— Курти, бегом в погреб. — Хозяин стоял на лестнице и полутрезво щурился, — принеси шесть бутылок танферского.
Танферское. Его здесь пьет только Мельник. Местным работягам оно не по карману. А чего с утра-то? Или Мельник, он же Олаф Инград, как недавно выяснилось, вот-вот придет?
Курти потрусил к двери.
— Малыш, — окликнули его сзади. Курти обернулся — Дагур несмотря на ранний час уже пил в своем любимом углу и хотел ему, что — то сказать, но хозяин заорал:
— Быстрее давай или тебе все по два раза повторять бестолочь?! И кто вас только плодит кретинов. Бегом давай, бегом!
Курти сжал зубы, нацепил непроницаемую маску и послушно зашагал к погребу. Спустился по лестнице и в темноте погреба пнул одну из бочек.
Вернувшись, до лестницы не дошел. Шмяк ждал у погреба, морщась выхватил одну из бутылок прямо из рук, вырвал зубами пробку и присосался к горлышку. Выдул не менее полбутылки, прежде чем оторвался от нее. На лице появилась блаженная улыбка.
— Жизнь-то знаешь ли малец, налаживается. Я вчера с такими людьми пил!!! — и вполне добродушно, потрепал Курти по волосам. Курти чуть остальные бутылки не выронил.
«Малец»?!! Беззлобный тон и человеческий жест?!! А как же «Щенок» и подзатыльники?
— Ну чего встал придурок?! Иди, давай! У тебя работы полно! И помнишь, — да? Увижу тебя жующим… — он красноречиво сжал кулак.
Слава богу, а то Курти уже волноваться начал.
Всю ночь он гнал от себя мысли о Колокольчике и о том, что теперь некому будет украсть кошелек бородатого приезжего. Под утро даже немного поспал. Но настроение все равно паршивое. И невыносимо хочется есть. Когда лазил в погреб за бутылками, наклонился и в глазах потемнело. Дальше будет хуже. И мерзнуть стал сильнее.
Опять полы мыть. Курти казалось, что Шмяк озабочен не столько чистотой «Свиньи с кувшином», сколько тем, чтобы он — Курти не сидел без дела. Вечером мыть понятно, после клиентов, но по утрам зачем?
Шмяк несмотря на похмелье был необычайно деятельным, в том смысле, что гонял беспрерывно Курти. Неожиданно потребовал, чтобы тот поднялся на второй этаж, куда его «голодранца», крайне редко пускали и потребовал принести оттуда посуду. Курти никогда такой не видел и, прежде чем нести ее вниз, долго разглядывал — тарелки были кристально белые и блестели. Курти слегка покачал одну из них в руке, чтобы посмотреть на блики. Из чего они были сделаны непонятно, но точно не из глины. Еще удивительнее были цветочки на тарелках. Как их там нарисовали?
Когда позвали на обед, Курти рефлекторно дернулся в сторону кухни, но тут же опомнился и исподлобья огляделся — никто не увидел? Хотя на него никто, никогда не обращал внимания, а сегодня тем более. Шмяку было не до него. Непосредственно перед самим обедом, в дверь трактира вдруг вошел Зуб.
Полицейский долго стоял, отряхивался от снега. Шмяк подскочил к нему, помог снять шинель. Зуб царственно позволил ему стянуть с себя одежду и направился на кухню. Когда открывалась дверь Курти заметил, что накрыт большой стол, вместо того обычного, где они прежде всегда обедали. На столе стояло вино и куча тех самых тарелок, наполненных разнообразной едой.
Курти отвернулся.
Странно, Зуб редко здесь появляется. Обычно только по работе. А уж, чтобы обедать!
За дверью зазвенела посуда и Курти захотелось заткнуть себе уши. Хоть бы потише ложками стучали!
На счастье, следующим, по списку делом — было нанести воды из колодца, и он на какое-то время уходил из-под крыши подальше от этих звуков. Хотя запахи доносились и до заднего двора, где стоял колодец. Приходилось терпеть. Возвращаясь в дом, выливал воду в бочку, стоявшую в коридоре перед кухней. Внутрь не заходил. Хотя сознавать, что вот тут за дверью, горячее, вкусное, сытное, шкворчащее… Когда вылил последнее ведро, дверь отворилась и на него вышел Зуб. За ним шли Шмяк и Бен.
— О! Перевоспитавшийся! — как старому приятелю обрадовался ему Зуб. Курти как мог, избегал встреч с ним, поэтому кивнул и попытался уйти.
— Вот видишь, — продолжал, видимо начатый за столом, разговор Зуб — моя работа пользу приносит. Взгляни на него — он ткнул пальцем в Курти. — Был ворюга, каких поискать. Кошельки срезал, как траву садовник. А вот поймал я его, проучил, поговорил, как следует и пожалуйста — нормальный человек получился. Нет, пока еще, конечно, не полностью, но вот — встал же на путь исправления!
— Этого исправишь — с сомнением покачал головой Шмяк — вы не представляете, как я с ним мучаюсь! Он же бездельник, ничего делать не хочет. Только жрет в три горла. Я б его выгнал, но жалко. Пропадет на улице! Опять ввяжется в плохую компанию, а это неизбежно — натура у него такая. Тот самый случай, когда моя жалость, меня же и губит. Стараюсь, как могу, хотя от него сплошные убытки, приходиться терпеть.
— Терпеть? — удивился Зуб, — учи, раз заслужил, а другого языка он не понимает! Он дерзкий, я сколько раз замечал — язык бы ему прищемить. Поэтому — учи!
— Так учу, что делать?!
— Да я вижу. Рожа у него вся подученная!
Оба захохотали. Спустя секунду к ним присоединился Бен. В руках он держал калач и все время пока Зуб и Шмяк разговаривали, откусывал по куску.
Курти наклонил голову, чтобы не видеть. Зуб продолжал:
— А ты подумай, у тебя ведь теперь нормальная жизнь! Человеческая! Крыша над головой! Тепло! Кормят тебя! Люди о тебе заботятся! Вот себе признайся — ты заслужил такое?! Честно только!
Курти медленно поднял голову, посмотрел на стоящих перед ним и тихо произнес:
— Нет.
— Хорошо, что понимаешь!
— Такого я точно не заслужил, — продолжил Курти.
— А теперь у тебя даже будущее есть! А то ведь мог кончить, как вчерашний на площади!
Курти промолчал.
— Ладно, как договорились — дело несложное, за нами такие люди стоят! — Зуб продолжал какой-то разговор и про Курти забыл.
Троица прошла мимо. Проходя мимо Курти, Бен остановился и набитым ртом спросил:
— Калач хочешь?
Курти удивленно и осторожно поднял голову. Бен смотрел ему в лицо и продолжал жевать.
— Попроси.
Курти молчал.
— Ну чего ты? Скажи — дядя Бен, дай мне калач. Давай!
Курти отвел взгляд.
— Слушай, а вот чего это в тебе гордость есть?! А?! Откуда? Ты кто вообще? Вот сам подумай? Не по рангу тебе гордость. И вот еще что — он приблизил лицо к самому уху Курти — я обещаю тебе. Ты у меня заплачешь!
Бен двинулся дальше, догонять дядю с Зубом.
Курти вернулся во двор закрыть крышку колодца. Потер ладони. Холодно.
* * *
Плох снег еще и тем, что, когда вечером набрались посетители, опять нанесли в зал свежей грязи. Курти стоял за стойкой и ждал. В голове эхом вертелась сказанное Зубом — «теперь у тебя будущее есть». Тварь!
Стемнело, почти ночь. Посетители скоро начнут расходиться. Голода он не ощущал, наоборот обострились чувства, зрение улучшилось. Все предметы стали казаться резкими и яркими, воздух прозрачным.
Мельник вошел в трактир и, как всегда, направился к дальнему столику. По пятницам, вечером, его держали свободным для него. Странно, но Шмяк, на этот раз не стремился показаться. Обычно он сразу подходил и начинал обхаживать бандита. Мельника это тоже удивило, и он стал недовольно оглядываться.
Курти происходящее не касается. Сам он к Мельнику первым никогда не подходил, — не по чину, а раз нет хозяина, то, чего дергаться?
Ждал другого.
Он обслуживал столик с иноземными матросами, когда появился Бородач. Курти его бы и не заметил, если бы не следил за дверью — тот вошел тихо и незаметно.
Незнакомец, прислушался к совету Курти и избавился от широкополой шляпы, переодевшись в меховые шапку и полушубок. Если хотел смешаться с толпой, то у него это плохо получалось. Одет слишком непохоже на местных и слишком дорого. Однако никто на него не обратил внимания, к собственному удовлетворению отметил Курти. Не нужны ему конкуренты.
Бородач прошел в зал, сел за столик у стены. Самого не видно, а вот столик с Мельником у него на виду, отметил Курти. Как это он его сразу заметил? Будто знал, где тот будет сидеть. Интересно, что там у них за дела? Не похоже, что дружить будут. Если намечается поножовщина, то будет много шума, излишнее внимание, а это лишнее. Значит надо торопиться.
Курти подошел к бородачу:
— Что будете заказывать?
Тот поднял голову, удивленным взглядом окинул избитое лицо мальчика:
— А! Широкая душа. Принеси что-нибудь, рядом не стой.
— Что именно принести?
— Да говорю же, что угодно, вина давай, только не мешай.
Курти обежал его взглядом. Он, что так и собирается в застегнутой одежде сидеть? Здесь же камин и несмотря на то, что грет он этот угол так себе, в такой дорогой и теплой одежде он скоро зажарится.
— Расстегнулись бы, жарко, — как можно равнодушнее сказал Курти.
— А?! Да, пожалуй, что. — Бородач распахнулся.
Кошелек на прежнем месте! И теперь не прикрыт одеждой!
Курти пошел за стойку, к винному стеллажу. Взял бутылку, кружку, двинулся обратно…
— Щенок, матросы у камина уже на весь зал орут, вина требуют, ты глухой что ли?!!
Бен как будто вырос перед ним. Черт! С этим бородачом Курти про все остальное забыл.
— Что? — слегка растеряно переспросил он.
— Да ты оглох подлец! Я из кухни слышу, сюда вышел! Ты хочешь, чтобы они драку устроили, так я тебя первого к ним в разборку кину! Быстро неси им вино!!!
— Да, конечно, сейчас.
— Бегом! Спроси, что им еще надо, смотри у них закуски мало, скоро опьянеют, больше ничего заказывать не будут. Скажи им, что морской окунь, жаренный есть, уха из трески, селедка… ты меня слышишь?
— А у нас есть? — чуть отрешенно переспросил Курти и предательски сглотнул, и сразу наклонил голову, чтобы это было не так заметно.
— ТЫ ДУРЕНЬ УБОГИЙ!!! ПРОСНИСЬ!
— Да, уже иду к ним.
— Что с тобой сегодня?!! Раздолбай!!!
Курти пошел к матросам. Когда вернулся, Бена уже не было. Курти опять взял бутылку, кружку, подошел к Бородачу, поставил перед ним. Тот не взглянул, сидел, наклонившись и внимательно изучал Мельника. Шмяк к Мельнику так и не подошел, и тот раздраженно постукивал по столу кулаком, но ничего не предпринимал.
— Вот вино, что-нибудь еще будете? — спросил Курти Бородача.
— Нет, не надо ничего.
— Есть окунь жаренный, треска, селедка — заученно повторил Курти.
— Да сказал же тебе нет, уйди!
— Тогда рассчитайтесь за вино.
Бородач полез в кошелек на поясе.
— Сколько?
— За бутылку три крейцера.
— Держи.
Кошелек закрылся.
— Сегодня точно больше ничего не будете?
— Точно!!! — Бородач начинал злиться.
Значит, в кошелек в трактире он уже не полезет. И если тот пропадет, то, где он пропал — неизвестно. А здесь он свой кошелек видел. И все с ним было в порядке!
Курти наклонился:
— Я вам налью. — Кувшин вдруг слегка дернулся, пролив вино Бородатому на полушубок.
— Ой, извините, я случайно.
Бородатый раздраженно встал, отряхнулся.
— Я вытру. — Курти прошелся полотенцем по одежде, — вот и не испачкал ничего.
— Слушай, уйди!
— Все, больше вы меня не увидите!
Курти отходил от стола. И вправду все, и вправду больше не увидит. Будем надеяться. Кошелек был зажат в полотенце. Даже на вес чувствовалось, какой он тяжелый.
* * *
Кошелек спрятал между бочек в погребе, в самом дальнем углу. Страшно чесались руки раскрыть и посмотреть сколько там денег, но на это нет времени, да и опасно сейчас. Всё потом.
Людей в зале стало поменьше, но две пьяные компании все же сцепились. Дело привычное. Играли в карты, обвинили друг-дружку в шулерстве. Здоровяк Шмяк обычно или не вмешивался, если не начинала страдать мебель или разбирался сам, если стулья все же шли в дело. С посудой легче, ее вносили в счет.
Сегодня вечером Шмяк не появлялся вообще, даже когда один из стульев был сломан о хребет противника.
Курти краем взгляда посматривал на затаившегося в углу Бородача, и на так и не замечавшего его, Мельника. Что-то все-таки будет.
Людей в зале стало меньше. Бородач встал и направился к Мельнику. Тот сидел, отвернувшись от зала и не сразу заметил, что к нему подсели.
Курти стоял за стойкой, достаточно далеко, но мог бы поклясться, что и без того бледная кожа Мельника побелела еще сильнее, когда он повернул голову и увидел кто перед ним сидит. Бандит замер.
Пьяный полупустой зал гудел и было не слышно, о чем говорила эта парочка. Мельник по-прежнему не сводил взгляда с Бородача. Затем он осторожно положил руки на стол, как если бы собирался встать.
Открылась кухонная дверь, вышел Зуб и с ним еще один полицейский. Они подошли к сидящему к ним спиной Мельнику. Широкая спина Зуба закрыла происходящее и от Курти и от зала. Была какая-то возня, и удалось разглядеть, как вскочил Мельник, как Зуб заломил ему руку за спину и как скривилось лицо бандита от боли.
Неслыханно! Чтобы Зуб посмел поднять руку на местного авторитета?! Он же у него куплен едва ли не официально! Мельник отошел от первого испуга и с перекошенным лицом, видимо нечто подобное и выговаривал сейчас Зубу. Тот ему не отвечал и лишь вопросительно поглядывал на Бородача.
Курти с любопытством оглядел зал. На копошение в углу особого внимания никто не обратил. Несколько человек с соседних столиков посматривали с любопытством и только. Ну разборки. Не поделили что-то местные бандюганы, что в форме, что без нее. И что? Дело привычное и насквозь житейское. А самое главное никому не интересное.
Мельник тем временем, поняв, что разговаривать с Зубом более смысла не имеет, повернулся к Бородачу, который сложив руки на груди, с легкой усмешкой посматривал на него. Выкрикнул, что-то гневное, Курти расслышал, что-то вроде: «… такой?! Ты здесь никто! И прав у тебя нет… что вы его слушаете?!!» — последнее уже Зубу и откуда-то нарисовавшемуся Шмяку. Бен тоже встал рядом и с жадным любопытством наблюдал за происходящим.
Что происходит?!
Зуб со Шмяком молчали, а вот Бородач что-то ответил. При этом он как бы вопросительно указал на себя пальцем, мол «я кто-такой»? После чего его рука поползла к поясу… Что!!!
Бородач шарил рукой по поясу, еще ничего не понимая. На лице сначала появилось легкое недоумение, затем растерянность, которая сменилась раздражением. Он хлопал себя по поясу, ища то, чего там уже давно не было.
Сердце у Курти провалилось вниз и не захотев остановится в пятках, рвануло ниже, стремясь вырваться на пол. Он неожиданно для себя громко вздохнул.
Бородач, нахмурившись, продолжал себя обыскивать. Что-то сказал удивленно глядевшим на него Зубу и Шмяку с Беном. Лица у них так же на секунду исказились удивлением… но только на секунду.
Первым повернул голову и стал обшаривать взглядом зал Шмяк. Бен и Зуб сразу за ним. На Курти уставились почти одновременно. Бородач повернул голову за ними, задавшись вопросом, куда все вытаращились?!
Интересно, если бы Курти так напряженно не смотрел бы на них, удалось бы ему… хотя это глупый вопрос. Он смотрел.
Медленно, не осознавая, что он делает, повернулся и пошел к входной двери. Кажется, его окликнули, внятно он не расслышал, повернул голову, увидел, как за ним бежит Бен. Зуб все еще крепко держал Мельника, Шмяк, что-то говорил насторожено смотревшему на Курти Бородачу. Курти успел увидеть, как и незнакомец рванул за ним и в этот момент побежал сам. Взлетел к двери, распахнул и выскочил в морозный, пропахший гарью печей воздух.
Темень.
Курти отвык бывать за пределами таверны в ночное время и когда рванул вниз по улице, бежал, не разбирая дороги. Он был в одной рубашке — когда одеваться-то было? Елова и днем-то город не очень светлый, а ночью темно настолько, что иди хоть с открытыми глазами, хоть с закрытыми — никакой разницы.
Курти пробежал до конца улицы, врезался в стену углового дома, свернул и помчал дальше. Не пробежал и пяти шагов, как споткнулся обо что-то, размашисто и теперь уже больно грохнулся на землю. Вставая, разглядел опрокинутую телегу и тут услышал то, чего боялся.
Чьи-то быстрые шаги. За ним гнались. Он замер, осторожно встал и как можно тише отошел к стене ближайшего дома. Зрение освоилось, сказалась многолетняя привычка жить на чердаке без огня.
— Сюда побежал! — голос Бена — Здесь! Больше некуда! Я его слышал, он споткнулся обо что-то и упал!
— Обо что? — Бородач!
Раздался грохот.
— Здесь телега какая-то, точно об нее, — приглушенно простонал Бен снизу.
— Сейчас он где? — голос незнакомца приближался.
Бен почему-то молчал.
— Эй, малый, ты где?
Вот интересно к кому он сейчас обращается?
По-прежнему тишина. Слышно, как замедлился шаг Бородача. Потом раздался лязг. Черт — да это же он меч вытащил. А Бен почему молчит?!
Совсем рядом раздался шорох. Курти чуть не отпрыгнул, но вовремя взял себя в руки и медленно, стараясь не шуметь, стал отодвигаться подальше от источника звука.
— Да где ты?! Я сейчас мечом угощу!
— Не надо мечом, я здесь! — Бен очнулся.
— А чего не отвечал?!
— Я наступил на что-то!
— На что?!
— Вляпался во что-то.
— Вот придурок, я тебя спрашиваю — почему молчал?!
— Пытался разглядеть.
— Воришку?
— Нет… во что я вляпался!
— Идиот! Вор где?!
— Я не знаю, наверное, где-то рядом!
— Почему так думаешь?
— Он тоже здесь упал, а потом тихо было. Шагов не слышно. Значит где-то рядом. Нас слушает.
— Слышь парень… как его зовут?
— Курти.
— А да. Слышишь Курти, мы все еще можем договориться. Да и замерзнешь ты. На снегу, ночью, в одной рубашке.
Курти, естественно, молчал. Но продолжал тихо пробираться вдоль стены дома подальше от них обоих.
— Курти, мне нужн…
Прямо над головой Курти распахнулось окно. Луч света осветил улицу.
— Это кто мою телегу опрокинул!!! — старческий голос дребезжал, но угрозу передать сумел.
— А какого ты ее выставил посреди дороги! — завопил Бен — Вот украдут, будешь знать!
— Украдут?! Кому это посреди ночи навоз понадобился!!!
— Навоз!!! Я же говорил, что во что-то вляпал… — голос замер. Курти видно не было. Луч света прошел над головой, оставив его в темноте, но цепочка следов отчетливо виднелась на свежем снегу. Ее-то Бен и увидел.
— Он здесь! Я знаю, где он!!!
Курти рванул дальше вдоль улицы. Услышал, как за ним погнались. Улица петляла, но он уже неплохо видел в темноте, а вот догонявшие тем же похвастаться не могли и, судя по регулярно доносившимся проклятьям, все время натыкались на стены. Курти свернул на первом же повороте и оказался на площади, где вчера проводили экзекуцию над Колокольчиком. Побежал дальше, нырнул в одну из улиц… и со всего размаху врезался в проходивший по улице полицейский патруль.