1. Когда ангелы распростерли крыла

Не очень раннее утро под серыми небесами где-то в окрестностях Гейдельберга. В кармане у Дэнни громко пищит телефон Заморы. На экранчике отображается надпись «Получено сообщение». Открыв его, Дэнни читает имя отправителя: «Инсп. Рикар».

Буду в Берлине послезавтра. Возможно, с тобой свяжется некто Макс. Старый друг Лоры. Кое-что знает. Осторожней. Р.

Дэнни проворно набирает ответ:

Мы видели Джимми Т. На зимних квартирах во Франции. И еще нас преследуют – номерной знак 0354 CAM. Можете помочь?

Следующие минут пять ничего не происходит, но потом телефон тренькает снова.

Мопед украли в Мадриде неделю назад. Скорее всего, «Сорок Девять». Будь очень, очень осторожен в Берлине. A bientot. [16]

Рядом с Дэнни с головой ушла в свои мысли Син-Син, надвинувшая на уши большущие желтые наушники. Роза жарко беседует с кем-то по-итальянски по мобильнику и сопровождает каждое слово неистовой жестикуляцией. Даже Герцог – выбрав попутчиком Дэнни, пес свернулся у него в ногах – где-то далеко, затерялся во снах. Лапы у него подрагивают и подергиваются.

И пейзаж, и небо за окном зловещи. Группки сбившихся вместе ветряных турбин рубят в клочья густые тучи над головой. В тусклом свете мимо, по скоростной линии, проносятся легковушки, в основном «Ауди» и «БМВ». На обочине встрепанные вороны клюют останки какого-то сбитого животного. За полем и лесом вокруг шоссе торчат скелетообразные башни. Это для охоты, вспоминает Дэнни папино объяснение. Вот колонну обгоняет мотоцикл – и Дэнни машинально проверяет номерную табличку, как проверял номера всех мопедов, попадавшихся ему этим утром.

Нет, не тот.

Под Лейпцигом в ветровое стекло летят первые хлопья снега. Пока еще всего лишь несколько снежинок, да и те мгновенно тают, опустившись на нагретый капот, или же теряются на дороге. Но впереди, похоже, станет хуже. Роза включила дальний свет и, подавшись вперед, возится с навигатором, приделанным к вибрирующей приборной доске.

– Посмотрим, далеко ли еще. Ох, ну и устала же я! Спорить с моей мамочкой…

Она выбирает иконку «время до места назначения» – и Дэнни видит, как мигают, сменяя друг друга, цифры. Сейчас осталось чуть меньше четырех часов. Он быстро прикидывает в уме: двести тридцать четыре минуты – и они в Берлине. Будут ли их там поджидать «Сорок Девять»?

Роза бросает на него взгляд:

– Не переживай, bello. Вот увидишь, все будет хорошо.

– Инспектор Рикар говорит, нам надо соблюдать крайнюю осторожность.

– Вот что я тебе скажу – хочешь, снова раскину на тебя карты? Всегда неплохо иметь какую-то путеводную нить…

Перед мысленным взором Дэнни с прежней мучительной яркостью мелькают образы карт: Повешенный, Смерть в доспехах.

– Нет. Не сейчас.

– Не вини себя. Особенно после всего, что недавно произошло. Но может, у карт… у судьбы теперь припасено для тебя что-то получше?

– Даже знать не хочу!

Роза улыбается, проводит рукой по усталым глазам, вокруг которых размазалась тушь:

– Что ж, Дэнни, тогда я тебе сама предскажу. Что бы ни случилось, мы выиграем в берлинском цирке Золотой факел. Мы потрепаны и разбиты, но все еще остаемся «Мистериумом». «Мистериумом», возродившимся из пламени… – Она вздрагивает, осознав, как неудачно выбрала сравнение, и торопливо добавляет: – Словом, мы выиграем – и ты сможешь взять Золотой факел и показать его маме с папой. Отнести его к ним на могилы.

Дэнни стонет:

– Но они же все равно не узнают.

Син-Син сдвигает наушники на шею и прислушивается к разговору.

– Кто знает, – ломким голосом говорит Роза. – Меня воспитывали в традиционных понятиях: хорошие люди отправляются на небеса, плохие – в преисподнюю. Благословенный рай – чудовищный ад.

– Мама всегда говорила: «Мертвые мертвы». И только.

Роза фыркает:

– Мы же все равно не знаем – и знать не можем. Твой папа сказал бы, что самые глубокие тайны покоятся вне нашей досягаемости. И я с ним соглашусь. Не отбрасывай никакие варианты – это лучшая политика… Я до сих пор перед тем, как выходить на сцену, разговариваю со своим отцом. И подчас мне кажется, он меня слышит…

Дэнни оборачивается к Син-Син. С самого отъезда из Науди его неотвязно преследует одна мысль, один вопрос, который он очень хочет задать, но не знает, как подобрать правильные слова, выбрать правильную минуту.

– Ты пойдешь со мной? На могилы к папе и маме?

Син-Син прикусывает губу.

– Я хочу пойти туда сразу же, как доберемся до Берлина, – настаивает он. – Для меня это очень важно. И я очень хочу, чтобы и ты со мной пошла.

Син-Син надувает щеки.

– Пожалуйста, Син-Син, правда, мне кажется, тебе стоит…

Она вскидывает руку:

– Ну ладно, ладно, пойду. Ради тебя. Но не стану обещать, что буду вся такая кроткая и исполненная любви. Я хочу ее простить, правда. Но не могу. По крайней мере, пока! – Она ударяет по подлокотнику кулаком.

– Может, когда мы узнаем, почему так вышло, тебе станет легче, – предполагает Дэнни.

– Может. Кто знает. – Син-Син качает головой. – Но одно я тебе скажу точно: понятия не имею, что там происходит с нами после смерти. И не тороплюсь выяснять.

Дэнни откидывается на спинку сиденья и смотрит, как часы на навигаторе безжалостно отсчитывают время к нулю. Ему снова вспоминается рассказ Заморы о том маленьком островке и идеальном летнем дне, о рае. Следом в памяти воскресает и как он сам, Дэнни, смотрел на купол «Мистериума» – туда, где синяя ткань шатра туго натягивалась, скрывалась из виду, обвивая верхушки подпорок. В солнечный день это место словно светилось, даже когда остальная часть шатра тонула в тенях. Маленький Дэнни любил воображать, будто там начинается путь в рай. Надо только вскарабкаться по перекладинам до самого верха – все выше и выше, через облака…

Грузовик подпрыгивает на ухабе. Дэнни рывком возвращается к действительности. Первое, что он видит, – пляшущие в свете фар снежинки. А от того, что он видит потом, у него учащается пульс.

Они пробираются по Тиргартену – огромному лесистому парку в самом сердце Берлина. Впереди, сверкая золотом на вершине высокой колонны, простирает крыла Виктория – ангел победы. Она парит в вышине над кронами деревьев, переливаясь в последних лучах света. Вокруг подножия колонны деловито снуют машины. За Викторией Дэнни различает Бранденбургские ворота с их знаменитой колесницей. Над вершинами облетевших деревьев выглядывают лошади.

В слабом вечернем свете все это невыразимо красиво – но Дэнни вдруг вспоминает, что опасность может таиться прямо тут, среди деревьев. Его захлестывают душераздирающие воспоминания о пожаре, гнетущем ощущении своей полной беспомощности и об утрате. Это произошло здесь. Прямо тут, в парке. Боль снова свежа, а все вокруг – даже погода – лишь усиливает это ощущение.

Он поворачивается к Син-Син, вытирая слезы.

– Папа называл Берлин городом эскапистов, – тихонько произносит он. – После того как возвели Стену, берлинцы чего только не делали, пытаясь выбраться из восточной части сюда, в этот район. Рыли подземные ходы, выпрыгивали из окон, улетали на воздушных шарах, переделывали багажники машин так, чтобы в них можно было спрятаться.

– И как, удавалось?

– Некоторым. Но многих ловили и сажали в тюрьму. А еще многих застрелили при попытке.

– Я бы могла уйти по канату, – решительно заявляет Син-Син. – Замора улетел бы на ядре! Способ всегда найдется!

– Не всегда, – безжизненно отзывается Дэнни.

Загнав эмоции обратно в сердце, он смотрит прямо перед собой, выискивая малейший намек на угрозу или помеху движению колонны.

Под распростертыми крылами Виктории они сворачивают налево, на дорогу, ведущую к реке Шпрее, а потом, резко, в парк. Регулировщик в желтом жилете направляет их в густую рощу. Снег все усиливается, и к тому моменту, как караван останавливается, уже валит вовсю.

Слышится шипение тормоза, мотор глохнет и затихает, а отсчет времени на часах навигатора показывает 0:00:00.

 

2. Когда никаких слов не хватит

Первый час или около того Дэнни проводит, притворяясь, что помогает с разгрузкой и установкой опорных ножек на прицепах. На самом же деле он все время держится начеку, бдительно всматривается в деревья вокруг и черные провалы между ними. Предостережение Рикара лишь подчеркнуло и без того очевидное: если они хотят избежать опасности, пора включить все чувства на полную.

Однако пока кругом не заметно ничего подозрительного: ни враждебных или хотя бы просто следящих глаз, ни блеска оружейных стволов между деревьев – и ни следа Джимми или хотя бы того мотоциклиста. Чуть сзади видно, как разбивает лагерь и устанавливает темно-красный шатер другая труппа. Единственные посетители на территории «Мистериума» – это группка организаторов фестиваля и стайка девушек из «Цирки», забежавших поздороваться с Марией и близнецами.

Снег поослаб – словно тучи никак не могут решить, обрушить ли всю накопившуюся в них тяжесть сейчас или приберечь на потом. Деревья и дорожки успело чуть-чуть припорошить, но на траве снег быстро тает.

Герцог преданно следует за Дэнни, куда бы тот ни пошел. До такой степени, что мальчик начинает терзаться угрызениями совести и, проходя мимо Дарко, который скатывает мишень по трапу, пытается уговорить пса остаться с хозяином.

– Ой, да брось, Дэнни, – протестует Дарко, кинув быстрый взгляд на Герцога. – Он явно считает, что тебе сейчас компания нужнее. Может, знает, с чем тебе предстоит столкнуться? – Он треплет пса по голове. – Слушай, а давай сходим с ним на прогулку сегодня? Вдвоем. Там очень славная тропа мимо монумента и дальше в лес, к озеру Нойер. Помнишь, там еще такое кафе, где готовят на дровяных печах?

– Можно, – неопределенно говорит Дэнни, поглядывая на мишень.

– Пришлось импровизировать, – объясняет метатель ножей, проследив за его взглядом. – Для скорости. Вырезал, наклеил и залакировал сверху.

Но вышло у него, надо сказать, на славу. Картинки, отсканированные в библиотеке в Науди или распечатанные из Сети: будды, горы, реки, звери – концентрическими кругами, а поверху Дарко нарисовал клубящиеся облака и зловещее лицо демона, нависающего над доской и сжимающего ее с двух сторон огромными когтистыми лапами.

– Потом сделаю получше, – говорит Дарко. – Так ты мне дай знать, если все-таки надумаешь прогуляться, ладно?

Дэнни качает головой. Под бдительной настороженностью его все сильнее, все настойчивей бьется желание пойти на кладбище – на свидание к маме и папе…

– Я хочу сразу, как разобьем лагерь, сходить на кладбище.

Дарко кивает и смотрит вслед бредущему прочь Дэнни, а потом снова поворачивается к мишени:

– Еще б тебе этого не хотеть.

Мини-автобус, весь обклеенный фестивальными рекламными плакатами, привозит разнорабочих. Афиши пестрят названиями разных цирков.

Рабочие – с дюжину молодых парней и девушек с молотками и кувалдами в руках – вываливаются из автобуса, на ходу натягивая перчатки и разглядывая скатанный полог «Мистериума», подпорки главных шестов, растяжки, которые помогут взметнуть купол к небесам.

Один из рабочих с виду старше остальных. Лоб его перерезан глубокой вертикальной складкой – точно недовольный восклицательный знак, впрочем, тут же исчезающий под черной вязаной шапкой. Рот и подбородок он обматывает толстым шарфом. Быстро оглянувшись по сторонам, присоединяется к остальным рабочим, выслушивающим инструкции Фрэнки. Чтобы попасть сюда, этот рабочий проделал куда более длинный путь, чем другие. Тело у него до сих пор не отошло от тысячи с лишним километров на мотоцикле. Слушая указания главного монтировщика, он потягивается, но глаза его все обшаривают пространство вокруг. Карман оттягивает тяжелый пистолет.

Проклятие! Ну и куда теперь подевался этот мальчишка?

Через несколько минут Дэнни ведет Син-Син и Замору к триумфальной арке Бранденбургских ворот. От нетерпения он то и дело опережает спутников на три-четыре шага, а потом ждет, пока они его догонят. «Скорее бы осуществить задуманное – и дело с концом, – думает он. – Но что я почувствую, попав на кладбище? Всепоглощающее горе? Или очередной приступ гнева? Ну что они там так медленно!..»

В каком-то смысле, удаляясь от лагеря, он ощущает себя в большей безопасности: очертания поднимающегося купола представляют отличный указатель для любого, кто что-то замыслил против него. Словно кричат – вот он я! Приходите и забирайте! Даже теперь, когда купол скрылся из виду, мальчик всматривается в каждого встречного, стараясь по языку тела считать его намерения.

Какой-то одинокий велосипедист выруливает на дорожку прямо перед ним так неожиданно, что у Дэнни дыхание перехватывает, – однако велосипедист, даже не оглянувшись, катит прочь. На скамейке сутулится, пряча что-то в ладонях, старик. Но когда они проходят мимо него, он поднимает голову и улыбается, показывая им пакет с кормом для птиц.

Замора ровным шагом идет вслед за Дэнни, гипс придает ему унылый вид. На запасной шляпе уже осело немножко снега.

– Прямо совесть загрызла, что я помогать не могу, – ворчит он. – Но кости ведь не поторопишь, чтобы скорей срастались, верно?

Снегопад прекращается, тучи слегка поднимаются. За освещенным стеклянным куполом Рейхстага даже проглядывает одинокая звезда. Лунный свет очерчивает край тучи золотой каемкой.

– И все? – недовольно спрашивает Син-Син, спрятав руки в карманы. – Я ведь никогда еще толком не видела снега. Надеялась, побольше выпадет.

– Тут еще как выпадет. Просто сейчас для большого снега рановато.

Девочка на миг останавливается, глядя на мостовую: путь перерезает вделанная в асфальт металлическая полоса.

– А это что?

– Тут проходила Стена, – объясняет Замора. – Когда я впервые сюда попал, она еще стояла. Carajo, жутковатое было зрелище – можно было подойти вплотную и помахать караульным на вышке. Можно было разрисовывать Стену. Я нарисовал автопортрет! А теперь осталось всего несколько небольших участков. С ума сойти, как все переменилось!

Но Дэнни торопится вперед, к метро.

– Идемте же! – кричит он.

– Боже, – бормочет Син-Син, – ну что за спешка? Никуда они не денутся, правда?

– Будет тебе, мисс Синг, – обрезает Замора. – Мистеру Дэнни и так нелегко.

– Мне, знаешь ли, тоже чертовски трудно.

Карлик вздыхает:

– Даже не знаю, кого из вас, детишки, мне больше жалко…

Чтобы добраться до другого конца города, им приходится сделать две пересадки. Дорога ведет через туннели метро, огромную гулкую пещеру Центрального вокзала, через плотную толпу, в которую тоже приходится вглядываться, нет ли каких опасностей. Любой из незнакомцев может оказаться членом «Сорока Девяти»: и весь покрытый татуировками хипстер, второпях налетевший на Син-Син, и глядящая на них с другой платформы дама со стальными глазами, в строгом деловом костюме, и шатающийся пьянчуга. Замора всегда привлекает к себе внимание и любопытные взгляды, но теперь приходится разбираться с каждым из этих взглядов: не несет ли он угрозы. От сосредоточенности Дэнни всю дорогу молчит.

«Нельзя терять бдительность, терять способность оценивать ситуацию здраво», – твердит себе мальчик. Но по мере того как они скользят сквозь тьму все вперед и вперед, а кладбище становится все ближе и ближе, он невольно уходит, проваливается в себя. Лица пассажиров вокруг расплываются, угроза «Сорока Девяти» кажется уже не такой страшной – все вытеснено мыслями о том, что вот-вот он окажется на могиле родителей. Теперь эти люди там, под землей, кажутся чужими и незнакомыми. Не привычными мамой с папой, которых уложили покоиться в пробуравленных в земле ямах, а гораздо более сложными личностями, унесшими с собой свои тайны. Загадочными и скрытными…

У лотка с цветами Замора покупает букет алых роз и озабоченно заглядывает в лицо мальчику:

– Пойдет, мистер Дэнни?

– Ага.

Дэнни старается улыбнуться в ответ, но не знает, убедительно ли вышло. Земля под ногами кажется какой-то мягкой, голова – легкой и пустой. Син-Син тоже погрузилась в молчание, идет на полшага сзади, еле волоча ноги, пережевывая свои собственные раздумья на своем собственном языке.

Последнее позвякивание городской электрички привозит троих друзей к крутой Пренцлауэр-аллее, и они снова выходят наружу, на холодный вечерний воздух. Высоко над головой на тонкой бетонной башне сияет, переливаясь от розового до лазурного, шар телебашни.

Замора сверяется с картой:

– Сюда.

Они проходят в ворота через лужицы света, льющегося от редких фонарей, – и оказываются на кладбище. Миг, который Дэнни так давно предвкушал, рисовал в воображении, которого он так жаждал и так страшился, наконец настал.

Похоже, память сыграла с ним злую шутку!

Ему запомнилось угрюмое, неприветливое, унылое место, где над всем господствует строгий и безжалостный порядок, – но сегодня кладбище выглядит гораздо более заросшим, тихим и светлым, чем в его воспоминаниях. Между могилами разбросаны островки вечнозеленых кустарников и маленькие скрюченные деревца. Повсюду свисают кормушки для птиц – с ветвей, столбов, даже самих надгробий. Кое-где видны детские игрушки – словно владельцы играли ими и просто отошли на минутку. У скамьи с мемориальной надписью стоит увитый сухими цветами белый велосипед. В покачивающихся ветвях мелодично поет ветер.

Даже надгробия выглядят необычно: одни сделаны из старых железнодорожных шпал – стоят вертикально, а имена и даты вырезаны или выжжены на дереве. Другие – просто гранитные глыбы. В разноцветных сосудах на некоторых надгробиях посверкивают фонарики и свечи, а в тени переливается розовым светящаяся елочная гирлянда. За кладбищем раздаются детские голоса с залитой светом площадки. И впечатление от всего этого – совершенно нормальное, человеческое. Тут почти уютно.

– Славно, да? – говорит Замора. – Это один художник, друг Лоры, предложил. Решил, подходящее… место. Идем, старина. Тут рядом.

Он бережно берет Дэнни за плечо – и вот они уже на месте. Дэнни глядит на могилу мамы и папы.

Надгробие сделано из полированного гладкого камня – вросшая в землю изящная невысокая арка, по всей длине, от низа до верха, расколотая трещиной шириной полсантиметра, не больше, – безупречно выполненная молния. Чуть-чуть не доходя до верха, эта трещина слегка расширяется, образуя кольцо, в котором покоится слабо мерцающее стеклянное око.

– Старый контактный шар* твоего отца, – говорит Замора, проследив за его взглядом. – Ловко сделано, а?

Дэнни кивает, но все тело у него закоченело. Чувства рвутся наружу, горло сжимает судорога. Он уже видит, как с воем валится на заснеженную землю, всхлипывая и содрогаясь от рыданий… Мальчик проводит рукой по лицу, снова смотрит на могилу. На левой половине надгробия выбиты слова «Гарри Вайт», на правой – «Лили Ву», а снизу, соединяя две половинки, – ясный и резкий символ бесконечности. Под ним маленькими аккуратным буквами начертаны два слова: «Все меняется».

Присев на корточки, Дэнни тянется к камню, проводит пальцем по знаку бесконечности.

Эмоции готовы хлынуть наружу, одолеть его, но пока он очерчивает пальцем эту опрокинутую восьмерку – раз, другой, третий, – в голове вдруг проясняется, волнение стихает. Гроза миновала.

Где они, эти люди, бывшие его родителями? Гниют ли в земле? Витают ли над кладбищем бесплотными духами? Он вспоминает слова Розы о том, что следует смотреть на мир непредвзято, но, как ни пытается, не в силах ощутить вокруг присутствие матери и отца. Тогда где же они? Повсюду? Нигде?

Поднявшись на ноги, он обводит взглядом фонарики и кормушки. Даже спазм, скручивавший его внутри, рассосался. Прямо странно, что несколько дней назад тарелка супа вызвала у него такую бурю эмоций, зато сегодня, когда ему положено бы слететь с катушек, он прекрасно с собой справляется.

А вот Син-Син явно приходится нелегко.

– Миленько, – говорит он сдавленно. – Ладно, дайте мне эти чокнутые цветы.

Выхватив у Заморы букет, она сдирает целлофановую обертку и торопливо рассыпает цветы перед надгробием.

– Я пришла, – бормочет она, на миг соединяет ладони и склоняет голову – а потом слезы вырываются на свободу. Торопливо отвернувшись, девочка бредет прочь.

Дэнни смотрит ей вслед. Потом прикрывает глаза. На щеку ему ложится снежинка, затем вторая. А когда он снова открывает глаза, Замора смотрит на него. По лицу карлика катятся слезы.

– Бог ты мой, мистер Дэнни. Иногда даже и сказать-то нечего, верно?

Дэнни качает головой. Наверное, он должен бы что-то сделать, что-то произнести – но сейчас он чувствует, что, прикоснувшись к камню, сделал все что надо. По крайней мере, пока.

– Хочешь что-нибудь сказать? – спрашивает Замора.

– Нет, – мотает головой Дэнни.

– Мы ведь можем потом прийти снова, – говорит Замора, громко сморкаясь. – Спешить некуда. Где там эта девчонка?

Дэнни оглядывается, но Син-Син уже скрылась из виду.

– Идемте, майор, – торопит он. – Давайте ее догоним.

Куда важнее поговорить с Син-Син, чем с мертвыми, кажется ему. Сейчас куда важнее позаботиться о сестре.

Когда они возвращаются в Тиргартен, темно-синий, точно полночь, купол «Мистериума» уже поднят и растянут на подпорках. Ночь принесла первый большой снегопад – пока рабочие натягивают тент, мелкие сухие хлопья все валятся и валятся бесконечной чередой, шурша и оседая в складках. Его не поднимали со времен того самого трагического последнего берлинского представления, но сейчас – несмотря на все ассоциации – при виде знакомого купола на душе у Дэнни становится чуть легче. Полтора года в школе он мучился мыслью, что эта груда ткани медленно гниет в амбаре Науди, но ни малейших признаков гнили не видно. Только если уж совсем приглядеться, можно заметить места, в которых купол пришлось латать и чинить.

Буквы на огромном объявлении ярко сияют в темноте. Дэнни снова думает, как же их труппу легко найти – хоть другу, хоть врагу.

Он переводит взгляд на Син-Син. Плечи у той все еще подрагивают – запоздалый след слез, пролитых ею на кладбище.

– Ты как?

– Отлично, – отзывается она, хоть и не слишком убедительно. – Хотя… не знаю. Думала, надо было мне спросить ее – маму, – как все вышло. И про того погибшего члена Триад, который вроде как приходится мне отцом.

– Просто представить себе не могу, чтобы мама связалась с таким типом, – быстро произносит Дэнни.

– Вот и я говорю, – фыркает Син-Син, – не очень-то много мы про нее и знаем, верно? – Впрочем, похоже, она рада возможности поговорить – и не осаживает Дэнни. – Скажи-ка мне кое-что. Только честно. Там, на колесе, у меня был очень испуганный вид? Когда он бросал первые ножи?

– Нет.

– Врунишка!

– Ну разве что самую капельку.

– Мне казалось, я так трясусь, что Дарко меня уж точно зацепит.

– Ты отлично держалась! Честное слово! – Дэнни секунду колеблется, но потом решает, что момент как раз подходящий. Если впереди неприятности, ему бы хотелось встретить их бок о бок с Син-Син. – Мама бы очень гордилась тобой, сестренка.

Син-Син вздрагивает – но потом лицо ее смягчается. Она с улыбкой кивает:

– Спасибо. А ты-то как… братик?

Как же приятно! Дэнни улыбается:

– Сам не знаю. Наверняка мне надо будет снова туда пойти… но пока я в порядке. – Он вытаскивает из кармана заветные листочки. – И намерен заняться вот этим.

Всю обратную дорогу с кладбища он ломал голову, пытаясь откопать в памяти любую мелочь, которая могла бы навести его на след. Если «Сорок Девять» и впрямь слетаются в Берлин, для Дэнни и его друзей это не сулит ничего хорошего. Он постукивает пальцами по кляксам рядом с последней, так и не разгаданной шифровкой.

Син-Син, прищурившись, смотрит на листок:

– На что ты показываешь?

– Папа что-то написал, а потом стер, но я не могу разобрать, что именно. Вот и подумал: может, нам еще раз сосканировать страничку? А потом поиграть с контрастом и выдержкой в каком-нибудь графическом редакторе. Может, тогда станет лучше видно?

– Стоит попытаться. А где?

– Попробуйте офис в казино, – советует Замора. – Скажете, это у вас реквизит или что-нибудь в том же роде. Уверен, они вам помогут. Вот… пригодится. Актерский пропуск. А теперь, если не возражаешь, верни мне телефон. Надо кое-кому позвонить.

Протягивая мобильник законному владельцу, Дэнни автоматически проверяет, нет ли на экранчике пропущенных звонков или сообщений от Рикара.

– Ой, прости, какой-то пропущенный звонок. Надо же, а я и не почувствовал вибрации.

Радуясь, что брат с сестрой снова ладят друг с другом, Замора смотрит им вслед, а потом переводит взгляд на мобильник.

– Да чтоб меня! – бормочет он, покачивая головой, и уже нажимает было кнопку «перезвонить», как останавливается и осматривается по сторонам. Такие звонки лучше делать не на людях, думает он. Дэнни с Син-Син скрылись за шатром, у края которого группка разнорабочих возится с растяжками и креплениями, двигает длинные металлические ручки вперед-назад, стараясь поставить шатер как можно ровнее и выше. Впрочем, как замечает Замора, один из них отлынивает. Вечная история с этими рабочими! Стоит, опираясь на кувалду, и вроде как наблюдает за остальными, а сам так и рыскает глазами по лагерю вокруг.

– Эй, ты! – рявкает Замора, направляясь к лодырю по припорошенной белыми хлопьями траве. – Давай-ка не халтурь!

Лодырь вскидывает руку в виноватом жесте и принимается вколачивать в промерзшую землю длинный острый кол. Металлический гул ударов разносится между деревьями.

– Вот так-то лучше, amigo.

Но едва Замора скрывается из виду, рабочий бросает кувалду на полуударе и рысцой припускает в ту сторону, куда только что ушли Дэнни и Син-Син.

 

3. Когда даже сильному человеку требуется уединение

Дэнни машет пропуском перед носом охранника в дверях казино и заходит внутрь. Это нечто среднее между обычным зданием и шатром: тут есть вестибюль, бар и большое пространство для выступлений в глубине. Иззи с Беатрис примостились на высоких табуретах у барной стойки в обществе двух девушек из «Цирки», наслаждаясь теплом, идущим от газового обогревателя. На стойке выстроились пустые бокалы из-под вина.

– Ой, Дэнни! – кричит Иззи. Глаза у нее сверкают. – Представляешь, эти везунчики будут давать представления прямо тут!

Беатрис манит его подойти. От выпитого взгляд у нее капельку расфокусирован.

– Кое-кто тут разыскивал тебя, месье Ву, Макс-как-то-там. Берлинец.

Дэнни вскидывает голову:

– Где он?

– Вынужден был уйти. Mais сказал, вернется попозже. Тааакой симпатичный – sympa!

Сестра Беа подталкивает ее локтем:

– Хватит! Не приставай к Дэнни со своими восторгами…

– А он не сказал, что ему нужно?

– Нет. Но просил передать тебе вот это.

Она протягивает мальчику маленький конверт из коричневой бумаги.

Спереди на конверте видна лишь надпись «Дэнни Ву». Внутри прощупывается что-то объемное, завернутое в бумагу. Дэнни переворачивает конверт другой стороной – и чуть не роняет из рук.

На другой стороне аккуратно проставлено сорок девять точек: знакомым узором, по семь в ряду. Но на этот раз ни одна точка не обведена, зато все охвачены широкой петлей, а снизу – вопросительный знак.

– Что это? – шепчет Син-Син, когда они шагают через пустой зал к офису.

Мальчик показывает ей символ на обратной стороне конверта. Лицо у нее вытягивается:

– Я-то думала, он на нашей стороне. Скорее… открывай.

Дэнни поднимает конверт, пытаясь рассмотреть содержимое на просвет, но бумага слишком плотная. Запустив палец под отворот, он разрывает бумагу. Из конверта что-то вываливается и, сверкнув, падает на пол. Ключ – короткий и толстенький, чуть меньше, чем для йельского замка. С него свисает пластиковый ярлычок. Дэнни подбирает ключ с пола и всматривается в надпись на ярлычке. Там аккуратно выведено: «Александерплац, 16».

– Александерплац? Это что? – спрашивает Син-Син.

– Звучит знакомо, но я не помню.

В конверт засунуто что-то еще: сложенный газетный лист с неровными краями, неаккуратно вырванный из международного выпуска «Гардиан». Дэнни трясущимися пальцами торопливо разворачивает его и проглядывает заметку, обведенную красной ручкой:

НЕМЕЦКИЙ ЗОЛОТОЙ ЗАПАС ВОЗВРАЩАЕТСЯ НА РОДИНУ

Решение немецкого правительства перевести домой свой золотой биллион, который со времен Второй мировой войны хранится в запасах Американского Федерального банка, заставило многих аналитиков по всему миру удивленно поднять брови. По всей видимости, оно указывает, что, по мнению Германии, Америка, давно считающаяся самой безопасной гаванью для золота, не столь надежна, как подвалы государственного центрального банка во Франкфурте. В условиях строжайшей секретности и безопасности уже строятся планы отослать биллионы евро назад «в самом непосредственном будущем»…

Внизу той же красной ручкой подписано:

Если я сам не смогу, расскажите Рикару. Ключ отпирает сокровище! Никому не верьте без стопроцентной гарантии! Скоро увидимся.

(Макс А.)

– И кто такой этот Макс? – спрашивает Син-Син, прищурившись и всматриваясь в подпись.

– Тот, о ком Рикар говорил в последнем сообщении.

– А любой друг Лоры – наш друг?

– Наверное, да. – Дэнни подносит ключ поближе к глазам. – Давай-ка сперва займемся сканом, а потом разберемся, что там отпирает этот ключ.

Офис находится за большим залом. Молодой бородатый дежурный проверяет у Дэнни пропуск и показывает мальчику сканер, присоединенный к компьютеру на столике у окна.

– Помощь нужна? Я большой фанат «Мистериума». Так здорово, что вы…

– Спасибо, – перебивает Дэнни. – Покажите нам графический редактор. Пожалуйста. Bitte.

Деревья подступают к Типи почти вплотную. Ветер швыряет снежинки, закручивает их крошечными, похожими на привидения смерчиками, а потом снова раскидывает по сторонам. Пока дежурный объясняет, как чем пользоваться, Дэнни периферийным зрением улавливает снаружи какое-то движение. Почему-то ему становится неуютно, но он заставляет себя сосредоточиться на предстоящей задаче.

Выждав, пока дежурный не усядется за свой компьютер, он вытаскивает из кармана отсканированные листки и торопливо разглаживает их.

– Оригинал, конечно, был бы лучше, – говорит он. – Но посмотрим.

Дэнни кладет последний листок на стекло сканера и смотрит, как на экране ноутбука появляется изображение: знакомый папин почерк, не поддающаяся третья шифровка и подсказка к ней.

– Ну-ка, дай мне, – говорит Син-Син, вся подавшись вперед. – Я в таких вещах разбираюсь.

Она перетаскивает файл в графическую программу, открывает контрольную панель и проворно увеличивает выдержку и контраст. Папин почерк становится темнее, отчетливее, а слабые следы в том месте, где он отрывал ручку от бумаги, проступают явственней.

Дэнни склоняется к экрану, прищурившись, всматривается в расплывшееся рядом с последней записью пятно:

– Увеличь-ка тут и еще немного прибавь…

Он не договаривает фразы. В нем словно взыграло неведомое шестое чувство – снова накатывает то же странное, характерное ощущение: словно по шее сзади ползают насекомые. Ощущение, что за тобой следят.

– Появляется! – возбужденно говорит Син-Син. Она возится с условиями – то прибавляет, то убавляет яркость, увеличивает изображение.

Дэнни качает головой и оглядывается через плечо.

– Числа, – тихонько говорит он. – Разобрать можешь?

Син-Син еще увеличивает изображение, прищуривается.

– Похоже на «FQ 9354 кГц», – говорит она во весь голос. – Номер машины?

– Тссс, – шипит на нее Дэнни. В записке от Макса ясным языком говорилось: никому не доверять. А вдруг даже этот кроткий молодой дежурный тут наблюдает и прислушивается?

– Может, Гц – это Герцог? – предполагает Син-Син. – Или контора по прокату автомобилей?

– Простите, пожалуйста, – вдруг вмешивается молодой человек, не поднимаясь из-за своего стола, – но это длина волны. Радиочастота.

Дэнни оглядывается – настороженный, ощетинившийся:

– Что вы имеете в виду?

– Это у вас радиочастота. Kurzwelle – это короткая волна.

– Это что вообще? – спрашивает Син-Син.

– Тип радиоволн. Бывают длинные волны, средние и короткие. Короткие распространяются дальше всего. При подходящих условиях – хоть по всему свету. Мой папа был большим энтузиастом этого дела, еще до падения Стены. Мы застряли в Восточном Берлине, но слушали радио со всего мира.

Дэнни невидящим взглядом смотрит на экран. «Бессмыслица какая-то, – думает он. – Зачем было стирать длину волны? Разве что папа сам не был уверен – или он просто записал второпях какую-то радиостанцию, которую хотел запомнить, а потом стер, чтобы не сбивать меня с толку».

Его все не отпускает чувство, будто за ними кто-то наблюдает. Уголком глаза он различает сквозь снегопад какое-то шевеление сбоку, вкрадчивое, скрытное. Он быстро поворачивается туда – как раз вовремя, чтобы увидеть, как высокая фигура стремительно отступает в тень под деревьями и медлит там пару секунд. Лицо незнакомца не разглядеть из-за снега.

Наверняка снова барселонский мотоциклист! Та же осанка, те же угловатые движения. Выходит, он выследил их до Берлина!

Сердце у Дэнни так и скачет в груди. Он поворачивается к Син-Син, и тут дверь открывается. В офис, волоча за собой на поводке Герцога, входит Дарко. Волосы и плечи у него запорошены снегом.

– Привет! – говорит метатель ножей. – Уже вернулись? А мне надо распечатать еще картинок для колеса. – Он замечает тревогу на лице Дэнни. – С тобой все в порядке?

Дэнни оглядывается на окно. Фигура исчезла – остались лишь деревья да черные провалы между стволов. Долго ли он за нами следил? Что видел?

– Я… кажется, снова видел того типа. Ну, который ограбил наш лагерь в Барселоне.

Дарко швыряет стопку картинок на стол и, подскочив к окну, всматривается в запотевшее стекло:

– Где?!

– Убежал вон туда, за деревья.

– Ты уверен?

– Почти… хотя не знаю, может, и нет… – голос Дэнни неуверенно обрывается. Сейчас его беспокоит нечто иное. Даже если это тот же самый тип из Барселоны, у него было уже целых три шанса – три шанса напасть, – но он всякий раз убегал. Может, он вовсе не хочет им вреда? Может, Дэнни неправильно истолковал его намерения, а на самом деле все гораздо сложнее? В том, как он сутулит плечи, не чувствуется ни злобы, ни агрессии. Скорее уж стремление спастись самому. Или даже страх?

– При таком освещении нетрудно и обмануться, – замечает Дарко. – Но я возьму Бьорна и ребят – прочешем окрестности.

Син-Син присоединяется к ним у окна.

– Привет, Дарко, – тихонько говорит она. – Не знаешь, где находился Александерплац?

– Это большая площадь под телебашней, – отвечает Дарко. – А что?

– Мы нашли…

Дэнни торопливо перебивает сестру:

– Да просто мы там встречаемся с каким-то старым Лориным приятелем.

В нем снова взыграл инстинкт – не стоит направо и налево рассказывать про золотой запас и про ключ. Особенно в присутствии чужого человека.

Син-Син мерит его острым взглядом:

– А, да. Клево.

Дарко переводит взгляд с одного на другого.

– Сдается мне, вы что-то замышляете, – качает головой он. – Но вы вовсе не обязаны мне ничего рассказывать, главное только – не пускайтесь в авантюры на свой страх и риск. Возьмите с собой Замору, а еще лучше – меня. Особенно если тот тип и впрямь крутится где-то рядом. Пожалуй, провожу-ка я вас обратно, чисто на всякий случай.

Они вместе шагают по заснеженному парку к «Мистериуму». Дэнни кажется, что деревья придвинулись чуть ближе к лагерю, а тьма под ними стала чуть-чуть непроглядней. Под гигантским куполом повсюду снуют рабочие, мелькают незнакомые лица – но никто не обращает на пришедших ни малейшего внимания, и высокого худого мужчины нигде не видно. Не видно поблизости и припаркованного мотоцикла.

– Похоже, все в порядке, – говорит Дарко, разворачиваясь, чтобы уходить. – Но я еще похожу вокруг. Держитесь поближе к машинам, ладно?

– Спрошу у Розы, не видела ли она ничего подозрительного, – говорит Син-Син. – Только никуда без меня не уходи.

– Не волнуйся, – отвечает Дэнни. – Мы встанем вместе, как брат и сестра…

– Это еще что?

– Песня нашей дурацкой школы в Болстоне.

– Жуть какая! – ухмыляется девочка и припускает к каравану.

Дэнни смотрит ей вслед, вспоминая, как Джейми Ганн стоял рядом с ним на школьной линейке и выдумывал на эту мелодию различные непристойности. Словно в прошлой жизни. В другой, нереальной жизни – но старые воспоминания наваливаются на мальчика с новой силой.

Должно быть, это все произошло именно здесь, на этом самом месте!

Вдали виднеются крыша Рейхстага и уродливое современное здание близ реки. «Здесь я стоял, глядя на полыхающий фургон», – думает мальчик. Он медленно поворачивается на триста шестьдесят градусов, сравнивая то, что видит сейчас, с тем, что осталось в памяти с того раза. Шатер стоял вон тут, грузовик с реквизитом – вон там. Фургон Розы, пожалуй, чуть ближе, а еще приехала пожарная машина и выкачивала воду из Шпрее. А вон на том месте я видел, как Джимми медленно отступает во тьму. Все так и было. На самом деле!

Но теперь ничто не напоминает об этом. Ни следа опаленной земли, полицейской ленты, синих мигалок, моря цветов, которые сочувствующие принесли на место трагедии под непрекращающимся снегом. «Время – величайшая тайна», – сказал папа в тот последний раз в Берлине. Он был какой-то рассеянный и озабоченный, но все-таки отправился с Дэнни взглянуть на остатки Стены – и там оживился, стал похож на себя обычного. «Но именно время и делает жизнь возможной, Дэнни. Даже при том, что мы не имеем понятия, что оно собой представляет. Что каждый день – дитя жизни и смерти, каждый может превратиться в короткую и беспечную прогулку…»

Описав полный круг, взгляд Дэнни возвращается к деревьям. Только теперь там кто-то стоит – и как раз сейчас отступает на несколько шагов, почти теряется в тени. Дэнни осторожно придвигается поближе, чтобы из безопасности прожекторов «Мистериума» рассмотреть фигуру в тенях получше. Вглядываясь во мрак, он чувствует себя словно бы на ничейной земле, готов, если вдруг что, в любой момент сорваться и бежать…

…И, к своему облегчению, видит, что это Замора: стоит, прислонившись к дереву, спиной к лагерю. Дэнни торопится к другу по слою свежевыпавшего снега и видит, что карлик здоровой рукой прижимает к уху телефон, приподняв плечо, словно от кого-то защищается. Во всей его позе чувствуется что-то оборонительное, сразу ясно – сейчас его лучше не трогать. Он быстро-быстро что-то говорит по-испански.

Дэнни выжидает несколько секунд, а потом шагает под сень деревьев:

– Майор?

Карлик оглядывается через плечо.

– Balle. Ладно, – торопливо буркает он в телефон. – Ciao, ciao. – И прерывает разговор, а потом резко разворачивается. Глаза у него блестят. – Неужели несчастный карлик ни на секунду не может обрести уединения?!

– Прости… мне просто надо рассказать тебе кое-что очень важное. Пойдем в лагерь.

– Ну ладно, – вздыхает Замора. – Рука опять чертовски болит. Вот я и бросаюсь на людей. Так что ты мне хочешь рассказать?

– А с кем ты разговаривал? – спрашивает Дэнни, не успев спохватиться. Все та же недремлющая, пытливая часть его разума снова работает на полных оборотах. Слишком уж много вокруг секретов, слишком долго его держали в неведении. Теперь ему надо знать все.

– Просто друг, – резко отвечает Замора. – Так что у тебя за новости, мистер Дэнни?

 

4. Когда среди хаоса расцветает любовь

Проходит час, а снег валит все так же.

Засыпает крыши машин «Мистериума», оседает белыми пятнами на огромном куполе, придавая ему сходство с облаками на снимке из космоса. Дэнни, Син-Син, Замора и Роза ведут совещание, рассевшись вокруг стола в фургоне.

– Тот тип, которого я видел, – ну, халтурщик, – вспоминает Замора, – он выглядел как-то неуместно.

– Тогда будь и впредь начеку, – кивает Роза.

– Дарко говорит, сейчас его нигде нет. И мы будем караулить лагерь.

– И никто из вас не знает этого Макса и ничего о нем не слышал? – спрашивает Дэнни, показывая ключ. – И не знает, что отпирает этот ключ?

Замора качает головой:

– Похоже на ключ от камеры хранения или чего-то в том же роде, но я и понятия не имею, зачем тебе его передали. Лучше уж дождись утра. Во-первых, мороз будет минус десять, не меньше, снег не унимается, да и район вокруг Александерплац не слишком спокойный.

Дэнни неохотно соглашается, хотя в нем нарастает внутреннее беспокойство и ощущение, что нельзя терять времени. Все чувства его обострены до предела, ему не терпится узнать тайну ключа, но Син-Син, вымотанная не то переездом, не то всплеском чувств на кладбище, буквально валится ему на плечо. А без нее он не пойдет.

– Спать в кузове слишком холодно, – говорит Роза. – Дэнни, ложитесь с майором Заморой тут. Мы все отлично поместимся. Да так и безопаснее.

Замора улыбается:

– Совсем как в первые дни – тогда мы сюда вшестером набивались. Я приму обезболивающее и снотворное и буду дрыхнуть всю ночь без задних ног.

Роза ставит на плиту томатный суп, синее газовое пламя мурлычет, наполняя тесную комнатку теплым бодрящим ароматом. Замора пытается одной рукой вытащить из шкафа спальные мешки, но тут Син-Син просыпается и говорит – мол, пусть сядет и отдохнет чуть-чуть.

Дэнни снова впивается взглядом в страницу с шифровкой, почесывая голову и безуспешно пытаясь выжать из этих цифр хоть какой-то смысл. Наконец, сдавшись, он раздвигает занавески и вглядывается в темноту: как раз вовремя, чтобы увидеть, как мимо пружинистой походкой проходит Джо – первый часовой. На ходу он обшаривает лучом фонарика заснеженное пространство вокруг. «Мне все равно, что там, в этой записке, – думает Дэнни. – Я снова доверяю всем этим людям. Они – моя семья…»

Через час, согревшись от супа, уютно свернувшись в спальном мешке, он крепко засыпает – томик Пруста выскальзывает из его руки, обрывая повествование на полуфразе: «…краткие пробуждения, во время которых я успевал только услышать потрескивание деревянных панелей, открыть глаза и запечатлеть калейдоскоп темноты…»

Среди ночи что-то заставляет Дэнни проснуться.

Он рывком садится. После теплого спального мешка воздух в фургоне кажется совсем холодным. Единственный источник света тут – небольшой электрокамин, силящийся хоть как-то поддерживать температуру в фургоне.

Бзззззззззз. Бззззззззззззз.

В тишине слышится тихое гудение. Исходит оно от Заморы. Сперва Дэнни думает – это майор так храпит или стучит зубами от холода, боли, а то и от всего сразу. Однако скоро мальчик понимает, что дело в другом – это вибрирует мобильник карлика.

Не желая будить друга, хотя непонятно, возможно ли того сейчас добудиться, Дэнни осторожно залезает в карман куртки Заморы и достает вибрирующий мобильник. «Если это не мне, просто приму сообщение», – думает он, оправдываясь сам перед собой за вмешательство. Однако, сказать по правде, он умирает от желания выяснить, с кем это карлик разговаривал там, под деревьями.

На экранчике зеленым высвечивается одно-единственное слово: ЛОРА.

Дрожащими пальцами Дэнни сдвигает иконку ответа и прижимает телефон к уху:

– Тетя Лора?

– Дэнни! Это ты?

– Да. Как ты? Что происходит?

– Почему ты отвечаешь по телефону Заморы? Где он?

– Спит.

– Ха! – Дэнни слушает знакомый раскатистый смех Лоры на другом конце провода и мысленно видит, как она сдувает с глаз шальную прядку волос. Такая типичная-типичная Лора – только очень далеко. – Дэниел, говори погромче, а? Ужасно плохо слышно.

– Не хочу всех перебудить.

– Всех? Ты где?

– В Берлине. С «Мистериумом», Син-Син, Розой…

– А Син-Син-то какого черта там делает?

– Это все… сложно. А ты-то как? Еще в тюрьме?

– Только что выпустили. Рикар дергал за все ниточки, какие только мог, отсюда до Гонконга.

– Он считает, возможно, «Сорок Девять» едут сюда, в Берлин…

– Знаю. Слушай, Макс уже разыскал тебя? Макс Алекан?

– Нет. Но он оставил мне конверт. Ему можно доверять?

– Вполне. Он… старый друг. Слушай, только не говори ему больше, чем надо, ладно?

– Почему?

– Мы теперь в некотором роде соперники. Он тоже идет по следу «Сорока Девяти». Расскажи ему только самое необходимое. Он неплохой парень, но, поверь, всегда умудряется сделать из мухи слона. – В трубке трещит – а потом голос Лоры пробивается снова: —…завтра попытаюсь успеть на первый же рейс из Рима. Скоро буду с тобой. Кавалерия на подходе, Дэниел! Так что сиди пока смирно. Так, мне надо идти. Полиция хочет, чтобы я еще что-то там подписала. Si, si, да иду я, иду. Не кипятитесь, синьор. Пока, Дэнни. Будь осторожен!

Дэнни смотрит на умолкший телефон в руке. От знакомого бодрого голоса Лоры у него сразу полегчало на душе, но очень обидно, что пришлось прервать разговор. Если Рикар едет сюда, если Лора вот-вот прилетит, похоже, ситуация сильно улучшается. Может, в конечном итоге все-таки все закончится хорошо? Но что потом? Обратно в скучную школу-пансион? Забыть про короткое воссоединение с «Мистериумом»?

Он решительно отгоняет тоскливую мысль. Нет, он уже все решил, и точка! А Лора как хочет! Да и вообще, напоминает он себе, отпирать надо по одному замку за раз.

Пальцы его словно зависли над телефоном – и наконец он не в силах больше сдерживаться. Он должен, непременно должен узнать, из-за чего это Замора так разнервничался.

Он косится на спящего карлика и, чуть передернувшись от чувства вины, вызывает список последних звонков и листает его. Вот звонок от Лоры. Потом какой-то безымянный номер с берлинским кодом. А зато перед ним – исходящий звонок кому-то по имени ГАЛА. 8:52 – как раз когда Замора топтался под деревьями. Имя вроде знакомое – но Дэнни требуется несколько минут, чтобы вспомнить, где он его слышал. Да вот же! Вторая карлица с той прекрасной фотографии, которую Хавьер сделал столько лет назад. «Раньше мы были парой», – сказал Замора, а потом закашлялся и сменил тему.

Еще сильнее сгорая от чувства вины, Дэнни засовывает телефон обратно в карман друга. Опять он покормил плохого пса!

Снег наконец прекратился. Ветки деревьев выстланы белым. На дорожках – сантиметров десять. Над всем висит тишина – совсем как в тот жуткий миг на подъемном кране. Мир словно бы на миг прекратил вращение…

А затем – на краткие пару секунд – Дэнни снова мерещится тот детский голос, повторяющий цифры. Совсем-совсем слабо, словно бы издалека…

К тому же длится это совсем недолго: несколько слов – и вот голос уже умолк, лишь отзвуки витают в холодном воздухе. Да и были ли они, эти слова? «Может, – думает мальчик, – Дарко прав. Может, у меня просто неуемное воображение?»

Через секунду мимо проходит Аки – в вязаной шапке, толстом пальто и с длинной палкой для тента на плече, как заправский часовой. Дэнни чуть сдвигается на скамье, чтобы не выпускать его из виду. Клоун скрывается за безмолвным фургоном Дарко, но через секунду появляется с другой стороны и направляется к большому шатру. Вид у него расслабленный – он явно не заметил ничего подозрительного. В следующий миг на сцене появляется Беа. Выронив палку на снег, Аки шагает к девушке, они сплетаются в объятии и торопливо целуются.

Чтобы не подглядывать, Дэнни задергивает занавеску. Как приятно иметь дело с секретом, который не таит в себе ни опасности, ни угрозы! Просто жизнь продолжается – двое влюбились друг в друга.

Он снова заползает в теплый мешок, но около часа лежит без сна – вполуха прислушиваясь, не зазвучат ли цифры снова. Однако больше ничего не слышно, вокруг лишь тишина снежной ночи. А около часа – быстрое и знакомое царапанье под дверью.

Открыв ее, мальчик видит Герцога – продрогший песик с несчастным видом виляет хвостом.

 

5. Когда рыба протухла

С первыми лучами солнца Дэнни будит Син-Син, поторапливая, чтобы поскорее одевалась. Ему не терпится в путь. Он уже около часа валялся без сна, снова и снова перебирая в голове все произошедшее и вслушиваясь в тишину вокруг – не услышит ли чего подозрительного. И вот теперь уже не может сдерживать навязчивое желание скорее отправиться на Александерплац и найти замок, подходящий для маленького ключика.

Син-Син ворчит со сна, но в глазах Дэнни снова пляшут чертики – и девочка с первого же взгляда понимает, что с братом сейчас лучше не спорить.

– Не следовало бы нам уходить одним, – шепчет она.

– А я думал, ты у нас крутая девчонка из гангстеров. Идти куда безопаснее, чем оставаться тут.

Они выходят на улицу, под ногами хрустит свежевыпавший снег. Дарко заворачивает за угол, возвращаясь от биотуалетов.

– Чертовская холодрыга. А вы двое куда это намылились в такую рань?

– Да просто позавтракать. На Унтер-ден-Линден*, – говорит Дэнни небрежно. Назови он какую-нибудь другую улицу, подальше, – от провожатых не отвертеться, а ждать придется сто лет.

– Ну послушать тебя – заправский космополит-путешественник, – улыбается Дарко. – Только уж смотри в оба. Герцога не видел?

– Храпит рядом с Заморой. У огня.

– Предатель, – хмыкает Дарко. – Син-Син, нам надо еще разок порепетировать с ножами. И тогда можешь выступать со мной уже сегодня вечером. Твой дебют в «Мистериуме».

Син-Син сияет:

– Если хочешь, можно даже раскрутить колесо, я не против!

Они шагают сквозь серые сумерки берлинского зимнего утра. На мостовых уже появились первые пешеходы. Снегоуборочная машина с оранжевой мигалкой сгребает нападавший за ночь снег с величественной Унтер-ден-Линден. Дэнни смотрит на карту метро, проверяет, не следит ли за ними кто, и вместе с Син-Син торопливо юркает вниз по лестнице. Тут турникетов нет, так что и хитрить не приходится – надо только надеяться, что на контролеров они не нарвутся: денег на билеты у них все равно не осталось. Очередное печенье плохому псу!

Двери поезда закрываются, состав уносится в туннель. Дэнни корчит гримасу. Син-Син вопросительно смотрит на него, запустив руки в карманы куртки, которую одолжила у Розы:

– Что такое?

– Ничего. Просто вчера вечером мне снова показалось, что я слышу числа.

– Почему ты меня не разбудил? Или когда Лора звонила?

– Ну я ж теперь-то рассказываю…

В руке у него крепко зажат ключ с номером камеры хранения.

– Хотелось бы мне, чтобы этот Макс вчера нас дождался, – добавляет он. – Лора говорит, он конкурент. Небось тоже журналист, но, судя по всему, надежный.

– А что ж тогда он не остался поговорить?

– Не знаю. – Дэнни помахивает ключом у нее перед носом. – Может, разгадка тут. Похоже на ключ от камеры хранения, да? На вокзале.

– Надеюсь, никаких гадостей там не обнаружится, – стонет Син-Син. – Помню, Чарли как-то нашел у себя в шкафчике в спортивном зале отрезанную голову… не первой свежести. Вот гадость-то!

– А почему она там оказалась?

– Даже не спрашивай!

Они молча едут дальше. Дэнни краем глаза поглядывает на сестру. Они наполовину родня, но до чего же разнятся жизненным опытом! У него жизнь в вечном странствии, в тесной и (предположительно) дружной цирковой труппе – у нее суровая борьба за выживание среди бандитов Гонконга. Головы в шкафчиках!

Когда они выныривают из нутра подземки, подъезжая к самому вокзалу на Александерплац, Дэнни видит, что снег зарядил снова. Сердце у мальчика бьется чуть быстрей, ключ крепко зажат в руке.

– А ты сама видела?

– Что?

– Голову?

Син-Син мотает головой. Но означает ли это «нет» или «не спрашивай», Дэнни так и не понимает.

В кафе рядом с камерой хранения высокий угловатый мужчина смотрит, как брат с сестрой поднимаются по эскалатору. Длинные темные волосы спадают на острые скулы, лицо изборождено морщинами, светло-голубые глаза глядят пристально и зорко. Двинуться за ними сразу? Или чуть выждать для вящего эффекта?

Худые пальцы все крепче стискивают пенопластовый стаканчик. Горячий кофе согревает ладони. Нет, не от кофеина сердце его стучит так часто и сильно, а от сознания, что – наконец-то! – он близок к цели. Карман брюк оттягивает тяжелый пистолет. Оглянувшись по сторонам, мужчина видит поземку на бетонных опорах телебашни.

Остальных покуда не видно. Но, возможно, они идут следом за детьми. Они, в конце концов, профессионалы. Надо следовать плану – а тут выполнить его куда безопаснее, чем в цирке, где полно настороженных глаз.

По другую сторону площади, за подножием башни, припарковывается у тротуара потертый белый фургончик, на боку которого крупными буквами выведено «FRISCHE FISCHE» – «Свежая рыба», – а из крыши торчат антенны.

Сгрудившись в тесном кузове, шестеро мужчин в белых комбинезонах натягивают на головы черные балаклавы.

Водитель посматривает на часы. Ровно половина восьмого. Он включает вделанный в приборную доску коротковолновый приемник.

Кабину наполняют жизнерадостные звуки детской песенки, исполняемой на металлофоне: «В небе звездочка зажглась…» Припев повторяется снова, и пассажир, сидящий рядом с водителем, тянется за блокнотом и карандашом. Медленный детский голос начинает диктовать числа по-немецки.

– Zwo… zwo… sieben…

Остальные четверо, втиснутые сзади, поправляют балаклавы.

Следуя по указателям на камеры хранения, Дэнни и Син-Син торопливо проходят мимо газетных и цветочных лотков, кофейных прилавков и маленьких забегаловок, щедро приправляющих кофеином проснувшийся город. Указатели приводят их в дальний конец коридора на первом этаже, а потом в тихий тупичок, куда основная масса народа не заглядывает. Перед ними – сплошная стена запертых камер.

Дэнни быстро просматривает черные цифры. Номер шестнадцатый оказывается огромным шкафом в нижнем ряду, куда вместится даже самый большой чемодан. Набрав в грудь воздуха, мальчик всовывает ключ в замок. Тот идеально подходит. Дэнни поворачивает его и слышит, как внутрь тяжело падают монеты.

На долю секунды он мешкает, нерешительно касаясь пальцами ручки дверцы.

– Давай же, дурачок! – понукает Син-Син.

– Просто вспомнил ту вашу голову, – говорит Дэнни с мрачной улыбкой и, набравшись храбрости, рывком открывает дверцу.

 

6. Когда кофе похож на кровь

Едва дверца распахивается, тощий верзила в черном костюме вскакивает на ноги и вытягивает шею в попытке разглядеть, что происходит. Мальчишка сидит на полу, слегка откинувшись назад, и скребет в затылке, а девчонка чуть не целиком засунулась в шкаф и шарит в нем. Пора на сцену, решает верзила. И пусть выход выглядит потеатральные. Дорога свободна, нечего мешкать.

Тремя быстрыми шагами он оказывается у двери кафе. Ледяные глаза проворно осматривают коридор со стороны более людной части вокзала. Ничего подозрительного – обычный поток утренних посетителей. «Ну вот, – думает он, – не о чем было и волноваться. Как будто сам Центр мог явиться сюда».

Но тут его обдает порыв холодного воздуха – сзади и слева. Вихрем развернувшись, он видит, как в боковую дверь с площади врываются люди в черных балаклавах. Четверо! Стремительно шагают вперед, держа руки в карманах. Наверное, сжимают оружие. Проклятие! «Но они еще не видели меня, – думает он. – Можно просто уйти. Это не мое дело…»

Однако один-единственный взгляд на детей – мальчик все так же сидит на полу, девочка тащит что-то из камеры – решает вопрос. До чего ж они юные, неоперившиеся, беззащитные. И через столько лет – дело все-таки мое!

«Пора, бог ты мой, становиться героем. То-то Лора посмеялась бы!»

Он мчится по полированным плиткам пола. Полы пиджака хлопают, рука сжимает игрушечный револьвер. Надо было обзавестись настоящим! Но что тогда? В самом деле стрелять в кого-то? Не его стиль! Придется обходиться реквизитом!

Не замечая, что к ним со всех ног летят пять угрожающих фигур, Дэнни поторапливает сестру, вытягивающую из камеры что-то тяжелое:

– Что там?

– Чемодан. И знаешь, тяжелый до чертиков – помоги, а?

Она чуть сдвигается в сторону и Дэнни, в свою очередь, засовывается внутрь и хватается за кожаную лямку.

Едва чемодан появляется из глубин хранилища на свет Александерплац, мальчик мгновенно узнает его:

– Да это же папин! – Он снова откидывается назад в недоумении: – Когда папе надо было отлучиться из «Мистериума», он всегда ездил именно с этим саквояжем. Но что он тут делает? И почему его не было в фургоне? Почему он не сгорел вместе со всем остальным?

– Похоже, там он хранил свою коллекцию кирпичей, – ворчит Син-Син, вытягивая саквояж дальше. Обитые металлом ножки скрежещут по полу.

– Ну открывай же, балда!

Однако Дэнни застыл, прижав руку ко рту, и не может оторвать взгляда от знакомых наклеек на темно-коричневых кожаных боках чемодана. АРГЕНТИНА, ИОН, РИМ, ГАМБУРГ, СТОКГОЛЬМ, БАРСЕЛОНА, АРХАОС, АФИНЫ, ДУБЛИН… Среди пестрой мешанины картинок и надписей прячется и наклейка, на которую он не обращал внимания прежде: красный щит Гонконга. Значит, папа там бывал? Син-Син, похоже, не замечает ее. Надо ли ей сказать?

– Ну же, – она нетерпеливо дребезжит замочком на чемодане. – Доставай свои отмычки!

– Ладно, ладно.

Выбрав отмычку, Дэнни вставляет кончик в замок. Такой открыть нетрудно – если, конечно, не заржавел: чемодан-то довольно древний, еще папиного отца, а в камере, кажется, сыро.

– Во всяком случае, мертвечиной не пахнет! – говорит Син-Син, закатив глаза.

Но тут же оборачивается на какой-то звук за спиной и ахает, да так резко, что Дэнни замирает с рукой в воздухе.

– Проблемы, Дэнни! – шепчет она, вскакивая на ноги. – Приготовься!

Дэнни вихрем разворачивается и смотрит в ту сторону, куда она уставилась. К ним мчится тот самый тип, что преследовал цирк уже столько дней кряду. В руке у него револьвер, другой рукой он панически указывает на четырех людей в масках, которые бегут к камере хранения, на ходу вытаскивая из складок комбинезонов оружие: бейсбольные биты, длинный нож и пистолет. Взгляды всех четверых устремлены на Дэнни и Син-Син.

– Бегите! – кричит барселонский преследователь. – Скорее!

Один из бандитов, отбившись от основной группы, разворачивается к нему, размахивая битой. Но Дэнни бросается на землю, и удар проходит мимо. Бита гулко ударяется о стеллажи, проломив одну дверцу.

Остальные трое уже совсем близко от Дэнни с Син-Син.

– Идите с нами! – рявкает тот, что с револьвером. – Игра закончена!

Дэнни глядит в темные глаза, видные в прорезь балаклавы:

– Вы из «Сорока Девяти»?

Тот лишь наводит на мальчика пистолет. Прямо в голову.

– Три… секунды… Открой чертов чемодан!

Дэнни инстинктивно обхватывает чемодан обеими руками. Ни за что на свете он его никому не отдаст. Это папин – и кто знает, что там внутри! Худой незнакомец тем временем поднялся на ноги и сцепился с напавшим на него бандитом, неуклюже пытаясь отобрать у него биту.

– Но зачем? – спрашивает Дэнни, стараясь, чтобы голос звучал как можно спокойней и глубже. А вдруг удастся сблефовать, выгадать несколько секунд? – Он вам не нужен. Там ничего нет. Совершенно пусто.

Его противник на миг колеблется, оглядывается на остальных – а Син-Син большего и не требуется. Она переходит в атаку.

Девочка с утробным рыком бросается на не ожидающего от нее такой прыти бандита с пистолетом. Именно этот же каскад стремительных ударов в стиле кун-фу Дэнни уже видел в ее исполнении на горе над Гонконгом. Девочка движется так быстро, что враг не успевает собраться, так что уже второй удар ногой звучно впечатывается ему в плечо. Мистер Револьвер судорожно вскрикивает от боли, рука у него дергается, в тесном пространстве камеры хранения раскатывается резкое эхо выстрела, окна кафе сзади разлетаются вдребезги. Бандит падает, держась за плечо, рука у него подвернулась под неестественным углом. Из кафе доносится взрыв криков и визга.

Второй бандит с битой уже опускает свое оружие на голову Син-Син, но девочка приседает, коснувшись руками пола, и бита проносится сверху, разминувшись с ней буквально на миллиметр. Тем же плавным движением Син-Син бьет его обеими ногами сразу, опираясь на руки. Бандит отлетает в сторону и тяжело падает, выронив биту, которая откатывается к стене.

Бандит с ножом надвигается на Дэнни, выставив оружие перед собой. Мальчик отшатывается, прижимается спиной к стеллажу.

– Ага, попался! – рычит враг и делает выпад вперед, но Дэнни с нечеловеческим усилием отрывает чемодан от пола и в последний миг успевает блокировать удар. Лезвие без труда вспарывает кожу, и на долю секунды Дэнни уже боится, что оно пройдет насквозь и все же его заденет. Однако нож резко останавливается. Раздается приглушенный звук удара металла по металлу. Дрожь внезапно остановленного ножа передается руке ошеломленного нападавшего. Дэнни роняет чемодан, и, падая, тот выбивает нож из руки бандита.

Незнакомец в черном кое-как умудрился оглушить своего противника ударом о стену – и это дает ему шанс подбежать к Дэнни:

– Меня зовут Макс. Макс Алекан. Я друг Лоры.

Выходит, Макс и загадочный мотоциклист – один и тот же человек! «Что ж, понятно, почему он не стал на нас нападать», – думает Дэнни.

Он смотрит ему прямо в глаза:

– Зачем вы за нами следили?

– Нет времени, – обрывает тот, глядя на бандитов, которые уже начинают приходить в себя и подниматься на ноги. Он всовывает в руки мальчика пистолет: – Прикрой меня.

Времени на объяснения и впрямь нет. Из ниоткуда материализовались еще двое в комбинезонах. Один уже вытаскивает из-за пояса пистолет и прицеливается.

Син-Син делает колесо и, оказавшись рядом с нападающими, бьет одного из них так, что голова у него откидывается назад. В то же мгновение Макс перекатывается по полу, хватает упавшую биту и лихорадочно бросается в наступление. Второй бандит с битой преграждает ему дорогу, и они сцепляются, стуча битами, точно два рыцаря деревянными мечами. По коридору раскатывается гулкое эхо ударов. Однако новоприбывший с пистолетом прицеливается в Син-Син.

– Дэнни! Давай! – пронзительно кричит она.

Дэнни с ужасом смотрит на оружие в своей руке. Он никогда еще не стрелял из пистолета. До чего ж тяжелая, отвратительная штуковина! Но мальчик все же поднимает его, прицеливается в ногу врага – и нажимает спусковой крючок. Пистолет гремит у него в руке, отбрасывает руку назад отдачей так, что Дэнни чуть не роняет его.

Однако бандит с пистолетом стоит себе как ни в чем не бывало – ни видимой раны, ни крови, никаких последствий выстрела. Разве что теперь он разворачивается к Дэнни и целится уже в него.

Макс отбивается уже от двух противников сразу, они прижимают его к стенке.

– Дэнни, выбирайся отсюда! – кричит он, уворачиваясь от удара, тяжело впечатавшегося в стену у него над головой.

Гремит второй выстрел: прямо над ухом Дэнни звучит оглушительный металлический лязг. Обернувшись, мальчик видит в дверце рядом с собой дырочку от пули. Больше понуканий ему не требуется. Ухватив ручку потертого папиного чемодана обеими руками, он с огромным усилием ковыляет по коридору. Следующий выстрел раздается ровно в ту секунду, как он проскакивает в дверцу кафе.

Посетители распластались на полу под столиками, зажимая руками уши. Сзади Дэнни слышит пронзительный вопль Син-Син:

– Руки прочь, уроды!..

Голос ее обрывается на полуслове. Дэнни замирает в нерешительности. Нельзя же бросать Син-Син! Но ведь на самом-то деле бандитам нужен не то чемодан, не то сам Дэнни, не то все сразу. Может, он отвлечет их на себя.

Бандит с пистолетом бежит к разбитой витрине кафе и снова целится в него. Мальчик проламывается между столиков, таща за собой тяжеленный чемодан, и наконец ныряет за стойку.

Очередной оглушительный выстрел. Над головой у Дэнни что-то звякает: пуля угодила в кофеварку. Из находящейся под давлением камеры раздается мощное шипение освобожденного пара. Кофе стекает по стенке – ни дать ни взять черная кровь. За стойкой корчится перепуганный насмерть молодой человек. Взгляд его все прыгает с пистолета в руке Дэнни на подтеки кофе. Глаза вытаращены.

– Выход?! – отчаянно спрашивает Дэнни. – Аварийный выход?!

Молодой человек показывает куда-то через плечо Дэнни. В другом конце служебного помещения виднеется дверь, выходящая на завьюженную улицу. «Надо туда! – думает Дэнни. – Сделать несколько предупредительных выстрелов и попробовать добежать!»

Чуть приподнявшись, но все еще сгибаясь в три погибели и стараясь держать голову ниже уровня стойки, он поднимает пистолет и стреляет в потолок – раз, другой, третий. Трижды гремят выстрелы, три раза рука мальчика дергается от отдачи. Дэнни ждет, что от выстрелов с потолка посыплются осколки битой плитки или лампочек – но ничего не происходит. Не мог же он промазать в потолок! Наверное, заряжено холостыми! Как у папы в том старом трюке.

Ну тогда вперед!

Он выпрямляется, два раза стреляет в сторону съежившейся на полу фигуры своего преследователя. А потом швыряет пистолет на пол, обеими руками хватает чемодан и выскакивает в пожарный выход. Ледяное утро оглашается воем сработавшей пожарной сирены.

Добраться бы до метро! Там люди. Может, полицейские.

Однако он сбился с направления.

Подсознательно он рассчитывал немедленно увидеть прямо перед собой манящие ступени подземки, но оказался на пустынном просторе Александерплац. Впереди высится огромная колонна телебашни. От снега все звуки кажутся до странности приглушенными, снег пружинит под ногами, крики за спиной звучат глухо и смазанно. Оглянувшись через плечо, он видит, как из здания выбегают люди в черных балаклавах. Два, три… четыре. Ни Син-Син, ни Макса.

Господи, только бы с ними все было хорошо!

«По крайней мере, у меня тридцать метров форы», – думает Дэнни, срываясь с места. Но чемодан страшно мешает, больно бьет по ногам, оттягивает руки. Килограммов двадцать весит, не меньше! Мальчик уже начинает подумывать – а может, бросить его совсем? Но фамильный ген упорства не позволяет. «Нечто, объединяющее нас всех, – думает Дэнни, – папу, маму, меня… Син-Син. Решимость. Упрямство, подчас граничащее с глупостью. Будь я проклят, если сдамся!»

Мысль эта словно придает ему новые силы. Он огибает подножие телебашни, распугав стаю ворон. Пуля выбивает бетонную крошку из стены в нескольких метрах от него. Мальчик сперва видит пыль, а уже потом слышит выстрел. Быстрее, надо бежать быстрее! Но ему от них не уйти – с такой-то тяжестью!

Он смотрит на изгиб основания телебашни. У земли оно расщепляется на лабиринт входов, туннелей, эскалаторов и тому подобного. Может, там удастся затеряться…

Снег валит все гуще. Дэнни огибает одну из массивных подпорок башни и оглядывается через плечо. Сейчас он хотя бы скрылся из виду преследователей и не на линии огня. Мальчик лихорадочно обшаривает взглядом стену, выискивая, куда бы забиться, где бы найти помощь. Впереди – метрах в пятидесяти – сквозь снегопад виднеются вращающиеся оранжевые огоньки, медленно движущиеся вдоль края площади. Какая-нибудь «Скорая помощь» или пожарная машина? Может, лучше прорываться к ней, а не лезть в метро и ждать, кто найдет его первым – полиция или «Сорок Девять»? Придется, конечно, выскочить из укрытия, но, наверное, игра стоит свеч. Дэнни набирает в грудь побольше воздуха, покрепче перехватывает ручки чемодана – и мчит через Александерплац.

– На помощь! Hilfe! – кричит он, однако голос его тонет в густом снегу. Справа, перекрывая звуки учащенного дыхания Дэнни, раздается рокот какого-то другого мотора. Обернувшись, он видит, что через площадь, подпрыгивая на неровных камнях мостовой и разбрасывая в стороны снег, к нему мчится белый фургончик. На боку у фургончика нарисована зубастая рыба с потешной ухмылкой.

Переложив чемодан в правую руку, Дэнни со всех ног бежит к оранжевым огням впереди.

Это снегоуборочная машина: приземистая и громоздкая, с толстыми колесами и длинной лопастью ковша, сгребающего спереди вал снега. Да уж, Дэнни надеялся встретить кого-то попредставительнее – но, может, у водителя есть рация и он вызовет подмогу? Дэнни оборачивается и видит, что белый фургон, пронзающий фарами снег, его настигает. «Почти обречен! – думает он. – Но если только я уговорю водителя меня выслушать, игра еще не проиграна».

– Помогите!

Дэнни делает последний рывок – однако не успевает добежать последние несколько метров, как лезвие резко поднимается, водитель переключает передачи, из выхлопной трубы вырываются клубы черного дыма. Вот-вот уедет! На решение остается доля секунды. В задней части машины расположена маленькая площадка, к которой ведет короткая лесенка. В пять огромных скачков – ноги скользят по снегу, правая рука, сжимающая тяжелый чемодан, буквально отрывается – Дэнни преодолевает последние метры и прыгает. Не самый удачный прыжок – но правой ногой он нащупывает перекладину лестницы, а левой рукой хватается за поручень. Получилось!

Водитель явно ничего не заметил. Прибавив скорость, он быстро катит под горку к центру города. С обеих сторон скользят, омываемые мигающими всполохами оранжевого, величественные серые здания. Ухватившись покрепче, Дэнни, несмотря на тряску, переваливается на площадку и понадежнее пристраивает чемодан меж дрожащих ног.

«Ох, надо было мне оставить себе телефон Заморы», – думает он, оглядываясь через плечо. Рыбный фургончик сперва отстает, но потом тоже ускоряется и уже начинает нагонять. Дэнни прикидывает варианты: спрыгивать на всем ходу слишком опасно, а привлечь внимание водителя нет никакой возможности. Остается лишь ждать, что будет дальше, быть готовым ко всему, к любому шансу сбежать.

Они едут по нижнему краю площади, сворачивают направо, потом налево, на прямую улицу, ведущую в сторону реки. Никакой надежды, что тут фургон потеряет их из виду. Он и так уже слишком близко – вон, обогнул второй поворот. Чуть-чуть занесло на повороте, но отрыв не больше двадцати метров. Фары полыхают, гудок надрывается. Однако водитель снегоуборщика до сих пор то ли не замечает преследования, то ли не обращает внимания – знай себе прибавляет скорость, меся колесами снежную кашу. Миновав перекресток, подпрыгивает на мосту через Шпрее. Сквозь рев мотора и гудки рыбного фургончика еле слышно прорезается новый звук: глубокий рокот мотоцикла. В просвет за неумолимо нагоняющим фургоном Дэнни успевает разглядеть черную фигуру, догоняющую их со стороны длинного пролета Карл-Либкнехт-штрассе.

Река позади, впереди в снегу проступают очертания громады собора. Дэнни наклоняется вперед посмотреть, что там. Холодный ветер хлещет в лицо. Они приближаются к мостику поменьше, а за ним дома теснее жмутся друг к другу, вся улица испещрена островками строительных работ и синими и розовыми техническими трубопроводами.

Снегоочиститель резко тормозит. Дэнни с трудом удается не вылететь при остановке. Дверца кабины открывается, и шофер с криком выскакивает наружу, явно намереваясь всласть отругать неизвестных преследователей.

Рыбный фургон тоже тормозит – пожалуй, даже слишком резко. Его заносит, он скользит прямо в зад снегоуборочной машине. Дэнни изо всех сил толкает чемодан вниз на мостовую и следом спрыгивает сам – ровно в ту секунду, как бампер фургона ударяет в машину. Со звоном разлетается фара.

Дэнни не ждет. Перекатившись в сугробе, он подхватывает чемодан и ныряет в переулок, идущий вдоль узкого рукава реки. Чемодан снова колотит по усталым ногам. Тяжесть в руке, вязкое сопротивление глубокого снега – совсем как во сне, когда стараешься изо всех сил, но никак не можешь нормально бежать…

Оглянувшись через плечо, он видит, что трое в балаклавах уже мчатся следом.

Догонят, точно догонят. И спрятаться никуда он уже не успеет. Справа тянется длинная глухая стена, слева – канал или что-то вроде того. И ни единого мостика. Дэнни на бегу осматривает его – поверхность недвижна, даже ряби никакой, лишь ветер метет снег по неровной ледяной корке. Выдержит ли лед его вес? И ведь поди знай, глубоко ли там. А уж как холодно! Нет, рисковать нельзя.

Вдоль канала тянутся голубые и розовые трубы – не то для электропроводов, не то газовые. Метров через двадцать одна из них резко поднимается вверх, пересекает канал и вливается в путаницу таких же труб с другой стороны.

Когда ты все детство карабкался по веревкам и канатам, тебе не составит труда залезть на такую трубу и перейти по ней через канал – но удастся ли уволочь с собой драгоценную ношу? Да еще в такую погодку?

Примерно в километре оттуда Син-Син постепенно приходит в себя.

Голова ватная и болит. В первый жуткий момент девочке кажется, что от удара она ослепла. Глаза у нее открыты, но видит она лишь тьму – густую, кромешную. Машет перед лицом руками – но все равно ничего не видит. Девочка осторожно подносит руку к голове, щупает то место, где больно. Крови вроде нет, это хорошо. Но где она, черт возьми, находится?

Ее ноги подвернуты под туловище, очень неудобно. Син-Син пытается сесть, но ударяется обо что-то головой и локтями. Как будто ее снова запихнули в тесный ящик, как когда она выступала в Гонконге с группой акробатов. Только сейчас гораздо, гораздо холоднее! Она замечает вдруг, что вся дрожит.

«Успокойся, успокойся, глупышка!»

Внезапно она все вспоминает: свистопляску выстрелов, рассыпающиеся стекла, отчаянную борьбу с тремя бандитами – а потом тупой удар по голове, от которого она осела наземь и больше уже ничего не осознавала.

Син-Син с силой выбрасывает ноги вперед. Подошвы кроссовок бьют по металлической дверце. Эти гады запихнули ее в ящик камеры хранения! Тонкие полоски света пробиваются в щели, где дверца прилегает не так плотно.

– Эй! Эй! – Она снова изо всех сил бьет по дверце, а потом прислушивается. Ни звука. – Эй! – снова кричит она, и тут дверца распахивается.

Слепящий свет врывается в ящик, на миг ослепив Син-Син. Пахнет кофе. Звенит какофония голосов.

Чья-то рука хватает девочку за ногу и выволакивает в коридор.

 

7. Когда превышен лимит багажа

Дэнни добегает до трубы, идущей через канал. Преследователи нагоняют, причем стремительно. Но за спинами у них, за белым фургоном, пытающимся разъехаться со снегоуборочной машиной, он различает знакомую фигуру. Макс.

Он мчится через мост, низко пригнувшись к рулю мотоцикла, расставив ноги для равновесия. Смотрит прямо на Дэнни. Но вместо того чтобы свернуть на боковую улицу по эту сторону от канала, внезапно прибавляет скорость, перелетает мост и исчезает за припаркованным грузовиком. Наверное, не заметил, думает Дэнни. Проклятье!

Чемодан с каждым шагом все тяжелее. С этакой ношей от бандитов нипочем не уйти. Даже если бросит прямо сейчас – и то, скорее всего, уже не убежит. Единственный путь к спасению – труба. Но как на нее вскарабкаться с чемоданом? Как же мучительно – даже не узнать, что там внутри. Наверняка что-то важное для папы. Или что-то, связанное с его работой на Интерпол. Или с пожаром…

Открывать некогда, да и бандиты нагонят в считаные секунды. С чемоданом придется расстаться. Если повезет, может, преследователи кинутся за ним. Покрепче сжав ручку, Дэнни взмахивает чемоданом, раскачивает его раз, другой – и с размаху швыряет прямо в канал.

Чемодан с громким стуком ударяется о лед и заваливается набок. Поверхность льда прорезает тонкая трещина, но все же он выдерживает. Чемодан остается лежать где упал. «Может, и получилось бы перебежать на ту сторону просто так», – думает Дэнни. А в следующий миг слышит с другой стороны канала нарастающий рев мотоцикла и видит, что Макс лихорадочно машет ему.

Окрыленный новой надеждой, не скованный больше тяжестью ноши, Дэнни ощущает прилив энергии и, подскочив к трубе, лезет по ней словно по канату. Она немножко подрагивает под его весом, но кажется достаточно прочной. Сердце у Дэнни так и трепещет в ожидании выстрелов, но все тихо. Не то бандиты расстреляли запас патронов, не то боятся привлечь внимание.

Чуть пошатываясь, он попрочнее перехватывается рукой за поперечную трубу и, обретя равновесие, выпрямляется во весь рост и скидывает ногой снег, под которым обнаруживается тонкий слой льда. Не идеально. Но все же он раскидывает руки в стороны и движется вперед, стараясь идти побыстрее. Хотя труба довольно широкая – почти с гимнастическое бревно, – но поверхность обледенела и покрыта снегом, что сильно затрудняет ход. Подошвы начинают буксовать, но Дэнни знает: главное – не останавливаться, двигаться, сохранять равновесие. Тогда через несколько секунд он будет уже на другой стороне.

Мальчик оглядывается. Что там поделывают его преследователи?

Один пытается залезть на трубу – но безуспешно. Тут очень важно правильно работать ногами, иначе по гладкой поверхности наверх не поднимешься. Второй спускается по лесенке, вделанной в стенку канала: видно, хочет вытащить чемодан. Оскальзываясь на ледяной корке, он начинает робко подбираться к середине. Надо льдом прокатывается громкий и резкий треск.

Дэнни скашивает глаза вниз, но теряет равновесие. Нога срывается со скользкой трубы. «Держись за проволоку, держись за проволоку!» – всегда кричала мама, даже если он шел совсем низко или на страховке. Инстинкт выживания срабатывает сам собой. В падении Дэнни хватается за трубу, переворачивается – и вот уже висит вниз головой, как обезьянка, обхватив трубу руками и ногами.

Лед внизу снова трещит. Потом треск сменяется долгим зловещим стоном – а через секунду ледяная корка вся разом проламывается и человек в балаклаве уходит под воду, не добравшись до цели буквально пару метров. Черная вода заглушает крик, трещина ширится, подбирается к кожаному чемодану – и поглощает его. Упавший в ледяную воду бандит отчаянно барахтается, но тяжелый чемодан камнем идет ко дну и пропадает из глаз.

Макс, остановивший мотоцикл у другого конца трубы, машет Дэнни, призывая его поторопиться. Проворно перебирая руками и ногами, мальчик преодолевает последний участок трубы и соскальзывает на мостовую по вертикальной части как по столбу у пожарных.

– Запрыгивай! – кричит Макс.

Двое бандитов по ту сторону канала бегут к белому фургону, бросив третьего барахтаться в воде среди осколков льда.

Дэнни взлетает на заднее сиденье:

– Куда мы?

– Куда угодно, лишь бы там было тихо и спокойно – мне надо с тобой поговорить, – отвечает Макс, торопливо осматриваясь по сторонам. Взгляд его падает на табличку на стене. – Только, ради всего святого, запомни номер дома.

– Зачем?

Макс резко стартует:

– Потому что ты утопил тут золота примерно на миллион евро. Вот зачем.

 

8. Когда подожгли хижину скаутов

Син-Син выволакивают из ящика на яркий, пронизанный снегом свет. Ослепленная, девочка с криком вскидывает руки, готовая защищаться от новых ударов, и лихорадочно брыкается.

Но слышит лишь голос Джои над ухом:

– Син-Син, все хорошо. Pas de probléme. Это мы, клоуны. Бьорн et moi.

– Где… Где Дэнни?

– Дарко только что получил послание от Лориного приятеля. Он с Дэнни, им ничего не грозит. Они едут в аэропорт: я так понимаю – встречать Лору.

– Замора потерял телефон, – ворчит Бьорн. – Они с Розой отправили нас сюда тебе на выручку.

– Сама бы справилась, – пыхтит Син-Син.

– Тогда можешь не благодарить! – закатывает глаза Джои.

Снаружи оказывается, что небо слегка просветлело, погода начала исправляться, а в просвет меж снеговых туч робко заглядывает солнышко. Телебашня сияет в утреннем свете, а камни и бетон Александерплац в снегах смотрятся свежо и нарядно. Син-Син неловко поднимается на ноги и упирает руки в боки:

– Так с Дэнни все хорошо?

– Судя по всему.

– А чемодан?

– Какой еще чемодан?

– Отца Дэнни.

– Понятия не имею, о чем ты. Идем, мы отведем тебя обратно в «Мистериум». Нам всем ведь еще репетировать перед представлением. Роза говорит, ты теперь под домашним арестом.

Поблизости, в расстрелянном кафе, за ограждением из черно-желтой ленты кишат полицейские. Один из них отделяется от основной группы и направляется к камере хранения.

– Похоже, сперва тебе придется дать показания, – шепчет Джои. – Не признавайся, что ты сама кого-то била. Не усложняй. Скажи, что спряталась в камере хранения и отсиживалась в ящике, пока все не кончилось.

– А какой-то урод меня там запер! – ворчит Син-Син, поворачиваясь к полицейскому.

В паре километров оттуда, в глубинах главного здания Университета имени Гумбольдта, Дэнни с Максом сидят друг напротив друга за столиком студенческого кафе. Мотоцикл они оставили на служебной территории за буфетом, втиснув в самый темный уголок под кучей плакатов и листовок с рекламой концертов, клубов и выставок.

– Здесь им нас нипочем не найти, – говорит Макс, размешивая сахар в кофе. – Надо сравнить записи. Возможно, это займет время.

Дэнни упирается обеими руками в стол, смотрит Максу в глаза:

– О чем это ты?

– Мне надо посмотреть шифровки, которые тебе прислала Лора.

– Зачем?

– Затем, что, думаю, они помогут нам выиграть войну с «Сорока Девятью». – Макс бросает Дэнни быструю, чуть язвительную улыбку. Почти извиняющуюся. – А может, и разоблачить Центр.

Он явно слегка колеблется – возможно, пытается набраться уверенности. И это придает Дэнни храбрости:

– Сперва мне надо тебя кое о чем спросить. Зачем ты за нами следил? Зачем украл документы Дарко? – Он делает короткую паузу и резко стучит по столу, чтобы понадежней привлечь внимание собеседника. – И откуда знаешь, что с Син-Син все в порядке?

– Ее вырубили. Тогда я сунул ее в камеру хранения и закрыл дверцу. Те гады помчались догонять тебя с чемоданом. Надо будет потом ее оттуда забрать.

– А что там насчет золота в папином саквояже?

– Два стандартных слитка, Дэнни. По четыреста тройных унций в каждом. Примерно по девятьсот пятьдесят долларов за унцию, сам посчитай.

– Но я не понимаю. Какое еще золото?

– Поверь мне, это наименьшая из наших проблем, – откликается Макс и сует руку в карман черного пиджака. – Просто ответь на пару вопросов и пойдем за Син-Син. У нас не так много времени.

Дэнни снова кладет руки на стол:

– А ты можешь доказать, что ты и есть тот самый Макс? Друг Лоры?

Макс хмурится. Морщина поперек его лба становится глубже.

– Друг? Когда-то мы были не просто друзьями. Мы вместе учились, занимались журналистикой. Я думал, мы поженимся! Не знаю, что еще сказать.

– Значит, ты хорошо ее знаешь, – произносит Дэнни, лихорадочно соображая. – В таком случае… кто поджег скаутскую хижину?

На лице Макса отражается недоумение… но потом его сменяет улыбка:

– Твой папа, вот кто. Ему было восемь, а Лоре девять – но во всем обвинили ее. Правильно?

– Ну ладно. – Дэнни ерзает на сиденье, вспоминая, как хохотал папа, рассказывая ему эту историю. Лучшей проверки и придумать было нельзя. Его чувства по отношению к человеку напротив заметно теплеют. Макс отпивает кофе и вопросительно приподнимает брови:

– Могу рассказать тебе и еще кое-какие Лорины тайны!

– Так о чем ты хотел спросить?

Макс вытаскивает из кармана темно-бордовый паспорт и открывает на странице с фотографией. Оттуда на них смотрит Дарко.

– Знаешь этого типа?

– Ну разумеется! Это же Дарко. И его паспорт. Ты украл его!

– Позаимствовал. Для расследования. Дэнни, я иду по следу «Сорока Девяти» куда дольше, чем Лора. Я побывал повсюду. Только что вернулся из Токио.

– Но зачем было красть его паспорт?

– Знаешь, Дарко Бланко – это не настоящее его имя.

– Ну конечно же, – нетерпеливо кивает Дэнни. – Почти все в цирке выступают под псевдонимом.

– Настоящее его имя – Горан Драгович. В молодости он был офицером югославской разведки. В конце холодной войны он работал еще и на Штази – тайную полицию – тут, в Восточной Германии. Потом он исчез с радаров…

Дэнни берет паспорт в руки, смотрит на фотографию. Пульс у него учащается. Это какая-то ошибка, точно ошибка! Наверное, Лорин приятель просто ухватил палку не с того конца!

Макс подается вперед:

– Думаю, теперь он работает на кого-то еще. Поэтому я и сунул в Барселоне записку тебе в спальник.

– Записку? Но я не находил никакой записки!

Макс хлопает себя по лбу:

– Что ж… теперь уже не важно. Ты ведь знаешь про своего отца и Интерпол, да?

Дэнни кивает.

– Так вот, Дарко – Горан – скорее всего, следил за ним и скармливал информацию какому-то другому источнику.

Дэнни откидывается на спинку стула. Слова Макса обрушиваются на него как тяжкий груз.

– Ты… ты имеешь в виду… «Сорок Девять»? Не может быть!

– Может. Но скорее всего, он работает на какое-то другое правительство. Возможно, на русских. Или китайцев. Не уверен. А приказы получает по номерной радиостанции*.

– Номерной радиостанции?

– Есть такие загадочные радиосигналы. Впервые они появились еще после Первой мировой войны. На их волну кто угодно может настроиться – ее не глушат, не прячут, – но смысла в ней нет никакого. Передачи идут на одной и той же частоте, каждый день и в одно и то же время. Дикторам успели надавать разные прозвища – Линкольнширский проповедник, Атенсьон, Русская девочка. Голоса зачитывают цепочки цифр – шифровки. Скорее всего, это послания тайных служб полевым агентам. Если взять достаточно мощный передатчик, можно посылать их за полмира. Всякие банды так и делают. Я подозреваю, «Сорок Девять» ведут вещание как раз по цифровой станции. У Дарко в фургончике есть коротковолновый приемник…

– Я их слышал! – взвивается Дэнни. – В Барселоне. И потом еще раз. Папа записал частоту среди шифровок. – Он торопливо выхватывает сложенные листки из заднего кармана. Но потом мешкает в нерешительности:

– Но Дарко же спас мне жизнь тем вечером, на подъемном кране…

Макс наклоняет голову набок:

– Может, он и не представляет для тебя опасности, но он явно не тот, за кого себя выдает. Подумай-ка об этом. Если твой папа вплотную подобрался к «Сорока Девяти», другие конторы могли этим очень заинтересоваться. Дарко же вступил в «Мистериум» позже всех, верно? Может, его туда внедрили. А теперь «Сорок Девять» охотятся на тебя – и очень может быть, эти третьи силы как раз наблюдают: кто вылезет на белый свет. Вокруг ведутся сложные игры. Не черно-белые. Если Дарко спас тебе жизнь, наверняка он теперь ждет появления «Сорока Девяти». Центра. Что еще тебе о нем известно?

– Он из цирковой семьи. Великолепно метает ножи. Раньше выступал с потрясающим менталистским номером.

Макс качает головой:

– Нет. Его отец был генералом югославской армии. С весьма сомнительной репутацией.

Дэнни несколько секунд лихорадочно думает. Мысли так и крутятся в голове. А потом торопливо разворачивает на столе листок и тычет пальцем в расплывшиеся знаки:

– Папа догадался насчет радио. Смотри! Тут написано – 9354 кГц. Может, это частота той цифровой станции?

– Genau, – выдыхает Макс, покачивая головой. – Вот это да! Наверное, «Сорок Девять» потому и убили его, что он очень уж близко подобрался.

– Но зачем им за мной-то охотиться?

– Потому что… Потому что, во-первых, твой папа каким-то образом сильно разозлил Центр. Так сильно, что тот хочет погубить всю вашу семью. И во-вторых, я думаю, у тебя в руках ключ к разгадке его личности. – Он показывает на листок. – Ты знаешь, о чем говорится в этих шифровках?

– Кроме третьей. Ее мне разгадать так и не удалось.

– Дай-ка взглянуть.

Дэнни колеблется, но потом придвигает бумагу по заляпанному следами стаканов столу.

Макс подносит листок к свету:

– Mensch… Не знаю. Но если бы мне пришлось делать предположение под дулом пистолета, я бы сказал, что это какой-то книжный код. Их невозможно разгадать, если у тебя нет нужной книги – одного-единственного правильного издания. Скорее всего, эти группы цифр содержат номер страницы, номер строчки и номер слова. Это тебе что-нибудь говорит?

Но Дэнни уже вскакивает на ноги:

– Вот я дурак! – Глаза его горят карим и зеленым, в них сверкает страдание. – Балбес! Это же Пруст! Ну конечно!

– Пруст?

– Папа мне его оставил. В подсказке говорится: «Тот тип с печеньем», – это ж как раз герой в книге ест и начинает вспоминать!..

Он уже торопится к двери, мимо студентов и хипстеров, выстроившихся в очереди за кофе. Мысли о темном прошлом Дарко – даже о Син-Син – забыты в отчаянном порыве поскорее вернуться в лагерь и расшифровать последнее послание отца.

– Дэнни, постой! Это небезопасно. Надо сперва позвонить Заморе – Лора прислала мне его номер. – Макс, прищурившись, смотрит на телефон и хмурится. – Постой же!

– Я должен достать эту книгу!

– Тогда я тебя отвезу на мотоцикле.

Когда они огибают угол здания студенческого союза, Макс пальцем жмет на экран мобильника и подносит телефон к уху. Тот начинает звонить…

Торопясь к мотоциклу, ни Макс, ни Дэнни не замечают припаркованного в тени переулка белого фургончика «Frische Fische». Не замечают и человека в балаклаве, который высунулся из окошка и, положив пистолет на сгиб локтя, тщательно прицеливается.

По-прежнему прижимая телефон к уху, Макс ударом ноги заводит мотоцикл. Дэнни запрыгивает на заднее сиденье.

– Не отвечает. Тогда поехали как можно скорее. Но только мне надо держаться в тени. Подозреваю, Дарко меня уже высматривает…

И тут с рукой Макса происходит нечто странное. Только что еще она сжимала телефон, но вдруг словно взрывается. Кровь бьет фонтаном, разлетаются осколки кости, телефон, крутясь, отлетает в сторону.

Мучительный крик Макса сливается с громом выстрела. Лишь через пару секунд Дэнни осознает, что произошло: его новому другу прострелили запястье. Прижав раненую руку к груди, Макс не то сваливается, не то скатывается с мотоцикла. Исполненный муки взгляд ловит взгляд Дэнни..

– Беги! – бормочет Макс. – Спасайся!

К ним уже на всех парах несутся бандиты в балаклавах. Трое, и у переднего в руке пистолет. Развернуться и бежать обратно в кафе? Внезапно Дэнни замечает, что между фургончиком и стенкой остается небольшой просвет. Почему бы не ошеломить врага неожиданным ходом?

Он проворно скользит вперед по сиденью и бьет ногой по педали газа, пытаясь вспомнить, как Замора проделывал это у него на глазах. Наконец ему удается синхронизировать поворот ключа и запуск стартера – и мотоцикл скачком срывается с места: с безумной скоростью, куда быстрее, чем ожидал Дэнни и чем ожидали бандиты, летит к фургончику. Глухой стук – это Дэнни, задев типа с пистолетом, сбил его с ног. На миг мальчику кажется, что он вот-вот и сам упадет, и он автоматически вытягивает ноги вперед и расставляет их, чтобы смягчить удар, но тем самым восстанавливает равновесие и, в последний миг сменив направление, протискивается в щель между фургоном и стенкой. Подвеска дребезжит по мостовой.

Четвертый бандит охраняет выход на улицу, но в ужасе отскакивает в сторону, увидев стремительно несущийся на него мотоцикл. И вот Дэнни уже вырвался из темного переулка в лучи слабого зимнего солнца. Оставляя след шин по снегу и ледяной каше и едва разминувшись с очередной снегоуборочной машиной, он пересекает улицу и резко сворачивает за угол. Мотоцикл жалобно стонет. Надо переключить передачу, думает Дэнни. Но как это делается? Опустить ногой вниз или подбить кверху?

Он смотрит вниз на ножной рычаг, но от этого движения мотоцикл чуть пошатывается, а потом, качнувшись обратно на дорогу вдоль канала, налетает на край тротуара. Сердце у Дэнни так и обрывается – он вдруг понимает, что потерял контроль и мотоцикл выскальзывает из-под него. Падение заторможено, точно в замедленной съемке: Дэнни вместе с мотоциклом заваливается на землю и катится, скользя по снегу. Улица несется ему навстречу, в рот забивается ледяное крошево, и вот наконец все останавливается. Мотоцикл с грохотом ударяется обо что-то, мотор ревет громче – и Дэнни поднимает голову как раз вовремя, чтобы увидеть, как он катапультируется в воздух и скрывается из виду. Секунду спустя раздается звук удара и треск крошащегося льда.

Дэнни с трудом поднимается на ноги и бежит прочь. Враги в любую секунду его настигнут! Чуть в отдалении через канал проходит еще один мост, и как раз сейчас по нему несется кремово-бордовая электричка. «В нужную сторону едет, – думает мальчик. – Залезть бы на какой-нибудь из этих поездов – я бы вернулся в Тиргартен, в лагерь. Там брошу в лицо Дарко рассказ Макса – и пусть выкладывает все, что ему известно. На худой конец, если понадобится, можно и гипноз в ход пустить». Дэнни подкрепляет решимость откровенной бравадой. Однако напускная самоуверенность тут же дает сбой. В глубине души мальчик отлично понимает: Дарко не поддастся никаким техникам внушения – слишком уж хорошо сам их знает.

Электричка медленно останавливается. Если поспешить, еще можно успеть. Меся подошвами снежную кашу, Дэнни осмеливается бросить взгляд назад. Пока погони не видно. Но рисковать нельзя! Дэнни заставляет усталое тело сделать последний длинный рывок через всю улицу – и наконец изнеможденно вваливается в тихий поезд.

Через секунду двери закрываются – но, к вящей досаде мальчика, ничего не происходит. Пассажиры невозмутимо сидят, уткнувшись в книги или смартфоны, а мотор еще добрую минуту работает на холостом ходу.

– Ну же, – бормочет Дэнни, выглядывая в затуманенные окна.

Это они? Из-за поворота, на котором мальчик потерял управление мотоциклом, возникает свет одиночной фары и, набирая скорость, движется к поезду. Похоже на рыбный фургончик.

– Давай же, давай! – вслух произносит Дэнни.

Поезд тяжело содрогается – и наконец трогается с места.

Дэнни обмякает на сиденье и выдыхает – таким длинным и глубоким выдохом, что ему самому кажется, будто последний час он не дышал вовсе.

 

9. Когда на волну лучше не настраиваться

Десять минут спустя он бежит рысцой обратно под Бранденбургскими воротами, срезает дорогу по заснеженному газону перед Рейхстагом. Видно, как в застекленном куполе медленно движется по спиральному подъему очередь желающих полюбоваться городом с высоты. Однако короткая погодная передышка уже миновала, тучи снова смыкаются и наливаются чернотой, угрожая скрыть все красоты пейзажа.

«Что я скажу Дарко, когда увижу его? Прости, но правда ли, что ты русский шпион? Да он небось пристрелит меня на месте!» – думает Дэнни, однако сам в это не верит. Даже если Дарко и впрямь не тот, за кого себя выдает, узы дружбы-то меж ними самые что ни на есть неподдельные. Такое ведь не подделаешь. Как не подделаешь и крепкую надежную хватку, спасшую жизнь мальчика на кране в Барселоне. Не подделаешь свет, горевший в глазах Дарко, когда он вытягивал Дэнни к безопасности. Или все-таки можно подделать и это?

Проходя мимо павильонов других цирков, мальчик видит впереди сверкающую вывеску «Мистериума». Сердце колотится в груди как бешеное. Огромные буквы, пронизывающие светом зимние сумерки, призывают публику в огромный шатер. Такие манящие, такие гостеприимные…

…Но сам лагерь пуст и безлюден. Ни души.

Дэнни на миг застывает на краю, скользя взглядом по шатру, фургончику Розы, красному трейлеру Дарко, двум грузовичкам и мини-автобусу. Вдали гудит электрогенератор. Через лагерь размеренной походкой шагают двое служащих в светоотражающих жилетах, но членов труппы – ни следа.

Дэнни подходит к служителям:

– А где все?

Старший из них пожимает плечами:

– Weiss nicht.

– «Мистериум»? – предпринимает еще одну попытку Дэнни.

Младший служащий показывает куда-то на дальний конец Тиргартена:

– Siegessдule. Монумент. Колонна победы. Фотографии. Для прессы.

Дэнни кивает. Может, оно и к лучшему. Даст ему время сделать то, что нужно. Разгадать шифровку. Потом надо отыскать остальных, и вместе отправиться на выручку Син-Син. Может, они даже Максу сумеют помочь.

Он мчится через притихший лагерь к шатру, заглядывает в проходы и в кабины машин. Похоже, и впрямь никого. Мальчик торопится к фургончику Розы за Прустом.

К лобовому стеклу изнутри прилеплена записка:

Дэнни, я так понимаю, у тебя все хорошо и ты с Лорой. За Син-Син не волнуйся, с ней все в порядке. Скоро вернусь.

Замора

«Ты с Лорой»? Это как? И откуда Заморе известно про Син-Син? Ясно одно: что-то пошло не так.

Вопреки обыкновению, дверь фургона заперта, но даже трясущимися после всех утренних волнений руками Дэнни без труда отпирает хлипкий замок секунд за пять, не больше.

Внутри тихо – так тихо, что он слышит биение собственного пульса и тихий шелест снежинок за окном. «Бессмыслица какая-то насчет Лоры, – тревожно думает мальчик, снимая с полки свой рюкзачок. – Она, конечно, едет в Берлин, но приехать еще никак не могла. И уж точно она сейчас не со мной!»

Сплошная неразбериха – совсем как на первой репетиции нового представления, когда никто толком ничего не понял, все путают выходы, и вообще все кувырком. Остается одно: сосредоточиться на своей задаче и не сбиваться с пути – и тогда чудесным образом в конце концов представление идет как положено…

«А первое, что я должен сделать, – это расколоть наконец последний код!»

Дэнни открывает рюкзак и шарит в поисках конверта со свидетельством о рождении Син-Син и – теперь таким драгоценным! – томиком Пруста.

Но тот исчез!

С упавшим сердцем Дэнни торопливо проверяет верхнюю полку, под столом, даже в ящиках под сиденьями – на случай, если конверт выпал, а Роза нашла и убрала от греха подальше.

Ни следа.

Он поднимает голову, сбитый с толку, расстроенный, злой на себя. Ну как я сразу-то не догадался! Что бы сказал папа? «Идиоты! Я окружен идиотами!» А теперь уже поздно, кто-то все украл – ну разве что Замора или Син-Син переложили куда-нибудь для вящей сохранности, но это вряд ли.

Снежинки стучат по стеклу, очередной порыв ветра завывает в деревьях снаружи. Но только ли ветер? Не примешивается ли к нему еще какой-то звук? Тихих шагов по снегу? Дэнни осторожно приоткрывает дверь фургона, обшаривая взглядом окрестности, – не появились ли те бандиты или еще какой подозрительный чужак.

Никого.

Взгляд мальчика останавливается на фургоне Дарко. Глаза вспыхивают от идеи, которая, вкравшись в голову, уже не хочет уходить. Сопротивление бесполезно. Как тогда, в Гонконге, когда он просто не мог не шагнуть на лестницу. «По крайней мере, если повезет, помогу бедному Максу побольше разузнать о Дарко. А если теория насчет иностранного шпиона верна, может, у него найдутся какие-то улики, каких нет у нас».

Дэнни торопливо перебегает к дорожному жилищу Дарко. Занавески опущены. Мальчик прижимается ухом к окну и прислушивается. Изнутри доносится тихое поскуливание, но и только. Времени осторожничать нету – возможно, это единственный шанс. Дэнни пробует открыть дверцу водителя. Не заперто…

Он бывал в этом фургончике бесчисленное множество раз и в былые времена проехал с Дарко не одну тысячу километров, но теперь на него вдруг накатывает странное ощущение, словно он тут впервые. Теперь, когда Дарко вдруг превратился в неизвестного и, возможно, опасного незнакомца по имени Горан, жилище его тоже преобразилось. Неведомая – а может статься, и враждебная – территория. Дэнни протискивается между сиденьями и пролезает в глубь фургончика, где на койке сидит Герцог. Вид у пса несчастный и продрогший. Завидев Дэнни, он бешено виляет хвостом, вскакивает и рвется вперед, туго натянув пристегнутую к ошейнику цепь.

– Приятель, ты в порядке?

Дэнни рассеянно треплет пса по голове, а сам уже обшаривает глазами тесную и вылизанную кабинку. Пожитки Дарко аккуратно сложены – в идеальном порядке, как и всегда. На пластиковом столе лежит только футляр с метательными ножами. На полке за столом примостился радиоприемник – очень крутой и современный с виду, сплошные экраны и регуляторы. Дэнни в жизни такого не видел. Дисплей слабо мерцает в темноте зеленым светом, провода змеятся от корпуса радио к какой-то коробочке с пометкой «Усилитель сигнала 3000». Рядом лежит какое-то другое устройство, с красным огоньком над кнопкой «Запись».

Дэнни выглядывает в щелочку меж занавесок. В зоне видимости по-прежнему никого, кроме тех рабочих. Что ж, проверим, что еще тут можно найти. Может, какую-то зацепку, ведущую к подлинной личности Дарко. Может, и еще что…

Он подходит поближе к радио и – как и ожидал – видит на экране частоту: 9354. Мальчик осторожно прибавляет громкости. Бесплотный детский голосок зачитывает цепочку цифр по-немецки.

Герцог снова скулит.

– Тсс. Вот умница. Все хорошо.

Взгляд Дэнни падает на футляр для ножей. В обычных обстоятельствах он бы хранился в запертом прицепе с реквизитом – для вящей сохранности. Так что же он делает тут, на виду, в незапертой машине? Может, Дарко где-то неподалеку?

Мальчик снова прислушивается к слабому шепоту возобновившегося снегопада. В промежутках между гипнотическим ритмом цифровой станции слышно, как снежные хлопья легко, точно бабочки, шелестят по крыше и стенам – все настойчивей, все сильнее. Неумолчно гудит электрогенератор.

Присев, Дэнни рассматривает две застежки футляра, прикидывая, какую отмычку взять. Однако, к его изумлению, они открываются от первого же прикосновения – одна за другой с громким лязгом выходят из пазов. От резкого звука Герцог вздергивает голову. Бездонные глаза пса тревожно блестят.

Набрав в грудь побольше воздуха, Дэнни поднимает крышку…

Джои, Бьорн и Син-Син поднимаются по лестнице из подземки навстречу свежему порыву ветра со снегом. Клоун-француз бросает взгляд на часы, поплотнее запахивает воротник пальто и морщится.

– Боюсь, на фотосессию мы не успеем. Если, конечно, они вообще умудрятся ее провести – по такой-то погодке…

– А когда там возвращаются Дэнни с Лорой? – бормочет Син-Син, потирая ушибленную голову.

Бьорн пожимает плечами и шагает прямо в пасть ледяного ветра.

– Понятия не имею. Роза просто хотела, чтобы мы непременно привезли тебя в целости и сохранности.

– Но с ним все хорошо, да?

– В послании сказано, что да, мисс Син, – отвечает Бьорн. – Пятый раз тебе говорю.

Син-Син смотрит на падающие снежинки. На душе у нее становится чуть легче. Лора тут, и Рикар тоже, а значит, и Интерпол не отстает. Уж они-то сумеют загнать всю эту нечисть обратно в норы!

Запрокинув голову, она раскидывает руки:

– Мой первый настоящий снег! А потом первое настоящее выступление с «Мистериумом»! Может, теперь все пойдет на лад…

 

10. Когда знаешь, что кто-то повозился у тебя в мозгу

В каких-то пятистах метрах от них Дэнни ошарашенно смотрит в футляр для ножей.

Однако внимание его привлекли не сами клинки, уютно покоящиеся в прорезях красного бархата, а его (папина!) книга. Потрепанный томик Пруста.

Книга лежит поверх сверкающих лезвий так небрежно, дразняще. Угадай, мол, что я тут делаю.

Должно быть, Дарко догадался, что она нужна для расшифровки сообщения. Но самого-то сообщения у него нет! Единственная копия лежит у Дэнни в кармане, а оригинал в целости и сохранности далеко отсюда, дома.

На заднем фоне все так же размеренно звучат цифры, Герцог снова поскуливает. Дэнни добрых полминуты смотрит на книгу в каком-то полузабытьи и онемении, не в силах даже пошевелиться. За спиной у него льется неторопливый поток:

– …neun… neun… acht… sieben… sechs…

До Пруста дотрагиваться почти страшно. И все ж Дэнни робко берет книгу и, дрожащими руками расстелив на столе ярдом с футляром листок с последним папиным посланием, принимается расшифровывать.

7.1.5 9.5.12 7.1.5 35.3.8 24.30.3 24.8.4 86.31.3:

13.20.2 + 132.11.1 14.9.8 + 132.11.1

Первый номер: 7.1.5. То есть страница 7, первая строчка, пятое слово. Он открывает начало книги, ведет пальцем по первой строчке: «Я».

Страница девятая, строка пятая. Палец Дэнни скользит все скорее.

«Кажется».

Потом – «знаю… кто… такой…».

Получается! Страница восемьдесят шесть. Дэнни листает вперед, от спешки едва не выронив книгу. Что там за звук снаружи? Слабое поскребывание у двери? Скорее!

Строка тридцать первая. Дэнни старательно отсчитывает. Третье слово: «центральный». Наверное, это значит Центр, думает мальчик. Сердце едва не выскакивает из груди. Видимо, папа спешил и не мог найти точное слово. Ага, а теперь двоеточие. Ну все правильно. Наконец-то разгадка!

Страница тринадцатая, строка двенадцатая. Второе слово «Дар» – и когда потом он перелистывает на далекую сто тридцать вторую страницу, чтобы, как и рассчитывал, найти там дополнительное «ко», колени у мальчика начинают подгибаться. Два последних слова все с той же тошнотворной неизбежностью складываются в «бланк» и «о».

Дарко Бланко.

О господи боже мой!

В мозгу Дэнни словно клаксон затрубил – аж голова закружилась. Словно бы снова – как тогда, в темноте на кране, – под ногами у него разверзлась бездонная пропасть. Скорее, скорее, надо выбраться отсюда и все кому-нибудь рассказать!

Однако непостижимый паралич не отпускает мальчика. Ноги словно примерзли к земле. Взгляд скользит вокруг – по стенам кабинки, радио, завораживающий голос которого проникает в самый мозг – vier… drei… zwei… eins… nul… И наконец останавливается на футляре для ножей. Что за мысль, пусть и не осознанная до конца, настигла его, когда он брал Пруста? Теперь Дэнни понимает, что это была за мысль. В бархатных прорезях покоятся все десять ножей. Все на месте. И один из них убил Ла Локу. Дарко нашел его и никому не сказал. А между ними засунут телефон Заморы.

Дэнни! Да шевелись же! Голос в голове – поразительно похожий на папин – уже не взывает, уже кричит.

Но Дэнни не в силах пошевелиться. Каким-то образом все это – журчание радио, монотонный детский голос, ошеломляющее значение того, что он сейчас пытается осознать, – притупляет его реакцию.

А потом – с размаху! – обрушивается новое понимание. Ну конечно! Это же Дарко заставил меня думать о Джимми! Та странная фраза, которую он сказал в Барселоне – про чай с вареньем, – когда они обсуждали пожар и несчастный случай с водной камерой.

Волосы на затылке у Дэнни встают дыбом, словно от статического электричества перед грозой.

Это Дарко, Дарко внушил ему ложное воспоминание – своими разговорами о том, что рыщет во тьме…

– Ну вот и ты, Дэнни, – шепчет у него над ухом знакомый, привычный голос. – Пора нам с тобой немного прокатиться.

Потерявшийся в беспрестанном бормотании радио, шелесте снегопада, смятении мыслей, Дэнни оборачивается и смотрит прямо в глаза Дарко Бланко – в два пылающих черных бриллианта.

– Тссс, – шипит Дарко, мгновенно переходя к действию. Твердая рука ложится на макушку мальчика, заставляя его пригнуть голову и уткнуться в ладонь правой руки метателя ножей.

– Спааать! – властный глубокий голос Дарко порабощает, овладевает сознанием. – Голова у тебя тяжелеет, тяжелеет, глаза закрываются…

Как ни старается Дэнни, а побороть эту тяжесть он не в силах. «Наверное, – думает мальчик, – радиоголос отчасти тоже на меня подействовал, погрузил в транс». Что интересно, страха нет. Лишь всеподавляющая тяжесть, оцепенение. Но нельзя же так! В дальнем закоулке онемелого мозга еще тлеет искорка сопротивления. Папа всегда говорил: если ты не хочешь, никто тебя не загипнотизирует. Никто не заставит тебя делать то, чего ты не желаешь, а весь этот гипноз на сцене – по большей части просто стремление соответствовать ожиданиям, быть полезным.

«Но я-то сейчас хочу бежать. Кричать. Драться. Но не могу. Может, папа ошибался…

А может, просто у Дарко очень сильная воля…

Может, он давно меня к этому подготовил.

Может…»

Дарко отводит его на сиденье сзади водительского, усаживает и застегивает ремень:

– Пристегнись, Дэнни. Небольшая поездка. Только ты да я. Пока снег падает, и падает, и падает…

Голос Дарко уже не говорит – выпевает.

Мотор фургончика с тихим урчанием оживает, и они катят прочь, подпрыгивая на ухабах и слегка скользя, проезжают по лагерю. Потом Дарко переключает сцепление, движение становится ровнее, мотор мурлычет, и они едут все быстрее и быстрее под усыпляющим, угнетающим снегопадом.