«Милыи май друзья, преезжайте завтра ко мне обедать, маменька преглошает вашу маму, мы паобедаем в пять, до обеда паиграем, а поели обеда пагуляем. Ошибок я знаю, што наделала, не смейтеся пожалуста!Ваш друк Соня».
Камила получила это письмо через несколько дней после истории с куколкой. Она расхохоталась, видя такую пропасть ошибок в правописании, но, по доброте своей, никому не показала письма и пошла к матери.
– Маменька, Соня пишет мне, что госпожа Фичини приглашает нас завтра к себе обедать.
– Ай, какая скука! – отозвалась госпожа де Флервиль. – А тебе хочется ехать, Камила?
– Очень, маменька! Я люблю бедняжку Соню, она такая несчастная.
– Ты очень добра, Камила, а тебе ведь два раза досталось из-за нее, – заметила мать.
– Ах, маменька, но ведь Соня сама потом раскаивалась…
– Это прекрасно с твоей стороны, Камила. Напиши в ответ, что мы непременно завтра будем.
Камила поблагодарила мать, побежала сказать о завтрашнем обеде Мадлен и Маргарите и написала Соне следующую записку:
«Милая Соня!Камила де Флервиль».
Маменька и госпожа де Розбур приедут завтра обедать к твоей маме, они возьмут и нас: Мадлен, Маргариту и меня. Мы очень рады и оденемся попроще, чтобы поиграть на свободе. Прощай, милая Соня, целую тебя.
Все утро девочки протолковали о завтрашней поездке. Маргарита хотела надеть белое кисейное платье, Мадлен и Камила – простые холстинковые. Госпожа де Розбур решила вопрос в пользу холстинковых платьев.
Маргарита решила взять с собою куклу.
– Не бери, Маргарита, – отговаривали ее Камила и Мадлен, – вспомни о дубе и Жанете!
– Так ведь завтра не будет ни бури, ни леса, ни Жанеты.
– Но ты можешь ее забыть, уронить, разбить, – увещевала малышку Мадлен.
– И что? – не сдавалась та. – Теперь придется вечно оставлять куколку дома? Бедняжка! Ей скучно! Она нигде не бывает, никого не видит!
Камила и Мадлен расхохотались, Маргарита немного погодя тоже засмеялась и призналась, что лучше куколку оставить дома.
На следующее утро девочки занимались, как обычно, в два часа они пошли одеваться, в половине третьего сели в открытую коляску. Дамы заняли заднюю скамейку, девочки втроем разместились на передней.
Погода стояла отличная, до замка госпожи Фичини было всего двадцать минут езды. Толстая мачеха Сони ждала их на крыльце, а ее падчерица стояла позади и не смела пойти навстречу гостям.
– Здравствуйте, здравствуйте, милые гостьи, – заговорила госпожа Фичини, – как хорошо вы сделали, что приехали пораньше! Дети успеют наиграться, а мы, матери, потолкуем. У меня, кстати, есть к вам просьба, милые дамы, я объясню вам, какая. Это насчет моей негодной Сони. Я хочу вам подкинуть ее на несколько недель, если вы только согласны, а сама немного попутешествую.
Госпожа де Флервиль была так удивлена, что ничего не ответила. Дамы вошли в гостиную, дети остались в прихожей.
– Что это сказала твоя мачеха, Соня? – спросила Маргарита. – Она хочет, чтобы ты жила у нас? Куда же она едет?
– Ничего не понимаю, – вздохнула Соня, – знаю только, что последние полторы недели она меня часто бьет и хочет бросить здесь одну, а сама поедет в Италию.
– Разве тебе это неприятно? – спросила Камила.
– Напротив, особенно если придется жить у вас. С вами я буду так счастлива! Меня не будут ни бить, ни бранить напрасно, я не буду у вас сидеть по целым дням одна, ничему не учась, не зная, куда деться от скуки. Мне часто случается плакать несколько часов подряд, и никто не обращает на меня внимания, никто и не подумает утешить меня.
И у бедняжки слезы выступили на глазах. Три девочки окружили ее, принялись обнимать и целовать, и наконец им удалось утешить Соню. Через десять минут они побежали в сад и стали играть в прятки. Соня смеялась и веселилась не меньше других.
После почти двух часов беготни детям стало очень жарко, и они вошли в комнату.
– Боже, как пить хочется! – вздохнула Соня.
– Отчего же ты не попьешь? – удивилась Мадлен.
– Мачеха не велит.
– Как? – расширила глаза Маргарита. – Тебе и стакана воды выпить нельзя?
– До обеда ни капли, а за обедом только стакан.
– Какой ужас! Бедняжка Соня!
– Соня, Соня! – раздался в это время сердитый голос госпожи Фичини. – Пожалуйте сюда, сударыня, да поскорее!
Побледневшая Соня, дрожа всем телом, торопливо вошла в гостиную. Камила, Мадлен и Маргарита испугались за подругу, но остались в малой гостиной, чутко прислушиваясь.
– Иди-ка сюда, воровка! – раздался сердитый голос госпожи Фичини. – Зачем ты выпила вино?
– Какое вино, маменька? – сдавленно проговорила Соня. – Я не пила вина.
– Какое вино, лгунья? – мачеха грубо толкнула девочку. – Из графина, что у меня в спальне!
– Честное слово, маменька, я не пила вина, я даже не входила к вам в комнату, – заплакала Соня.
– Ах, ты даже не входила ко мне в спальню? И в окно ты не влезала! Отчего же на песке следы твоих ног, под окном спальни?
– Честное слово, маменька…
Госпожа Фичини не дала падчерице договорить. Она схватила ее за ухо, потащила в боковую комнату и, несмотря на просьбы и уверения Сони, принялась бить девочку, пока не устали руки.
Госпожа Фичини вышла в гостиную, вся красная от гнева. Бедная Соня шла за нею, захлебываясь от рыданий. Когда она выходила из гостиной в комнату, где ее ждали подруги, госпожа Фичини обернулась к падчерице и еще раз ударила ее по лицу так, что та чуть не упала.
Наконец мачеха, запыхавшись, уселась на диван. Гостьи не могли говорить от негодования. Кроме того, они боялись, что, если выразят свои чувства, эта злая женщина еще больше рассердится и переменит свое намерение оставить падчерицу у госпожи Флервиль на время путешествия. Все трое молчали, госпожа Фичини опахивалась веером. Госпожи де Флервиль и де Розбур молча вышивали.
– Случившееся сейчас, дамы, – проговорила госпожа Фичини, – заставляет меня сильнее, чем когда бы то ни было, желать расстаться с Соней. Я только боюсь, что вы не согласитесь взять к себе такую несносную девочку.
– Не думаю, что Соня так уж несносна, – холодно заметила госпожа де Флервиль. – Я уверена, что без труда заставлю ее слушаться.
– Так вы, значит, согласны избавить меня от нее? – обрадовалась госпожа Фичини. – Предупреждаю вас, что я еду надолго, может быть, на два-три месяца.
Тон госпожи де Флервиль был таким же ледяным:
– Не беспокойтесь о скором возвращении, я буду рада услужить вам.
– Боже, как вы добры! Как я вам благодарна! Стало быть, я могу собираться в дорогу?
– Как угодно.
– И могу уехать через три дня?
– Даже завтра, если вам угодно.
– Какое счастье! Я пришлю вам Соню послезавтра. Только, пожалуйста, не балуйте ее, наказывайте беспощадно. Вы видели, как с ней надо поступать.
Между тем Соня пошла к подругам, они ожидали ее, бледные от испуга и беспокойства. Девочки все слышали. Они думали, что Соня от сильной жажды действительно выпила вино и не посмела сознаться, боясь побоев.
– Бедняжка Соня, – сказала Камила, пожимая руку рыдающей Соне, – как мне жаль тебя! Как я жалела, что ты не созналась мачехе, что выпила вино оттого, что умирала от жажды. Она бы не так сильно тебя высекла, даже, может быть, простила бы.
– Я не пила вина! – воскликнула сквозь слезы Соня. – Честное слово, не пила!
– Но что же значат следы на песке, про которые говорила твоя мачеха? Если не ты, кто же выскочил из окна? – спросила Маргарита.
– Нет-нет, не я. Тебе я бы не стала лгать. Уверяю тебя, что не лазила в окно и не дотрагивалась до вина.
Поговорив еще немного и все-таки не решив, кто виноват, дети стали приводить бедняжку Соню в порядок. Камила оправила ей платье, Мадлен причесала ей головку. Маргарита обмыла лицо и руки, но глаза у Сони остались распухшими. Они отправились в сад – посмотреть цветы, нарвать букеты и навестить садовницу.