Соня уже две недели жила в Флервиле и чувствовала себя вполне счастливой. Ни разу за это время не проявлялись ни ее недостатки, ни дурные привычки. Утром, просыпаясь, девочка вскакивала со своей постели, умывалась, одевалась, молилась вместе со своими подругами.

Соне не нужно было воровать хлеб, чтобы не остаться голодной – еды давали столько, сколько ей хотелось. Сначала она не верила своему счастью и ела и пила за троих. Через несколько дней девочка поняла, что нет нужды с утра впрок набивать желудок на весь день. Она стала рассудительнее и подобно подругам на завтрак довольствовалась куском хлеба с маслом и чашкой чаю или шоколада.

В первые дни за завтраком и обедом девочка спешила есть, боясь, что ее выгонят из столовой, прежде чем она насытится. Подруги смеялись над ней, госпожа де Флервиль обещала, что никогда не будет высылать ее из-за стола. Соня покраснела и обещала есть не так жадно.

– Бедная Соня, у тебя лицо всегда точно испуганное, – заметила Мадлен. – Ты спешишь, скрываешь самые невинные вещи.

– Мне все кажется, вот-вот войдет мачеха, – вздохнула Соня. – Я беспрестанно забываю, что я у вас, что вы такие добрые и что я так счастлива!

Говоря это, Соня со слезами на глазах поцеловала руку госпожи де Флервиль:

– О, какая вы добрая! Всякий день я молю Бога, чтобы навсегда остаться с вами.

– Не этого надо просить у Господа, – покачала головой госпожа де Флервиль. – Надо просить, чтобы он помог стать тебе такой умной, послушной, доброй, чтобы смягчилось сердце твоей мачехи, и ты могла бы жить с ней счастливо.

Соня ничего не ответила, казалось, она считала этот совет неисполнимым. Маргарита посмотрела на госпожу де Флервиль так, точно считала ее слова невозможной вещью. Госпожа де Розбур заметила это и улыбнулась:

– Что с тобой, Маргарита? Что ты надулась, глядя на госпожу де Флервиль, точно мышь на крупу?

– Маменька, я не люблю… мне не нравится, что… что… – замялась Маргарита. – Я не знаю, как сказать, но я не стану молиться Богу, чтобы злая мачеха снова вернулась и принялась сечь бедную Соню.

– Госпожа де Флервиль и не говорила, что надо об этом молиться, – возразила госпожа де Розбур. – Она сказала, что Соня должна молиться о том, чтобы стать такой доброй, чтобы мачеха любила ее и сделала ее счастливой.

– Но, маменька, госпожа Фичини такая злючка, что не может сделаться доброй! Она так ненавидит Соню, что если вернется и возьмет ее к себе, то опять будет мучить, а вовсе не сделает счастливой.

Госпожа де Флервиль улыбнулась:

– Милая моя, для Бога все возможно: он может смягчить сердце госпожи Фичини. Соня должна молиться, чтобы стать такой доброй, что ее доброта смягчит сердце мачехи и та станет любить ее.

– И я хотела бы, чтобы госпожа Фичини стала доброй, но будет лучше, если она останется там навсегда, а Соня станет жить с нами! – не сдавалась Маргарита.

– Все это хорошо, Маргарита, и доказывает, что у тебя доброе сердце, но, рассудив, ты поймешь, что Соня, если мачеха будет любить ее, будет счастливее, живя с нею, чем с чужими, которые хотя и любят ее, но ничем не обязаны ей, и от которых она не имеет права ничего требовать.

– Правда, Маргарита, если бы мачеха любила меня, как тебя любит твоя мама, я была бы так же счастлива, как ты, и я не беспокоилась бы о том, что будет через несколько месяцев, – подала голос Соня.

– А все-таки я боюсь, что госпожа Фичини скоро вернется, – вздохнула Маргарита.

– И я тоже, – прошептала чуть слышно Соня.

После обеда дамы остались в гостиной работать, а дети пошли вскапывать свой садик. Камила и Мадлен поручили Маргарите и Соне отыскать несколько молоденьких кустиков красной смородины и малины, вырвать их с корнями и принести в садик, чтобы посадить там.

– Куда же мы пойдем? – спросила Маргарита.

– Я видела недалеко отсюда, у рощицы, и смородинные, и малиновые кусты, – объявила Соня.

– По-моему, лучше спросить садовника, – заметила младшая из девочек.

– Пойдем сперва посмотрим те, про которые я говорю, – скомандовала старшая. – Если нам не удастся их вырвать, мы попросим садовника помочь нам.

Девочки побежали и скоро увидели кусты, про которые говорила Соня. Как они обрадовались, увидев, что на них пропасть ягод! Соня набросилась на них и стала жадно запихивать ягоды в рот, особенно черную смородину, Маргарита, покушав немного, остановилась.

– Ешь же, дурочка, – сказала ей Соня, – пользуйся случаем!

– Каким случаем? – удивилась малышка. – Я ем ягоды каждый день.

– Они вкуснее, когда сам срываешь, а потом тут ешь, сколько хочешь. Господи, как хорошо!

Маргарита с удивлением посмотрела на подругу: она никогда не видела, чтобы ели с такой жадностью, с такой поспешностью. Когда Соня уже не могла больше есть, она вздохнула от удовольствия и отерла губы листьями.

– Зачем ты обтираешься листьями? – спросила Маргарита.

– Чтобы платок не запачкать, на нем пятна останутся от черной смородины.

– Ну и что? Платки всегда пачкаются.

– Если увидят, что я ела черную смородину, меня накажут.

– Какие глупости! Тебе и слова не скажут. Мы едим, что хотим.

– Как – что хотите? – удивилась Соня. – А вы не бываете больны оттого, что покушаете чересчур?

– А мы никогда не едим «чересчур», ведь обжорство – большой грех.

Соня покраснела и, чтобы Маргарита этого не заметила, предложила ей вырвать несколько кустиков красной смородины и отнести подругам. Девочки принялись за работу, но рядом послышались голоса Камилы и Мадлен:

– Соня, Маргарита, где вы?

– Мы здесь, здесь! Вырываем кустики.

Камила и Мадлен подбежали.

– Что вы тут делали без малого час? – поинтересовалась Камила. – Мы вас ждали-ждали, теперь пора уже идти заниматься.

– Да вы всего один кустик вырвали! – разочарованно протянула Мадлен. – Во что же вы играли?

– Да Соня набросилась на ягоды… – засмеялась было Маргарита.

– Замолчи, доносчица, как бы мне из-за тебя не досталось! – перебила ее Соня.

– А я тебе говорю, что ничего не будет, моя маменька не такая злая, как твоя, – отмахнулась малышка.

– Что такое? Что случилось? – вмешалась Камила. – Говори Маргарита, а ты Соня, не мешай ей говорить!

– Мы пришли сюда, и Соня все это время ела красную и особенно черную смородину, а я смотрела, как она ест. Ужасно, как она проворно ест! Я никогда не видела, чтобы кто-нибудь так много ел! Любопытно было, – сказала Маргарита.

– Зачем ты так много ела, Соня? – испугалась Камила. – Ты же заболеешь!

– Не заболею, – буркнула Соня. – Просто мне очень хотелось есть.

– Есть хотелось? Да мы только что вышли из-за стола!

– Да мне не говядины есть хотелось, а черной смородины.

– Ха-ха-ха! Голод распространялся только на смородину?.. Но ты побледнела, тебя тошнит?

– Вовсе нет! – слегка рассердилась Соня. – Мне и еще есть хочется, и я могу сесть еще целую корзину черной смородины.

– Не советую, – предостерегла Мадлен. – Полно же, Соня, не сердись, пойдем с нами.

Соне было не по себе, и она, ни слова не ответив, пошла за подругами в комнаты. Всю дорогу она молчала. Камила, Мадлен и Маргарита, думая, что она дуется, говорили лишь между собой. Девочки вошли в классную, где маменьки ждали их, чтобы заняться уроками.

– Вы опоздали, дети, – заметила госпожа де Розбур.

– Мы бегали в рощицу за смородинными кустиками, это неблизко, маменька, – принялась оправдываться Маргарита.

– Не будем тратить времени попусту, дети, возьмите книги и тетради, – сказала госпожа де Флервиль.

Камила, Мадлен и Маргарита сели на свои места, Соня медленно подошла, не говоря ни слова. Эта медленность в движениях не ускользнула от госпожи де Флервиль.

– Какая ты бледная, Соня! – сказала она. – Что с тобой? Ты больна?

Соня слегка покраснела, девочки посмотрели на нее, Маргарита закричала:

– Вот тебе и черная смородина!

– Черная смородина? Что это значит, Маргарита? – спросила госпожа де Флервиль.

– Ничего. Маргарита сама не знает, что говорит. Я здорова, только… только… мне тошно немножко… пройдет.

Но Соня почувствовала себя дурно, она объелась смородины, и все это тотчас же узнали: смородина очутилась на паркете.

Госпожа де Флервиль поморщилась, молча взяла Соню за руку и отвела в спальню, где ее раздели, уложили, дали чашку липового цвета. Когда девочка выспалась, госпожа де Флервиль пошла узнать, лучше ли ей. Соня от стыда едва могла говорить:

– Благодарю вас, теперь лучше, пожалуйста, простите меня, вы были так добры, не высекли меня.

– Милая Соня, ты и без того наказана за свое обжорство, – сказала госпожа де Флервиль. – Ты больна, лежишь в постели, а мы скоро собираемся ехать к соседке, будем там есть вишни… Ачтобы сечь тебя, на этот счет можешь быть спокойна, я никогда этого не делаю. Надеюсь, впредь ты не станешь чрезмерно переполнять желудок. Я не запрещаю есть ягоды и фрукты, но есть их надо с умом, иначе недолго и заболеть.

Соня, потупившись, молчала. Ей было стыдно, и она сознавала правдивость слов госпожи де Флервиль. Потом с Соней осталась только няня, которая старалась ее успокоить. Но маленькую обжору стало опять тошнить, и она долго не могла уснуть: у нее было время подумать о том, как нехорошо переедать.