1. Почему папа уткнулся в книгу

Проходит час.

Прячась в тени деревьев маленького парка рядом с Саградой, Дэнни осторожно обозревает окрестности.

Он вернулся, стараясь идти той же дорогой, что уходил, – через площадь, где возносилась к небесам живая пирамида, потом по Рамбле, мимо неутомимых фонтанов площади Каталонии, надеясь по пути разыскать Замору, весь обратившись в зрение и слух, опасаясь нового столкновения с черными шлемами. Но не видел ни карлика, ни потерянного телефона, ни полиции.

Не увижу Замору еще пять минут, думает Дэнни, добегу до черного входа и найду Розу.

На ноге запеклась кровь, лодыжка пульсирует болью. Над головой с пронзительными воплями носятся зеленые попугаи. Очередь в собор становится все длиннее и длиннее, туристические автобусы дымят выхлопными газами, моторы перегреваются на холостом ходу. В поле зрения ни одного полицейского – и уж конечно никого, кто смахивал бы на члена международной преступной группировки. Но на них ведь и не написано, что они преступники, так что как знать…

В спину врезается жесткая сосновая кора. Надо бы, думает Дэнни, разработать план, а не плыть по воле течения, как сейчас. Так разбей же происходящее – примени папин «атомный метод» и раздели целое на частицы, а тогда уж работай с ними по очереди, по одной. Главный вопрос слишком расплывчат, слишком неясен: что происходит в Барселоне? Надо разбить его на составляющие. Почему за мной охотится полиция? Кому в труппе можно до-верять?

И о прошлом забывать нельзя. Все взаимосвязано. Наверняка в событиях прошлого кроются ключи к событиям настоящего – и наоборот…

По пути обратно к собору он решил попросить у Лоры копии зашифрованных отрывков из папиной «Книги освобождения». Они точно что-то да значат! Он мысленным взором видит последние несколько страниц. Он так часто рассматривал их долгими унылыми вечерами в «Болстоуне», что помнит, где именно зашифрованные отрывки вкрадывались в череду более рутинных записей и списков намеченных дел. Столбцы чисел, подчеркнутых так страстно, что карандаш местами прорывал бумагу, до и после шифровок – звездочки. Но сам шифр размывается в памяти, просто так его не воспроизведешь. Надо было мне слушать повнимательнее, когда папа распространялся о приемах мнемотехники – о при-емах из тех времен, когда в начале карьеры он работал в кабаре.

Как же папа все это любил! Мнемонические схемы, игры на запоминание, всевозможные кодировки и шифры. Показывал мне основы, вроде «крестиков-ноликов», а потом демонстрировал, как их можно усложнить при помощи кодового слова. Дэнни вспоминает восторг, с которым он, совсем еще маленький, разгадывал послание, оставленное для него в трейлере. И как же досадовал, когда в расшифрованном виде оно гласило всего-навсего: «Твоя миссия, если ты возьмешься за нее, состоит в том, чтобы прибраться на своей половине трейлера!» – а вовсе не какую-нибудь экзотическую подсказку, где спрятан клад. Как он приставал к папе, выклянчивая себе «настоящее приключение» со «всамделишными подсказками». Но отец, устав от возни с цирковой бухгалтерией или особо утомительной репетиции, лишь качал головой и, усаживаясь на диван с прихваченной со стеллажа книгой, обрывал нытье неизменным: «Не сейчас, Дэнни! Ради всего святого! Я совершенно вымотался…» Он скрывался за обложкой толстого тома, а Дэнни только и оставалось, что мечтать о братике, сестренке или хотя бы каком-нибудь приятеле-ровеснике.

Я до сих пор одинок… думает Дэнни сейчас.

Он бросает взгляд на часы. Пять минут почти прошли.

И тут в вихре облегчения видит, как Замора вылезает из такси. Слава богу! Судя по внешнему виду, стычка с полицией не повредила карлику – проворно выскакивая из машины, он, как всегда, буквально брызжет энергией. Однако сейчас над ним высится какой-то незнакомец, рослый и крепко сбитый мужчина. Оба наскоро осматривают улицу вверх и вниз, и Замора вскидывает руки жестом не то разочарования, не то досады. Здоровяк успокаивающе кладет ему руку на плечо. Оба направляются к главному входу в собор. На каждый шаг здоровяка карлику приходится делать два с половиной шага.

Дэнни выскакивает из тени и припускает через дорогу, лавируя между нищими и туристами:

– Майор! Я здесь!

Карлик оборачивается. Морщины на лбу у него разглаживаются:

– Дэнни! Madre de Dios! Дурачок, как же я переволновался! С тобой все в порядке?

– Ага.

Дэнни кивает, но взор его уже соскользнул на спутника майора, внимательно прислушивающегося к разговору. Пожалуй, думает мальчик, лучше пока не открывать карты, придержать их при себе.

Сложением незнакомец напоминает медведя. Крепкие руки, широченные плечи. Открытое, широкое лицо, а нос точно у корабля. Одет в наглухо застегнутую дорогую кожаную куртку. Майор замечает колебания Дэнни:

– Ага! Помнишь Хавьера Луиса? Хавьер тут наш импресарио.

– Ты меня не помнишь, – встревает в разговор спутник Заморы. У него сильный испанский акцент. – А вот я тебя еще как! – Он протягивает широкую, точно лопата, ладонь и торжественно пожимает руку Дэнни. – Как ты? Оторвался от ищеек?

– Да. Gracias.

Он смотрит на Хавьера, Хавьер на него. Есть в этом здоровяке нечто успокаивающее, внушающее уверенность. Дэнни чувствует, как сковавшее плечи напряжение чуть ослабляет хватку.

– Не стоит стоять на виду, – говорит Замора, мотнув головой на парк. – Расскажешь мне обо всем, как доберемся до берлоги Хавьера. Это тут рядом, через дорогу. Нам надо кое-что разузнать… а у Хава имеются полезные контакты – еще со старых деньков.

Здоровяк улыбается. Взгляд его скользит в сторону, словно он что-то вспоминает, но видно: воспоминание это не из приятных. Печальное или тяжелое, слегка потускневшее от времени, но все еще оттягивающее книзу уголки губ.

До того тягостное, что даже у Дэнни лицо невольно напрягается и, пока они втроем идут через тенистый сквер, по телу у мальчика пробегает дрожь.

 

2. Почему племянники опасны для здоровья

Роскошная квартира Хавьера окнами выходит прямо на махину Саграды.

Дэнни, все еще не до конца пришедший в себя после волнений и усталости утренней погони, сидит на подоконнике. Взор его прикован к головокружительно-высоким башням и парящим над ними кранам. Интересно, какая там высота? Вот это был бы номер для канатоходца! Но у него коленки слабеют от одной мысли о прогулке по канату на такой вышине.

Где-то там, наверху, под клубящимися облаками, он различает кабинки крановщиков: далекие поднебесные коробочки с крохотными обитателями. Все равно что астронавты на космической станции – под ногами у них бездна.

Замора с Хавьером устроились за лэптопом за спиной у мальчика и с головой ушли в почту, перешептываясь на смеси каталанского и общеупотребимого испанского. Время от времени он разбирает отдельные слова: «Дэнни… Полиция… Тибидабо…»

Эта парочка – великан и карлик – смотрелась бы крайне потешно, если бы на лицах их не было тревоги. Видно, что они хорошие друзья: плечи их касаются друг друга, головы согласно кивают. Странно, размышляет Дэнни, что я не помню ни единого упоминания о Хавьере. Уж если они такие старые приятели, должен же я был видеть его близ «Мистериума», ну хоть изредка – особенно во время гастролей по Испании?

Замора кашляет и захлопывает крышку лэптопа.

– Ну? – Дэнни жаждет узнать, что они там обнаружили, – и в то же время боится ответа.

– Хавьер уверен, что эти люди – по крайней мере, те, что на нас с тобой набросились – члены полицейского отряда по охране общественного спокойствия, который славится тем, что насквозь коррумпирован…

– А это значит одно, – перебивает Дэнни. К горлу снова подкатывает тошнота, но и странное возбуждение, – что «Сорок девять» их на нас натравили!

– Ну, точно мы пока сказать не можем, правда? – возражает Замора. – Знаем только, что кто-то убил того бедного парня и выжег точки у него на спине…

– Но их же, точек этих, сорок девять! Наверняка они тут, в Барселоне!

Хавьер качает головой и покашливает:

– Я слышал… кое-какие слухи. Но я такое всегда… делил на шестнадцать. Не воспринимал совсем уж всерьез. И я ведь был всего-навсего маленькой рыбкой в большом и мутном море, да?

Дэнни поворачивается к каталонцу.

– Майор, мы ведь можем доверять Хавьеру? – спрашивает он, не отводя от того глаз.

– Ну конечно же! – вскидывается Замора с искренним возмущением. – Мы с Хавьером топтали мостовые этого города, когда ты еще не родился, мистер Дэнни. Еще до Олимпиады. Мы с ним хлебнули problemas по полной, плавали, можно сказать, среди акул – но я бы доверил ему свою жизнь.

Хавьер все так же смотрит Дэнни прямо в глаза. Лишь плечами пожимает, точно подозрения его совершенно не волнуют. Или он к ним привык.

– Сдается мне, – произносит он, – теперь нам стоит отнестись к тем слухам малость серьезней, no?

Дэнни усиленно вчитывается в мелкие знаки – исходящие от здоровяка крохотные, неподконтрольные сигналы на языке тела. Кулаки у Хавьера наполовину сжаты. Он явно напряжен. Но моргает не чаще обычного, да и взгляд в сторону не отводит. Либо и в самом деле достоин доверия, как утверждает майор, либо отлично умеет маскировать все признаки лжи и обмана.

Ладно, доверюсь ему. Положусь на мнение майора.

– Если «Сорок девять» и вправду тут, значит, их кто-то навел. Лишь немногим известно, что я в Барселоне, так что подозреваемых останется совсем мало – как только мы вычеркнем из списка большую часть труппы.

– Как это – часть?! – ахает Замора. – Мистер Дэнни, я бы сказал – всех.

Дэнни решительно качает головой. Настал миг пойти с козырей. Он хранил эту информацию с самого побега в Гонконге, но теперь необходимо как можно скорей убедить Замору – и Хавьера – в своей правоте. Нет смысла придерживать карту до конца игры.

– Выбираясь из холодильника, я кое-что вспомнил. Кое-что, случившееся за неделю до пожара. Наверное, то, что я оказался в такой же ситуации, как папа, подстегнуло мою память.

– Мы это все уже проходили…

– Но я тогда кое-чего не помнил. В ночь накануне несчастного случая я заметил на колене брюк у одного из клоунов пятно.

– Не понимаю…

– Билли с папой покрасили водную камеру накануне вечером и оставили сохнуть. Но у одного из клоунов оказалось пятно на штанине. Наверное, он наступил коленкой на крышку – чтобы испортить замок или еще для чего-нибудь в таком роде.

– Мистер Дэнни, погодите-ка, это очень серьезное обвинение…

– Знаю! – нетерпеливо восклицает Дэнни. Он привык считать, что Замора относится к нему как к равному, а не как к ребенку. А вот теперь карлик не спешит согласиться с его подозрениями… Может, и он ничем не лучше остальных! – И еще кое-что. Увидев меня сегодня утром, Аки с Джои очень странно переглянулись. Как будто и не очень обрадовались…

– Да они всегда странно переглядываются, – возражает Замора. – И вообще – зачем им вредить Гарри и Лили? Ерунда какая-то!

Хавьер внимательно прислушивается к этой перепалке.

– А может, они вовлечены в банду не напрямую? Может, один из них просто посыльный – у плохих людей, no? Ты же мне сам говорил, Замора, что у этих клоунов уйма багажа. Долги. Prob-lem-as!

Замора медленно опускается на краешек кофейного столика и чешет в затылке:

– Дэнни, ты точно уверен? Ну, ты же был в таком напряжении и…

– Точно.

– И кто ж из них?

– Они же были в масках. Под черепа. Аки или Джои. Вряд ли Бьорн – он слишком крупный.

Замора поднимается на ноги и кладет сильные руки на плечи Дэнни:

– Одно я знаю точно. Если «Сорок девять» действительно здесь и пытаются до тебя добраться, я первым же рейсом отправляю тебя домой. Или вызову Лору, чтобы сама приехала и тебя забрала.

– Нет! – Голосом Дэнни еще кое-как владеет, но вкладывает в свой возглас всю силу, которую только в состоянии собрать. – Я никуда не поеду. Не сдамся. Я должен выяснить, зачем убили маму и отца. Здесь мой единственный шанс. Здесь и сейчас!

На миг наступает молчание. Кран за окном помешивает облака ярко-желтой стрелой. Над башнями собора покачивается очередной каменный блок.

– Майор, ну пожалуйста!

К несказанному удивлению Дэнни, Хавьер вдруг приходит на помощь:

– Замора, если Дэнни прав и «Сорок девять» и вправду существуют, то в безопасности он не будет нигде. Ни здесь, ни в Inglaterra, ни даже на ледяном Polo Norte. Но здесь мы хотя бы можем получить какую-то помощь. От службы охраны моих клубов или от старой шайки.

Карлик в нерешительности надувает щеки.

А Хавьер продолжает гнуть свою линию:

– Здесь мы сможем защитить Дэнни. Это ж наша родная земля, no?

Замора слегка наклоняет голову. Дэнни знает этот жест: «Ну ладно, уговорили».

– Ну ладно. Наверное, и впрямь нет смысла беспокоить Лору из-за того, что уже произошло. Не сомневаюсь, что она все равно скоро будет здесь.

Дэнни сжимает кулаки: маленькая победа!

– Но ты должен меня слушаться, – прибавляет карлик.

Дэнни кивает и встает с места:

– Мне надо поговорить с Лорой, попросить у нее сканы последних нескольких страниц папиной «Книги освобождения». Это очень важно.

Когда в окне скайпа на экране появляется тетино лицо, трудно сказать, какое чувство берет на нем верх – гнев или облегчение, однако она делает глубокий вдох и как ни в чем не бывало сдувает с глаз упавшую прядку:

– Ты, Дэнни, укорачиваешь мою жизнь не знаю на сколько лет! На чертову пропасть! На племянниках надо татуировать предостережения от имени правительства, что они опасны для здоровья.

Дэнни прогоняет тревогу с лица – особенно из глаз – и улыбается в ответ, стараясь успокоить ее. Успокоить себя самого.

– Прости, тетя Лора. Мне просто необходимо было…

Она вскидывает руку:

– Послушай! Сегодня я получила имейл от Рикара. Один осведомитель сообщил ему, что «Сорок девять» все-таки отнюдь не просто слухи, а нечто гораздо большее. Я приеду и заберу тебя.

– Но…

Так, значит, все правда. Сомнений больше нет. Он чувствует, как плечи ему снова сковывает напряжение, сердце вновь ускоряет бег.

– И никаких споров. Замора последит за тобой до завтрашнего вечера – на худой конец, до послезавтрашнего. А потом мы отправимся в безопасный дом в самой-распресамой глуши, какую я только найду.

– Но «Мистериум»…

– К черту чертово представление, Дэнни! Я говорю о твоей жизни. Бог весть, отчего они так на тебя взъелись, но Рикар говорит, босс «Сорока девяти» – они зовут его Центром – лично хочет убедиться, что с тобой поквитались. Понятия не имею, за что и почему, но мы должны отнестись к этому крайне серьезно.

Теперь, когда он уже поделился подозрениями насчет клоунов, когда Лора подтвердила его худшие опасения, Дэнни ощущает себя совсем беззащитным – словно на спину ему прицепили мишень. Он бросает взгляд на окно. Облака, подъемные краны. И ничего больше. Ему вдруг с новой силой вспоминаются слова, которые прошептал Кван: наверху, мол, хотят твоей смерти. Дэнни нервно сглатывает, стараясь хранить спокойствие.

Главное сейчас – выиграть время, думает он. Подыграю Лоре, хотя бы пока гроза не уляжется. Поддавшись во время борьбы, иногда удается выгадать миг промедления – драгоценный миг, пока твой противник убежден, что уже победил.

– Как хочешь, тетя Лора, – произносит он, ссутулив плечи и приняв самый расстроенный вид.

– Вот умница. И не бойся.

– Можешь сделать мне небольшое одолжение?

– Посмотрим.

– У меня на столе лежат старые папины заметки. В большом блокноте в твердой обложке. Можешь найти их, отсканировать несколько последних страниц и переслать по электронной почте Заморе? Вот прямо сегодня.

– А подождать нельзя?

– Ну пожалуйста – а я что угодно для тебя сделаю. – Для выразительности он берет небольшую паузу. – Это поможет мне отвлечься и не бояться…

Лора вздыхает:

– Постараюсь. Но обещать не могу – мне еще надо столько всего уладить. Мой адвокат говорит, что ему звонили из полиции. Странный какой-то звонок. Какой-то суд в Риме. Боже, всегда все кувыр-ком…

– Ну пожалуйста! А я как паинька сяду в самолет.

Лора вздыхает:

– Ну ладно. И смотри там правда поаккуратнее. Еще поговорим.

Она протягивает руку, чтобы прервать разговор. Экран темнеет.

Когда Дэнни закрывает лэптоп, Хавьер одобрительно кивает.

– Ты ее обхитрил, да? Чтобы добиться чего тебе надо?

Дэнни смущенно отворачивается, чтобы не смотреть Хавьеру в глаза.

– Всем нам иной раз приходится лукавить, – говорит здоровяк. – Твой папа, когда хотел, мог любого вокруг пальца об-вести.

– Вы его знали? – неуверенно спрашивает Дэнни, гадая, вдруг Хавьер сейчас расскажет ему о еще каком-нибудь папином недостатке.

– Si, si. И тебя тоже, Дэнни. Но ты был совсем крошкой. Иди-ка взгляни. – Он ведет Дэнни в столовую с высоким потолком. Двое детишек, мальчик и девочка, не старше пяти-шести лет, заняты едой, болтая с набитым ртом.

– Мои, – гордо объявляет Хавьер. – Пако и Лучия.

Дети поднимают головы и радостно улыбаются отцу.

– Но я хотел показать тебе вот что.

На противоположной стене висит большая фотография в массивной, затейливо украшенной рамке.

– Может, узнаешь тут кого, – говорит Хавьер.

Верхняя половина изображения тонет в густой тени, а снизу выстроился ряд ярко освещенных фигур. Слева направо: еще совсем молодой Хавьер со старинной фотокамерой на треноге, смотрит прямо на зрителя, зажав в руке спусковое устройство. Рядом с ним Иззи и Беатрис – прекрасные в обычных своих страусиных перьях «черных ангелов» – присели по сторонам от маленького темноволосого мальчика не старше трех лет с виду. После воздушных гимнасток – бе-зошибочно узнаваемый майор Замора, спокойный и собранный. На него с восхищением смотрит стоящая рядом карлица. У ног мальчика свернулся пес – скорее всего, Герцог, только в шерсти у него пока еще черного больше, чем седины.

Дэнни подходит к фотографии, тянется пальцами к стеклу, к фигурке маленького мальчика. Цвет глаз ребенка разобрать невозможно, но зато пристальная внимательность взгляда не оставляет почвы для сомнений.

– Это же я, да? – негромко спраши-вает он.

Хавьер кивает:

– Восемь-девять лет назад.

– А я не помню.

В тени чуть позади стоят Роза и Джимми Торрини – оба кажутся чуть моложе, чем сейчас, – и, черным силуэтом на фоне ярко освещенного дверного проема, еще одна фигура: не то собирается присоединиться ко всем, не то уходит.

– Это по мотивам картины Веласкеса, – поясняет Хавьер. – На оригинале изображен испанский двор, наблюдающий, как художник пишет портрет короля с королевой. У меня целый день ушел на то, чтобы все подогнать и расставить как надо. Видишь короля с королевой? Настоящих героев картины? Я тебе подскажу…

Но Дэнни уже и сам их заметил. В глубине комнаты маячат смутно отраженные в зеркале призрачные лица мамы и папы. Оба вне картины, но в то же время и внутри ее.

– Как тебе? – спрашивает Хавьер, подходя к Дэнни и кладя руку ему на плечо.

Но Дэнни не в силах ответить. Он с трудом сдерживает эмоции. Есть во всем этом что-то такое загадочное, такое трогательное. Словно пророчество – что они уйдут, но все еще останутся где-то вокруг, будут наблюдать… Он набирает в легкие побольше воздуха, делает глубокий выдох:

– А кто та карлица?

– Гала, – отвечает голос позади него. Замора тихо подошел сзади и тоже разглядывает фотографию. – Мы одно время были вместе. Но у нас ничего не полу-чилось.

– Ее я тоже не помню.

– А ты был совсем крошкой, – похоже, Замора рад сменить тему. – А потрясающе у Хавьера вышло, no? Всегда хотел как-то воссоздать эту картину – разыграть, например. С Веласкесом в чем вся штука-то: он первым из художников стал писать нас, карликов, как обычных людей. Не как домашних животных или уродцев. Благослови его Господь.

Дэнни кивает, но взгляд его прикован к отраженным лицам родителей, улыбающимся ему из своего вечного полумрака.

– Пойдем, amigo, – ласково зовет его Замора. – Мне пора на репетицию.

В комнату с кофейником в руках входит темноволосая женщина. В стенках кофейника отражается предвечерний свет, подсвечивая проборожденные тревогой морщинки вокруг ее глаз. Она хоть и выдавливает из себя улыбку, но все же не в силах скрыть напряжения.

– А это Лопе, моя жена, – представляет Хавьер и целует ее в щеку. – Прости, cariño. Нам пора уходить.

Женщина ставит кофейник на стол, вытаскивает из кармана сложенный листок бумаги и всовывает в руку Хавьеру.

– Una comunicación, – бормочет она, и – на кратчайший миг – Дэнни замечает в ее темных глазах проблеск страха. Хавьер бросает взгляд на записку, почти незаметно вздрагивает и прячет листок в карман.

– Если еще кто позвонит, говори – меня нет в городе.

– Но все хорошо? – спрашивает Лопе.

– Отлично, – заверяет он и снова целует ее. – Распрекрасно.

Однако ясно, что это не так – Дэнни точно уверен. Лопе крепко-крепко пожимает руку Хавьеру и торопливо отворачивается.

Лопе уходит, а вот ее взгляд так и остается с Дэнни. Такой измученный, тревожный – на миг он вытесняет у него из головы все остальное.

На лестнице мальчик поворачивается к Хавьеру:

– А вы тоже были в труппе «Мистериума»?

Замора фыркает:

– Уж лучше бы был. Верно говорю, amigo? Глядишь, и не угодил бы в тюрьму.

– В тюрьму?! За что?! – поражается Дэнни.

– Да так. – Хавьер накидывает куртку на плечи. – За убийство. Помимо всего остального.

 

3. Почему змея проглотила свой хвост

Глубоко задумавшись, Дэнни шагает вслед за майором и его другом через парк, вверх по соборной лестнице, потом через внутренние помещения Саграды. До чего же небрежно Хавьер ввернул в разговор слово «убийство» – все равно что ничем не примечательные выходные упомянул. Мальчику бы хотелось проникнуться к Хавьеру теплыми чувствами – Хавьер ему даже нравится, – но это слово, да еще тот электрический обмен взглядами между мужем и женой словно бы подняли ставки еще выше. Новый повод для беспокойства, мрачно размышляет Дэнни, пока они пробираются по лесу каменных колонн к дальнему концу собора.

Роза ждет их. Стоит перед временной ширмой в омуте зеленого света, скрестив руки на груди и постукивая ногой по каменным плитам.

– Я сказала – до ланча! – рявкает она. – Выбиваемся из графика, Замора…

Она обрывает речь на полуслове и показывает на ногу Дэнни, на темные пятна просочившейся сквозь джинсы крови.

– Что с тобой, Bello?

– Я… э-э-э… упал, на Рамбле.

Роза тяжело вздыхает:

– Мария только что обновила аптечку. Она тебя подлатает. – Директор переводит взгляд на спутника Заморы и Дэнни. – Hola, Хавьер. У нас тут черт-те что творится! Господи, и зачем только я бросила курить!

Она ведет их к пластиковой занавеске, за которой начинается арена. Но Дэнни чуть приотстает и дергает Замору за рукав:

– Хавьер кого-то убил?

Карлик качает головой:

– Самозащита. Из серии «кто кого». Приговор вынесли как за непреднамеренное убийство. Хавьер хороший парень. – Замора оглядывается по сторонам. – Но знаешь, давай пока держать события этого утра – и все остальное – в тайне… Пока не выясним точно, что происходит.

Дэнни кивает. Это хорошая стратегия: посмотреть, не проявит ли кто из труппы удивления, увидев, как я вхожу, целый и невредимый. Но и спешить с суждением насчет Хавьера я не стану. До поры до времени.

Он распрямляет плечи, старается вытеснить из головы треволнения минувшего утра, проскальзывает за занавес…

…и у него перехватывает дыхание.

Декорации поражают воображение. С креплений свешиваются новые шелковые полотнища, за дальними окнами натянут старый, еще времен прежнего «Мистериума» фон. Меж тросов и канатов скользят, чуть вращаясь, крохотные огоньки, высокие столбы фиолетового света пронзают безбрежное пространство под куполом, клубы дыма и сухого льда. Внезапно прошлое подступает почти вплотную. Так и чувствуешь его, думает Дэнни. Чувствуешь, но все же не видишь. Совсем рядом…

Однако сейчас у него есть дело. Загнав нахлынувшие эмоции поглубже внутрь, он обводит взглядом труппу, высматривая малейший признак удивления, потрясения или даже злости. Большего ему и не надо.

Над ареной натянута сетка безопасности. Высоко над головой мальчика Бьорн раскачивается на трапеции, зацепившись коленями, лениво помахивая руками в воздухе. При виде Дэнни он приветственно взмахивает белой от мела ладонью, на перевернутом лице расплывается широкая улыбка.

– Ладно, начинаем, – командует Роза, хлопнув в ладоши. – Сперва номер вольтижеров. Давайте, мальчики!

Билли выдает нестройные звенящие аккорды песни «Экспресс тебе в череп». Сидящая рядом с ним Мария берется за виолончель.

– Ты мне не говорил, что поранился, – кричит Замора, перекрывая музыку.

– Да все в порядке, – отмахивается Дэнни. Ему сейчас важно отследить реакцию на его возвращение.

Он прислоняется к одной из опор, переводя взгляд с одного артиста «Мистериума» на другого. Билли и Мария с головой ушли в музыку, не замечают больше ничего вокруг. Дарко сидит на контейнере и увлеченно разговаривает по телефону, даже глаза прикрыл, чтобы лучше слышать собеседника. Фрэнки держится за канат и, задрав голову, смотрит куда-то под потолок. Единственный член труппы, выказавший к мальчику хоть какой-то интерес, это Герцог: он подбегает к Дэнни, помахивая хвостом, а потом тяжело плюхается у ног. Дэнни наклоняется потрепать косматую голову пса. Это хоть как-то унимает разошедшиеся нервы.

А что там с остальными двумя клоунами?

Аки и Джои стоят наготове на своих платформах, уверенные и собранные. Снизу они похожи на парочку хохлатых попугаев, поднятые колючими гребнями волосы сверкают в свете прожекторов. Бьорн раскачивает свою трапецию все сильнее, сильнее и вот, на очередном пике, хлопает в ладоши. Джои, стоящий наготове как раз над ним, ласточкой ныряет вниз, к сети, на миг кажется, что он падает, но время выверено безупречно и руки его в полете крепко сцепляются с руками Бьорна. Описав две широкие дуги в воздухе, он одним длинным сальто преодолевает пропасть и хватается за трапецию с другой стороны. Это сигнал для Аки.

Но тут взгляд Аки случайно падает на Дэнни. Циркач замирает – на долю мгновения, однако этого достаточно, чтобы сбиться с темпа: и когда он летит вниз, паря в свете прожекторов, пальцы его лишь краешком задевают руку Бьорна, и Аки, кувыркаясь, уносится вниз, приземляясь беспорядочной грудой, точно тряпичная кукла, на сетку безопасности. Музыку прорезает крик боли.

Что это было? Та самая реакция, которой я ждал? Сердце у Дэнни бьется с не-истовой силой. Да, пустяк – но все же клоун сбился с темпа. Мальчик во все глаза смотрит на барахтающегося в сетке Аки.

Роза качает головой. Билли с Марией выдают череду разрозненных аккордов, а Мария саркастически смеется в микрофон – так они на арене всегда прикрывают чью-нибудь оплошность. Дарко морщится и засовывает телефон в карман.

– Аки еще не в форме, Роза. – Он косится в сторону Дэнни. – Что бы сказал твой старенький папочка, Дэнни? «Болваны! Я окружен сплошными болванами!»

Голос воспроизвести ему удается – рокочущий бас с вполне различимым валлийским акцентом. Но вот с выражением лица и мимикой – провал.

– Ради бога, Дарко, – протестует Замора.

– Если ему хватило храбрости вернуться сюда, то и с этим он справится, – возражает Дарко и крепко хлопает Дэнни по плечу. – Верно?

Но Дэнни так сосредоточенно выискивает взглядом клоунов, что фраза проносится у него над головой не задев. Джои стоит левой ногой на бруске для отталкивания и смотрит вниз, чуть подавшись вперед и держась только одной рукой. Он ухмыляется упавшему товарищу. Потом переводит взгляд на Дэнни.

Только не отворачивайся, велит себе Дэнни. Не показывай испуга.

– Ты его сбил с толку, Дэниел! – кричит француз и смеется из-под маски. – Впрочем, на этой неделе его все с толку сби-вает.

– Перерыв! – объявляет Роза. – Пять минут. Мария, займись, пожалуйста, ногой Дэнни, пока он кровью весь пол в соборе не залил!

Джои ухмыляется, балансируя на приступке – и падает на натянутую внизу сеть.

Мария выкатывает аптечку – маленький серебряный контейнер, на котором изображен большой красный крест и видна надпись «Больница “Мистериума”». Присев на корточки рядом с мальчиком, гимнастка закатывает его штанину и морщится. Из ранки все еще сочится кровь.

– Бог ты мой, Дэнни, как тебя угораздило? Да тут зашивать придется.

– Ну ладно, – соглашается он, но при виде сочащейся из пореза темно-красной крови на него внезапно наваливается усталость. Тело тяжелеет. Мария выпрямляется и смотрит ему прямо в глаза.

– Наверное, это все немножечко чересчур… Ну то есть вернуться сюда, а семьи твоей больше нет… – голос ее стихает от неуверенности. Но вскоре лицо светлеет: – Эй, а показать мою новую татушку?

Она задирает жилетку и поворачивается спиной. В самом-самом низу, под поясницей свернулась восьмеркой, образуя символ бесконечности, змея, кусающая собственный хвост.

– Это называется «уроборос». Клево, да? Это про то, что жизнь – она продолжается и продолжается… что бы ни случи-лось.

– Папа всегда оставлял такой знак для мамы, когда они только начали встречаться. Мастерил из веточек или рисовал на инее, – откликается Дэнни, признательный за возможность воскресить радующие воспоминания: как мама всегда говорила, до чего же приятно было видеть символ их любви, размещенный у всех на виду – например, на запотевшем окошке кафе – и все же непонятный непосвященным.

– Нам всем их очень не хватает, Дэнни, – говорит Мария. И снова замолкает, боясь, не сказала ли лишнего.

Дэнни опускает взгляд на окровавленную ногу и старается выдавить из себя улыбку. Может, Мария сумеет добавить в головоломку недостающий кусочек. Надо расспрашивать всех и каждого.

– Мария, а ты помнишь последний день? День пожара?

Мария вздыхает:

– Такой ужас творился, Дэнни. Не знаю…

Она явно обходит какую-то тему стороной. Умалчивает. Отводит глаза. Но при этом хочет и чем-то поделиться.

– Ну расскажи, пожалуйста, – начинает Дэнни, легонько касаясь ее руки, чуть постукивая – по той точке на предплечье, которая, по папиным словам, помогает разговориться… Похоже, он все делает верно – Мария вздыхает:

– Господи, помилуй! Да ведь в тот самый день я сказала твоему папе: мол, пусть пойдет и повесится. Даже не так выразилась, а еще хуже, гораздо хуже. Да пропади ты пропадом – сказала, и еще кой-чего прибавила. Знаешь, он ведь иногда таким был паршивцем. А получилось – это было последнее, что я ему сказала. Боже, мне та-а-а-а-ак из-за этого плохо!

В глазах ее стоят слезы. Слушать, как о папе опять отзываются не слишком лестно – ужасно больно. Дэнни отводит взгляд, но думает про себя – тут дело только в этом, никаких иных мрачных тайн.

– Ох ты господи, надо ведь тебя подлатать, – Мария берет себя в руки. – Сделаем пару стежков, а?

– Я выдержу.

– Пощиплет немножко.

Мария промывает царапину антисептическими салфетками, Дэнни невольно морщится. Но к тому времени, как она достает из упаковки стерильную иголку, тщательно выбирает нитку и, чуть высунув от сосредоточенности язык, нагибается над ногой мальчика, голова у него уже так занята другими мыслями, что он почти не чувствует боли.

Дэнни снова обшаривает глазами арену, проверяя, кто чем сейчас занят.

Дарко кидает ножи в деревянную мишень. Они прорезают яркими вспышками полумрак и с глухим стуком вонзаются в доски – не дальше ширины пальца от обрисованной мелом человеческой фигуры. Роза с девочками просматривают порядок номеров, лица их сосредоточенны и серьезны.

Джои и Аки чуть позади них стоят почти вплотную друг к другу и разговаривают. Вот они дружно косятся в его сторону – и так же дружно отворачиваются.

Я все выдумываю, спрашивает себя Дэнни, или во взглядах и выражении лиц клоунов читается вина? Из-за того, что я поранился?

 

4. Почему счастье – это теплый ствол

Примерно в полумиле оттуда, затерянная в лабиринте переулков квартала Раваль, Ла Лока склоняется над ярко освещенным верстаком.

На заднем плане тихо играет музыка – бойкая мелодия. Ла Лока невольно притоптывает правой ногой в такт и подпевает себе под нос, склоняясь над работой.

К мобильнику убитого надо прикрепить маленький таймер, который можно будет активировать дистанционно. Рядом на верстаке лежит пластиковая взрывчатка – белый целлофановый сверточек. Более чем достаточно для задачи – но почему бы не устроить все позрелищней, расходы-то ей так и так оплатят. Когда все закончено, остается лишь прикрепить бомбу сильным магнитом к лямкам наплечной сумки. А потом – бабах!

Рядом лежит мобильник мальчишки: она поменяет там сим-карту и снова подсунет ему!

У Ла Локи ловкие, умелые пальцы. Работая, она насвистывает себе под нос в такт играющей на заднем плане песне: «Счастье – это теплый ствол. Счастье…»

В глубине комнаты, вне круга света настольной лампы, темнеет секретер для хранения документов. А в нем – методично описанные, заархивированные и размещенные в хронологическом порядке на вечный покой ее жертвы. Отдельная папка для каждого, кого она стерла из книги жизни за много лет. Никому еще не удавалось заглянуть в эти папки – и остаться в живых. Никому и не удастся.

Ей самой непонятно, отчего за ней закрепилось имя «Ла Лока» – Безумная. Ведь в ней нет ни капли безумия. Она расчетлива, аккуратна, рациональна. Она оказывает определенные услуги за строго определенную плату. И не оставляет никаких мелочей на волю судьбы. Она не знает, что такое неудача. Если хотите, чтобы что-то было выполнено точно и в срок – и у вас есть деньги! – обращайтесь к Ла Локе.

Металл плавится, шипит и капает на два проводка, которые надо соединить. Ла Лока вдыхает едкие пары и на миг задерживает в легких.

На столе рядом лежит распечатка имейла от клиента.

Жизненно важно воспользоваться этой возможностью. Противники предупреждены. Протечка ликвидирована, но ущерб уже нанесен. Местный босс 38 и оперативники в курсе и приостановят активность, пока вы не завершите начатое.

Вместо подписи – аккуратная сеточка из сорока девяти точек. А в самой середине центральная точка обведена жирным красным кругом. Яблочко на мишени.

Центр.

 

5. Почему похлебка не пошла впрок

День на исходе. Клоуны и Летучие Акробатки собирают вещи после своей части репетиции, дружески похлопывают друг друга по спине. С лиц ушло напряжение. Атмосфера почти как в старые добрые времена. Но Дэнни все еще напряжен, все еще начеку.

Он всю репетицию высматривал что-либо подозрительное в реакции или передвижениях участников труппы – но больше ничего достойного внимания не заметил.

В горле у него все еще стоит сырой тяжелый комок эмоций. Таинственная фотография Хавьера расшевелила бурю чувств – и они так и просятся наружу. Он сглатывает, силясь загнать их обратно.

С наступлением темноты преображение арены «Мистериума» завершилось – словно бы над ней вознесся огромный купол и все они снова очутились под его полусферой. Вокруг видны лишь знакомые предметы реквизита, опоры, канаты, трапеции и качели, звездный задник с пляшущими на нем огоньками, вспыхивающими и гаснущими созвездиями и галактиками. Вон высоко над головой снова зажигается Орион. Неужели всего лишь вчера Дэнни смотрел, как звездный охотник шагает над парижским кладбищем? Неужели и вправду еще не прошло двух лет с тех пор, как он последний раз наблюдал, как на этом драматическом фоне выступают мама и папа? Комок в горле сжимается еще плотнее.

Мария, вращаясь, летит по воздуху на летающем шнуре. Яркий луч прожектора выхватывает из тьмы кружение татуировок и прядей волос. На спине вспыхивает золотая петля уробороса. Дэнни замирает на месте. Несмотря на разброд в мыслях, на тревогу, подобное зрелище завораживает, напоминает, как же это здорово – быть живым. Как хорошо, когда твоя работа напоминает об этом и другим людям.

Роза с Заморой подходят к мальчику.

– Знаешь что, – улыбается распорядительница, – мы провели весь техпрогон без сучка без задоринки. Правда, кое-что еще остается…

Она выразительно кивает на стоящую сбоку красную пушку Заморы.

– Но сперва ужин, – потягивается Роза. – Проголодался, Bello?

– Да, страшно, – откликается Дэнни, хотя, сказать правду, в глубине души боится, как бы его снова не стошнило. С ним явно что-то не в порядке. Неужели подцепил какую-то заразу?

– Я приготовила свое коронное блюдо. Риболлита!

Вся труппа собирается в задней комнате за длинным столом на козлах.

Аки порывается было усесться во главе, но Замора сильной рукой преграждает ему путь:

– Давай сегодня оставим почетное место для Дэнни. Продемонстрируем, как ВСЕ мы рады его видеть. Он это заслужил.

Присутствующие отзываются согласным рокотом. Внезапно оказавшись в центре внимания, Дэнни пытается скрыть смущение. Он благодарен Заморе за великодушный жест, но предпочел бы просто тихонько отсидеться в сторонке. Хоть переждать, пока тошнота отступит.

Нельзя терять бдительность, думает он. Надо смотреть во все глаза, вылавливать любой намек на фальшь в словах или поведении. Вот, например, похоже, что клоуны не разделяют всеобщего энтузиазма, тогда как все остальные за столом выкрикивают приветствия и обращают к нему поднятые бокалы.

Роза ставит на стол огромный котел с похлебкой и принимается наполнять миски до краев:

– Надеюсь, Bello, ты ее еще не разлюбил. Раньше-то просто обожал, еще когда… когда был помладше.

– Как нога, Дэнни? – кричит Мария с другого конца стола.

– Отлично, спасибо, – отвечает Дэнни, силясь придать голосу жизнерадостность, но что-то тягучее, вязкое в горле душит все сильней и сильней, на глазах выступают слезы.

– Похоже, ты тоже поучаствовал в заварушке в Гонконге? – пищит Фрэнки Бум через весь стол. – Расскажешь?

– Ой, дайте парню поесть, – торопливо перебивает Замора.

Дэнни смотрит вниз, на похлебку, и водит ложкой в миске, гадая, что же сказать… и можно ли тут хоть что-нибудь сказать.

– Я пустил в ход трюк, которому меня папа научил… – с запинкой говорит он.

Риболлита еще слишком горяча, но душистый запах приправ из миски проносится по памяти Дэнни, поворачивает мысли вспять, вспять…

– Так и не понял, как ты вообще очутился там, на крыше, – настаивает Джои.

Дэнни подносит к губам ложку густой ароматной похлебки, дует на нее, прихлебывает. И тут происходит нечто очень странное.

Еду словно бы приправили сильным наркотиком. Как только вкусовые сосочки на языке ощущают знакомые оттенки вкуса, время подвисает, застывает, стол перед мальчиком теряет очертания, растворяется, а лица сливаются в единое пятно. Вязкая тяжесть, давно обосновавшаяся в желудке, резко подступает к горлу, к носу – и наконец выпускает на волю волну воспоминаний и горя…

Прошлое возвращается, обрушивается на голову – бесчисленные такие вот ужины, когда все сидят за общим столом, передают по кругу бутылки вина, кто-нибудь перебирает струны гитары, наигрывает на аккордеоне. Смех, веселая болтовня, неловкие паузы, подколки, ругательства, долгие истории – и все под Розину стряпню. Одни пришли в костюмах, не смыв побелку с лица, другие в джинсах и футболках. Сплетни, шутки, флирт, цирковые байки, но больше всего – смеха.

По вечерам труппа частенько усаживалась прямо на улице, под звездным небом. Скатерти лучились белизной, кто-нибудь из клоунов бродил вокруг, выпуская петарды, взрывающиеся над головой. Случалось, обломки падали сквозь ветви деревьев на стол, вызывая взрывы хохота. Неудержимый смех, море энергии… а потом все прервалось, свет погас, а обугленные остатки дома Дэнни были бесцеремонно сметены и выкинуты бог знает куда.

Больше того. Последний раз мальчик получил миску риболлиты вечером накануне пожара, и вот сейчас знакомый вкус – пряный, особенный – высвобождает и эти воспоминания…

Дэнни сидел у Розы в фургоне, когда они вдруг услышали вой сирен и крики Дарко «Пожар! Пожар!». Еще чувствуя во рту вкус похлебки, мальчик, спотыкаясь, помчался вслед за Розой наружу, под снег, и увидел языки пламени, над которыми поднимался густой черный дым. С тех самых пор он заглушал эти воспоминания, но сейчас ясно представляет себе всю сцену, а не разрозненные фрагменты. Он помнит, как члены труппы изо всех сил старались потушить пожар, как лаял Герцог, как Мария и Фрэнки направляли в пылающую преисподнюю струи огнетушителей – одного, второго, третьего, – сперва надеясь, потом почти безнадежно. Как Замора рвался в огонь, но его оттащили. Как подоспевшие клоуны растерянно смотрели на пылающее чудовище, поглотившее родителей Дэнни.

Я помню, помню! Снег валил все сильнее, сплошной пеленой, и… я оглядывался по сторонам в поисках помощи, еще одного огнетушителя или пожарного насоса, и все остальные тоже были рядом. А потом кто-то пронзительно закричал – Иззи или Беатрис, – и я снова взглянул на пламя и помчался к нему, чтобы спаси их, но Замора перехватил меня с криком «Нет, Дэнни, нет!». И держал меня, а пламя все бушевало и бушевало… Пожирало само себя, пока наконец не примчались завывающие пожарные машины и не добили его окончательно.

Дэнни смутно осознает голоса вокруг. Кто-то – Роза? – спрашивает, как он себя чувствует. Что-то случилось? Но Дэнни сейчас не видит ничего вокруг, лишь огонь и снег, а за ними – все прочие бесчисленные моменты прошлого, сотни тысяч воспоминаний, разворачивающаяся безумная трагедия «Мистериума»…

И горе, что он так долго таил в себе, прорывается, выплескивается наружу.

Горе сотрясает все тело мальчика, плечи его дрожат, он задыхается, пытаясь вдохнуть хоть немного воздуха, держать голову прямо. Но не может обуздать себя… больше не может.

– Carajo! Дайте мальчику воздуха! – требует Замора. – Идем, Дэнни. Пойдем выйдем…

Дэнни глубоко дышит, стараясь унять дрожь. Ощущение такое, точно руки и ноги подергиваются сами по себе, без его воли. Зубы стучат. Мальчика бьет озноб. Но в то же время ощущения и такие, словно с груди у него сняли тяжкий камень – и эмоции наконец вырвались на волю и беспрепятственно текут сквозь него.

Роза снимает пиджак и накидывает ему на плечи:

– Bello, все хорошо, все хорошо…

Нервная дрожь начинает стихать, отступает. Дэнни слышит, как люди вокруг озабоченно переговариваются вполголоса.

Ужасно стыдно – надо ж было вот так расклеиться! Однако нервный срыв принес и перемены к лучшему: словно стена внутри вдруг рухнула и наконец – наконец! – он снова обрел способность чувствовать: чувствовать, что происходит вокруг, ощущать горькую силу этого вечера. Да, боль – но боль, возвращающая к жизни. И, думает Дэнни, наверняка к этой цепочке воспоминаний еще есть что добавить, есть что еще вспомнить о пожаре. Если бы я только сумел проследить ее до конца… Замора удерживал меня, а я вырывался, но он оказался сильнее и я просто глядел вверх, на этот бесконечный снего-пад, и…

Но тут громкий голос – знакомый, энергичный, живой – разбивает чары:

– Ну вот я и приехала! А разве не предполагалось, что кто-нибудь из клоунов встретит меня на вокзале?

Не может быть!

Дэнни вскидывает голову, разевает от изумления рот:

– Син-Син!

Она стоит в дверях с чемоданчиком, глаза сверкают сквозь стекла очков. Удивление стряхивает с Дэнни остатки дрожи, он вскакивает на ноги, снова полный сил. В тот же самый миг она замечает его – и на ее лице отражаются те же чувства.

– Что, черт возьми, ты тут делаешь? – хором произносят они.

Замора переводит взгляд с Дэнни на Син-Син и, несмотря на все напряжение последних минут, тихонько хмыкает:

– Да-да, мистер Дэнни. Я как раз собирался тебе сказать…

 

6. Почему Замора летал в последний раз

Наступил вечер. Дэнни и Син-Син устроились на каменной скамье, затерявшись в просторах Саграды. Спиральные, отрицающие законы тяготения каменные колонны вокруг залиты ярким светом огней «Мистериума». Винтовые лестницы штопорами уходят вверх к башням. В окна виднеются прилепившиеся к зданию оранжевые леса, а за ними пронзают ночь ярко-желтые подъемные краны.

Син-Син вбирает в себя это зрелище, сидя со стаканчиком кофе в руке и поглядывая, как труппа собирается на вечерний «черновой» прогон.

Первоначальная радость и потрясение от неожиданной встречи сменились замешательством. Дэнни рад видеть девочку – он твердо уверен, что рад, – однако эта радость омрачена примесью беспокойства и раздражения из-за того, что от него снова что-то скрывают. Даже за то короткое время, что они провели вместе в Гонконге, он успел ощутить в Син-Син глубокие подводные течения и теперь гадает, как много она ему не рассказывает. Что она вообще здесь делает?

Девочка смотрит на него и снова отводит взгляд к лестнице, вьющейся к тени под куполом.

– Местечко – рехнуться можно. Но для представления мегакруто!

Она не смотрит мне в глаза, думает Дэнни. Ни разу не взглянула за целый час – вообще ни разу, если не считать того первого момента. Словно стыдится, что ее застукали на месте преступления.

– Почему ты уехала, даже не попрощавшись? – начинает он, стараясь найти нужный тон, но в голосе все равно прорывается обида.

– Ничего не могла поделать, – быстро отзывается Син-Син. – Ты был не в том состоянии. А у меня были срочные дела.

– Это, типа, какие?

– Типа, личные.

– По поводу Чарли?

– По поводу моей собственной детективной работы.

– Но что ты здесь-то делаешь?

– Могу задать тебе тот же вопрос, – вздергивает подбородок она. Почти как в нашу первую встречу, думает Дэнни. Снова в броне. Неужели то, что произошло в Гонконге потом, ничего не значит?

– Непредвиденные обстоятельства, – говорит он, гадая, многим ли можно поделиться с ней, но стремясь преодолеть возникшую между ними пропасть. Когда Син-Син узнала, что приедет сюда? Когда узнала о возрождении «Мистериума»? Ладно, постарайся забыть, велит он себе. Она мне нужна, я должен мало-помалу завоевать ее доверие. И если я буду стопроцентно честен с ней, то велики шансы, что и она со мной тоже…

Он вкратце излагает факты: сорок девять точек на спине мертвеца, гонки с полицией, подозрения насчет клоунов. Син-Син слушает тихо и внимательно, время от времени кивая, а потом задумчиво морщит лицо.

– Похоже, ты сделал верный шаг, – произносит она наконец. – Но тетя твоя, конечно, разозлилась!

– Ничего страшного. Но ты-то как? Зачем ты сюда приехала?

Син-Син вздыхает – долгий, тяжелый вздох, выражающий больше, чем простую усталость. Что-то печальное? Нет, еще тяжелей…

– Я тебе все рассказал. Только честно будет, если и ты мне расскажешь, – прибавляет Дэнни чуть тверже, чем раньше.

– Три причины, – она загибает пальцы. – Номер один: смена обстановки после чокнутого Гонконга. Слишком плохие воспоминания. Номер два: я и сама иду по следу…

– Для Рикара?

– Нет. Для себя самой. И номер три: я ищу работу и у меня тут будет собеседование. – Она усмехается.

– В Барселоне?

– Здесь. Прямо здесь. В «Мистериуме».

Син-Син смеется, видя ошалелое недо-умение на лице Дэнни:

– Я говорила тебе, что и сама умею показывать кое-какие фокусы? Ну вот, а твой друг Замора упомянул, что они ищут новые таланты. Тут-то все и встало на свои места. Я кремировала Чарли, развеяла его прах над гаванью – и на последние остатки его денег купила билет досюда. И вот я тут! Бездомная. Безработная. Завтра у меня просмотр.

И как прикажете на такое реагировать? Хорошо ей, конечно, думает мальчик, но это меня должны были позвать на просмотр. Я здесь вырос, это мой дом – а она просто заявилась со стороны!

– И что будешь показывать? – пустым голосом спрашивает он.

– Сюрприз. Подержи-ка мои очки.

Сверкая глазами, девочка вскакивает на скамью. Вдох – и она делает сальто вперед на каменном полу. Два быстрых шага – и она катится колесом. Второй поворот, третий – и еще одно сальто вперед. Приземляется Син-Син на идеальный шпагат.

Она возвращается к Дэнни. Тот тихонько аплодирует, стараясь унять ревность. Но он по-настоящему впечатлен. Она сущая находка.

– Акробатика?

– Типа того.

Подходит Замора, помахивая в воздухе тремя листками бумаги:

– Лора прислала электронной почтой эти страницы. Сказала, завтра, как перестанет злиться, пришлет еще.

Зависть мгновенно улетучивается. Все остальные переживания тоже. Дэнни жадно выхватывает листки.

До чего же приятно видеть на сканах энергичный отцовский почерк. Но если раньше все это казалось лишь собственным развлечением, то теперь папины подчеркивания – отмечающие кодировку звездочки – кажутся страшно важными и срочными. Дэнни вспоминает запись с первой страницы «Книги освобождения»: «Ты держишь ключ в своих руках». Но как же дрожат сейчас эти самые руки!

– Оставляю их тебе, мастер Дэнни. Или хочешь пойти посмотреть, как мной выстрелят?

– Что-что? – рассеянно переспрашивает Дэнни.

– Репетирую «человека – пушечное ядро», – поясняет Замора. – Помнишь? Я не слишком часто этим занимаюсь. Не уверен, что хочу, чтобы все считали, будто мы, карлики, для этого и созданы…

– Подойду через минуту.

– Можешь даже сам нажать на спуск.

– Угу…

Карлик пожимает плечами и ковыляет напоследок еще раз проверить оборудование, оставив Дэнни и Син-Син над страницами кода.

– Что это?

– Папины тайны. Сперва я думал, что это просто записи его номеров – с побегами и со всякими приспособлениями. Но теперь мне кажется, последние несколько записей как-то связаны с его работой для Интерпола.

Лора прислала сканы трех страниц. И на каждой из них шифрованные отрывки втиснуты между дневниковыми записями о погоде («Холодина такая, что у мартышек яйца отмерзнут»), о достоинствах различных представлений («Амстердам – жуть. Джои – НЕВОЗМОЖЕН») и разрозненными заметками («Только что получил ответ от Б.» или «Полный отчет на следующей неделе»). Там и сям виднеются размазанные ластиком пятна торопливо стертого текста – совсем ничего не разобрать.

Другие уцелевшие фрагменты более информативны: «Лили не в восторге. Но я это все улажу после 12-го», «АКИ знает!» (Что знает Аки? – гадает Дэнни. Ну что бы папе стоило выражаться яснее!), «Отругал Дэнни. Вечно я его огорчаю». Эта запись приносит с собой очередной взрыв незваных эмоций, но Дэнни подавляет их, сосредотачивается на шифровке.

Первая датирована третьим февраля. Подчеркнутый кусок гласит:

Вторая датирована шестым февраля:

И третья, последняя запись в дневнике, нацарапана торопливым почерком, а число на ней – день накануне пожара:

Син-Син присвистывает:

– Я даже кроссворды решать не умею. Что это за шифр?

– Похоже, тут три разных шифра. Мы обычно рисовали решетки – знаешь, вроде тех, что для крестиков-ноликов?

Син-Син непонимающе таращится на него.

– Их-то раскалывать легче легкого. Особенно когда знаешь ключевое слово. Папа обычно оставлял подсказку. Вот как здесь. Мы и по-другому тоже иногда де-лали…

Дэнни так увлекся и сосредоточился, что не замечает, как вокруг него собираются клоуны. А те уже здесь, присаживаются на скамью по обе стороны от него. Бьорн все еще в маске-черепе. Аки улыбается, серьги его поблескивают в огнях «Мистериума». Джои хмурится, поглядывая на зажатые в руке Дэнни листки.

– Что это у тебя тут, Дэниел? – спрашивает Джои.

Мальчик инстинктивно прижимает страницы к груди.

– Похоже на почерк Гарри. Шифровки какие-то? – Аки впивается взглядом в бумаги в руках Дэнни.

– Он просто обожал секреты, – тихонько говорит Бьорн. Из-под маски голос его звучит глухо и неразборчиво.

– Дай-ка взглянуть, – Аки втискивается на скамейку между Дэнни и Син-Син.

– Полегче, ты, рыбья морда, – осаживает его девочка.

– Я бы помог тебе разобраться, – предлагает Аки. – И вообще, я заметил – там и мое имя упоминается.

– Я не Гудини, но он сам, – повторяет Джои, покусывая губу и пытаясь разглядеть надпись получше. – Хм-м-м.

Дэнни поднимается на ноги. Это уже чересчур! Рядом с клоунами он всегда нервничал, хотя иногда с ними и было весело. Но теперь, когда он с каждым часом все сильней подозревает их и почти уверен, что один из них помог погубить отца, они кажутся прямо-таки опасными.

– Это все не имеет к вам никакого отношения, – произносит он, пятясь. – А мне надо помочь Заморе.

Он смотрит в ту сторону, где как раз поставили на размеченную позицию маленькую пушку. Замора стоит рядом, выверяя траекторию и потуже застегивая противоударный шлем. Фрэнки тоже здесь – приглаживает воображаемый пушок на лысине и сматывает длинную рулетку.

– Да не бойся ты, – говорит Джои. – Мы просто хотим помочь.

– Отстаньте от него, – сердится Син-Син. – Он сказал, что это его дело, ну так и отвалите.

– А ты кто, черт возьми, такая? – парирует Джои. Рыжие лохмы его подергиваются.

Дэнни отворачивается и идет к Заморе и пушке, спеша убраться подальше от пытливых взглядов клоунов, но Аки догоняет его.

– Давай наперегонки! До Заморы. Спорим, я буду первым! – кричит он. – И кстати, Дэнни, я думаю, что знаю один из этих шифров.

Сзади раздается вопль боли. Обернувшись, Дэнни видит, как Джои драматично катается по полу, держась за живот, а Син-Син уходит прочь, качая головой и что-то бормоча сквозь зубы.

– Merde! Ты что?

– Не сейчас, черт возьми! – рявкает Замора. – Угомоните вы этих клоунов! Мне надо собраться.

Оставив Дэнни на полпути между собой и пушкой, лилипут разъяренно шагает к распростертому на полу Джои, который продолжает бить на жалость, корчась и громко стеная. Дэнни оглядывается по сторонам.

Аки нависает над спусковым механизмом. На лице японского клоуна играет слабое подобие улыбки. Что его так рассмешило? Кривляния Джои? Шифровки? Или просто-напросто Герцог, который панически вылизывает лицо Джои в попытках оживить его?

– Давай, Дэнни, – говорит майор, вернувшись к пушке. – Забудь этого глупого клоуна. – А ты, Аки, прочь с дороги! Нажать кнопку я не доверю никому, кроме Дэнни.

Он многозначительно смотрит на японского клоуна. Тот пожимает плечами и, что-то бормоча под нос, отступает в тень:

– Да чтоб ты в лепешку расшибся!

Дэнни аккуратно складывает листки с шифровками и запихивает в карман джинсов. Среди всей этой неопределенности приятно иметь при себе послание от папы.

В отведенной под цирк части собора снова воцаряется спокойствие – или хотя бы его подобие. Билли берется за гитару и заводит вступление к номеру Заморы «Капитан Союз».

– Запускай видео, – хлопнув в ладоши, командует Роза.

Обрывки черно-белого фильма, зациклованного набора черно-белых кадров о запуске русской ракеты, начинают мелькать на фоне колонн, пола, самого Заморы.

Фрэнки с Бьорном становятся по разные стороны сетки метрах в тридцати от пушки. Роза занимает позицию примерно посередине, готовясь сопровождать полет Заморы жестом драматически вытянутой руки – словно прослеживая траекторию падающей звезды.

Карлик переключается в режим представления – и, как всегда, неподражаем. Дэнни на секунду забывает об Аки с Джои, о кодах и шифрах. Замора изображает страх, приступ мужества, отчаянную решимость. Поднявшись по лесенке, он размашисто крестится и соскальзывает ногами вперед в дуло. Дэнни заносит руку над красной спусковой кнопкой. Стоит нажать ее – и механизм выстрелит, отправив майора в полет и одновременно с этим сдетонировав взрыв заряда в основании пушки. Замора, картинно вытянув руку, опишет длинную дугу и благополучно приземлится в страховочную сетку.

А приятно, думает Дэнни. Приятно снова принять участие в репетиции. Музыка звучит все драматичнее, все напряженнее. Мальчик оглядывается по сторонам. Аки с Джои сидят на каменной скамье, подавшись вперед и с жадным вниманием наблюдая за происходящим.

Дребезжащий голос по-русски ведет обратный отсчет, перекрывая гитарный перебор:

– Три… Два… Один…

Пуск!

Дэнни нажимает красную кнопку, ладонь у него сотрясается отзвуком взрыва.

В то же мгновение из тени выскакивает Хавьер. Лицо его искажено тревогой, рот открыт, рука протянута вперед. Он что-то кричит, но голос его теряется в яростном гитарном бое, в громе выстрела.

Взрыв никогда еще не звучал так громко – он разносится меж каменных стен и колонн, отражается эхом, а Замора тем временем взлетает в воздух.

Однако Дэнни сразу же видит: траектория неверна. Чудовищно неверна. Майор машет руками, безнадежно пытаясь скорректировать полет, но его проносит в сторону, слева от сетки. Он с тошнотворным хрустом впечатывается в колонну и с криком боли тяжело обрушивается на пол. Шлем раскалывается от удара о каменные плиты.

На миг в соборе слышен лишь один звук – затихающее эхо выстрела.

В следующую секунду Роза и Син-Син бросаются к майору. Остальные мчатся за ними по пятам. С лица Фрэнки слиняли краски, он в ужасе переводит взгляд с пушки на сетку и обратно.

О боже! Только не Замора!

Но даже в кромешном отчаянии Дэнни хватает присутствия духа, чтобы посмотреть вниз, на пушку, стоящую на отмеченных крестиках. Да! Она сдвинута с места!

Но лишь самую малость, недостаточно, чтобы Замора так сильно промахнулся мимо сетки. И вообще, возможно, это просто из-за отдачи. Дэнни оборачивается – и в проеме двери успевает заметить чью-то убегающую фигуру. Мгновенный проблеск зеленого.

Недолго думая, мальчик срывается в погоню.

Дверь находится в углу помещения. Выскочив за нее, Дэнни оказывается у подножия круто уходящей вверх винтовой лестницы. Перил у лестницы нет. Задрав голову, он видит, как ступени исчезают во тьме над головой. На него накатывает приступ головокружения.

Эхо доносит сверху отзвуки чьих-то торопливых шаркающих шагов.

– Стой! – кричит Дэнни. Голос его теряется в пустоте.

Никакого ответа. Он начинает подниматься, придерживаясь левой рукой за гладкую стену. Лестница вьется под ногами, подошвы кроссовок скользят по ровному камню.

– Стой! – кричит он снова. Но с лестницы наверху доносится взрыв смеха – истерического, почти неконтролируемого, пронзительные переливы без следа радости, точно кто-то пытается проглотить поток нервной энергии.

Мальчик на миг замирает. От этого леденящего хохота мужество его начинает слабеть. Да каким человеком надо быть, чтобы вот так смеяться! Но сдаваться нельзя. Чего там бояться? Темноты и смеха, пусть даже самого зловещего? Да и смех становится тише, почти замирает. Пошевеливайся же!

Дэнни снова штурмует лестницу, перескакивает сразу по две ступеньки, перебирает ногами так быстро, что мышцы горят от нехватки кислорода. Еще пять витков – и он у очередной двери. Она открыта, и, выскочив наружу, Дэнни оказывается на балконе. Под ногами россыпью многоцветных огней в море тьмы раскинулся город. А прямо перед ним сверкает в лучах прожекторов безбрежная путаница лепящихся к парящим в небесах шпилям лесов. Над всем этим возвышается подъемный кран.

Не слышно ни звука, кроме рокота моторов внизу. Ни движения на лесах или самом балконе. Дэнни осторожно проходит вдоль балкона до следующей двери. Что это там, уровнем выше? Просто тень? Не понять.

Мальчик весь обращается в слух. Порыв ветра ерошит ему волосы. А потом где-то вдали, еле слышно, снова раздается все тот же смех. Через несколько секунд он обрывается. Даже непонятно, откуда он звучит – сверху или снизу, изнутри здания или откуда-то из трехмерного лабиринта строительных лесов.

Дэнни набирает в грудь воздуха, прислушивается к шепчущему в сетях ветру, но больше ничего уловить не может. Повернувшись, он спешит обратно вниз, к разбившемуся другу.

Но даже шагая к недвижно распростертому на полу Заморе, он осматривается в поисках улик, внимательно разглядывает пол рядом с пушкой. Да, подпорки несомненно чуть-чуть сдвинуты с нужной позиции, а в паре шагов оттуда просматриваются еле видные следы липкой ленты – другого расположения разметки. Словно бы клейкую ленту прилепили сначала туда, но потом отодрали и передвинули в сторону… Нагнувшись, мальчик касается этих призрачных следов, ощущает на кончике пальца липкое вещество.

И только потом бросается к Заморе.

Среди строительных лесов Ла Лока глубоко дышит, стараясь сдержать бурный поток пульсирующей в ее теле энергии. Черный плащ хлопает на ветру, вспыхивает зеленью яркая подкладка.

В кои-то веки все прошло не совсем так, как она планировала. Не совсем идеально. И как только мальчишка умудрился ее заметить? От этого у нее испортилось настроение, начал разбирать дурацкий смех. Ничего, говорит она себе, силясь унять рвущуюся наружу ярость, завтра будет новый день – и она снова выиграет. Тут и сомневаться нечего. Если все правильно рассчитать, она одним выстрелом убьет двух зайцев! А может, еще и маленький приз получит. По крайней мере, теперь этот противный лилипут выведен из строя. От такого удара ему точно не оправиться. Так называемый сообщник Ла Локи превзошел все ожидания. Отличная работа.

Покойся с миром, мистер Карлик!

Эта мысль успокаивает ее. Медленно и тихо Ла Лока начинает спускаться на виднеющуюся далеко внизу землю.

 

7. Почему дьявол таится в деталях

Но Замора сделан из более крепкого вещества!

К несказанному облегчению Дэнни, через мучительно долгие пять минут карлик приходит в себя. Правая рука у него вывернута под неправильным углом, от удара головой о колонну он получил сотрясение мозга, но уже когда его укладывают в машину «Скорой помощи», он находит в себе силы улыбнуться и поманить Дэнни к себе:

– Поедешь со мной, amigo?

– Ну конечно!

Это хорошо, думает Дэнни. Он хочет быть с другом – и хочет улучить минутку, чтобы поговорить с Заморой наедине. Нужно рассказать ему о следах разметки для пушки – и не хочется, чтобы еще кто-то это слышал. Тот зловещий хохот встревожил мальчика, так что ему не терпится убраться из собора. Хотя бы нена-долго.

Карлик смотрит поверх плеча Дэнни на взволнованные лица собравшихся вокруг остальных членов труппы:

– Роза. И ты.

– Только попробуй мне помешать.

Вот так так – значит, одни мы не останемся! Но Роза тоже должна узнать правду.

– А я? – спрашивает Син-Син, ставя ногу на подножку машины.

Дэнни качает головой и торопливо шепчет девочке на ухо:

– Оставайся тут. Смотри в оба глаза, слушай в оба уха. Кто-то передвинул пушку.

Син-Син распахивает глаза, не то переваривая эту информацию, не то собираясь что-то возразить, но лишь кивает и соскакивает обратно:

– Ты там поосторожней, Дэнни.

– Ты тоже, – откликается он, в этот миг особенно остро осознавая, до чего же рад видеть ее.

Мертвенно-бледный Хавьер наблюдает, как Замору погружают в машину, а потом отворачивается со слезами на глазах:

– Я пытался его предупредить. Мне показалось, что угол какой-то неправильный. Я пытался…

«Скорая помощь» с воем несется прочь сквозь переплетение улиц к больнице Святого Павла.

Замора то и дело морщится от боли. Первое время все молчат. Роза покачивает головой, никак не в силах поверить в случившееся, а Дэнни гадает, как бы преподнести им свои новости. В конце концов, это же будет прямым обвинением в адрес члена труппы. Он всматривается в лицо распорядительницы. В общем и целом он доверяет Розе, однако до сих пор гадает, что же привело ее в будку с реквизитом в ночь пожара. Было в ее поступках в ту ночь что-то необычное. Какая-то дерганость, резкость, словно совесть у нее нечиста. И уж в любом случае ей не понравится известие, что кто-то нарочно искалечил Замору. Станет ли она слушать остальное?

Машина подпрыгивает на крышке люка. Замора вскрикивает от боли. Дэнни даже морщится от сочувствия.

Роза хмурится:

– Хавьер говорит, пушка оказалась чуть сдвинута с разметки. Он пытался тебя предупредить…

– Не настолько уж сдвинута, чтоб так сильно промахнуться, – скрипя зубами, отзывается карлик. – Наверное, с самого начала поставили неправильно. Правда, Фрэнки выверял все расстояния и мы вроде подстроили как надо. И манекеном стреляли для проверки. Прямо в яблочко!

– Спишем на невезение, – говорит Роза, перекрестившись. – Мадонна! Вот я как чуяла, что карты Таро предвещают неладное…

– Разве что, – вмешивается в разговор Дэнни, – кто-то нарочно переклеил ленту.

– Что?! – Роза вскидывает брови. – Да что ты мелешь?!

– Мне кажется, кто-то переклеил разметку. И когда пушку прикатили на место, она уже с самого начала стояла неправильно.

Роза яростно трясет головой:

– Дэнни, ты ж не всерьез? Кому бы пришло в голову вредить майору Зи? Кроме того, ты б ведь заметил, что угол не тот, да, Замора?

– Возможно. – Карлик снова морщится. – Я был слегка занят другими мыслями.

– Но это ж просто смешно…

– Нас нарочно отвлекли, – голос Дэнни набирает силу. – Клоуны устроили кавардак. Как раз перед выстрелом.

– Но я не понимаю…

Замора хмурится:

– Дэнни считает, что клоуны – кто-то один из них или даже не один – как-то замешаны в историю с водной камерой Гарри.

Он пытается сесть на носилках, но врач не дает ему приподняться и пробует зафиксировать сломанную руку.

Дэнни следит за реакцией Розы. Она поджимает губы, словно собиралась что-то сказать, но передумала. Потом смотрит Дэнни в глаза – с новой вспышкой гнева:

– Дэнни, почему ты так говоришь?

– Потому что помню, как видел у кого-то из них на колене пятно краски. Той самой, что еще не просохла на реквизите для номера. Наверное, они забрались на камеру. Повредили замки или еще что-то там. Я это заметил, когда они бросились на помощь.

– Ерунда!..

– И клоуны устроили сцену как раз перед выстрелом…

– Син-Син сказала, ты за кем-то погнался в башне. Сразу после несчастного случая.

– Мне показалось, там была какая-то женщина. Она смеялась – но очень жутко. Страшно как-то… – голос мальчика обрывается. Недавняя погоня уже кажется не-реальной. От всего пережитого за день голова кружится.

– Ненормальные места притягивают к себе ненормальных людей. Охранники мне рассказывали – сюда какие только психи не приходят. Меня больше волнует то, что ты сказал про клоунов.

Машина «Скорой помощи» тормозит, начинает подниматься по какому-то въезду. Замора отталкивает врача и садится. Он мертвенно-бледен от боли и потрясения, однако выглядит решительным:

– Роза, все еще хуже. У меня не было случая сказать тебе раньше, но, похоже, Гарри был замешан в каком-то… гм… очень опасном деле, помимо «Мистериума». Мы с Дэнни подозреваем, что кто-то приложил руку к гибели Гарри и Лили…

– Ой, ну хоть ты-то не начинай!..

Двери «Скорой помощи» распахиваются. Дэнни с Розой молча смотрят, как носилки карлика перегружают на каталку. В вышине на фоне ночного неба огромные сверкающие красным буквы над отделением Скорой помощи и несчастных случаев складываются в одно-единственное слово:

« URGENCIAS»

Дэнни смотрит наверх, по лицу его, по глазам пляшут красные отсветы. Роза должна, должна выслушать.

– Роза, пожалуйста. Я уверен, все так и есть.

Она смотрит на него, прикусывает губу и наконец приходит к решению:

– Пока остановимся на том, что нам следует быть поосторожней и что в твоих словах, возможно, есть самая-самая малая толика правды. Вы с Син-Син будете ночевать в моем фургоне. Для безопасности. Но в самое худшее я поверить не могу. Не хочу.

Замора снова морщится от боли, пока его руку приматывают к груди:

– Роза, подумай еще вот о чем. Аки совершенно точно был связан с якудзой в Токио. А Джои? Одному богу известно, во что он там вляпался в Монпелье!..

– Тогда завтра устроим диспут, – решительно заявляет Роза. – Чтобы прояснить обстановку. Спросим их прямо в лицо.

Уже лучше, думает Дэнни. Но будет страшновато, это точно.

Над Саградой сгущается ночь.

Члены труппы медленно, один за другим, переваривают известие, что Заморе потребуется операция – стальная скрепка на месте двойного перелома в руке – и что ближайшие шесть недель, а то и дольше, он на сцену не выйдет. На лицах актеров, расходящихся по снятым поблизости от площади квартиркам, отражается смесь облегчения и потрясения. Дэнни во все глаза следит за клоунами, но их реакция сейчас выглядит совершенно искренней, а переживания – неподдельными. Только в один миг сигнальные колокола внутри Дэнни бьют тревогу: это когда Аки наклоняется к нему, сжимает его плечо крепкой ручищей и шепчет: «Если понадобится помощь с теми шифровками, Дэнни, сперва обратись ко мне. Я за тебя».

Он отпускает плечо мальчика, а тот поглядывает на место отрубленного безымянного пальца на руке японца:

– Спасибо, у меня все схвачено.

Клоун мнется в нерешительности, потом пожимает плечами и растворяется в темном чреве собора.

К тому времени, как Дэнни и Син-Син устроились на койках по обе стороны от стола в фургоне Розы, было уже далеко за полночь. Син-Син с головой залезла в запасной спальный мешок, лишь несколько длинных черных локонов рассыпались по подушке. Дэнни завернулся в пару одеял, стараясь устроиться поудобнее и унять рой беспокойных мыслей.

Снаружи он различает силуэт Розы, кутающейся в толстый пуховик и без остановки курящей первую, вторую, третью сигарету подряд. Видать, сильно перенервничала. Она же поклялась бросить курить после того, как от рака легких умер ее отец – великий воздушный Пауло Вега, «сброшенный на землю в пятьдесят восемь лет сотнями тысяч выкуренных им дурацких сигарет», как всегда повторяла она.

Дэнни не дает покоя и еще кое-что: перед сном Роза выудила из сумки через плечо какой-то сверток. Толстую колоду карт, обернутую в синюю шелковую тряпицу.

– Надо раскинуть Таро. Посмотреть, что, черт возьми, происходит, – объяснила она, бережно разворачивая колоду.

Дэнни с опаской воззрился на аляповатые старинные карты. Они всегда завораживали – но и пугали его. Рисунки на них казались знакомыми и странными, насыщенными зловещим смыслом: рогатый дьявол, нависающий над двумя нагими узниками; луна, сурово взирающая на дерущихся пса и волка; шут, с улыбкой на лице занесший ногу над обрывом… Папа говорил, Роза пользуется картами, чтобы посоветовать тебе, подсказать, что нужно делать. Не то чтобы они предсказывали будущее, но они вроде как помогают ей думать. Можно сказать, помогают увидеть лес за деревьями.

– Раскинь для меня, – подчиняясь внезапному порыву, попросил Дэнни. – Можно?

– Уверен?

– Всегда боялся попросить. В детстве, – прибавил он.

Роза улыбнулась:

– Ну ладно, Дэнни. Ладно. Посмотрим, что они скажут. – Она разложила карты на столе узорными рубашками вверх, перетасовывая, передвигая их друг через друга в диковинно гипнотическом ритме, а потом собрала снова. – Погадаем по-быстрому, а потом спать. Готов?

Дэнни кивнул.

– Первая, – сказала Роза, поднимая верхнюю карту из стопки, – представляет твое прошлое.

Перевернув карту, она показала мальчику поразительное изображение. Высокая одинокая башня на фоне ночного неба и бьющая в нее молния. Языки пламени на фоне черных туч. Люди, падающие с высоты на землю.

– Башня. В этом положении все очевидно. Хаос, разрушение. Конец чего-то – никаких выигрышей… Берлин. Колода настроилась на нас. Давай теперь посмотрим, что скажет следующая карта – настоящее, то есть нынешняя твоя ситуация.

Дэнни подался вперед. Сгорая от любопытства. Но и настороженно.

Щелк. Вторая карта приземлилась рядом с башней, демонстрируя еще более жутковатый образ.

Роза цыкнула зубом:

– Ух ты. Повешенный.

Дэнни присмотрелся к карте: человек, подвешенный за ногу на виселице на холме. Однако виселица сделана из живого, пускающего побеги дерева и – что еще более удивительно – болтающийся вниз головой человек безмятежно улыбается, лицо его сияет довольством. Как будто он знает что-то, чего не знает больше никто.

– Что это значит? – негромко спросил Дэнни.

– Повешенный – подвешен во времени, – пояснила Роза. – Ждет времени измениться. Решительного мига. Прекрасно, да? Повешенный четко видит ситуацию, а потом в нужный момент переходит к действию…

– А третья?

– Это, Дэнни, твое будущее.

Момент насыщен дурными предчувствиями – наверняка окажется что-нибудь плохое… Но Роза уже перевернула третью карту.

Смерть. Карта смерти. В голове у Дэнни яркой вспышкой пронеслись воспоминания, как эта карта пугала его в детстве, когда он рассматривал Розину колоду. Черный скелет в доспехах на белом коне, скачущий по полю битвы, усеянному разрубленными телами, мертвыми и умирающими. По телу мальчика разлился ледяной холод.

– Ты ведь знаешь, что это вовсе не означает смерть, правда? – спросила Роза, торопливо собирая карты. – Это может означать все, что угодно.

– Так что это значит?

– Просто-напросто, что мы сейчас в том еще положеньице. И что дела могут стать гораздо хуже, прежде чем снова пойти на лад. Но в конце концов все будет хорошо…

Роза замолчала на полуслове и одарила Дэнни бодрой улыбкой, но весь остаток вечера держалась задумчиво, погруженная в какие-то размышления. Явно напуганная.

Шансов заснуть сейчас никаких. Изображение распроклятого скелета на белом коне… И зачем только я попросил мне погадать, думает Дэнни.

– Син-Син? – шепчет он.

Из спального мешка ни звука.

– Син-Син!

– Что?

– Спишь?

– Уже нет, – ворчливо отзывается девочка. Голос ее звучит сдавленно.

– Что ты тут делаешь?

– Пробуюсь в труппу.

– Помимо этого. По-настоящему?

Долгая пауза.

– Син-Син?

Он начинает гадать, не заснула ли она снова, но потом слышит вздох. Она высовывает голову из спального мешка, так что голос ее звучит неожиданно ясно:

– Если уж тебе так надо знать, ищу свою мать.

– Но ты ж говорила, она умерла.

– Жизнь иногда чертовски сложная штука.

– Не понимаю.

– Я тоже.

Она садится. Овальное личико освещено светом луны, как раз вынырнувшей из-за уступа собора.

– Я тоже, – повторяет она. – Но знаю одно: я рада тебя видеть.

Она протягивает руку через стол – и Дэнни тянется навстречу, на миг задерживает ее ладонь в своей.

– Я тоже, – отвечает он. Чувствовать ее руку так приятно, так успокаивающе. – Что бы ни случилось, давай держаться вместе?

– Всенепременно, – отвечает она. – А теперь спи давай, дурачок.

– Wan an.

– Это мандарин, – говорит Син-Син. – Я думала, твоя мама была из Гонконга. Разве она не разговаривала с тобой по-кантонски?

– А это так важно? – вздыхает он, чуточку досадуя, что Син-Син поправляет его.

– Может, и нет, – откликается она. – Но ведь дьявол в деталях.

Когда глаза Дэнни наконец слипаются, он погружается в мир, населенный скелетами и краснолицыми смеющимися демонами.

 

8. Почему Джимми попросили на выход

Над городом занимается облачное утро.

Дэнни с трудом просыпается, вытряхивает из головы вереницу тревожных снов. Лишь через две минуты до него доходит, где это он. Лежа на спине на койке в фургоне, он испытывает дезориентирующее ощущение, будто бы снова попал в их семейный фургон: привычное чувство, что ты спишь в одной комнате с кем-то еще, звуки дыхания совсем рядом, легкое покачивание при каждом движении. Раздвинув оранжевые занавески над головой, он видит вздымающиеся ввысь очертания Саграды, ленивое колыхание одного из гигантских подъемных кранов. Подвешенный каменный блок.

И тут он вспоминает, что его ждет. Разговор с клоунами. Открытое столкновение. Дэнни глубоко вдыхает и медленно выдыхает.

Роза уже встала и чем-то занята в другом конце фургона. Слизывает мед с ножа, который только что обмакнула в банку.

– Дэнни! Син-Син! Вставайте! День пропадает зря, а мне надо еще поговорить с клоунами и вылечить больное горло.

– У-у-у! – стонет из спального мешка Син-Син. – Рехнуться можно. Мне так сна не хватает.

– Если собираешься присоединиться к нам, барышня, привыкай к ранним подъемам, – бормочет распорядительница цирка.

Дэнни снова пронзает укол зависти. Это я, я должен пробоваться в труппу! Но вот с чем? Может, конечно, с тем холодильником мне просто повезло, что я выбрался, – но стоило бы Заморе им рассказать…

На пути к собору они встречают Дарко. Он только что с утренней пробежки, вид у него свежий и бодрый, на шее висит полотенце.

– Роза, можно на пару слов?

– А подождать нельзя? У нас будет общее собрание за завтраком. Надо решить, кем заменить Замору. Ну и еще пару вопросов.

– В самом деле? – Дарко поглядывает на Дэнни, потом на Син-Син, в быстрых, как ртуть, глазах вспыхивает огонек любопытства. – И о чем это мне не рассказали?

– У нас проблемы, – отвечает Роза. – Мы почти уверены, что перед несчастным случаем кто-то передвинул пушку За-моры.

Дэнни слегка морщится: ему-то хотелось держать эту информацию в тайне до тех пор, пока они не предъявят ее клоунам.

– С тобой все в порядке, Дэнни? – спрашивает Дарко, заметив его реакцию.

– Просто волнуюсь за майора.

– Собираюсь расспросить клоунов после завтрака, – продолжает Роза.

– Я тоже хочу при этом присутствовать, – настойчиво сообщает Дэнни. – Или хотя бы понаблюдать за ними, когда они узнают.

– На случай, если ты забыл, – осаживает его Роза, – директор этого представления я. Очень здорово, что ты тут, Дэнни, но ты гость. И не более того. Решения принимаю я.

Ее отповедь останавливает Дэнни на полуслове точно удар кулаком в живот. Он даже вдохнуть не может. Просто гость… Завтра, или послезавтра, или на следующей неделе он уедет, а они останутся продолжать без него. Эта мысль – вдруг осознает мальчик – почти столь же невыносима, как и то, что кто-то здесь замышляет против него недоброе. Вот как много это для него значит!

А Роза еще не закончила:

– И еще Дэнни с майором вбили себе в голову безумную идею, будто тот же самый человек испортил водную камеру. Но с какой бы стати кто-то из наших хотел навредить Гарри?

– Что ж, если бы я искал кого-то на эту роль, – говорит Дарко, отчетливо произнося каждый слог, – я бы предложил Джимми Т.!

– А кто, черт возьми, этот Джимми Т.? – спрашивает Син-Син.

– Опозоренный бывший член труппы, – отвечает Дарко, отворачиваясь. – Отец Дэнни был вынужден его уволить. Никакого выбора не было.

Смутные воспоминания: раздраженные голоса, хлопанье дверей.

Роза, похоже, опять вся на нервах, замечает Дэнни. Проводит рукой по волосам:

– Да ладно, Дарко, он, конечно, запутался малость, но…

– Тебе он нравился, я знаю, – говорит Дарко, – но ты сама-то подумай.

– А почему твой папа его уволил? – интересуется Син-Син, повернувшись к Дэнни.

– Он все делал неправильно, а один раз Иззи оказалась из-за него в настоящей опасности…

– Нет, – перебивает Дарко. – Все еще хуже, Дэнни…

– Не сейчас! – Роза в ужасе вскидывает руки.

– Пора бы ему узнать, – возражает Дарко, глядя на мальчика.

– Что узнать?

Ну вот оно, думает Дэнни, очередной кусок прошлого, про которое я, кажется, и слышать не хочу. Но в то же время – хочу. Должен.

– Дарко?

– Он по уши втюрился в твою маму, Дэнни. Сдвинулся просто. Прохода ей не давал. Твой папа сказал ему отстать, но тот совершенно не мог совладать с собой. Вечно перед ней отирался, лез на глаза, болтал без умолку. В конце концов Гарри велел ему выметаться. Джимми и ушел – но не сказать, чтобы добровольно. Потребовалась капелька убеждения. У твоего папы, думаю, накопилось уже, так что он потерял голову и выгнал его пинками. В прямом смысле слова.

Очередной секрет. И пренеприятный. Дэнни закрывает глаза. Ему очень не по себе.

Роза, рассвирепев, прикладывает палец к губам:

– Не видишь, что ли, парню и без того хватает?

– Лучше пусть знает. А то вдруг и впрямь кто-нибудь замышляет недоброе? Джимми ведь мог и зуб заиметь. После таких историй, бывает, страсти еще долго бушуют.

– Но это мне не поможет, – произносит Дэнни, чуточку восстановив душевное равновесие. – Может, это и правда, но Джимми Т. ведь никак не может быть замешан в той истории. Он же находился в Штатах, когда произошел тот несчастный случай… оба несчастных случая.

– Верно, – кивает Роза. – Он собирался выступать в шоу «Обливион». А уж к событиям вчерашнего вечера он и подавно никакого отношения иметь не может.

– Тогда, Дэнни, – говорит Дарко, – тебе и правда стоит поболтать немного с клоунами. Да, пожалуй, и с Фрэнки. Это же он вчера разметку ставил.

Все направляются внутрь, но Дэнни приотстает. Вокруг собора гудит и пульсирует утреннее городское движение, в душном ветре кружится пыль и обрывки бумаги. Папа, думает мальчик, всегда стоял на том, что тайны придают жизни вкус, аромат. Но, может, это был лишь блеф, прикрытие для того, во что он не желал посвящать посторонних. Папа, которого знал я, и тот, каким он предстает теперь, – словно два разных человека. У нового совершенно иная жизнь, нелады с другими членами труппы, неразрешенные распри. Вся эта история про маму и Джимми Т. – и как папа выгнал бедолагу. Но он же все равно остается все тем же папой, да?

Дэнни запихивает руки в карманы и нащупывает гладкий металл карабина, а рядом – сложенные страницы с шифровками! Я же про них напрочь забыл! Дэнни поднимает голову, и на душе у него становится чуть легче. За высящимися башнями облака редеют, в них появляются просветы. Рваные края горят в лучах пробивающегося солнца.

Однако завтрак проходит тягостно. Все какие-то пришибленные, подавленные. Дэнни украдкой поглядывает то на одного, то на другого из собравшихся за длинным столом, однако никто, кроме Син-Син, почему-то не смотрит ему в глаза. Как будто все держат его на расстоянии вытянутой руки, не желают замечать. Почему? Из чувства вины? Или какие-то новые тайны? Одна Син-Син ободряюще улыбается, и это помогает мальчику слегка унять нервы. Роза, по всей видимости, считает, что стоит лишь расспросить клоунов – и все станет ясно. Проще простого. Однако Дэнни волнуется – как прореагируют Аки, Джои и Бьорн? Замора верно подметил когда-то: от них и в лучшие времена мурашки по коже бегут. А каково будет, когда им бросят вызов?

– Роза, а как там насчет моего просмотра? – щебечет Син-Син.

– Чуть позже, bella, – отзывается директор. – У меня сейчас и без тебя забот по горло. Посиди пока в сторонке, от греха подальше.

Она переводит взгляд на клоунов, тесной кучкой сидящих в дальнем конце стола. Сейчас начнется, думает Дэнни, собираясь с духом.

– Сегодня утром надо устроить полный прогон. Но сперва я побеседую немного с Аки, Джои и Бьорном. На складе. Диспут по цирковому вопросу!

Клоуны дружно поднимают головы. Вид у всех троих удивленный.

– Диспут? Зачем? – рычит Бьорн.

– Затем, что я так сказала! – обрывает его Роза. – Надо кое-что прояснить.

Джои воздевает глаза к потолку, его рыжие волосы встрепаны:

– Мадам Вега, это приказ?

Аки корчит рожу, уставившись в чашку с кофе:

– Если тебе есть что сказать, уж сразу и выкладывай. Чего время на ерунду терять?

– У нас так принято, – возражает Роза. – Честно и откровенно. И Дэнни будет присутствовать при беседе. А потом мы все снова сможем стать друзьями.

Это хорошо. Сердце у мальчика бьется быстрее. По крайней мере, у меня будет шанс понаблюдать за их реакцией, увидеть, сильно ли ошеломит их вопрос Розы – даже если беседа пройдет не гладко. Если станет жарко.

Он выглядывает в окно на двор, по которому прокатывается тень: это длинная стрела одного из подъемных кранов на краткий миг загородила свет.

Через десять минут Дэнни и Роза уже сидят на контейнерах на складе и ждут первого из клоунов.

Задняя часть грузовика до сих пор забита реквизитом и костюмами с прошлых представлений, не пригодившимися для возрожденного «Чертога Чудес»: блестящее рейнское колесо, запчасти от трапеции, огненные обручи, пилы для клоунов, бочонок с пометкой «сценическая кровь». На стене висит старая белая смирительная рубашка – папина. До чего же я ее боялся, думает Дэнни. Ненавидел смотреть, как его в нее увязывают, точно в викторианском доме умалишенных. Наручники и цепи – ерунда, ничего страшного, но вот эта штуковина…

Он делает пару шагов, отводит глаза и поворачивается, чтобы повнимательнее приглядеться к распорядительнице. Вид у той властный, но носок правой туфли чуть постукивает по полу. Быстро-быстро и почти незаметно, но этого достаточно, чтобы понять: под маской ледяной собранности она сама не своя.

– Помни, в чем суть товарищеского диспута, – торопливо предупреждает она. – Мы тут не для того, чтобы спорить, а для того, чтобы найти общую почву. Прийти к согласию. И предоставь говорить мне.

– Спроси их насчет краски. И разметки для Замориной пушки.

– Давай не будем торопиться и швыряться грязью. Поаккуратней надо. Хорошо?

Роза набирает в грудь побольше воздуха, поднимает подбородок, точно собирается встретиться с противником на боксерском ринге, и кричит ждущему снаружи Дарко:

– Давай зови Бьорна!

Дэнни весь напрягается, стискивает руками сиденье, чувствует себя беззащитным, выставленным на всеобщее обозрение. Но я же готов, готов. Предоставлю вести разговор Розе, а сам буду наблюдать за реакцией клоунов, смотреть, как они себя выдадут.

Ловитор заходит в грузовик и останавливается – широкоплечий, бесстрастный, загораживая собой свет:

– Хей.

– Бьорн, присаживайся, – негромко приглашает Роза.

Здоровяк удостаивает Дэнни короткой улыбки. Понять, что она выражает, довольно трудно, да и времени нет – но на дружеское приветствие не похожа. Что же в ней сквозит – настороженность? Или даже скрытая угроза? Поди разбери. Дэнни снова вспоминается тот вечер, когда Бьорн проломил кулаком фанерную стенку.

– Ну и в чем дело, Роза?

– Надо кое-что прояснить…

– Действительно надо?

– Именно так. У Дэнни возникли кое-какие сомнения. Я о них тебе расскажу, а ты ответь, с чем согласен, а с чем нет. Ладно?

Бьорн разворачивается, чтобы снова взглянуть на Дэнни. На пару секунд задерживает на нем взгляд.

– Идет. Валяй.

– Говоря начистоту, он думает, не ты ли испортил водную камеру Гарри. Вечером накануне несчастного случая. Или не ты, а кто-то еще из вас.

Бьорн резко разворачивает голову обратно к Розе. А она задела его за живое, думает Дэнни, это точно – но только ли гнев мы видим? От волнения мальчик крепче стискивает сиденье. И ждет. На миг воцаряется тишина, а потом Бьорн вскакивает на ноги:

– ЧТО?! Я?!

– Спокойней. Я всех спрашиваю, просто чтобы разобраться, – говорит Роза.

Бьорн поворачивается к Дэнни, разминая руки – обычная его привычка перед тем, как ловить «летуна»… или по чему-нибудь врезать.

– Знаешь, Дэнни, такими обвинениями не разбрасываются! Наша работа основана на доверии. Если мы друг другу доверять не будем, как нам вообще работать? Как, черт возьми, оторваться от перекладины и прыгнуть?

Собравшись с духом, Дэнни решает, что и сам может высказаться начистоту:

– А как насчет Заморы? Ты ничего не видел?..

– Нет! А ты бы поостерегся ворошить осиное гнездо. И так уже начинают поговаривать, что ты приносишь неудачу. Стоит тебе появиться – все снова летит кувырком…

Дэнни отшатывается. Так вот почему, наверное, остальные старались не встречаться со мной глазами за завтраком! Замора всегда твердит – если и найдется народ суеверней моряков, так это цирковые. А вдруг это правда и я в самом деле притягиваю неприятности?

– Значит, отрицаешь? – подытоживает Роза.

– Как на духу! Да чтоб мне сдохнуть!

– И больше тебе ничего не известно? Ты не видел, чтобы кто-то возился рядом с резервуаром?

– Ничегошеньки. Nada. Zippo, – мрачно отвечает ловитор, яростно качая головой. – И у меня других забот хватает, кроме как слушать этот skräp.

На миг наступает молчание. Потом Бьорн резко выходит. Грузовик чуть покачивается от тяжелых шагов.

Роза трет виски:

– Слушай, Bello, предоставь-ка, пожалуй, это все мне…

– Нет! Я остаюсь, – отвечает Дэнни, стараясь, чтобы голос его звучал спокойно – по крайней мере, спокойней, чем он сейчас себя чувствует. – Это и меня касается.

– Mama Mia, ты такой же упрямец, как твой отец. – Она заглядывает ему в глаза. – Вот кто никогда не умел вовремя отступиться. В этом есть своя сила – но и слабость тоже…

Аки уже стоит в дверях. Выражение лица у него открытое, приветливое:

– Роза-сан, у всякого из нас свои слабости, верно?

Похоже, он в более приподнятом состоянии духа, чем Бьорн, отмечает Дэнни. Не столько опасается, сколько любопытствует, что вообще происходит. Вчерашняя настороженность пропала. Но как он отреагировал, когда я вернулся после погони на Рамбле…

Аки тем временем выжидательно поворачивается к нему:

– Это по поводу твоих шифровок, Дэнни-тян?

– Нет, – отвечает Роза. – У нас есть другое важное дело…

– Потому что я, кажется, знаю, что там в первой, – перебивает ее клоун. – Помнишь, как я помогал тебе с головоломками, Дэнни? По мне, похоже на «штакетник». Ну знаешь – три ряда. Числа наверху, а два недостающие?..

– Аки! – нетерпеливо перебивает его Роза. – Сосредоточься. Мне надо кое-что у тебя спросить. Я всех спрашиваю.

– Всех? – вскидывается Аки. Настроение у него разом переменилось. – По-моему, только нас, клоунов. Как проблемы, так вечно мы виноваты. Почему бы тебе и со всеми остальными не побеседовать? Полагаю, это ведь про Замору речь, так почему бы не поговорить с Фрэнки? Он ведь вычисления проводил.

Аки весь вытянулся как струна, вид у него оскорбленный донельзя. Он нервно массирует обрубок указательного пальца.

– Аки, – начинает Дэнни, – ты подходил к пушке, только и всего. Ты ничего не заметил? Ничего необычного?

– Интересуешься, не сдвинул ли я ее немного, no? Не глупи! Зачем бы мне это? Зачем кому-нибудь вообще было ее сдвигать?

– Потому что Дэнни считает, что кто-то пытается навредить членам труппы, – объясняет распорядительница. – Сперва Гарри. Теперь Заморе. Ты уверен, что ничего не знаешь про неполадки с камерой?

– Не больше твоего, Роза, – отвечает Аки, решительно качая головой. Черный ирокез у него на голове ходит ходуном. Клоун поднимается на ноги, разворачивается к двери. Не позволяй ему уйти, не ответив на прямой вопрос, велит себе Дэнни. Не трусь! Хотя бы не показывай виду!

– Кто-то заклинил замки водной камеры, – говорит мальчик вслед уходящему Аки, – и я думаю, это один из вас!

Клоун останавливается, замирает в двери – черный силуэт на фоне яркого солнца.

– Ты, Дэнни, малец сообразительный. Весь в отца. И в маму. Но тут ты ошибаешься. Я твой друг. Tomodachi da yo. Усек?

Выходя, он с силой ударяет кулаком по косяку двери. Дэнни так и подпрыгивает на сиденье.

– Не обращай внимания, Дэнни. Он просто-напросто старый ворчливый циркач.

Мальчик смотрит на Розу. Та вроде бы держится чуть напряженней, чем прежде, и – хотя оно и понятно, учитывая вспышку Аки, – все равно создается впечатление, что дело не только в этом. А как занятно Аки выразился: «Не больше твоего». Это может значить как и «я ничего не знаю», так и «мы с тобой знаем ровно одно и то же». Прибавим сюда воспоминания о том, как странно вела себя Роза в этой самой будке для реквизита снежной ночью в Берлине… возможно, есть основания заподозрить и ее саму? Но надо действовать как можно осторожнее, напоминает себе Дэнни.

– Динь-динь, – говорит Роза. Судя по виду, ей явно не по себе. – Конец второго раунда. Посмотрим, что скажет Джои. Он из всех трех самый крепкий орешек.

 

9. Почему клоунада дело серьезное

Француз плюхается на скатанный мат и вопросительно поворачивается к Дэнни. На нем футболка без рукавов – и взгляд мальчика, как всегда, невольно обращается к бугристым, неровным шрамам на могучих руках клоуна. Какие ужасные события могли оставить за собой такой след?

– Привет, месье Дэнни. Стряслось что? Похоже, коллеги мои очень взволнованны.

– У Дэнни есть вопросы, – говорит Роза. – Можно, он сам их тебе задаст? Видимо, я толку не добьюсь.

– Давай, Дэнни. – Глаза у Джои вспыхивают. – Спрашивай, о чем хочешь.

Такого поворота Дэнни не ждал, к такому он не готовился, так что теперь ему требуется несколько секунд, чтобы выровнять дыхание и найти нужные слова. Роза и Джои смотрят на него – и под их взглядами он чувствует себя таким маленьким, таким одиноким. Будь тут со мной Замора… или хотя бы Син-Син… Он обшаривает взглядом стену кузова, старые реквизиты отца, мотки веревок, смирительную рубашку. Память о том, как отец победоносно выпутывался из этой гнусной штуки, какими овациями встречала его освобождение восторженная публика, придает мальчику немного сил, ровно столько, сколько нужно.

– Ну ладно. – Дэнни смотрит клоуну прямо в глаза, не отводит взгляд, мысленно собирается. Хотели честности в беседе – вот и получите.

– Это ведь кто-то из вас испортил оборудование папы? В ночь перед несчастным случаем?

Никакого ответа. Лицо Джои бесстрастно и непроницаемо, точно клоунская маска.

– Ну то есть ведь вполне могло быть, что вы задумывали пошутить, а шутка не удалась, – продолжает Дэнни уже нерешительно. По-прежнему никакого ответа. И что дальше? Продолжать. Наверное, папа бы так и сделал – он ведь был такой упрямый.

– Не вы ли сдвинули разметку для пушки… или навели на меня погоню вчера на Рамбле?..

Глаза у Джои делаются чуть шире. У Розы тоже. А Дэнни продолжает выкладывать давно копившиеся подозрения. Сердце у него колотится все быстрее.

– Или, может, тебе известно, зачем меня пытались утопить?..

Джои вскидывает обе руки, желая прекратить поток слов. На лице его отражается – вполне искреннее – недоумение:

– Arrête, Дэнни! О чем ты?

– Тебя утопить? – Роза ошарашена. – Мы ж собирались спрашивать о водной камере. И о Заморе.

– Кто-то испортил водную камеру, я уверен, – говорит Дэнни и отворачивается, чтобы не встречаться взглядом с Джои. – Причем этот кто-то был в клоунской маске с черепом.

– Выходит, – колючим тоном отзывается Джои, – даже если это правда… наверняка тебе известно лишь то, что это был кто-то в маске с черепом. А ее надеть кто угодно может, n’est-ce pas?

– Но я видел не только это.

Дэнни снова оборачивается, чтобы не пропустить реакцию клоуна.

Джои смотрит куда-то в сторону, рассеянно потирая шрам на левой руке и явно стараясь сдержать вспышку гнева. Роза уставилась в пол, затаив дыхание и плотно сжав губы. Уж не о чувстве ли вины говорит эта поза?

Джои поворачивается. Гнев исчез, сменившись чем-то вроде разочарования.

– Вот честно скажу: чего бы мне хотелось – так это хоть капельки уважения. Нас, дзанни, есть за что уважать. Все думают, наше ремесло – знай падай на задницу да машинки взрывай, но на самом деле это гораздо больше. Мы плуты, Дэнни, священные плуты и озорники, мы существовали во всех культурах, во все времена, – и да, если мы хорошо знаем свое дело, мы вызываем у людей смех, но кроме того мы вызываем у них смутные опасения, беспокойство. Как будто все вдруг взяло и перевернулось вверх ногами. Мы и должны казаться чуточку опасными…

Дэнни смотрит прямо ему в лицо. Взгляды их на миг пересекаются, и Дэнни изо всех сил старается выдержать, не отвести глаз.

– Джои, пожалуйста, если ты что-то знаешь…

– Alors, – Джои колеблется. – Ну, может, тебе тогда лучше Аки спросить. Я… я видел, как он с кем-то разговаривал за пару дней до того случая. Не хочу распускать слухи, mais…

Ну же, думает Дэнни, расскажи мне что знаешь. Он откидывается назад, чтобы дать Джои больше места.

– Короче, я видел Аки на краю лагеря. Он с кем-то говорил, было темно, плохо видно, но…

– …но ты его узнал, да? – взволнованно спрашивает Дэнни.

– Oui. По-моему, это был Джимми Т.

– Да не может быть! – резко восклицает Роза. – Джои, не болтай ерунды!

Клоун смотрит на Дэнни и пожимает плечами:

– По-моему, все-таки он, – как ни в чем не бывало гнет он свое. Потом вскакивает на ноги. – Но понятия не имею, что он тут делал. Вот и все, что мне известно. Так что пойду, пожалуй.

В яблочко! Сердце у Дэнни несется вскачь. Еще один кусок головоломки – и это я, я ее у него вытряс! И хотя Дэнни понятия не имеет, куда теперь приткнуть этот кусок, рассказ Джои кажется ему вполне правдивым. Он поворачивается к Розе. Но та мрачнее тучи. Яростно роется в сумочке.

– Только время зря потеряли, – бормочет она. – Мне срочно надо снова раскинуть карты. Авось скажут что потолковее. Вдруг над нами зловезенье какое зависло…

Перед мысленным взором Дэнни проносится карта смерти. Может, пока отвага и боевой задор его еще не покинули, настало время поговорить по душам с Розой, благо они тут наедине. Нужно же мне знать, на кого я могу положиться, а кто так и остается знаком вопроса, потенциальной опасностью.

– Роза, – негромко окликает он. – Можно задать тебе вопрос о Джимми?

– Нет! Нельзя! – рявкает Роза. – Не до того!

Она закидывает сумочку на плечо, бросает на Дэнни раздраженный взгляд и выскальзывает за дверь.

Дэнни обмякает на сиденье.

Ну вот, снова. Когда я только приехал, Роза была сама доброта, носилась со мной точно с любимым племянничком – совсем как в старые времена. Пока тема не коснулась происшествия с камерой. И тут Роза сразу ощетинилась. А еще больше – едва прозвучало имя «Джимми». А ведь она совершенно точно ко мне хорошо относится – но предпочла бы, чтобы меня тут сейчас не было. Хочет, чтобы вся история с мамой и папой канула в прошлое. Но почему?

Он выдыхает и снова разворачивается к папиному реквизиту – наручникам, цепям, веревке. Сколько энергии отец тратил на то, чтобы снова и снова выпутываться из всего этого! И ради чего?

Порыв ветра бьет в стенку грузовика, раскачивая его на рессорах. Потом налетает второй. Подвеска трещит. На миг Дэнни кажется, будто его уносит по волнам бурного, неукротимого моря.

 

10. Почему смерть вовсе не всегда означает конец. истории

Син-Син нетерпеливо ждет на арене, болтая с Иззи и Беатрис, но, едва завидев Дэнни, бегом бросается навстречу, вопросительно вскинув брови.

– Из Джои мне таки удалось кое-что вытянуть, – шепчет Дэнни. – Он говорит, возможно, перед тем случаем поблизости вертелся Джимми Торрини.

Син-Син тихонько присвистывает.

– И это после всего, что о нем Бланко рассказал! Небось это он испортил замок, чтобы отомстить.

– Но мы же все считали, что он в Нью-Йорке… Ерунда какая-то. А теперь Роза на меня злится. А остальные двое…

Дэнни оглядывается по сторонам. Распорядительницы цирка не видать, зато Хавьер уже идет к ним. Вид у здоровяка усталый, лицо немного помятое от недосыпа или кошмарных снов.

– Hola, – вяло здоровается он. – Я только что звонил в больницу. Замора в операционной, но ко второй половине дня они с ним закончат. Хочешь со мной его навестить?

– Да, пожалуйста, – кивает Дэнни. Хорошо бы повидаться с майором – может, он сумеет хоть как-то разобраться в новой информации.

– Тогда прихвачу тебя в пять. Мне еще сперва надо уладить кое-какие проблемы с моим клубом на Монжуике, – убитым голосом произносит Хавьер. – А ты пока сиди смирно, ладно? Никуда не выходи. После вчерашнего лучше перестраховаться.

– Не волнуйтесь, – заверяет Дэнни, стараясь вложить в голос побольше убедительности. – Мы никуда не собираемся.

– Вот и славно, – с вымученной улыбкой говорит Хавьер. Взгляд у него затравленный, полный ужаса – как тогда, с Лопе, в дверях квартиры. Взгляд человека, у которого вот-вот разверзнется под ногами земля.

– Вот и славно, – повторяет он и, тяжело понурившись, поворачивается к выходу.

Дэнни и Син-Син следят, как его высокая фигура теряется в огромном, бурлящем жизнью пространстве собора.

– Ну так что? – спрашивает Син-Син. – Ты мне расскажешь, что еще у вас там было?

– Попозже. А сейчас пора заняться нормальной детективной работой.

– Роза же велела нам сидеть здесь. И Хавьер.

– И с каких пор ты делаешь что велено? – Забавно в кои-то веки оказаться храбрее, чем его новая подружка. – Сейчас мне решительно наплевать, что там Роза велела.

Он широкими шагами направляется к главному выходу. Син-Син спешит за ним.

– Но куда мы?

– То есть как это? Конечно же искать Тибидабо.

Пока Дэнни шагает через площадь к метро, мозги у него работают на всю катушку.

В кармане, рядом с карабином, шелестят листки с отсканированными шифровками. Может, Аки и в самом деле хотел помочь? Но если он ни при чем, отчего тогда не упомянул про Джимми? Может, Джои лжет?..

– Эй, Дэнни, – окликает его Син-Син, проворно обогнув ограждение. – Я тут, не забыл?

– Прости.

– Так зачем нам в этот глупый старый парк?

– Там нашли тело. То, на котором было выжжено сорок девять точек. Человека то ли убили там, то ли нарочно подкинули туда тело. Надо выяснить зачем.

– Отлично. Я с тобой до конца. Надеюсь только, Роза на меня не рассердится. Хотелось бы, чтобы она на просмотре судила по-честному.

– Я ей скажу, что это я виноват, а не ты, – обещает Дэнни, снова испытывая острый укол любопытства, что за номер готовит девочка. – Хочу, чтобы она и меня посмотрела, – быстро добавляет он.

– А про тот твой побег она не в курсе? – спрашивает Син-Син. – В жизни такого не видала! Вот жалость, что и тогда не было возможности на тебя посмот-реть!

Дэнни улыбается, радуясь похвале. По крайней мере, Син-Син знает, на что я способен!

– Я ей еще не рассказывал. А кроме того, сперва мне надо придумать номер целиком.

Солнце начинает пробиваться сквозь тучи, зеленые попугайчики с громкими криками носятся над головой, вычерчивая узоры среди листвы. Вокруг собора уже собралась толпа – мощь и величие здания притягивают ее, точно магнит железные опилки. Надо держаться настороже, думает Дэнни, озираясь по сторонам, высматривая не выбивается ли кто-то из общей массы, не смотрит ли на них вместо того, чтобы любоваться безумными шпилями Саграды.

Стайка школьников. За ними пара сражающихся с туристической картой юнцов. Кучка торговцев – как те, на Рамбле, раскладывающих товары на одеялах. Проворные пальцы, еще более проворные глаза – не мелькнет ли где полиция.

Син-Син задумчиво смотрит на них:

– Трудно быть иммигрантом, когда вынужден бороться, чтобы прижиться на новом месте.

Что-то в том, как она произносит эту фразу, выдает личный опыт, груз пережитого.

– Тебе приходилось?

– Моей маме, – отвечает Син-Син, улыбаясь торговцу, протягивающему ей браслет. – Ей пришлось быстро взрослеть. Учить новый язык, кантонский. Приспосабливаться, стараться изо всех сил…

Девочка хмурится, не заканчивает фразу.

– Вчера вечером ты сказала, что ищешь ее, – начинает Дэнни, – но я не понимаю. Раньше ты говорила, что она умерла.

– Бывают мертвые – и мертвые, – отвечает Син-Син, торопясь вперед. – Понимаешь, о чем я?

– Не очень.

– Китайская концепция ху, – тараторит девочка. – Душа предков. У всякого человека есть физическая часть, духовная и умственная – и еще частица предков. Она передается на три поколения – пока люди помнят тебя, помнят, что ты говорил и делал, пока твоя жизнь еще затрагивает жизни других людей. Ху может еще долго жить, когда все остальное уже умерло. В этом есть свой смысл, да? – жизнерадостно добавляет она. – Так что можно быть одновременно и живым, и мертвым. Может, частица моей мамы еще где-то тут. Ладно, давай в метро посмотрим твои шифровки.

С этими словами она хватается за перила лестницы метро и одним длинным прыжком перемахивает весь первый пролет.

Дэнни торопится по ступенькам вслед за ней. Он так поглощен своими мыслями, что не замечает, как два неряшливых юнца выглядывают из-за карты и, торопливо ее сложив, спешат следом.

Сидя бок о бок в вагоне метро, Дэнни и Син-Син вглядываются в листок, который держат перед собой. Вагон покачивается так, что они то и дело легонько стукаются плечами. Дэнни приятно это физическое прикосновение: такое ободряющее, чем-то очень привычное. Он украдкой смотрит на отражение профиля Син-Син в окне. А она мне нравится. Очень нравится. Даже больше, чем просто дружески…

Он вспоминает, как Замора поддразнивал его насчет Син-Син. К щекам снова приливает кровь. Подружка? Нет, как-то неловко выходит. И опять же – по ощущениям не то.

– Дэнни, с тобой все в порядке?

– Ага. Просто пытаюсь… во всем этом разобраться. – Он быстрым движением ладони разглаживает бумагу на коленке. – Надо разгадать ключевое слово, – говорит он, решительно прогнав все прочие мысли.

Син-Син снова вглядывается в листок:

– «Я не Гудини, а он сам». Звучит как-то стремно. Я, конечно, знаю, кто такой Гудини, но как можно быть им – и в то же время не быть?

– Папа был на нем прямо помешан. Не только на фокусах со спасениями, но на всей его истории, всей жизни – кем он был, как он все время сам себя изобретал. Может, это имеет какое-то отношение к его биографии?

– Какое, например?

Дэнни закрывает глаза и повторяет, как хорошо затверженный урок:

– Родился в 1874 году в Будапеште. Настоящее имя Эрих Вейс. Когда ему было четыре года, его семья эмигрировала в Америку, где он быстро выучил английский. Начал работать вместе с братом, показывал фокусы, отпирал замки, ходил по канату. Выступал под разными именами – Принц воздуха, Король карт, но потом остановился на «Гудини». Считал, что по-французски это означает «как Гуден» – но на самом деле это не так.

– А Гуден кто такой?

– Легендарный иллюзионист. Типа, как основатель всей современной школы…

Голос его обрывается. Конечно, вот же оно! Дэнни победоносно хлопает по странице тыльной стороной руки.

– Гуден не Гудини. А он сам.

– Спрятал на видном месте, – восхищается Син-Син. – Вот это ловко!

После всего, что Дэнни пришлось наслушаться про отца за последнее время, приятно слышать, как кто-то его хвалит. Конечно, и у него были свои недостатки – куда больше, чем я догадывался, – но дураком он не был. И кто знает, насколько трудно было сочетать управление «Мистериумом» с работой на Интерпол. А тут еще я приставал с играми в шифровки и с тем, чтобы он научил меня новым фокусам. Как несмышленый ребенок!

Тяжело взобравшись по длинному склону, поезд останавливается у конечной станции. Малочисленные пассажиры поднимаются на ноги.

Син-Син улыбается. Словно прочтя мысли мальчика, кладет руку ему на плечо:

– Не кори себя, Дэнни. Это до добра не доведет. Уж поверь мне на слово!

Пока они бредут к турникету, двое в серых толстовках с капюшонами подбираются ближе. Один вытаскивает телефон и на ходу набирает какой-то номер. Второй натягивает капюшон и, не отрывая взгляда от Дэнни и Син-Син, пробирается сквозь разделяющую их толпу, пока не оказывается прямо у них за спиной.

 

11. Почему голодранца видно издалека

Близ выхода из метро, у подножия круто забирающей вверх улицы, ждет идущий за город старомодный трамвайчик ярко-небесного синего цвета. Такой же синевой отливает и разогнавшее облака небо над головой – совсем под стать настроению повеселевшего Дэнни. Мы едем осматривать место убийства, Замора в больнице, а мне и вправду грозит опасность. Тогда почему так легко на душе? Как уже много дней не бывало!

Он украдкой посматривает на свою спутницу. Конечно, то, что они разгадали ключевое слово, – большой шаг вперед, но он все равно не может отделаться от ощущения, что присутствие Син-Син тоже внесло свой вклад, и немалый. Кажется, будто она появляется в его жизни – и исчезает – в самый нужный момент. Словно все это было предначертано. И еще почему-то с ее таинственностью и недомолвками гораздо проще смириться, чем с недомолвками Заморы.

Когда они забираются внутрь и вдвоем втискиваются на деревянное сиденье, Дэнни вспоминает поездку в Гонконге.

Он улыбается Син-Син:

– По крайней мере, теперь я тебя знаю. Или хотя бы доверяю тебе.

– Что-что?

– Прошлый раз мы ехали на чем-то вот таком с Заморой, я следил за тобой. Мы думали, ты из триад.

Син-Син фыркает:

– Да я же сразу вас заметила, двух олухов. Как будто вы способны затеряться в толпе! Но я рада, что теперь ты мне доверяешь.

Звякает колокольчик, заряд электричества возвращает трамвайчик к жизни, и он, громыхая, ползет вверх по склону мимо богатых домов, роскошной школы, больницы – все стоят на порядочном расстоянии друг от друга.

– Ладно, давай дальше, – с энтузиазмом предлагает Син-Син. – И как этот твой «штакетник» работает?

– Чертишь что-то вроде решетки, – Дэнни переворачивает листок и, достав ручку, начинает рисовать. – Сверху ставишь числа от нуля до девяти. Сбоку – еще три.

– А какие?

– Когда вставляешь буквы из ключевого слова в верхнем ряду, три числа пропускаешь. Их-то потом и ставишь сбоку.

– А как понять, какие пропустить?

– Тонкий момент. Но у нас тут есть подсказка. В самом конце он приписал «АГУ» и следом три цифры. Значит, это однозначные числа, соответствующие буквам, логично? Восемь, ноль и один. – Ручка Дэнни порхает над бумагой, вычерчивая решетку.

– Да! – Син-Син тычет пальцем в бумагу. – Так что как раз встает ключевое слово. Гуден! Подходит!

– Остальные буквы ставим в алфавитном порядке. Продолжаешь после А, только выпускаешь те, что входят в слово ГУДЕН. То есть выходит, вбок пойдут пять, шесть и семь.

Дэнни склоняется над бумагой, весь поглощенный задачей, и вписывает буквы.

Наконец он выпрямляется, победоносно сверкая глазами:

– Видишь? Теперь можно считывать числа. Если начинается с пяти, шести или семи – будет двузначное число. Например, 62 – это С, а 54 – И.

Но Син-Син уже не слушает его объяснений. Тихонько пихает Дэнни локтем в бок и еле слышно шепчет уголками губ:

– Когда вылезем, бежим со всех ног.

– Зачем?

– Нас преследует пара каких-то голодранцев.

– Уверена?

– Совершенно.

– А откуда ты знаешь, что они голодранцы?

– Поверь мне, Дэнни. Я таких навидалась более чем достаточно.

Трамвайчик, погромыхивая, трясется по загибающей вправо длинной дуге к остановке на самом верху. Колеса визжат на рельсах. Барселона раскинулась внизу под холмом – решетка современной части города сменяется хитросплетением улиц старого квартала.

– Два идиота в капюшонах. Только не оборачивайся.

– Тогда пошли! – шепчет Дэнни. – Удивим их.

Не успевает трамвай замедлить ход, как мальчик вскакивает на ноги и проталкивается сквозь остальных пассажиров. Син-Син не отстает. Когда они пробираются мимо кондуктора, он делает им знак подождать, но они дружно спрыгивают из движущегося вагона на мостовую и пускаются наутек.

Маленькая площадь почти пуста. Выше по склону начинается густой лес. Дэнни различает в этом лесу канатную дорогу, тянущуюся меж деревьев к вершине. Мальчик оборачивается. Два капюшона уже вылезли из трамвая, но никак не могут решить, то ли пускаться в погоню, то ли по-прежнему притворяться невинными туристами. Эта неуверенность дает Дэнни с Син-Син отчаянно необходимое время. От станции канатной дороги как раз отъезжает одно-единственное на всю площадь такси. Бросившись ему наперерез, Дэнни стучит в окно:

– Тибидабо, por favor.

Водитель кивает.

Они плюхаются на заднее сиденье. Машина трогается с места. Дэнни оглядывается на парковку сзади. Юнцы в капюшонах яростно спорят посреди опустевшей площади – один прижимает к уху телефон, второй отчаянно высматривает другое такси.

– По крайней мере, слегка оторвались. Им придется идти пешком или ждать фуникулера, – говорит Дэнни. – Удобное место.

– Неудачники, – цедит Син-Син, качая головой. – Чарли бы таких не нанял. Будем надеяться, наверху нас не подкарауливают их дружки.

Дэнни наклоняется к шоферу, роясь в памяти в поисках нужных слов:

– Пожалуйста, поскорее. Э-э-э…. rapide?

– Si. Rapidament.

Шофер улыбается, нажимает на педаль газа и несется вверх по холму, обгоняя затянутых в лайкру велосипедистов. Выхлопные пары, выпускаемые черно-желтым автомобильчиком, черными кляксами расползаются на ветру.

Наверху, в Тибидабо, стоит великолепный осенний день.

Женщина в светло-зеленом плаще показывает контролеру корешок билета и останавливается, глядя на раскинувшийся внизу город. Приятно снова посетить место преступления, думает она. Полиция, конечно, именно этого от тебя и ждет – но меня им не вычислить. Начать с того, что меня попросту никто не видел.

Она ждет, стоя в толпе возбужденных детей и суетливых мамаш, наблюдая, как двухъярусная карусель замедляет ход и останавливается. Лучи солнца блестят на ярко раскрашенных лошадках с раздутыми ноздрями. В зеркалах отражается ярмарка.

Когда до женщины в зеленом плаще доходит очередь, она проталкивается мимо двух заспоривших детей и, поднявшись на второй ярус, усаживается на черного скакуна. Какая-то кроха тянет ее за подол юбки и спрашивает, не уступит ли тетя лошадку, но женщина лишь качает головой и отворачивается, глядя поверх Тиби-дабо:

– Это моя лошадка.

Заметив, что происходит, мама девочки возмущенно шагает вверх по ступенькам и обрушивает на женщину в зеленом плаще поток гневных фраз по-испански.

Один поворот головы, одно слово, произнесенное свистящим шепотом так, что никто больше не слышит его, – и мать пятится, потрясенно разинув рот, и поспешно отводит малышку подальше, поглядывая через плечо на женщину, которая едет на своей раскрашенной лошадке.

Играет музыка. По лицу женщины в плаще расплывается улыбка. Она знает, что снова овладела ситуацией. В ее очках отражаются фигурки темноволосого мальчика и китайской девчонки, спешащих через толпу и явно пришедших сюда не просто так.

Ударить сейчас? Или подождать?..

Чуть-чуть подождать. Не здесь – где-нибудь, где не так шумно. Насладиться властью. Тех двух наемных ротозеев, разумеется, нигде не видно. Зря коптят небо.

Карусель начинает вращаться, лошадка медленно приподнимается и опускается. Сумочка женщины сегодня тяжелее, чем обычно, и она поправляет ремешок на плече. Не уронить бы! Вот и не уроню. Все в моих руках…

Но в следующий миг, словно из ниоткуда, к горлу снова подкатывает приступ этого дурацкого смеха.

Сейчас-то с чего? Она яростно пытается овладеть собой. Что сказал бы старик? Все хорошо. Ты разделаешься с ними в любой момент, как только захочешь, стоит установить устройство – и все будет зависеть лишь от тебя. Она глубоко вдыхает, сжимает побелевшими пальцами поводья вороной лошадки и ждет, пока приступ пройдет сам собой.

 

12. Почему автоматы делают, что им сказано

Дэнни и Син-Син пробираются через сутолоку парка развлечений – мимо колеса обозрения, мимо карусели и прилавков с едой. Впереди виднеется аттракцион «Авио». Дэнни узнает его по фотографии – красный тупоносый самолетик на длинной ручке: он вращается, пронося пассажиров над поросшим лесом склоном, а потом вновь летит к началу за новой порцией публики. В иллюминаторах виднеются счастливые лица пассажиров – по всей видимости, и понятия не имеющих о мрачной находке, сделанной здесь лишь несколько дней назад. Единственный, кто не порадовался аттракциону…

– Только быстрее, – говорит Дэнни. – Пока эти олухи сюда не добрались.

– А что мы ищем? – пыхтит Син-Син, стараясь не отставать от него.

– Мы знаем, что его либо убили прямо здесь, либо перетащили сюда. Вдруг удастся найти какую-нибудь пропущенную улику.

Син-Син оглядывается через плечо:

– Ты ищи улики, а я понаблюдаю, не появятся ли те голодранцы.

Чуть ниже по склону холма виднеется эстакада для пешеходов. Когда Дэнни с Син-Син взбегают на нее, взор мальчика сам собой обращается на высящийся вдали собор Саграда Фамилия, за которым точно расплавленный металл сияет море. Великолепное зрелище! Было ли оно последним, что видел тот убитый? Если знаешь, что тебе конец, утешает такое зрелище – или, напротив, тебе становится еще горше? Дэнни невольно переносится мыслями к отцу с матерью – что видели, что испытывали они, когда их поглощало пламя?

Хватит, велит он себе. Такие размышления до добра не доведут! Перестань, ту-пица!

Над головой с ревом проносится самолет, взбивая пропеллером синеву небес. Дэнни поднимает голову, прослеживая белую дорожку, а потом вновь опускает взгляд и принимается осматривать землю внизу. Под пешеходной эстакадой есть еще один уровень, указатели на зеркальный зал и музей механизмов.

– Наверняка полиция очень тщательно обшарила этот уровень, – говорит он. – Давай попытаем счастья ниже. Вдруг туда что-то упало. Или нарочно бросили.

Перемахивая сразу через две ступеньки, он спускается по винтовой лесенке. Там тянется очередь к зеркальному залу – первые зеркала, выгнутые или фрагментированные, растягивают отражения или дробят на части. Рядом, за открытой дверью музея механизмов, Дэнни видит, как посетители кидают монетки в прорези старинных автоматов и маленькие фигурки оживают, начинают дергано двигаться, выполняя программу. В стеклянном ящике раскачивается истерически хохочущий клоун. Гротеск. Рядом группка акробатов образует живую пирамиду. А дальше – миниатюрная модель парка в целом, крохотные аттракционы. Все работает как часы. Все до странности знакомо – и слегка пугает.

Между двумя зданиями виден узкий проход. Дэнни снова поднимает голову. Самолет проносится прямо над ними.

Стоит попытаться. Если вдруг что-то и в самом деле обронили, оно вполне могло закатиться в этот проход. Вместе с Син-Син Дэнни отправляется прямо туда.

– Стой на стреме, – велит он, протискиваясь в узкую щель.

– Ладно. Но ты поторапливайся!

Дав глазам немного привыкнуть к темноте, мальчик опускается на четвереньки и, не обращая внимания на грязь под ногами, ползет среди выкинутых картонных стаканчиков, нанесенной ветром сырой листвы, заплесневелых объедков и салфеток.

Что это там такое яркое впереди? Торопливо пробравшись туда, Дэнни обнаруживает почти нетронутую пачку сигарет. Целлофановая обертка потрескивает, отражая свет. Не хватает всего двух сигарет. Судя по состоянию пачки, она не могла пролежать тут долго – да и вообще, кто станет выкидывать почти целую упаковку? Только если пытаешься бросить курить или хочешь скрыть какие-то следы, рассуждает мальчик, взволнованно вертя пачку в руках. Может, именно эту пачку использовал убийца, выжигая на спине жертвы точки? Может, на ней даже отпечатки имеются… ой, надо было самому перчатки надеть.

И тут он видит на расстоянии вытянутой руки коробок спичек.

Коробок сверкает в полумраке точно тлеющий уголек. На этикетке красуется стилизованное изображение тигра, рыжие и черные полосы так и пылают. Да я же видел эту картинку, думает Дэнни, кончиками пальцев осторожно подбирая коробок и поднося к свету. Но где?

– Что там у тебя? – нетерпеливо окликает Син-Син, вглядываясь во тьму.

Дэнни переворачивает коробок. На другой стороне крупными черными и рыжими буквами отпечатаны слова: «Клуб «Тигрица», Монжуик». Ну конечно же! Клуб Хавьера! Точно такой же коробок я видел на столе у Розы…

Над головой снова с ревом проносится самолетик, тень его на миг застилает узкий сноп света, погружая Дэнни в глубокую тьму.

– Уходим! – кричит он из щели.

– Обратно в собор?

– Нет, на Монжуик. Задать Хавьеру пару вопросов.

Снова присоединившись к Син-Син на ярком полуденном солнце, он победоносно трясет коробок, громыхая оставшимися внутри спичками.

Карусель замедляет бег. Женщина на черной лошадке привстает в стременах, высматривая, как там мальчишка. И расцветает в улыбке.

Вон он – вылезает из тени между зеркальным залом и музеем механизмов. В руке у него что-то зажато – он взволнованно показывает это девчонке, и они вместе спешат к выходу. Небось нашел сигареты и спичечный коробок – тупицы-полицейские, скорее всего, просмотрели! В таком случае они сейчас отправятся прямиком к этому никчемному владельцу клуба. Лучше и не придумаешь! Нервный смех, отмечает она про себя, не разбирает уже ни капельки. Потому что у меня все схвачено. Мальчишка тешит себя мыслью, будто на шаг опережает меня. Настало время нанести удар.

И я знаю где!

 

13. Почему надо намазать зеркало медом

Пока Дэнни со своей спутницей пробирается по запруженному народом парку к выходу, коробок погромыхивает у него в руке. Конечно, может, это простое совпадение, но находка – спичечный коробок и выброшенная пачка сигарет в такой близости от места обнаружения тела – просто наводят на мысли, что Хавьер знает гораздо больше, чем рассказал. Одно ясно наверняка: надо спросить его напрямую – и как можно скорей.

Син-Син на ходу вытаскивает бумажник и заглядывает в отделение для купюр. Вид у нее демонстративно небрежный, но изгиб губ выдает, что финансы почти на нуле.

– Можно пешком дойти, – предлагает Дэнни, кивнув на бумажник.

– Смеешься! Да мы туда только к ночи доберемся! И у меня будет гораздо больше денег, когда дома все толком наладится.

– Ну и зря ты мне ни о чем не рассказываешь, Син-Син, – говорит Дэнни. – Я же только рад помочь.

– Премного благодарна, – звенящим голосом отвечает Син-Син. – Может, как-нибудь потом.

В голосе у нее, правда, отчетливо звучит «никогда».

Она запрыгивает в поджидающее такси и стучит шофера по плечу:

– Эй, знаешь клуб «Тигрица»? На Монжуике?

– Пробки сейчас, не пробиться, – отвечает тот. – Высажу вас у канатки. Идет?

Дэнни кивает:

– Отлично, спасибо. Послушай, Син-Син, я бы и в самом деле помог, если…

Она качает головой.

– Нет! – Короткое слово звучит точно выстрел, но девочка уже поворачивается к Дэнни, стараясь улыбкой смягчить отказ: – Слушай, сейчас у нас найдутся дела поважнее. Хавьер. Ну в смысле ты его хорошо знаешь?

– Да не то чтобы. Но майор считает, ему можно доверять. Даже больше. Они, похоже, старые друзья.

В голове у Дэнни теперь обитают два разных Хавьера. Один – старый друг труппы, примерный семьянин, пытавшийся предупредить Замору, что пушка сдвинулась с места, добрый и заботливый. А другой Хавьер – отбывший срок в тюрьме за убийство, бороздивший мутные воды Барселоны перед Олимпиадой, с лица которого не пропадает страх.

Помнится, папа показывал фокус с трефовым королем: одно движение руки – и вместо горделивого выражения на лице короля возникала дурашливая улыбка. Фокус так и назывался – двуличный король. Но какое лицо настоящее? А теперь еще эти улики с места преступления… Мог ли он убить того парня или выжечь точки у него на спине? Вдруг Хавьер и сам из «Сорока девяти»?

Но ведь Замора не может так ошибаться в человеке? Или может? Мысли Дэнни обращаются к старому другу. Я всегда считал майора крепким и надежным как скала. Но если вспомнить все неудачные решения в Гонконге… приходится признать, что людей без недостатков просто не существует. И Замора всего лишь человек. Так что и насчет Хавьера может ошибаться. Или опять что-то утаивать…

Машина подпрыгивает на люке, резко обрывая череду мыслей Дэнни. Син-Син выжидательно смотрит на него:

– Ну что, посмотрим пока чокнутый код твоего папы? Что нам еще остается?

– Ты права. Вдруг найдем какую-нибудь подсказку перед встречей с Хавьером.

Он вытаскивает листок из кармана, снова разглаживает его и заносит ручку над цепочкой чисел. Но вдруг замирает в нерешительности. Папа словно бы вот-вот заговорит с ним – заговорит из могилы. Первые слова, которые он скажет сыну после пожара. И, вполне вероятно, последние…

Так может, стоило бы заняться этим в одиночестве? В конце концов, в послании может говориться что угодно. Например, какой-нибудь бессмысленный пустячок, которого я буду стесняться, или, наоборот, нечто такое, что в корне изменит всю мою жизнь. Он смотрит на знакомый почерк – пожалуй, тот чуть резче обычного, да и подчеркивания такие энергичные. Наверняка тут что-то очень-очень важное…

– Или займись этим сам, – предлагает Син-Син, словно угадав причины его нерешительности. Она буквально пожирает глазами листок и нарисованную половину решетки.

– Ну ладно. Ладно, давай к делу.

Он заново просматривает уже написанное, убеждаясь, что все буквы стоят на правильных местах и ни одна не повторяется дважды.

– Можно читать. Что там у нас с первым словом?

– 259503617675.

– Ага, начинается с двойки, а двойка – это у нас Д. Где пятерка, шестерка или семерка – там, значит, двузначное число. Вот 59 – идешь в ряд с пятеркой и смотришь на пересечение двух колонок, что дает нам О. А 50 дает В.

Он работает быстро, жажда уединения смыта волной азарта и тревоги, поднявшейся, едва он начал выделять буквы. Син-Син склоняется к нему, ее волосы падают на лицо, так что разобрать его выражение нельзя, но все тело девочки напряжено от нетерпеливого ожидания. Мир за пределами такси словно бы канул в небытие – для них сейчас существует лишь это послание из прошлого, из могилы.

– Доверяю – давай уже читай мне числа.

Дэнни стремительно диктует по буквам весь текст:

– Доверяю все жизненно важное чертогам памяти. Потом идет это вот «Агу».

– А что за чертоги памяти? – перебивает Син-Син.

– Способ быстрого запоминания.

Дэнни молчит, глядя на проносящийся за окнами такси город. В ушах у него снова звучит полный энтузиазма голос отца, оседлавшего любимого конька: он неизменно был готов объяснять, учить, делиться – даже когда никто не хотел его слушать. Тогда Дэнни вовсе не всегда радовался наставлениям, но теперь… как же ему их не хватает!

– Папа все время пользовался этим приемом, чтобы хранить информацию. Любую – от карточных фокусов до списка покупок. Задумываешь какое-нибудь здание или место – настоящее или воображаемое – а в нем определенное число комнат или вещей, которые посещаешь по порядку. И если тебе надо запомнить колоду карт или список имен, ты быстренько пробегаешь по чертогам памяти и раскладываешь все по комнатам, создавая при этом яркие мысленные образы.

– Что-то не догоняю. Разве так тебе не приходится запоминать в два раза больше?

– Ты ведь пользуешься одними и теми же чертогами памяти много лет, так что знаешь их как дом родной. Ну вот, скажем, если первое, что у тебя идет в чертогах памяти, – это роскошная парадная лестница, а первое, что тебе надо запомнить, – это «рыба», ты быстренько представляешь, как рыба плюхается на ступеньки. Или рыбу, изогнутую в форме ступенек. Потом во втором месте – например, в зеркале – тебе надо запомнить «мед», так что ты представляешь, как мед растекается по зеркалу…

– А какие у него у самого были чертоги памяти?

– Не знаю, – расстроенно выдыхает Дэнни. – Но знаю, что там было тринадцать основных мест, а в каждом еще по четыре отделения, так что он очень быстро там все раскладывал.

Такси тормозит.

– Монжуик, – объявляет шофер. – Ocho euros.

Они на подступах к невысокому холму – Монжуику, последней складке земли перед морем. Такси подъехало к подножию станции канатной дороги: ее опоры взбираются вверх по склону, словно гигант шагает над общественными садами, усыпанными гравием дорожками, детскими площадками, а потом, забрав вправо, поднимается к замку на вершине холма. Поток округлых, точно пузырьки, кабинок стекает вниз к остановке, проезжает через здание и снова танцует в воздухе, уносясь ввысь.

Сейчас, на исходе туристического сезона, многие кабинки пусты, а к автоматам по продаже билетов почти нет очереди: только три подростка, скармливающие автомату евровые купюры, да женщина сразу за ними.

На женщине светло-зеленый плащ. Она, похоже, чуточку запыхалась. Когда Дэнни и Син-Син подходят к ней сзади, она оглядывается через плечо.

Подростки, гомоня, забираются в пустую кабинку, влачащуюся вдоль платформы. Двери за ними автоматически закрываются.

– Давай постараемся сесть так, чтобы с нами никого не было, – шепчет Син-Син.

Женщина спереди снова оборачивается, задев при этом Дэнни тяжелой сумкой на плече.

– О, простите, – извиняется она. В зеркальных солнечных очках отражаются стоящие перед ней мальчик и девочка. – Садитесь в следующую. А я пока отдышусь, – с улыбкой добавляет она.

– Спасибо, – благодарит Дэнни. – Мы как раз спешим.

Хотя странно как-то. Женщина явно очень торопилась сюда, а теперь пропускает их вперед.

– Ничего, все время мира в моем распоряжении, – заверяет она.

Следующая кабинка как раз ползет вдоль платформы. Дэнни и Син-Син запрыгивают внутрь. Кабинка покачивается, когда Дэнни разваливается на сиденье и расстилает на коленях страничку с кодом. Мальчику не терпится перейти ко второй части послания отца.

– Adéu! – выкрикивает женщина, когда дверь с лязгом захлопывается, и даже похлопывает по кабинке на прощание.

– Пфа! – вздыхает Син-Син. – Хорошо, что за нами не увязалась. Приятно оказаться в кабинке одним.

Дэнни кивает и, бросив взгляд назад, с удивлением обнаруживает, что женщина развернулась и направляется прочь.

Кажется – или в ней и правда что-то изменилось?

– Передумала, наверное.

– Шифровка, Дэнни, – напоминает Син-Син, постукивая по листу.

Кабинка погромыхивает, цепляясь за рельс, по которому движется, и вот, отцепившись, свободно парит в почти полной тишине – пузырь, подвешенный на электрическом проводе, – и, быстро набрав высоту, движется к высокой колонне с номером «1».

Но Дэнни сейчас не до вида вокруг, он уже впился взглядом в следующую цепочку цифр. Давай же, папа, открой нам что-нибудь полезное! Какую-нибудь мудрость – или что-нибудь, что поможет мне. Или хотя бы подбодрит… или внесет ясность в происходящее!.. У тебя есть еще целых три фразы, чтобы моя жизнь вновь обрела смысл.

– Ладно, давай посмотрим, что там дальше.

Син-Син диктует числа, а Дэнни расшифровывает их по решетке и, лишь время от времени запинаясь, проворно складывает букву за буквой, пока не доходит до конца строки.

Спроси З. про последнее место. Проверь его вживую.

– И все? – спрашивает Син-Син, уже не пытаясь скрыть разочарование в голосе.

– Тут все. З. – это, конечно же, Замора. Он должен что-то знать о папином чертоге памяти.

– Но как можно проверить чертог вживую? В смысле – он ведь воображаемый!

– Некоторые люди выбирают настоящие места, понимаешь? Может, Замора знает, что это за место и где оно…

Говоря по правде, Дэнни тоже разочарован. Никаких тебе надежных улик. Никакого дымящегося пистолета. Никаких откровений. Типичный папа! Ничего у него не бывает прямо и без выкрутасов.

Плечи Син-Син устало поникли, энергия ее убывает:

– А что там со второй шифровкой?

– Ее папа на отдельные слова не разделил, так что будет сложнее. И сперва еще надо отгадать ключевое слово. «Всегда вокруг нас. Везде. Латынь».

– Есть идеи?

– Пока нет.

Кабинка уже на середине склона, то чуть подрагивает над опорами, то невесомо плывет в длинных промежутках между ними. Снизу, на дорожках и тропинках меж кустов и деревьев, можно разглядеть пару-другую человек, но в целом довольно пустынно. В маленьком окошке под крышей кабинки шепчет ветерок с моря. Друзья совершенно одни.

– Так что всегда и всюду вокруг нас? Воздух? – гадает Син-Син. – Неприятности? – мрачно шутит она. – Как будет «воздух» по-латыни?

– Латынь у нас должна была начаться только в следующем году.

Они приближаются к промежуточной станции. Гигантские желтые колеса по очереди ловят каждую кабинку, разворачивают под нужным углом и снова отправляют в полет к вершине Монжуика. Кабинка Дэнни и Син-Син, погромыхивая, проходит через механизм, пока наконец тот не выплевывает ее на свободу, и она снова взмывает на высоту сорока метров над землей, купаясь в солнечном свете.

– Я соображу, обязательно соображу, – говорит Дэнни. – Надо только настроиться на ход папиных мыслей…

Но так ли это легко? Папа – «торговец тайнами», как называл его Дарко – все больше и больше кажется ему незнакомцем. Если у него и было ху – или как там Син-Син называла эту штуковину, – узнать ее было бы затруднительно.

Кабину наполняет пронзительный скрежет. Дэнни подпрыгивает от неожиданности. Кабинка рывком останавливается. Дэнни и Син-Син, не удержавшись, соскальзывают с сиденья.

– Это еще что?! – вскрикивает Син-Син.

Из громкоговорителя на стенке у них над головой раздается автоматическое аварийное сообщение по-испански.

Сперва кабинка покачивается на креплениях, но потом зависает в зловещей неподвижности ровно на полдороге между двумя опорами – до каждой около тридцати метров. На детской площадке снизу группа ребятишек возбужденно галдит, показывая на остановившиеся кабинки. Ветер разносит их гомон и смех.

Дэнни встает и нажимает на красную аварийную кнопку:

– Эй? Hola! Мы застряли. Hola?

И тут кабинку наполняет другой звук. Знакомая мелодия звонка – знакомая, но до того неожиданная, что Дэнни добрых десять секунд не может сообразить, что это. Это же первые такты «Экспресса в ваш череп» в аранжировке Билли: Дэнни записал ее во время последнего турне и поставил на телефон.

Но это же невозможно! Я его потерял.

Син-Син растерянно смотрит на карман своей куртки. Звонок раздается именно оттуда. Сунув руку в карман, она вытаскивает мобильник и с ошарашенным видом держит его на ладони:

– У меня с собой телефона не было. Это твой?

– Нет! Я его потерял!

Но выглядит телефон точь-в-точь как его.

 

14. Почему о безопасности не всегда заботятся… в первую очередь

Дэнни робко берет телефон, словно тот вот-вот укусит его. Звенящий гитарный рефрен не умолкает.

– Я же его потерял. Откуда он вдруг у тебя в кармане?

– Чокнуться можно! Понятия не имею. Ответь же, балбес.

Дэнни снимает телефон с замка и нажимает кнопку ответа:

– Алло?

– Hola, Дэнни, – звучит в трубке женский голос: странно знакомый, Дэнни уже слышал этот голос совсем недавно – только вот где? – Приятно прокатиться с подружкой?

– Кто это?

– У меня для вас сообщение, – продолжает голос ровным, бесстрастным тоном, словно его обладательница нарочно старается не подпускать в него никаких эмо-ций.

– Какое еще сообщение? Вы кто?

Дэнни отнимает телефон от уха и включает громкоговоритель, чтобы Син-Син тоже слышала.

– Дэнни, знаешь, кто такие немезиды? Те, кто держат в руках твою судьбу. Я твоя немезида, я та, кто убивает тебя. Та, что прикрепила бомбу к стенке вашей кабинки. Килограмм семтекса может устроить самый натуральный большой взрыв…

В один миг Дэнни все становится ясно.

Женщина с нижней станции – та самая, в зеленом плаще. Точно такой же оттенок зелени он видел в соборе вчера вечером! И она как бы случайно налетела на них – небось тогда-то и сунула телефон в карман Син-Син, а глухой хлопок по стенке – это когда она прилепляла взрывное устройство. Он крепко зажмуривается, силясь припомнить, что же привлекло его внимание, когда она уходила. Ага, вот что – у нее больше не было на плече сумочки.

– Вы просто хотите нас запугать! – восклицает Син-Син.

– Часики тикают, – произносит все тот же бесстрастный голос, но на этот раз чуть резче. – Тикают. Считайте, у вас есть пара минут. Проститесь друг с другом! А потом конец.

В кабинке воцаряется молчание.

– Алло? Вы еще тут? – кричит Дэнни.

– Мне пора, – отвечает женщина. – Но, надеюсь, вы заметили, что я остановила вас между двенадцатой и тринадцатой опорами? Самое высокое место дороги. Adéu.

Разговор обрывается.

– Это ведь шутка, правда? – спрашивает Син-Син.

Дэнни вертит в руках телефон, пытается проверить историю входящих звонков. Звонок в списке всего один, да и тот «абонент неизвестен». Адресная книга пуста. Денег на счету нет. И что теперь? Номера Заморы он наизусть не помнит. А в службы спасения звонить без толку: времени нет. Дэнни ничуть не сомневается: та женщина говорит правду – однако им вдруг овладевает непонятное спокойствие. Если это конец – что ж, они меня достали, все по-честному. Но я не готов умирать без боя. И я не дам Син-Син умереть здесь, в этой глупой консервной банке. Он смотрит на крышу кабинки и расстояние до следующей опоры в мучительных поисках решения.

– Не шутка, – отвечает он. – Надо убираться отсюда.

В фильмах в таких ситуациях на крыше кабинки непременно оказался бы люк, но крыша этой кабинки кажется твердой и ровной, без единой трещинки. Встав на сиденье, отчего пузырь снова начинает ходить ходуном, мальчик старается открыть форточку наверху застекленного окна.

– По-моему, мы протиснемся, – сквозь зубы цедит он, – если только мне удастся открыть эту чертову штуку.

Син-Син запрыгивает на сиденье рядом с ним. Делает два глубоких вдоха, второй глубже первого, расслабляет плечи, сжимает кулаки так, что белеют костяшки пальцев, – и резко, с шипением выпустив меж зубов воздух, бьет правой рукой по крышке. Та слетает с петель и, крутясь, падает на землю далеко внизу.

– У меня… есть идея, – говорит девочка, обращая овальное личико к канату над головой, зачарованно разглядываяуклон.

Но Дэнни не слушает. У него ведь тоже есть идея! Он вытягивает из кармана джинсов карабин и внимательно рассматривает его – открывает, проверяет, не растрескался ли. Ведь его здорово приложило о каменные плиты собора. Фрэнки его не просто так выкинул. «Безопасность – в первую, вторую, третью и последнюю очередь», – всегда говаривал он с тягучим бруклинским акцентом. Но что делать, если выбора нет?

– Если выбраться на крышу, можно прицепить к канату вот эту штуку, – торопливо говорит он. – Пропустить в него мой ремень, сделать петлю, ухватиться – и прыгнуть. Как на аттракционе. Я видел, как Бидоновы ребята такое много раз делали… на фестивале… – он умолкает, стараясь убедить хотя бы себя самого, что план сработает. – А потом слезть по лестнице.

– Не уверена, выдержит ли это нас обоих, – отвечает Син-Син, подтягиваясь к отверстию для вентиляции. – По-моему, мне пора устроить пробы прямо тут.

Она не сводит глаз с каната. Дэнни еще не видел ее настолько сосредоточенной и напряженной.

– Что-что?

– Слыхал такие слова – орибат, неуробат? Фунамбулист?

– Так ведь канатоходцев называют?

– Именно, Дэнни. В этом мой номер и состоит. Ну вроде того. Мой трюк. Сюрприз.

– Ты канатоходка?

– Акробатика на провисшем канате. Но, думаю, и на таком сумею.

Проворно подтянувшись на руках, она до середины туловища просовывается в узкое окошко и, изогнувшись, шарит ногами в поисках опоры. Дэнни перехватывает неистово машущую кроссовку и придерживает ее, давая девочке возможность оттолкнуться. Миг – и она уже скрылась в окошке.

У Дэнни все так и переворачивается внутри – но он снова ощущает знакомую приятную щекотку – поступление адреналина. Сознание, что собираешься сделать что-то, чего тебе лучше было бы не делать, и понимаешь при этом, что обратного пути нет.

Но сколько у нас еще времени?

Син-Син протягивает руку со своего шаткого насеста на крыше:

– Давай же, пошевеливайся!

Настает черед Дэнни барахтаться и извиваться, выбираясь из кабинки. Правой рукой он держится за крышу, левой сжимает руку Син-Син надежной цирковой хваткой, подтягивается ей навстречу, помогая вытаскивать себя. Ноги болтаются в воздухе, но потом он цепляется подошвами кроссовок за узкий выступ под окном – и, пыхтя от усилия, уже наверху!

Мир сжался до маленькой металлической крыши, залитой солнцем, окруженной весьма специфической пустотой головокружительной пропасти. Из середины крыши торчит толстый стержень с зажимом, цепляющийся чуть выше головы к стальному тросу, идущему под крутым углом вниз, к опоре номер двенадцать, и вверх, к тринадцатой.

– Давай все-таки воспользуемся карабином, – говорит Дэнни, стараясь найти верный тон, убедить Син-Син действовать по его плану. – По такому канату тебе не пройти! У тебя ведь даже шеста нет! И смотри, какой угол наклона!

– Пройду, – негромко произносит Син-Син. – Всего-то «смертельный подъем». И откуда тебе знать, что твоя чокнутая цеплялка вообще выдержит. Или ремень. И тем более нас двоих. Так что давай двигай – а мне предоставь разбираться самой.

Дэнни порывается спорить, но видит: бесполезно. Она увлечена своей идеей так же сильно, как он своей.

– Тогда удачи! – Он неловко похлопывает девочку по плечу. Она отвечает ему улыбкой:

– Пошевеливайся уже, дурачина.

Син-Син забирается по крюку наверх, сбрасывает кроссовки и кидает их вниз на землю под кабинкой. Вид у нее уверенный – словно она знает, что делает. Или со всех сил старается убедить Дэнни и себя саму, что не упадет после первого же шага…

Ребятня внизу – да и родители тоже – поняли, что происходит нечто необычное, и стоят задрав головы, прикрывая глаза от солнца руками. Все взоры устремлены на Дэнни и Син-Син.

Не теряя времени, Дэнни выдергивает из джинсов ремень, тянется к толстому тросу – с той стороны, что идет вниз. Не без труда продевает его в пасть карабина. Хвала звездам: трос пролезает – еле-еле, но все же пролезает. Мальчик проворными пальцами закручивает замок. Син-Син у него за спиной уже стоит на зажиме, раскинув руки в стороны, стараясь собраться всем телом, найти одну точку, в которой сойдутся в идеальном равновесии ее собственный центр тяжести, сила притяжения земли и степень натянутости каната. И несмотря на гонки со временем, Дэнни не может не поглядывать в ее сторону.

– Ну, я пошла, – тихо говорит она и – о боже, это ужасно, прекрасно, завораживающе! – отдается на волю троса. Поднимает ногу, вытягивает носок, аккуратно опускает перед собой, чуть проскальзывает вперед, молниеносно поднимает вторую, вытягивает, ставит, скользит – скользит над пропастью.

Дэнни добрых пять секунд наблюдает за ней, сердце его пылает страхом и восторгом. Он знает, что без шеста ей несравненно труднее удерживать центр тяжести в «волшебном ящике» над проволокой. Стоит потерять равновесие… нет, даже думать немыслимо! А трос небось еще и весь в масле. Мама всегда оттирала смазку с новой проволоки. Чертовски скользкий, наверное, этот чертов трос!

И все-таки Син-Син продвигается вперед, помогая себе быстрыми, выверенными взмахами рук: ни дать ни взять – сигналящий светофор. А потом вдоль троса разносится ее голос:

– Да двигайся же, балбес!

И Дэнни рывком возвращается к собственному своему бегству: продевает ремень через металлическое кольцо, делает петлю, оборачивает вокруг запястий. Придется уж довериться карабину и уповать, что он не сорвется.

Для проверки он осторожно, еще не всем весом, повисает на своем импровизированном устройстве. Выдержит ли?

Вроде бы все в порядке. Тогда – пора.

Распрямив колени, он подтягивает карабин к краю крыши, готовится оттолкнуться и прыгнуть. Последний взгляд на Син-Син. Она уже преодолела почти половину дороги, движется быстрее, чем в начале. Взор ее все так же прикован к вершине следующей опоры выше по склону.

Дэнни отталкивается – и сила тяжести немедленно делает свое дело, да еще как! Сопротивления почти никакого. Карабин с резким скрежетом едет вниз по тросу – Дэнни и не ждал, что он так быстро разгонится. А сам Дэнни болтается на закручивающемся, больно врезающемся в запястья ремне. Руки едва не выдергиваются из суставов. Надо как-то исправлять ситуацию! Изо всех сил напрягая тело, он умудряется остановить вращение и теперь летит лицом вперед – к нижней опоре.

Только сейчас до него доходит, какая опасность ему грозит. Через пару секунд его со всей скоростью ударит об эту опору, размажет по ней. Дэнни изгибается, отклоняя карабин в сторону. Скрежет металла о металл, снопы искр.

Все равно слишком быстро.

Подтягиваясь на руках и изо всех сил брыкаясь ногами в воздухе точно на трапеции, он умудряется задрать их достаточно высоко, чтобы упереться подошвами в трос – и из последних сил жмет на него, чувствуя, как молочная кислота огнем жжет все мышцы.

Слишком поздно?

Нет!

Этого последнего усилия оказывается достаточно. От подошв идет вонь паленой резины, и он с глухим стуком шмякается об опору, где и висит несколько секунд, пытаясь нашарить ступнями опоясывающие ее перекладины.

Нащупал! Что теперь?

И как там Син-Син?

Кабинка у него за спиной все так же безмятежно висит на недвижном тросе. Может, это все было просто блефом? Может, незнакомка пыталась их просто-напросто запугать? Ну, хотя бы история с Повешенным сбылась, можно выбросить из головы, думает он, снова видя мысленным взором умиротворенную улыбку на перевернутом лице.

За кабинкой он различает фигурку Син-Син – все еще в нескольких шагах от безопасности. Только бы не потеряла равновесия, не замедляла шаг! Когда – если! – прогремит взрыв, ее наверняка скинет на землю. Дэнни невольно вспоминается видеозапись рокового падения Карла Валленды, короля канатоходцев, – зернистые изображения последней секунды перед трагедией, срывом в бездну, в небытие.

Син-Син шатается. Дергается всем телом. Отводит правую ногу в сторону, пытаясь восстановить равновесие. Пальцы у нее скрючены точно когти у хищной птицы.

Господи, только не это! Не падай!

Дэнни хочет отвернуться – но не в силах. Точно так же, как не мог оторваться от видео гибели Валленды на ютубе.

Борясь с подкатившей тошнотой, он высвобождает руки и вцепляется в металлические перекладины идущей вдоль опоры лестницы. На долю секунды опускает глаза, проверяя, надежно ли стоит… – Тут-то все и случается.

Взрыв. Волна жара, света и звука одновременно. Дэнни распластывает по лестнице. Жарко так, что ему кажется – загорелись волосы. Осколки выбитых стекол градом осыпают все его тело, стучат по металлу опоры. В ушах звенит.

Он оборачивается.

Кабинка словно бы охвачена огненным шаром. Пламя поглощает зажим и трос, загораживая Син-Син. Снизу доносятся крики – это дети и родители врассыпную мчатся прочь из-под места взрыва.

Кабинка извергает уже не пламя, а клубы черного дыма. Удивительно, как она еще держится на канате, пусть даже и криво. Взрыв вышиб стенки, и искореженный металл загнулся в стороны. Провод гудит – стальная опора усиливает надрывный глухой звук. Так и кажется – это стонет раненый кит в морской пучине.

Где же Син-Син? Ни следа! Дэнни лихорадочно шарит глазами по пустому тросу, вниз по опоре номер тринадцать, выискивая изуродованное, исковерканное тело на земле.

Это она? Нет, просто какой-то прохожий сжался в комок, прикрывая голову, чтобы защититься от падающих обломков.

Кабинка подрагивает и подергивается. Дэнни чувствует, как эта последняя дрожь передается через канат и самой опоре, за которую он цепляется.

Оглушительный скрежет рвущегося металла – и кабинка, отделившись от зажима, в шлейфе огня и пламени летит вниз, перевернувшись в падении, и бьется о землю крышей, сплющивается.

Син-Син не могла, никак не могла успеть! Наверняка упала, в отчаянии думает он.

Никогда еще он не чувствовал себя таким одиноким!

 

15. Почему всегда стоит посмотреть второй раз

В первое мгновение Дэнни не в силах даже пошевелиться. Ноги у него приросли к ступенькам лестницы, руки сжимают перекладины мертвым замком. Не думая больше о бездне под ногами, он с трудом сглатывает, борясь с всепоглощающим горем. Конечно, она должна была упасть в заросли деревьев – но нельзя ж надеяться, что даже так ей все равно удалось выжить.

А если это правда – если Син-Син действительно упала, то где найти силы, чтобы продолжать начатое? Сложно выразить словами, но с тех пор как Дэнни встретил ее, жизнь стала для него чуть более… осмысленной. Словно заполнилась какая-то пустота…

Клубы дыма от упавшей кабинки накатывают на мальчика, щиплют глаза. Он зажмуривается, часто моргает… сейчас он ничего не видит вокруг, лишь слышит крики детей из парка внизу, а вдалеке, у подножия Монжуика, вой сирен.

Нет, он не может, не может лишиться ее… только не теперь…

…и тут слышит ее голос:

– Рехнуться, Дэнни! У меня получилось! ПОЛУЧИЛОСЬ!

Вон она – цепляется снаружи за дверцы неповрежденной кабинки с подростками, а потом перебирается оттуда на опору и слезает по лесенке вниз.

От неимоверного облегчения к усталым рукам и ногам Дэнни снова приливает энергия, по лицу расплывается безумная улыбка. Найдя наконец силы ослабить хватку, он торопливо перебирает ногами ступеньку за ступенькой, спеша вниз по лестнице. Сила тяжести сейчас объединилась с желанием как можно скорее добраться вниз. Она жива! Жива-жива-жива, твердит он себе на ходу. Рехнуться можно, она жива!

Нижние пятнадцать ступенек забраны специальной решеткой от посторонних, но Дэнни попросту спрыгивает и, тяжело приземлившись, падает, не удержав равновесия, и два раза перекатывается. Как ни удивительно, но Син-Син уже ждет у подножия опоры. Смотрит сейчас на него сверху вниз и тоже улыбается как ненормальная.

– Как это ты так быстро?

– Моя опора была гораздо ниже твоей.

– Я боялся, ты не успеешь!

– Впритык успела, – говорит Син-Син, покачивая головой и уже не улыбаясь. Дэнни внезапно осознает, что ее всю трясет. – Последние несколько шагов бежала бегом. Ужас!

– У нас получилось!

– Да! Получилось!

Син-Син нервно сжимает и разжимает кулаки. Страх и восторг еще не выветрились из нее.

– Давай сматываться. На случай, если та тетка еще где-то здесь. И с полицией разбираться совсем не хочется.

– А кто она вообще? – кричит Син-Син, пока они бегут напролом через кусты к дороге.

– Наверное, из «Сорока девяти». Наверное, это ее я тогда видел в соборе.

– Куда мы сейчас?

– Перебежим дорогу и спрячемся в парке с той стороны, – Дэнни стучит кроссовками по земле, торопясь убраться подальше от места взрыва, выгадать хоть немного времени.

Добежав до пустой дороги, он возбужденно оглядывается через плечо на Син-Син, мысленно поторапливая ее.

– Может, она у них даже босс, «центр» – мы-то все думали, он мужчина… – продолжает он, не замечая тупоносого красного спортивного автомобиля, на полной скорости несущегося вниз по холму.

– ДЭННИ!

Исполненный муки вопль Син-Син возвращает его к реальности, но он сразу понимает: поздно. Автомобиль мчится слишком быстро, а сам он движется слишком медленно. На миг растерявшись, не зная, броситься вперед или назад, мальчик замирает на месте, глядя на приближающуюся машину. Визжат тормоза, руки водителя на руле лихорадочно пытаются обуздать стремительный полет. Автомобиль заносит в сторону, так что теперь он надвигается на Дэнни боком… Мальчик уже готовится к удару, проклиная себя за неосмотрительность…

…но автомобиль продолжает поворачиваться и пролетает мимо, разминувшись с Дэнни буквально чудом, на волосок. Вихрь воздуха тянет мальчика за одежду. Автомобиль завершает полный разворот, водитель со всей силы жмет на тормоза. Машина ударяется о бордюр и с оглушительным лязгом останавливается.

– Ненормальный! – Син-Син с гневным воплем несется к водителю. – Какого черта!..

Крик обрывается, когда дверца «Альфа-Ромео» открывается и в образовавшейся щели появляется массивная фигура Хавьера:

– Дэнни! Цел?

– Ты его чуть не убил! – кричит Син-Син, бросаясь к каталонцу. На миг Дэнни кажется – она набросится на него с кулаками. Мальчик торопливо кидается вслед, оттаскивает ее:

– Син-Син, это ж я сам виноват!

– Что вы здесь делаете? – спрашивает Хавьер, наскоро осмотрев дорогу и заросли по обе стороны от нее. – Что это за взрыв?

– Кто-то пытался нас убить, – произносит Дэнни и с удивительным для него же самого спокойствием смотрит Хавьеру в глаза. Возможно, элемент неожиданности даст мне хоть какое-то преимущество? Если Хавьер и вправду замешан во всей этой истории, может, он как-то себя выдаст? Может, удастся его расколоть? Например, пустить в ход гипноз, как тогда, с Тони в Гонконге.

Однако Хавьер не выдерживает его взгляда. Отворачивается, крепко-крепко жмурится.

Внизу, под холмом, все громче воют сирены, сверху доносится мерный гул вертолета – летит, должно быть, расследовать, что там взорвалось.

– Надо уносить ноги, – негромко говорит Хавьер. – Убираться ко всем чертям, и побыстрее. Запрыгивайте в машину. Скорее!

– Никуда я не запрыгну, пока ты не ответишь на один вопрос.

– Дэнни, мы и вправду спешим.

– Женщина в зеленом плаще – кто она?

Хавьер беспомощно оглядывается по сторонам и снова поворачивается к Дэнни:

– Садись в машину – и я расскажу тебе все, что знаю.

– Дэнни, не доверяй ему, – резко вклинивается в разговор Син-Син.

– Я отвезу вас прямым путем к «Мистериуму», клянусь, – говорит Хавьер, уже шагая к «Альфа-Ромео». – Клянусь жизнью моих детей.

– Тогда пошли.

Дэнни бегом бросается к машине.

Хавьер разворачивает автомобиль. Руки его на рычаге передач заметно дрожат – и не вибрация мотора тому причиной. Он гонит «Альфа-Ромео» вниз по холму. Колеса так и вгрызаются в асфальт.

– От кого мы бежим? От полиции или от «Сорока девяти»? – спрашивает Дэнни, когда они на всей скорости описывают дугу и, проскочив перекресток, несутся по крутой узкой улочке в сторону проспекта Параллель и квартала Раваль.

– И от тех и от других.

Впереди виднеется затор: автомобили выстроились вдоль боковой улицы, выжидая своей очереди прорваться на запруженную транспортом автотрассу. Хавьер поглядывает в зеркало заднего вида. Он вроде бы чувствует себя самую малость поспокойнее.

– Я нашел спичечный коробок из «Тигрицы», – сообщает Дэнни. – Там, в Тибидабо. Под аттракционом с самолетиками. И там еще валялись сигареты – думаю, именно ими и выжгли точки на спине убитого.

– В мой клуб уйма народу ходит, – начинает Хавьер, но умолкает на полуслове.

– И все же вам явно очень не по себе, – замечает Дэнни, похлопав рукой по рулю, чтобы завладеть вниманием Хавьера. – Я же знаю. Вы ведь до смерти хотите мне что-то рассказать, но никак не решитесь. Почему?

Хавьер вздыхает, а потом останавливает автомобиль, чуть задев при этом край тротуара неподалеку от очереди машин впереди. Переводит рычаг на нейтралку, поднимает ручной тормоз.

И снова крепко зажмуривается. Вот это показатель, думает Дэнни. Явный признак вины! Не может смотреть на то, что натворил, – даже мысленно не может. Пытается избежать всеми силами – но осознание сделанного грызет его изнутри.

– Что такое? – тихо спрашивает Дэнни.

– Это все моя вина. Несчастный случай с Заморой. Моя! – стонет Хавьер.

– Почему? – резко спрашивает Син-Син с заднего сиденья.

– Потому что… потому что это я передвинул разметку на полу. После того, как Замора с Фрэнки все выверили.

Дэнни кивает:

– А в последний миг вы попытались его предупредить?..

Хавьер стонет:

– Да, да! Слава богу, он поправится – но ведь мог и убиться насмерть…

– Но почему, Хавьер? – Дэнни пытливо вглядывается ему в лицо. – Зачем вам вредить Заморе?

Здоровяк открывает глаза – они полны такой скорби и раскаяния, что даже со стороны смотреть больно.

– Потому что они угрожали моей семье. Де-тям. Лопе. «Сорок девять» держат меня крепко-накрепко. Вот так. – Он сжимает кулак.

– А кто та женщина в зеленом плаще? У которой еще смех такой зловещий?

– Та женщина? – Хавьер качает головой. – А это, Дэнни, Ла Лока.

– Лока?

– «Безумная». Наемная убийца. Профессионалка. Входит в число самых грозных убийц этой части Средиземноморья. И сейчас ее цель – ты. И, прости меня господи, отчасти в том виноват я.

Из пробки впереди выбирается полицейская машина. Подскакивая на ухабах, несется по переулку, оглашая его воем сирен. За ней вторая.

– Может, полиция ее арестует, – с на-деждой предполагает Дэнни, хотя сам понимает, что цепляется за соломинку.

Хавьер лишь трясет головой:

– Она из семьи потомственных наемных убийц. Ее никогда и никто не арестовывал. Ни единого промаха. Но говорят, что раз-другой с ней случалось: когда жертвам почти удавалось спастись – она словно с цепи срывается, вот тогда-то и смеется этим своим жутким смехом… И это последнее, что ты слышишь.

Дэнни с трудом сглатывает. Он слышал этот смех – и его до сих пор бросает в дрожь от воспоминаний.

– Что там случилось, на канатной дороге? – спрашивает Хавьер совсем тихо, еле слышно.

– Не важно. Сейчас уже не имеет значения. Мне надо узнать все, что вы только можете рассказать о «Сорока девяти». Все-все-все.

– Даже не знаю с чего начать.

– А вы попытайтесь.

Хавьер вздыхает:

– Помнишь тот снимок, на котором мы все в старые добрые времена, под картиной Веласкеса?

Дэнни кивает, еле сдерживая нетерпение.

– Пикассо написал сорок с лишним версий этой картины. Буквально был ею одержим. Одни совсем наброски, на других изменены персонажи или их расположение, но все совершенно четко опозна-ваемы…

– Да отвечай же на вопрос, тупица! Рехнуться можно! На кой нам тут лекции!.. – вопит Син-Син, стуча по сиденью.

Но Хавьер и ухом не ведет:

– Одна версия – моя любимая, к слову – вообще черно-белая. Темная фигура в залитом светом проеме – просто… дух захватывает. – Он широко раскрывает глаза. – Такая мощь. Такая атмосфера тайны. Вот и у нас сейчас точно такая же ситуация. Таинственный персонаж, no?

В тишине машины Дэнни слышит стук своего сердца.

– И?

– У каждой большой страны или области есть свой местный представитель – глава отдела «Сорока девяти». Каждому соответствует свой номер и точка на общей схеме. И чем ближе точка к центру – Центру, – тем больше этот номер. У главы местного отделения, например, номер тридцать восемь.

– И это кто-то из труппы «Мистериума»?

– Нет. Но в «Мистериуме» и правда кое-кто с ними крепко связан – с «Сорока девятью».

– Кто? КТО?!

Хавьер вроде бы готов ответить, но вдруг застывает, устремив взгляд на что-то чуть дальше по улице, так и не вымолвив примерзшего к губам первого слога. И начинает этот слог, думает Дэнни, явно не с гласной, а с согласной – вон как чуть выпячены приоткрытые губы. Не то Д, не то Т.

– Хавьер, кто?!

Но Хавьер отшатывается, словно от удара по лицу. Он видит что-то настолько ужасное, что машину буквально захлестывает волна животного страха. Дэнни оборачивается посмотреть, что ж там такое.

Сквозь многолюдье проспекта пробивается яркая вспышка зеленого, быстрый взмах коротких высветленных волос. Миг – и нету.

Не думая об опасности, Дэнни выскакивает из пассажирской дверцы и мчится по переулку.

– Дэнни! Вернись! – кричит Хавьер.

Но Дэнни недосуг слушать. Хотят войны – будет им война, думает он на бегу. Все, я перехожу в наступление!

– Дэнни! Меня-то хоть подожди! – Он слышит, как Син-Син выбирается из «Альфа-Ромео» и припускает за ним вдогонку.

– Останься! – кричит он. – Останься с Хавьером!

На всех парах проскочив боковую улицу, он вылетает из тени прямо в хаос проспекта Параллель, где все так же рычат и гудят застрявшие в пробке автомобили. Похоже, вся эта часть города встала намертво.

Вспрыгнув на мусорный бак, он всмат-ривается вперед – точь-в-точь дозорный на мачте.

– Погоди!

Петляя в толпе, Син-Син наконец догоняет его.

– Я же сказал, останься с Хавьером.

– Что ты задумал?

– Я видел Ла Локу.

Он обшаривает взглядом запруженную народом мостовую, толпы у входа в метро чуть впереди.

Она? Вон там, спускается по лестнице прямо под большой буквой «М»? Дэнни соскакивает с бака и ныряет в толпу, вьется ужом, расталкивает плечами прохожих, лавирует меж дорожных чемоданчиков. Син-Син следует за ним по пятам.

Опершись о поручень, он перепрыгивает низкую стенку, преодолев одним махом первый пролет, уже впившись глазами в тоннель впереди. Зеленого плаща не видно…

– Упустили, – выдыхает мальчик, когда Син-Син снова догоняет его.

– Давай проверим платформы.

Но и там ни следа. Друзья битых десять минут бесплодно обшаривают лабиринт станции «Параллель» и наконец снова выбираются на поверхность и направляются к Хавьеру. Движение по улице наконец восстанавливается, вой гудков стихает.

Однако когда они сворачивают в темный переулок, один гудок там все звучит и звучит. Протяжный непрерывный вой – и исходит он из машины Хавьера.

– Он хочет нас о чем-то предупредить! – восклицает Син-Син.

– Не думаю. Сигнал тревоги обычно подают прерывистыми гудками…

Дэнни снова пускается бегом, со всех ног – через улицу к маленькому красному автомобилю, возле которого уже собрался народ. Кто-то стучит по стеклу, кто-то уже даже начал беспокоиться. Какая-то женщина отшатывается, прижимая руку ко рту, широко распахнув глаза от потрясения.

О боже!

В глубине сердца Дэнни уже знает, что обнаружит, открыв дверцу…

…и потому не так ошеломлен, когда, рванув ее на себя, видит неподвижно обмякшего Хавьера, уронившего тяжелую голову прямо на руль.

Однако лишь несколько секунд спустя замечает длинный нож, почти по самую рукоять вогнанный в спину несчастного, и ручейки густой темной крови, стекающей по кожаной куртке. Что бы там ни трепетало на кончике языка у Хавьера, но мир уже не услышит этого. Во всяком случае от него.

«Альфа-Ромео» надрывно воет под меркнущим солнцем.