Проблема становления славян и их начальной истории, впрочем, как и этногенеза других европейских этносов, может быть разрешена только комплексно на основе материалов нескольких научных дисциплин, и прежде всего языкознания, археологии, антропологии, ономастики, этнологии и фольклористики. Любая из этих наук в отдельности не располагает достаточными данными для освещения этногенеза и этнической истории славян в целом.

Встает вопрос, что понимать под комплексным подходом к славянскому этногенезу, как использовать материалы и результаты различных наук, порой достаточно противоречивых в освещении историко-культурных вопросов глубокой древности. К сожалению, сотрудничество разных наук в изучении этногенеза нередко понимается ошибочно. Так, например, некоторые исследователи полагают, что если многие лингвисты локализуют ранних славян где-то в Поднепровье, то археологи вслед за ними могут искать славянскую прародину в том же регионе и причислять к славянам какую-либо местную археологическую культуру. В результате у одних исследователей рождается мысль о славянстве носителей чернолесской культуры эпохи бронзы, другие склонны относить к ранним славянам предшествующие по времени комаровскую или сосницкую культуру, третьи видят славян в племенах милоградской культуры, четвертые отождествляют со славянами население лесостепной Скифии и т.п. Наоборот, археологи, работающие над древностями более западных регионов Европы, ссылаясь на мнения другой группы лингвистов, гипотетически размещающие древних славян в Висло-Одерском регионе, рассматривают в качестве славянских местные культуры эпохи бронзы и раннего железного века. Довольно распространенное в научной литературе определение этнической принадлежности той или иной археологической культуры на том основании, что ее ареал в той или иной мере соответствует распространению раннеславянской топонимии, нельзя признать правомерным. Равным образом некорректен случайный выбор лингвистами археологических культур для историко-языковых построений.

Такой подход к изучению славянского этногенеза, в том числе к определению прародины славян, является неверным в методическом отношении. Это не есть комплексное решение этногенетических проблем. Совместное исследование этногенетической проблематики представителями разных наук возможно только при условии, что выводы каждой отрасли науки покоятся на собственных материалах, а не навеяны данными смежной науки.

Очевидно, первым этапом комплексного изучения проблемы происхождения и ранней истории славян нужно считать независимые изыскания отдельно в области лингвистики, археологии, топонимики, антропологии и этнологии. Каждой из этих наук свойственны собственные методы исследования, перед каждой из них могут быть поставлены вполне определенные задачи, ограниченные источниковой базой.

Трудности возникают на втором этапе исследования этногенеза, когда результаты, полученные разными науками, необходимо сопоставить, соответствующим образом проанализировать и синтезировать. Здесь многое зависит от подготовленности исследователя к оценке и пониманию результатов, полученных смежными науками, от его умения осмыслить не только те выводы смежных наук, которые в той или иной мере совпадают, но и наблюдения, которые противоречивы в силу ряда обстоятельств. Синтез наук — не простое сложение их выводов, не выборка соответствий результатов разных наук, а более сложный процесс. У каждой из наук свой предмет, свои методы. Необходимо выработать методы сопоставлений выводов, полученных на материалах смежных наук, проникнуть в закономерности соответствий и несоответствий. Все противоречивые показания нуждаются в объективном анализе и ни в коем случае не могут быть молчаливо отброшены. Согласно В. Гензелю, этот второй этап этногенетических изысканий составляет особую интердисциплинарную науку — этногенезологию, требующую специальной подготовки 1.

К исследованиям по истории и этногенезу раннего славянства, в которых сделана попытка синтезирования результатов различных наук, принадлежат прежде всего труды П.И. Шафарика, Л. Нидерле и Т. Лер-Сплавинского, отражающие соответственно состояния науки первой половины XIX в., первых десятилетий XX в. и середины его.

Прежде чем перейти к изложению этногенеза и древней истории славян на основе синтеза наук, представляется целесообразным проанализировать состояние и возможности каждой из наук, изучающих вопросы славянского этногенеза.

Notes:

Hensel W L’ethnogenesoiogie // Siavia anliqua T XXI. Warszawa, Poznan, 1975 S. I—4. 

 

Языкознание и этногенез славян

Средствами языкознания изучается прежде всего глоттогеиез, являющийся одной из существенных составных частей этногенетического процесса. Язык — одна из основных стабильных особенностей всякого этноса.

Лингвистика свидетельствует, что славянские языки принадлежат к индоевропейской языковой семье, куда входят также балтские, германские, италийские, кельтские, греческий, армянский, индоиранские, албанский, а также распространенные в древности фракийские, иллирийские, венетский, анатолийские и тохарские языки.

На первом этапе развития индоевропеистики исследователи полагали, что образование отдельных языков было результатом простой эволюции диалектов праиндоевропейского языка вследствие отрыва или изоляции носителей этих диалектов от основной массы, а также в результате ассимиляции иноязычных племен. Дифференциация индоевропейцев представлялась как генеалогическое дерево с единым стволом и отходящими от него ветвями. О некоторых схемах распада индоевропейской общности, характеризующих степени близости отдельных языковых групп между собой, речь шла выше в историографическом разделе.

Рис. 12. Хронологическая схема образования индоевропейских языков Г. Трегера и Х. Смита

В настоящее время такие представления не соответствуют реалиям современной науки. О.Н. Трубачев в этой связи отмечает, что образ генеалогического древа с единым стволом и отходящими от него ветвями не отражает всей сложности процесса дифференциации индоевропейцев, этот процесс лучше изображать в виде «более или менее близких параллельных стволов, идущих от самой почвы, то есть наподобие куста, а не дерева», но и этот образ «не вполне удовлетворителен, поскольку недостаточно выражает то, что придает индоевропейскому характер целого» 1.

Первый период распада индоевропейской общности связан с отделением анатолийских и индоиранских языков. Древнейшие письменные памятники хеттского языка восходят к XVIII в. до н.э. и свидетельствуют о том, что этот язык представлял уже вполне обособленный индоевропейский язык, содержащий немалое число новообразований. Это предполагает продолжительный период развития. Носители хетто-лувийской группы индоевропейцев фиксируются в Малой Азии ассирийскими текстами конца III тыс. до н.э. Следовательно, начало членения индоевропейской общности нужно отнести ко времени не ранее первой половины III тыс. до н.э., а возможно, и к более раннему периоду.

В переднеазиатских текстах первой половины II тыс. до н.э. засвидетельствованы следы индоиранского языка, уже отделившегося от индоевропейской общности. В хеттских памятниках письменности середины II тыс. до н.э. упоминается несколько индийских слов. Это дает основание утверждать, что и индоиранский язык начал развиваться как самостоятельный по крайней мере уже в III тыс. до н.э., а праиндоевропейскую общность отнести к V—IV тыс. до н.э. Материалы языкознания свидетельствуют, что в относительно раннее время образовались также армянский, греческий и фракийский языки. Зато языки племен Средней Европы оформились в самостоятельные сравнительно поздно. Учитывая эти наблюдения, американские лингвисты Г. Трегер и Х. Смит предложили 2 следующую хронологическую схему образования индоевропейских языков (рис. 12).

Вопрос о прародине индоевропейцев обсуждается в лингвистической литературе давно и пока не решен. Эту территорию разные исследователи локализуют как в различных регионах Европы (от Рейна до Дона, в черноморско-прикаспийских степях, в центральных областях Европы, в Балкано-Дунайском ареале и других), так и в Азии (Месопотамия, Армянское нагорье, Индия и другие). В новейшем фундаментальном исследовании, посвященном языку, культуре и прародине индоевропейцев, Т.В. Гамкрелидзе и Вяч.Вс. Иванов попытались обосновать локализацию древнейшей территории этой общности в регионе Армянского нагорья 3. Праиндоевропейский язык рассматривается в контексте с другими ностратическими языками; датировка его перед распадом определяется IV тыс. до н.э. На основе суммы языковых фактов исследователи реконструировали пути расселения различных индоевропейских групп. Выделение древнеевропейских диалектов, ставших основой для становления в дальнейшем кельто-италийских, иллирийского, германского, балтского и славянского языков, связывается с миграцией индоевропейского населения через среднеазиатские земли в области Северного Причерноморья и Нижнего Поволжья (рис. 13). Как полагают Т.В. Гамкрелидзе и Вяч.Вс. Иванов, это движение индоевропейских племен осуществлялось в ввде повторных миграционных волн. Вновь пришедшие племена присоединялись к уже осевшим на этой территории. В результате в причерноморско-нижневолжских землях образовался ареал, где в течение III тыс. до н.э., по-видимому, окончательно оформилась древнеевропейская общность. Дальнейшая история древнеевропейских диалектов связана с миграцией их носителей в западноевропейские области.

Гипотеза о древнеевропейской языковой общности как промежуточной стадии, объединившей предков западноевропейских исторических народов, впервые отчетливо была сформулирована немецким лингвистом Г. Краэ 4. Многолетние лингвистические изыскания привели его к выводу о том, что в то время, когда анатолийские, индо-иранские, армянский и греческий языки уже отделились от остальных индоевропейских и развивались как самостоятельные, полностью оформившиеся языки, италийский, кельтский, германский, славянский, балтский и иллирийский еще не существовали. Эти западноевропейские языки были еще близки между собой и составляли достаточно однородную общность диалектов, в разной степени связанных друг с другом и находящихся в постоянных контактах. Эта этноязыковая общность, согласно Г. Краэ, существовала в Центральной Европе во II тыс. до y.э. и названа исследователем древyеевропейской. Из нее позднее вышли кельты, италики, иллирийцы, венеты, германцы, балты и славяне. Древнеевропейцы выработали общую терминологию в области сельского хозяйства, социальных отношений и религии. Следами их расселения являются древнеевропейские гидронимы, выделенные и охарактеризованные Г. Краэ. Они распространены на широкой территории от Южной Скандинавии иа севере до материковой Италии иа юге и от Британских островов на западе до Юго-Восточной Прибалтики на востоке 5. Среднеевропейские области севернее Альп, по представлениям этого исследователя, были наиболее древним ареалом.

Гипотеза Г. Краэ получила широкое признание и находит подтверждение в ряде новых научных фактов, но вместе с тем имеется немало ученых, не разделяющих ее.

Независимо от принятия или отрицания положения о древнеевропейской этноязыковой общности остается несомненным, что праславянский язык, как и некоторые другие западноевропейские языки, принадлежит к числу относительно молодых. Его становление как самостоятельного индоевропейского языка произошло не ранее I тыс. до н.э., на что давно обратили внимание лингвисты. Уже Л. Нидерле со ссылкой на лингвистические работы писал, что сложение праславянского языка относится к I тыс. до н.э. М. Фасмер и финский славист П. Арумаа определяли образование праславянского языка временем около 400 г. до н.э., Т. Лер-Сплавинский — серединой I тыс. до н.э. Ф.П. Филин писал, что начало праславянского языка не может быть установлено с достаточной точностью, но «мы можем быть уверены в том, что праславянский язык в I тысячелетии н.э. и в века, непосредственно предшествующие нашей эре, несомненно существовал» 6.

Рис. 13. Расселение древнеевропейцев по Т. В. Гамкрелидзе и Вяч. Вс. Иванову: а — предполагаемая первоначальная территория индоевропейского праязыка. 6 — миграция древнеевропейцев; в — области расселения иранцев и направления их миграций; г — митаннийский арийский диалект; д — возможные пути индоарийцев через Кавказ; е — протоармякский ареал; ж — догреческий (Аххияво) ареал; з — анатолийские (хеттский, лувийский и палайский) языки; и — направления поздних переселений дорийских племен; к — индоарийцы

Чешский лингвист А. Эрхарт определяет начало славянского языка временем около 700 г до н.э., когда, по его представлениям, начинаются интенсивные контакты с архаическими иранскими диалектами скифов. Балто-славянская общность, существовавшая до этого, распадается, и в балтском ареале происходит консервация праиндоевропейского языка. Период от 700 г. до н.э. до 300 г. н.э. исследователь именует предславянским, а праславянский, то есть тот язык, который зафиксирован раниесредневековыми материалами, датируется 300—1000 гг. н.э. 7.

Временем около 500—400 гг. до н.э. (а возможно, в пределах 700—200 гг. до н.э.) определяет выделение раннего праславянского языка из позднеиндоевропейского (или балто-славянского) другой чешский ученый А. Лампрехт 8. С.Б. Бернштейн считает возможным начинать праславянский период с III—II вв. до н.э. 9.

Некоторые лингвисты склонны определять начало самостоятельного развития праславянского языка более поздним временем. Так, американский славист Г. Бирнбаум считает, что подлинно славянское языковое развитие началось лишь незадолго до нашей эры 10. З. Штибер начало праславянского языка датирует первыми столетиями нашей эры, отводя праславянскому периоду шесть-семь столетий 11, а Г. Лант — даже серединой I тыс. н.э. (время мобильного общеславянского), полагая, что реконструкция первого этапа языкового развития славян весьма проблематична 12.

Впрочем, в лингвистической литературе имеются мнения и о весьма раннем выделении праславянского языка. Так, болгарский ученый В. Георгиев, аргументируя свою позицию данными внешней реконструкции (славяно-хеттские, славяно-тохарские и иные параллели), считал возможным относить начало зарождения славянского языка к середине II тыс. до н.э. Правда, исследователь отмечал, что первое тысячелетие его истории было еще «балто-славянским состоянием» 13. Еще к более глубокой древности отосил начальные этапы славянского языка Г. Шевелов, дифференцируя их на две части: первый период мутации и становления (2000—1500 гг. до н.э.) и первый период стабилизации (1500—600 гг. до н.э.) 14. Ориентировочно около 1000 г. до н.э. определяет возникновение языка праславян из промежуточной балто-славянской общности З. Голомб 15. С очень раннего времени (III—II тыс. до н.э.) начинает историю языка славян и О.Н. Трубачев 16. Однако, по всей вероятности, это были еще не славяне, а их языковые предки — носители индоевропейских (или древнеевропейских) диалектов, из которых со временем эволюционировали славяне.

Становление славянского языка — постепенный процесс эволюции диалектов древнеевропейского (или позднеиндоеврпейского языка в собственно славянский, поэтому любое утверждение об обособлении языка праславян с точностью до столетия на основе языковых данных невозможно. Можно полагать только, что во второй половине I тыс. до н.э. славянский язык уже развивался как обособленный.

Языковые материалы свидетельствуют, что сформировавшийся праславянский язык развивался довольно неравномерно, на смену спокойному развитию приходили периоды бурных изменений, мутаций, что в какой-то степени обусловлено степенью взаимодействия славян с соседними этноязыковыми группами. Периодизация праславянского языка — существенный момент в изучении проблемы этногенеза славян. Однако единого мнения по этому вопросу в науке нет.

Н. Ван Вейк н С.Б. Бериштейн подразделяли историю праславянского языка на два периода — до и после утраты закрытых слогов 17. Три этапа в эволюции языка праславян (протославянский; ранний, когда еще отсутствовало диалектное членение; период диалектной дифференциации) виделН.С.Трубецкой 18. В. Георгиев «развитый» праславянский язык разделял также на три периода — ранний, средний и поздний, который датировался временем от IV—V до IX—X вв. 19. Согласно А. Лампрехту, праславянский язык прошел также три этапа — ранний, когда ои фонологически был еще близок к балтскому; «классический», датируемый 400—800 гг. н.э.; поздний, определяемый 800—1000 гг. н.э. 20.

Наиболее простая и в то же время исчерпывающая периодизация праславянского языка предложена Ф.П. Филиным 21. Он выделяет три основных этапа в его развитин. Первый этап (до конца I тыс. до н.э.) — начальная стадия формирования основ славянской языковой системы. В это время славянский язык только что начал развиваться самостоятельно и постепенно вырабатывал свою систему, отличную от других индоевропейских языковых систем.

Следующий, средний этап развития праславянского языка определяется временем от конца I тыс. до н.э. по III—V вв. н.э. В этот период происходят существенные изменения в фонетике языка славян (палатализация согласных, устранение некоторых дифтонгов, изменения в сочетаниях согласных, отпадение согласных в конце слова), эволюционирует его грамматический строй. В это время получает развитие диалектная дифференциация славянского языка.

Поздний этап эволюции праславянского языка (V—VII вв. н.э.) совпадает с началом широкого расселения славян, что привело в конечном итоге к разделению единого языка на отдельные славянские языки. Языковое единство еще продолжало существовать, но появились условия для зарождения в разных регионах славянского расселения отдельных языковых групп.

Славянский лексический материал — исключительно важный источник истории, культуры и этногенеза славян. Еще в первой половине XIX в. лингвисты пытались иа основе лексики определить прародину славян. Привлекалась в основном ботаническая и зоологическая терминология, ио однозначного ответа получено не было. Фаунистические и флористические зоны на протяжении исторического развития сравнительно быстро претерпевали изменения, и учесть это пока не представляется возможным. Кроме гого, этот лексический материал не может учитывать славянскихпередвижений и процессов приспособления старой терминологии к новым условиям, ведь значения старых терминов при этом менялись.

В настоящее время можно утверждать, что использование ботанической и зоологической лексики для конкретной локализации праславянского региона ненадежно. Изменения географических зон в исторические периоды, миграции населения, переселения животных и растений, эпохальные перемены значений флористической и фаунистической лексики делают любые этногенетические выводы, основанные на этой терминологии, малодоказательными.

Из зоотермниологии для определения прародины славян существенны, пожалуй, только названия проходных рыб — лосося и угря. Поскольку эти лексемы восходят к праславяискому языку, то следует допустить, что славянский регион древнейшей поры находился в пределах обитания этих рыб, то есть в бассейнах рек, впадающих в Балтийское море. Однако эти данные используются и сторонниками Висло-Одерской локализации ранних славян, и лингвистами, локализующими область становления славян в Среднем Поднепровье (с охватом части бассейна Западного Бута), и исследователями, отстаивающими прикарпатскую прародину славян (Ю. Удольф).

Сравнительно-историческим языкознанием установлено, что в то время, когда правславянский язык выделился из индоевропейского и развивался как самостоятельный, славяне имели языковые контакты с балтами, германцами, иранцами и некоторыми другими европейскими этносами. Сравнительно-историческое языкознание позволяет определить место праславянского языка среди других индоевропейских языков и описать структуру их взаимоотношений. Исследователи пытались выяснить степени родства или близости между различными индоевропейскими языками. В результате были предложены несколько схем, две из которых приведены в историографическом разделе.

Однако новейшие изыскания показывают, что картина языкового взаимодействия славян с другими этноязыковыми группами не была постоянной, это был динамичный процесс, неодинаково протекавший в в разные периоды и в разных регионах. Контакты между славянами и соседними этносами были на протяжении столетий весьма разнохарактерными, они то усиливались, то ослабевали, то прерывались на какое-то время. На определенных этапах славяне в большей степени взаимодействовали то с одним этносом, то с другим.

Установлено, что славянский язык наиболее близок к балтским. Эго породило гипотезу о существовании в древности единого балто-славянского языка, в результате распада которого и образовались самостоятельные славянский и балтский языки. Эта проблема обсуждается в лингвистической литературе много десятилетий. Высказано несколько различных точек зрения, объясняющих близость славянских и балтских языков. Мнения исследователей расходятся от признания полного единства между ними в древности (то есть, существования балто-славянского языка) до различных предположений о параллельном обособленном развитии этих языков при тесном контактировании. Дискуссия по проблеме балто-славянских отношениях, развернувшаяся в связи с IV Международном съездом славистов и продолжающаяся поныне, показала, что ряд существенных черт, общих балтскому и славянскому языкам, могут быть объяснены длительными соседскими контактами славян с балтами. Так, С.Б. Бериштейн попытался объяснить многие балто-славянские схождения не как результат генетической близости, а как следствие ранней конвергенции между доисторическими балтами и славянами и симбиоза между ними на сопредельных территориях 22. Позднее эту мысль развил литовский лингвист С. Каралюнас 23.

Какое-либо балто-славянское единство категорически отрицал в своих работах А. Сени. Он полагал, что во II тыс. до н.э. существовала отдельная общность, говорившая иа позднем праиндоевропейеком языке, в составе которой были протославяне, протобалты и протогерманцы. Ее распад определялся исследователем временем между 1000 и 500 гг. до н.э., при этом балты оказались оттесненными к северу от припятских болот и какое-то время были в абсолютной изоляции. Первые контакты со славянами начались на юго-западе накануне нашей эры в результате миграции балтов на запад. С восточными же балтами славяне встретились только в VI в. и.э. в процессе своего широкого расселения в восточно-европейских землях 24.

Х. Майер также утверждал, что праславянский язык развился непосредственно из одного из позднеиндоевропейских диалектов. Отрицая существование балто-славянского языка, ои объяснял сходство между балтским и славянским языками (подчеркивая при этом наличие и глубоких различий между ними, в частности, в области вокализма) консервативной природой этих двух языковых групп 25.

Отрицая мысль о существовании в древности балто-славянской языковой общности, О.Н. Трубачев подчеркивает присутствие глубоких различий балтского и славянского языков. В этой связи исследователь утверждает, что иа раннем этапе эти этносы развивались независимо, на разных, не соприкасающихся между собой территориях и лишь после миграций произошло сближение славян с балтами, что должно быть отнесено к последним столетиям до н.э. 26.

Вместе с тем, группа ученых, в том числе такие крупные лингвисты, как В. Георгиев, Вяч.Вс. Иванов, В.Н. Топоров, Г. Бирнбаум, продолжают развивать мысль о существовании в древности балто-славянской языковой общности.

В лингвистической литературе бытует теория о преобразовании праславянского языка из периферийных диалектов балтского языкового состояния 27. В последнее время эту мысль последовательно развивает В. Мажюлис 28. Ранее Т. Лер-Сплавинский полагал, что славяне были частью западных балтов, на которую наслоились венеты 29. Наоборот, Б.В. Горнунг высказывал догадку, что западные балты отпочковались от «протославян» 30.

В изучении проблемы балто-славянских языковых отношений весьма существенно то, что многие балто-славяиские изоглоссы не охватывают все балтские языки. На основе данных балтской диалектологии исследователи датируют распад прабалтского языка временем около середины I тыс. до н.э. Согласно В. Мажюлису, ои дифференцировался на центральный и периферийные диалектные ареалы, которые начали независимое развитие. В результате образовались отдельные группы балтов — западная, восточная (или центральная) и днепровская. Празападнобалтский язык стал основой прусского, ятвяжского и куршского языков раннего средневековья. На основе восточной группы позднее сформировались литовский и латышский языки 31.

Данные языкознания вполне определенно говорят, что славяне длительное время находились в тесном общении только с западной группой балтов. «Нет сомнений в том, что балто-славянская сообщность, — подчеркивал в этой связи С.Б. Бернштейн, — охватывала прежде всего праславянский, прусский и ятвяжский языки 32. В.Мажюлис также отмечал, что в древнее время из всех письменно засвидетельствованных балтских языков непосредственные контакты с праславянским имел лишь прусский язык 33. Это очень важное наблюдение надежно свидетельствует о том, что раннне славяне жили где-то по соседству западнобалтскими племенами и в стороне от области расселения предков летто-литовцев. Встреча славян с последними произошла не ранее середины I тыс. н.э., когда имело место широкое славянское расселение на просторах Русской равнины.

Для изучения истории раниих славян существенны также славяно-иранские языковые связи. Собранные к настоящему времени языковые данные говорят о значительности славяно-иранских лексических схождений и об иранском воздействии иа славянскую фонетику и грамматику 34. Время господства иранских (скифо-сарматских) племен в Юго-Восточной Европе и территория их расселения засвидетельствованы письменными источниками и надежно установлены археологией и топонимикой. Недифференцированное рассмотрение славяно-иранских связей дает основание считать славян постоянными соседями скифо-сарматских племен. Это обстоятельство стало одним из важнейших аргументов для локализации славянской прародины в Среднем Поднепровье и на Волыни.

Однако выявленные славяно-иранские языковые схождения при суммарном рассмотрении не дают каких-либо оснований для утверждения, что в течение всей многовековой истории контакты славян со скифо-сарматами были одинаковыми и не прерывались. Поэтому одной из первостепенных задач в области изучения славяно-иранских языковых связей является их временная периодизация. При этом сразу же из анализа следует исключить те лексические схождения, которые восходят к эпохе контактов диалектов праиидоевропейского языка.

Э. Бенвеннсте считал, что при рассмотрении иранизмов в славянской лексике следует различать три ряда: 1) совместно унаследованные индоевропейские термины; 2) прямые заимствования; 3) семантические кальки 35. Х.Д. Поль, анализируя иранские лексемы в русском языке, выделял три слоя: 1) заимствования в течение праславянского периода; 2) термины, воспринятые в послеобщеславянское время; 3) слова, заимствованные в период развития русского языка 36.

Абсолютное большинство иранских лексических заимствований в славянских языках являются локальными. Они охватывают не весь славянский мир, а либо только восточнославянские языки (иногда даже части их), либо только южнославянские или западнославянские языки. Вполне понятно, что такие лексические проникновения не отражают древнейшие славяно-иранские контакты, а принадлежат уже к относительно позднему периоду — ко времени расширения славянской территории и членению праславянского языка на диалекты, а отчасти и ко времени зарождения основ отдельных славянских языков.

Общеславянские лексические заимствования из иранских единичны. Таковы bogъ — ‘бог, kotъ — ‘загон, небольшой хлев’, gun’a — ‘шерстяная одежда’ и toporъ — ‘топор’. Некоторые исследователи добавляют к ним; tynъ — ‘забор’, xysъ/xyzъ — ‘дом’. Все эти иранизмы (кроме первого) принадлежат к культурным терминам, обычно самостоятельно передвигающимся из языка в язык, независимо от миграций и соседства самого населения. Так, иранское kata достигло Скандинавии, a tapaca — западнофинского ареала. Высказано предположение об иранском происхождении и некоторых друтих славянских слов 37, но их происхождение следует относить не к раннему этапу славяно-иранских контактов.

Фонетические (изменение взрывного g в задненебный фрикативный h) и грамматические (выражение совершенного вида глаголов с помощью превербов, появление генетива-аккузатива, беспредложный локатив-датив) воздействия иранцев также не охватывают всех славян, а носят отчетливо региональный характер 38. Некоторые исследователи (В. Пизани, Ф.П. Филин) высказывали предположение, «по переход согласного s в сh после i, г, г, к в праславянском языке является результатом влияния иранских языков 39. Несостоятельность этого была показана А.А. Зализняком 40.

Вклад скифо-сарматского населения в славянскую этнонимию и теонимию также в основном не может быть отнесен к древнейшей поре. Иранское начало таких славянских божеств, как Хоре, Дажбог, Сварог и Симаргл, представляется неоспоримым. Однако они известны далеко не во всем раннесредневековом славянском мире. Ничто не мешает отнести их появление в славянской среде к эпохе славяно-иранского симбиоза, имевшего место, как будет показано ниже, в первой половине I тыс. н.э. С этим периодом, по всей вероятности, связаны и этнонимы славян иранского происхождения (хорваты, сербы, анты и др.). В эпоху славянского расселения в раннем средневековье из Северного Причерноморья они были разнесены по более широкой территории.

Иранское влияние на славян коснулось и антропонимии, но опять-таки связывать это явление с древнейшей порой нет никаких оснований.

Исследователи по-разному оценивают иранское влияние на славян. Одни придают славяно-иранским контактам первостепенное значение и полагают, что их начало относится к древнейшей поре (З. Голомб, Г. Бирнбаум и другие). Вторая группа исследователей (В. Манчак и другие) утверждает, что на ранних стадиях развития праславянского языка они были весьма второстепенными.

Материалы, которыми располагает к настоящему времени лингвистика, дают основания полагать, что на первом этапе истории праславян иранское население не оказало на них заметного воздействия. Это отмечал, в частности, финский лингвист В. Кипарский. Анализируя иранизмы, выявляемые в восточнославянских языках, он подчеркивал, что они не восходят к ранней фазе 41. Только на следующем этапе, датировать который на основе языковых данных невозможно, какая-то значительная часть славян находилась в самом тесном контакте со скифо-сарматским населением Юго-Восточной Европы; возможно, имел место славяно-иранский симбиоз. Контакты с иранскими племенами здесь продолжались до раннего средневековья включительно. Однако дифференцировать их на временные этапы пока не представляется возможным.

Безусловный интерес представляет открытие О.Н. Трубачевым серии региональных лексических иранизмов в части западнославянских языков 42. Однако предполагать в этой связи, что далекие предки поляков в скифское время занимали восточную часть славянского ареала, преждевременно. Ирано-польские лексические связи, по-видимому, являются результатом инфильтрации иранского населения в сарматскую эпоху 43.

О.Н. Трубачевым собраны языковые свидетельства о проживании на части территории Северного Причерноморья наряду с иранским индоарийского этнического компонента. В этой связи этот исследователь говорит о возможности славяно-индоарийских контактов, имевших место в древности 44.

В связи с рассмотрением проблемы славяно-иранских контактов небезынтересно обратить внимание на следующее обстоятельство. Локализуя ранних славян в Среднем Поднепровье, исследователи полагали, что славяне разграничивали скифо-сарматское и балтское население. Однако теперь надежно установлено, что балты на юге непосредственно соседили с иранским населением, и между ними имели место тесные взаимоотношения. Это зафиксировано десятками балтских лексических заимствований из иранского, совместными новообразованиями и свидетельствами гидронимии. «В итоге, — замечает в этой связи О.Н. Трубачев, — мы уже сейчас представляем себе балто-иранские лексические отношения как довольно значительный и плодотворный эпизод в истории обеих языковых групп» 45

Где-то на юго-западе своего ареала балты соприкасались с фракийским населением. Параллели в балтских и фракийских языках, говорящие о непосредственных балто-фракийских контактах в древности, неоднократно отмечались лингвистами. На правобережной Украине выявлен и пласт гидронимов фракийского облика, территориально соприкасающийся с ареалом древних балтских водных названий 46.

Учитывая все эти наблюдения, следует полагать, что на раннем этапе развития праславянского языка славяне соседили с западной группой балтов и какое-то время были отделены от североиранских племен фракийцами. На следующем этапе фракийский клин был разорван, и юго-восточная часть славян вступила в тесное взаимодействие с ираноязычными племенами Северного Причерноморья.

Теоретически можно допустить, что южными или юго-восточными соседями славян на каком-то этапе были фракийцы. Однако праславяно-фракийские языковые контакты не поддаются изучению: «…выделить фракийские слова в праславянском, — писал в этой связи С.Б. Бернштейн, — не представляется возможным, так как наши сведения о фракийской лексике смутны и неопределенны. Нет вполне падежных и фонетических критериев для того, чтобы отделить общеиндоевропейское от заимствованного» 47. Выявляемые В. Георгиевым и некоторыми другими исследователями фракизмы принадлежат к числу узкорегиональных. Они связаны с Балканским ареалом и, очевидно, принадлежат к периоду славянского освоениях этих земель.

Большое значение для изучения ранней истории славян имеют славяно-германские языковые отношения. Эта проблема в лингвистике разрабатывается давно. Значительный вклад при этом внесен В. Кипарским 48. Используя результаты предшествующих изысканий, он выделил и охарактеризовал несколько слоев общеславянских заимствований из германских языков: древнейший, относимый еще к прагерманскому периоду; заимствования, свидетельствующие о контактах славян с германцами с III в. до н.э. (то есть после первого германского передвижения согласных); серия слов, попавшая в праславянский язык из готского; слои, отражающие балканско-германские связи славян и контакты с западногерманскими диалектами.

Древнейший период славяно-германского лексического взаимопроникновения, относимый к середине I тыс. до н.э., был объектом анализа В.В. Мартынова 49. Лексические материалы поделены им на два раздела: 1) заимствования из прагерманского в праславянский; 2) лексемы, проникшие из праславянского в прагерманский. Исследователь использовал эти данные для обоснования гипотезы о Висло-Одерской прародине славян. Действительно, рассмотренные В.В. Мартыновым материалы свидетельствуют о том, что славяне на раннем этапе свой истории проживали по соседству с древним германским миром. В пользу этого говорят не только лексические, но и иные языковые данные 50. Германские заимствования в праславянском языке, их временные различия и истоки происхождения анализировались также Г. Бирнбаумом и В. Манчаком 51.

Таким образом, компаративистика, выявляя бесспорный пласт древних праславяно-прагерманских языковых связей, свидетельствует о соседском развитии этих этносов. Самую раннюю славянскую территорию в этой связи следует локализовать где-то по соседству с прагерманским ареалом. Время раниих славяно-германских контактов нужно определять первой половиной или серединой I тыс. до н.э. (до первого передвижения согласных в германском). В дальнейшей истории славяне, как можно судить из анализа славяно-германских языковых отношений, довольно тесно контактировали с восточногерманскими племенами (готами и другими), встречались с западными германцами, а на поздием этапе эволюции праславянского языка имели связи с германским населением Балканского полуострова.

Весьма трудной является проблема славяно-кельтских языковых отношений. «Славянам в течение длительного времени, — писал в этой связи С.Б. Бернштейн, — приходилось тесно общаться с различными кельтскими племенами, населявшими современную Чехословакию, некоторые районы Южной Польши и соседние области. Это были южные и юго-западные соседи славян в течение нескольких столетий (последние века до н.э. и первые века н.э.). От кельтов славяне познакомились с новыми приемами обработки металлов, кузнечным делом, гончарным кругом, стекольным производством и многим другим…» 52.

Однако при исследованиях кельтского влияния на праславянскую речь возникают трудности, так как от кельтских языков Средней Европы не осталось никаких следов, а сохранившиеся западнокельтские диалекты существенио отличны от них. К праславянским лексическим заимствованиям из кельтских языков в настоящее время исследователи относят несколько десятков терминов 53.

T. Лep-Сплавииский пытался объяснить возникновение мазурения в польском языке кельтским воздействием 54. Однако это предположение не встретило поддержки со стороны других исследователей.

Весьма существенными представляются наблюдения О.Н. Трубачева относительно этнонимии древней Европы, еще не охваченной государственными образованиями 55. Оказалось, что тип раннего славянского этнонима ближе всего стоит к иллирийской, кельтской и фракийской этнонимии. Поскольку рассматриваемые О.Н. Трубачевым этнонимы являются порождением уже обособленных этнолингвистических групп индоевропейцев, то близость этнонимии может быть объяснена только контактными связями славян с кельтами, фракийцами и иллирийцами.

Большие надежды в дальнейших этногенетических изысканиях можно возлагать на акцентологию. Немалый фактологический материал был собран исследователями первой половины XX в. Тогда же и в середине этого столетия предпринимались попытки его обобщения и фонологической интерпретации некоторых акцентологических процессов праславянского языка (Н. Ван Вейк, Е. Курилович, Х. Станг и другие). В последние годы весьма значительных результатов достигла группа славистов под руководством В. А. Дыбо 56. Предложена полная реконструкция праславянской акцентной системы, и на этой фактологической основе создана схема праславянского диалектного членения (выделено 4 группы диалектов, в настоящее время весьма разбросанных по разным регионам славянского мира). Исследователи пытаются сопоставить выделенные акцентологические группы с поздним периодом истории праславян и археологическими ареалами раннего средневековья.

Эти изыскания дают все основания полагать, что широкая миграция славян в начале средневековой поры сопровождалась значительными перегруппировками носителей праславянских диалектов, что вполне соответствует и археологическим материалам. Первоначальные ареалы праславянских диалектов пока по данным акцентологии определить не представляется возможным.

Сказанным, пожалуй, исчерпывается все, что может дать современная лингвистика для освещения проблемы происхождения и древней истории славян. Данные языкознания позволяют восстановить процесс глоттогенеза и через его посредство решать отдельные вопросы славянского этногенеза. Вместе с тем, очевидно, что хотя язык иявляется наиболее надежным признаком этнической единицы, многие детали этногенетического процесса лингвистика самостоятельно разрешить не в состоянии. Языковым материалам очень часто иедостает пространственной, хронологической и конкретно-исторической определенности. Привлечение на помощь лингвистике данных археологии, этнологии и других дисциплин, способных осветить неясные стороны славянского этногенеза, — насущная необходимость современной науки.

Notes:

2. Трубачев О. H. Этногенез славян и индоевропейская проблема // Этимология 1988—1990 М., 1993. С. 12

Trager G. L., Smith H.L. A Chronology of Tndo-Hittile If Studies in Linguistics. T 8. № 3. 1950.

Гамкрелидзе Т.В, Иванов Вяч.Вс. Индоевропейский язык и индоевропейцы. Реконструкция и историко-типологический анализ праязыка и пракультуры Т. I—II Тбилиси, 1984

Krahe Н Sprache und Vorzeit Heidelberg, 1954, Idem Die Struktur der aiteuropfiischen Hydronymie П Akademic der Wissenschaft und der Literatur Ab* handlungen der Geistis- und Sozialwissenschafiiichen Klasse Wiesbaden, 1962 № 5. Idem. Unsere Sites- ten FIflssnamen Wiesbaden, 1964

В. П. Шмид, продолживший исследования древнеевропейской гидронимии, показал, что она имеет несколько более широкое распространение, и предложил считать ее раннеиндоевропейской (Schmid W.P. AlteuropSisch und Indogemanisch // Probieme der Namenforschung im deutschsprachigen Raum Darmstadt, 1977. S 98—J16, Idem Die alteuropaische Hydronymie Stand und Aufgaben ihre Erforschung //Beitrage zur Namenforschung Bd 16. H 1 1981 S 1—12). Водные названия типов, определенных Г.Краэ как древнеевропейские, выявлены и в Северном Причерноморье, где Т.В. Гамкрелидзе и Вяч.Вс. Иванов локализуют древнеевропейцев до их расселения в Средней Европе. По мнению этих исследователей, этот пласт гидронимии здесь оказался в значительной степени стертым в результате расселения сначала иранских, а затем несколькими волнами и тюркских племен.

Филин Ф.П. К проблеме происхождения славянских языков // Славянское языкознание VII Международный съезд славистов. М, 1973 С 381.

Erhart A U kolebky slovanskich jazykft It Slavia Casopispro slovanskci filologn 198S R 54 №4 S 337—345

Lamprecht A PraslovanStma Brno. 1987.

Бернштейн С.Б Некоторые вопросы методики изучения проблем этногенеза славян // Этногенез народов Балкан и Северного Причерноморья М, 1984. С. 16

Bimbaum Н Zur Problematik der zeitlichen Ab~ grenzung des Urslavischen Ober die Relativitat der begnffe Balto-slavisch /Frilhslavisch bzw. Spatgemein-slavjscher Dialekt/ Uretnzelslavme II Zeitschrift fiir slavische Philologie 1970 № 35—1 S 1—62

Stieber Z. Zarys gramatyki porownawczej jezykow slowianskich Fonologm. Warszawa, 1969; Idem Praslowianski j§zyk II Slownik staro£ytno6ci slowiafrskich T IV 4 1 Wroclaw; Warszawa; Krakow, 1970 S. 309—312.

Lunt H.G On common slavik // Зборник матице срлскеэа филолопду и лингвистикую. Т. XXVII— XXVIII. Нови Сад, 1984—1985. С. 417—422

Георгиев В. Праславянский и индоевропейские языки // Славянская филология. Т. 3. София, 1963

Shevelov G.Y Prehistory of Slavic. New York, 1965

Gok|b Z The Ethnogenesis of the Slavs m the Light of Linguistics //American Contributions to the Ninth International Congress of Slavists. 1. Linguistics. Co- lombus, 1983 P 131—146

Трубачев O.H. Языкознание и этногенез славян. Древние славяне по данным этимологии и ономастики // Славянское языкознание. IX Международный съезд славистов. Доклады советской делегации. М., 1983 С. 231—270; Он же. Этногенез и культура древнейших славян. Лингвистические исследования М., 1991

Van Wijk N. Les langues slaves. Mouton; Gravenhage, 1956; Бернштейн С.Б. Очерк сравнительной грамматики славянских языков. М., 1961

Trubetzkoy N S £ssai sur chronologie des certains faits phonetiques du slave commim II Revue des dtudes slaves P П Paris, 1922.

Георгиев В. Три периода развития праславянского языка // Славянская филология. Доклады и статии за VII Международен конгресс на славистите. Ез1 осознание София, 1973. С. 5—16

Lamprecht A PraslovanStma a jeje chronologicke tlenem II Ceskostovenskd pfedofiSky pro VU3. mezmdrodni sjezd slavish! v Zahrebu Lingvistika. Praha, 1978 S 141—150, Idem. PraslovanStma. Brno, 1987

Филин Ф.П. Образование языка восточных славян М; Л., 1962. С. 99—110.

Бернштейн С.Б. Балто-славянская языковая сообшность // Славянская филология. Сборник статей. Вып. 1 М.. 1958. С. 45—67.

KaraliUnas S Kai kune baity, tr slavu kaibq sentau- stqju santykniklausimai //Lietuviu kalbotyros klausimai T X. Vilnius, 1968 P 7—100

Senn A The Relationships of Baltic and Slavic !’ Ancient indo-european dialects. Proceeding of the Conference on mdo-european linguistics. Berkeley; Los Angeles, 1966 P 139—151; Idem. Slavic and bal- tic linguistic relations // Donum Ballicum. The pro¬fessor Christian S.Stang on the occasion of his seven¬tieth birthday, 15 march 1970. Stockholm, 1970. p 485_494.

Mayer H Kann das Baltische als das Muster fiir das Slavische gelten? II Zeitschrift fiir slavische Philolo- gie T 39 1976 S 32—42, Idem Die Divergenz des Baltischen und Slavischen II Zeitschrift for slavische Philologie. T. 40. 1978 S 52—62

Трубачев O.H. Этногенез и культура древнейших славян… С. 16—29.

Иванов В В., Топоров В Н. К постановке вопроса о древнейших отношениях балтийских и славянских языков // Исследования по славянскому языкознанию М., 1961. С 303; Топоров В.Н. К проблеме балто-славянских языковых отношений //Актуальные проблемы славяноведения (Краткие сообщения Института славяноведения. Вып 33—34). М, 1961 С 211—218; Он же К реконструкции древнейшего состояния праславянского // Славянское языкознание. X Международный съезд славистов. Доклады советской делегации М.. 1988. С. 264—292.

Maiiulis V Apte senoves vakaru baltas bei ju san- tykius su slavais, ilirais it germanais // i§ lietuviu etnogenezis Vilnius, 1981 P 7

Lehr—Splawmski Т. О pochodzemu I praojczyzme slowian. Poznan, 1946 S. 114

Горнунг Б.В Из предыстории образования об¬щеславянского языкового единства. М, 1963 С. 49. В.П. Шмид в этой связи утверждает, что ни славянский из балтского, ни балтский из славянского, ни оба из балто-славянского выводить никак нельзя (Schmid WJP. Baltisch und Indogermamscb II Baltistica. XII (2). Vilnius. 1976. S. 120).

MaSulis V. Baltu ir kitu indoeuropieciu kalbu san- tykiai (Deklinacija). Vilnius, 1970 P. 314—327, Lietuviu etnogeneze. Vilnius, 1987 P 82—85

Бернштейн С.Б. Очерк сравнительной грамматики славянских языков. М., 1961 С 34.

Майи]is V Apie senoves vakaru baltas P 6, 7, Idem Zum Westbaltischen und Slavischen II Zeitschrift fiir Siawistik. Bd 29. 1984 S 166. 167

Зализняк А. А Проблемы славяно-иранских языковых отношений древнейшего периода // Вопросы славянского языкознания Вып 6. М., 1962. С 28—45

Benveniste Е. Les relations lexicales slavo-iramermes II To Honor Roman Jakobson. Essays on the occasion of his seventieth birthday 11 Oktober 1966. Т. I The Hague: Mouton, 1967. P. 197—202.

Поль Г.Д. Слова иранского происхождения в русском языке // Russian Linguistics. 1975. № 2. С. 81—90.

Georgtev V.I. Slavischer Wortschatz und Mytholo- gie//Anzeiger fur slavische Philologie 1972 №6. S 20—26; Pol&k V Etymologickd pfispfivky k slovan- skoj de mono log ii II Slavia. 46- 1977. S. 283—291; Dukova U. Zur Frage des iranischen Emflusses auf die alawische mythologische Lexik II Zeitschrift fur Slawistik. 24 1979. S 11—16.

Абаев В.И. О происхождении фонемы >(h) в славянском языке // Проблемы индоевропейского языкознания. М., 1964. С. 115—121; Он же. Превербы и перфективность. Об одной скифо-сарматской изоглоссе // Там же. С. 90—99; Топоров В.Н. Об одной ирано-славянской параллели в области синтаксиса // Краткие сообщения Института славяноведения. Вып. 28. М., 1960. С. 3—11.

Филин Ф.П. Образование языка восточных славян… С. 139, 140.

Зализняк А.А. О характере языкового контакта между славянскими и скифо-сарматскими племенами // Краткие сообщения Института славяноведения. Вып. 38. М.. 1963. С. 22.

Kiparsky V. Russische historiche Grammatik. Ill: Entwicklung des Wortschatzes. Heidelberg, 1975. S. 59—61.

Трубачев O.H. Из славяно-иранских лексических отношений //Этимология. 1965. М., 1967. С. 3—81.

Sulimirski Т. Sarmaci nie tylko w kontuszach // Z otchlani wiek6w. 1977. № 2. S. 102—110; Седов B.B. Скифо-сарматское воздействие на культуру древ¬них германцев Скандинавии и Южной Балтики // Тезисы докладов VI Всесоюзной конференции по изучению Скандинавских стран и Финляндии. 4.1. Таллин, 1973. С. 109.

Трубачев О.Н. Лингвистическая периферия древнейшего славянства. Индоарийцы в Северном Причерноморье // Славянское языкознание. VIII Международный съезд славистов. Доклады советской делегации. М., 1978. С. 386—405; Он же. «Старая Скифия» Геродота (IV.99) и славяне. Лингвисти¬ческий аспект. // Вопросы языкознания. 1979. № 4. С. 41,42.

Трубачев О.Н. Из славяно-иранских лексических отношений… С. 20.

Wiesner J Die Thraken. Stuttgart, 1963 S 43; Nalepa J. О s^siedztwie prabaltow z pratrakami II Sprakliga Bidrag. V. 5. Ms 23. 1966. S 207, 208; Duridanov I Thrakisch-dakische Studien. Die thra- kiscli- und dakisch-baltischen Sprachbeziehungen Sofia, 1969, Топоров B.H. К фракийско-балтнйс- ким языковым параллелям // Балканское языкоз¬нание. М., 1973. С. 30—63; Трубачев О.Н. Названия рек Правобережной Украины. Словообра¬зование. Этимология. Этническая интерпретация М., 1968.

. Бернштейн С.Б. Очерк сравнительной граммати¬ки… С. 93.

Kiparsky V Die gemeinslavischen LehrwOrter aus dem Germanischen. Helsinki. 1934

Мартынов B.B. Славяно-германское лексическое взаимодействие древнейшей поры. Минск, 1963; Он же. О надежности примеров славяно-германского лексического взаимопроникновения // Типология и взаимодействие славянских и германских языков. Минск, 1969. С. 100—113.

Савченко А.Н. О генетической связи праславянского с прагерманским // Типология и взаимодействие славянских и германских языков. Минск, 1969. С. 39—48.

Bimbaum EL W sprawie praslowmnskich zapozyczen z wczesnogermaftskiego, zwlaszcz z gockiego // International Journal of Slavic Linguistics and Poe-Hics. 27. 1983. S. 25—44; Idem. Zu den aitesten lexikalen Lehnbeziehungen zwischen Slawen und Germanen // Wiener Slawistrscher Almanach. Bd 13 Wien. 1984 S. 7-20; Manczak W. Czas i miejsce zapozycnen germansktch w praslowiaAskiin // International Journal of Slavic linguistics and poetics Bd. 27 1983 S 15—23.

Бернштейн С.Б. Очерк сравнительной грамматики…С. 94.

Treimer К. Ethnogenese der Slawen. Wien, 1954. S 32—34; Бернштейн С.Б. Очерк сравнительной грамматики… С. 94, 95; Трубачев О.Н. Этногенез и культура древнейших славян… С. 43

Lehr-Splawmski Т. Kilka uwag о stosunkach jfzykowych celtycko-praslowiafiskich // Rocznik slawistyczny. T. XVIII. 1956. S. 1—10.

Трубачев О.Н. Ранние славянские этнонимы — свидетели миграции славян // Вопросы языкознания. 1974. Вып. 6. С. 48—67.

Дыбо В.А. Славянская акцентология. Опыт реконструкции системы акцентных парадигм в праславянском. М., 1981; Булатова Р.В., Дыбо В.А., Николаев C.Л. Проблемы акцентологических диалектизмов в праславянском // Славянское языкознание. X Международный съезд славистов. Доклады советской делегации. М., 1988. С. 31—65; Дыбо В.А., Замятина Г.И., Николаев C.Л. Основы славянской акцентологии. М., 1990; Они же. Праславянская акцентология и лингвогеография // Славянское языкознание. XI Международный съезд славистов. Доклады российской делегации М., 1993. С. 65—88.

 

Роль топонимики в изучении этногенеза славян

 

Топонимика представляет собой особые разделы языкознания, истории и географии. История каждого этноса в большей или меньшей степени проявляется в топонимии, и исследователи очень давно в изысканиях о древнем славянстве обратились к этому виду источников. Географические названия развивались исторически, их происхождение самым тесным образом связано с языками и диалектами племен и народов, населявших в древности и занимавших в последнее время те или иные местности. Научный анализ топонимии позволяет локализовать этноязыковые следы, сохраненные в географической номенклатуре, определить регионы расселения и миграций различных этнических групп. Топонимы хранят ценную информацию о былых эпохах, миграциях и смешениях племен и народов. Топонимические данные приобретают функции этноопределяющих признаков, дают возможности определять древние ареалы различных этнических групп и в ряде случаев способствуют характеристике их экономики, культуры и среды обитания. Топонимы в той или иной степени связаны с такими темами, как земледелие, ремесла,рыбная ловля и лесные промыслы. Картографическая обработка материалов топонимики представляет исключительный интерес для лингвистики, истории, археологии и антропологии.

Попытки привлечь топонимические материалы для определения прародины славян, реконструкции их ранней истории и миграционных процессов предпринимались многими исследователями. Топонимика прошла длительный путь развития. Многое из того, что было высказано исследователями в прошлом столетии, ныне представляет в основном чисто историографический интерес. Некоторые ученые относят прошлые топонимические мнения даже к области донаучной ономастики. Действительно, современная топонимика с ее методами сбора, систематизации и анализа географических названий заметно отличается от старых изысканий, покоившихся главным образом на выборочном этимологизировании топонимов. Но и она часто встречает непреодолимые трудности в освещении многих вопросов славянского этногенеза.

Из всех географических названий для этноисторических изысканий наиболее надежными и полезными ввиду их архаичности являются гидронимы. Они сложились в древности, в основном до возникновения большинства названий населенных пунктов. Они в большей степени отражают особенности природной среды и в меньшей степени были подвержены изменениям при сменах этносов.

Длительное время в науке было распространено представление, что областью древнейшего обитания славян должны быть земли с «чисто» славянскими водными названиями или территория наибольшей их концентрации.

Поисками регионов концентрации славянских водных названий или областей с «чисто» славянскими гидронимами занимались многие исследователи и приходили к весьма противоречивым результатам.

Это была явно ошибочная предпосылка. Европа в древности пережила многочисленные миграции, поэтому топонимические карты ее отдельных регионов (за исключением, может быть, северо-восточных окраин) выглядят довольно пестро. Оказывается, что области сосредоточения гидронимии определенной языковой принадлежности обычно являются показателями миграции соответствующих этнических трупп. «Чистота» славянских названий вод вовсе не говорит о древности заселения славянами этого региона, последние обычны часты для территории бесспорно позднего расселения.

Рис. 14. Праславянские гидронимы и членение ареала праславян на две зоны по С. Роспонду

Для изучения этногенеза и расселения славян первостепенным является разработка стратиграфии славянской гидронимии. Вполне очевидно, что чем древнее славянские водные названия, тем более раннюю территорию славянства они обрисовывают. Если бы ученым удалось среди славянских гидронимов вычленить надежный праславянский пласт и дифференцировать его на несколько хронологических горизонтов соответственно этапам эволюции праславянского языка, то картография отдельных горизонтов дала бы основания для определения территорий расселения ранних славян на разных стадиях их истории.

Пока праславянская гидронимия не поддается стратиграфическому членению. Попытка всеобъемлющего описания славянской топонимической стратиграфии была предпринята польским топонимистом С. Роспондом 1. Однако праславянский пласт при этом не был выделен. Результаты этого труда могут быть использованы лишь для периода широкого славянского расселения, начавшегося в раннем средневековье. В другой работе 2 С. Роспонд наметил две географические зоны праславянской гидронимии — первую, более древнюю, охватывающую Повисленье со смежными землями правобережной части бассейна Одера и характеризующуюся первичными топонимическими структурами и преимущественно твердыми основами, и вторую, со вторичными, производными топонимическими структурами с мягкими основами, к которой относится Среднее Поднепровье (рис. 14). Аналогичные результаты были получены и Т. Лер-Сплавинским 3, наметившим на древней славянской территории два ареала — зону первичной гидронимии (бассейны Вислы и Одера) и зону с производными словообразовательными формами по отношению к первичным (Среднее Поднепровье).

На современном этапе развития славянской топонимики могут быть выделены древнейшие или архаические водные названия. Исследований, в которых затрагивается или обсуждается вопрос о таких славянских гидронимах, немало. Среди них наибольшее значение имеют три монографии — В.Н. Топорова н О.Н. Трубачева, рассматривающей водные названия Верхнего Поднепровъя; О.Н. Трубачева, в которой анализируется гидронимия Правобережной Украины; и Ю. Удольфа «Исследования славянских гидронимов и наименований вод» 4. К древнеславянским гидронимам в этих работах относятся такие, славянский облик которых (по лексическим, словообразовательным или фонетическим соображениям) не вызывает особых сомнений. Эти водные названия сформировались уже на собственно славянской основе. На правобережной Украине архаических славянских гидронимов насчитывается около 50, в верхнеднепровском бассейне — около 90, и в северном Прикарпатье — свыше 100.

Все эти гидронимы не принадлежат ко времени становления основ праславянского языка и, следовательно, не очерчивают славянскую прародину. Они, кажется, несомненно связаны с праславянской историей, с периодами расселения славян за пределы своей прародины. Ю. Удольф, как уже говорилось выше, относит формирование древней славянской гидронимии в Прикарпатском крае к середине 1 тыс. н.э. Судя по присутствию подобных праславянских названий вод на Балканском полуострове, заселение которого зафиксировано историческими материалами и датируется временем не ранее V—VI вв., некоторые архаические славянские гидронимы могут относиться и ко второй половине I тыс. н.э. (праславянский период продолжался до IX—X вв.). Впрочем, есть среди рассматриваемых архаических водных наименований и такие, которые относятся и ко времени ранее середины I тыс. н.э., но выделить их и определить дату начала отложения этого гидронимического пласта не представляется возможным.

В этой связи, абсолютно недопустимыми являются предпринимаемые некоторыми исследователями сопоставления карты распространения архаических славянских гидронимов Правобережной Украины, составленной О.Н. Трубачевым, с ареалами археологических культур эпохи бронзы или раннего железного века. Такие упрощенные сопоставления не могут привести к серьезным научным выводам. Совсем иное, когда сопоставляются ареал древней балтской гидронимии с археологическими картами раннего железного века или области распространения древних финно-угорских названий вод с результатами археологии. Такие сопоставления допустимы и правомерны, поскольку анализируются материалы дославянского периода, что определяется как данными языкознания, так и археологическими изысканиями.

На раннем этапе своей истории, когда закладывались основы праславянского языка, славяне на своей прародине, нужно полагать, пользовались старыми названиями вод — индоевропейскими или древнеевропейскими, поскольку становление их языка — это процесс развития индоевропейских диалектов. Это наблюдение относится не только к славянам, но и другим европейским этносам.

Прародина славян находилась на территории древнеевропейской (или, по терминологии других исследователей древней индоевропейской) гидронимии. Звенья связи между последней и архаической славянской были нащупаны Ю.Удолъфом 5. Предпринятый этим исследователем анализ стратиграфии водной номенклатуры региона Вислы привел к заключению, что древнейшим на этой территории является пласт древнеевропейской гидронимии, одним из остатков которого является название реки Висла. В регионе нижней Вислы на этот пласт наслоилась позднее балтская гидронимия, а следующими по времени здесь являются славянские и позднегерманские водные названия.

Топонимике принадлежит значительная роль в исследованиях направлений и путей славянского расселения как в раннее время, так и в эпоху средневековья. Исследователн уже давно обратили внимание на то, что систематическая повторяемость водных и иных географических наименований в определенных направлениях отражает пути миграций тех или иных племен и этнических групп.

В последнее время в этом направлении плодотворно работает Ю. Удольф. На основе картографического анализа распространения синонимических топонимов типа ves — derevnja, potok — ru£ej, korc — gar и dor исследователь восстанавливает картину расселения славян в Восточной Европе (рис. 15 и 16). Его основные выводы сводятся к следующему: 1) расселение было разделено на два потока — северный и южный; 2) первый направился из Северного Прикарпатья через Среднее Повисленье и Неманскую область к Псковскому озеру и Ильменю. Из Поильменья одна часть славян направилась на север, другая в восточном направлении в Верхнее Поволжье и сопредельные районы. Южный поток направился в Киевское Поднепровье и далее вверх по рекам днепровского бассейна 6.

Рис. 16. Экспансия славян по данным топонимии (по Ю. Удольфу)

Детальную картину славянского заселения восточной части Балканского полуострова на основе топонимических материалов попытался воссоздать болгарский исследователь Й. Займов 7. Анализируя топонимику Болгарии, он выявил немало общеславянских лексических единиц, что вполне понятно, поскольку миграция славян на Балканский полуостров осуществлялась еще в праславянский период.

Большой интерес представляют исследования Ф. Малингудисом славянских следов в топонимических материалах Греции, которые показали, что славяне, расселившиеся в этом регионе в VI—VII вв., были прежде всего земледельцами. Уровень культуры, социальных отношений и особенно сельскохозяйственной деятельности дает все основания полагать, что славяне были хорошо знакомы с провинциальноримской цивилизацией, а не вышли из тех областей, где господствовало более примитивное земледелие 8.

Топонимика может быть привлечена и к исследованиям контактов славян с соседними этносами. Так, литовский языковед А. Ванагас в результате анализа гидронимических материалов утверждает, что балто-славянской языковой общности, существование которой в древности допускается некоторыми исследователями, не было 9.

Notes:

Rospond S Stratygrafia slowmnsktch nazw tniejs- covvych (Prdbny atlas toponomastyczny) T 1—2 Wroclaw; Warszawa, Krakdw, Gdansk, 1974—1976

Rospond S. Praslowianie w swietle ©nomastyki III Mi^dzynarodowy kogres archeologii slowmftskiej TI. Wroclaw; Warszawa; Krakdw, 1968 S. 109—170

Lehr-Splawifiski T Rozmieszczenie geograficzne prasJowianftskich nazw wodnych II Rocznik slawistyczny T XXI. 1960. S. 5—22.

Топоров B.H., Трубачев О.Н. Лингвистический анализ гидронимов Верхнего Поднепровья. М., 15*62, Трубачев О.Н. Названия рек Правобережной Украины…; Udolph J. Studien zu den slavischen Gewfissemamen und Gewasserbezeichnungen Em Beitrag zur Frage nach der Urheimat der Slaven Heidelberg, 1979

Udolph J Zur Toponymie Pomesaniens II BeitrSge zur Namenforschung Bd 16 1981 S 422-—443

Udolph J. Die Landnahme der Ostslaven im Lichte der Namenforschung II Jahrbttcher for Geschichte Os- teuropas Bd. 29 1981. S. 321—336.

Займов Й. Засеяване на българските славяни иа Балканский полуостров. София, 1967; Zaimov J Die bulgarische OnomaBtik als Spiegel des altbulgarischen und urslawischen Wortschatzes If Zeitschrift fur slavische Philologie. Bd. 21. 1976. S. 806—813

Maligoudis Ph Zur frilhstawischen Sozialgeschichte im Spiegel der Toponymie II Etudes balkaniques. Sofia, 1985. № 1. S 87—91; Idem. Frtlhe siawische Elemente im Namensgut Griechenlands // Die V61ker Stldosteuropas im 6 bis 8. Jahrhundert Mtlnchen,1987. S 53—67, Малингудис ф. За материалната хултура на раннославенските пламена в Гърция // Исторически преглед. Т. XLI. Кн. 9—10. София, 1985. С. 64—71.

Ванагас А. Проблема древнейших балто-спавянских языковых отношений в свете балтийских гидронимических лексем. Вильнюс, 1983.

 

Антропологические материалы как этногенетический источник

В комплексе наук, исследующих этногенетическую проблематику, важное место принадлежит антропологии. Ее материалы охватывают все периоды истории человечества и дают надежные основания для выяснения истоков и эволюции физического облика различных этнических групп начиная с самой глубокой древности. Правда, причинные связи между антропологическим строением той или иной группы населения и ее языком и культурой отсутствуют; тем не менее антропология, характеризуя физический облик древних племен и народностей, несомненно вносит определенный вклад и в решение вопросов их происхождения и этногенетической эволюции. У всякой племенной или этнической группы в конкретно-исторических условиях мозаика антропологических особенностей обычно оформляется в специфические комплексы. При стабилизации исторической ситуации очень часто намечается непосредственная связь определенной комбинации антропологических типов с определенными этническими общностями. Наиболее четко связь антропологического типа с этническими границами проявляется в группах с относительно малой численностью. Случаев совпадения этнических территорий с антропологическими становится все больше и больше по мере проникновения в глубокую древность.

Антропологические материалы — надежный индикатор миграций населения и метисации различных этноллеменных гpyпп. Появление нового антропологического комплекса в среде той или иной группы местных племен — неопровержимый показатель примеси пришлого населения. Появление новых антропологических черт — всегда приток нового населения Анализу миграционных процессов и роли их в различные периоды истории человечества посвящена интересная статья В.П. Алексеева и Ю.В. Бромлея, в которой рассматриваются этнические последствия завоеваний, ассимиляционных явлений, субстратных и суперстратных воздействий 1.

Велико значение антропологии и в реконструкции демографических особенностей популяций, что весьма существенно для более глубокого познания этнографических процессов.

Вместе с тем, необходимо отметить, что антропологические материалы могут бытъ использованы для широких этногенетических построений и выводов только в комплексе с данными других наук. Взаимодействие наук здесь обязательно. Так, известны случаи, когда антропология свидетельствует неизменность и преемственность населения, а в действительности в этом регионе произошла смена языка и культуры. Здесь имели место или метисация двух этнических трупп, принадлежащих к одному и тому же антропологическому типу, или восприятие нового языка и культурных навыков под воздействием более высокоразвитого или господствующего населения — антропологические данные зафиксировать эти процессы не в состоянии.

Переходя к рассмотрению антропологических материалов в связи с проблемой славянского этногенеза, можно сразу отметить полное отсутствие таковых для изучения ранней истории славян. Во всех тех регионах Европы, где находилась возможная прародина славян (Среднее Поднепровье и Волынь, Висло-Одерское междуречье, Прикарпатский или Дунайский регионы), и проживали славяне вплоть до их широкого расселения в начале средневековья, господствовал обряд кремации умерших. Следовательно, краниологические материалы славян эпохи бронзы и раннего железного века полностью отсутствуют.

Наиболее ранние славянские палеоантропологические материалы принадлежат уже к тому времени, когда славяне расселились на обширных пространствах Средней, Восточной и Южной Европы и пережили симбиозы с разноэтничным автохтонным населением. Самыми ранними являются краниологические коллекции VII—VIII вв. из славяно-аварских и славяно-болгарских могильников среднего Подунавья и восточной части Балканского полуострова, отражающие значительную метисацию населения. Основная же масса славянских палеоантропологических материалов датируется уже X—XIII вв.

Первое сводное исследование по палеоантропологии средневековых славян было написано И. Швидецкой 2. Исследовательница отмечает, что славяне в эпоху средневековья и, нужно полагать, в более раннее время были гетерогенны. Однако материалы IX—ХII вв. дают основания пока в теоретическом плане вести поиски специфически сходных черт, которые можно отнести к древнейшему славянству, занимавшему сравнительно небольшой ареал 3.

Польский антрополог В. Кочка писал о биогенетическом континуитете славян на основной части территории Польши 4. Однако это не является основанием для локализации древнейших славян в этом регионе. Согласно В. В. Бунаку, ключевую роль в этногенезе восточных славян и в процессе славянизации древнего населения Русской равнины играл «днепровско-карпатский» антропологический тип, локализуемый в землях Западной Украины, верхней Вислы и Трансильвании 5.

В.П. Алексеев, анализируя восточнославянские средневековые антропологические материалы, отмечал, что если исключить субстратные особенности (в реальности субстратного воздействия сомнений не должно быть), то выступает комбинация антропологических признаков, близкая той, которая свойственна средневековым славянским могильникам Польши и Чехословакии. «Такое сходство с западными славянами, — заключал исследователь, — можно трактовать как свидетельство в пользу западного и юго-западного проникновения основного антропологического типа в составе восточнославянских народов Украины, Белоруссии и Русской равнины. К сожалению, этапы его формирования на западе и юго-западе из-за отсутствия достаточно полных палеоантропологических материалов I тыс. н.э. пока неясны 6.

В статье Т.И. Алексеевой н В.П. Алексеева высказано предположение о том, что предки германцев, западных и восточных славян в глубокой древности имели общую антропологическую основу. Еще в бронзовом веке она дифференцировалась на две группы — западную, которую составили будущие германцы, и восточную или балто- славянскую 7.

Глубокое расовое смешение славянства констатируют современные польские антропологи 8. В антропологическом строении фиксируются палеоевропеоидные, средиземноморские, северноевропейские и лапоноидные компоненты.

Первостепенное значение для антропологического изучения славян в настоящее время имеют оперативное введение в научный оборот новых материалов и их осмысление по отдельным более или менее крупным регионам.

Восточнославянские краниологические материалы X—XIX вв. получили характеристику в середиие XX в. в работах Г.Ф. Дебеца и Т.А. Трофимовой, а в последующие десятилетия изучались и публиковались многими исследователями — российскими, украинскими и белорусскими. Обобщающая монография по палеоантропологии восточных славян написана Т.И. Алексеевой 9. Этой исследовательнице принадлежит также небольшой обзор по средневековой краниологии славян в целом 10. Результатом изысканий Т.И Алексеевой стало заключение о краниологической дифференциации ранних славян на североевропейцев (относительно широколицый долихокраиный антропологический тип) и южноевропейцев (широколицый мезокранный антропологический тип). Славянская прародина в этой связи должна помещаться в области контакта этих антропологических типов — между Вислой, Дунаем, Западной Двиной и Днестром, что в общих чертах соответствует территории древних славян, какой она представлялась Л. Нидерле.

По западнославянскому региону большая работа проведена чешским антропологом М. Стлоукалом. Им введен в научный оборот ряд антропологических материалов из раскопок кладбищ великоморавского региона и славяно-аварских могильников Подунавья. Большое место в его изысканиях уделено палеодемографическим и палеопатологическим аспектам. Этому же исследователю принадлежит и небольшая обобщающая статья по этногенезу западных славян по данным антропологии 11.

Средневековые антропологические материалы южнославянского региона нашли отражение в обобщающих работах болгарского исследователя П. Боева и югославского антрополога Ж. Микича 12.

Изучение материалов по краниологии средневековых славян дает основание для следующих наблюдений.

1. В разных регионах обширного славянского мира средневековой поры славянское население имело довольно различное антропологическое строение, что с исторической точки зрения вполне объяснимо. В процессе своего расселения славяне встретились и смешались с весьма различным по своему физическому облику населением. Следовательно, средневековые антропологические материалы не характеризуют первоначальный облик славян. Они отражают физическое строение славянского населения, сформировавшегося в результате взаимодействия с балтами и фиино-уграми, с дако-фракийцамн и скифо-сарматами, с готами и остатками романского населения.

2. Краниологические материалы средневековых славян являются важным источником в изучении этнических формирований эпохи средневековья, их исторической эволюции, взаимоотношений с аборигенами и соседями и т.п. Они проливают свет на демографию разных регионов славянства, дают возможность понять экологическую ситуацию, изучить палеопатологию и др.

3. Однако эти материалы не дают возможности проникнуть вглубь веков и охарактеризовать антропологическое строение праславян на ранних этапах их истории. Данные средневековой краниологии не дают каких-либо оснований полагать, что в предшествующее время имело место антропологическое единство славян. Весьма значительный размах изменчивости ряда краниометрических признаков противоречит тезису о прежнем единстве физического облика ранних славян. Польский антрополог А. Верцинский весьма скептически воспринимает этногенетические построения антропологов. Он отмечает, что разные авторы интерпретируют одни и те же антропологические материалы по-разному и эти интерпретации в настоящее время имеют ограниченное значение 13.

4. Поскольку краниологические материалы I тыс. до н.э. и I тыс. н.э., как уже говорилось, в коренных землях славянства отсутствуют, некоторые антропологи ведут поиски истоков антропологического строения славян среди серий черепов эпохи неолита и бронзы. Представляется, что сопоставление результатов анализов антропологических материалов, разорванных более чем двухтысячелетиям периодом, носит весьма гипотетический характер и ни в коем случае не может быть использовано для каких-либо этногенетических построений.

В древней Европе, как надежно свидетельствует археология, было множество крупных и небольших миграций, которые в той или иной мере вели к изменениям антропологического облика населения. Так, характеризуя древнюю ситуацию на территории Чехии, М. Стлоукал отмечает, что в эпоху неолита насельники этого региона характеризуются лептодолихокранностью. Распространение лендьелской культуры принесло брахикранные элементы, в результате миграции племен культуры шнуровой керамики стал господствовать ярко выраженный долихокранный антропологический тип, а последующая инвазия населения культуры колоколовидных кубков принесла сюда брахикранию. К этому следует добавить кельтскую экспансию на средний Дунай, а затем здесь пребывали германцы. Раннесредневековое славянское население этого региона в той или иной степени включило в себя комбинацию всех этих антропологических типов. Подобная ситуация имела место и в других местностях Европы за исключением, может быть, ее северо-восточной части.

5. В настоящее время антропологии посильно решение только отдельных вопросов раннего славянского этногенеза. К таковым, в частности, принадлежит тема взаимоотношения славянского населения со скифо-сарматскими обитателями Северного Причерноморья и, вероятно, некоторые другие частные проблемы. В дальнейшем при развитии генной антропологии, а также по мере более широкого привлечения материалов по группам крови, серологических анализов и дерматоглифики роль этой науки в изучении ранних этапов этногенеза славян, видимо, будет возрастать.

Notes:

Алексеев В.П., Бромлей Ю.В. К изучению роли переселений народов в формировании новых этнических общностей // Советская этнография. 1968. № 2.

Schwidetzky I. Rassenkunde der Altslawen. Stuttgart, 1938.

Schwidetzky I Ahntichkeitsbeziechungen alt- slawischer Bevelkerungen // Vznik a potatky slovanQ T VII Praha, 1972. S. 275—283

K6£ka W. Zagadmenia etnogenezy Iud6w Europy. Wroclaw, 1958 S. 250—293.

Bunak V.V Rassengescgichte Osteuropas // Rassengeschichte der Menschheit. 4. Lieferung: Europa П; Ostund Nordeuropa MQnchen; Wien, 1976. S. 81—93

Алексеев В.П. Происхождение народов Восточной Европы. Краниологическое исследование. М., 1969 С. 206, 207

Aieksejeva T.I., Aleksejev V.P. Ethnogeny of Slavic Peoples. An Anthropologist’s View II Ethnologia Slavi¬ca. T. 8/9. Bratislava. 1976/77. S. 13—23.

Magnuszewicz M., Wrona-Kuprowska T Analizaan-tropologiczna Slowian Wschodnich z IX—ХШ w. U Acta Umversitatis Wratislaviensis. № 213. Wroclaw, 1974 S 129—135; Kozak-Zychman W Zr64nicowanie antropologicne Europy Wschodmej we wczesnym sredmowieczu // Труды V Международного Конгресса археологов-славистов. Т. IV. Киев, 1988. С. 111—116.

Алексеева Т.И. Этногенез восточных славян по данным антропологии. М., 1973.

Алексеева Т.И. Славяне и их соседи (по данным антропологии) // Antbropologie. IV—2. Brno, 1966. S. 3—37.

Stloukal M. Anthropologie stanhh SlovanU // Archeologickfe rozhledy. XIX—6. Praha, 1967 S. 719— 724; Idem Die Ethnogenese der Westslawen aus der Sicht der Anthropologie // Ethnogenese europhischen VOlker. Aus der Sicht der Anthropologie und Vorund FrQhgeschichte Stuttgart; New York, 1986. S. 323—330. Stloukal М., Vyhnanek L. Slovan6 z velkomoravskyych MikulCic Praha, 1976

Boev P. Die Rassentypen der Balkanhaibinsel und der Osthgftischen Inselwelt und deren Bedeutung fUr die Herkunft ihrer Bevolkerung. Sofia, 1972; Mikid 2. Beitrag zur Anthropologie spStrOmischer bis sphtmittelalterlicher BevSlkerungen Jugoslawiens //Godisnjan. ХХП. Centar za balkanoloska ispitivanja, 20 Sarajevo, 1984; Idem. Osvrl na antropoloSku situa- ciju i problematiku istorijskih perioda Jugoslavije // Зборннк посветен на Бошхо Бабик. Прилеп,1986. S 151—161, Idem. Die Ethnogenese der Sftdslawen und BerUcksichtung von West- und Ostslawen aus der Sicht der Anthropologie // Ethnogenese enropSischen VClker. Aus der Sicht der Anthropologie und Vorund FrQhgeschichte. Stuttgart; New York, 1986 S 331—339

Wierciftski A. Aktualny stan badan nad etnogenezy Slowian w antropologie // Stavia Antiqus. T XX Poznah, 1973. S. 15—27

 

Этнография и фольклористика

Этнография располагает обширнейшими материалами по всем славянским народам, которые были собраны несколькими поколениями исследователей и краеведов, в основном на протяжении двух последних столетий. Содержится некоторая этнографическая информация о славянах и в исторических трудах более раннего времени. Значение данных этнографии для характеристики всякой этнической группы и понимания ее истории вполне очевидно «К числу важнейших признаков, разграничивающих отдельные этносы, — утверждают этнографы Н.Н, и И.А. Чебоксаровы, — относятся такие культурные особенности, которые каждый народ вырабатывает в процессе своего исторического развития и затем передает из поколения в поколение. Совокупность этих взаимосвязанных между собой особенностей составляет то, что в этнографической науке называют «этнической традицией». Такие традиции складываются в те или иные исторические эпохи в связи с социально-экономическими и естественно-географическими условиями жизни каждого народа, но после своего возникновения они приобретают значительную устойчивость и долго сохраняются даже тогда, когда условия жизни народа успевают сильно измениться.» 1.

Особенности культуры и быта в ряде случаев отражают этническую специфику не в меньшей степени, чем язык. Более того, иногда они оказываются более вескими признаками этноса. Так, например, сербы, хорваты, черногорцы и боснийцы-мусульмане говорят на диалектах одного сербо-хорватского языка, но каждый из этих этносов обладает самобытными культурными особенностями.

Ученые давно познали необходимость широкого использования этнографических материалов в изучении древней истории и этногенеза славян. Большую ценность имеют два обширных общеславянских этнографических обобщения — капитальный труд по истории культуры славянских народов чешского ученого Л. Нидерле и монография польского этнолога К. Мошинского 2. Однако они отражают состояние этнографической науки первой половины XX в. В последующее время накоплены новые весьма значительные материалы, которые требуют научной систематизации на современном уровне.

Славяне ныне не являются единым народом, говорящим на одном языке и однородным в культурном отношении. Это большая группа родственных, но вполне самостоятельных народов, каждый из которых имеет свою историю и свои этнографические особенности. Обобщения материалов этнографии всего славянского мира на современном этапе требуют коллективных усилий исследователей. Они не могут быть выполнены без трудоемкой работы по систематизации всей источниковой базы славянской этнографии, без выработки новейших методов исследования этнографической информации, собранной представителями разных этнографических школ и направлений.

Такой работы этнотрафы-слависты пока не провели. Первым шагом в этом направлении, может быть, является монографическое обобщение этнографических материалов по восточному славянству 3. В нем содержатся очерки по различным сторонам материальной и духовной культуры. Эта научная информация в какой-то мере может быть привлечена для анализа этно-исторических процессов, протекавших на Русской равнине, но пока не может быть использована для освещения этногенеза праславянского периода.

Формирование этнографических особенностей славянских народов было очень сложным многовековым процессом. В ходе широкого расселения славянский этнос включил в свой состав разноязычные массы аборигенного населения. Естественно, при этом претерпели изменения многие этнографические особенности различных славянских группировок. Тысячелетнее самостоятельное развитие отдельных славянских народов в силу конкретно-исторических условий придало каждому из них этнографическое своеобразие. Стратиграфия этнографических напластований — совершенно неразработанная проблема славянской этнографии. Представляется, что материалы этнографии могут быть широко привлечены к исследованиям вопроса о происхождении славян и ранних этапов их этногенеза лишь после составления общеславянских этнографических атласов. Систематизация этнографической информации даст основания выделить те особенности славянского этноса, которые сформировались в раннее (праславянское) время.

Большую ценность для этноисторических исследований представляют и фольклорные материалы. Фольклор всегда создавался в пределах той или иной этнической общности и поэтому принадлежит к важным этноразличительным признакам. Однако при его использовании для изучения славянского этногенеза исследователи встречают непреодолимые пока трудности. На протяжении многовековой истории славянства фольклор не оставался неизменным. Он развивался и активно пополнялся как за счет собственной эволюции в связи с изменениями общественно-социальной и географической среды, так и в результате влияний культур соседних неславянских народов и вхождения в славянский этнос субстратного населения. Материалы свидетельствуют, что славянские племена и народности довольно активно обменивались своим фольклорным багажом как между собой, так и с соседями.

В результате многообразия фольклорных процессов каждый славянский народ, развивающийся этнически обособленно начиная с времен первых славянских государств, в настоящее время обладает своим фольклором. «Если сопоставлять южнославянские легендарные песни, русские духовные стихи, польские кантычки и другие эквивалентные группы песен, — писал в этой связи Ю.И. Смирнов, — можно заметить глубокие различия между ними, явно вызванные тем, что они возникали независимо в разных славянских странах» 4.

Таким образом, те фольклорные материалы, которыми располагает славистика в настоящее время, являются важным историческим источником в изучении истории, культуры и этногенеза отдельных славянских народов. Вместе с тем, вполне очевидно, что этот источник содержит напластования, восходящие к ранним периодам славянской истории — праславянской эпохе. К сожалению, выявление праславянского слоя в связи с неудовлетворительным состоянием систематизации славянского фольклорного материала затруднено. Не решены и вопросы генезиса славянского фольклора, не изучена славянская фольклорная общность. Первые шаги в этом направлении предпринимались исследователями. Так, Ю.И. Смирнов выделил три последовательные стадии эволюции славянского эпоса: 1) южнославянские эпосы, характеризующиеся многообразием форм без заметной унификации (исторические условия на Балканах способствовали консервации древних эпических традиций); 2) русский эпос, который сохранил немало древних особенностей, но более поздние черты являются преобладающими; 3) западнославянская, украинская и белорусская эпика, отражающая позднее стадиальное состояние 5. Но в целом восстановление генетической родственности и эволюции славянского фольклора, выявление его праславянского слоя — дело будущего.

Для познания духовной жизни раннего славянства большое научное значение имеет книга Б.А. Рыбакова о язычестве и религиозных представлениях славянского этноса 6. Рассмотренные исследователем фольклорные и этнографические материалы позволили показать глубокие корни язычества и мифологии славян.

Notes:

Чебоксаров H.H., Чебоксарова И. А. Народы Расы. Культуры. М., 1971. С. 25

Niederle L. 2ivot starych slovanO. Т. I—Ш. Praha, 1911—1925; Moszynski К. Kultura ludowa slowian. T. I—II. Krak6w, 1929—1939 (переиздание — Warszawa, 1967—1968)

Этнография восточных славян. Очерки традиционной культуры. М., 1987.

Смирнов Ю.И. Славянские эпические традиции. Проблемы эволюции. М., 1974. С. 6.

Смирнов Ю.И. Славянские эпические традиции.. С. 19—89.

Рыбаков Б. А. Язычество древних славян. М., 1981

 

Исторические сведения о славянах

Сведения о славянах в исторических произведениях, которые могут быть надежно использованы исследователями для освещения истории и этногенеза, относятся к средневековой эпохе. Византийские авторы VI—VIII вв. (Прокопий Кесарийский, Агафий, Менандр Протиктор, Феофилакт Симокатта, Маврикий и др.) описывают в основном славян Подунавья и Балканского полуострова, что обусловлено исторической ситуацией того времени: славяне в ту пору переходят Дунай, вторгаются в пределы Византийской империи и заселяют обширные земли, включая Пелопоннес.

В сочинениях византийских хронистов содержатся интересные сведения о различных сторонах жизни и быта славян, рассказывается об их военном искусстве, политической организации и вождях, поселениях и жилищах, об отношениях с Византией, аварами и другими соседними племенами. Но вся эта информация касается Балканского полуострова и смежных с ним земель Дунайского региона. Только в сочинении Прокопия имеются ценные данные об этногеографии Северного Причерноморья.

Некоторые сведения о славянах содержатся и в сочинениях сирийских авторов VI в. (Евграфий, Иоанн Эфесский и др.). Известия западноевропейских и арабских географов и историков относятся к более позднему времени — IX—X столетиям.

К середине VI в. славяне уже расселились на широких пространствах Европы. Миграционные процессы, крах Римской империи и взаимодействие с соседними племенами внесли существенные изменения в быт и жизнь славянского этноса. Переносить сведения о славянах раннесредневековых авторов на предшествующие периоды их истории абсолютно невозможно. К тому же раннесредневековые сочинения и не содержат данных для реконструкции этнической истории ранних славян.

Для изучения проблемы славянского этногенеза важное значение имеют сведения, сообщаемые в труде готского епископа Иордана «Getica», о котором говорилось в историографическом разделе. Что касается более ранних этапов праславянской истории, то конкретной информации о них в исторических произведениях по существу нет. Весьма краткие и отрывочные сведения о венедах, имеющиеся в сочинениях Плиния, Тацита и Птолемея (I—II вв. и.э.) и на Певтингеровой карте (III в. н.э.), безусловно представляют большую ценность. Певтингерова карта (рис. 17) достаточно определенно локализует венедов римского времени к северу от Карпат (между Карпатами и Балтикой) и свидетельствует о начале освоения ими северных районов Нижнего Подунавья.

Рис. 17, Часть Певтингеровой карты с этнонимами VENADI SARMATAE и VENEDI (для лучшего восприятия часть этнонимов с карты снята — см.. Свод древнейших письменных известий о славянах. М., 1991. Приложение)

Вместе с тем, следует отметить, что часто весьма неконкретные данные античных письменных памятников без привлечения материалов смежных наук давали и дают возможность историкам высказывать самые различные и противоречивые догадки, научная ценность которых весьма невелика. Информация античных авторов о венедах может в настоящее время рассматриваться исключительно как вспомогательный источник в этногенетических изысканиях о древних славянах.

Некоторые историки считают возможным рассматривать как ранних славян невров Геродота. Следует подчеркнуть, что эта догадка не имеет никаких научных оснований. Относительно геродотовых невров в научной литературе высказано множество противоречивых предположений. Одни исследователи относят их к славянам, другие считают возможным причислять к балтскому этническому массиву, третьи утверждают, что это были кельты и т.д. Локализация невров на географической карте также дискуссионна. Фактических данных для определения этноязыковой принадлежности невров Геродота в распоряжении ученых просто нет.

 

Археология и славянский этногенез

Весьма отчетливым признаком всякой этнической единицы является язык. Им пользуется вполне определенная группа людей, которая при стабильном и продолжительном развитии создает свой быт, свою особую материальную и духовную культуру. Следовательно, культуру нужно относить к признакам развития жизни человеческих объединений, основанных на физическом родстве индивидуумов, то есть образований этнического порядка. Этот тезис уже подчеркивался выше при определении роли этнографии в этногенетических изысканиях.

Хорошо известно, что этнические общности обнаруживают свои специфические особенности в мелочах быта, отдельных деталях одежды и украшений, в обычаях, верованиях, в похоронной обрядности и т.п., которые наследуются из поколения в поколение и упорно удерживаются несмотря ни на что. Эти особенности древних коллективов и изучает археология. Она фиксирует и исследует многие, в том числе мельчайшие, элементы быта, материальной и духовной культуры, следы обрядов и обычаев, творения искусства и т.п. и, следовательно, этнографическое своеобразие древних этноязыковых образований. Поэтому данной науке принадлежит одно из ведущих мест в исследованиях этнической истории древних племен и народов. Археология дает возможности проникнуть в отдаленные периоды истории человеческого общества, осветить те стороны жизни, быта и культуры, которые не нашли отражения ни в языке, ни в материалах других наук.

Как отмечают языковеды, лингвистика в изучении этногенеза встречается с двумя нередко неразрешимыми проблемами — определением территории, где происходил исследуемый глоттогенез, и его датировкой 1. В отличие от лингвистических материалов данные археологии конкретно-историчны. Поэтому археология позволяет осветить историю каждой этнической единицы на протяжении конкретных временных отрезков и локализовать их на определенной территории.

В науке длительное время дискуссируется вопрос о соответствии или несоответствии археологической культуры и этноса. Одним из первых в европейской археологии наиболее широко материалы этой науки использовал для древних этноисторических построений немецкий ученый Г. Коссинна. Он исходил из принципиального совпадения археологической культуры и этноса 2. Эта мысль нашла поддержку многих археологов. В частности, один из крупнейших английских археологов В.Г. Чайльд рассматривал археологические культуры и этносы как тождества 3. На материалах эпохи неолита и бронзы это положение развивал А.Л. Брюсов 4. Подчеркивая комплексное понимание археологической культуры, он утверждал, что она, как правило, должна соответствовать этнической общности, поскольку культура каждой родственной группы могла создаваться на основе опыта предыдущих поколений, на основе местных традиций. Такой же точки зрения придерживался и американский исследователь Х. Хенкен. Касаясь среднеевропейской культуры полей погребальных урн позднего бронзового века и считая ее носителей индоевропейцами, исследователь утверждал, что расселение этих племен на южных окраинах Западной Европы, в частности, в Сицилии, соответствует индоевропеизации проживавшего здесь древнего населения 5. О соответствии археологической культуры этническим единицам писали и другие исследователи 6.

В 50—60-х гг. методы Г. Коссинны подверглись серьезной критике, в частности, в немецкой научной литературе. Отмечалось, что этот ученый упрощал этническую историю древних народов, не учитывал сложного взаимодействия с разноплеменным окружением и воздействия субстратного населения. Г. Коссиина не принимал во внимание, что элементы культуры могут быть зависимы также от экономических, технических и социальных обстоятельств. Исследователь не доучитывал существования в древности этноязыковых групп, впоследствии бесследно исчезнувших. Один из учеников Г. Коссинны М. Яи отмечал, что исторические процессы в древности не сводились к статическим отношениям. При исследованиях этногенетических процессов по археологическим данным следует учитывать и контактные взаимодействия племен, смешение их, наличие переходных зон между археологическими культурами, ассимиляционные процессы и т.п. 7.

Сложность изучения этногенеза и этнических процессов, имевших место в древней Европе, заключается в том, что здесь имели место многочисленные перемещения племен, крупные миграции нового населения, происходило интенсивное взаимодействие разных этносов, их дифференциация и ассимиляция, исчезновение одних этносов, формирование других. В критике методов Г. Коссинны некоторые исследователи преследовали цель — «сделать доисторическую археологию более пригодной для исторического познания» 8.

Вместе с тем, распространилось и нигилистическое отношение к материалам археологии как к важному научному источнику в изучении этногенеза. Так, немецкий археолог Э. Вале утверждал, что данные археологии вообще не пригодны для изучения этногенетических проблем 9. По мнению английского археолога О. Кроуфорда, выяснение этнической принадлежности древнего населения лежит за пределами возможностей археологии 10. Подобного мнения придерживались и некоторые лингвисты, в частности Ф.П. Филин, посвятивший в своей книге о становлении восточнославянского языка несколько страниц вопросу о взаимоотношениях этноса и материальной культуры 11. Такую точку зрения разделяют некоторые ученые и в настоящее время.

Обращаясь к этнографии, исследователи отмечали, что ряд культурных элементов не имеет этнической нагрузки, что некоторые культурные регионы, определенные по отдельным элементам, не совпадают с этническими территориями и т.п. Археологи в этой связи попытались определить среди множества элементов, составляющих археологические культуры, «этнические признаки». К числу важнейших этнических показателей причисляли керамический материал (формы сосудов, орнаменты, технику выделки) и другие. Например, А.П. Смирнов считал таковыми формы лепной посуды и погребальную обрядность 12. Однако дальнейшее показало, что среди множества археологических культур нет и не может быть универсального признака этнической единицы.

Среди археологов и этнографов есть исследователи, которые, приводя примеры соответствий и несовпадений культурных и языковых ареалов, оперируя данными этнографий различных территорий, пытаются утверждать, что археологические культуры имеют разное содержание и представляют различные реальности, в том числе некоторые из них соответствуют древним этническим общностям. Обязательное отождествление археологической, культуры с этносомпри этом отрицается, вводится понятие о вероятности соответствия 13. Не отрицая полезности таких теоретических разработок, замечу, что они не отвечают на такой коренной вопрос — может ли современная археология определить, этнична та или иная археологическая культура или нет?

Представляются более плодотворными работы тех археологов, которые, не участвуя в дискуссиях о соотношении культуры и этноса, активно и скрупулезно разрабатывали конкретные этноархеологические вопросы на фактических материалах. И эти изыскания надежно свидетельствуют о возможности решения этногенетической проблематики по данным археологии, о возможности исследователей определять этническую принадлежность носителей многих археологических культур.

Так, поставив задачу проверить на конкретном примере, насколько археология способна своими средствами изучать проблемы этногенеза, три исследователя — два археолога и лингвист (Р. Хахмани, Г. Коссак и Г. Кюн) — независимо друг от друга на основе археологических, исторических и топонимических данных выявили неизвестную дотоле особую группу индоевропейского населения, в языковом отношении близкую германцам, кельтам и италикам 14. Это исследование продемонстрировало огромные возможности археологии в области изучения древней этнической истории Европы.

Немецкий археолог Ф. Шлетте, рассматривая возможности археологии в изучении этногенеза, приводит ряд конкретных фактов о соответствиях этнических, истерических и археологических ареалов второй половины I тыс. до н.э. Так, латенская культура, в своей основе кельтская, показывает расселение этого этноса на разных временных отрезках и интеграцию им различных малых племен. Ясторфская культура на поздней стадии, распространенная между Везером и Одером с Парсентой, включая Ютландский полуостров, надежно связывается с германским этносом. Эта культура перерастает в культуру римского времени, которую, согласно историческим сведениям, могли создать только германские племена 15.

Безусловно, историческое содержание археологических культур не ограничивалось этническим фактором, оно было многоплановым. Материалы археологических культур являются также важнейшим источником изучения экономики и социальных отношений 16. Однако история человеческого общества в древности не знала чисто хозяйственных или чисто общественных этнографических группировок, которые бы существовали отдельно и наряду с этническими единицами.

Научная трактовка археологической культуры состоит не в простом суммировании ее компонентов и признаков, а в рассмотрении как целостной структуры, как системы взаимосвязанных сочетаний всех ее элементов. Создать полноценное представление о той или иной археологической культуре возможно лишь при условии выяснения истоков и путей становления и изучения дальнейшей ее судьбы.

В таком контексте о соотношении археологической культуры и этноса можно сказать следующее:

1. Археологическую культуру можно и нужно отождествлять с этнической единицей, если она характеризуется целым комплексом устойчивых однотипных признаков, проявляемых в деталях домостроительства, погребальной обрядности, украшениях и керамике, изготовленной непрофессионалами. Существенно и то, чтобы такая культура эволюционировала из предшествующей ей однородной культуры. Подчеркиваю, что при выделении археологической культуры, которую надежно можно связывать с этносом, необходимо учитывать комплекс признаков, поскольку отдельные элементы могут быть общими и для соседнего населения, а часть их не обусловлена этническими особенностями.

2. В некоторых случаях археологическая культура выделена исследователями по какому-либо яркому, но одному признаку. Относительно таких культур нельзя быть уверенным в том, что ее носители составляли этническую общность. Однако это не может быть основанием для пессимистического отношения к этногенетическим построениям археологов. По мере дальнейшего накопления фактических материалов по такой культуре, по выяснении ее происхождения и судеб ее носителей в последующий период обычно проясняется и этническая сущность такой культуры.

3. Известно немало примеров, когда археологическая культура обладает целым, комплексом однородных компонентов, но сформировалась на основе двух (или даже нескольхих) предшествующих по времени культур. При этом на ранней стадии ее просматривается то или иное сочетание признаков предшествующих древностей, которые со временем нивелируются. Такие археологические культуры отражают процессы интеграции двух этнических группировок или ассимиляцию одной из них.

4. Археологические материалы предоставляют большие возможности и для изучения дифференциации этнических общностей. Такие процессы ведут к выделению диалектных зон внутри одной общности, а иногда и к возникновению новых этнических единиц.

5. Среди археологических культур имеются и полиэтничные образования. В древней истории человечества неоднократно имели место взаимопроникновения одной или нескольких этнических групп на территории других. Такие археологические культуры заметно выделяются среди прочих прежде всего длительным присутствием разнотипных элементов, проявляемых и в погребальной обрядности, и в домостроении, и в глиняной посуде, и во многом другом. Если моноэтничные культуры формируются на основе одной или нескольких близкородственых культур, а некоторая неоднородность, наблюдаемая в начальной стадии, быстро нивелируется, то полиэтничные культуры складываются в условиях взаимодействия двух или нескольких неродственных культур.

В этногенетических изысканиях на первом этапе археологи обязаны решать коренные вопросы самостоятельно, независимо от данных лингвистики или других наук.

Прежде всего исследователю необходимо приложить максимум усилий для этнического определения той или иной археологической культуры по данным своей науки, и только после этого допустимы сопоставления полученных результатов с выводами других наук.

Ведущая роль в этногенетических построениях по археологическим материалам принадлежит ретроспективному методу исследования, заключающемуся в поэтапном прослеживании истоков основных элементов археологических культур. В частности, в изучении этногенеза славян надлежит продвигаться от культур достоверно славянских, относящихся к раннему средневековью, в глубь столетий к тем древностям, которые обнаруживают генетические связи с раннесредневековыми, а от них — еще на ступень ниже и т.д.

Этот метод исследования стал применяться еще на заре этногенетической археологии. Применяя его, О. Монтелиус попытался показать, что культурное развитие от неолита до эпохи викингов на территории Скандинавии не обнаруживает серьезных разрывов и, следовательно, древние германские племена жили в Северной Европе еще в эпоху неолита 17.

После О. Монтелиуса ретроспективный метод стал применяться широко как основной в целом ряде археологических построений. В частности, им активно пользовался Г. Коссиниа. Идя ретроспективным путем, утверждал этот исследователь, можно про-ледить корни сравнительно поздних археологических культур в более ранних и, таким образом, можно переносить названия известных исторических народов на далекие доисторические культуры. «Этот метод пользуется выводами по аналогии, — писал Г.Коссинна, — так как они позволяют осветить древние, темные времена ретроспективно, идя от ясной современности или от тоже древних, но обладающих богатыми источниками эпох» 18.

В 30—60-х гг. в научной литературе имела место дискуссия по поводу ретроспективного метода, обострившаяся в связи с критикой концепций Г. Коссинны. У некоторых исследователей, как уже говорилось, возникло скептическое отношение к возможностям исследования этногенеза древних народов методами археологии. Однако археологическая практика показала, что ретроспективный метод в этногенетических построениях имеет первостепенное значение. «Этническая интерпретация, — писал в этой связи немецкий археолог К.Г. Отто, — тесно связана с ретроспективным методом исследования. Правомерность для археологии освещать историю народов или племенных групп таким путем ретроспективно — неоспорима. Очевидно, что сегодня нет больше никаких серьезных возражений против этого; это значило бы отрицать историческое развитие вообще или оспаривать участие археологии в реконструкции древнейшей истории» 19.

Современная археология в этногенетических изысканиях исходит из признания устойчивости этнографических признаков, и этнография дает множество примеров этого. С течением времени признаки могут трансформироваться и заменяться новыми, но в распоряжении археологии имеются не статические факты, а материалы, отражающие эпохальную изменчивость. Археология оперирует не отрывочными, разрозненными данными, а целыми комплексами материалов, отражающими пространственные и временные изменения. Поэтому, исследуя этнографические особенности быта, материальной культуры и духовной жизни того или иного народа или племени, ретроспективным методом можно понять историю того или иного этноса, разобраться во всех сложностях интеграционных и дифференцирующих процессов, в процессах ассимиляции и метисации, имевших место в древности. «Отождествление археологических материалов с лингвистическими группами, или, другими словами, с этносами (народами), — писал по этому поводу испанский лингвист А. Товар, — задача далеко не легкая и рискованная во многих отношениях. Тем не менее, это — единственный метод исторического проникновения в доисторию» 20.

В научной литературе до сих пор в ряде случаев проявляется отрицательное отношение к ретроспективному методу в этногенетических изысканиях. Некоторые исследователи полагают, что ретроспективный путь не может учитывать такие факторы, имевшие место в древней истории, как влияние одной группы племен на соседнюю или высокой цивилизации на варваров, а также возможности внутреннего скачка, связанного с хозяйственными изменениями, появлением новой социальной структуры или изменениями исторической ситуации.

С таким утверждением никак нельзя согласиться. Ретроспективный метод исследования ценен тем, что он позволяет учитывать все нюансы сложнейшего взаимоотношения этносов в древности. В европейской истории нет каких-то «чистых» этносов, они складывались в результате взаимодействия и смешения различных племенных и этнических групп, как пришлых, так и автохтонных. Поэтому помимо более или менее спокойного развития археологических культур нередки иные формы перехода от одной культуры к другой. Среди таковых можно выделять следующие формы взаимоотношений между археологическими культурами; 1) неравномерная эволюция, обусловленная миграционными процессами; 2) бурные изменения в культуре, вызванные вливаниями культурных элементов чуждых племен в результате контактов (в том числе и воздействий высоких цивилизаций) или инфильтраций; 3) трансформации, зависимые от изменений хозяйственной жизни и социальной обстановки; 4) полные скачкообразные преобразования, свидетельствующие о смене этноса в регионе. Во всех этих формах связей между археологическими культуры ретроспективный метод исследования разобраться в состоянии. Влияния соседних культурных групп или цивилизаций, хозяйственные или социальные изменения не сразу и не одновременно затрагивают все без исключения этнографические особенности того или иного этноса. Если, например, в каком-либо регионе наблюдаются скачкообразные изменения в экономической жизни или в домостроительстве, то это ие сразу проявляется в погребальной обрядности, или, если обнаруживаются резкие трансформации в гончарной керамике или украшениях, то формы и технология лепной посуды, изготавливаемой домашним способом, не могут развиваться скачкообразно. «Если народ утрачивает свою культурную специфику, он перестает существовать как отдельный самостоятельный этнос», — подчеркивают этнографы 21.

Роль других научных дисциплин в изучении происхождения и ранней этнической истории славян носит вспомогательный, порой подсобный характер. Заканчивая характеристику возможностей основных наук, несколько слов следует сказать о палеодемографин. Структура, численность и плотность населения имеют существенное значение для правильного понимания этнических процессов древности и особенно при изучении миграций. При полном отсутствии письменных сведений палеодемографические исследования могут покоиться только на материалах археологии и антропологии. Для ранних периодов славянской истории, как уже говорилось, антропологические материалы отсутствуют, поэтому исследователи для демографических построений пользуются преимущественно данными поселенческой археологии, анализируя отдельные более изученные регионы славянского мира.

Согласно расчетам польского ученого С. Курнатовского 22, около 1000 г. н.э. славянское и славянизированное население в целом насчитывало 6,5—7,3 миллиона человек, в VI—VII вв. — 2,65—4,1 миллиона, в конце V в. — 1,45—2,68 миллиона, включая проживавшие на славянской территории этого времени остатки фракийского, германского, балтского, финского и иранского населения. Собственно славян в конце V в. было 0,7—1,3 миллиона человек (по подсчетам Г. Ловмяньского, около 1,4 миллиона человек). Для обеспечения широкой славянской экспансии начала средневековой поры нужна была огромиал демографическая масса, которую безусловно немогли обеспечить слабо заселенные в римское время области лесной зоны Восточной Европы. Демографические расчеты показывают, что в раниесредиевековом славянском расселении должно было участвовать население из регионов провинциальноримских культур.

Настоящее исследование древней истории славян велось на начальной стадии ретроспективным путем. Все материалы археологии были ретроспективно рассмотрены от эпохи раннего средневековья, когда славянская атрибуция культур обосновывается историческими данными, в глубь столетий. Таким образом была построена длинная цепь, связывающая основные и частные компоненты археологических культур, которые были в той или иной степени этнографнчны для славянства в разные периоды его исторического развития.

Все историко-археологическне наблюдения и выводы в настоящей работе обосновываются материалами археологии и не навеяны данными других наук. Но после того, как они были получены, археологические результаты сопоставлялись с результатами, полученными лингвистами на материалах языкознания, с данными топонимики, истории и других наук. Учтены в исследовании и материалы естественных наук, в частности, палеоклиматологии, палеоботаники и палеогеографии.

Ретроспективный метод, заключающийся в переходе от известного к неизвестному и являющийся в настоящее время основным удовлетворительным путем археологического изучения этногенеза, плодотворен в кабинетной работе, но нецелесообразен и трудно воспринимаем при изложении результатов исследования. Поэтому история становления и развития славян в настоящей книге изложена в исторической последовательности.

Notes:

Schmid W.P. Indogermanische Modelle und osteurophtsche FrQhgeschichte II Akademie der Wissenschaften und der Literatur. Abhandlungen des Geistes und sozialwissenschaftliche Klasse. Mainz, 1978. Ml.S. 3—24.

Kossinna G. Die Herkunft der Germanen. Zur Methode der Siedlungarchfiologie (Mannus-Bibliotek, 6). Wurzburg, 1911

Childe V.G. Piecing together the Past. London, 1956. P. 111, 112

Брюсов А.Я. Археологические культуры и этнические общности // Сов. археология. Т. XXVI. 1956. С. 5—27

Hencken Н. Indo-European Languages and Archaeology // American Anthropogical Association Memoir. № 84. 1955. P. 31, 32.

Артамонов М.И. Археологическая культура и этнос // Проблемы истории феодальной России. Сборник статей к 60-летию В.В. Мавродина. Л., 1971. С. 16—32.

Jahu М. Die Abgrenzung von Kulturgmppen und Velker in der Vorgeschichte II Berichte fiber die Ver- handlungen der Sfichsischen Akademie der Wissen- schaften zu Leipzig. Phil.-hist. Klasse Bd 99 (3). 1953. S. 14—17.

Eggers H.J. Der «Atlas der Urgeschichte» und die «Tabela imperii romani» // Limes Romanus Konferenz Nitra Bratislava, 1959 S. 118.

Wahle E. Zur ethniscben Deutung frtlhgeschichtli- chen Kulturprovinzen // Sitzungsberichte der Heidel- berger Akademie der Wissenschaften Phil.-hist. Klasse. 1940/1941. S. 3—17.

Crawford O.G.S. Archaeology in the Field. London, 1953. P. 16, 17.

Филин ф.П. Образование языка восточных славян… С. 49—59.

Kehoe A. Ceramic affikiations in the Northwestern plains // American Antiquity. 25 (2). Washington, 1959. P. 237—246, Смирнов А.П. К вопросу об археологической культуре // Сов. археология. 1964. № 3. С. 3—17.

Монгайт А.Л. Археологические культуры и этнические общности (к вопросу о методике историко-археологических исследований) // Народы Азии и Африки. 1967 № I. С. 53—59; Каменецкий И.С. Археологическая культура — ее определение и интерпретация // Сов. археология. 1970. № 2. С. 18—36; Арутюнов С.А., Хазанов А.М. Проблема археологических критериев этнической специфики // Сов. этнография. 1979 N 6. С. 79—89 и другие работы.

Hachmann R., Kossack G., Kuhn H. Velker zwischen Germanen und Kelten. Schriftquellen, Bodenfunde und Namengut zur Geschichte des nOrdlichen Westdeut- schlands um Christi Geburt. Neusntinster, 1962

Schlette F. FrOhe VOIker in Mitteleuropa Archaologische Kulturen und ethnische Gemeinschaften des 1 Jahrtausends v.u.Z. II Frtihe VCIker in Mitteleu¬ropa Berlin, 1988. S 9—23. См еще: Braclunaiin Hj. ArcMologische Kultur und Ethnos // Von der ar- chaologischen Quelle zur historischen Aussage Halle, Berlin, 1979. S. 101—121.

Hermann J. Archaologische Kultur und Sozial6ko- nomische Gebiete II Ethnograptusch-ArchSologische Zeitschrift. 1975. № 6. S. 97—128

Montelius O. tfber die Einwanderung unserer Vorvater in den Norden // Archiv ftir Anthropologie. Bd XVn. 1888. S. 151—160.

Kossinna G. Die Herkunft der Germanen S. 3.

Otto K.H. Archaologische Kulturen und die Erforschung der konkreten Geschichte von Stammen und VClkerschaften // Ethnographisch-Arch&ologische Forschungen. Bd. I. Berlin, 1953 S 2, 3

Tovar A. Linguistics and Prehistory // Word. Т. X. № 2—3. 1954. P. 338.

Чебоксаров H.H., Чебоксарова И.А. Народы… С. 26.

Kumatowski S. Nowsze teorte na temat pierwot- nych siedzib slowian w swiette analizy paleodemograficznej // Stavia Antique. Т. XXIV Poznan, 1977. S. 17—38; Idem. Demographische Aspektehmsichtlich slawisclier Migrationen im I. Jahrtausend II Rapports du Ш-е Congris International d’ArcMologie Slave. Т. I. Bratislava, 1979. S. 453—475.