Прознав о приближении к Самарканду своего врага, Тохтамыш поспешил оставить владения Тамерлана и бежал со своим войском за Сайхун-реку в степь. Вернувшись в Самарканд, Тамерлан собрал всех своих сродников и приближенных и затеял большой совет – курултай, как быть дальше. Туда же был приглашен и Физулла-Хаким, ибо он знал, кем и чем владеет Тохтамыш. И я был при моем покровителе и тогда же впервые узрел Тамерлана-царя. Он был темен лицом, глаза имел откосые, но не вполне яко монголы, и носил по монгольскому обычаю косицу длинную и в ушах – усерязи в виде колец с адамантами. При ходьбе сильно хромал, но ходил сам, без подручных, и не требовал, чтобы его носили. Правая рука была у него онемелая, но еще малость двигалась, хотя в локте не сгибалась вовсе. Физулла-Хаким хвастался мною как молодым юношею, сведущим в языках. Тамерлан беседовал со мной персидским и арабским языком, а после и монгольским, а чагатайского я еще зело не ведал. Он остался доволен мною и выговорил меня у Физуллы-Хакима к себе в писари, ибо всегда ласкал людей, в науках борзых и сметливых, в языках сведущих и быстроумных. Тако аз оказался у Тамерлана.

И решено было не ходить в степь искать Тохтамыша-предателя, а идти на его сторонников-узбеков. Тотчас Тамерлан повел тумены свои на Хорезм, где в городе Ургенче сидели владыки Иликмыш-Оглан и Сулейман-Софий, поддержавшие Тохтамыш-хана. Придя к Ургенчу, узнали, что оба с войсками и имуществом бежали за Сайхун-реку к Тохтамышу. Мираншах, сын Тамерлана, послан был вдогонку с пятью темниками-эмирами, догнал Иликмыша-Оглана и Сулеймана-София, побил, разметал их войско, взял имущество и вернулся к Ургенчу. Видя такой успех, Тамерлан взял град Ургенч приступом и потешился тут кровавою резней. Большую часть жителей обезглавил, из голов, по обычаю своему, воздвиг ужасающую башню, а коих не лишил жизни, тех забрал с собою в Самарканд для исполнения всякой пользы. Дома в Ургенче развалил до основы и приказал засеять место ячменем. Токмо спустя несколько лет он дозволил потом жителям Хорезма вернуться и снова заселить Ургенч-град, а для наблюдения за ними поставил две крепостицы – Хиву и Кент.

Насытясь кровию, но продолжая алкать мести, великий злодей двинул тумены свои в земли восточные и полуночные от Хорезма, за Сайхун-речку, в степи кыпчакские да кайсацкие, и вольно там гулевал-буйствовал, во многих битвах побивал есаулов – наперсников Тохтамыш-хана и гнал их инда к самому берегу Яик-реки, до степей башкирских. А кого только не было в войске Тохтамышевом – и черкесы, и болгары, и московиты, и греки, и кыпчаки, и кайсаки, и башкиры, и крымчаки, и половцы с Азак-моря, и кафские фрязи. Но за барыш служили хану, за прибыток; наймиты, а не честные кмети. Потому – и треснула их рать по всем швам и рассыпалась, яко ветошь. А Тамерлан, невредимый и довольный, вернулся в свой стольный Самарканд.

Но, придя в град свой, не мог долгое время оставаться он в мире и спокойствии, всюду мнилась и мерещилась ему измена, а где измены не было, туда посылал он зачинщиков, чтобы они народ нарочно против него возбуждали. Так хитроумно и коварно сплел он заговор против властителя Герата из рода Куртов и, придя в Герат, вошел в город и всех жителей его перебил. А двинувшись дальше, дошел до Сеистанской земли, где есть город Зеренч, и, собрав народ сеистанский, объявил им свою волю. Желал он, чтобы они нашли ему тех, кто его в битве стрелами покалечил. А тому уж больше двадцати лет минуло. И покуда не выдадут ему тех людей, обещал он каждый день по сто человек казнить лютой смертью – связанными класть, будто они кирпичи, и поливать сырой известью, быстро сохнущей на солнце. Так задумал он испытать меру упрямства жителей сеистанских – с каждым днем башня росла, из замученных людей сложенная, и чем выше бы она получилась, тем сильнее упрямство жителей земли той. Но не удалось Тамерлану высокую башню из людей построить, на четвертый день явились к нему двое и говорят: «Моя стрела, царь, твою руку искалечила в той битве», «Моя стрела, государь, твою ногу перешибла двадцать лет назад». – «Добро, – отвечал Тамерлан. – Вижу я, что вы люди смелые и не боитесь понести кару, чтобы народ ваш не сокращался». И приказал первому отсечь обе руки, а второму обе ноги. С тем и покинул он Сеистан, а башню разрешил разобрать, дабы мертвецов, из коих она была составлена, предать погребению.

И снова Аллах решил наказать злодея и душегуба, на сей раз отняв рассудок у его сына, Мираншаха. Сей Мираншах нравом был премного на отца своего похож, и с некоторых пор стал с отцом соревноваться в злодействе и вероломстве. Пьянское веселие прельщало его своею коварною лестию, и оттого начал он понемногу повреждаться в уме своем.

Был пир. Дастархан по-ихнему. И в городе Смаракане, где столица Тамер… Пили вино. Вина много. Этого вина… А у них, когда царь заставляет, все пьют, кто и не пьет никогда. Боже, Иисусе Христе, Пресвятая Богородица! А если кто не пьет, тому слуги в глотку заливают полными чашами. Того у них не считается веселья, коли не падают мордами вниз. И все, аки псы, валятся, и того хуже разврат бывает. Мерзость. Видал я бражников, ан не таковских. Кусками мяса ли, костей ли швыряются друг в друга и в тех, которые у них по веревкам бегают и пляшут. Инодержавные послы изумляются, а что толку. И блудниц… Но свинее других сам царь и дети его со внуками. Ненавиствую!

Умирают от перепоя, а все бражничают. В Руси нет такого. С души скидывают от перепоя, не видя куда, на одежду себе и сотрапезникам своим, все изгадуются, и это у них веселье. А перепившись, дурь друг перед другом выказывают, крутят. И почитают, будто лучше их нет никого во всем Божьем мире. Ученые мужи ихние и те в скот превращаются. А бывает, напьются и живых людей лютым зверям бросают на потеху.

Был у них тогда… Однажды был пир такой… И в те годы был пир у них такой. А сидели на том пиру… На том сидели курты. Их Тамерлан из Герата. Когда якобы смута против него. И сыну гератского князя Пир-Магомету царевич Мираншах, балуясь, отрубил голову, а потом стал катать ногою по палатам, ровно сие не чело человечье, а простой шар для касла. Курты, видя это, возмутились, и началась сеча, в коей всех куртов поубивали, но и те многих жизни лишили. А я пьяный! Это Мираншах потом сказал. А я, говорит, пьяный был. Истинно же, он из ума стал выходить. Тогда еще. И пьян, и дурен…

А еще аз, грешный, видел казнь жены Тамерлана. Ее звали Чолпан-Мульк. Он женился на ней. Когда из похода в Сеистан пришел. Тогда и женился. Нет, позже. Она неверна ему оказалась. Изменщица. Он уже после женился на ней. Женился после того, как Мираншах… голову Пир-Магомету. Да, это было после.

Та Чолпан-Мульк была красивая. Ее Тамерлан взял с собою в поход против Тохтамыша. Это уже другой был поход, когда пошли в Семиречье и в найманские степи… Красивая была Чолпан-Мульк, а ее в кипятке…