, непривычно холодной для Баэмунда зимы, хотели сделать дровяной склад для каминов, но идея не прижилась. Камины не построили, жилые помещения были немногочисленны и в отоплении не нуждались. Дровяной склад получился, но в меньших масштабах, чем предполагалось. Дрова хранились для освещения коридоров, комнат и для прожекторов на вечерних представлениях. Небольшая по масштабам зала поленница занимала один угол. Большая часть помещения пустовала.

Аквариум стоял у противоположной от двери стены. В кованых подставках по бокам горели факелы. Перед аквариумом стоял стул.

Оливия села и поздоровалась:

— Здравствуй, благоверный. Вот мы и снова свиделись.

Серж, по прозвищу Мокрый прильнул к стеклу, растеряно смотря на нее. Растеряно на нее и испуганно на кайкапа в соседней секции. Тот меланхолично подергивал лапой, но интереса ни к чему не проявлял.

— Не пугайся прежде времени, — Оливия говорила безучастно. — Это особое стекло, маэстро Йохан специально разработал его. Разбить можно, но с большим усилием. Чем-нибудь большим и желательно метательным, как он сказал.

— Ливи, послушай… — голос из-за стекла звучал глухо.

— Ливи? Меня так только в детстве звали. А потом еще и ты… Ты мне прошлый раз так и не ответил, — ты по-прежнему любишь играть?

— Причем здесь это? Ливи, я хотел…

— Я так и не полюбила азартные игры. Не то, чтобы задачу такую ставила, просто все понять пыталась, как это? Какой же должен овладеть человеком азарт, чтобы сделать то, что сделал ты?

Серж осторожно смотрел на кайкапа плавающего за стеклом на уровне глаз.

— Не задень вон тот плоский шпенек. Зубастика пока не бойся, говорю же. Они реагируют только на движение в воде. А воды в твоей части аквариума пока нет.

— Пока?

— Маэстро разработал его для показов в тесном кругу. После первого успеха Цирка, предполагалось продавать такие аквариумы в частные руки. Для домашнего развлечения, так сказать. Графам, герцогам, баронам. Но покупателей оказалось мало, а производство затратным. Единственный экземпляр перед тобой… То есть прости. Ты в нем.

— Что ты задумала?

— Я задумала с тобой поговорить. Но последний раз, когда я пыталась это сделать, ты меня не слушал. Поэтому, чтобы в этот раз не перебивал, займу твое внимание.

Оливия потянула за рычаг, спускавшийся из-под крышки аквариума. Зашумела вода.

Серж подпрыгнул от неожиданности. По ногам била струя.

— Видишь шпенек? Я его уже упоминала. Как только вода дойдет до него, стенка между вашими секциями провалится. Так, что не переживай. Не утонешь. Не успеешь.

— Но ведь тогда…

— Я думаю, ты помнишь нашу с тобой первую встречу, — Оливия печально улыбнулась, — тебя вызвали в наш дом. — Она покачала головой, — я до сих пор называю его «наш». Он мне казался моим, хотя я была приживалкой, которую приютили из милости.

— Оливия!!! Вода!!! Эта тварь!!!

— Вода? А, ну да. Видишь сзади тебя колесо. Если ты запрыгнешь внутрь и начнешь крутить его ногами, то противоположная стенка опустится.

Серж запрыгнул и в колесо и побежал как белка. Застрекотало.

— Пришел момент, когда от меня надо было избавиться. Я не была одной из ее дочерей, но все-таки и не совсем простолюдинкой. Пятнадцать лет, самое время для замужества. Меня, разумеется, не спрашивали. Подобрали подходящую для дочери пристава партию, то есть тебя. Я даже не поняла кто ты? Кто такой нотариус и в чем заключается работа его помощника.

— Не открывается!!!

— Открывается. Просто медленно. Чем быстрее игрок вращает колесо, тем быстрее опустится стенка. В этом и смысл игры. Надо успеть, прежде чем вода доберется до стержня. Кстати, неплохо бежишь. Но поторопись. Чем выше уровень воды, тем тяжелее крутить колесо.

Серж побежал быстрее.

— Я все старалась смириться с судьбой. Думала, что может так и надо. Начинается взрослая жизнь. Когда тебя впервые увидела, ты мне даже понравился. Хотя скорее потому, что перед этим нафантазировала себе всякой ерунды. Думала, какой-то страшный урод придет и утащит.

Серж не отвечал. Изо всех сил бежал внутри колеса, иногда оглядываясь на кайкапа за спиной. Вода поднималась, пенилась под перекладинами колеса, брызги летели на стекло.

Оливия смотрела на брызги и продолжала:

— Все девушки вспоминают свою свадьбу. Вспоминаю свою и я. Ни одного знакомого лица. Моих сестер, хотя они мне сестрами и не были, не пустила мать, которая мне не мать. Правильно сделала. От меня надо было отвыкать.

Вода подбиралась к стержню. Слабая рябь задевала его. Серж бежал, как сумасшедший. Стенка медленно опускалась.

— В трактире, на свадьбе, которую оплатила моя мачеха, были только твои дружки. У меня знакомых, кроме домашних, не было. Я и так ничего не понимала в происходящем, но больше всего меня удивило, когда ты начал здесь же, на свадьбе, играть в карты. На мое приданное.

Серж подбежал к стенке и попытался перелезть через нее. Сорвался в воду, подняв волну. Она ударила по шпеньку, но недостаточно сильно и он только сдвинулся.

— У тебя мало времени, но пока рано. Надо еще чуть-чуть опустить стенку. И имей в виду — как только окажешься в следующей секции, надо дернуть рычаг, закрывающий ее. Иначе заливать будет, а лишняя вода тебе там ни к чему. Но это я тебе позже объясню… если успею. То есть, если ты успеешь.

Серж, полностью оправдывающий свое прозвище, впрыгнул в колесо и побежал. Вода дошла до шпенька, и он стал медленно поворачиваться.

— Я пыталась тебя остановить. Просила, умоляла. Помнишь, как надо мной смеялись? Все. А ты не отвечал. Поначалу. Потом выругал. Сказал, чтобы заткнулась и не лезла не в свое дело.

Шпенек повернулся, стенка, отделяющая Сержа от кайкапа вздрогнула. Мокрый бросился к противоположной стене, подтянулся, втиснулся в узкий проем между потолком. Хлынула вода и скинула его в соседнюю секцию. Серж распластался на полу, вскочил и подбежав к свисающей на цепи ручке, дернул ее. Стенка захлопнулась, цепь свалилась Сержу на лицо. Он удивленно смотрел на рукоятку в руках.

— Это для того, чтобы ты не смог воспользоваться рычагом вторично. Больше эту стенку закрывать нельзя, — пояснила Оливия.

— Почему?!

— Потому что кайкап теперь в той секции, где ты только что был, и мы начинаем игру сначала. Правила те же. Ты должен успеть открыть противоположную стенку, пока это помещение наполняется водой. Здесь ее уже больше. Я ведь предупреждала. Придется приложить больше усилий. Я, конечно, могу все это остановить, но теперь мне хочется поиграть.

— Оливия! Пожалуйста! Прекрати это!

— Да, да. Я что-то же в этом роде тебе и говорила. Но ты меня не слушал. Я продолжала уговаривать тебя. А ты, в течение часа проиграл все, что недавно получил от моей мачехи.

— Здесь нет колеса!!!

— Милый, подумай, если нет колеса, но в стене, на его месте наклонный рычаг, то выводы должны быть очевидны.

— Оливия, прошу!!!

— Это я тоже тебе говорила. Что тебя смущает? Ты же любишь игры.

Серж судорожно заработал рычагом вверх-вниз.

— Деньги у тебя кончились, но ты все еще хотел играть. И ты поставил на кон меня. Свою молодую жену. Здесь же на свадьбе. Но ты опять проиграл.

Серж упал на мокром полу. Отплевываясь, подкатился к стеклу и заколотил по нему.

— Останови это!!! Пожалуйста! Пожалуйста! Пожалуйста!

— А вот это я кричала дольше всего, — тихо сказала Оливия, — девочка совсем. Пятнадцать лет. И все они прожиты под тихой крышей в благополучном домике. С вечерним чаепитием и уроками музыки.

— Я не успею открыть стену!

— Жаль, значит, я проиграю. А ставила на тебя.

Серж вскочил и снова задергал рычаг, хотя было видно, что не успеет.

— Я вот думаю, может мне не тебя винить надо? А мачеху? Хотя она такого, конечно, не планировала. Просто хотела избавиться побыстрее. Я так и не разобралась, но жить всепрощающей не могу. Мне надо кого-то винить. Лучше всего — это будешь ты.

— Прости меня!!!

— Я пыталась узнать, как ты сюда попал? Но бумаг на вас нет, а в Цирке вы уже люди без прошлого. Видимо бог и правда есть.

— За долги. Я попал за долги.

— Да так и подумала. Впоследствии, я встречала людей даже хуже, чем ты. Но то зло, что они творили, не касалось напрямую меня. К тому же они были совершенно чужие мне люди, но ты все-таки муж. Какой-никакой.

Вода подбиралась все ближе к стержню. Кайкап со совей стороны тыкался в стекло. Или чувствовал вибрацию или из любопытства.

Оливия встала, прижалась к прозрачной стенке и продолжила:

— Знаешь, что для меня было самым страшным? Даже не уже случившееся. А то, как ты после этого сказал: «ну, ладно, чо. Пошли домой».

— Прости!!!

— Я ревела. Не могла встать. От боли, ужаса. От стремительного погружения в другой мир. Ты пожал плечами и прокричал на весь свадебный пир тем же дружкам: «кому с ней понравилось? Продаю». И продал. Я цену до сих пор не знаю.

— Останови это! Времени не осталось! Я не успею опустить стен…

Он и договорить не успел. Вода хлынула в секцию. Сержа опрокинуло. Вскочил, прижался к стеклу и замер. Вода доходила до горла. Кайкап проплыл за его спиной.

— С тех пор прошло много времени. Я целую жизнь прожила, — продолжала Оливия. — Сильно изменилась. Я в детстве столько книжек прочитала, сейчас считаю, что зря. Они только портят людей. Дают ложное представление о мире. Он совсем другой. Жестокий, но это нормально. Просто к нему готовить надо.

Серж не отвечал, боясь двинуться. Механизм остановился, вода больше не поступала. Кайкап медленно плавал, вернулся в свою секцию и застыл, как и прежде.

Оливия прижалась к стеклу, лицом к лицу к мужу и посмотрела в глаза. Постояла так несколько секунд и зевнула.

Серж не смог противостоять рефлексу, его рот стал растягиваться в зевке. Грудь колыхнулась, тревожа воду. Кайкап развернулся и бросился к нему.

Оливия дернула рычаг, стенка стремительно выпрыгнула, закрыв секцию и кайкап уперся в нее тупорылым носом.

— Спасибо, — выдохнул Серж.

— Это не милость, — покачала головой Оливия, — живи пока.

Выходя, еще раз поблагодарила капитан-командора.

— Видимо там надо прибраться? — спросил он.

— Да нет. Не особо, — потом остановилась:

— Капитан, мне даже стыдно. Но я не знаю, как вас зовут. Вас все называют «капитан-командор», но ведь это не имя, верно?

— Я отвечу на ваш вопрос, если вы все же ответите на мой, — вежливо наклонил голову капитан-командор.

Оливия замялась:

— То, о чем вы хотите спросить очень уж личное. Этот человек, — она кивнула на дверь, понимаете, он…

— Мне абсолютно неинтересен этот заключенный. Видимо у вас были причины на подобное отношение к нему. А спросить я вас хотел о другом. Знали ли вы, что задумала княгиня, когда вчера пришли с ней в Цирк?

— Нет, — растеряно ответила Оливия, — я узнала об этом непосредственно перед самим… — она замялась, подбирая слово, — происшествием.

— Меня зовут Бонавентура, — так же вежливо произнес капитан-командор.

Все-таки это не обычная тюрьма с ее жестким распорядком. Здесь можно спать сколько хочешь. Эрик вообще не хотел возвращаться в камеру, рассчитывая пересидеть до следующего вечера в каком-нибудь из многочисленных закутков подвала. Настоял Курти. На игру все-равно не заберут — не выходной же, когда на специальные представления вытаскивают любимчиков. Зато можно выспаться не на полу. Плюс завтрак и обед. Про себя Курти подумал, что боится горгулью и ничего с этим страхом поделать не может, но этого говорить не стал. Эрик согласился, добавив, что идея в целом неплохая, да и не факт, что их не заметят, когда придут за кайкапами. Наибольшей опасностью был Арман. Вдруг выживет? Вдруг его найдут? Но тогда, где бы они не находились, что в подвале, что в камере, им двоим все равно конец.

Оставалось только надеяться, что пропажу крейклингов не свяжут с подвалом. Им только один день продержатся. Точнее выспаться. На завтрак оба проснулись, впихнули в себя порцию ячневой каши. Слабосоленой, но хорошо сваренной и порция солидная. После чего опять завалились спать. И планировали делать это до обеда, а потом, скорее всего и до вечера. Никто их ночного отсутствия не заметил, но Курти поймал удивленный взгляд Жака-Бати. Удивленный и нехороший. Неизвестно сколько он торчал у бассейна после той шутки, что сыграл с ним Курти, но наверняка будет теперь что-то подозревать. Судя по этим взглядам, он хотел подойти и потолковать, но Шепелявый все время был рядом, а с ним Жак связываться лишний раз не хотел… Мысленно Курти продолжал звать Эрика Шепелявым. Привык.

Ни Неправильного, ни Джуса никто не хватился. Камера большая, людей много и заняты все только собой, а друзей ни у того, ни у другого, не было.

Когда вошли крейклинги, Курти и Эрик слезли с нар и построились, как того требовали правила. Оба слегка расслабились. Уже пять пополудни и Арман никоим образом не давал о себе знать. Сейчас крейклинги заберут страдальцев и можно будет дрыхнуть дальше.

— Так! Вот этот! Да! Да! Да! И вон того! Покрепче который. Вон!!! Того! Этого обязательно!

Эрика подхватили за руки одновременно с обеих сторон и потащили к выходу. Он так удивился, что даже не сопротивлялся.

— Эй. Меня же вроде только по особым случаям?!

— Это кто тебе сказал? Но не переживай. Сегодня как раз такой! — радостно сообщили ему.

— Но ведь не…

— Заткнись!

Народу забрали непривычно много. Почти все уже участвовали в конкурсах прежде. Когда их колонной выводили из камеры, Эрик заметил в колонне Курти спотыкающегося вверх по выщербленным ступенькам.

— Качели в детстве все любили?! — спросил кто-то из крейклингов, — сейчас у вас появится возможность вспомнить.

Курти обернулся на Эрика.

«Вот и дождались вечера», — было написано в его глазах.